1

Кондиционер в ее старенькой машине тянул из последних сил, обдувая лицо Джины душным, теплым воздухом. В другое время она наверняка ощутила бы ужас от мысли о том, во что ей обойдется ремонт кондиционера. Теперь же она просто открыла окно, позволив ворваться внутрь солоноватому морскому воздуху. Очень скоро порывы влажного ветра спутали ее длинные волосы, превратив их в беспорядочную копну завитков. Другая на ее месте наверняка постаралась бы прибрать непокорные пряди, но Джина даже не шевельнулась. Проведя шесть дней в безостановочной езде, шесть ночей в тревожном сне в тесной машине, совершив несколько походов в незнакомые фитнес-клубы, где она тайком спешила принять душ, и съев бесчисленное количество дешевых гамбургеров, Джина наконец-то добралась до места. Река Поцелуев была совсем рядом – в воздухе уже ощущался пряный аромат ее вод.

Джина въехала на мост, который оказался очень длинным и был к тому же плотно забит машинами. Что ж, этого стоило ожидать. Стоял конец июня, а направлялась она не куда-нибудь, а к Внешним отмелям Северной Каролины^[1] – месту, которое неудержимо влекло к себе туристов со всей страны. Скорее всего, найти комнату для ночлега тоже будет непросто. Об этом Джина даже не подумала. Она привыкла к Тихоокеанскому побережью – к северо-западной его части, скалистой и неприступной. Вода тут была слишком холодной, чтобы купаться, а снять комнату на пару дней никогда не составляло проблемы.

Машины двигались так медленно, что она могла без труда просматривать карту, лежавшую прямо на руле. После моста автомобили ползли с милю или около того мимо местной школы и парочки торговых центров, а затем две трети их свернули направо, на шоссе 12. Джина повернула налево и оказалась в районе, который именовался на карте Южным побережьем.

Откуда-то справа сквозь открытое окно до нее доносился шум океана. Волны бились о причал за стеной домов, представлявших собой весьма пеструю смесь: новые крупные постройки чередовались со старыми коттеджами и домиками с плоскими крышами. Несмотря на плотный поток машин, Внешние отмели здесь представляли собой одно бескрайнее пустое пространство – совсем не то, чего можно было ожидать после чтения дневника. В дневнике, впрочем, говорилось вовсе не о Южном побережье. Дорога все петляла и петляла, и в скором времени по обочинам ее стали появляться дубы и еще какие-то растения – их Джина видела впервые. Судя по карте, она приближалась к деревушке Дак, до которой Джине, собственно, не было никакого дела. После деревни ей предстояло проехать через местечко под названием Сондерлинг, а затем – через территорию заповедника. Ну а после этого она должна была увидеть знак, указывающий на поворот к Реке Поцелуев… Точнее, к ее маяку. Джина знала, что до маяка ей ехать еще не одну милю, но продолжала посматривать на небо в надежде разглядеть за деревьями каменную башню. Она понимала, что с такого расстояния ей вряд ли удастся увидеть маяк, но время от времени все же всматривалась в пространство.

На то, чтобы полюбоваться достопримечательностями деревушки, у нее ушло куда больше времени, чем хотелось бы, поскольку машины продвигались здесь еле-еле. Если поток в скором времени не рассосется, на место она прибудет уже в полной темноте. Джина рассчитывала добраться до Реки Поцелуев к пяти. Было уже семь, и солнце неумолимо клонилось к горизонту. Что, если маяк закрывают на ночь для посещений? Да и открыт ли он вообще? И в какое время там включают свет? Она бы здорово расстроилась, окажись вдруг, что маяк больше не работает. Ей очень хотелось посмотреть, как он освещает местность каждые четыре с половиной секунды. Если даже посетителям разрешают подниматься на маяк, вряд ли их пускают в световую камеру. Но ей, так или иначе, придется туда пробраться. Лишь недавно она обнаружила, что наделена незаурядной способностью лгать. Всю жизнь Джина ценила честность и прямоту, а тут оказалось, что ей нет равных в искусстве обмана. При необходимости ей ничего не стоило выйти за рамки закона. В первый раз пробравшись в незнакомый фитнес-клуб, чтобы принять душ, она дрожала от страха. Ее пугала не столько возможность попасться, сколько бесчестность такого поступка. Но к тому моменту, когда она проникла в клуб в Норфолке, она практически забыла о том, что не имеет к нему никакого отношения. Цель оправдывает средства – именно эти слова стали отныне ее девизом.

А потому, если доступ к фонарю закрыт, она что-нибудь придумает, чтобы попасть внутрь. В конце концов, именно для этого она сюда и приехала. Она побеседует с кем-нибудь из смотрителей или экскурсоводов и сочинит что-нибудь убедительное. Она проводит исследования, вот что она им скажет. Она пишет о маяках. Или делает фотографии. Джина коснулась фотоаппарата, висевшего у нее на шее, – она позаимствовала его перед тем, как отправиться в путь. Словом, она что-нибудь непременно придумает. Ей просто необходимо было увидеть огромный глобус из стеклянных призм – так называемые линзы Френеля.

Путь через заповедник тянулся до бесконечности, но затем поток машин стал иссякать: автомобили один за другим сворачивали к домам, расположенным у пляжа. Следуя своим путем, Джина продолжала изучать карту. Где-то здесь должен быть знак, указывающий дорогу к маяку. Ей предстоит повернуть направо, проехав через рощицу из сосен и дубов. Не исключено, впрочем, что окрестности здорово изменились с момента написания дневника. Вполне возможно, что деревья давно успели вырубить, и теперь вдоль дороги тянутся одни лишь туристические коттеджи.

Наконец она заметила узкую колею, протянувшуюся на восток в гущу деревьев. Съехав на обочину, Джина вновь принялась изучать карту. Здесь не было никакого знака, никакого указания на то, что путь ведет в нужном ей направлении, но даже на карте отчетливо просматривался выступ, в который упиралась дорога. На самом деле на Реке Поцелуев не было никакой реки – лишь мыс с этим причудливым названием да сам маяк. Последний, кстати, должен был служить хорошей приманкой для туристов. Так почему же здесь нет никакого знака?

А не проехать ли ей чуть дальше по главной дороге, чтобы поискать другой, не столь сомнительный поворот? Мысль эта мелькнула в голове у девушки всего лишь на мгновение. Знак просто сдуло ветром. А может, его задела проезжавшая мимо машина. Доверившись карте, Джина все-таки свернула на узкую дорогу.

Внезапно та круто ушла влево, прямо под тень деревьев. Извилистый путь был изрыт колдобинами, и ехать приходилось в полутьме, поскольку свет практически не проникал в эту чащу. Сквозь открытое окно Джина слышала стрекот сверчков и кваканье лягушек. А может, кого-то еще, столь же громкого и назойливого.

Дорога внезапно оборвалась прямо посреди леса. Затормозив, Джина включила верхний свет. Этот тупик был отмечен и на карте. Узкая полоска вела от него к маяку. Взглянув налево, Джина увидела посыпанную гравием дорогу, поперек которой висела тяжелая проржавевшая цепь. К цепи крепилась табличка: «ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН».

Только этого не хватало, подумала она. С какой стати такие строгости? Даже если сам маяк закрыт для публики, прилегающая к нему территория наверняка свободна для посещения. Как и домик смотрителя.

Джина бросила взгляд на карту. Другой такой дороги, заканчивающейся тупиком, на ней просто не было. Вздохнув, она вновь взглянула на посыпанную гравием дорожку. Путь выглядел мрачным, неухоженным и на редкость негостеприимным.

Джина никогда не считала себя безрассудно храброй, хотя за последние несколько месяцев обнаружила в своем характере мужество, о котором прежде и не подозревала. Медленно выбравшись из машины, она заперла за собой дверцу. В багажнике лежал фонарь, но батарейки сели еще в Кентукки, так что она отправилась в путь, прихватив с собой лишь карту и фотокамеру.

Один конец цепи крепился к дереву, а второй был пристегнут к столбу. Обогнув столб, Джина зашагала по дорожке из гравия. Даже если это не та дорога, сказала она себе, чего ей бояться? Спору нет, она может вывихнуть лодыжку, попав ногой в одну из ям или споткнувшись о корень, которые во множестве проступали из-под земли. Вероятнее всего, однако, она просто набредет на чье-то укромное жилище. В этом случае она с готовностью извинится и попросит указать ей путь к маяку. Но тут она вспомнила про лошадей. В этих местах водились дикие лошади. И кабаны. Судя по дневнику, встреча с ними не сулила ничего хорошего. Джина буквально превратилась в слух. В любой момент до нее мог донестись топот копыт или треск ломающихся веток. Успеет ли она забраться на одно из этих старых деревьев?

Но вокруг было тихо – даже шум машин умер где-то вдали. И только неугомонные сверчки – или кто-то там еще – оглашали лес своим дружным стрекотом. Только тут до Джины дошло, что возвращаться ей придется этой же дорогой, причем уже в полной темноте.

Сколько она уже прошла? Видимо, не больше четверти мили. Остановившись, Джина внимательно всмотрелась вперед. На карте дорога выглядела совсем короткой, и к этому моменту над деревьями уже должна была проступить верхушка маяка. Пройдя еще с десяток метров, она расслышала глухой, монотонный гул. Не иначе как океан. Чувствовалось, что волны бились где-то рядом.

Дорога повела направо. Лес начал редеть, и сквозь ветви деревьев проглянуло небо. Джина ускорила шаг и, неожиданно для себя оказалась на маленькой парковке, густо засыпанной песком. Что это, парковка для посетителей, которые раньше съезжались к маяку? В одном Джина уже не сомневалась: по какой-то причине свет Реки Поцелуев теперь стал недоступен для публики.

Сквозь кусты и деревья, окружавшие парковочную площадку, она разглядела белую кирпичную стену какой-то постройки. Должно быть, маяк. Джине хватило одного взгляда, чтобы понять: тут что-то неладно. Она поспешила по узкой дорожке, торопливо разводя руками ветви деревьев. Еще пара шагов, и она замерла, в ужасе глядя перед собой. «Нет, – вырвалось у нее. – Только не это».

Маяк высился прямо над ней, но верхушки у него не было. Световая камера исчезла, и вся башня составляла приблизительно три четверти от первоначального размера. Присмотревшись, Джина разглядела несколько железных ступенек – те торчали поверх зазубренного края башни.

Опустошенность, которую она ощутила в тот момент, не шла ни в какое сравнение с обычным разочарованием. Неудивительно, что в окрестностях не было ни одной живой души. Скорее всего, это океан разрушил маяк: волны и сейчас настойчиво бились в основание башни, хотя прилив, судя по всему, еще не успел достичь пика. Шторм, в отчаянии подумала Джина. В этом виноват проклятый шторм.

Паника подкатила быстро и незаметно. Она проделала такой долгий путь, и ради чего? Надежды оказались пустыми. Джина прикрыла глаза, стараясь унять нервную дрожь. Соленые брызги били ей в лицо, а в ушах звучал равномерный плеск волн.

Стоило ей сделать пару шагов в сторону башни, и слева показалась двухэтажная постройка. Домик смотрителя. Заброшен, должно быть, давным-давно. Правда, окна, как ни странно, были не заколочены, а на широкой веранде красовались два белых стула.

Джина вновь взглянула на башню, а затем, сбросив сандалии, ступила в воду. Та оказалась неожиданно холодной, так что у Джины даже перехватило дыхание. Ноги вязли в песке, а волны плавно поднимались до ее колен, чтобы в следующее мгновение вновь опуститься до щиколоток.

Она вскарабкалась по лестнице, ведущей в вестибюль башни. Разочарование, вызванное отсутствием световой камеры, смешивалось с радостью от того, что она наконец-то оказалась внутри маяка. Как же хорошо она знала это место! Ей было известно, что вход в вестибюль когда-то закрывала дверь, хотя с тех пор от нее не осталось и следа. Еще Джина знала, что в самой башне обитали птицы. И точно: стоило ей ступить пару шагов, как сверху послышался шум крыльев.

Из вестибюля она попала в круглую комнату, где было гораздо прохладнее, чем снаружи. Пол покрывали черно-белые ромбики кафельной плитки, а возле одной из стен высилась железная лестница. Бросив сандалии на пол, Джина решительно полезла наверх.

Ступеньки были не сплошными, а решетчатыми, что позволяло ей видеть сероватое небо над головой и тускло освещенный пол под ногами. Вьющаяся по спирали лестница понемногу сужалась, так что сердце у Джины колотилось все быстрее. Ей всегда было не по себе на высоте. Вот и теперь, отдыхая на очередной площадке, она нервно прижималась к кирпичной стене. Сквозь узкие окошки, расположенные вдоль площадок, виднелся домик смотрителя. Пара минут отдыха, и Джина вновь пускалась в путь. Она крепко держалась за перила, не решаясь больше смотреть вниз.

На самом верху башни зияла открытая дыра. Лестница меж тем поднималась еще на пару метров, так что верхушка ее одиноко торчала на фоне вечернего неба. Джина устало прислонилась к стене. Сердце ее бешено колотилось – не столько от изнеможения, сколько от страха. Хватит ли у нее духу подняться еще выше? Тогда она могла бы усесться на верхней ступеньке и взглянуть оттуда на океан. А вдруг окажется, что линзы лежат прямо на мелководье, у подножия башни?

Усилием воли она сделала шаг, затем другой, двумя руками цепляясь за перила. Добравшись наконец до самого верха, она опасливо присела на последнюю ступеньку. Весь мир лежал у ее ног. Океан тянулся вдаль огромным синеватым ковром. Толстая стена маяка выглядела так, будто ее жевало какое-то гигантское чудище, оставившее после себя зазубренные осколки кирпича.

Ну и что ей теперь делать?

Стараясь не терять равновесия, Джина слегка отклонилась влево и вытащила из кармана шорт фотографию. С фото на нее смотрела маленькая девочка. Слишком маленькая для годовалой – а ведь именно в этом возрасте был сделан снимок. Карамельного цвета кожа. Короткие иссиня-черные волосы. Большие темные глаза, полные печали и надежды.

Джина поспешно зажмурилась, ощутив подступившие слезы. «Я обязательно что-нибудь придумаю, детка, – промолвила она. – Обещаю тебе».

Она еще долго сидела на ступеньке, наблюдая за тем, как угасает день. Мысли ее все время возвращались к девочке, запечатленной на снимке. Она не думала о том, как будет спускаться по этой шаткой лестнице в вечерних сумерках и как побредет к своей машине по темнеющему лесу. Не заботило ее и то, как ей найти комнату в местечке, запруженном толпами туристов, да еще в пятницу вечером.

Должно быть, она все-таки немного повернула голову, поскольку что-то вдруг привлекло ее внимание. Джина повернулась и онемела от изумления: окна в доме смотрителя переливались витражным светом.

2

Клэй О’Нил остановил свой джип у проржавевшей цепи. Достав ключ, он выбрался из машины, открыл навесной замок, а затем перетащил цепь на одну сторону дороги. Как там, сестра уже дома? Был вечер пятницы. Лэйси в это время ходила на встречи «Анонимных алкоголиков». Что ж, он оставит цепь открытой – избавит сестру от необходимости снова возиться с замком.

Уже вернувшись в джип, он заметил на противоположной стороне тупичка чью-то машину. Должно быть, кто-то припарковался здесь, а затем пошел к пляжу через лес. Стоило ему, впрочем, выехать на гравийную дорогу, как он напрочь забыл про чужой автомобиль. Ехал Клэй очень медленно, аккуратно объезжая ямы и прочие опасные места: не далее как неделю назад он едва не сломал ось об один из корней. Да и ветки не мешало бы подрезать: они назойливо царапали крышу джипа, пока Клэй пробирался по коридору из деревьев.

Выбравшись из леса, он сразу увидел домик смотрителя: витражные окна ярко светились в вечерних сумерках. Дом выглядел на редкость уютно и гостеприимно. Не зря же Лэйси настояла на том, чтобы они подключили освещение к таймеру. Сестра обычно приезжала с работы первой, и возвращаться ей приходилось в мрачный, темный дом. Это зрелище страшно ее угнетало – так она, по крайней мере, заявляла. Но Клэй-то знал истинную причину ее настойчивости: ей хотелось полюбоваться со стороны на собственную работу. Поначалу он не соглашался, ссылаясь на непомерный расход электричества, но затем все-таки уступил. Лэйси сделала для него так много, что он мог позволить ей эту прихоть. Он знал, что ярко освещенные витражные стекла служили для нее своего рода утешением. Да он и сам испытывал схожие чувства, хотя ни за что бы в этом не признался. Их мать тоже делала витражи, так что радостный вид этих красочных стекол был подобен полузабытой колыбельной.

Клэй припарковался на песчаном пятачке в том углу площадки, который был поближе к дому. Выбравшись из машины, он открыл багажник и вытащил оттуда сумки с продуктами. Была его очередь делать покупки. На ужин он привез несколько толстых розоватых стейков тунца, не забыв прикупить недельный запас фруктов, круп и молока, а также кое-что по хозяйству. Хотя сумки были довольно тяжелыми, он умудрился захватить сразу все четыре.

Опустив сумки на новенькую деревянную стойку, он услышал, как Саша спешит вниз по лестнице. Черный лабрадор ворвался на кухню, чтобы поприветствовать хозяина. «Привет, парень, – сказал Клэй, почесывая широкую грудь пса. – Хочешь сказать, что пора и прогуляться?»

Саша сделал пару шагов к двери, укоризненно оглянувшись на хозяина. Ах ты, бедняга, подумал Клэй, открывая дверцу холодильника. «Идем, идем, – сказал он. – Дай только выложу продукты».

Маленькая кухня оказалась первой комнатой, которую они с Лэйси восстановили полгода назад, когда только перебрались в этот дом. Кухня представляла собой небольшое квадратное помещение с деревянным полом и шкафчиками из сосны. В центре комнаты, в окружении четырех дубовых стульев, высился широкий стол. Кухня получилась не слишком изящной, зато функциональной. Да они, собственно, и не гнались за изяществом: историческая достоверность была гораздо важнее.

Выложив из сумок продукты, Клэй направился было к двери, как вдруг взгляд его случайно скользнул по окну. За широкой панелью мозаичного стекла отчетливо виднелся маяк. Солнце уже село, окрасив небо в сероватый цвет, но это не помешало Клэю различить силуэт башни. Что-то было не так. Он прекрасно знал, как обычно выглядел маяк из окна его кухни. Он помнил зазубренные очертания каменной верхушки и четкую линию железной лестницы. Но сегодня эта линия была размыта, и Клэю потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что кто-то сидит там, на верхней ступеньке. На том самом месте, которое он привык считать своим.

Может, Лэйси? Да нет, ее машины не было на парковке. Видимо, кто-то чужой. В последнее время посторонние заглядывали сюда исключительно редко. Туристы давно забыли про Реку Поцелуев, да и дорогу перегородили цепью сразу после того, как шторм разрушил верхушку башни. Конечно, до маяка можно было добраться и по пляжу, но Клэй в это не очень-то верил: вода давно успела размыть прибрежный песок. Получается, кто-то приплыл на лодке? Клэй наклонился к самому окну. Нет, лодки не видно. Впрочем, в такой темноте трудно что-нибудь разглядеть. Внезапно он вспомнил про машину, припаркованную в лесном тупичке.

«А ну-ка, идем», – окликнув собаку, Клэй распахнул дверь и вышел на веранду. Первым делом он снял сандалии, а затем взял фонарь и зашагал к каменной башне. Саша, радуясь долгожданной свободе, поспешил к деревьям, растущим на другом конце двора.

На ступенях лестницы сидела женщина – уж в этом-то Клэй мог не сомневаться. Ее длинные волосы развевались на ветру, а сама она неотрывно смотрела на море. Ищет неприятностей на свою голову, подумал он. В сумерках спуск по этой лестнице мог закончиться очень плачевно. Глядя на то, как волны бьются об основание башни, Клэй осторожно ступил в прохладную воду. До маяка тут было рукой подать. «Эй, там!» – прокричал он в тот самый момент, когда волна ударилась о берег.

Женщина не шевельнулась – должно быть, просто не услышала его из-за шума прибоя. Клэй сложил руки рупором и прокричал еще громче: «Эй! Слышите меня?»

На этот раз женщина наклонилась и взглянула вниз. С такого расстояния немыслимо было разглядеть ее черты. Если она что-то и ответила, Клэй все равно не расслышал. «Там опасно! – крикнул он. – Вам лучше спуститься вниз».

Женщина встала, но Клэй уже передумал: в башне сейчас слишком темно. «Ждите там! – помахал он рукой, призывая ее оставаться на месте. – Я помогу вам спуститься. У меня есть фонарь».

Приказав Саше не убегать с пляжа, Клэй зашлепал по воде ко входу в башню. В глаза ему бросились знакомые очертания лестницы, послушно следовавшей изгибам кирпичной стены. Он включил фонарь и быстро взбежал наверх, ни разу не остановившись, чтобы отдышаться. Такой подъем он совершал едва ли не каждый день – трудно было представить убежище лучше, чем этот маяк. Как только его голова показалась над краем зазубренной стены, соленый ветер с размаху ударил ему в лицо.

Женщина быстро встала – видимо, он напугал ее своим появлением. Что ж, бежать ей и правда было некуда.

– Вы могли оступиться, спускаясь по лестнице в такой темноте, – промолвил он, многозначительно указывая на фонарь.

– Да-да, вы правы. Спасибо.

Порыв ветра швырнул ей в лицо прядь волос, и она тут же поспешила отвести ее рукой.

Удивительная красавица. Очень тоненькая, если не сказать, худенькая, с длинными черными локонами и большими темными глазами. Выглядела она невероятно хрупкой, так что казалось, что порыв ветра запросто мог сдуть ее с этой башни.

Как будто в ответ на его мысли, она слегка покачнулась, судорожно схватившись за перила. Клэй знал, что она должна была чувствовать в этот момент. Оказавшись на верху лестницы, вы словно бы воспаряли над башней, что неизменно приводило к головокружению. Клэй и сам испытал это пару раз, когда поднимался сюда с Терри. Тем не менее лестница была на редкость прочной, просто требовалось время, чтобы привыкнуть к такой реакции вестибулярного аппарата.

– Присядьте, – предложил он. – Придите в себя, а потом начнем спускаться.

Женщина покорно села, ухватившись обеими руками за перила. Клэй устроился ступенькой ниже.

– Что привело вас сюда? – осторожно поинтересовался он, опасаясь, как бы она не приняла его слова за упрек.

Небо из синего успело стать темно-серым. Ночь обещала быть мрачной – ни звезд, ни луны.

– Я… просто… – Она смотрела куда-то в сторону, поверх его головы. – Что здесь случилось? – растерянно махнула она рукой. – Что случилось с маяком?

– Ураган, – пояснил Клэй. – Давно это было, лет десять назад.

– Десять лет. – Женщина покачала головой. Она вновь отвела взгляд, и Клэю показалось, что глаза у нее предательски заблестели.

– Меня зовут Клэй О’Нил, – представился он. Незнакомка отреагировала на это полуулыбкой.

– Джина Хиггинс. – Она кивнула в сторону домика. – Там теперь музей или что-то в этом роде?

Дом с его красочными витражами и правда напоминал церковь или музей.

– Нет, – покачал головой Клэй. – Долгое время там никто не жил. Потом за него взялось Общество по охране памятников старины, к которому я как раз и принадлежу. Мы с сестрой живем в доме, пока идет реставрация. Помогаем с работой и выступаем в роли подрядчиков.

Реставрационные работы продвигались на редкость медленно, что вполне устраивало Клэя. Никто не назначал точных сроков, и причин торопиться попросту не было.

Джина снова взглянула на дом.

– А витражные стекла?

– Это сделала сестра. К реставрации дома они отношения не имеют.

– Неужели она сама и сделала?

– Да.

– Какой талант! Очень красиво.

Клэй, взглянув на дом, согласно кивнул:

– Да, у нее неплохо получается.

– Что будет с домом, когда вы приведете его в порядок?

– Понятия не имею, – ответил Клэй.

Крепко ухватившись за перила, он встал и глянул вниз, пытаясь отыскать Сашу. Пес что-то вынюхивал в куче водорослей, и Клэй успокоенно сел на место.

– Может, там будет маленький музей, – промолвил он. – Или пансион. А может даже, частное жилье. Проблема в том, что доступ к маяку закрыт. Так какой смысл привлекать сюда туристов? Я очень удивился, когда увидел вас здесь. Как вы до нас добрались?

– Пришла по дороге, которая перегорожена цепью. Хоть там и висел знак «Проход закрыт», – робко призналась Джина. – Простите, что так вышло.

– К маяку не пускают только потому, что здесь опасно… да это вы и сами могли заметить. Но раз уж вы забрались сюда, не сломав себе шею, то и говорить не о чем. Вы просто гуляли или что-то искали? Мало кто помнит, что здесь вообще когда-то был маяк.

– Я интересуюсь маяками. Так, для своего удовольствия. – Она коснулась камеры, висевшей у нее на шее. – Мне хотелось взглянуть на эту башню и сделать пару снимков. А куда подевалась световая камера? И линзы Фрезналя?

Она произнесла «Фрезналя», а не «Френеля». Довольно странно для человека, интересующегося маяками. Впрочем, она сама сказала, что занимается этим как любитель. Должно быть, она видела это слово только в книгах и никогда не слышала, как оно произносится.

– Линзы Френеля лежат на дне океана, – промолвил он, употребив правильное название. Даже в темноте было видно, как вспыхнули у Джины щеки.

– Почему их не подняли? – спросила она. – Это же очень ценная вещь.

Клэй кивнул:

– Все так, но против этого выступило слишком много народа.

Его собственный отец, всеми силами боровшийся поначалу за спасение маяка, оказался в числе тех, кто был против подъема линз.

– Туристическое бюро и общество по охране маяков хотели отыскать линзы, но местные жители склонны считать, что всему определен свой срок. Вдобавок они не спешат привлекать сюда новые толпы туристов. Да и сами линзы… а вдруг они успели разлететься на сотни кусков?

– А может, они остались целы или разбились лишь на несколько фрагментов, которые ничего не стоит собрать в одно целое, – энергично возразила Джина. – Это же настоящее преступление – оставить на дне океана такую ценную вещь. Ее можно было бы выставить в каком-нибудь музее.

Клэй пожал плечами. Ему, по большому счету, не было никакого дела до линз. Что толку беспокоиться из-за таких пустяков?

– Это те самые линзы, которые установили вместе с маяком? – спросила Джина.

– Да. И весят они не меньше трех тонн, так что поднять их – задача не из легких. А потом еще придется продержать их несколько месяцев в электролитной ванне, чтобы металлические части не рассыпались на воздухе.

– Это ни к чему, – возразила Джина. – В качестве металла там использовалась медь, так ведь? Медь не нуждается в электролизе.

Нельзя сказать, чтобы Клэя не впечатлили эти познания, тем более что Джина действительно была права.

– А вес в три тонны означает только то, – продолжила Джина, – что линзы не могло унести далеко от маяка.

Клэй взглянул на черную морскую бездну. Когда-то давно они с Терри приезжали к маяку и усаживались в отлив на верхушке лестницы в надежде разглядеть где-нибудь под собой смытые в море линзы. Но им это так и не удалось.

– Шторм тогда был невероятной силы, – заметил он. – А за ним последовало еще несколько. Береговая линия с тех пор здорово изменилась. До шторма вода никогда не поднималась так высоко: море просто смыло часть пляжа. Так что линзы теперь могут лежать где угодно.

– Эй! – окликнули их откуда-то снизу. Перегнувшись через край башни, Клэй увидел на пляже свет фонаря.

– Привет, Лэйс! – откликнулся он. – Мы уже спускаемся.

Он встал и повернулся к Джине:

– Это моя сестра. Ну что, готовы спускаться?

Клэй зашагал вниз, слегка повернув фонарь в обратную сторону, чтобы Джина могла разглядеть ступеньки.

– Шагайте осторожней, – предупредил он. – В темноте спускаться опасно.

Двигался он медленно, поскольку Джина шла очень осторожно, крепко вцепившись в перила, так что до вестибюля они добрались не скоро. Спустившись в воду по трем бетонным ступенькам, они побрели к берегу. Саша бросился навстречу, окатив их градом брызг.

Джина присела на корточки, чтобы погладить собаку, что тут же вызвало расположение Клэя. Пес перекатился на бок, подставив незнакомке живот, и Джина послушно почесала ему брюшко.

– Это Саша, – сказал Клэй. – А это моя сестра Лэйси. Лэйси, позволь представить тебе Джину… – он замялся, поскольку не мог вспомнить ее фамилию.

– Хиггинс. – Поднявшись с корточек, Джина отерла руку о шорты, после чего протянула ее Лэйси.

– Так вы – подружка Клэя? – поинтересовалась та. Она давно лелеяла надежду, что в жизни брата появится наконец новая женщина.

– Нет, – ответила Джина с усмешкой. – На самом деле я без спроса вторглась в ваши владения. Сидела там, наверху, пока не стемнело, а ваш брат меня спас. Вот и все.

– В самом деле? – Лэйси перевела взгляд на Клэя.

– Она пришла сюда по дороге, – пояснил тот.

– Обошла цепь, – добавила Джина, – за что и прошу прощения. Мне так хотелось…

– О, пустяки. – Лэйси беспечно помахала рукой. – Это место никогда не было нашей собственностью.

Она перевела взгляд с брата на Джину, снова оглядела их, и Клэй без труда прочел ее мысли: «Привлекательна, подходящий возраст – удачная пара для брата».

– Вы тут на отдыхе с семьей? – спросила она. – Или с компанией подружек?

Намек был настолько прозрачен, что Клэй едва не застонал. Почему бы прямо не спросить, не хочет ли Джина поближе познакомиться с ее незадачливым братцем?

– Нет, я одна, – ответила Джина. – Так, решила заглянуть сюда на пару дней.

– Она историк, специалист по маякам, – пояснил Клэй.

– Историк-любитель, – тут же поправила его Джина. Ей, должно быть, до сих пор было стыдно за свой ляп: надо же, неправильно произнесла «Френель».

– Послушайте-ка, – Лэйси прихлопнула комара, усевшегося ей на плечо, – вы уже ели? Не хотите поужинать вместе с нами?

– Нет, что вы, – покачала головой Джина.

– Мы хорошо знаем историю этого маяка, – продолжала уговаривать ее Лэйси. – Поделимся с вами любыми подробностями.

Клэй знал, что сестра его все равно настоит на своем. Ход ее мыслей был ему вполне понятен. В действительности Лэйси не так уж хотелось свести его с этой незнакомкой или рассказать той множество историй про маяк: для его сестры была невыносима сама мысль о том, что кто-то может оказаться в полном одиночестве.

– Я купил на ужин свежего тунца, так что вы вполне можете остаться, – неожиданно для себя промолвил Клэй. – Потом кто-нибудь из нас отвезет вас к машине.

На самом деле ему тоже не хотелось, чтобы Джина ушла. Неплохо было бы взглянуть на нее при ярком кухонном свете, чтобы разглядеть на этом совершенном лице хоть какие-то недостатки.

Джина взглянула на Сашу, который сидел, прижавшись к ее ноге. Она рассеянно почесала пса за ушами.

– Ладно, – сказала она наконец. – Я искренне благодарна вам за приглашение. Признаться, мне было бы страшновато брести по лесу из-за всех этих диких свиней и лошадей.

Клэй и Лэйси уставились на нее в недоумении, а затем громко расхохотались.

– Дикие свиньи? – вымолвила сквозь смех Лэйси.

– Ну да. Говорят, тут водились дикие свиньи. В смысле, кабаны, – пояснила Джина.

– Водились, но давным-давно, – сказал Клэй. И где только она умудрилась почерпнуть эту информацию? В каком-нибудь древнем справочнике, не иначе. Она ничего не знала о том, что маяк разрушен. А теперь еще эти свиньи…

– Лошадей перегнали к Королле, – добавила Лэйси, – поскольку здесь они гибли под колесами машин. Вообще, когда-то давно тут было открытое пастбище, со множеством коров и свиней. Вот часть свинок и одичала. Мне рассказывала об этом Мери Пур, бывшая смотрительница маяка. Думаю, в заповеднике до сих пор водятся кабаны.

– Вы знаете Мери Пур? – спросила Джина. Вне сомнения, она уже слышала это имя.

– Знала, – ответила Лэйси. – Мери умерла несколько лет назад, но я навещала ее перед смертью в доме престарелых.

– Мне бы хотелось побольше узнать о ней, – заметила Джина.

– Разумеется, – Лэйси кивнула в сторону дома. – Идемте. За ужином я расскажу вам о Мери.

Они зашагали к дому, осторожно ступая по мокрому песку. Джина, высокая и длинноногая, шла перед Клэем, и тот в какой-то момент едва не забыл про ужин.

– Пойду разожгу огонь для гриля, – сказал он, сворачивая в сторону сарая, где у них хранился уголь. Он даже не удивился, когда выяснилось, что Саша предпочел остаться с Джиной: пес умел манипулировать людьми не хуже его сестры.

* * *

Когда он принес на кухню поджаренные куски тунца, оказалось, что Лэйси и Джина делают салат. На плите варились нежные початки кукурузы. Обе женщины с головой погрузились в беседу – в ту особую реальность, которая казалась совершенно недоступной мужчинам вроде него. Толковали они о местном маяке. Лэйси развлекала Джину историями о смотрителях, Мери Пур и ее муже Калебе. Лэйси было известно куда больше, чем Клэю, и Джина слушала как завороженная, не забывая, впрочем, кромсать листья салата.

В ярком кухонном свете Лэйси и Джина казались списанными с какой-то картины: одна – с огненно-рыжими локонами, другая – с иссиня-черными. Обе – настоящие красавицы: изящные, с белоснежной кожей. Вот только двадцатичетырехлетняя сестра его выглядела покрепче Джины – четко очерченные мышцы, округлое лицо. Лэйси унаследовала не только огненную шевелюру матери и ее художественный дар, но и ямочки на щеках, а также нежную кожу, которая нуждалась в серьезной защите от солнца. Хотя у Джины кожа была такой же светлой, Клэй небезосновательно подозревал, что при желании она могла как следует загореть. Другое дело, что Джина, похоже, почти не бывала на солнце. Клэй исподтишка разглядывал новую знакомую. Сыроватый морской воздух спутал ее черные волосы, придав им совершенно неукротимый вид.

Клэй поставил на стол блюдо с рыбой, Джина принесла салат, а Лэйси – тарелку кукурузы.

– Где вы живете? – усевшись, Клэй подвинул Джине жареного тунца.

– В Беллингеме, штат Вашингтон, – ответила Джина. – Это к северу от Сиэтла.

– Вашингтон! – воскликнула Лэйси. – А что вы делаете в наших краях?

– Просто у меня оказалось немного свободного времени, – сказала Джина, накладывая себе салат и, как показалось Клэю, тщательно взвешивая слова. – Я преподаю в школе, и у меня, как и у учеников, сейчас летние каникулы. Я уже знакома с маяками на Тихоокеанском побережье, и мне хотелось заглянуть для разнообразия на Восток. Ну а начать я решила с Реки Поцелуев.

Клэй, рассмеявшись, потянулся к блюду с рыбой.

– Не самое удачное начало, – заметил он. – Завтра вы сможете съездить к маяку в Карритуке. Он хорошо сохранился и открыт для публики.

– И маяк в Боди совсем недалеко, – добавила Лэйси. – Да и Хаттерас в паре часов езды отсюда. Вам, наверно, известно, что этот маяк передвинули несколько лет назад, чтобы он не рухнул в море, как наш, – кивнула Лэйси в сторону пляжа. – На видео можно посмотреть, как это происходило.

Джина кивнула.

– Спасибо. – Она осторожно подцепила кукурузный початок. – Я непременно постараюсь увидеть их все. Жаль только, что ваш маяк понемногу разрушается. Еще мне непонятно, почему здесь никому нет дела до линз. А вдруг они уцелели?

– Тут я с вами согласна, – к удивлению Клэя, заметила Лэйси. – Уж линзы-то можно было бы спасти.

– Попробуй убеди в этом отца, – хмыкнул Клэй.

– Вашего отца? – недоуменно спросила Джина. – Почему его нужно убеждать?

– Похоже, у него обсессивно-компульсивное расстройство, – сверкнула улыбкой Лэйси. – В свое время он был просто одержим идеей спасти маяк. Но после шторма все резко изменилось. Теперь он хочет только одного – оставить все, как есть. Он и слышать не желает про линзы. – Лэйси махнула рукой, предупреждая ожидаемый вопрос. – Только не спрашивайте меня почему. Это выше моего понимания.

– А он… он как-то может повлиять на ситуацию? – поинтересовалась Джина.

– Официально – нет, – ответила Лэйси. – Но местные жители слушаются его безоговорочно.

За столом воцарилась тишина, только вилки постукивали. Джина отхлебнула холодного чая.

– Впервые в жизни мне удалось попробовать свежего тунца, – сказала она, опуская стакан. – Невероятно вкусно.

– Зато у вас там, должно быть, полно лосося, – заметил Клэй.

– Это да, – кивнула Джина. Она подцепила еще кусочек рыбы, но так и не донесла его до рта. – Скажите, – промолвила она, возвращаясь к прежней теме, – если бы мне захотелось поднять линзы, то первым делом пришлось бы обращаться к вашему отцу?

Клэй не понимал этого настойчивого интереса к линзам, хотя в отцовском доме все время говорили о маяке.

– Вам нужно заручиться его поддержкой. В противном случае даже не надейтесь, что сможете привлечь кого-то еще. Не в обиду вам будет сказано, Джина, но вы тут чужая. Кому какое дело до ваших желаний? В вашу пользу говорит лишь то, что вы занимаетесь историей маяков.

Джина внимательно глянула на него своими большими темными глазами.

– Где я могу найти вашего отца? – спросила она.

– Он – ветеринарный врач, – ответила Лэйси. – Работает в клинике в Нагс-Хед.

– Это далеко отсюда?

– Полчаса езды, – пояснил Клэй. Он представил, как Джина без предупреждения появляется на пороге клиники… и реакцию отца, когда тот узнает о причинах ее визита. – Если захотите с ним встретиться, мне лучше позвонить ему заранее. И не слишком-то надейтесь на благополучный исход переговоров.

– Хорошо. – Она улыбнулась, но улыбка получилась какой-то вымученной. – Ну а чем занимаетесь вы? Должно быть, ваши профессии связаны со строительством?

Лэйси покачала головой.

– Я помогаю отцу в ветклинике, – пояснила она. – Работаю на полставки. А основная моя профессия – изготовление витражей.

Тут она явно поскромничала, подумал Клэй. Занятия его сестры можно было перечислять бесконечно. Лэйси не только лечила животных и делала витражи, но дежурила во время кризисов на горячей телефонной линии, обучала детишек в начальной школе, читала обитателям того самого дома престарелых, где доживала свои дни Мери Пур, а еще посещала встречи анонимных алкоголиков, чтобы поддержать своего биологического отца Тома Нестора. Том, обучавший Лэйси искусству изготовления витражей, уже давно боролся с пристрастием к выпивке. Еще Лэйси регулярно сдавала кровь, а год назад пожертвовала свой костный мозг. Словом, она все больше становилась похожа на собственную мать, которую местные называли святой Анной. Нельзя сказать, что превращение Лэйси в Анну О’Нил так уж радовало Клэя.

– А вы? – Джина взглянула на Клэя.

Он тщательно прожевал салат и только потом ответил:

– Я – архитектор.

– А что вы проектируете?

– Жилые дома. У меня свой офис в Дакке.

Впервые за вечер он ощутил привычную тяжесть на душе. Раньше Клэй первым делом говорил о том, что тренирует собак для поисково-спасательных работ. Вот что было истинным его призванием. Но после смерти Терри он ни разу не вывел Сашу на тренировку. Не отвечал он и на звонки тех, кто просил помочь с обучением собак. Лэйси поначалу подначивала его, но потом перестала: ее замечания только сердили Клэя. Да любила ли она вообще Терри? – частенько задавался он вопросом. Раньше Лэйси не раз повторяла, что Терри ей как родная сестра. Так как же она не поймет, что Клэю не хочется заниматься тем, что могло бы напомнить о покойной жене?

– В каких классах вы преподаете? – спросила Лэйси у их гостьи.

– Я занимаюсь с подростками. Обучаю их основам естественных наук.

Так вот откуда эти удивительные познания насчет меди и электролиза, подумал Клэй.

– Трудный возраст, – заметила Лэйси, и Клэй невольно улыбнулся: в свои четырнадцать его сестра доставляла немало хлопот родителям и учителям.

– Мне нравится работать в школе, – сказала Джина. – Я люблю детей.

– А свои у вас есть? – поинтересовалась Лэйси.

Джина ответила не сразу.

– Нет, – откликнулась она наконец. – Со временем, может, и обзаведусь.

– Так вы замужем? – спросила Лэйси. Господи, подумал Клэй. Его сестра могла быть излишне назойливой. Но взгляд его невольно скользнул на руки гостьи в поисках обручального кольца. На правой руке у нее красовался перстень с крохотным рубином, а на левой – серебряное колечко с ониксом. Пальцы были длинными и изящными, под стать всему телу.

– Нет, я не замужем, – покачала головой Джина.

Клэй встал, чтобы отнести свою тарелку к раковине. Ему никогда не нравились эти долгие послеобеденные посиделки. В нем, как и в отце, била ключом та энергия, которая некогда сводила с ума Терри, а теперь действовала схожим образом на его сестру. Лэйси давно оставила попытки удержать его после трапезы за столом, чтобы вовлечь в общую беседу.

– Что ж, – Джина бросила взгляд на часы, как если бы Клэй дал ей сигнал к отходу, – мне, пожалуй, пора. Нужно еще найти комнату для ночлега.

– Да вы никак шутите? – откликнулся Клэй. Вечер пятницы, да еще в конце июня. О какой комнате она толкует?

– Нет, – бесхитростно заметила Джина. – Я просто не подумала об этом заранее. И лишь когда увидела весь этот поток машин, поняла, что здорово просчиталась. – Она пожала плечами. – В любом случае для меня это не проблема. По пути сюда я спала исключительно в машине и вполне могу растянуть это удовольствие еще на ночь.

– Глупости, – заявила Лэйси. – Оставайся-ка у нас. Переночуешь, а завтра займешься поисками комнаты. Еще не хватало, чтобы ты спала в машине.

На Клэя она при этом не смотрела – боялась прочесть в его взгляде явное неодобрение.

– Нет-нет, – решительно запротестовала Джина. – Вы и так были слишком добры ко мне. И это после того, как я без спроса вторглась в ваши владения.

– Оставайся, – продолжала настаивать Лэйси. – Свободные комнаты еще не успели отреставрировать, но они в полном порядке, и ты вполне можешь занять одну из них. Постельное белье мы тебе дадим. Никаких отговорок я не приму.

Клэй понимал, что ему следовало бы присоединиться к этому приглашению, но слова будто застряли у него в горле.

Джина задумчиво теребила смятую салфетку.

– Раз так, то я очень вам признательна, – промолвила она наконец. – Поверить не могу, что вы такие отзывчивые, тем более к совершенно постороннему для вас человеку.

– Поехали за твоей машиной, – сказала Лэйси, вставая из-за стола.

– Не подскажете только, где у вас тут ванна? – спросила Джина, и Клэй объяснил, как туда пройти. Как только она скрылась за дверью, Лэйси наконец осмелилась взглянуть на брата.

– Надеюсь, ты не против, – сказала она.

– Да нет, все в порядке, – откликнулся Клэй. Однако в душе его шевельнулось странное предубеждение при мысли о том, что придется – пусть и на одну ночь – пустить в дом эту незнакомку. Специалиста по маякам, который не знает, как правильно произносится слово «Френель».

3

Джина хорошо знала эту комнату, хотя никогда не бывала в ней прежде. Она стояла в дверном проеме, пытаясь совладать с дыханием, как будто маленький чемоданчик, который она притащила сюда, а также камера и рюкзак весили бог знает сколько. Так и не включив свет, она подошла к окну и распахнула его настежь. В лицо ей ударил свежий морской воздух. Небо вновь успело изменить свой цвет с тех пор, как она впервые вошла в этот дом. Теперь все оно было усеяно звездами – столько звезд Джина не видела ни разу в жизни. Метрах в пятидесяти от нее высился маяк – его башня серым призраком проступала на фоне неба.

Даже в самых смелых своих мечтах она и представить себе не могла, что может очутиться в этом доме и в этой комнате. Ей и в голову не могло прийти, что ужинать она будет за старинным столом, о котором – так уж получилось – она знала куда больше своих хозяев.

Тем более не могла она рассчитывать на то, что ее приютят на ночь два совершенно незнакомых человека. Как же быстро прониклась она к ним симпатией! Особенно к Лэйси. Та напомнила Джине одну из ее учениц – общительную рыжеволосую девчушку, которая без труда могла найти общий язык с первым встречным. Но Джина приехала сюда не для того, чтобы заводить друзей. Одно дело – лгать незнакомым людям, и совсем другое – хорошим друзьям. А она и так уже обманула Клэя и Лэйси.

Френель. Она зажмурилась, вновь ощутив стыд за свой промах. Специалист по истории маяков, как же! Но Лэйси и Клэй, судя по всему, купились на ее выдумку. По крайней мере, отнеслись к ней без особого скепсиса. Завтра она найдет себе комнату, а потом попытается убедить их отца помочь ей с подъемом линз. А если он не согласится? Джина пока не знала, что ей делать в этом случае. Ладно, поживем – увидим.

Линзы были совсем рядом. Сквозь окно до нее доносился шум океана, неумолчный рокот волн. Они бились об основание башни, обдавая ее белой пеной. Линзы были там, возле берега. Наверняка есть способ поднять их наверх.

Джина включила лампу на ночном столике. Достала из чемоданчика футболку, служившую ей ночной рубашкой, и косметичку с туалетными принадлежностями, в которой не было ничего, кроме зубной нити, пасты, щетки и крема от ожогов. На работу Джина обычно подкрашивалась, но в последнее время ей было не до подобных мелочей.

В углу чемодана розовел маленький дневник со сломанной застежкой и потрепанными углами. Джина выложила его на постель, приготовленную заботливой Лэйси.

Стянув шорты, Джина вытащила из заднего кармашка фотографию маленькой девочки и прислонила ее к настольной лампе. Натянув футболку, она нырнула под одеяло и какое-то время неотрывно смотрела на снимок. Нельзя сказать, чтобы у Джины не было никаких желаний. Ей очень хотелось, чтобы ее мать выздоровела. Еще она мечтала обзавестись мужем и хорошей семьей, но пока все ее усилия пошли прахом. Но больше всего на свете она хотела вновь прижать к груди этого ребенка.

Выключив свет, Джина опустила голову на подушку. В окно она видела кусочек неба и яркие звезды. Много лет назад свет маяка бил в окно этой крохотной комнатушки каждые четыре с половиной секунды, озаряя стены, потолок и широкую кровать.

Да, Джина прекрасно знала, в чьей комнате ей предстояло ночевать.

4

Суббота, 7 марта 1942 г.

Вечером дом опять погрузился во тьму. Я сижу у себя на кровати и пишу при свете фонаря – совсем как в те дни, когда на Реке Поцелуев еще не было электричества. Папа подключил маяк к запасному генератору – этот свет он намерен поддерживать во что бы то ни стало. Зато дома приходится пользоваться подручными средствами. «Уж слишком ты привыкла к хорошей жизни, Элизабет», – заявила мне мама. Может, так оно и есть. В последние месяцы мама только и делает, что придирается к моим словам. А может, это я все время с ней спорю. Словом, мы совсем перестали ладить друг с другом. Мы уже не первый раз сидим без света, но сегодня меня пугает эта внезапная тьма, хотя пугливой меня, в общем-то, не назовешь. Я ничуть не боюсь штормов, которые сотрясают наш остров, или того кабана, который убивает кур и домашних животных. Говорят даже, что однажды он напал на старушку, которая развешивала белье у себя за домом.

Даже не знаю, почему мне сегодня так страшно. Может, потому, что взрослые тоже боятся. Конечно, сами они в этом никогда не признаются, но куда бы я ни пошла, везде ощущается страх. Все только и говорят что о войне. На улице больше не слышно смеха и шуток, как в былые времена. Мои родители устраиваются в гостиной рядом с радио и слушают, слушают… Но там почти все время звучит музыка. Меня уже тошнит от песни «Вспомним Перл-Харбор»^[2], и уж тем более от «Перфидии»^[3]. А кстати, что такое Перфидия? Чье-то имя? На смену музыке Гленна Миллера приходит Габриэль Хитер с «Последними новостями», но хорошими эти новости никак не назовешь. На лбу у мамы появились морщинки, которых я раньше не замечала. Хотя я здорово сердита на нее за ее глупые придирки, но мне хочется провести рукой и стереть их. В такие минуты я понимаю, что по-прежнему люблю родителей. Увы, в последнее время мне приходится напоминать себе об этом!

Не далее как вчера папа заявил мне, что нам тут, на северных пляжах, нечего бояться. Это при том, что несколько кораблей затонуло совсем неподалеку – немцы торпедировали их у Хаттераса. Знай папа, что случится сегодня, он бы просто прикусил язык!

Этим утром я была в световой камере маяка, чистила там линзы. На маяке у нас теперь куда меньше обязанностей, чем было до появления электричества. Всю ночь раньше приходилось следить за тем, чтобы фонарь не погас, подводя часовой механизм и таская масло на самый верх – по всем этим двумстам семидесяти ступенькам. С началом войны смотрителям с других маяков пришлось уйти, но папе каким-то чудом удалось остаться – при условии, что он будет поддерживать здесь все в полном порядке. И вот теперь я помогаю ему чистить линзы. По крайней мере, их нижнюю часть – до верха мне просто не добраться, а лестницу брать папа не позволяет, чтобы не дай бог не разбить стекло. В душе я даже рада, поскольку работа эта не из легких. Долгие годы я наблюдала за тем, как папа чистит стеклянные призмы мягкой замшей и специальным составом, и мне ужасно хотелось попробовать сделать это самой. А год назад, когда мне исполнилось четырнадцать, папа наконец-то дал свое согласие, и теперь мне остается лишь удивляться, почему я так рвалась к этой работе. Нужно быть очень осторожным, чтобы не поцарапать стекло. По-хорошему, к нему нельзя даже прикасаться голыми руками. «Восемнадцать панелей стеклянных призм, изготовленных и отполированных во Франции, в Париже», – объясняет папа всем желающим и даже тем, кто не слишком-то настроен слушать. Отпечатки пальцев могут сказаться на яркости света, любит повторять он. Но мне нравится тайком прикасаться к прохладной гладкой поверхности стекла. Линзы очень высокие – в два раза выше папы. Я даже не сознавала, какие они огромные, пока не начала их чистить. Думаю, они запросто займут половину этой комнаты (моей спальни).

Даже забавно, что я пишу это сейчас в своем дневнике. Моя кузина Тория подарила мне его на четырнадцатилетие, но в то время он был мне без надобности. Тогда я только и делала, что ловила рыбу и крабов, гоняла на велосипеде и играла с собаками. Тут все так живут: ловят рыбу, крабов, устриц и моллюсков. Теперь я реже хожу на рыбалку и чаще думаю. Не самое полезное времяпрепровождение, но что поделать! Как бы то ни было, я сунула эту книжицу в бельевой шкаф и сразу же про нее забыла. Но около недели назад я рылась в ящике с бельем, и моя рука наткнулась на что-то твердое. Это был ключ, торчавший в замке дневника. Какое-то время я смотрела на маленькую книжку, а потом слова просто полились из меня рекой. Я хочу записывать в нем то, о чем я думаю. Дневник же я буду прятать там, где, кроме меня, никто его не найдет. Похоже, это единственный способ выразить свои мысли. Миссис Кэди (наша учительница) не желает меня слушать, а мама с папой встречают каждое мое слово в штыки, как будто мои слова могут обжечь их. В общем, я даже не думала, что буду настолько признательна Тории за ее подарок. Я по-прежнему держу дневник в ящике с нижним бельем, только теперь, закрыв его, прячу ключ под матрас.

Итак, маяк сегодня работает в обычном режиме. С очередным оборотом фонаря за окном у меня перед глазами возникает силуэт белой башни. Но для того, чтобы увидеть саму световую камеру, мне нужно подойти к самому окну. Мне нравится наблюдать из постели, как в темноте, прямо по центру окна, проявляются очертания маяка. В такие мгновения вся моя комната озаряется светом. Когда Тория остается у меня ночевать, она вообще не может спать. Я же настолько привыкла к этим вспышкам, что без них просто не смогу уснуть.

Но этим утром произошло то, отчего у меня до сих пор мурашки по телу. Я чистила в световой камере линзы, как вдруг мой взгляд упал на море. Там, прямо напротив нашего мыса, разрастался клуб черного дыма. И я сразу поняла, откуда он взялся.

Я схватила папин бинокль, но самого корабля так и не увидела – только густой черный дым. Еще из воды поднимались языки оранжевого пламени. Должно быть, немцы подбили нефтяной танкер. Это был первый корабль, который затонул у меня на глазах. Хотя я, конечно же, знала, что он был далеко не единственным. Плакат, вывешенный у почты, гласил: «Болтливые языки – гибель для корабля». Это значило, нам следует помалкивать о тех торговых судах, которые проходят вдоль побережья, поскольку никогда не угадаешь, кто может тебя подслушать. Глупость, конечно, ведь мы тут знаем друг друга в лицо. Чужак, да еще и немец, не сможет затеряться в толпе. Немчура – так их многие называют. Даже папа сказал как-то раз такое (он не знал, что я его слышу). Меня это здорово шокировало, ведь родители постоянно талдычат мне о том, чтобы я не заносилась и не считала себя лучше других. Моя мама, услышав однажды, как один из мальчишек обозвал мистера Сато «косоглазым», пообещала промыть ему рот с мылом.

До тех пор, пока здесь не появился мистер Сато, никто из нас в глаза не видел японца. Его сын женился на девушке, которая была родом из этих мест, и все они жили в Чикаго. Но год назад, когда парень умер, девушка (не припомню, как ее зовут) решила вернуться в наши края. Мистера Сато она привезла с собой, потому что он прикован к инвалидному креслу и не может жить один. Поселились они на другом конце острова. Всякий раз, отправляясь в школу, я проходила мимо их дома и видела, как мистер Сато ловит рыбу. Он сидел с удочкой на причале, который находился прямо у их дверей. Я всегда махала ему рукой в знак приветствия, и он тоже махал мне в ответ. Мне очень жаль этого человека. Его тут не любят и называют между собой косоглазым, а ребятишки постоянно потешаются над ним. После Перл-Харбора с ним и вовсе перестали разговаривать. В последнее время мистер Сато вообще не показывается на улице – боится, должно быть. Лично мне он кажется безобидным старичком: крохотный и седовласый, он словно усох в своем инвалидном кресле. Я бы и знать не знала, что он по-прежнему живет в том доме, если бы не пересуды окружающих: людям не нравится, как они говорят, «иметь у себя под боком этого япошку».

Но я опять отвлеклась. Мне частенько влетает за это от миссис Кэди. «Ты хорошо пишешь, Элизабет, – говорит она, – но все время перескакиваешь с одной темы на другую». Счастье еще, что она не читала мой дневник!

Так вот, возвращаясь к потопленному кораблю. Получается, что немцы убивают нас теперь прямо у нашего порога. Их подводные лодки атакуют, как коварные акулы. Наблюдая сегодня за черными клубами дыма, я невольно подумала о том, чьи болтливые языки могли стоять за этой трагедией?

Сама я еще ни разу не видела подводной лодки, хотя и не теряю надежды. Всякий раз, когда мне доводится чистить линзы, или же просто после уроков, я поднимаюсь на башню и разглядываю море в бинокль. Высматриваю там одну из немецких субмарин. Правда, я не совсем уверена, что именно мне следует искать. Может, перископ? Или он слишком мал для этого? Подумать только, перископ. С его помощью можно разглядеть то, что находится далеко от вас. Вы видите людей, а они вас – нет. Нечто подобное произошло и этим утром. Американские моряки, плывущие на своем корабле, оказались в поле видимости перископа. А затем – бам! Немцы их торпедировали. Я впервые видела это собственными глазами и больше уже не хочу. Такое чувство, будто с этим дымом из меня ушла вся радость. Я вдруг стала такой же кислой и безразличной, как некоторые взрослые. Не самое приятное чувство!

Только одно и хорошо в этой войне: благодаря ей на Внешних отмелях появились парни из Береговой охраны. Красавцы, как на подбор. Они съехались сюда из разных уголков страны, и, когда я слышу их говор, мне хочется сбежать из Северной Каролины, чтобы самой повидать мир. Я уже бывала в Элизабет-Сити и Мантео, а один раз мы даже добрались до Норфолка. Но это и все. Мама приглядывает за мной, когда поблизости находятся парни из Береговой охраны. Следит за каждым моим шагом, и мне приходится делать вид, что я их в упор не вижу. На самом деле, очень даже хорошо вижу. И кое-кто из парней тоже посматривает на меня.

Сегодня к нам зашел на ужин мистер Бад Хьюитт (старший офицер Береговой охраны). Он часто заглядывает к нам – так, по-дружески. Мистер Хьюитт рассказал, что им удалось спасти много моряков с потопленного корабля, но пятьдесят с лишним человек числятся пропавшими без вести, и на берег уже начало выносить тела.

– Ситуация накаляется, не так ли? – спросил папа.

– Да, – кивнул мистер Хьюитт. – Беда в том, что мы к этому не готовы. Мы привыкли к тому, что на территории Штатов нам нечего бояться. Вот почему никто не ожидал подобной бомбардировки. И большинству по-прежнему нет дела до Северной Каролины: все взоры обращены на Западное побережье. Если это не изменится, ситуация будет лишь ухудшаться.

Еще мистер Хьюитт заявил, что нам не обойтись без затемнения, но соответствующего распоряжения так и не поступило. Было видно, что он очень расстроен этим обстоятельством. Оказывается, с подводной лодки можно запросто разглядеть проходящий корабль, потому что он отчетливо высвечивается на фоне береговых огней. У мистера Хьюитта даже слезы выступили на глазах, когда он говорил об этом. Сразу видно, что ситуация приводит его в отчаяние.

Я рассказала ему, что каждый день высматриваю на море перископ подводной лодки. Родители тут же высмеяли меня, выставив полной дурочкой, но мистер Хьюитт отнесся к моим словам со всем вниманием. Он сказал, что я – молодец и он был бы рад, если бы и другие так же серьезно относились к своим обязанностям. Правда, он тут же добавил, что мне вряд ли удастся разглядеть перископ – уж слишком тот мал. Скорее я увижу выступающую из воды боевую рубку. И если я что-нибудь разгляжу, заметил он, мне сразу же нужно бежать к нему. Я пообещала, что так и сделаю. Спасательная станция, в которой расположились бойцы Береговой охраны, находится всего лишь в полумиле от нашего дома. Жаль, что я не могу позвонить туда по телефону. Там, где живет Тория, у всех уже есть эти аппараты с рычажками, но до Реки Поцелуев подобное новшество пока не добралось. Впрочем, на другой стороне острова люди уже начали устанавливать телефоны. В числе первых была и сноха мистера Сато. Папа говорит, что нам тоже осталось ждать совсем недолго.

Я спросила у мистера Хьюитта, правда ли, что это был нефтяной танкер. Он улыбнулся и кивнул, а потом поинтересовался, откуда я это знаю. Я рассказала про оранжевые языки пламени: стоило мне увидеть их, и я сразу поняла, что это нефть горит на воде. Мистер Хьюитт сказал, что я очень сообразительная. Мне нравится этот человек. Он обращается со мной как со взрослой даже в присутствии родителей. Как-то раз он упомянул о том, что я нравлюсь парням из Береговой охраны, и я подумала, что папа сейчас отколошматит его. Но этого не произошло, потому что маме с папой тоже нравится мистер Хьюитт. «Он на Божьей стороне», – любит повторять папа. То же самое он говорит и про союзников. Нечто подобное я слышала и от миссис Кэди. Когда я спросила у нее, не говорят ли то же самое японцы, немцы и итальянцы своим детям, она обвинила меня в отсутствии патриотизма. Но это не так. Я люблю свою страну и знаю, что мы правы. Вот только немцы наверняка считают правыми себя. Что касается Бога, вряд ли он спешит занять чью-либо сторону. Когда я смотрю на то, что происходит с нашими торговыми судами, я убеждаюсь в этом все больше и больше.

Я успела многое узнать о войне от Денниса Киттеринга. Это учитель из Хай-Пойнт, который приезжает сюда практически каждые выходные и устраивается в палатке прямо на пляже. С января, когда подводные лодки начали топить наши корабли, для нахождения здесь требуется специальный пропуск, но Деннис получил его безо всяких проблем. Деннис – симпатичный парень, хотя и ведет себя порой с высокомерием всезнайки, чем страшно меня бесит. Для учителя он очень молод – всего год после колледжа. Его темные волосы аккуратно зачесаны назад, а на лице красуются очки в железной оправе – совсем как у миссис Кэди. При ходьбе он прихрамывает, потому что от рождения одна нога у него короче другой. Ни от кого я не узнаю о событиях в мире столько, сколько от него. Это Деннис объяснил мне, почему началась война, и он же рассказал о лагерях для интернированных, в которые сгоняют японцев. На самом деле это ни в чем не повинные люди, заявил Деннис, которые просто пытаются выжить в нынешних условиях. Он сказал это так, что у меня слезы выступили на глазах. Я спросила у Денниса, почему мистера Сато не отправили в один из подобных лагерей, и он объяснил, что такое происходит лишь на Западном побережье. Стало быть, мистеру Сато еще повезло, что он живет здесь, пусть даже люди и насмехаются над ним.

Еще Деннис посоветовал мне почитать «Сердце – одинокий охотник»^[4]. Никто здесь чаще меня не ходит в библиотеку. Такого книгочея, как я, еще поискать. Я читаю больше остальных учеников в нашей школе, хотя вряд ли это говорит о чем-то серьезном: у нас учится всего двадцать три человека, и большинство из них младше меня. Но я читаю даже лучше старшеклассников. Я прочитала все о Нэнси Дрю^[5], после чего миссис Кэди сказала моим родителям, чтобы мне разрешили самой выбирать книги. Те заявили, что не имеют ничего против. И вот теперь я читаю «Сердце – одинокий охотник» и книгу рассказов Юдоры Уэлти^[6], а по выходным обсуждаю прочитанное с Деннисом. Вчера я читала за кухонным столом и делала заметки прямо на крышке стола, потому что бумаги под рукой не было, а столешница гладкая, и с нее легко все стереть, но мама все равно на меня наорала.

Мама говорит, мне нельзя называть Денниса просто по имени. Я должна обращаться к нему «мистер Киттеринг», как и подобает в разговоре со взрослыми. Но Деннис смеется надо мной, когда я так к нему обращаюсь, поэтому наедине я называю его по имени, а в разговоре с мамой говорю «мистер Киттеринг».

Масло в лампе заканчивается, так что мне, похоже, пора ложиться. Боюсь, как бы после сегодняшних событий мне не стали сниться кошмары. Но даже если это и случится, я проснусь в комнате, озаряемой светом маяка, и сразу почувствую себя в полной безопасности.

5

Джина настойчиво ласкала его. Клэй чувствовал жар ее тела. Вот она сунула руку под одеяло, и у него перехватило дыхание. Нежные пальцы скользнули по его груди, затем опустились ниже. Еще ниже. Это лишь сон, мелькнула у него мысль. Разве он виноват в том, что происходит во сне? Джина улыбнулась ему своими белоснежными зубами, а затем отдернула одеяло и наклонилась туда, где он так жаждал ее прикосновений. Клэю страстно хотелось ощутить ее губы и язык, но вместо этого что-то влажное и холодное ткнулось ему в руку. Открыв глаза, он обнаружил, что в постели никого нет, а Саша стоит у кровати и толкает его носом в локоть. Клэй обреченно перекатился на спину.

Он ненавидел выходные, поскольку не мог, как обычно, спрятаться у себя в офисе. В будние дни Клэй засиживался на работе допоздна – заказов хватало, и это избавляло его от мрачных мыслей. Иное дело выходные. Разумеется, дома тоже было полно работы, но подобные занятия не предполагали общения с людьми, а потому оставляли слишком много времени на размышления. Порой он отправлялся понырять со своим старым приятелем Кенни Галло, но сегодня у Кенни была внеплановая работа. Придется и ему подобрать себе какую-нибудь работенку. Клэй решил, что сменит деревянное покрытие на старой цистерне, расположенной с южной стороны дома, поскольку доски там совсем прохудились. На это у него уйдет большая часть дня. Еще он прихватит с собой приемник и будет слушать джаз. Терри терпеть не могла джаз, стало быть, ничто в этой музыке не напомнит ему о бывшей жене. Превосходный план. Клэй поступал так каждое утро – расписывал свой день по минутам, чтобы уберечь себя от мыслей о Терри и сопутствующего им чувства вины. Позже, когда он закончит с цистерной, а Кенни вернется с работы, они смогут отправиться в «Гриль Шорти», посидеть там за кружечкой пива. В последнее время Клэю нравилось общаться с Кенни: тот не любил серьезных разговоров, чем выгодно отличался от прочих собеседников.

Саша вновь пихнул его носом в руку, и Клэй похлопал по одеялу, приглашая пса запрыгнуть на кровать. Саша был для него еще одним источником вины. Несчастный зверь. Наверняка он скучает по прежним временам, когда их с Рейвеном, собакой Терри, ежедневно выводили на тренировки. В те дни они с полным правом могли считать себя центром вселенной. Клэй и Терри жили тогда в Мантео. Рядом с их домом был небольшой лесок, а на заднем дворе высилась куча хлама. Клэй тащил сюда все, что выбрасывали соседи: старые приборы, куски бетона, доски от козел и даже остов разбитого «Мустанга». Все шло в дело. Тут он и тренировал собак, обучая их основам спасательных работ. Это касалось не только Саши и Рейвена. Клэю привозили собак и из других команд, поскольку в те дни он считался лучшим из лучших. Порой он тосковал по Рейвену почти так же, как по Терри: такого пса, как он, у Клэя еще не было. Даже жаль, что пришлось отдать его тогда Терри. Дизайнер по профессии, она занималась собаками без особого энтузиазма. Клэю не хотелось думать об этом: он предпочитал игнорировать безразличие Терри к спасательным работам, поскольку так было проще.

Дом в Мантео по-прежнему принадлежал ему, но Клэй уехал оттуда еще в конце ноября, вскоре после смерти Терри. Ему трудно было выносить это бесконечное одиночество, и он быстро перебрался в соседний городок, где Лэйси сдавала в аренду коттедж – занял там одну из свободных комнат. Ну а потом сестра организовала так, чтобы они вместе поселились в домике смотрителя. Лэйси ничего не стоило решить любую проблему, кроме разве что своей собственной. Клэй был только признателен сестре за ее привычку выступать в роли спасителя.

Старый дом в Мантео пустовал уже несколько месяцев. Пожалуй, Клэй смог бы сдать его в аренду, если бы удалось найти жильца, готового смириться с кучей мусора на заднем дворе. Другое дело, что у Клэя не было ни малейшего желания обустраивать дом для будущих жильцов. Он всегда славился избытком энергии, постоянной готовностью что-то делать, однако в последнее время был сам не свой. Неприятно, но факт. Об этом, впрочем, ему тоже не хотелось думать.

Поселившись под одной крышей с Лэйси, Клэй словно бы перенесся в прошлое – в те времена, когда он, еще ребенком, жил со своей матерью. Накорми голодных, одень неимущих. Лэйси до того походила на их мать, что Клэя это порой даже пугало. Ни разу еще не было так, чтобы она не смогла накормить его. Клэю случалось заглянуть в кладовку и не увидеть там ровным счетом ничего. А Лэйси из этого «ничего» умудрялась приготовить что-нибудь вкусненькое. Его младшая сестричка. Она заботилась о нем, а он охотно принимал ее заботу.

Из коридора до него донеслись обрывки фраз. Говорила Лэйси, а ей вторил чей-то глубокий голос. Голос женщины, которая готова была сделать ему минет – пока Саша не нарушил эту идиллию. И как теперь прикажете смотреть ей в глаза? Это был всего лишь сон, Терри, подумал он. Нечто неконтролируемое.

Пожалуй, не стоит вставать так рано. Скорее всего, Джина скоро уйдет, и ему не придется сидеть с ней за одним столом, созерцая эти длинные волосы и темные глаза.

Но Сашу явно не устраивали эти планы. Спрыгнув с кровати, он стал жалобно поскуливать у двери, которая переливалась в свете витражей сине-зеленым цветом. Пес умоляюще смотрел на хозяина своими карими глазами. Что ж, придется вставать.

– Подожди минутку, – промолвил Клэй. Привстав, он потянулся за одеждой. Саша терпеливо сидел у двери, постукивая хвостом по деревянному полу.

Еще пара минут, и Клэй уже выходил из ванной. Саша устремился вниз по лестнице, а он зашагал следом.

На кухне запах кофе смешивался с ароматом вафель и свежезамешанного теста. Чашка с тестом, аккуратно прикрытая чистым полотенцем, стояла на столе. Каждую неделю Лэйси пекла пшеничный хлеб, как когда-то делала их мать. В эту самую минуту сестра сидела за столом напротив Джины. Возле ее тарелки стояла вафельница, из которой поднимался ароматный пар.

– Черничные вафли, – улыбнулась Лэйси, и Клэю сразу стало ясно, что сестра поднялась еще засветло, чтобы собрать чернику на опушке леса и замесить тесто для свежего хлеба.

– Не вафли, а объеденье. – Джина потянулась к сиропу своей изящной ручкой с рубиновым перстнем – той самой ручкой, которой она ласкала его во сне. На столе рядом с ней лежал раскрытый телефонный справочник.

Кивнув женщинам в знак приветствия, Клэй поспешил на улицу. Задержавшись на веранде, он глубоко вдохнул уже горячий утренний воздух. Лабрадор устремился к ближайшим деревьям. Пара минут, и Саша выскочил на песчаный дворик. Одним прыжком взлетел он по ступенькам веранды и замер в двух шагах от двери – пес хорошо знал, кто здесь хозяин и кому заходить первым.

Лэйси уже насыпала Саше корма, и пес с довольным урчанием погрузился мордой в чашку.

– Впервые вижу, чтобы собака так ела, – рассмеялась Джина.

– У тебя есть собака? – Налив себе кофе, Клэй уселся напротив. Он потянулся было к вафельнице, но тут же бросил взгляд на сестру.

– Уже готово?

– Подожди, пока пар сойдет.

– В детстве была, – откликнулась Джина. – А сейчас… Я целыми днями на работе, ну что за жизнь будет у пса?

Клэй открыл вафельницу и подцепил вилкой ароматную трубочку.

– Что ты высматриваешь в этом справочнике? – поинтересовался он.

– Хочу найти комнату, – объяснила Джина. – Уже звонила в пару мест, но все без толку. Теперь вот хочу попытать счастья тут. – Она бросила взгляд в справочник. – «Сьютерс Инн».

– Только не это, – покачал головой Клэй.

– Это же пансион у «Гриля Шорти»? – спросила Лэйси. – Затрапезное местечко, Джина. Тебе туда нельзя.

– У меня не так уж много денег. – Джина не спешила перевернуть страницу. – Придется обойтись чем-то поскромнее «Ритца».

– В каком районе ты хотела бы поселиться? – спросил ее Клэй.

Джина пожала плечами.

– Возле Реки Поцелуев, – сказала она. – Но меня в принципе устроит любое место в северной части Отмелей.

– Может, удастся найти свободный коттедж, – заметил Клэй. – Бывает, что люди в последний момент отказываются от брони, и тогда получается снять дом или комнату на недельку-другую. Ты здесь надолго?

– Думаю, не больше чем на две недели.

– Позвоню-ка я Ноле. – Лэйси потянулась к телефонной трубке.

– Кто такая Нола? – поинтересовалась Джина.

– Наш давний друг. – Лэйси быстро набрала номер. – Она работает риелтором и знает все о свободном жилье.

Клэй и Джина тихонько завтракали, пока Лэйси беседовала с Нолой. Она черкнула пару строк на полях телефонного справочника, но по разговору было видно, что ничего обнадеживающего ей не сообщили. Наконец она положила трубку и повернулась к Джине.

– Нола смогла найти лишь один свободный коттедж, – заметила Лэйси. – Это в Дакке, и стоит он тысячу шестьсот в неделю.

Джина покачала головой.

– Этого я себе позволить не могу. Но раз уж нет ничего подходящего поблизости, может, мне удастся снять комнату по ту сторону моста? Это не так уж далеко…

– Оставайся здесь, – неожиданно для себя промолвил Клэй. Он знал, что Лэйси удивлена этим предложением не меньше его, но прекрасно понимал, что возражать сестра не будет. Скорее всего, она хотела предложить то же самое, но не решалась, поскольку не могла предвидеть его реакции.

– Можешь снять комнату, в которой ночевала, за сотню в неделю.

– Я… даже не знаю… – выдавила Джина. – Это так мило с твоей стороны. – Она перевела взгляд на Лэйси: – Вы уверены, что не пожалеете? Может, вам надо обговорить все наедине…

– Лично я только за, – прервала ее Лэйси.

– Но вы можете запросить и больше, – заметила Джина. – Я смогу заплатить…

– Сотни достаточно, – покачал головой Клэй. – Мы будем откладывать эту сумму в фонд реставрации дома. – Он знал, что в его решении нет никакой логики, но в последнее время ему редко удавалось мыслить рационально.

– Что ж, спасибо. – Джина потянулась за соком, и Клэй заметил, что рука у нее слегка дрожит. – Я очень признательна вам обоим – вы избавили меня от хлопот!

– Всегда пожалуйста. – Клэй вытащил еще одну вафлю и предложил ее Джине, но та поспешила отказаться. Тогда он опустил трубочку себе на тарелку и подлил в вафельницу свежего теста.

– Я могу рассчитаться с вами чеком? – робко спросила Джина. – Но если хотите, я сниму деньги в банкомате, и…

– Ничего не имею против чека, – заметил Клэй.

Джина откинулась на спинку стула. С завтраком она успела покончить, а вот с разговором еще нет.

– Я хотела бы позвонить сегодня вашему отцу. Хочу поговорить с ним насчет линз. Во всяком случае, хочу попытаться. – Она перевела взгляд с Лэйси на Клэя. – Прошло уже десять лет, так ведь? Как знать, может, он за это время изменил свое мнение.

– Изменил свое мнение? Как бы не так, – хмыкнул Клэй. – Кто угодно, только не он.

– Кто бы говорил, – взглянула на него Лэйси. – Ты и сам такой же упрямец.

Тоже верно. Насколько Лэйси была похожа на их мать, настолько же Клэй напоминал Алека О’Нила. Недаром пару недель назад старичок, столкнувшийся с Клэем и Лэйси в магазине, принял их за Алека и Анну. И им потребовалось немало времени, чтобы переубедить его. Клэй унаследовал не только сухощавую фигуру отца, но и тот тип внутренней энергии, которая вечно держала его в напряжении.

– После обеда отец свободен, – заметила Лэйси, – так что можешь подъехать к нему прямо домой.

– Только сначала позвони, – вмешался Клэй.

– Вряд ли ей стоит звонить, – задумчиво произнесла Лэйси. – По телефону он может ее просто отфутболить.

– Он может отфутболить ее и от дверей дома, – возразил Клэй. Разумеется, грубить отец не будет, но вряд ли у него возникнет желание беседовать с кем-нибудь о маяке.

Джина следила за их перепалкой, как за игрой в пинг-понг.

– Ладно, тогда мы сами ему позвоним, – сказала Лэйси.

– Нет-нет, – решительно запротестовала Джина. – Вы и так сделали для меня больше чем достаточно. Давайте уж я сама займусь этим вопросом. – Она поочередно взглянула на Клэя и Лэйси, и те согласно кивнули. – Можете продиктовать мне его адрес и номер телефона?

Лэйси подошла к шкафчику, после чего вернулась к столу с блокнотом в руке. Записав адрес и телефон, она протянула бумажку Джине.

– Я бы поехала с тобой, – заметила Лэйси, – но у меня сегодня еще двое учеников и трехчасовая смена в кризисном центре. Вдобавок я – донор, и в половине третьего мне сдавать кровь. А еще нужно выкроить время, чтобы испечь хлеб.

Джина смотрела на нее в немом изумлении.

– Я думала, у тебя сегодня выходной, – заметила она.

Лэйси беспечно махнула рукой:

– Мне это только в удовольствие.

– А где ты делаешь витражи? – поинтересовалась Джина.

– Арендую мастерскую в соседнем городке, – ответила Лэйси. – Но иногда работаю и дома, на солнечной стороне. – Она кивнула на бумажку с адресом. – Отец живет по ту сторону пролива, в Сондерлинге. В свое время, – добавила она, взглянув на камеру Джины, – он только и делал, что фотографировал маяк. Если попросишь, он покажет тебе тысячи фотографий.

– Каких именно? – с интересом спросила Джина.

– Каких только пожелаешь. Он щелкал этот маяк бесконечно. Не знаю, как я тогда не спятила. – Лэйси нервно передернула плечами.

– Он и сейчас фотографирует без конца, – заметил Клэй.

– Сейчас он, по крайней мере, фотографирует своих детей, – возразила Лэйси, – а это нормально.

– Своих детей? – переспросила Джина. – В смысле, вас с братом?

– Нет, он снова женился, – вскочив со стула, Лэйси потянулась за своей сумочкой. Клэй знал, что сестра собирается достать бумажник, в котором хранились фотографии Джека и Мэгги. Лэйси протянула снимки Джине.

– Отец решил начать все заново. Это Джек, ему десять. А это Мэгги, ей восемь.

– Какие чудесные детки! – Джина казалась искренне заинтересованной. Клэй знал, что это чисто женская особенность. Джина взглянула на снимки, а потом на него.

– Оба похожи на тебя, Клэй.

Лэйси и Клэй рассмеялись.

– На самом деле оба похожи на Оливию, нашу мачеху, – заметила Лэйси. – А Джек – даже не родной сын нашего отца.

Как и Лэйси не была его родной дочерью, подумал Клэй. Его сестра, впрочем, не спешила делиться с посторонними этой маленькой деталью, ведь она выставляла их мать в невыгодном свете.

– Джек – сын Оливии от первого брака, – продолжила Лэйси, – но папа усыновил его.

– Ясно. – Джина коснулась снимка кончиком пальца. – И часто вы с ними видитесь?

– Постоянно. Мэгги и Джек – чудесные детишки.

Клэй нервно заерзал на месте. Последнее, чего ему хотелось, – беседовать о браке и родственных отношениях. Он встал, и Саша, как по сигналу, рванул к двери.

– Пойду прогуляюсь с собакой, – промолвил Клэй, – а потом займусь цистерной. Джина, если что-то потребуется, кричи.

6

Задернув в спальне шторы, Алек О’Нил зажег по очереди пять свечей с ароматом жасмина, которые Оливия поставила на ночной столик. Из угла комнаты тихо лилась музыка: Бочелли вдохновенно напевал что-то по-итальянски. Хорошо, что удалось наконец-то починить колонки, подумал Алек. Девять лет назад, сразу после женитьбы, они с Оливией продали свои дома и перебрались в этот коттедж на берегу залива. Однако встроенные колонки уже тогда не работали. Клэй починил их лишь месяц назад, после того как Алек случайно упомянул об этом. Только теперь ему стало ясно, как много они с Оливией упустили за эти годы. Как знать, если бы Бочелли и раньше напевал им свои томные мелодии, может, они гораздо чаще уединялись бы в этой спальне?

Зажигая последнюю свечу, Алек явственно ощущал присутствие Оливии у себя за спиной. Та уже успела раздеться и теперь лежала в постели. Оливия практически сорвала с себя одежду, когда торопилась сюда из гостиной, чем едва не рассмешила Алека. Его жена всегда была страстной любовницей. Он уже и не помнил, когда ей в последний раз хватало терпения дождаться, пока ее разденет муж. Алеку нравилось поддразнивать Оливию. Вот и сейчас, при виде ее пылкости, он намеренно медлил возле свечи.

– Алек, да не мучайся ты с этой свечой, – окликнула его Оливия.

– Все, уже зажег, – заметил он, задувая спичку.

Давненько же они не занимались любовью. Недели две, не меньше. Когда в семье дети, не так-то легко выкроить время друг на друга. Вот почему Алек поспешил домой после утренней смены в ветклинике, а Оливия попросила коллегу подменить ее в больнице. Джек и Мэгги были в дневном лагере, так что у Алека с Оливией была в запасе еще парочка часов.

Алек направился к постели, стаскивая на ходу футболку. Оливия лежала на спине, поглядывая на него с еле заметной улыбкой. Она принадлежала к тому типу женщин, которые с годами становятся лишь краше. Алеку нравились морщинки, залегшие в уголках ее глаз. Волосы Оливии не утратили своего каштанового оттенка, только теперь ей приходилось регулярно их подкрашивать. Алек не видел в седине ничего плохого, но Оливия, которой было уже под пятьдесят, не желала становиться седой. Она боялась, что ее будут принимать не за мать ее детей, а за бабушку, и Алек с пониманием относился к ее страхам. Его собственная шевелюра тоже успела изрядно поседеть, так что порой он невольно морщился, глядя на свое отражение в зеркале. В глубине души, впрочем, он по-прежнему ощущал себя молодым – если и не всегда, то довольно часто.

Он начал расстегивать ремень на джинсах, но Оливия с нетерпением потянулась к нему.

– Давай-ка я, – с улыбкой промолвила она.

Алек прилег на кровать, но в тот самый момент, когда Оливия щелкнула пряжкой замка, прозвенел входной звонок. Замерев, она обреченно опустила голову.

– Не обращай внимания. – Алек сжал ее руку, удерживая у себя на поясе.

Согласно кивнув, Оливия расстегнула замок. Звонок прозвенел вновь.

– А вдруг что-то случилось с детьми? – Отстранившись, она с тревогой взглянула на него своими большими зелеными глазами. Желание, читавшееся в ее взгляде еще мгновение назад, полностью испарилось. Перед Алеком была встревоженная мать, а вовсе не жена или возлюбленная. Похоже, им все-таки придется открыть дверь.

Алек сел и потянулся за футболкой. Он знал, что жена права: их дом стоял на отшибе, в дальнем конце безлюдной дороги, которая выходила прямо к морю. Случайных посетителей тут просто не бывало.

Алек наклонился и поцеловал Оливию в висок, после чего вышел из комнаты, на ходу застегивая штаны. Уже добравшись до гостиной, он вновь услышал трель звонка. Распахнув дверь, он увидел на пороге незнакомую молодую женщину.

– Слушаю вас, – промолвил он, напряженно копаясь в памяти. Случалось, что посетители клиники приносили больных питомцев ему домой, и он не всегда узнавал их вне стен больницы. Сомнительно, однако, чтобы он встречался с этой женщиной прежде. На вид ей было около тридцати. Длинные черные волосы и белоснежная кожа. На редкость привлекательна. Такую так просто не забудешь.

– Доктор О’Нил? – спросила незнакомка. Она была одета в синие шорты и голубую рубашку, накинутую поверх белого топика.

– Да, – кивнул он.

– Меня зовут Джина Хиггинс, я – приятельница ваших детей.

Алек, из головы которого по-прежнему не выходили Джек и Мэгги, невольно вздрогнул, но тут же понял, что речь, скорее всего, идет о его старших детях.

– Я так понимаю, вы имеете в виду Клэя и Лэйси?

– Верно, – кивнула женщина. – Полагаю, мне следовало сразу упомянуть об этом, – добавила она с улыбкой. – Я совсем забыла, что у вас еще есть двое младших.

Алек не спешил приглашать ее в дом и оттого чувствовал себя крайне неловко. Но у женщины, скорее всего, дело было не срочное, а ему не терпелось вернуться к Оливии.

– Чем могу помочь? – поинтересовался он.

– Я лишь хотела узнать… Могу я войти на минутку? – Она бросила взгляд в гостиную. – Найдется у вас немного времени для меня?

– Пожалуй, это не самый удобный момент, – начал было Алек, но в эту секунду на пороге гостиной показалась Оливия в белой рубашке и зеленых шортах. Торопиться уже было некуда, и Алек со вздохом распахнул дверь.

– Входите, – промолвил он, отступая на шаг назад.

Молодая женщина, на спине у которой висел зеленый рюкзак, прошла в гостиную.

– Оливия, – обратился к ней Алек, – это Джина Хиггинс. Правильно? – Он бросил взгляд в сторону гостьи.

– Правильно. – Она протянула руку Оливии, и та с милой улыбкой пожала ее.

– Джина – приятельница Лэйси и Клэя, – пояснил Алек.

– Как же здесь хорошо. – Джина с облегчением провела рукой по взмокшему лбу. – У меня в машине сломался кондиционер, так что я умираю от жары.

– Присаживайтесь, – кивнула Оливия в сторону дивана. – Не желаете чего-нибудь выпить?

Джина села, положив рюкзак себе на колени.

– Нет-нет, спасибо, – промолвила она, – не хочу отнимать у вас слишком много времени. – Она бросила взгляд на Алека, который по-прежнему стоял посреди комнаты. – Я уже говорила с Лэйси и Клэем, и они посоветовали мне побеседовать с вами. Дело в том, что я изучаю историю маяков на Тихоокеанском побережье. А недавно я приехала на Внешние отмели, чтобы осмотреть маяк Реки Поцелуев. Я даже не знала, что он так сильно разрушен.

При упоминании о маяке улыбка сползла с лица Алека. Краешком глаза он заметил, что Оливия присела на другой конец дивана. Алек знал, что жена внимательно наблюдает за ним, пытаясь предугадать его реакцию. В последние годы он почти не думал о маяке, уж слишком много сил и времени ушло когда-то на его спасение. Борьба эта шла рука об руку с той безумной скорбью, которая терзала его после смерти Анни. «Любая скорбь безумна по своей природе», – утешала его Оливия, но Алек-то знал, что в своих переживаниях хватил через край.

Присев на ручку кресла, он принялся внимательно изучать нежданную гостью. Странно, что специалисту по истории маяков ничего не известно о событиях на Реке Поцелуев.

– Так вы даже не подозревали, что маяк разрушен? – поинтересовался он.

– Видите ли, – смущенно промолвила Джина, – я занимаюсь в основном Западным побережьем. Вдобавок, я – простой любитель. Весь год я преподаю в школе и только летом объезжаю маяки. Я понимаю, что подобная оплошность говорит не в мою пользу. – Она нервно улыбнулась, и Алек невольно проникся к ней сочувствием. – Дело в том, что я пользовалась старым справочником – он нравится мне больше остальных. И я приехала сюда в полной уверенности, что найду маяк целым и невредимым.

– Представляю, как вы расстроились, – заметила Оливия.

– На побережье полно и других маяков, – пожал плечами Алек.

– Для меня очень важен именно этот маяк, – покачала головой Джина. – Конечно, я сильно расстроилась, и не только потому, что он оказался разрушен. Меня удивило, что никто даже не попытался достать из океана линзы Френеля.

– Это давняя история, – заметил Алек, – о которой все уже успели забыть.

Жаль только, подумал он, что все время находится кто-то, кто спешит напомнить ему о ней.

– Я знаю. – Джина нервно вцепилась в рюкзак. – Но мне хотелось бы сдвинуть это дело с мертвой точки.

– Вы хотите поднять линзы? – уточнила Оливия.

– Да, – кивнула Джина. – Хорошо бы выставить их где-нибудь на всеобщее обозрение.

Алек не понимал, какое дело этой незнакомке с Тихоокеанского побережья до их разрушенного маяка. Его раздражала попытка Джины влезть в дело, которое ее совсем не касалось. Другое дело, что специалист по маякам – будь то любитель или профессионал – не мог не знать, что линзы Френеля являются настоящей редкостью. Сейчас в Северной Каролине существовало лишь два таких стеклянных шара, и каждый из них стоил больше миллиона долларов. Алек подозрительно глянул на гостью.

– Во-первых, – он скрестил на груди руки, – вам должно быть ясно, что линзы, скорее всего, раскололись на несколько кусков.

– Я это понимаю, – кивнула Джина.

– Во-вторых, кто бы ни поднял их со дна, они остаются в собственности государства. Вы не заработаете на этом ни цента.

Джина бросила на него возмущенный взгляд, и Алек понял, что своими подозрениями оскорбил ее.

– Я не пытаюсь заработать, – заявила она. – Мне просто хочется, чтобы люди и впредь могли любоваться линзами. Я надеялась, вы поможете мне решить эту задачу.

– Прошу прощения, Джина, но вы обратились не по адресу, – покачал головой Алек. Он вновь ощутил на себе внимательный взгляд жены. Кого-кого, а Оливию вряд ли можно было назвать безучастным наблюдателем.

– Лэйси и Клэй сказали, что в свое время вы возглавляли комиссию по спасению маяка, – заметила Джина.

– Все так, но с тех пор много воды утекло. Сейчас мне хочется только одного: чтобы все оставалось на своих местах.

Старшая из их кошек, Сильвия, прокралась в комнату и запрыгнула Оливии на колени. Джина почесала пушистого зверька за ухом.

– А как насчет других членов комиссии? – спросила она, не сводя глаз с Сильвии. – Может, кто-то из них еще заинтересован в спасении линз?

Алек вздохнул. Ему хотелось, чтобы Джина ушла. Хотелось вернуться в постель к жене. Но он действительно знал тех, кто мог бы помочь Джине. Придется сообщить ей их имена – ведь он честный человек. Алек видел в глазах гостьи решимость и знал, что она все равно найдет этих людей – с его помощью или без.

– Вам стоило бы поговорить с Нолой Диллард, – заметил он.

– Это же агент по недвижимости? – спросила Джина, вытаскивая из рюкзака ручку и блокнот.

– Верно.

– Как мне ее найти?

– У нее сейчас своя компания, – вмешалась Оливия. – Это на Кроатанском шоссе в Китти-Хок, на четвертой миле.

– Еще раз, как называется шоссе? – переспросила Джина.

Кроатанским здесь называли шоссе № 12 – главную трассу, ведущую через Внешние отмели. Задав этот вопрос, Джина в очередной раз подтвердила свой статус чужака.

– А кто еще? – Джина бросила взгляд на Алека.

– Кроме Нолы в комиссию входили Уолтер Лискотт и Брайан Касс, – ответил тот. – Но эти двое уже в годах. Только и делают, что торчат в «Гриле Шорти» и играют в шахматы.

– Это на Приморской дороге в Китти-Хок, – подсказала Оливия.

– От старичков вряд ли будет много пользы, – добавил Алек, хотя и знал, что Уолтер и Брайан с радостью помогли бы поднять линзы.

– В любом случае мне стоит с ними поговорить. – Джина быстро строчила в своем блокнотике.

– В комиссии была еще одна женщина, Сондра Кларк, – сказал Алек, – но она вышла замуж и уехала отсюда несколько лет назад.

В действительности там был еще один человек – первый муж Оливии, Пол. Но его участие в делах комиссии было продиктовано чем угодно, только не желанием спасти маяк. Вдобавок Пол уже давно жил в Мэриленде.

Джина кивнула.

– Я так признательна вам за эту информацию.

– Если честно, мне жаль, что вы тратите время и силы на это безнадежное дело. Почему бы вам не заняться другими проектами?

– Для меня важен именно этот проект, – покачала головой Джина. Алеку было знакомо это упрямство – десять лет назад он и сам вел себя схожим образом. Как знать, может, и Джиной движет не одно лишь желание спасти стекло и кирпич?

– Где вы познакомились с Клэем и Лэйси? – поинтересовалась Оливия. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, словно ожидая, что Джина задержится здесь подольше.

– Я поднялась на маяк, а потом из дома смотрителя вышел Клэй, и мы разговорились. Они с Лэйси даже предложили мне снять комнату в их доме, за что я им очень признательна.

Наверняка это Лэйси пригласила ее остаться. Его дочь с радостью тащила в дом любое заблудшее существо, тогда как Клэй едва замечал его присутствие. В январе, когда Клэй и Лэйси перебрались в домик смотрителя, Алек испытал не самые приятные чувства. Он не был у маяка уже добрый десяток лет и здорово нервничал, когда впервые ехал в гости на Реку Поцелуев. Жаль, что шторм не смыл тогда в океан весь мыс.

– Как долго вы намерены тут пробыть? – спросила у Джины Оливия.

– Точно не знаю, – ответила та. – Как минимум неделю.

– А вы в курсе, что в этот понедельник у Лэйси день рождения? – поинтересовалась Оливия. Алек знал, что это не просто намек для Джины, но и напоминание ему самому. Но Оливия могла не беспокоиться: лишь однажды он забыл про день рождения Лэйси и с тех пор уже не совершал этой ошибки.

– Этого я не знала, – промолвила Джина. – Спасибо, что сказали. – Она встала, а за ней поднялись и хозяева. – Еще раз спасибо вам за помощь, – обратилась Джина к Алеку, – тем более что вы, как я понимаю, не в восторге от моей затеи.

Алек, пожав плечами, распахнул входную дверь.

– Вы же знаете, что в Северной Каролине уже выставлены линзы Френеля? – спросил он.

– Все так, но это линзы с других маяков, – с улыбкой заметила Джина. Неожиданно она замолчала, вглядываясь в небольшое овальное окошко, расположенное слева от дверной ручки. В нем красовалось яркое витражное стекло.

– Наверняка это Лэйси постаралась, – промолвила Джина, осторожно касаясь изображения женщины, ведущей на поводке борзую.

– Ошибаетесь, – покачал головой Алек. – Когда-то давно его сделала моя первая жена.

Это овальное окошко было одним из десяти, которые украшали их с Анни жилье. Потом они с Оливией продали свои дома и купили себе один общий. Именно Оливия настояла на том, чтобы Алек взял с собой кое-что из работ Анни. «Не оставляй все другим, иначе потом пожалеешь», – сказала она. Алек позволил ей самой выбрать одно из десяти окошек. Со временем он понял, что Оливия была права: он и правда нуждался в этом маленьком напоминании о том хорошем, что было у него с Анни.

– Теперь понятно, откуда Лэйси унаследовала свой талант, – промолвила Джина. – Еще раз спасибо. – Она бросила взгляд на Оливию. – Была рада познакомиться с вами.

– Мы тоже очень рады этому знакомству, Джина, – откликнулась из-за спины Алека Оливия.

Закрыв за гостьей дверь, Алек подошел к Оливии, которая вновь уселась на диван, и нежно поцеловал ее. Он знал, впрочем, что романтическое настроение давно улетучилось. Бочелли больше не пел своих песен, а Оливия, уходя из спальни, почти наверняка задула свечи. Жена ответила на его поцелуй, но тут же отстранилась и внимательно взглянула на Алека.

– Ты ведь знаешь, что деньги на подъем линз есть, и немалые, – заметила она.

– Оливия… – Он покачал головой.

– Почему бы тебе не помочь ей? – спросила она. – Никто не знает историю этого маяка лучше, чем ты.

– Нет. – Алек выпрямился. – И давай не будем больше об этом.

Наклонившись, он коснулся губами лба Оливии, а затем поспешил на кухню. Джина вызвала в нем раздражение с первого взгляда: незваная гостья загубила ему весь вечер.

7

Суббота, 14 марта 1942 г.

Все утро мы с мамой пекли пироги, как обычно по выходным. Для середины марта стоит прохладная погода, и я рада, что в доме все время горит духовка. Как же мне надоело бегать в туалет по этому холоду! Не припомню еще такой длинной зимы. В первый же теплый день я скину ботинки и не надену их до следующей осени.

Хотя все утро я провела рядом с мамой, мы практически не разговаривали. Мне трудно с ней общаться. Такое чувство, будто между нами выросла стена. Мне хочется обнять ее, сказать, как сильно я ее люблю, но вместо этого с моих губ сыплются сплошные гадости. Раньше мы часто пели, когда готовили или убирались, а теперь такого и помыслить нельзя. И дело тут вовсе не в войне. Дело только во мне. Такое чувство, будто во мне сидит незримый страж, который в присутствии мамы не дает мне расслабиться ни на секунду. Не могу сказать ей ни одного ласкового слова – сама не знаю почему. Может, все дело в том, что мне уже почти пятнадцать. Я тут слышала, как мама жаловалась на меня своей подруге (она не знала, что я стою поблизости). А подруга ей заявила: «Мери, это переходный возраст. Поверь, ей просто нужно перерасти этот период». Терпеть не могу, когда меня сравнивают с другими подростками, но в чем-то, должно быть, она права. Хотя я и представить не могу, что когда-нибудь перерасту это состояние. Порой я скучаю по тем временам, когда мама с любовью обнимала меня, но теперь стоит ей прикоснуться ко мне, и я тут же сжимаюсь. Неудивительно, что она больше и не пытается. Но я ничего не могу с собой поделать. От мамы только и слышно: «Не делай того, не делай другого». Больше нам просто не о чем разговаривать.

При всем при том мы умудрились испечь четыре пирога и кучу печенья. На улице было так холодно, что мне совсем не хотелось выходить из дома. Но потом я подумала, что дома не так уж и плохо. Или вот еще развлечение: отвезти пироги парням из Береговой охраны. Стоит ли говорить, что именно я выбрала! Быстро собравшись, я погрузила пироги и печенье в деревянную тележку, которую мы держим в сарайчике рядом с туалетом, прицепила ее к велосипеду и покатила по главной дороге. У нас тут совсем нет мощеных дорог. Даже Главная, по которой электрики привозили свое оборудование, изрешечена бесчисленными рытвинами и петляет из стороны в сторону. И все же это самый удобный путь, если вы едете на велосипеде и везете пироги. Если бы я добиралась до Береговой охраны пешком, то просто прошлась бы вдоль пляжа, хотя нас и попросили там не ходить: на берег волны выносили тела погибших с корабля, который затонул здесь на прошлой неделе. С того момента, как у мыса появились немецкие субмарины, обходчики (так здесь называют ребят из Береговой охраны) начали патрулировать пляж. Они ходят вдоль моря, приглядывая за проплывающими кораблями и высматривая подводные лодки, с которых может высадиться нацистский десант. Водители машин, желающие проехать по пляжу, должны сообщать патрульным пароль. Первый патрульный говорит водителю новый пароль, который тот должен будет повторить через три мили другим патрульным. Вот так люди и продвигаются по пляжу. Мне тоже хотелось сообщать такой пароль, но меня тут все знают и просто говорят: «Давай, Бесс, проходи, не задерживайся».

Из-за рытвин и корней, торчащих посреди дороги, ехать приходилось очень осторожно, чтобы не вывалить в песок содержимое тележки. Было так холодно, что я обмотала шарфом лицо, только бы уберечь его от ветра. Но стоило мне добраться до станции, как сразу стало понятно: поездка моя была не напрасной.

На станции находилось около половины всех парней, а остальные, должно быть, патрулировали пляж, тренировали собак, и все в этом роде. Как только я вошла в дверь и скинула пальто, все головы тут же повернулись в мою сторону, а на лицах расцвели улыбки. И я знала, что радуются они не только пирогам. Заинтересованные взгляды парней – это нечто новенькое для меня. В такие моменты в моем теле пробуждаются иные, непривычные ощущения. Грудь у меня не такая уж большая, но эти парни все равно пялятся на нее, хотя одеваюсь я более чем скромно (да я все еще хожу в рубашке со свитером!). Я чувствую, как плавно движутся мои бедра, какие длинные у меня ноги. Во мне уже метр семьдесят пять – самая высокая девочка в школе! Правда, это мало о чем говорит, если учесть, что учится у нас лишь тринадцать девочек, в возрасте от семи до семнадцати. Но я вдобавок выше практически всех парней в школе. Вот почему мне так нравятся ребята – да что там мужчины – из Береговой охраны. Почти все они выше меня, хотя некоторые – лишь на чуточку. Волосы у меня каштановые, и до последнего времени я всегда заплетала их в косы. Но теперь я распускаю их. Они такие длинные и волнистые – парням очень нравится, как они выглядят.

Словом, ребята тут же завели со мной беседу. Некоторые из них говорят до того забавно, что мне требуется пара минут, чтобы вникнуть в их речь. Нечто похожее было в прошлом году, когда миссис Кэди начала читать нам Шекспира. Так вот, парни обступили меня и начали расспрашивать, как я поживаю, что за пироги у меня в тележке и не желаю ли я отправиться с ними на вечернее дежурство. Такое чувство, будто они целую вечность не разговаривали с девушкой! Если бы мама увидела, как ведут себя эти ребята всякий раз, когда я прихожу на станцию без родителей, она бы ни за что не пустила меня туда одну!

Больше всего мне нравится Джимми Браун, который приехал сюда из Бостона. И дело не только в том, что он – один из тех, кто патрулирует пляж у Реки Поцелуев. Джимми для меня – крепкий орешек. Вот и сегодня он, по своему обыкновению, проигнорировал меня. Сидел тихонько в углу, пока остальные умилялись мне и моим пирогам. Он вырезал что-то из куска дерева, время от времени поглядывая в нашу сторону своими мечтательными голубыми глазами. Иногда он даже улыбался – посмеивался, должно быть, над тем, как по-идиотски вели себя другие парни. Ну а я в это время болтала с ребятами и мистером Хьюиттом, который вышел из своей комнаты, чтобы посмотреть, из-за чего весь этот шум и гам. И при этом я украдкой поглядывала на молчаливого Джимми Брауна (как же он похож на Фрэнка Синатру!).

Мне очень нравится то, чем занимаются эти ребята. Жаль, что в Береговую охрану не берут женщин. Пляж я знаю лучше любого из них, так что с радостью присоединилась бы к патрулю. Будь я парнем, заявил мистер Хьюитт, он бы, не задумываясь, взял меня в отряд. Что ни говори, кое-кто из этих парней вообще не видел раньше океана, так что знатоками местности их точно не назовешь. Как-то раз я упомянула о своем желании в присутствии родителей, но мама надо мной только посмеялась. А ведь она даже работала в свое время в команде спасателей. Сама она заявляет, что это лишь слухи, но даже папа признался, что это чистая правда. Просто мама не хочет, чтобы я узнала об этом, иначе я могу вбить себе в голову нечто подобное.

По пути домой я наткнулась на Денниса Киттеринга. Эта встреча меня несколько удивила: Деннис обычно проводит время на пляже, а не на Главной дороге. Сам он сказал мне, что просто решил прогуляться. Я упомянула о том, где была, и Деннис спросил:

– А почему ты мне не принесла пирогов?

– Я угощаю пирогами мужчин, которые сражаются за нашу страну, – заявила я. – А что ты делаешь для нашей страны?

Я тут же спохватилась, но было уже поздно. Как же меня угораздило забыть про его больную ногу! Денниса не взяли в армию, поскольку одна нога у него короче другой. Я принялась извиняться, но Деннис улыбнулся и сказал, что все это пустяки. Он заявил, что учит детей своей страны – в этом и состоит его служение родине. Обучает молодое поколение. Объясняет школьникам, почему началась война и как надо действовать, чтобы это никогда не повторилось вновь. Когда он так сказал, я почувствовала себя еще более неловко. Так мы стояли какое-то время (он – по одну сторону велосипеда, я – по другую) и обсуждали книжку «Сердце – одинокий охотник». По правде говоря, не многие здесь разбираются в тех книгах, которые я читаю. Деннис думает, что я очень умная и тоже могла бы стать учителем. Так я и планирую поступить. Но для этого, говорит Деннис, мне следует получить настоящее образование. Не знаю, что с этим человеком не так. Он очень милый и приятный, но бесит меня донельзя своими манерами всезнайки. Он постоянно критикует мою грамматику и заявляет, что мне никогда не удастся получить хорошее образование в нашей богом забытой школе, где в один класс запихнуто два десятка учеников разного возраста. Когда я слышу такое, меня начинает колотить. Этот человек торчит в наших краях, поскольку ему тут вроде как нравится, и тут же с пренебрежением отзывается о местных жителях.

Я сглупила и сказала Деннису, что тоже хотела бы стать обходчиком. Он тут же рассмеялся и заявил: «Обходчики – это парни, которые больше ни на что не годятся. Недоучки с оружием в руках, готовые в любой момент пустить его в ход». Вот тут я взбесилась по-настоящему, хотя Деннис – не единственный, кто так утверждает. Но я-то знаю этих парней и вижу, как серьезно они относятся к своим обязанностям.

Деннис спросил, не хочу ли я пойти с ним завтра в церковь. Каждое воскресенье он ездит в Короллу, где проводят католические службы. Я сказала: нет, спасибо. Я регулярно хожу с родителями в методистскую церковь в Даке и не очень-то разбираюсь в католицизме. Прошлым летом Деннис носил рубашку, которая была слегка расстегнута у горла, и я разглядела у него на шее какой-то коричневый шнурок. Когда я спросила его об этом, он вытащил шнур и показал мне два прикрепленных к нему шерстяных прямоугольничка – один спускался ему на грудь, а другой на спину. На одном я увидела изображение Иисуса, а на другом – Девы Марии. Деннис заявил, что носит их не снимая, чтобы чувствовать себя ближе к Богу. Как бы то ни было, но вчера, упомянув о том, что хожу с родителями в методистскую церковь, я вдруг испугалась, что Деннис станет насмехаться над моей религией, как он насмехался над образованием, и поспешила добавить, что мне пора домой (чистая правда, если на то пошло!). В следующий выходной я принесу ему пирог, чтобы загладить свою грубость.

Я вдруг поняла, что мне как-то неловко в обществе Денниса. И дело не только в том, что он постоянно нас критикует. Просто мне кажется, что в этом году он смотрит на меня несколько иначе. Деннис делает мне комплименты – говорит, что я стала очень хорошенькая. Будь я постарше, сказал он однажды, он бы непременно попросил моей руки. «У тебя неплохой потенциал, – заявил он. – Я не прочь жениться на тебе и увезти в Хай-Пойнт, где ты сможешь получить настоящее образование». Все это, конечно, очень лестно, но мне в то же время как-то не по себе. Не хочу, чтобы этот человек прикасался ко мне. Думаю, поэтому-то я и использовала свой велосипед как ширму – там, на Главной дороге. Вокруг не было ни души, и я, признаюсь, немного нервничала. Нет, Деннис совсем не урод. Он носит очки, которые ему идут, и мне нравятся его темные волосы. Но он такой старый – на восемь лет старше меня, и я не желаю быть его подружкой. Вдобавок мне не нравится, как звучит «Бесс Киттеринг» (другое дело, «Бесс Браун»!).

Как только я приехала домой, мама сразу же принялась меня отчитывать. Я слишком долго пробыла на станции, заявила она. Все, что от меня требовалось – оставить там пироги и тут же возвращаться домой. Мне пришлось сказать, что я встретила по дороге мистера Киттеринга и потому задержалась. Но это разозлило ее еще больше. Маме не нравится Деннис – она считает нелепым приезжать сюда каждые выходные и жить на пляже. На самом деле она даже не встречалась с ним, только видела один раз издалека. Я стала рассказывать ей, какой он умный и как мне нравится говорить с ним про книги, но тут она раскричалась еще больше. Такое чувство, что мама никогда не была молодой.

8

Солнце стояло еще высоко, когда Клэй свернул на дорожку, ведущую к маленькому коттеджу. Подобно многим другим прибрежным жилищам, этот дом возвышался над морем на деревянных сваях. Выбравшись из машины, Клэй заметил, что водосточный желоб слегка перекошен, а в перилах не хватает одной секции. Придется приехать сюда на днях, чтобы исправить эти и другие – не столь явные – огрехи. Старый дом отнимал у Клэя немало времени – совсем как живший в нем старик. Но Клэй намеренно забивал свои дни делами под завязку, чтобы забыться и оградить себя от ненужных мыслей.

Поднявшись на крыльцо, он легонько постучал в дверь. Если приглядеться, в щель между планками можно было рассмотреть гостиную. Пара секунд, и на пороге появился Генри – судя по всему, ему не терпелось выбраться из дома. Распахнув дверь, Клэй оказался лицом к лицу со щеголеватым стариком, на котором красовались белая рубашка и темный галстук. Генри, видимо, был единственным обитателем Внешних отмелей, подумалось Клэю, который каждый день носил галстук. Единственным исключением, на его памяти, были те три дня, которые Генри провел в больнице, где ему удалили аппендикс. А так он ни разу не видел старика без галстука. Как, впрочем, и без шляпы.

– Привет, Генри. – Он дружески похлопал хозяина дом по плечу. – Ну, как дела?

– Я уже весь извелся. – Водрузив на голову соломенную шляпу, Генри шагнул за порог. – Хорошая партия в шахматы – вот что мне сейчас требуется.

Клэю сразу стало ясно, что старик весь день ждал этой поездки. Он тут же пожалел, что не заехал за ним пораньше.

– Что случилось с перилами? – спросил Клэй, кивая в сторону дыры.

– Да вот, проснулся как-то утром, а планки исчезли, – пожал плечами Генри. – Это после того, как я поймал сразу двадцать два краба. Думаю, они тут и поработали в отместку, – хихикнул он.

Генри мог ловить крабов, даже не покидая дома. Достаточно было обойти вокруг причала и с помощью сети снять крабов с опорных столбов. По мнению Клэя, никто не пек таких вкусных крабовых пирогов, как Генри.

– Ты тут поосторожней, – сказал Клэй, вновь кивая на перила. – Я постараюсь не затягивать с ремонтом.

Генри любил хвалиться тем, что живет в доме, таком же древнем, как и он сам. В принципе он был прав: коттедж этот построили еще в двадцатых годах. Другое дело, что в сороковые дом сильно выгорел, да и от наводнений ему тоже досталось. Его все чинили и чинили, и очень скоро от первоначальной постройки не осталось и следа.

Несмотря на возраст, двигался старик весьма проворно. Вот и теперь он заспешил к машине впереди своего гостя. Но каким бы живым и сообразительным он ни был, забота о нем целиком и полностью лежала на плечах Клэя.

Генри Хазельвуд был дедом Терри. Это она стала заботиться о нем, когда тот состарился. Ее отец, сын Генри, умер четыре года назад, а мать жила в Кентукки, так что других родственников у старика здесь просто не было. Терри, впрочем, обожала деда и никогда не считала его обузой. Клэю тоже нравился Генри, но когда тебе двадцать девять, куда приятнее возиться с собственными детишками, а не со стариком. Но Клэй безропотно брал на себя эти заботы, ведь, кроме него, у Генри уже никого не было. В последние годы старик стал плохо видеть, и ему хватило здравого смысла не садиться больше за руль. Это значило, что Клэю частенько приходилось уходить с работы, чтобы отвезти Генри к врачу, в магазин, ну и, конечно же, в «Гриль Шорти», где тот мог поиграть в шахматы со своими старыми приятелями, Уолтером Лискотом и Брайаном Кассом.

Было в Генри нечто такое, что Клэй одновременно любил и ненавидел: тот все время напоминал ему Терри. У Терри и ее отца был особый изгиб бровей и разрез глаз. Эти же черты отразились и в лице Генри. Стоило Клэю взглянуть на старика, и перед ним, как живая, вставала Терри.

– Чем ты занимался сегодня с утра? – спросил Клэй, как только они выехали на Главную дорогу.

– А ты как думаешь? – спросил в ответ Генри.

– Опять ловил крабов?

– Ясное дело, – хихикнул Генри, – добывал себе ужин. Ну а ты чем занимался?

Клэй вздохнул. Подобные вопросы всегда заставали его врасплох.

– Чинил цистерну.

– Похоже, ты использовал свое время с большим толком.

– Так-то оно так, но цистерной не поужинаешь, – улыбнулся Клэй.

Генри рассмеялся, и в машине вновь воцарилась тишина. Генри был скуп на слова. С Клэем они говорили мало и только по делу. Клэя это вполне устраивало. В своих разговорах они никогда не упоминали о Терри, и это тоже было хорошо. Клэй ни с кем не желал говорить о Терри.

Он решительно отмел предложение отца записаться после смерти жены на прием к психотерапевту. Ну чем ему поможет врач? Он же не сможет воскресить Терри. Клэю удавалось скрывать от окружающих свои самые мрачные мысли и чувства. Он с головой погрузился в работу, не столько заполняя время, сколько убивая его.

Знакомые считали, что с ним все в порядке: на людях Клэй держался бодро и оживленно. Пожалуй, лишь Лэйси догадывалась о том, что поведение это во многом было наигранным. Сестра изо всех сил пыталась спасти Клэя – как спасала бы бездомного котенка. Или прибившегося к ним специалиста по маякам.

Этим утром, за завтраком, Лэйси внимательно посматривала то на него, то на Джину своими ясными голубыми глазами – в надежде на то, что Клэй по достоинству оценит их новую гостью. Клэю действительно нравилась Джина, но это лишь усугубляло его проблемы. Оставалось надеяться, что Лэйси не будет слишком настойчиво подталкивать его в этом направлении. Сестре хотелось найти в нем хоть какое-то уязвимое место после того, как ей не удалось вернуть его к работе спасателей. Спасатели. Клэя просто тошнило от этого слова. Причем в буквальном смысле. Пару дней назад ему пришлось даже выключить телевизор, когда ведущий стал рассказывать о команде спасателей, работающих где-то на другом конце света. Клэй, не в силах побороть тошноту, тут же ретировался в постель. Лэйси ни словом не обмолвилась при виде того, как он щелкнул пультом и поспешил наверх. Несколько месяцев назад она отправилась бы следом в надежде разговорить его. Но Лэйси быстро училась. Она давно уже перестала донимать Клэя расспросами о том, как он себя чувствует. Еще немного, и она вовсе оставит попытки спасти его. Судя по всему, помочь Клэю она не сможет, и это будет ее первая неудача.

– Только взгляни! – Генри кивнул в сторону нового рыбного рынка на Кроатанском шоссе. – Надо будет как-нибудь заглянуть туда.

– Похоже, неплохое местечко, – заметил Клэй.

Генри всю жизнь прожил на Внешних отмелях – с тех самых пор, как поселился здесь во время Второй мировой войны. Он влюбился в местную красотку и женился на ней. От этого брака родился один-единственный ребенок – отец Терри. Внешние отмели все разрастались и разрастались, но Генри никогда не жаловался, как это делали другие старики. Он никогда не рассказывал о том, что в прежние времена все было несравненно лучше, и не сетовал по поводу туристов, из-за которых летом тут было не протолкнуться. Ему нравились новые дома, магазины и рестораны – все то, что раздражало большинство старожилов. Генри мог часами бродить по супермаркету, изучая ценники на полуфабрикатах – их он предпочитал остальным продуктам. Очень скоро, отправляясь с Генри за покупками, Клэй научился брать с собой книгу. В противном случае он рисковал умереть в магазине от скуки. Еще одной страстью Генри были свежие морепродукты, так что пару раз в неделю Клэй отвозил его на рыбный рынок. Ну а теперь, после того как Генри углядел эту новую торговую точку, судьба его была предрешена: очень скоро ему придется листать свою книжку, прислонясь к стене нового рынка, пока Генри в упоении будет бродить между прилавками с рыбой.

О смерти Терри Клэй узнал во вторник, в самом конце ноября. К его собственным переживаниям присоединялась мысль о том, что нужно сообщить о случившемся Генри. Тот уже потерял жену и единственного сына, и вот теперь ему предстояло узнать о гибели любимой внучки. Клэй не мог нанести ему такой удар. Это Лэйси пришлось ехать в старый коттедж на берегу моря, чтобы сообщить Генри печальную новость. Клэй никогда не спрашивал у сестры, как именно отреагировал старик на это известие. Он просто не хотел этого знать. Но на протяжении пары недель, заезжая в очередной раз за Генри, Клэй видел, что глаза у старика такие же красные, как у него самого.

Парковочная площадка у «Шорти» оказалась под завязку забита машинами. На самом деле это был не столько ресторан, сколько кабачок местного розлива, и туристы каким-то образом узнавали об этом. Мало кто из приезжих заглядывал в это видавшее виды здание – разве что те, кому не терпелось открыть для себя настоящие Внешние отмели. Но и эти смельчаки задерживались здесь ненадолго – им хватало пары минут, чтобы понять, что они никогда не станут здесь своими. Особенно в задней комнате.

Комната эта, расположенная даже не в самом здании, а в пристройке, служила прибежищем для рыбаков, местных старожилов и тех парней, которые страдали от избытка свободного времени. В углу комнаты стоял потертый бильярдный стол, а по всему залу были расставлены шахматные и шашечные доски. Здесь же лежали колоды карт, а на стене висело два щита для игры в дартс. Оконные стекла за долгие годы потемнели от табачного дыма. Время от времени тут можно было встретить парочку местных девиц. Они обычно крутились возле парней, поигрывая в бильярд и выставляя напоказ обширное декольте (а порой и татуировку в виде розочки на обнаженном плече). Женщины эти, загорелые до черноты, и были обычно самыми заядлыми курильщицами.

Кенни, с которым они договорились встретиться за кружечкой пива, еще не было в ресторане, так что Клэй, не задумываясь, прошел с Генри в заднюю комнату. Парочка девиц играла в бильярд с парнем, который лишь недавно начал заглядывать сюда постоянно. Это был темноволосый молодой мужчина лет двадцати, руки которого сплошь покрывали татуировки. При виде Клэя женщины на секунду отвлеклись от игры. Он чувствовал на себе их взгляды, пока шел с Генри к тому столику, за которым уже расположились Уолтер Лескот и Брайан Касс. Для Клэя это внимание было настолько же привычным, насколько и несущественным.

– Ты опоздал. – Брайан с раздражением глянул на Генри своими голубыми глазами. Этот человек умел колоться не хуже морского ежа. Густая белая шевелюра его была встрепана с одной стороны, как если бы он долго спал на этом боку. Брайан нервно постукивал по шахматной доске своим длинным костлявым пальцем.

– Да хватит тебе, – фыркнул Уолтер. – Раз он тут, какие могут быть разговоры?

– Это я виноват, – заявил Клэй, хотя Генри и не ожидали к определенному часу. Он вытащил из-за соседнего столика стул и придвинул его к шахматной доске, чтобы Генри мог сесть.

– Садись и ты, Клэй, – предложил Уолтер. Его собственное инвалидное кресло было вплотную придвинуто к столику. Уолтер пользовался им уже четыре года: проблемы с ногами, да еще и диабет. Когда стало ясно, что старик уже не может обходиться без своего кресла, Клэй и Кенни пристроили пандус к задней двери «Шорти». Именно Уолтер тщательно вырезал и раскрашивал фигурки, являвшиеся едва ли не единственным украшением заведения, так что было бы несправедливо закрыть ему доступ в этот ресторан.

Клэй глянул в сторону главной комнаты в надежде увидеть Кенни, но того все еще не было.

– Только на минутку, – сказал он, подтягивая к столу еще один стул.

– Видел того типа? – кивнул Брайан в сторону парня с татуировками, которому не мешало бы говорить чуточку тише.

– Что такое? – поинтересовался Клэй, не сводя глаз с собеседника.

– Он сделал себе новую наколку, – рассмеялся Уолтер, – и Брайан теперь только о ней и говорит.

– Прямо на спине, – пояснил Брайан. – Он задрал рубашку, чтобы продемонстрировать ее девицам.

– Не ори так, – фыркнул Генри.

Брайан тут же повернулся к нему:

– Мне приходится орать, чтобы ты меня услышал.

– Я прекрасно тебя слышу, – огрызнулся Генри, – как и все в этой комнате.

– Это русалка, – хмыкнул Уолтер.

– Что-что? – переспросил Генри, внимательно изучая шахматную доску. Ему предстояло сделать первый ход.

– Это он о наколке, – пояснил Брайан. – Русалка с буферами, какие еще поискать.

Клэй невольно рассмеялся.

– Вечно ты со своими буферами, – буркнул Уолтер.

Разговор и дальше продолжался в том же духе: трое стариков, как обычно, подтрунивали и посмеивались друг над другом. Очевидно, что их связывали глубочайшие дружеские узы, но в разговоре они намеренно избегали любых серьезных тем. Трое стариков, которые рука об руку работали, сражались и теряли своих близких. Жена Брайана, с которой он прожил полвека, умерла пару лет назад. Одиннадцать его детей и двадцать семь внуков были разбросаны по всей стране. Уолтер овдовел еще десять лет назад. Двое детей регулярно подбивали его перебраться к ним в Колорадо, но Уолтер не желал расставаться с Внешними отмелями. Считается, что женщины долговечнее мужчин, размышлял Клэй, но сидевшие напротив него старики явно опровергали это правило. Не иначе как дело в соленом воздухе Отмелей, который обеспечивал местным мужчинам завидное долголетие. И только когда Клэй встал, чтобы вернуться в главную комнату, его вдруг осенило: за столом в действительности сидело четверо вдовцов.

Кенни уже поджидал его за одним из маленьких столиков, и Клэй поспешил усесться напротив друга. Официантка, не дожидаясь заказа, принесла им пиво: Кенни и Клэя здесь хорошо знали.

– Ну, как поработал? – спросил Клэй, прихлебывая пиво.

– Чудесно. Беда только, что с каждым днем я слышу все хуже. – Кенни, поморщившись, потер левое ухо.

– Ты знаешь, как этого избежать, – пожал плечами Клэй. Кенни был владельцем маленькой судоремонтной компании, и едва ли не каждый день ему приходилось спускаться под воду. В такой профессии люди часто теряли слух, и лет через десять Кенни грозила полная глухота. Но Клэй знал, что приятеля это не остановит: под водой Кенни чувствовал себя куда счастливее, чем на суше.

– Уж лучше у меня уши отвалятся, а с ними и пенис, чем я брошу нырять, – заявил Кенни.

– Ну ты и сказанул, – расхохотался Клэй.

В последнее время он общался с Кенни куда чаще, чем с другими своими приятелями. Друзья его, в большинстве своем, были женаты, и он постоянно ощущал их молчаливое сочувствие. Клэй видел, как они переглядывались, когда кому-нибудь в компании случалось брякнуть – мол, пора уже домой, иначе жена устроит мне хороший нагоняй. Они относились к Клэю так, будто тот был чрезмерно ранимым и уязвимым. И хуже всего то, что они были правы. Клэй действительно морщился, пусть только в душе, когда другие упоминали о своих женах. Он испытывал зависть, боль и обиду, как, собственно, они и полагали. Другое дело, что он никогда не показывал этих чувств. Общение с Кенни давалось ему куда легче, поскольку тот не спешил расстаться с вольной жизнью холостяка. Как и прежде, он болтал с Клэем о подводном плавании и виндсерфинге, никогда не упоминая о женах, которые могли бы испортить им веселье. Но Кенни не был аскетом: он любил женщин, и женщины любили этого светловолосого бородатого здоровяка. Говорить с ним было не так-то просто, поскольку он редко смотрел Клэю в глаза, с увлечением провожая взглядом каждую юбку.

Что касается Клэя, то теперь, когда он покончил с цистерной и смог наконец-то расслабиться, в сознании его всплыл образ вполне конкретной женщины. Он даже подумывал о том, не рассказать ли Кенни о Джине. О том, что красота ее и влечет его, и отталкивает. Но поступить так значило нарушить одно из неписаных правил: говорить про спорт, рыбалку, дайвинг – про что угодно, но только не про женщин.

Они с Кенни дружили еще в школе, но потом пути их разошлись. Кенни, не мысливший своей жизни без Внешних отмелей, пошел по стопам отца и занялся судоремонтным бизнесом. Ну а Клэй отправился в колледж изучать архитектуру. Разница в образовании могла бы развести их раз и навсегда, но они тем не менее остались друзьями. Кенни не блистал книжными знаниями, да и в жизни был простоват: он до сих пор называл женщин «девчонками» и мог восторгаться русалкой, наколотой на спине у темноволосого парня. Однако сообразительности ему было не занимать, да и нырял Кенни куда лучше Клэя.

В дверях главной комнаты появился парень с татуировками. Он быстро зашагал через зал – должно быть, к туалету, – но задержался у столика, за которым сидели двое приятелей.

– Ты, стало быть, Клэй О’Нил? – спросил он, пристально глядя на Клэя. Темные волосы парня были коротко острижены, а в ухе поблескивала бриллиантовая серьга.

Клэй кивнул.

– А я – Брок Дженсен, – сказал парень, протягивая ему руку.

Клэй сжал его ладонь и впервые как следует рассмотрел татуировки. Стрелы, круги и волны сливались на руках парня в единый узор. Исколот был едва ли не каждый кусочек кожи, так что при взгляде на нее у Клэя самого заболели руки.

– Я знаю твою сестру, – заявил Брок.

– Лэйси? – уточнил Клэй, как будто парень мог иметь в виду Мэгги. Лэйси редко заглядывала в «Шорти».

– Да, мы познакомились на собрании анонимных алкоголиков. Она сказала, что может помочь мне с работой.

– Какую работу ты ищешь? – спросил Кенни.

– Я – строитель.

Для строителя найти работу в этих местах не составляло труда – особенно такому, как этот парень. Брок был худощавым, но крепко сбитым. Мощные мышцы перекатывались под кожей при каждом движении рук.

– Тут с этим проблем нет, – заметил Клэй. Он мог бы свести парня кое с кем из знакомых, но не испытывал особого желания помогать ему.

– Попробуй заглянуть вот сюда. – Достав из кармана ручку, Кенни нацарапал что-то на салфетке, а потом передал ее Броку. Тот кивнул.

– Спасибо, дружище, непременно загляну, – заявил он, после чего вновь взглянул на Клэя. – Передавай от меня привет своей сестре.

– Хорошо, – кивнул Клэй. Они дождались, пока парень не скроется за дверью, и только после этого продолжили беседовать.

– Стало быть, Брок? – рассмеялся Кенни. – Ну и ну!

Клэй тоже засмеялся, хотя на душе у него скребли кошки. На Внешних отмелях шла бесконечная стройка: дома возводились и переделывались едва ли не круглосуточно. Этот парень мог найти себе работу за десять минут. Клэй чувствовал, что помощь в трудоустройстве – далеко не единственное, чего Брок хотел от его добросердечной сестры.

9

Джина сидела в приемной агентства «Диллард», рассеянно поглядывая на высокие потолки и серебристые панели. С каждой секундой она нервничала все больше, не в силах справиться с терзавшими ее страхами. Джина не забывала о миссис Кинг – женщине, с которой она никогда не встречалась, но к которой тем не менее успела проникнуться презрением. Джина обещала, что свяжется с ней не позднее чем сегодня: она не сомневалась, что к этому времени успеет уладить все вопросы. Но прошло уже три дня с момента прибытия на Реку Поцелуев, а она так и не приблизилась к решению проблемы. Воскресенье оказалось полностью потерянным, поскольку весь день Джина провела в постели, страдая от тошноты и расстройства желудка. Виной всему, видимо, был тот дешевый гамбургер, который она съела еще в субботу, после визита к Алеку О’Нилу. Подходящее завершение для столь бесплодной встречи. Забавно, что Алек заподозрил ее в попытке заработать на линзах. Джина и правда не отказалась бы от денег, но это не значило, что она собиралась предъявлять права на линзы Френеля.

Интересно, упомянут ли о ней Алек и Лэйси, когда встретятся сегодня в клинике? И не могла бы в таком случае Лэйси повлиять на отца? Хотя вряд ли, конечно. Переубедить такого, как Алек, было невозможно. То ли из-за своих подозрений, то ли по какой-то другой, неведомой Джине, причине Алек совершенно не желал идти на сотрудничество. И теперь все надежды Джина возлагала на этого агента по недвижимости, Нолу Диллард.

Она просто пришла в ее офис и сказала, что желает видеть миссис Диллард. Пожалуй, ей сначала следовало бы позвонить, но Джина слишком боялась услышать очередное «нет». А по телефону у нее было куда меньше шансов переубедить миссис Диллард. Умение убеждать вообще не было ее сильной стороной. Да, ей ничего не стоило утихомирить кучку подростков, обратив их внимание на азы науки – навык, дающийся не так-то легко. Но на этом ее умение увещевать практически и заканчивалось.

Ей пришлось прождать около получаса, пока в дверях приемной не появилась наконец женщина лет пятидесяти. Она решительно направилась к Джине, протягивая на ходу руку.

– Вы, как я понимаю, Джина Хиггинс?

Белокурые волосы незнакомки были аккуратно зачесаны назад, а загорелая кожа поражала гладкостью и отсутствием морщин – результат работы хорошего пластического хирурга.

Поднявшись, Джина пожала протянутую ей руку.

– Да, – ответила она. – Найдется у вас для меня свободная минутка?

Нола Диллард бросила взгляд на часы.

– Около пятнадцати минут, – заявила она. – В четыре у меня встреча с клиентом.

Джина прошла за Нолой в просторный офис, где размещались необъятный стол из красного дерева и несколько стульев с дорогой обивкой. Стены и книжную полку украшали грамоты и призовые статуэтки. Очевидно, что Нола Диллард вполне преуспела на своем поприще. Здесь же висела фотография молодой женщины с белокурыми волосами, которая держала на коленях малышку лет трех. Мать и дочь – а это могли быть только они – счастливо улыбались в камеру. При виде этой семейной идиллии Джине до слез захотелось обнять собственного ребенка.

– Вас интересует дом или квартира? – спросила Нола, устраиваясь за массивным столом.

– Ни то, ни то. – Оторвавшись от фотографии, Джина взглянула на риелтора. Сама она сидела на краешке стула, крепко обхватив ладонями колени.

– Меня интересует здешний маяк.

– Маяк? – В серых глазах Нолы промелькнуло удивление. – Интересует в каком смысле?

– Мне бы хотелось поднять со дна океана линзы и выставить их где-нибудь на всеобщее обозрение.

– Вот оно что, – понимающе кивнула Нола. – Должно быть, вы – та приятельница, для которой Лэйси пыталась найти жилье?

– Верно. Но мы договорились, что я останусь в домике смотрителя.

– Насколько я понимаю, это Лэйси сказала вам, что когда-то давно я входила в комиссию по спасению маяка.

– Ее отец… я узнала об этом от мистера О’Нила.

– Неужели? – Нола не скрывала своего удивления. – Я-то думала, Алеку больше нет дела до маяка.

– Вы правы, – кивнула Джина. – Поэтому-то он и предложил мне связаться с вами.

Не то чтобы правда, но и не откровенная ложь.

Нола задумчиво покачалась на стуле, не сводя с Джины внимательного взгляда.

– Так уж получилось, – заметила она, – что я, в отличие от большинства местных жителей, заинтересована в том, чтобы линзы наконец подняли. В конце концов, – добавила она с улыбкой, – это привлекло бы сюда еще больше туристов, а значит, пошло бы на пользу моему бизнесу.

– Так вы мне поможете? – Джина еще крепче сжала колени. – Мне нужно найти кого-то, кто профинансировал бы этот проект, но я тут чужая, и мне не обойтись без помощи местных жителей.

– Откуда ты приехала?

– Штат Вашингтон. В свободное время я изучаю историю маяков, и мне захотелось осмотреть те из них, что расположены на востоке страны. До сих пор не могу поверить, что никто даже не потрудился спасти эти линзы.

– Тут я согласна с тобой на все сто процентов, – заметила Нола.

У Джины вырвался вздох облегчения: Нола Диллард явно принадлежала к числу тех, кто умеет добиваться своего.

– Я могу свести тебя с людьми из туристического агентства, – продолжила Нола. – Если захочешь взять на себя все административные обязанности, они, скорее всего, снабдят тебя необходимой суммой.

– Это было бы замечательно! – улыбнулась Джина. – Алек О’Нил наотрез отказался помогать мне, и я уже подумала…

– Ты же сказала, что это Алек посоветовал обратиться ко мне, – не дала ей закончить Нола.

Джина вдруг ощутила, что неожиданно для себя ступила на тонкий лед.

– Он назвал мне ваше имя, – осторожно заметила она.

– А сам Алек хочет, чтобы линзы подняли?

– Нет, – ответила Джина после секундного колебания. – Но я думаю, все дело в том…

– Тогда я ничем не смогу помочь тебе. – Нола решительно скрестила руки на груди.

– Но почему? – едва не прорыдала Джина.

– Алек, в общем-то, прав, – пожала плечами Нола. – Будет лучше, если линзы останутся на дне океана. Это то, чего хотят все местные жители. Просто я на мгновение загорелась идеей.

– Прошу вас, миссис Диллард. – Джина уже не скрывала отчаяния, но Нола этого, кажется, не заметила. Она встала, в очередной раз взглянув на часы.

– Алек – мой друг, – сказала она, сочувственно улыбнувшись Джине. – Я так толком и не поняла, почему он вдруг поменял свои планы в отношении маяка, но я не намерена заниматься этим вопреки его желанию.

Джине ничего не оставалось, только как встать и направиться к выходу. Следуя за ней к двери, Нола сочувственно приобняла ее за плечи.

– Как там Лэйси? – поинтересовалась она. – Давненько мы с ней не виделись.

– Мы знакомы лишь несколько дней, – промолвила Джина, не в силах скрыть своего разочарования, – но мне и так понятно, что таких, как Лэйси, еще поискать.

Накануне Лэйси целый день нянчилась с Джиной, страдавшей от расстройства желудка. Она купила ей крекеры и имбирный эль и не поленилась приготовить куриный бульон.

– Сегодня у нее день рождения.

– И точно, первое июля, – кивнула Нола. – Через пару недель после дня рождения моей дочери. Лэйси была когда-то лучшей подругой Джессики.

Они вышли в приемную, и Нола на прощание повернулась к Джине.

– Извини, что ничем не смогла помочь тебе, – сказала она.

– Что же мне теперь делать? – Джина жалобно посмотрела на нее.

– Ты уже встречалась с Уолтером Лескотом или Брайаном Кассом?

– Нет пока, – ответила Джина. – Но Алек сказал, что они уже очень старые, а потому…

– Конечно, они здорово сдали с годами, но это не значит, что их можно сбрасывать со счетов, – рассмеялась Нола. – Вдобавок, у возраста есть свои преимущества: к примеру, неисчислимое количество полезных знакомств.

– Я поговорю с ними, – сказала Джина без особого энтузиазма. – Ну а вам в случае чего известно, где меня искать.

* * *

По дороге домой в нутре ее автомобиля что-то натужно погромыхивало. Судя по всему, поездки по ухабистой дороге не прошли для машины даром. Оставалось лишь гадать, сможет ли она вообще вернуться на ней в Вашингтон.

Припарковавшись на площадке возле домика смотрителя, Джина распахнула дверцу, но так и не вышла из автомобиля. Нужно было решить, что же делать дальше. На этот вечер дом оказался в полном ее распоряжении. Лэйси, Клэй и даже Саша отправились к Алеку О’Нилу, чтобы отметить там день рождения Лэйси. Джину, разумеется, не пригласили, да она этого и не ожидала. В душе она была даже рада, поскольку ничуть не горела желанием вновь увидеться с Алеком. Она готовилась провести этот вечер в приятном уединении, но тут вдруг ощутила, что скучает по Лэйси и ее дружеской опеке. Джину это встревожило. Чем больше она сближалась с Лэйси, тем труднее ей становилось лгать. Дружба влекла за собой соответствующие обязательства, а этого Джина не могла себе позволить. Никому и ни на каких условиях не могла она рассказать о том затруднительном положении, в котором оказалась по воле случая. Иначе ее просто сочли бы сумасшедшей. В каком-то смысле так оно и было: отчаяние толкает порой на самые безумные поступки.

За завтраком Джина вручила Лэйси поздравительную открытку с запиской: она обещала своей хозяйке массаж, когда та этого только пожелает. Прекрасный подарок, на который ей даже не пришлось тратиться.

– Я – хороший массажист, – заверила она Лэйси. И это было правдой. Джина освоила это искусство несколько лет назад, поскольку массаж был единственным средством, способным облегчить страдания ее больной матери.

– Так жаль, что ты не пойдешь с нами сегодня, – промолвила Лэйси. Она стояла посреди кухни, сжимая в руках поздравительную открытку. Клэй уже открывал заднюю дверь – ему пора было ехать на работу. Без сомнения, Лэйси переживала из-за того, что они оставляют Джину одну.

– Ты знаешь меня всего три дня, – с улыбкой заметила Джина. – Я – ваша постоялица, а вовсе не член семьи. Отправляйтесь с Клэем к отцу и повеселитесь там от души. Ты заработаешь рак, если будешь беспокоиться из-за каждого пустяка.

Лэйси крепко обняла ее в ответ. Клэй, который уже стоял на пороге, не сдержался и заметил:

– Рак вызывают бактерии, а не беспокойство.

Он вышел на улицу вслед за Сашей, а Лэйси последовала за братом. Джина, успевшая заработать как дружеское объятие, так и нагоняй, осталась одна.

Она знала, что Клэй был вдовцом. Лэйси рассказала, что его жена, занимавшаяся дизайном интерьеров, погибла в ноябре, и Клэй до сих пор не оправился от этой трагедии. У них был фантастический брак, заявила Лэйси. Джина не очень-то верила в фантастические браки, но спорить с Лэйси ей не хотелось, тем более что последняя явно тосковала по невестке. Да и Клэй, при всей его безучастности, был очень добр к их незваной гостье. Он даже разрешил Джине пользоваться его компьютером. А для нее это по ряду причин было весьма актуальным.

И вот теперь, сидя на парковочной площадке, она подумала о том, не проверить ли ей еще раз свою почту, хотя она уже заглядывала в ящик перед обедом. Но тут вдруг ее внимание привлек шум моря: сегодня оно звучало тише и спокойнее, чем обычно. Может, прогуляться вдоль берега? Не исключено, что ей удастся найти ту станцию Береговой охраны, о которой Бесс упоминала в своем дневнике.

Оставив в машине сандалии, Джина зашагала по песчаной тропинке к маяку. Пройдя еще с десяток метров по мелководью, она повернула направо, к пляжу. Со времен Бесс береговая линия сильно изменилась. Пляж превратился в узкую полоску, которая и вовсе исчезала там, где волны вгрызались в прибрежную зелень. В таких местах ей приходилось брести прямо по воде.

Судя по записям в дневнике, станция Береговой охраны находилась в какой-нибудь полумиле от маяка, но Джина прошла не меньше мили, так и не заметив ничего подходящего. Собственно говоря, здесь вообще не было никаких построек. Очень скоро полоска пляжа и вовсе оборвалась, уткнувшись в непроходимые заросли кустов и деревьев. Вокруг по-прежнему не было ни души. Тишину нарушал лишь шорох волн, легонько накатывавших на берег, да случайный треск ветки где-то в лесу. Счастье еще, подумалось Джине, что ни кабанов, ни лошадей тут больше нет.

Мертвые тела выносило на этот пляж, вспомнились ей строки дневника. А однажды тут убили человека.

Теперь все внимание ее было приковано к океану. Кто-то плавал неподалеку от берега. Подойдя поближе, Джина обнаружила, что это женщина лет пятидесяти. Незнакомка уже выходила на пляж, выжимая воду из длинных волос.

Приветственно помахав Джине, женщина наклонилась за полотенцем.

– Здравствуйте, – откликнулась Джина. – Как вода?

– Просто чудо, – ответила та. – Сегодня так тихо. Я проплыла, должно быть, не меньше двух миль.

Эта широкоплечая женщина с мускулистыми ногами была похожа на профессиональную пловчиху. Она внимательно посмотрела на Джину.

– Я прихожу сюда практически каждый день, но до сих пор не встречала тут ни единого человека, – заметила она.

– Я ищу станцию Береговой охраны.

– Береговой охраны? – переспросила та. – Хотите сказать, станцию спасателей?

А ведь и правда, Береговая охрана размещалась именно там!

– Верно, – кивнула Джина.

– Самая ближняя находится в Оушен-Сэндс. Есть и еще одна, в Сондерлинге, – пояснила женщина, аккуратно обтирая руки.

Джина взглянула на нее в некотором замешательстве.

– Мне казалось, здесь тоже должна быть станция.

Женщина покачала головой, но в следующее мгновение лицо ее озарилось улыбкой.

– Я знаю, что вы имеете в виду! – воскликнула она. – Здесь действительно находилась станция – я даже читала о ней. В сильную бурю ее просто смыло в море. По-моему, еще в шестидесятые. Точно не знаю, поскольку произошло это до моего приезда сюда. Пляж здорово размыло с той поры.

– Что ж, тогда понятно, – разочарованно промолвила Джина. Бури и штормы. Очевидно, что погода натворила тут немало бед. – В любом случае спасибо, – натянуто улыбнулась она. – Теперь я точно могу прекратить поиски.

– Сожалею, – понимающе улыбнулась женщина. Наклонившись, она подняла с земли пляжную сумку, после чего вновь взглянула на Джину. – Приятного вам вечера. – Сказав это, она зашагала в сторону тропинки, проложенной в прибрежных зарослях.

– И вам того же, – откликнулась Джина.

Подождав, пока женщина исчезнет за стеной деревьев, она развернулась и направилась к маяку.

Джина брела по мелководью, как никогда остро ощущая свое одиночество. Добравшись до полуразрушенной башни, она замерла, стоя по колено в воде. Взор ее был прикован к морю. В конце концов, чем она хуже той женщины с пляжа? Джина тоже умела плавать. Правда, ей еще не доводилось купаться в океане, ведь там, где она жила, никому бы и в голову не пришло лезть в океанскую воду – такой она была холодной. Джина внимательно разглядывала водную поверхность. Что, если линзы где-то рядом? Может, ей даже не придется вытаскивать их на поверхность.

Купальника Джина с собой не привезла, ведь у нее и в мыслях не было, что ей придется плавать или нырять. Впрочем, в таком пустынном месте ничто не мешало ей окунуться прямо в шортах и футболке. Джина медленно побрела по мелководью. Было время прилива – не самый удачный момент для поисков, но на океане сейчас царило затишье. Решено, она будет обходить маяк со стороны моря, двигаясь по дуге и расширяя ее с каждым поворотом. Линзы весили целых три тонны. Даже если они разбились на несколько частей, такие осколки трудно будет не заметить.

Поначалу она двигалась достаточно быстро, стараясь нашарить в воде что-нибудь твердое и гладкое. Но чем глубже она заходила, тем медленней становились ее движения. Порой нога ее задевала обломок бетона или кирпича, но ничего похожего на стекло ей так и не встретилось. Так она продвигалась вперед, стараясь не думать об акулах и разрывных течениях^[7]. Джине еще не приходилось сталкиваться ни с тем, ни с другим, однако она была наслышана об этих опасностях. Пару раз, задержав дыхание, она ныряла и пыталась осмотреться, но видимость была очень плохая, а соленая вода разъедала ей глаза.

В какой-то момент, повернувшись к берегу, она изумленно застыла: маяк казался отсюда совсем крохотным. Ее сердце отчаянно заколотилось. Впрочем, несмотря на то что заплыла она довольно далеко, вода здесь едва-едва скрывала ее с головой. Этим она и утешалась, упорно выгребая к берегу. Сердце у Джины сжималось от дурных предчувствий: она осмотрела огромную территорию, ощупав ногами каждый метр морского дна. И все безрезультатно. Линзы, неразрывно связанные с ее прошлым и будущим, бесследно исчезли.

10

Четверг, 19 марта 1942 г.

Сегодня случилось нечто настолько ужасное, что я и не знаю, смогу ли описать это в своем дневнике. Я просто не могу подобрать подходящих слов. С другой стороны, если я расскажу о случившемся, мне может чуточку полегчать, так что я все-таки попытаюсь. Сейчас уже полночь, но спать я все равно не могу – боюсь, что мне будут сниться кошмары.

Я с детства люблю забираться на деревья. Мама часто шпыняет меня из-за этого. Я, мол, считаю себя невесть какой взрослой, а сама, как ребенок, лазаю по деревьям. Не знаю, смогу ли я – да и захочу ли! – перерасти эту привычку. Со временем я планирую карабкаться на деревья с собственными детьми. Пока же мне больше всего нравится лесок, который тянется к югу от пляжа. Там есть одно замечательное дерево – не очень высокое, с раскидистыми ветвями. Я часто сижу там после школы: грызу яблоко или что-нибудь еще, а иногда просто читаю. Стыдно признаться, но порой я тайком выбираюсь из дома посреди ночи и устраиваюсь на своем любимом дереве. Просто это та часть пляжа, которую патрулирует Джимми Браун, а мне нравится наблюдать за ним. Я бы точно умерла со стыда, узнай он вдруг об этом. Но ветки у дерева очень густые, и я не думаю, что он сможет что-нибудь разглядеть, даже если направит на меня свой фонарь.

Сегодня выдался такой теплый и тихий денек, что мне не терпелось дождаться окончания уроков. Вернувшись из школы, я прихватила книгу (сейчас это «День гнева») и поспешила забраться на свое дерево. Весь пляж подо мной был густо усыпан хламом – должно быть, обломками очередного корабля, который потопили немцы. Я знала, что порой с мусором на берег выносит и тела, хотя сама ни разу не видела ничего подобного. Я как раз размышляла о том, что мне здорово повезло в этом плане, как вдруг взгляд мой зацепил кусок бело-голубой ткани. Присмотревшись, я увидела, что это чья-то рубашка. И надета она на человека!

Я едва не бросилась за папой, но потом все-таки решила проверить – а вдруг этот парень еще жив и нуждается в помощи. Было ужас до чего страшно, аж коленки подкашивались, но я все-таки слезла с дерева и побрела по пляжу, осторожно пробираясь между мусором и обломками. Мужчина лежал на песке вниз лицом, на некотором расстоянии от всего этого хлама. На нем была бело-голубая рубашка и коричневые брюки. На ногах – ботинки и носки. До самой смерти буду помнить теперь эти детали! Стоило мне взглянуть на человека, и я тут же поняла, что он мертв. Но внутренний голос продолжал нашептывать: давай, убедись окончательно. Я осторожно просунула ногу под тело и перевернула его на спину. Бог ты мой! У человека было перерезано горло! Вся рубашка на груди оказалась пропитана кровью. Кто-то едва не отсек этому парню голову. Я закричала и бросилась бежать – но не к дому, а к станции Береговой охраны. В какой-то момент мне показалось, что меня вот-вот стошнит, но все обошлось. Перед глазами у меня, как наяву, стояло лицо этого человека.

На станции я первым делом бросилась к мистеру Хьюитту и рассказала ему о своей находке. Втроем (он, я и Ральф Салмон, еще один парнишка из Бостона – симпатичный, но не Джимми Браун!) мы забрались в джип и покатили на пляж. Береговая линия была усыпана обломками. Совсем не тот вид, к которому я привыкла, и мне потребовалась пара минут, чтобы определить нужное место. Пока мы тряслись по песчаным ухабам, я продолжала забрасывать мистера Хьюитта вопросами. Если немцы торпедировали сам корабль (без сомнения, с большого расстояния), то как они умудрились перерезать этому парню глотку? На это мистер Хьюитт ничего не ответил. Он все так же вел джип, усиленно о чем-то размышляя, и я поняла, что он пытался решить ту же загадку.

Ясное дело, я не горела желанием вновь увидеть мертвеца, и мистер Хьюитт предложил мне остаться в джипе. С другой стороны, мне не хотелось выглядеть мокрой курицей, и я сказала, что тоже пойду с ними. Нам пришлось карабкаться по доскам и прочему хламу, и Ральф умудрился даже наступить на гвоздь. Счастье еще, что он не пропорол ногу!

Когда мы добрались наконец до тела, я усилием воли заставила себя взглянуть на него. А Ральфа тут же стошнило – правда, в лесу, где он поспешил спрятаться (практически у моего дерева!). Мистер Хьюитт присел на корточки, чтобы осмотреть убитого.

– Этот человек вовсе не с корабля, – заявил он.

– А почему вы так думаете? – Я наклонилась, опершись руками о колени, как будто собиралась получше рассмотреть тело. Мне не хотелось, чтобы мистер Хьюитт заподозрил меня в трусости.

– Прибой затопил обломки лишь пару часов назад, – пояснил мистер Хьюитт. – Взгляни, тут все сырое.

И правда, с досок до сих пор сочилась вода. Но я все еще не могла понять, куда он клонит.

– А одежда на парне совсем сухая, – мистер Хьюитт кивнул на окровавленную рубашку. – Даже ботинки не промокли. Это значит, что он не был в воде. Вдобавок тело не раздуто, как бывает с утопленниками.

Ральф уже выбрался из леска, но не изъявлял ни малейшего желания подойти поближе к мертвецу. Вместо этого он уселся на песок в некотором отдалении от нас.

– Этот парень не имеет никакого отношения к потопленному кораблю, – продолжил мистер Хьюитт. Он обшарил карманы брюк, но не нашел ни бумажника, ни каких-либо документов.

– Взгляни-ка на него, Бесс, – обратился ко мне мистер Хьюитт. – Ты знаешь тут всех без исключения. Видела его раньше?

Я уставилась парню в лицо, стараясь не смотреть на чудовищную рану, которая зияла у него на шее. Явно не местный. Совсем еще молодой, а я знала тут всю молодежь. Многие парни были сейчас в Европе – сражались там с нацистами. В общем, я покачала головой и заявила мистеру Хьюитту, что ни разу не встречала этого человека.

– Знаешь что, Бесс, – сказал мистер Хьюитт, поднимаясь с корточек, – а ты – храбрая девица. Взгляни вон на беднягу Ральфа: до сих пор белый как полотно.

Ральф тем временем успел подняться с песка, но к нам по-прежнему не приближался. От слов мистера Хьюитта краска бросилась ему в лицо. По крайней мере, оно перестало быть таким пугающе белым! Ральф притворно засмеялся, решив, видимо, что мистер Хьюитт подшучивает над ним (хотя в шутке этой была изрядная доля правды!).

Я спросила у мистера Хьюитта, что он намерен теперь делать. Он заявил, что сообщит обо всем шерифу, а тот уже будет проверять списки пропавших. Не исключено, что это поможет установить личность незнакомца.

– Убили его здесь, – заметил мистер Хьюитт, – прямо на пляже. Только взгляните: весь песок пропитан кровью.

Убили на пляже! Практически под моим излюбленным деревом. Даже странно, что я не подумала об этом раньше. На песке действительно расплылось большое кровавое пятно – вроде того, что было на рубашке убитого. Вот тут-то мне и правда стало плохо. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова устроиться на этом дереве.

– По-моему, он похож на немца, – промолвил вдруг Ральф. Это были едва ли не первые его слова после отъезда со станции.

– А как, по-твоему, выглядят немцы? – улыбнулся мистер Хьюитт. Ральф в ответ указал на светлые волосы и брови незнакомца. Наверняка он считал его немецким шпионом. Стоит тут появиться чужаку, и все сразу думают, что он шпионит на немцев. А как бы еще их подводные лодки вычисляли передвижения наших судов? Но мистер Хьюитт только рассмеялся.

– Ты с успехом описал самого себя, Ральф, – заметил он. – Светлые волосы и светлые брови.

– Я не фриц! – выпалил Ральф. Теперь он выглядел донельзя рассерженным, но мистер Хьюитт проигнорировал его реакцию.

– Идем, Бесс, мы проводим тебя до дома, – сказал он мне.

– Это ни к чему. Я ничуть не боюсь, – заявила я, хотя при мысли о том, что придется идти по темному лесу, мне стало как-то не по себе.

Мы немного поспорили, и в итоге они прошли со мной часть пути. Мистер Хьюитт заявил, чтобы я непременно рассказала папе об убитом, поскольку нашли его очень близко от маяка.

– И будьте поосторожней, – сказал он на прощание. – Я не знаю, как и почему погиб этот парень. Знаю только, что убийца все еще разгуливает на свободе.

Я поспешила домой. Слова мистера Хьюитта не выходили у меня из головы. Странно, что я не подумала об этом раньше. Меня настолько захватила мысль о том, что это парень с потопленного корабля, что я и дальше продолжала считать его жертвой нацистов. Но мистер Хьюитт был прав: убийца – один из нас.

Вечером, перед тем как лечь спать, папа накрепко запер дом – впервые на моей памяти! Мама обнимала меня, как в детстве, и я знала, что сегодня за мной будет особый присмотр – вряд ли мне удастся выбраться из дома, чтобы понаблюдать тайком за Джимми Брауном. Ну и ладно. Не думаю, что осмелюсь еще раз прийти на этот пляж в полной темноте.

11

Было в этом доме нечто такое, что вселяло в душу Клэя смутное беспокойство. Но не всегда, а лишь по ночам. Всякий раз, когда он просыпался в полной темноте, прямо за окном неустанно шумел океан – как будто за ночь он успел еще ближе придвинуться к дому. Но стоило ему отправиться в ванную или спуститься на кухню, как звуки словно бы умирали. Дом казался непривычно тихим, как будто кто-то – или что-то – затаилось в его углах.

В апреле Лэйси брала отпуск, и на неделю Клэй остался в доме один. Хорошо еще, что Саша был тогда с ним. Иначе эта глухая темнота могла окончательно вогнать его в депрессию. Этот дом перевидал немало событий, и все его призраки вырывались по ночам на свободу.

Во вторник, проснувшись около часа ночи, Клэй почувствовал, что хочет в туалет. Закрыв глаза, он попытался было снова уснуть, но безуспешно.

Саша зашевелился в углу, когда Клэй выбрался из постели, однако пес практически сразу затих, вновь погрузившись в сон. Клэй вышел в коридор, готовясь окунуться в привычную тишину, но тут же замер: из комнаты сестры доносились какие-то звуки. Что с Лэйси? Неужели больна? Впрочем, уже в следующую секунду он отчетливо различил приглушенные стоны и ритмичное поскрипывание кровати. Окончательно проснувшись, Клэй заспешил в ванную комнату.

С кем она сейчас? Ванна примыкала к спальне сестры, так что и здесь его преследовали страстные стоны. Такое чувство, будто он тайком подсматривал в замочную скважину. Причем уже не в первый раз. Клэй открыл воду, лишь бы заглушить эти назойливые звуки. Может, ты просто завидуешь, сказал он себе. У Лэйси есть близкий человек, а у тебя нет. Но дело было вовсе не в этом. Клэя беспокоило то, что сестра его, судя по всему, не отличалась разборчивостью. Он не знал, кто с ней сейчас, но, скорее всего, это был не тот парень, которого она приводила неделей раньше.

Наутро он нашел Джину и сестру в самодельной мастерской. Лэйси, с резцом в руках, склонилась над ярко-синим куском стекла. Она часто вставала пораньше, чтобы еще до клиники поработать над витражами. Джина стояла меж двух окошек и увлеченно поедала персик, наблюдая за аккуратными движениями Лэйси. Волосы у Джины падали на плечи ровной волной, но Клэй-то знал, что это лишь до тех пор, пока за дело не возьмется соленый морской воздух. Джина купалась в ало-золотистом свете, который падал на нее сквозь витражные стекла, и Клэй с трудом оторвал от нее взгляд и посмотрел на сестру. Он намеревался расспросить ее о вчерашнем любовнике, но не хотел делать это при Джине – мало ли, вдруг у них с Лэйси произойдет стычка.

– Прошлым вечером, пока мы были у папы, Джина пыталась отыскать линзы, – заявила Лэйси, прежде чем Клэй успел ее о чем-либо спросить.

– Думаю, кто-то уже забрал их, – заметила Джина. – Мне так и не удалось ничего найти.

– А как ты их искала? – поинтересовался Клэй.

– Обшаривала воду, – чувствовалось, что девушка горда своим поступком.

Клэй, рассмеявшись, облокотился о дверь.

– Воды тут – целый океан, – промолвил он. – Не думаю, что линзы будет так просто найти.

– Во всяком случае, на дне было полно обломков башни, – возразила Джина. – Я чувствовала их под ногами. Но я проверила все без исключения – ничего похожего на линзы. Я обшаривала дно очень методично, – продолжила она, разглядев, должно быть, скептицизм в глазах Клэя. – Я шла, а потом и плыла по дуге от самого маяка, постоянно увеличивая радиус охвата.

Лэйси взглянула на Клэя с лукавой улыбкой.

– Тебе это ничего не напоминает? – спросила она.

Клэй кивнул. Ему было ясно, что сестра имеет в виду отца и его старое увлечение маяком.

– Ты просто одержима, – заявил он Джине.

Та лишь пожала плечами. Да и что толку отрицать очевидное?

– Я ведь уже говорил, – заметил Клэй, – это был чудовищный ураган. И я более чем уверен, что никто не поднимал линзы – мы бы об этом непременно узнали.

Доев персик, Джина аккуратно завернула косточку в салфетку.

– Хочу поговорить сегодня с теми двумя стариками, которые тоже были в комиссии по спасению маяка, – заявила она. – Теперь вся моя надежда только на них.

– О ком это ты? – поинтересовалась Лэйси.

– Уолтер и Брайан, так ведь? – спросил Клэй. – Собираешься в «Шорти»?

Джина кивнула.

– Ваш отец сказал, что проще всего застать их там. Правда, я не очень представляю, где находится этот ресторан.

Лэйси, оторвавшись от работы, объяснила ей, как туда добраться, после чего перевела взгляд на Клэя:

– Что, Генри тоже будет сегодня там?

Клэй кивнул.

– По всей видимости, ты встретишь там и деда моей жены, – сказал он Джине. – Я заеду за ним по пути на работу и отвезу в «Шорти». Оставлю в компании Брайана и Уолтера.

– Вот и чудесно, – немного неуверенно заметила Джина.

Интересно, он сказал слишком много или слишком мало? И что вообще она знает о его покойной жене? Что именно успела рассказать ей Лэйси? Не желая мучиться этими вопросами, Клэй перевел взгляд на сестру.

– Кто был тут прошлой ночью? – поинтересовался он как будто невзначай.

Лэйси и бровью не повела.

– Джош, – ответила она. – А с ним Пират.

Клэй вздохнул с явным облегчением. Лэйси познакомила его с Джошем пару недель назад. Неплохой парень, судя по всему.

– Пират – это кто? – поинтересовалась Джина.

– Желтый лабрадор. Великолепный пес. – Лэйси вновь взглянула на брата. – Джош просил узнать, не согласишься ли ты протестировать Пирата. Узнать, насколько он подходит для спасательных работ.

– Я этим больше не занимаюсь, – с раздражением заметил Клэй. Не стоило Лэйси затевать этот разговор, тем более при Джине.

– Простая оценка, – не сдавалась Лэйси, будто понимая, что он не станет ругаться с ней в присутствии постороннего человека. – Джош заплатит тебе. У Пирата хороший потенциал. Пока что это обычный щенок, но очень задорный и сообразительный. Мне кажется, такой темперамент…

– Я же сказал, что не занимаюсь этим больше. Ну что тут непонятного?

– Не упрямься, Клэй, – продолжала упрашивать его Лэйси. – Неужели ты позволишь, чтобы этот замечательный пес так и остался…

– А других специалистов здесь разве нет? – неожиданно встала на его защиту Джина.

– Среди местных – нет. Тем более таких хороших.

Клэй саркастически рассмеялся.

– Я уже давно выпал из разряда хороших, так что не донимай меня этим больше, ладно?

В комнате воцарилось неловкое молчание. Клэй бросил взгляд на Джину, но так и не понял ее настроения.

– Как там у тебя с Джошем, серьезно? – спросил он у Лэйси, стараясь побыстрее сменить тему.

– Угу, – ответила та, не отводя глаз от стекла.

– Мне он нравится. Почему бы тебе не ограничиться одним-единственным приличным парнем?

Лэйси положила резец на край стола и внимательно взглянула на брата.

– Потому что мне не нужен один парень, хоть приличный, хоть какой, – ответила она. – Сначала ты встречаешься с одним-единственным парнем, потом он предлагает тебе пожениться, и что в итоге?

– Разве не об этом мечтают все женщины? – спросил Клэй. – Выйти замуж? Обзавестись детьми?

Лэйси и Джина рассмеялись, будто он сказал невесть какую глупость.

– Что касается детей, я только за, – промолвила Джина. – Но замужество…

– И почему только мужчины думают, будто женщины горят желанием выйти замуж? – Лэйси заговорщически взглянула на Джину. – Знаешь разницу между мужчиной и рождением ребенка?

– Нет. – Джина опустилась на стул, предвкушая что-то забавное.

– Одно причиняет страдания, тогда как другое – просто рождение ребенка.

Джина рассмеялась. В другое время Клэй мог бы посмеяться вместе с ней, но в последние месяцы шутки насчет мужчин – любые шутки, если уж на то пошло – не казались ему забавными.

– Почему так трудно найти чутких, заботливых, привлекательных мужчин? – спросила в ответ Джина.

– Почему?

– Потому что у таких всегда есть бойфренды.

Лэйси захихикала, но тут же поспешила внести в разговор свою лепту.

– Почему мужчины дают своим пенисам имена?

Джина взглянула на нее с выжидательной улыбкой.

– Чтобы быть на дружеской ноге с тем, кто принимает за них решения.

Джина расхохоталась, зато Клэю было не до смеха.

– И долго вы еще намерены отпускать шуточки в адрес мужчин? – поинтересовался он. – Может, на сегодня хватит?

– Вы столетиями унижали женщин, и ничего, – хмыкнула Лэйси.

Зато Джина взглянула на него с виноватой улыбкой.

– Прости, Клэй, – сказала она. – Просто женщины посмеиваются над мужчинами из страха.

– Ты серьезно? – спросил он.

– Это такой способ защиты, – пояснила она. – Женщины часто страдают от мужчин, и юмор помогает нам преодолеть страхи.

– Скажешь тоже, – фыркнула Лэйси, но Клэй вдруг ощутил странное волнение. Слова Джины задели в нем какую-то струнку. Может, все дело было в простоте объяснения или же в том, что она будто бы извинялась за свой невольный выпад.

– Вряд ли я когда-нибудь выйду замуж или обзаведусь детьми, – Лэйси вернулась к тому, с чего начались их шутки.

– Почему вдруг? – спросила Джина.

– Я превращу их жизнь в сплошное испытание, – пояснила Лэйси. – Или же умру и оставлю их одних.

Вот тебе на. Клэй не ожидал, что разговор может принять подобный оборот.

– Мне пора на работу, – сказал он. – Хорошего вам дня, девочки.

Клэй быстро вышел из комнаты, желая поскорей встретиться с Генри. Он отвезет старика в «Шорти», а по дороге они будут болтать о погоде, крабах и ремонте дома.

Не успел он, однако, выйти из дома, как его перехватила Джина.

– Клэй! – окликнула она его с порога кухни. – Прости мои шутки насчет брака. – Она осторожно коснулась его руки. – Я не хотела тебя обидеть. Я сама несколько лет была замужем, но ничего хорошего из этого не получилось. Но твой брак наверняка был другим, и мне очень жаль, что все так закончилось.

– Спасибо. – Он сжал в ответ ее руку, ощутив ладонью тепло ее кожи. Но уже в следующее мгновение Клэй заставил себя разжать пальцы и шагнуть за порог, сохраняя на лице вежливую улыбку.

Было очень мило с ее стороны выразить ему сочувствие, думал Клэй, шагая по песку в сторону парковки. Но как же она ошибалась насчет его брака!

12

Джина припарковалась на забитой машинами площадке у видавшего виды здания. Выгоревшая от солнца вывеска гласила: «Гриль Шорти». При виде этого домика на губах у Джины мелькнула улыбка: на нее вдруг повеяло чем-то родным и знакомым. Она выросла в северной – далеко не самой престижной – части Беллингема, где вдоль набережной тянулись многочисленные фабрики. И таких ресторанчиков там было хоть отбавляй.

Джина выбралась из душной громыхающей машины, вновь и вновь обдумывая то, что ей предстояло сказать двум незнакомым старикам. Она поднялась по ступенькам, которые выглядели древними и потертыми, но на деле оказались весьма прочными. Какой-то мужчина, от одежды которого попахивало рыбой, распахнул перед ней дверь. «Спасибо», – кивнула ему Джина и шагнула внутрь.

Она сразу же окунулась в шум множества голосов. Стоя у кассы, Джина настороженно разглядывала помещение, посетители которого, судя по всему, были прекрасно знакомы друг с другом. Но дискомфорт ее быстро прошел. Громко стучали тарелки, переговаривались люди, а из колонок доносилась еле различимая музыка. Прямо перед ней, за длинной стойкой, сидели посетители (в большинстве своем мужчины), а по обеим сторонам тянулись ряды столов и кабинок. Слева пара человек расплачивалась у кассы за обед. В тусклом освещении смутно серели закопченные стены, а в воздухе витал аромат лука.

Никто даже не поднял головы, когда она вошла, и никто не поинтересовался, будет ли она обедать. Слева от Джины, на стойке возле кассы, примостился большой стеклянный кувшин, наполненный пяти– и десятидолларовыми купюрами. К кувшину была прилеплена записка: «Лотерея «Пятьдесят на пятьдесят» будет разыграна в воскресенье, 7 июля». Приписка внизу гласила: «Средства для кризисной линии. Есть вопросы? Свяжитесь с Лэйси О’Нил». У кувшина лежала белая карточка с перечеркнутой цифрой 676 долларов. Новая сумма составляла уже 780 долларов.

Джина не была азартным человеком и ни разу за свою жизнь не выиграла ничего в лотерею. Но мысль о том, что можно просто так выиграть 390 долларов, оказалась слишком соблазнительной. Вполне возможно, что свою роль сыграло и имя Лэйси, указанное на записке.

– Сколько стоит билетик? – спросила Джина, наклоняясь к кассирше.

– Шесть штук за пять долларов, – ответила та. Это была особа лет сорока, загорелая, с заостренными чертами лица. Светлые, коротко стриженные волосы ее выглядели так, будто их взбили пальцами после душа и на этом остановились.

Джина бросила в прорезь пятидолларовую купюру, а женщина отсчитала ей шесть билетов. На каждом из них Джина написала свое имя, стараясь не мешать при этом тем, кто расплачивался за обед. Она не успела спросить у Лэйси и Клэя номер телефона, а потому просто написала: «Дом смотрителя на Реке Поцелуев». Отдавая женщине билеты, она вдруг заметила у нее над головой еще одно объявление: «Требуется официантка».

Джина вновь не сдержала улыбки. Прошло немало времени с тех пор, как она заглядывала в подобный ресторанчик, и еще больше – с того момента, как она трудилась в таких заведениях официанткой. Джина зарабатывала деньги на колледж, обслуживая столики в местах, которые были ничуть не лучше этого. До сих пор ей и в голову не приходила мысль о том, чтобы устроиться здесь на работу. Она и сейчас надеялась, что уже очень скоро сможет покинуть Северную Каролину с солидной суммой. Но почему бы пока не подзаработать? Разумеется, для этой цели куда лучше подошел бы настоящий ресторан – там ей наверняка платили бы больше. Но Джине нравилась эта шумная, оживленная забегаловка. Ей хотелось работать именно здесь.

Она вновь нагнулась к кассирше.

– С кем мне поговорить по поводу работы?

Женщина с удивлением посмотрела на нее.

– Со мной. – Она протянула сдачу одному из посетителей. – Меня зовут Фрэнки.

– Я – Джина Хиггинс. В свое время я работала официанткой, и…

– Сможешь начать сегодня? – спросила Фрэнки, продолжая рассчитываться с посетителями.

– Сегодня? – со смешком переспросила Джина. – Думаю, нет. А вот завтра – пожалуйста. В какое время?

– Выбирай сама. – Фрэнки пробила очередной чек. – Либо с восьми до трех, либо вечером, во время ужина. Эта смена начинается…

– Лучше с утра, – сказала Джина. – Могу я работать четыре дня в неделю?

– Пять, включая выходные. Дни можешь выбирать сама.

– Хорошо, – кивнула Джина. Она хотела было сказать Фрэнки, что вряд ли задержится тут надолго, но потом подумала, что для нее это совсем не важно. У нее сложилось впечатление, что Фрэнки примет какую угодно помощь и на какой угодно срок. Одна из официанток скользнула мимо Джины, удерживая над головой поднос с тарелками, чтобы не задеть никого из посетителей. Девушка была одета в шорты и свободную футболку.

– Что мне надевать на работу? – вновь обратилась она к Фрэнки.

– Закрытую обувь, – ответила та, не отрываясь от кассы. – Остальное – на твое усмотрение.

– Спасибо, – откликнулась Джина. – Завтра в восемь я буду на месте.

Давно она не совершала таких необдуманных поступков, подумала Джина, отходя от кассы. Она вновь стояла посреди шумного зала, пытаясь понять, где ей найти Уолтера Лискота и Брайана Касса.

«В задней комнате, – сказала ей Лэйси, – которая на самом деле является боковой». Вдали, с левой стороны, виднелся дверной проем. Туда-то она и направилась, осторожно лавируя между столиками и кабинками. Перешагнув через порог, Джина сразу поняла, что оказалась в нужном месте.

Здесь было не так шумно, как в главном зале ресторана. Солнечный свет лился внутрь сквозь ряд окон, и в его лучах клубились струйки табачного дыма. Здесь тоже звучала музыка – не слишком громкая, но достаточно ритмичная. Там и сям стояли маленькие столики, а в углу доминировал большой бильярдный стол. Внимание Джины тут же привлек один из игроков – симпатичный молодой человек с темными волосами и мускулистыми руками, сплошь покрытыми татуировками. Когда она вошла в помещение, и он, и другие парни подняли головы, и Джина ощутила, как ее буквально обволакивают их взгляды. Собственная привлекательность не была для нее секретом, и она делала все возможное, чтобы хоть как-то пригасить ее. Джина всегда отдавала предпочтение свободным футболкам и бесформенным брюкам, но взгляды этих парней, казалось, раздевали ее догола. Проигнорировав столь лестное внимание, Джина стала всматриваться в табачную дымку, пока взгляд ее не наткнулся на трех стариков. Они сидели в самом углу, склонившись над шахматной доской. Тот из них, что был в очках, примостился в инвалидном кресле. Наблюдая за двумя игроками, он что-то вырезал из куска дерева. Все трое выглядели не просто старыми, но какими-то древними. И как только они смогут помочь ей? Раздумывая над этим, Джина подошла поближе.

Один из игроков, щеголеватый старик в белой рубашке и синем галстуке, на мгновение оторвался от доски.

– Привет, – кивнул он ей.

– Привет, – улыбнулась в ответ Джина. – Я ищу Уолтера Лискота и Брайана Касса.

Лысеющий старик в очках внимательно глянул на нее и начал подниматься из своего кресла.

– Я – Уолтер, милая барышня, – сказал он. – А это…

– Прошу вас, не вставайте, – быстро промолвила Джина. Он вновь опустился в кресло.

– А это – Брайан Касс, – кивнул он в сторону одного из игроков, привлекательного мужчины со встрепанной шевелюрой и голубыми глазами.

Тот вежливо кивнул Джине.

– Ну а это – Генри Хазельвуд, – представил Уолтер старика в галстуке.

– Вот оно что, – откликнулась Джина. – Вы, должно быть… – она замялась, пытаясь подобрать правильное слово, – родственник Клэя.

– Вы знаете Клэя? – спросил Генри.

– Да. Собственно говоря, я снимаю у них с Лэйси комнату.

– Да ладно! – воскликнул Генри. – Он и словом не обмолвился, что у них живет такая красотка.

Джина признательно улыбнулась.

– Не хочу мешать вашей игре, – заметила она, – но мне необходимо переговорить с вами. – Она по очереди взглянула на Брайана и Уолтера. – Всего пара минут.

– Я принесу тебе стул, – сказал Брайан, поднимаясь из-за стола. Джина хотела сказать, что сделает это сама, но Брайан уже придвигал ей стул.

– Играешь в шахматы, милочка? – спросил Брайан, усаживаясь рядом с ней.

– Не называй ее милочкой, – фыркнул Уолтер, обменявшись с Джиной лукавым взглядом.

– Случалось пару раз, но очень давно, – ответила она. – Не могу сказать, что я – хороший игрок.

– Твой ход, – обратился Генри к Брайану.

– Не подгоняй, – раздраженно ответил тот. – Видишь, у нас гостья.

Джина взглянула на Уолтера.

– Вы будете играть с победителем, мистер Лискот? – поинтересовалась она.

– Да, мэм. – Он продолжал увлеченно строгать, и бесформенный кусок дерева, лежавший у него на коленях, понемногу принимал очертания утки. – И я разнесу его ко всем чертям. Называй меня, кстати, Уолтер, а то я чувствую себя невесть какой рухлядью.

– А эта утка будет похожа на те? – Джина кивнула в сторону фигурок, выстроившихся на полках вдоль стен.

– Да, – ответил Уолтер. – Между прочим, их вырезал тоже я, – в голосе его прозвучала нотка гордости.

– В самом деле? – Джина встала, чтобы получше рассмотреть искусно раскрашенные фигурки.

– Жаль только, в шахматы он играет куда хуже, чем строгает уток, – хмыкнул Брайан.

Все трое говорили с похожим акцентом: в голосах их странным образом мешались патока и соль.

– Итак, – все внимание Генри переместилось с шахматной доски на Джину, – откуда ты приехала?

– Из Вашингтона. – Она вновь опустилась на свой стул. – Мне уже скоро возвращаться.

– Из Вашингтона – в смысле, из города? – поинтересовался Уолтер.

– Нет, я про штат.

Ей следовало помнить, что здесь, за несколько сотен миль от столицы, подобное уточнение было крайне уместно.

– Я был в ваших краях, только давненько, – кивнул Брайан. – Красивые места. Поднимался там на эту высокую штуку. Так ты оттуда? Из Сиэтла?

– Из Беллингема, – ответила она. – Это неподалеку.

– Там тоже полно воды, – заметил Брайан. – Бывали в тех краях? – спросил он у своих приятелей, и те отрицательно покачали головами.

– По мне так любое место, где полно воды, – это уже хорошо, – промолвил Генри.

– Чем ты там занимаешься? – спросил у Джины Уолтер.

– Преподаю в школе. А еще изучаю историю маяков.

– Ну и ну! – Генри кивнул в сторону приятелей. – Тогда ты обратилась по адресу. Эти двое знают о маяках все без исключения.

– Больше всего меня интересует тот, который находится на Реке Поцелуев, – продолжила Джина. – Мне бы хотелось поднять из океана линзы Френеля.

Брайан Касс и Уолтер Лискот многозначительно переглянулись.

– Это все равно что биться головой о стену, – хмыкнул Брайан.

– Не говори так, – вмешался Генри. – Пусть она выскажется до конца.

– Я говорю так только потому, что папочка твоего внука никогда этого не позволит, – заметил Брайан.

Приплыли, подумала Джина. Опять Алек О’Нил. Этот человек скоро превратится для нее в настоящее проклятье.

– Я встречалась с доктором О’Нилом, – заметила она. – И он действительно не собирается мне помогать. Но именно он рекомендовал мне обратиться к вам.

Уолтер положил на стол деревянный брусок.

– Видите ли, мисс, – сказал он, – лично мы с Брайаном были бы только рады, если бы линзы наконец подняли со дна океана и выставили в каком-нибудь музее.

– Прекрасно вас понимаю, – кивнула Джина.

– Если бы это можно было осуществить без помощи Алека, – продолжил Уолтер, – мы бы уже давным-давно это сделали.

– В кои-то веки Уолтер прав, – хмыкнул Брайан. – Даже не знаю, чем, собственно, мы можем вам помочь. Единственный человек, кто хоть как-то связан с Алеком узами родства, это Генри. А Генри нет никакого дела до маяка, не так ли, старина?

– По крайней мере, пока у меня не отобрали моих крабов и вечерние шоу на телевидении, – кивнул Генри.

– Так вот, – вздохнул Уолтер, – нам с Брайаном вот-вот стукнет по восемьдесят…

– Да тебе уже давно перевалило за восемьдесят, – фыркнул Брайан.

Уолтер предпочел проигнорировать эту реплику.

– Даже не знаю, чем мы можем тебе помочь, – продолжил он. – Но я вот что скажу. – Он пристально взглянул на Джину. – Мы будем только рады, если у тебя все получится. Эти линзы немало повидали на своем веку.

– Что да, то да, – подтвердил Брайан. – Просто преступление – оставлять их на дне океана.

– Я полностью с вами согласна, – заметила Джина. – Тогда скажите, что же мне делать. Обещаю, что приложу для этого все усилия.

– Во-первых, – промолвил Брайан, – тебе стоит еще раз поговорить с Алеком. От нашей старческой компании его уже тошнит, а вот симпатичная девушка вроде тебя сможет, пожалуй, его переубедить.

– Никогда не понимал, почему Алек так решительно выступил против подъема линз, – заметил Уолтер, вновь принимаясь за свою работу. – То он готов посвящать каждую секунду спасению маяка, а то вдруг заявляет, что линзам лучше оставаться там, где они есть.

– Может, он просто разочаровался после того, как мы потратили столько сил на спасение маяка, а затем в одночасье потеряли его во время шторма, – сказал Брайан.

– Многие упоминают здесь о той работе, которую провела компания, – сказала Джина. – Но я так толком ничего о ней и не знаю.

Брайан и Уолтер наперебой принялись рассказывать ей о том, чем занималась компания по спасению маяка.

– Десять лет назад маяк собирались перенести на другое место, – сказал Уолтер, покачав головой. – Я в то время был против: думал, что его просто разобьют в процессе. Но после того как передвинули маяк в Хаттерасе, я горько пожалел, что не поддержал тогда это решение.

Громкий смех грянул из другого конца комнаты. Уолтер, прежде чем продолжить, невольно глянул в ту сторону.

– Я плакал, как ребенок, когда эта штука раскололась надвое. И я сказал себе, что уж линзы-то нам точно следует спасти. Но Алек заявил, чтобы мы забыли об этом. А к словам Алека тут прислушиваются.

– Тем не менее Алек – не бог, верно? – спросила Джина, чувствуя себя едва ли не богохульницей.

Мужчины помолчали, словно бы не желая вторить подобной ереси.

– Нет, Алек – не бог, – сказал наконец Уолтер. – Но здесь его безмерно уважают, и никто не желает идти против его воли.

– Дадим ей телефон Билла Кейса, – промолвил Брайан.

– Хорошая мысль, – кивнул Уолтер, доставая из кармана ручку. Он быстро начертил что-то на бумажной салфетке, после чего передал ее Джине.

– Позвони в Ассоциацию по сохранению маяков и спроси Билла, – сказал Уолтер. – Он тебе поможет. Но для начала все же стоило бы убедить Алека.

– Бесполезно, – покачал головой Брайан. Он вновь погрузился в изучение шахматной партии, но, когда Джина встала, поднял голову.

– Заглядывай к нам время от времени. Хорошо, милочка? – попросил он.

– Непременно, – улыбнулась Джина. – С завтрашнего дня я начинаю здесь работать.

13

Четверг, 26 марта 1942 г.

Прошлым вечером я наконец-то осмелела настолько, что смогла вернуться на пляж и вскарабкаться на дерево, с которого можно было подсматривать за Джимми Брауном. Прошла неделя с того момента, как я обнаружила на пляже мертвеца, и все это время мне каждую ночь снились кошмары. Никто не знает, что это за парень и откуда он взялся, но всем не по себе, поскольку убийца так и разгуливает на свободе.

Как бы то ни было, но прошлым вечером меня поджидал сюрприз. Из дома я улизнула в одиннадцать и пережила несколько неприятных минут, пробираясь по темному лесу. Правда, луна светила так ярко, что страхи мои понемногу рассеялись. Добравшись до пляжа, я постаралась как можно бесшумнее взобраться на свое любимое дерево, хотя вокруг не было ни души. Потом я увидела обходчика. Мне сразу стало ясно, что это не Джимми: парень был не только выше ростом, но и двигался иначе.

Как же я была разочарована! Такое чувство, что за прошедшую неделю все изменилось и никто не потрудился сообщить мне об этом. Сначала я решила, что новый обходчик – Тедди Пирсон, но вскоре поняла, что ни разу не видела этого парня на станции Береговой охраны. Должно быть, какой-то новенький, подумала я. Даже с моего места было заметно, что форма ему слишком мала: брюки едва-едва доставали до щиколоток. Я наблюдала за ним, пока он не скрылся за деревьями. Через какое-то время я увидела, как он шагает в обратном направлении. На шее у парня висел бинокль. Иногда он поднимал его к глазам и вглядывался в белые огни на горизонте.

Так прошло еще несколько минут. Я была в полном расстройстве из-за того, что не увижу сегодня Джимми. Внезапно откуда-то справа до меня донесся треск. Я страшно перепугалась, поскольку тут же вспомнила про убийцу.

Мое воображение заработало на полную мощь. Что, если он убьет обходчика, а мне придется наблюдать за этим со своего дерева? Новый обходчик тоже взглянул в ту сторону, откуда раздался шум. И тут из леса вышел маленький жеребенок. Хоть я и не видела его раньше, мне сразу стало ясно, что это один из диких мустангов. А вот обходчик этого точно не знал. Он направился к жеребенку с явным намерением погладить его. Ну не чокнутый ли! Я-то знала, что должно произойти в следующий момент. И точно: со стороны леса донеслось яростное фырканье и грохот копыт. Из-за деревьев появилась кобыла, которая тут же устремилась к обходчику. Тот поднял голову, и даже с такого расстояния я заметила на его лице неописуемый ужас. Я невольно рассмеялась, когда он развернулся и бросился прямо в океан, рухнув в итоге в холодную воду.

Я и подумать не успела, как спрыгнула с дерева и поспешила на пляж, чтобы отвлечь кобылу. Та, разумеется, тут же бросилась в мою сторону, но я ухитрилась быстренько вскарабкаться на дерево. Бедняга обходчик тем временем успел подняться на ноги и теперь отчаянно старался сохранить равновесие. Как только кобыла увела жеребенка в лес, парень попытался выбраться из воды, но без особого успеха. Форма его насквозь промокла и весила теперь бог знает сколько. Он так и стоял в воде, не сводя глаз с моего дерева.

– Ну-ка, слезай! – проорал он мне. – Да кто ты вообще такой?

Он сделал пару шагов в сторону пляжа, но снова рухнул на песок под тяжестью формы.

В общем, мне не оставалось ничего другого, как только спуститься на пляж. Когда я добралась до парня, он все еще лежал на песке, изо всех сил пытаясь подняться на ноги. Мне сразу стало ясно, что не одна только форма тянет его вниз: беднягу колотило с головы до ног. Я спросила, все ли с ним в порядке, и он ухитрился встать на колени и взглянуть на меня.

– Какого дьявола ты тут делаешь? – спросил он.

Я сказала ему, что живу в домике смотрителя и люблю иногда приходить на пляж, чтобы подышать вечерним воздухом. Парень глянул на меня как на сумасшедшую. Что ни говори, было уже хорошо за полночь. Но что я могла ему сказать? Что мне нравится сидеть по ночам на дереве, поскольку так я могу наблюдать за другим патрульным, Джимми Брауном? Но парень вдруг расхохотался. Видок у него был еще тот: толстый слой песка на форме, а сам весь трясется от холода. Ну а смеялся он, должно быть, от облегчения – что спасся от дикой лошади и встретился тут со мной, а не с затаившимся на дереве убийцей. Я тоже засмеялась и начала стряхивать с него песок, удивляясь в душе собственной смелости.

– С тобой все в порядке? – снова спросила я. – Можешь встать?

Опершись на мое плечо, он все-таки сумел подняться на ноги. Первым делом он попытался стряхнуть с себя часть песка, но безуспешно: тот намертво прилип к форме.

– Да у тебя озноб, – заметила я.

– Не то слово, – откликнулся он. – А сменят меня не раньше трех. – Он потянул промокший рукав, чтобы взглянуть на часы. – Проклятье! – вырвалось у него. – Похоже, в них попала вода. Так кто ты, говоришь, такая?

Судя по акценту, этот парень был откуда-то с юга. Я в который раз объяснила ему, что живу тут неподалеку, а мой отец – смотритель маяка. Окинув меня беглым взглядом, он поинтересовался, сколько мне лет. Даже не успев подумать, я ляпнула, что мне шестнадцать. Я знала, что могу сойти за шестнадцатилетнюю, особенно в темноте.

Я тоже спросила, откуда он, и парень ответил, что из Вермонта.

– Что делает канадец в Береговой охране США? – брякнула я как последняя дурочка. Видимо, Деннис прав, и образование, которое я тут получаю, – не из лучших.

Парень засмеялся и сказал, что Вермонт находится в США. Мне стало ужасно стыдно за свой промах. Еще он сказал, что вырос в Кентукки и лишь год назад его семья перебралась в Вермонт. Так вот откуда этот акцент южанина!

С первых же минут я стала называть его Сэнди^[8] и никак иначе, ведь в его форму набралось килограммов пять песку. Мне стало его жалко. Нет ничего хуже, чем промокнуть насквозь, да еще в такую холодную ночь!

– Если тебя так напугали лошади и падение в воду, то что ты будешь делать, когда встретишься с настоящими врагами? – спросила я.

– Я же обыкновенный человек, – пожал он плечами. – И сегодня – мой первый день в вашем богом забытом местечке. Я-то думал, нас расквартируют на курорте. Ха! Да я никогда в жизни не видел океана и понятия не имел, что он такой огромный и холодный. Вдобавок мне определили патрулировать пляж, где неделю назад зарезали человека. И тут еще какая-то лошадь бросается на меня из леса, а какая-то девица спрыгивает с дерева. И ты хочешь упрекнуть меня в том, что я повел себя в этот момент не как герой?

Я тут же пожалела о сказанном. Порой я бываю резкой, поскольку привыкла говорить не подумав. Выходит, это первая его ночь на пляже? Стало быть, я разминулась с Джимми Брауном всего на одну ночь! Но мне уже было все равно: на фоне Сэнди Джимми казался обычным ребенком. У Сэнди каштановые волосы, по оттенку напоминающие мои, а еще аккуратно подстриженные усы и бородка. В голубых глазах отражается свет луны. Не хочется выглядеть такой непостоянной, но что поделать! Я извинилась перед Сэнди и сказала, что прекрасно его понимаю: чужаку и правда могло показаться странным все, что здесь происходит.

Тут он взглянул на меня совсем по-другому.

– Мне нравятся те, кто способен признавать свои ошибки, – заметил он.

Я понимала, что Сэнди не может оставаться на пляже до трех, не заработав при этом воспаления легких. И я предложила ему отправиться к нам домой и переодеться в сухую одежду. Ему явно не хотелось оставлять свой пост, но другого выхода просто не было.

И тут я приняла странное решение. Мне надо было разбудить родителей и рассказать им о том, что случилось. Они бы с радостью приняли Сэнди и предложили ему кофе и сухие вещи. Но при этом мне пришлось бы объяснять, почему я оказалась на пляже в столь поздний час. С ними точно случился бы приступ, тем более что это был тот самый пляж, где убили человека. Не удивлюсь, если после этого они стали бы запирать на ночь дверь моей спальни. Вдобавок мне не хотелось знакомить их с Сэнди. Я уже уверовала в любовь с первого взгляда, так что Сэнди был моим и только моим.

Словом, я объяснила ему, что тайком выбралась из дома и не хочу обнаруживать себя перед родителями. Сэнди посмеялся и сказал, что ему тоже пару раз доводилось такое проделывать. Мы прокрались через заднюю дверь к лестнице, которая вела в комнаты, служившие когда-то жильем помощнику смотрителя. Другое дело, что такого помощника у папы не было уже лет пять или шесть. Я оставила Сэнди в одной из пустых комнат. Боюсь, здесь было лишь немногим теплее, чем на улице, но от худшего тем не менее он оказался избавлен. Затем я проскользнула в ту спальню, где папа держал часть своей одежды. Я взяла свитер, старые брюки и такой же старенький плащ. Вряд ли папа когда-нибудь хватится этих вещей. С обувью была проблема, зато я отнесла Сэнди пару своих носков. Конечно, они оказались ему малы, но лучше это, чем ничего.

Зубы у Сэнди клацали от холода, так что на одежду он взглянул как на дар божий. Я вышла из комнаты, пока он переодевался, после чего мы вновь спустились вниз. Оставив его на веранде, я пробралась на кухню и взяла для него одну из булочек, которые мама испекла еще утром. Булочка уже успела зачерстветь, но я не думала, что Сэнди будет привередничать. И точно: он проглотил ее в один присест.

Сэнди не терпелось вернуться на пляж, и я решила, что он молодец, раз не желает пренебрегать своими обязанностями. Мне вновь вспомнились слова Денниса о том, что в обходчики идут лишь те, кто не способен ни на что другое, и я страшно рассердилась: да как он смеет говорить такое про людей вроде Сэнди, Джимми Брауна и прочих парней из Береговой охраны?

Еще раз вернувшись в дом, я заглянула в шкаф и выудила оттуда шерстяное одеяло. Поскольку Сэнди и словом не упомянул, что мне стоит остаться дома, я пошла за ним на пляж. Сама я несла шерстяное одеяло, а Сэнди – собственную одежду, ужасно грязную и мокрую.

– Не думаю, что тебе стоит и дальше патрулировать пляж, – сказала я, когда мы добрались наконец до места. – Уж точно не в этих мокрых ботинках. Лучше завернись в одеяло и посиди на песке. Отсюда виден приличный кусок берега.

К моему удивлению, он тут же согласился и сел на песок. Несмотря на теплое одеяло, он все еще дрожал от холода.

– Может, составишь мне компанию? – предложил он. – А то я боюсь уснуть.

Как раз то, на что я надеялась! Я плюхнулась рядом с Сэнди на песок, и он спросил, не холодно ли мне. Холодно мне не было, но я едва не сказала «да» – в надежде, что он поделится со мной одеялом и мы будем сидеть совсем рядом.

– Чем тут у вас можно заняться? – поинтересовался Сэнди.

– Большинство занято тем, что ловит рыбу.

– Я имел в виду – для удовольствия.

– Некоторые делают это для собственного удовольствия, – рассмеялась я, хотя сразу поняла, о чем это он. – Время от времени в здании школы показывают кино.

Пожалуй, мне стоило бы рассказать ему и о танцах, которые устраивали в той же школе, но я воздержалась. Я знала, что там он без труда найдет других девчонок – тех, которые ни в чем не отказывали парням из Береговой охраны. Местные ребята в большинстве своем воевали в Европе, и девушкам страшно не хватало мужского внимания. Неудивительно, что парни из Береговой охраны почти все свободное время проводили именно на танцах. Сэнди и без меня очень скоро узнает о подобном развлечении.

– Это я нашла на пляже того мертвеца, – заметила я.

Сэнди взглянул на меня с новым интересом, будто только сейчас поняв, кто я такая.

– Так ты – та самая Бесс! – воскликнул он. – Я уже наслышан о тебе. Это ты приносишь по выходным пироги и печенье на станцию Береговой охраны, верно?

– Верно, – хотелось бы знать, что ему порассказали обо мне другие ребята!

– Но тебе не шестнадцать, – продолжил Сэнди. – Насколько я знаю, тебе четырнадцать.

Вот уж неприятное разоблачение!

– Почти пятнадцать, – мрачно заметила я.

У Сэнди вырвался смешок, и я поняла, что он смотрит на меня как на ребенка.

– Что бы сказали твои родители, если бы узнали, где ты сейчас находишься?

– Не хочу даже думать об этом, – покачала я головой.

– Но ты не выглядишь на четырнадцать, – сказал Сэнди, внимательно всматриваясь мне в лицо. – И ты очень хорошенькая.

– Спасибо. – Я почувствовала на себе его пристальный взгляд и постаралась не захихикать, как это сделала бы четырнадцатилетняя.

– Смелости тебе тоже не занимать, – продолжил он.

– Это у меня наследственное, – откликнулась я. – Моя мама работала раньше на спасательной станции.

Я преподнесла ему этот слух как реальный факт, но не думаю, что он мне поверил. Потом мы начали болтать – буквально обо всем. Сэнди хотелось побольше узнать про Внешние отмели, и я щедро делилась с ним информацией. Я даже сказала, что диких мустангов лучше оставить в покое, хотя некоторые парни умудрились приручить часть лошадей и теперь патрулируют на них пляж. Нет уж, спасибо, заметил Сэнди, в его планы не входит разъезжать тут на лошадях. Еще я добавила, что ему следует остерегаться диких свиней.

– Диких свиней? – переспросил он. – Хочешь сказать, кабанов?

– Вот именно. Животные с местной фермы иногда сбегали в лес и там дичали. Так что встреча с ними не сулит тебе ничего хорошего.

Я рассказала ему практически все, что знала о Внешних отмелях, стараясь сгладить впечатление от той глупости, которую ляпнула про Вермонт. И, по-моему, мне это вполне удалось.

Сэнди рассказал мне про Вермонт и про жизнь в столице штата^[9] (не помню, как она называется). В Кентукки их семья тоже жила в крупном городе в «цивилизованной обстановке». Но я и без того успела догадаться, что Сэнди не из деревенских.

– Для меня здесь слишком тихо и пустынно, – заметил он, однако вынужден был признать, что сидел бы сейчас не на песке, а в снежном сугробе, если бы находился в своем любимом Вермонте.

Еще Сэнди рассказал мне о том, как их тренируют на станции Береговой охраны, как они учатся распознавать по ночам признаки необычной активности в районе пляжа. Он заметил, что нам и правда стоило бы затемнять огни, как о том не раз говорил мистер Хьюитт. Американцы бывают слишком эгоистичны, заметил Сэнди. Они не желают жертвовать своим освещением, машинами и прочими удобствами, хотя немецкие субмарины регулярно топят наши суда, которые прекрасно видны на фоне береговых огней. Тут я ему возразила. Я сказала, что и мы, и наши соседи очень серьезно относимся к своим обязанностям, и мы бы непременно стали затемнять свет, если бы поступило такое распоряжение. Еще я спросила, не испытывает ли он ненависти к фрицам, японцам и итальянцам. Я никогда не использую слово «фрицы», но тут оно просто сорвалось с моих губ – думаю, потому, что мне хотелось казаться взрослее. Сэнди, однако, это не понравилось.

– Не называй их так, – заявил он. – Они – немцы, а не фрицы. И никогда не говори «япошки» или «косоглазые» – это низводит нас до их уровня.

Хорошо еще, в такой темноте не было видно, как запылали у меня щеки.

– Обычно я так не говорю, – заметила я. – Даже не знаю, почему у меня вырвалось это слово.

Я рассказала Сэнди, что на той стороне острова, у пролива, живет мистер Сато. Сэнди очень заинтересовал тот факт, что у нас тут есть самый настоящий японец. Он спросил меня, имею ли я представление о лагерях для интернированных, куда отправляют всех японцев, живущих в Соединенных Штатах. Я была безумно рада, что Деннис успел рассказать мне об этом. Я заявила, что это неправильно – запирать там людей. Так объяснил мне Деннис, и я ему поверила. Но Сэнди сказал, что это необходимо.

– Это может показаться несправедливым, – заметил он. – Я знаю, что люди эти в большинстве своем ни в чем не виноваты. Но мы не можем полагаться на волю случая – вспомни тот же Перл-Харбор.

Я вспомнила, как мистер Сато любил сидеть на причале в своем инвалидном кресле с удочкой в руке, как я махала ему рукой в знак приветствия, и он махал мне в ответ. Хоть он и японец, было бы ужасно несправедливо забрать его из дома и запереть в одном из лагерей. При мысли об этом на глаза у меня навернулись слезы, что не ускользнуло от внимания Сэнди.

– Ты хорошая девочка, – сказал он, коснувшись моего лба – должно быть, для того, чтобы отвести прядь волос. Мне хотелось сказать, что и он очень симпатичный, но я не решилась, только улыбнулась в ответ. Попытайся Сэнди поцеловать меня, я бы ему позволила, но он уже заговорил о другом.

Около трех часов мы услышали шум подъезжающей машины. Попрощавшись, я быстренько нырнула в лес. Из укрытия я видела, как Сэнди забрался в джип. «Что с тобой случилось, приятель? – окликнули его. – И куда ты подевал свою одежду?» Сэнди что-то ответил, но я не расслышала, что именно. Наверняка он сумеет выгородить меня, придумав что-нибудь правдоподобное. Джип в скором времени скрылся за поворотом, а я зашагала домой, улыбаясь какой-то идиотской улыбкой. А ведь приди я сюда на день раньше, я встретила бы на пляже на Сэнди, а Джимми.

«Джимми? – спросила я себя, пробираясь по лесу. – Что еще за Джимми?»

14

К тому моменту, когда Джина уселась на верхней ступеньке лестницы, небо над ее головой начало темнеть. Это место быстро превратилось в ее личное прибежище. Она забиралась сюда каждый вечер на протяжении трех дней – с тех пор, как начала работать у «Шорти». Она по-прежнему крепко цеплялась за перила, карабкаясь по тем ступенькам, которые возносились высоко над краем башни, но головокружения при этом уже не испытывала. Стоило ей устроиться на верхней ступеньке и взглянуть на бескрайнее море, как мелкие огорчения минувшего дня начинали понемногу растворяться, а из тела уходила усталость. Это не было настоящим умиротворением, да Джина на него и не рассчитывала. Но здесь, на вершине маяка, она начинала остро ощущать свою незначительность для мира в целом и безусловную значимость для одной маленькой девочки.

Здесь, наверху, она обретала если не умиротворение, то покой. Работа в ресторане изматывала ее даже больше, чем преподавание. К концу смены ноги у Джины горели, как в огне. До понедельника она не планировала брать выходные, надеясь окончательно войти в рабочий ритм и подзапастись деньгами. Чаевые для такого непрезентабельного местечка оказались на удивление хорошими. Но этих денег было слишком мало, чтобы помочь Рани – малышке, чью фотографию Джина носила с собой днем и ночью.

Как всегда, Джина сбросила сандалии, чтобы добрести по мелководью до маяка. Морская вода приятной прохладой коснулась ее разгоряченных ног. Вот только на этот раз Джина забыла оставить свои сандалии у подножия лестницы, и теперь ей не оставалось ничего другого, как сбросить их вниз, одну за другой. Перегнувшись через перила, Джина наблюдала за тем, как сандалии исчезали во тьме башни. Через пару секунд до нее донесся приглушенный стук – отзвук удара о плиточный пол.

Хотя Джину не покидала мысль, что она зря тратит время, ей нравилась работа в «Шорти». Среда выдалась не из легких, поскольку другие официантки были слишком заняты, чтобы помогать новенькой, но уже спустя два дня Джина стала чувствовать здесь себя своей. Три старика, Генри, Брайан и Уолтер, потягивали то пиво, то кофе с молоком. К Джине они прониклись личной симпатией, скорее всего, из-за ее любви к маяку. Или из-за того, что они считали любовью к маяку. Брайан принес старые фотографии башни и статьи времен работы их комиссии. Даже странно было читать эти статьи, поскольку в них бесконечно цитировался Алек О’Нил. В то время он делал все, что можно, лишь бы спасти маяк. А теперь этот упрямец и слышать не хотел о подъеме линз!

Слушая вдохновенные рассказы Брайана и Уолтера, Джина и сама начала проникаться любовью к старому маяку. Поначалу она просто притворялась, но потом и ей передался их энтузиазм. Она и без того испытывала симпатию к этому месту благодаря чтению дневника. Ей нравилось представлять, как Бесс карабкается по этой витой лестнице или разгуливает по пляжу с Сэнди – тем самым парнем, чье настоящее имя она тщательно, будто бритвой, вырезала из дневника.

Днем раньше Джина позвонила в Ассоциацию по сохранению маяков и попросила к телефону мужчину, чье имя назвали ей Брайан и Уолтер. Тот, судя по всему, был так же стар, как они, но прекрасно помнил споры, которые шли вокруг подъема линз.

– Хотите сказать, тот парень изменил свое решение? – спросил он, как только Джина объяснила ему цель своего звонка.

– Простите? – переспросила она, не очень понимая, о ком идет речь.

– Не помню, как его зовут, – произнес в трубку ее собеседник. – Ветврач, который твердо выступал против спасения линз.

Что ж, она могла бы догадаться.

– Алек О’Нил, – со вздохом проговорила Джина.

– Верно. Мы все хотели поднять линзы, но этот парень стоял у нас на пути – и в буквальном, и в переносном смысле. Он даже явился сюда лично, чтобы остановить нас.

– Я разговаривала с ним. Он по-прежнему не желает участвовать в этом деле, но мне кажется…

– Простите, мисс, – перебил ее собеседник, – мы охотно поможем вам, но при условии, что вы привлечете на свою сторону этого ветврача. Мы не желаем тратить деньги и силы на то, что обречено на провал с самого начала, а без поддержки местных жителей нам нечего соваться в эту историю.

Джина положила трубку, понимая, что у нее нет другого выхода, как только еще раз побеседовать с Алеком. К кому бы она ни обращалась по поводу линз, разговор рано или поздно сворачивал на него. В результате она попросила Алека встретиться с ней в понедельник, и тот, к величайшему ее удивлению, согласился. На этот раз она более тщательно подготовится к встрече, чтобы показать Алеку, что и правда разбирается в линзах и маяках. Если ей так и не удастся получить от него помощь, пусть по крайней мере пообещает, что не станет ей мешать.

На небе уже начали появляться звезды, когда снизу до нее донесся звук шагов. Заглянув в черный проем башни, она увидела, как по стенам пляшет луч фонаря, поднимаясь все выше и выше. Джина забралась на башню, когда на улице было еще совсем светло – ей и в голову не пришло захватить собственный фонарь.

– Это всего лишь я, – раздался из темноты голос Клэя.

– Привет, – откликнулась она.

Выключив фонарь, Клэй устроился рядом с ней на ступеньке.

– Хорошо тут, наверху, – заметил он. – Комары не донимают?

– Нет, – покачала она головой. – Я не думала, что они сюда долетают.

– Еще как долетают, – пробормотал Клэй и вновь погрузился в молчание. Этот парень был для Джины настоящей загадкой. Работал он допоздна, так что виделись они редко. Лэйси – та болтала без умолку и вообще была очень открытым человеком. Клэй предпочитал не распространяться о себе, так что их разговоры ограничивались бытовыми мелочами. Джину это вполне устраивало: ей нужен был не друг, а человек, у которого можно было снять жилье, и Клэй любезно позволил ей тут поселиться. И все же ей трудно было беседовать с ним один на один.

– Так мило с твоей стороны, что ты каждый день привозишь Генри в «Шорти», – осторожно начала она. – Ему там очень нравится. Думаю, он сошел бы с ума, если бы вынужден был безвылазно сидеть дома.

– Увы, но я подвожу его далеко не всегда, – покачал головой Клэй. – Просто времени не хватает. В такие дни я страшно переживаю. Я ведь знаю, как Генри любит бывать у «Шорти». Брайан предлагает иногда подвезти его, но я, если честно, не уверен, что у старика есть права.

– В следующий раз дай мне знать, когда не сможешь заехать за Генри, – предложила Джина. – Я сама заберу его во время перерыва.

Клэй с удивлением взглянул на нее.

– Спасибо. Очень мило с твоей стороны.

– Рада, что могу помочь.

И это было правдой. Джина чувствовала себя обязанной своим хозяевам. Пару раз она готовила для них ужин, оставляя порцию Клэя в холодильнике, чтобы тот мог разогреть ее позже, когда вернется домой. Время от времени она покупала продукты, но это было лишь крохотной платой за их гостеприимство.

– Что, Лэйси уже вернулась? – Она бросила взгляд в сторону дома, окна которого переливались во тьме витражными красками.

Клэй покачал головой.

– Она на встрече анонимных алкоголиков, – пояснил он.

– Вот оно что, – неопределенно заметила Джина. Она знала, что на эти встречи ходили близкие тех, кто пытался завязать с выпивкой. Интересно, ради кого бывает там Лэйси? Уж не ради ли своего невыносимого отца?

– В понедельник я обедаю с вашим отцом, – сказала она.

– Неужели? – с улыбкой промолвил Клэй.

– Хочу дать ему еще один шанс отказать мне в поддержке.

– Из тебя получится хороший мазохист, – рассмеялся он.

– Почему он и слышать не желает про линзы? Если бы он дал добро, я бы без труда нашла деньги и необходимую поддержку.

Клэй пожал плечами.

– Мне бывает трудно понять отца, – промолвил он. – Думаю, он не желает больше иметь дела с маяком, вот и все. Слишком разочаровался, когда им так и не удалось его спасти.

Джина почувствовала раздражение. Если это не имеет для Алека никакого значения, почему он так упорно встает на ее пути?

– Он что, алкоголик? – невольно вырвалось у Джины. – В смысле, это из-за него Лэйси ходит на встречи «Анонимных алкоголиков»?

Клэй глянул на нее в крайнем изумлении, после чего расхохотался. Джина поморщилась.

– Прости, – сказала она. – Я понимаю, что это был слишком личный вопрос.

– Все в порядке. – Он никак не мог справиться со смехом. – Я просто попытался представить своего отца алкоголиком. На самом деле это отец Лэйси – ее родной отец – старается справиться с пьянством. Из-за него она и ходит на эти встречи.

Такого ответа Джина точно не ожидала.

– Разве у вас не один и тот же отец? – выдавила она.

Клэй покачал головой.

– Поначалу мы так и думали, но истина открылась давным-давно. Лэйси не любит говорить об этом, но я не думаю, что она будет против, если ты тоже узнаешь. В последние годы она сильно сблизилась с Томом, своим отцом. Лэйси заставила его отказаться от спиртного, а он обучил ее искусству изготовления витражей. В свое время у них с матерью была общая мастерская.

Джина помолчала, пытаясь осмыслить эту информацию.

– В таком случае… как у Лэйси складываются отношения с твоим отцом?

– Сейчас все в полном порядке. Между ними случались стычки, когда Лэйси подрастала, и ей пришлось нелегко, когда выяснилось, что наш отец ей на самом деле не родной. Но все это потом как-то утряслось. А от Тома она просто без ума. – Клэй со смешком покачал головой. – Том – странный парень, но Лэйси его обожает. Поскольку он ее не воспитывал, у нее не связано с ним никаких неприятных воспоминаний.

– Судя по всему, она сумела справиться с ситуацией, – заметила Джина. – Такого замечательного человека, как Лэйси, еще поискать.

Клэй что-то невнятно пробурчал в ответ.

– А ваша мать? – продолжила Джина. – Она тоже живет в этих краях?

Было видно, что Клэй удивлен ее вопросом.

– Наша мать умерла, – ответил он. – Я думал, ты об этом знаешь.

– Прости. – Джина в замешательстве коснулась его руки. – Я и не подозревала. Я думала, что ваши родители развелись.

На самом деле ее предположения зашли гораздо дальше. Джина думала, что Алек бросил мать Клэя – сбежал, должно быть, с другой женщиной. Может, с Оливией, а может, с кем-то еще. Так поступает большинство мужчин. Ей и в голову не приходило, что Алек – вдовец.

– Полагаю, у тебя сложилось ошибочное представление о моем отце, Джина, – заметил Клэй. – Он не из тех, кто разводится или находит утешение в бутылке. Порой он бывает на редкость упрям и даже невыносим, но такого хорошего человека найти трудно.

Джина виновато коснулась его руки.

– Прости, – сказала она. – Конечно, ты прав. Я сотворила из твоего отца монстра, хотя в действительности это не больше чем шип в моем боку.

Клэй только улыбнулся на это.

– И давно она умерла? – спросила Джина. – Твоя мать?

– Двенадцать лет назад. Она умерла в Рождество 1990 года. – Клэй отвел взгляд, и Джине показалось, что на глазах у него блеснули слезы.

– Она болела?

Клэй ответил не сразу.

– Нет, – покачал он головой. – Она работала в приюте для женщин, которые страдали от издевательств со стороны своих мужей. Один такой парень, Захария Пойнтер, пришел в приют за женой, размахивая пистолетом. Моя мать встала между ним и этой женщиной, и он застрелил ее.

Глаза у Джины невольно наполнились слезами.

– Какой ужас, Клэй, – сказала она. – Мне так жаль!

– Лэйси в тот день была с ней, – продолжил он. – Думаю, она так и не оправилась от случившегося.

– Почему ты так считаешь?

После недолгой заминки Клэй покачал головой.

– Неважно, – ответил он.

– Скажи мне, – настаивала Джина.

– Лэйси… она и правда замечательный человек, – сказал он после очередной паузы. – В этом смысле она очень похожа на нашу мать. Лэйси всегда заботится о других людях, а вот о себе думает меньше всего. Наша мать была такой же. Потому-то она и заслонила собой ту женщину. И я не хочу, чтобы Лэйси так же бездумно жертвовала собой.

– А ей ты об этом говорил? – спросила Джина.

– Скажем так, намекал.

Ей хотелось сказать, что ему следовало бы откровенно поговорить с сестрой, раз он так тревожился из-за нее. Но их разговор и так зашел слишком далеко, и Джине не хотелось больше вызывать Клэя на откровенность.

– Мне понравилась твоя мачеха, – заметила Джина.

Теперь, когда стало ясно, что Оливия не уводила Алека из семьи, она вполне могла порассуждать на эту тему.

– Как ты с ней ладишь?

– Оливия – замечательная женщина, – ответил Клэй. – Я думаю, отцу с ней повезло. А Джек и Мэгги – чудесные детишки. – Он улыбнулся, но тут же посерьезнел. – Оливия была на дежурстве в больнице, когда туда доставили мою мать. Она сделала все возможное, чтобы спасти ей жизнь.

– Ну и ну, – вздохнула Джина. – Какая у тебя непростая семья.

– А что, бывают другие? – улыбнулся Клэй.

На это Джина ничего не ответила, поскольку ее собственный опыт семейной жизни был слишком мал. Когда-то у нее была мать, вот, собственно, и все. Но Джине отчаянно хотелось обзавестись своей семьей, с ее удивительным смешением личностей и событий, случайными стычками и соединяющей все это любовью. Вот что было ее заветной мечтой.

Джина исподтишка разглядывала профиль Клэя с его прямыми, четко очерченными линиями. Голубые глаза, которые она привыкла считать ледяными, обрели в лунном свете оттенок морской воды. В эти дни Джина редко обращала внимание на внешность мужчин, так что привлекательность Клэя прошла мимо ее сознания. Но он с такой теплотой говорил о своих близких, что это тронуло ее до глубины души. Ни разу еще не встречала она мужчину, который так дорожил своей семьей. Она и не думала, что такие вообще существуют. Ты совсем не знаешь его, сказала она себе. Все они поначалу кажутся хорошими.

Может, расспросить его о Терри? Об их браке? Она уже была готова задать вопрос, как вдруг небо у самого горизонта прочертила падающая звезда. Оба заметили это чудо, и оба замерли от восхищения.

– Здорово здесь, правда? – спросил Клэй. – Мне нравится приходить сюда после работы.

Только сейчас до Джины дошло, что она украла его личное убежище. До этого ей и в голову не приходило, что Клэй или Лэйси тоже могут устраиваться здесь по вечерам.

– Клэй, я что, заняла твое место? В том смысле, что ты тоже приходил сюда после работы, чтобы немного побыть одному?

– Да ладно, пустяки, – сказал он, и Джине сразу стало ясно, что она угадала. Клэй встал.

– Если хочешь, можешь сидеть тут весь вечер, – сказал он. – Мне нужно подготовить оборудование для завтрашнего погружения.

– О чем ты?

– Скуба^[10], – коротко пояснил он. Спустившись на пару ступенек, он обернулся и протянул ей свой фонарик.

– Поосторожнее там, – сказала Джина. – Хочешь, чтобы я посветила тебе, пока ты будешь спускаться по лестнице?

– Спасибо, не нужно, – ответил он. – Не дай комарам заесть тебя заживо. Спокойной ночи.

И он исчез во тьме башни, как если бы спешил скрыться от тех вопросов, которые она хотела ему задать. Прислушиваясь к шагам Клэя, Джина ощущала искреннее сочувствие к этому человеку: что ни говори, а он потерял и мать, и жену. Фотография Рани по-прежнему лежала у нее в кармане, и ей пришлось напомнить себе, что она в этом мире далеко не единственная, кому пришлось много страдать.

15

Всякий раз, погружаясь под воду, Клэй невольно испытывал ощущение полета. Разумеется, ему приходилось летать и на обычных самолетах, и на парапланах, но этот опыт не шел ни в какое сравнение с медленным и плавным подводным парением.

Вместе с Кенни они осматривали останки «Байрона Д. Бенсона» – танкера, потопленного немецкой субмариной шестьдесят лет назад. «Бенсон» был далеко не самым популярным объектом подводных исследований на Внешних отмелях, так что Кенни и Клэй получили его сегодня в свое полное распоряжение. Разбитое судно лежало на борту на глубине тридцати с лишним метров. Разумеется, с него уже давно сняли все ценное, но оно по-прежнему привлекало внимание своими морскими обитателями. Океанское дно тут было сродни подводной пустыне – песчаная полоса, лишенная всяких признаков жизни. А затопленное судно служило убежищем морским ежам, актиниям, крабам и разнообразным рыбам. Иными словами, это был настоящий оазис среди подводных песков.

Для Клэя это погружение было уже пятьдесят четвертым, но по сравнению с Кенни он по-прежнему мог считаться неопытным юнцом. Работа в судоремонтной компании требовала от его приятеля регулярных погружений, так что тот наверняка потерял счет подобным заплывам. Что касается Клэя, то для него это было не работой, а удовольствием. И способом восстановить силы. Ему нравилось кружить у разбитого танкера, наблюдая за тем, как стремительно исчезают рыбы при его приближении. Но больше всего ему нравилось плавно парить над судном, проплывая от одного изъеденного ржавчиной конца до другого. Не было лучшего способа ускользнуть от реального мира, чем погрузиться в эту призрачную действительность.

Но уже после двадцати минут такого путешествия, во время которого они увидели двух тигровых акул, ската и морскую черепаху, вальяжно выплывшую из трещины в корпусе судна, мысли Клэя стали возвращаться к тому разговору, который состоялся у него накануне с Джиной.

Бог ты мой, до чего же она была хороша! Сначала он заметил лишь ее силуэт, отчетливо очерченный в лунном свете. Да, Джина и правда украла у него это убежище на верху маяка. И все же, увидев ее там, он не ощутил ни возмущения, ни обиды. Напротив, ему вдруг захотелось к ней присоединиться. Оказаться так близко, чтобы можно было невзначай коснуться ее руки. И уже там, наверху, он с удивлением обнаружил, что ему хочется говорить с ней: не просто болтать, а вести беседу. В конце концов, он даже испугался, уж не слишком ли он разоткровенничался? Ему пришлось напомнить себе, что он – не из тех, кто привык делиться с другими своими мыслями и переживаниями.

Еще он заметил, что Джине не хотелось говорить о себе. Она задавала вопрос за вопросом, а сама старалась оставаться в тени. Да и кто она такая? Женщина, которая внезапно возникла на пороге их дома; которая жила за три тысячи миль отсюда, но испытывала всепоглощающий интерес к этому кусочку Атлантического океана; которая называла себя учительницей и специалистом по истории маяков и которая была когда-то замужем – «не слишком удачно», по собственному ее выражению. Клэй тоже хотел бы задать ей парочку вопросов. Так, ничего личного. Обычные вопросы, которые мужчина мог бы задать женщине, случайно встреченной в баре. Но Клэй с этим не спешил, поскольку боялся, что услышит в ответ нечто такое, о чем ему не хотелось бы узнать. Или что-то, что еще больше сблизит его с этой женщиной.

Выбравшись из воды, приятели сложили снаряжение в красный пикап Кенни, после чего поехали к «Шорти». Прямо у двери была свободная кабинка, где они и расположились. Усаживаясь, Клэй быстро осмотрелся, надеясь увидеть Джину. Хотя Кенни и не подозревал о существовании Джины, заприметил он ее даже раньше Клэя. Клэй увидел, как взгляд его друга сместился куда-то в сторону. Повернувшись туда, он заметил Джину, которая обслуживала соседний столик.

– Привет, – окликнул он ее.

Она с удивлением взглянула на него, но на ее лице тотчас появилась улыбка.

– Привет, Клэй, – ответила она. – Не ожидала тебя тут увидеть. – Она посмотрела на Кенни. – Сейчас я к вам подойду.

Повернувшись, Клэй наткнулся на ошарашенный взгляд приятеля.

– Ты с ней знаком? – прошептал Кенни.

– Знаком? – шепнул в ответ Клэй. – Да я живу с ней в одном доме.

Кенни взглянул на него с нескрываемым удивлением.

– О чем это ты?

– Джина изучает историю маяков, – пояснил Клэй. – Некоторое время назад она добралась до маяка на Реке Поцелуев. Ей нужно было жилье, и мы с Лэйси предложили ей снять у нас комнату.

– И как ты только справляешься с таким искушением? – Теперь, когда Джина ушла на кухню, Кенни заговорил громче. – Я бы не мог ни есть, ни спать. Я бы натыкался на стены. Я бы…

– Не забывай, мы с тобой в разном положении, – напомнил ему Клэй.

– Верно. Но почему бы тебе не счесть это за знак свыше? Может, пора вновь заняться личной жизнью?

– Кенни, прошло всего восемь месяцев.

– Верно. – Кенни тут же пошел на попятный.

– А как насчет тебя? – поинтересовался Клэй. Мысль о том, что можно было бы свести Кенни с Джиной, показалась ему весьма заманчивой. И если у них все наладится, может, сам он наконец-то перестанет о ней думать.

– Джина свободна, – добавил он. – Ты, конечно, тот еще прохвост, но вдруг она каким-то чудом этого не заметит?

– Да я только за, – согласился Кенни.

В этот момент у их столика появилась Джина.

– Как прошло погружение? – поинтересовалась она.

В руках у нее были ручка и блокнот. Свои длинные волосы она зачесала наверх, и Клэй пожалел, что Кенни не видит их распущенными. Какая, впрочем, разница? Она и лысой выглядела бы шикарно.

– Потрясающе, – ответил Клэй. – Джина, это Кенни, еще один любитель подводного плавания.

– Привет, Кенни, – улыбнулась она ему, и тот впервые за свою жизнь не нашелся что ответить. Обычно такой словоохотливый, он лишь молча кивнул в ответ.

– Мы знакомы с детского сада, – пояснил Клэй.

– Вот здорово! – В голосе ее слышалась неподдельная радость. – Хорошо, когда рядом есть друзья, которые знают тебя целую вечность. – Она приготовилась записывать их заказ. – Так что мне вам принести?

Они заказали бургеры и жареную картошку, и Джина отправилась за едой. Кенни шумно вздохнул.

– Я и правда на нее запал, – объявил он Клэю.

– Мог бы хоть слово сказать, – упрекнул его друг.

– Зачем? – ухмыльнулся Кенни. – Она мне нужна не для разговоров.

Клэй рассмеялся, но тут же заметил:

– Тогда можешь забыть о ней. Она не из тех, кто с ходу готов лечь в постель.

Он произнес это с абсолютной уверенностью, хотя на самом деле понятия не имел, что за женщина живет с ними на Реке Поцелуев.

Глупо было думать, будто Джина заинтересуется кем-то вроде Кенни, неожиданно осознал он. Джина была спокойной и рассудительной, а Кенни принадлежал к породе болтливых гедонистов. Джина, замкнутая и загадочная, куда больше походила на него, чем на Кенни. Нередко Клэй ощущал себя призраком, незримым и неосязаемым, лишенным подлинной связи с внешним миром. И вот теперь в доме смотрителя жили два таких существа. Своим появлением второй призрак обнаружил существование первого.

16

Воскресенье, 5 апреля 1942 г.

Прошлым вечером мы с родителями сидели в гостиной: мама с папой слушали радио, а я читала книгу. Наконец я захлопнула ее и собралась идти к себе наверх. Я хотела дождаться, пока родители уснут, и уже потом ускользнуть на пляж. И тут за окном раздался оглушительный грохот. Все стекла в доме задрожали, а три книжки упали с полки прямо на пол. Мы с мамой переглянулись, а папа быстро встал и вышел на улицу. Мы поспешили за ним. Втроем мы забрались по лестнице на галерею, на самый верх маяка, и тут нашему взору открылось нечто ужасное.

На черной поверхности моря разрасталось ярко-красное пламя. Это горел еще один корабль, и горел он ужасающе близко от нашего берега. Луны не было, но пламя все ширилось и ширилось, так что скоро на улице стало светло как днем. Это зрелище напомнило мне тот вечер, когда я наблюдала с этой же галереи очень красивый закат, когда весь мир вокруг тоже окрасился в алый цвет. Я разрыдалась и совсем не могла себя контролировать. Мир менялся у меня на глазах, и я уже не чувствовала себя в безопасности. Я стояла на башне рядом с двумя людьми, которые растили и оберегали меня, но и они не могли спасти меня от того, что творили эти немцы. Мама положила руку мне на плечо; я же была так расстроена, что не стала вырываться. Мы втроем молча наблюдали за тем, как пылал корабль.

«Эти бедняги сгорят там заживо», – сказал наконец папа. И тут до меня дошло, что парни из Береговой охраны наверняка выйдут в море, чтобы помочь несчастным морякам. Сердце у меня заколотилось еще сильнее. Я знала, что Сэнди непременно будет на одном из катеров, а даже с такого расстояния было ясно, насколько опасно сейчас находиться рядом с кораблем. Не только танкер, но и океан вокруг него пылал от разлившейся нефти. Никаких гарантий, что ребята из Береговой охраны вернутся оттуда целыми и невредимыми.

За эти дни я превратилась в настоящую лгунью. Практически каждый вечер с тех пор, как мы познакомились с Сэнди, я встречалась с ним на пляже. И никто об этом даже не догадывался – ни его дружки из Береговой охраны, ни мои родители, хотя это из их дома я убегала каждую ночь, чтобы вернуться не раньше трех пополуночи. Никто еще не сказал мне, что я выгляжу усталой и измученной. Видимо, я принадлежу к тем, для кого сон не слишком важен. И я совершенно не чувствую усталости. Другое дело, что я ни на чем не могу сосредоточиться: и дома, и в школе думаю только о Сэнди.

В общем, я влюблена. «Так вот что это за чувство!» – повторяю я себе вновь и вновь. На его фоне мои страдания по Джимми Брауну кажутся глупыми и никчемными. Прошлым вечером я точно поняла, что люблю Сэнди, поскольку мысль о том, что ему грозит опасность, чуть ли не свела меня с ума.

– Пойду узнаю, может быть, смогу чем-то помочь, – проговорил отец.

Мама тут же схватила его за руку.

– Не надо, Калеб, – запротестовала она, – прошу тебя.

В ее глазах заблестели слезы, золотисто-алые от огненных всполохов, и внезапно я прониклась к маме сочувствием. Было видно, как сильно она любит папу, а мне теперь хорошо понятно это чувство. Когда любишь, хочешь уберечь дорогого тебе человека от всех опасностей и неприятностей. В этот момент мне захотелось обнять маму, но я так и не решилась сделать это.

Отец стоял в некоторой растерянности. Он давно уже не молод, так почему бы не предоставить эту работу тем, кто полон сил и энергии? Я тоже присоединилась к просьбам мамы.

– Тогда сделаем вот что, – сказал отец. – Возьмем дома еду, кофе и одеяла и отвезем все на станцию Береговой охраны. Там это точно пригодится, особенно когда туда доставят выживших.

Тут мы взглянули на пылающий корабль, и у всех мелькнула одна и та же мысль: сомнительно, чтобы кто-то выжил в таком аду.

Словом, мы погрузили все, что смогли, в машину. Если у мамы и возникли вопросы, почему шерстяное одеяло, которое я тайком таскала на пляж, запачкано песком, она предпочла оставить их при себе.

Мы поехали на юг вдоль пляжа и очень скоро добрались до станции. Там царил настоящий хаос. Люди бегали от станции к катерам и обратно, постоянно перекликаясь друг с другом. От отсветов пламени лица у всех были оранжево-красными, хотя танкер на самом деле оказался не так уж близко к берегу, как я думала. Мы перетащили привезенные вещи на станцию, где нам постоянно приходилось уворачиваться от снующих вокруг мужчин. Я пыталась высмотреть в этой толпе Сэнди и других знакомых вроде Джимми, Тедди Пирсона, Ральфа Салмона и мистера Хьюитта, но в красноватом мерцании трудно было различить чьи-то лица.

Папа сказал, нам нужно оставить вещи и уехать, чтобы не путаться здесь под ногами. Наши соседи тоже были на станции – каждый со своими припасами. Я уже повернулась, чтобы уйти, и в этот момент увидела Сэнди. Он промчался мимо меня к одному из катеров. Наверняка он узнал меня, но тут же отвел взгляд. Конечно, он был прав, что ничем не выдал нашего знакомства. Но мне стоило больших трудов тоже притвориться равнодушной.

В церковь я сегодня не пошла. Сказала маме с папой, что у меня нет настроения, и они отнеслись к моему заявлению с пониманием. Танкер – а назывался он «Байрон Д. Бенсон» – по-прежнему в море, и я боюсь, что ему предстоит дрейфовать еще не один день. В небо поднимается черный дым, придавая всему неестественно пепельный цвет. По радио сообщили, что кое-кого с танкера удалось спасти, но большинство моряков все-таки погибло. Мне ужасно хочется поговорить обо всем с Сэнди.

Сегодня я помогала родителям вешать на окна плотные занавески. Они должны скрыть от немецких подлодок наши освещенные окна. Еще я помогала папе заклеивать черной лентой фары на машине: свободными мы оставили лишь узкие полоски. С сегодняшнего дня никому больше не разрешено ездить по пляжу. Исключение сделали только для машин Береговой охраны. Наконец-то поступило то распоряжение, которого так ждал мистер Хьюитт.

Мама снова поучает меня по поводу и без повода. «Не вздумай выглядывать на улицу из-за занавесок, – заявила она. – Случайный взгляд может погубить не одну сотню жизней».

Этим утром к нам пришел Тедди Пирсон и попросил не ходить сегодня на пляж. То же самое он передал и всем нашим соседям. Наверное, это потому, что они хотят поскорее убрать мертвые тела. Интересно, а Сэнди будет сегодня дежурить на пляже?

Понедельник, 6 апреля 1942 г.

Прошлым вечером я встретилась с Сэнди на пляже. Обычно мы вместе ходим вдоль берега, поскольку даже ради меня он не пренебрегает своими обязанностями, но на этот раз ему хотелось просто посидеть.

Сэнди ранен. Никто в него не стрелял и не бросался с ножом, но рана от этого ничуть не меньше. Я думаю, даже хуже, когда у тебя болит душа, потому что ее невозможно перевязать или вылечить с помощью лекарств. Поначалу Сэнди почти не разговаривал. А когда я спросила его, в чем дело, он заявил, что не желает рассказывать мне о прошлой ночи. Сказал, что это не для моих ушей.

Мы с Сэнди успели уже о многом переговорить. О наших семьях, о детстве и обо всяком другом. Сэнди рос в такой бедной семье, что им иногда по два дня нечего было есть. Ему никогда не дарили подарков на день рождения и на Рождество. Отец у него умер, а мама работала в прачечной. На это они и жили. Сэнди надеялся, что когда-нибудь он будет зарабатывать большие деньги, хотя и не знал пока, как именно. При мысли о деньгах он сразу воодушевлялся. Сама я никогда не испытывала ничего похожего, но его могу понять. Если ты рос в такой нужде, деньги могут казаться решением всех твоих проблем. В любом случае, как я уже сказала, нам с Сэнди есть о чем поговорить.

Пару раз мы целовались, вот и все. Мне бы, конечно, хотелось большего, но я чувствую, что это не главное в наших отношениях. Разговоры с ним – вот что влечет меня больше всего. С ним я могу говорить о чем угодно.

Так, собственно, я ему и сказала. Мне важно было услышать о событиях прошлой ночи. Это потому, заявила я, что он мне небезразличен. Я едва не призналась, что люблю его, но побоялась, как бы он надо мной не посмеялся. Сэнди долго смотрел на меня, будто не решаясь рассказать о трагедии, но потом все же кивнул.

Он поведал о том, как прошлым вечером они добрались до корабля на своем катере. Воздух был просто раскаленным, а пламя – таким ярким, что ему приходилось щуриться, чтобы различить танкер. Но там все время что-то взрывалось, и это было похоже на один сплошной фейерверк. Пылал не только танкер, но и слой нефти, разлившейся по воде, и из-за этого они никак не могли подойти к кораблю. Поблизости находилась еще пара судов – они тоже пытались помочь уцелевшим. И со всех сторон раздавались крики – это моряки с танкера просили о помощи.

Очень многие спрыгнули или упали в горящую воду. Все они были напуганы до ужаса. «Эти люди кричали, просили помочь им, – сказал Сэнди. – А мы не могли даже приблизиться к ним». Ощущение собственной беспомощности – вот что ранило его больше всего.

Он рассказал о том, как они кружили вокруг корабля, пытаясь добраться до выживших, но им повсюду преграждала путь горящая нефть. А потом он рассказал мне о самом ужасном – о том, что хотел поначалу утаить от меня, чтобы не расстраивать еще сильнее.

«Один из моряков, страшно обожженный, цеплялся за доску, – сказал Сэнди. – Он тянул к нам руку, умоляя спасти его. Там тоже всюду была нефть, но не могли же мы его бросить. Мы сумели подойти так близко, что я ухватил его ладонь. Но кожа с нее тут же сошла, и он ушел под воду. А у меня в руке осталась его обожженная кожа».

Можете себе представить? Когда я это услышала, мне стало так же плохо, как и Сэнди. Я обняла его за плечи и покрепче прижалась к нему. Сэнди не плакал, но я знала, что внутри у него все болит.

Кое-кого все-таки удалось спасти, и теперь эти люди находились в больнице Норфолка. Сэнди сказал, что их допрашивали агенты ФБР, пытаясь выяснить, не работал ли кто-то из команды на немцев.

– Чушь собачья, – заявил Сэнди. – Зачем сливать информацию немцам, если те и так прекрасно видят наши корабли на фоне береговых огней?

– Значит, затемнение должно помочь, – сказала я. Мне ужасно хотелось хоть как-то утешить его.

– Очень на это надеюсь, – ответил он. – Дальше так продолжаться не может. Немцы творят в наших водах что хотят.

Мы еще долго сидели в полном молчании. Время от времени я поглаживала его спину – совсем как мама, когда они разговаривают с папой о чем-нибудь важном. Но мы с Сэнди молчали. И ушла я лишь на рассвете. На фоне светлеющего неба отчетливо высвечивался «Байрон Бенсон», дрейфующий где-то у горизонта. И из его недр по-прежнему тянулись клубы черного дыма.

17

В воскресенье утром Джине пришлось развлекать Генри Хазельвуда. Всякий раз, когда у нее выдавалась свободная минутка, она заглядывала к нему в заднюю комнату. Народу там, как всегда, было хоть отбавляй, но Брайан и Уолтер еще не появлялись, и Генри скучал в полном одиночестве. Он сидел за шахматным столиком в белой рубашке и темном галстуке, а соломенная шляпа лежала у него на коленях. Джина купила старику газету, чтобы тот смог хоть как-то развлечься.

«И так каждое воскресенье, – мрачно сказал он Джине, когда та наливала ему кофе. – Я приезжаю рано, они приезжают поздно. А в двенадцать здесь уже будет Клэй, и мы поедем покупать мне продукты. Получается, что со своими друзьями я сегодня так и не встречусь».

Выглядел он при этом настолько уныло, что Джина, не сдержавшись, обняла старика. Она дала ему свой карандаш – разгадывать кроссворд, и принесла за счет заведения кусок лимонного пирога. Было видно, что Генри искренне тронут ее вниманием.

Клэй приехал за ним в полдень. Джина в этот момент балансировала с кучей грязных тарелок в руках, и все-таки ей удалось перехватить Клэя на пути в заднюю комнату.

– Генри просидел там один все утро, – сказала она. В этой части ресторана все время пахло рыбой. Джина не знала, доносится ли этот запах из кухни или же идет от стойки, за которой сидело несколько рыбаков.

– Уолтер и Брайан еще в пути, и Генри переживает, что так и не увидится с ними. Тебе не удастся выкроить время, чтобы заехать за ним попозже?

– Добрая ты душа, – улыбнулся Клэй.

– Если ты будешь занят, то я постараюсь заехать за ним после смены.

Клэй покачал головой.

– Я привезу его назад, как только мы выгрузим покупки и я починю перила у его дома.

Где-то через час в ресторане появилась Лэйси, и Джина вспомнила, что сегодня должен состояться розыгрыш лотереи. Лэйси исчезла на кухне, прихватив с собой большой стеклянный кувшин, в который бросали купюры. Очень скоро она вновь появилась в зале. На этот раз в руках у нее были пухлый конверт и коробка с лотерейными билетами.

Практически все, кто захаживал в «Шорти», бросали деньги в этот кувшин. И теперь люди с живейшим интересом наблюдали за Лэйси и Фрэнки, которые готовились назвать имя победителя.

– Победителем становится… – Сделав драматическую паузу, Фрэнки взглянула на вытащенный билет. В следующее мгновение ее лицо озарилось улыбкой.

– Джина Хиггинс! – возвестила она.

У Джины перехватило дыхание, но она тут же счастливо рассмеялась. Народ вокруг аплодировал – особенно те, кто успел узнать ее получше, пока она работала в ресторане. Джина вышла в центр зала, и Лэйси вручила ей пухлый конверт, сопроводив поздравление дружескими объятиями.

– Половина суммы, – объявила Лэйси. – Четыреста десять долларов ровным счетом.

– Огромное вам спасибо. – Джина сунула конверт в передний карман фартука. Этих денег хватит, чтобы починить в ее машине кондиционер, а заодно и выяснить, что там все время гремит. Если после ремонта останется еще какая-то сумма, она пригласит своих хозяев на ужин в хороший ресторан.

Ее смена уже подходила к концу, когда в зале появились Уолтер Лискот и Брайан Касс. Вошли они, по своему обыкновению, через заднюю дверь, поскольку именно там Клэй построил пандус для инвалидного кресла. Уолтер бодро покатил через зал, отмахнувшись от предложения Джины помочь ему. На коленях у него лежала готовая фигурка, и Джина невольно залюбовалась реалистичной росписью.

– Наша Джина выиграла в лотерею, – объявил Фрэнки двум старикам, когда те поравнялись с кассой. Джина вновь почувствовала себя польщенной, но не из-за выигрыша, а потому, что ее назвали «наша Джина».

– Вот здорово! – повернулся к ней Уолтер. – Ну что, ставишь нам выпивку? – пошутил он.

– Я бы с радостью, – в тон ему отозвалась Джина, – да вот беда: смена закончилась, и я уезжаю.

– Задержись-ка, милочка, – вмешался Брайан. – У нас для тебя хорошие новости.

– Ее зовут Джина, – с раздражением заметил Уолтер. – Что, Генри уже приехал?

– Он был здесь все утро и скоро должен появиться опять: Клэй обещал привезти его. – Она перевела взгляд на Брайана. – Какие новости?

– Подожди, пока мы переберемся в заднюю комнату, – сказал Уолтер, с удвоенной энергией направляясь вперед.

Джина последовала за двумя приятелями и уселась рядом с ними у шахматной доски.

– Мои поздравления!

Оглянувшись, она увидела Брока Дженсена. Тот приветливо помахал ей от бильярдного стола.

– Слышал, ты выиграла в лотерею, – заметил он.

– Да, спасибо, – улыбнулась в ответ Джина, хотя этот человек всегда заставлял ее нервничать. Она была не в состоянии понять, зачем нужно было покрывать все тело татуировками.

– Новости у нас такие. – Поставив изящную фигурку рядом с шахматной доской, Уолтер наклонился к Джине. – Ты же встречаешься завтра с Алеком?

– Верно, – кивнула она.

– Мы с Брайаном все думали, как бы помочь тебе переубедить его. В результате Брайан позвонил в Хаттерас, в музей «Кладбище кораблей Атлантики». И там ему сказали, что им нужны линзы. Я знаю, тебе хотелось оставить их здесь, на севере, но мы решили заранее подыскать им пристанище, чтобы ты могла встретиться с Алеком во всеоружии.

– Их выставят там в качестве экспоната? – спросила Джина.

– Именно. Конечно, у нас нет пока письменного договора, но в музее сказали, что с величайшей радостью примут линзы. И место для них там тоже есть.

– Это и правда хорошие новости, – согласилась Джина.

– А со временем ты сможешь подыскать им место поближе, – сказал Брайан. – Главное, что пока у тебя есть весомый аргумент для Алека.

– Скажи, что ему даже ничего не придется делать, – добавил Уолтер. – Мы сами позаботимся обо всем.

– Раз уж он не хочет ничего о них знать – ради бога. Мы сами с этим справимся, – подтвердил Брайан.

– Вы просто молодцы, – поблагодарила Джина. – Эта помощь сейчас как нельзя кстати. – Она встала, чтобы заглянуть перед дорогой в туалет. – Буду держать вас в курсе событий, – пообещала она.

Она уже вышла из туалета и шагала по длинному узкому коридору, как вдруг из-за угла выскочил Брок Дженсен. Не успела Джина отступить в сторону, как он врезался в нее со всего размаха. Оба упали на пол.

– Вот черт! – медленно приподнявшись, Брок привалился спиной к стене. – Эй, ты в порядке?

В порядке? Хотелось бы верить. Джина лежала на боку, осторожно проверяя состояние локтей, запястий, лодыжек и коленей. Одна лодыжка у нее побаливала, но совсем чуть-чуть.

– Кажется, в порядке, – сказала она.

– Прости, пожалуйста. – Он подал ей руку, помогая встать. – Мне так приспичило, что ни о чем другом я и не думал.

Несмотря на досаду, Джина постаралась улыбнуться.

– Ничего страшного. – Она встала, опираясь на его разрисованную руку. – Все в порядке.

– Уверена? – Он внимательно всмотрелся ей в лицо.

Джина кивнула.

– Давай не задерживайся. – Она махнула рукой в сторону мужского туалета.

Джина осторожно прошла через ресторан к машине. Даже странно, что она ничего не сломала в этом сокрушительном столкновении! Уже выехав с парковки, она вновь коснулась кармана, где лежали деньги. Деньги! Резко свернув на обочину, она остановила машину и сняла с себя фартук. Как будто можно было не заметить такой толстый конверт! В кармане лежала мелочь и долларовые купюры – чаевые за смену. Конверт и четыреста долларов исчезли.

Джина быстро вернулась в «Шорти» и бросилась в коридор, где произошло злополучное падение. На грязном деревянном полу конверта не было. В туалете она обыскала кабинку и пол под раковиной, не поленившись заглянуть и в маленькую корзинку для мусора.

Когда она в последний раз проверяла деньги у себя в кармане? Джина вспомнила, что ощупывала конверт, когда шла по ресторану с Брайаном и Уолтером. Она прошлась тем же путем, но ничего не обнаружила. Фрэнки, как обычно, сидела за кассой, отсчитывая сдачу посетителям. У Джины не хватило духу подойти и спросить, не возвращал ли кто-нибудь конверт. Ей стыдно было признаться, что она сразу же потеряла деньги.

Переступив порог задней комнаты, она увидела, что Брайан и Уолтер с головой погрузились в шахматную партию.

Она посмотрела под стол.

– Что-нибудь потеряла? – спросил Брайан.

– Конверт, – ответила она. – Не видели ничего такого?

Уолтер тоже заглянул под стол.

– Чисто, – сказал он.

Проклятие. Придется рассказать обо всем Фрэнки. Она уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг поймала на себе взгляд Брока. Тот смотрел на нее от бильярдного стола и ухмылялся.

Джине вспомнилось это неожиданное поздравление с выигрышем и последующее столкновение в коридоре. Вспомнилось, как он упал на нее и как медленно потом поднимался. Очевидно, что парень заранее все спланировал.

Она решительно направилась к бильярдному столу.

– Можно тебя на минутку? – обратилась она к Броку.

– Я сейчас вернусь, – бросил тот своему партнеру.

Джина вышла на улицу через боковую дверь, Брок – за ней.

– Не думаю, что столкновение в коридоре было случайностью, – заявила она, глядя ему в лицо.

– В самом деле? – с иронией произнес он.

– Я думаю, это ты вытащил деньги из моего кармана.

Брок поднял руки вверх и ухмыльнулся.

– Так почему бы тебе не обыскать меня?

Джина чувствовала, что еще немного, и она расплачется. Она никогда не умела устраивать разборки.

– Мне очень нужны эти деньги, Брок, – сказала она. – Верни их, и мы все уладим миром.

– У меня нет твоих денег, – бросил он ей в лицо, – так что ничем не могу помочь.

Развернувшись, он быстро скрылся за дверью ресторана.

* * *

И как только ей признаться во всем Лэйси? Тем же вечером они сидели рядом на диване. Джина делала вид, что читает, а Лэйси тем временем разбирала счета, которые при других обстоятельствах Джина помогла бы ей оплатить.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – собравшись с духом, она захлопнула книгу.

– Что такое? – рассеянно спросила Лэйси.

– Со мной произошло нечто ужасное.

Лэйси тут же отбросила в сторону бумаги.

– Главное – не переживай. Что бы там ни случилось, все будет хорошо, – заявила она, и Джина подумала о том, как ей повезло встретить такую женщину, как Лэйси.

– Я потеряла деньги.

– Не может быть! – изумленно охнула та.

– Я думаю, их стащил Брок Дженсен. Он налетел на меня в коридоре, когда я выходила из туалета, и мы оба упали. Почему-то мне кажется, что он все спланировал заранее. Я обвинила его в краже, но он, конечно, все отрицает.

– Нужно позвонить в полицию. – Лэйси хотела встать, но Джина тут же схватила ее за руку.

– Не стоит устраивать из этого шумиху, – сказала она. – Может, Брок и правда невиновен, а я их просто потеряла. – Она покачала головой. – Единственное, о чем я сейчас жалею, что деньги не выиграл кто-то другой.

Лэйси со вздохом откинулась на спинку дивана.

– Может, тот, у кого сейчас деньги, нуждается в них больше, чем ты, – сказала она. – Будем утешаться хотя бы этим.

Джина согласно кивнула, хотя тайком подумала, что на самом деле никто не нуждался в этих деньгах больше, чем она.

18

Джина Хиггинс уже поджидала его в ресторане «Морская ласточка». Алек заметил ее сразу, как только вошел внутрь через тяжелые двойные двери. В зале, как обычно, толпился народ, но Джина выделялась из толпы. Она сидела за столиком у окна и приветливо помахала Алеку рукой. Тот тоже махнул в ответ, но, прежде чем подойти к столику, перекинулся парой слов с официанткой – женщиной, которую он знал много лет.

– Как дела? – спросил он, усаживаясь напротив Джины. Его вновь поразила хрупкая красота этой молодой женщины. На ее лице не было и следа макияжа. Джина, казалось, вообще не желала прихорашиваться, однако парочка молодых парней задержала на ней взгляды по пути к своему столику. На Джину, впрочем, это не произвело ни малейшего впечатления.

– Все хорошо, спасибо, – ответила она. – Я вам очень благодарна за то, что вы согласились пообедать со мной.

– Да не за что, – откликнулся Алек, хотя предпочел бы вручную копать канал, вместо того чтобы беседовать о линзах. А ведь она наверняка пригласила его только для этого.

Джина взяла со стола салфетку, и Алек заметил, что ее руки слегка дрожат. Она нервничала, как и в прошлый раз, когда лично заявилась к нему домой.

– А ваш офис… ветеринарная клиника, находится где-то неподалеку? – спросила она, расстилая на коленях салфетку.

– В паре миль отсюда, – ответил он.

Официантка принесла напитки: воду – для Джины, холодный чай – для Алека. С минуту они в полном молчании изучали меню. Алеку не терпелось поскорее сделать заказ. Чем раньше закажешь, тем быстрее получишь обед. И тем быстрее сможешь уйти отсюда.

– Ну как, – поинтересовался он, когда официантка удалилась на кухню, – вы уже решили, как долго пробудете в наших краях?

– Пока не знаю, – откликнулась она. – В моем распоряжении все лето, так что я живу сейчас одним днем. Помнится, я уже говорила вам в прошлый раз, что хотела осмотреть здешние маяки, но так случилось, что задержалась на Реке Поцелуев.

Алек проигнорировал этот намек.

– Лэйси сказала, что вы из Беллингема, – заметил он.

– Верно. – Она рассеянно крутила в руках салфетку. – Бывали там?

– Не доводилось. Мы с женой путешествовали несколько лет назад по Тихоокеанскому побережью, но в Беллингем так и не заглянули.

– А где вы были?

– В Сиэтле, а потом поднялись до Ванкувера и Виктории. Красивые места. И даже дожди нас пощадили.

– В этом вам здорово повезло, – заметила Джина.

– Но мы не поленились осмотреть Флэттери.

– Флэттери? – нахмурилась она.

– Маяк на мысе Флэттери, – пояснил он.

– Ах да. Конечно.

В душе Алека пробудились прежние подозрения. Уже при первой встрече его смутило то, что специалист по истории маяков ничего не знал о шторме, который десятью годами ранее разрушил маяк на Реке Поцелуев. Но тогда Алек не стал заострять на этом внимания. В конце концов, она не обязана была знать о судьбе маяков на Восточном побережье. Иное дело – Флэттери, находившийся в ее родных краях.

– Наверно, вы тоже бывали там? – спросил Алек.

– Разумеется, – кивнула Джина.

– Наверняка у вас есть любимый маяк, – продолжил он.

– Ну… – Она замолчала, словно обдумывая ответ.

Ее взгляд скользнул по солонке, стоявшей на краю стола. Алек где-то читал, что если ваш собеседник смотрит вниз и налево – или направо? – значит, он готовится солгать. Поначалу он и не думал проверять достоверность ее слов, но теперь решил, что такая проверка точно не помешала бы.

– Пожалуй, Нью-Дандженес, – ответила она, глядя ему в лицо.

– Там мы тоже побывали, – заметил Алек. – Но маяк тогда реставрировали.

– И как добирались, пешком? – В голосе Джины прозвучало удивление.

– Плыли на лодке, – ответил Алек. До этого маяка невозможно было доехать – только пешком или на лодке.

– Но вы-то, наверно, хорошо с ним знакомы.

– Я бываю там достаточно часто, – кивнула Джина. – Но я предпочитаю пешие прогулки. Там больше пяти миль, но зрелище того стоит.

– Что, его все еще реставрируют? – поинтересовался Алек.

– Точно не знаю, – ответила Джина, – но думаю, что уже закончили.

– У маяков с Тихоокеанского побережья на редкость яркие истории, – заметил Алек.

– У здешних маяков не хуже. – Джина попыталась сменить тему, но Алек не поддался на эту уловку.

– По крайней мере, у наших смотрителей не было такой проблемы, как враждебно настроенные индейцы. Что уж там говорить про оспу. – Теперь он намеренно пытался загнать ее в ловушку и оттого немного злился на себя.

– Оспу? – Она взглянула на него в полном недоумении. Глаза у нее были такими темными, что зрачки, казалось, полностью отсутствовали.

– Да я о том, как индейцев специально заражали оспой, чтобы раз и навсегда решить эту проблему.

– Ах да, – поспешила она улыбнуться. – Это такой неприятный факт, что я стараюсь о нем не вспоминать.

Официантка принесла Джине салат, а ему – крабовый сэндвич. Алек положил на колени салфетку и подвинул к себе тарелку.

– Как поживают мои дети? – спросил он, прежде чем приступить к еде.

– Хорошо. – Джина помешала вилкой салат. – Мне повезло, что я нашла таких хозяев, как Лэйси и Клэй. У вас замечательные дети.

Алек признательно кивнул.

– Правда, дома они бывают нечасто, – продолжила Джина. – Особенно Лэйси. Она успевает помогать вам в ветклинике, работает в сотне мест волонтером да еще делает витражи. Просто фантастика.

– Верно, – вздохнул Алек. – Мне бы хотелось, чтобы она слегка притормозила и занялась собой.

– Ну, о себе она тоже не забывает, – заверила его Джина. – По крайней мере, когда не учит детишек, или не делает витражи, или не жертвует свой костный мозг, или не читает старикам из дома престарелых.

Он едва не пропустил это мимо ушей.

– Что вы сказали? – Он положил сэндвич на тарелку. – Что там такое про костный мозг?

– Лэйси пожертвовала свой костный мозг, – кивнула Джина, прожевывая салат. – А вы не знали?

– Нет, – покачал он головой. – Когда это было?

– Около года назад. Точно не скажу. – Джина поерзала на стуле, как будто выдала ненароком чужую тайну. Да так оно, собственно, и было.

Алеку вспомнилась Анни – как они летели домой из Чикаго после похожей операции. Анни мужественно улыбалась, несмотря на боль в спине. Несколько лет назад Лэйси сообщила ему, что тоже записалась в очередь, чтобы стать донором, но Алек запротестовал с такой горячностью, что в дальнейшем она больше об этом даже не упоминала. Лэйси все больше становилась похожа на Анни. И у нее, как и у той, тоже появились от него секреты.

– Представить себе не могу более благородного поступка, – сказала Джина.

– Пожалуй, даже слишком благородного, – заметил он как бы невзначай.

Но Джина на его реплику не отреагировала, и некоторое время они ели молча. Наконец Алек вздохнул: пора взглянуть в лицо неизбежному.

– Я знаю, вы пригласили меня для того, чтобы поговорить о линзах, – начал он, – и я…

– Доктор О’Нил, – перебила его Джина. – Я прекрасно понимаю, что… лезу не в свои дела, – сказано это было с такой обезоруживающей улыбкой, что Алек невольно проникся к девушке сочувствием. – Это довольно трудно объяснить, но я чувствую, что не могу вот так вот взять и все бросить. Очень многие готовы помочь мне с линзами, если вы просто дадите свое согласие. Брайан Касс, Уолтер Лискот и Нола Диллард. Ассоциация по охране маяков. Все будут только рады, если линзы спасут.

– И загвоздка только во мне.

Джина кивнула.

– Брайан Касс беседовал со служителями из музея. Я про «Кладбище атлантических кораблей». Там ему сказали, что охотно примут линзы, если только их удастся достать.

На Алека внезапно навалилась страшная усталость. От сэндвича не осталось и крошки, так что пора было возвращаться на работу. Он слегка отодвинул от себя тарелку.

– Я знаю, что линзы всегда удастся пристроить, – заметил он. – Это как раз меня ничуть не беспокоит.

– Но почему вы тогда так решительно против? – Джина выглядела озадаченной.

– А почему вы так решительно проталкиваете эту идею? – ответил Алек вопросом на вопрос.

Джина быстро отвела взгляд от собеседника. Ответ последовал не сразу.

– Мне не безразлично, что происходит с маяками, – ответила она. – Я хочу сохранить их для истории.

– Я много размышлял о том, в каком состоянии могут находиться сейчас линзы. – Алек скрестил руки на груди. – Я знаю, вы надеетесь на то, что это по-прежнему целая сфера. Но при отсутствии одной панели такой исход представляется маловероятным.

– Что значит «при отсутствии одной панели»?

Плохо же она подготовилась к этой встрече, если не знает, что он имеет в виду.

– Я про панель, которая была разрушена в шестидесятых, во время шторма.

Джине не удалось скрыть своего удивления.

– А вы думали, линзы остались в целости и сохранности до наших дней?

Видимо, справочник, которым она пользовалась, был очень уж древним, раз не упомянул об этой маленькой детали.

– Я напрочь об этом забыла, – сказала Джина. – Какая, впрочем, разница? Я по-прежнему намерена поднять линзы.

Алек взглянул на часы, потом на девушку.

– Джина, – сказал он, – я прекрасно понимаю, что значит быть помешанным на маяках. Мне это хорошо знакомо. И я искренне сочувствую вам, поскольку знаю, каково это – пытаться спасти то, что обречено на гибель. Однако…

Ему хотелось поставить точку: «Я не собираюсь помогать вам, и это окончательное решение». Но Алек подумал, что Джина заслуживает хоть какого-то объяснения. Ему было ясно, что она не имеет отношения к тем, кто действительно изучает историю маяков. Тем не менее по какой-то своей причине она и правда хотела поднять эти линзы.

– Этот маяк значил очень много для меня и моей первой жены, – сказал он.

– Вот оно что. – Джина откинулась на спинку стула. – Клэй рассказывал мне о том… как вы ее потеряли. Представляю, каким это было для вас ударом.

Алек кивнул.

– Мы встретились на Реке Поцелуев, – продолжил он. – Мне было всего двадцать два, и на лето я устроился работать строителем. Помогал красить маяк.

– Этого я не знала, – сказала Джина. – Неудивительно, что этот маяк был вам так дорог.

– Мы с женой сидели по ночам на галерее и смотрели на звезды.

И занимались любовью, подумал он. Внезапно ему вспомнилось время, когда он просиживал там часы после смерти Анни. В те дни это стало его убежищем, местом скорби.

– Сами видите, мне хорошо понятно, что это такое – заботиться о маяке, – сказал Алек. – Но я уже не с Анни… моей первой женой, и наша связь с маяком осталась в прошлом. Больше я не желаю иметь с этим никакого дела. – Он понимал, что подобное упорство трудно объяснить незнакомому человеку. – Мое нежелание возиться с линзами может показаться вам таким же иррациональным, каким мне кажется повышенный интерес к ним человека, живущего на другом конце страны. В любом случае вы не вправе рассчитывать на мою поддержку. И я вас очень прошу не обращаться больше ко мне за помощью. Я не желаю вспоминать о прошлом.

– Хорошо. – Джина виновато посмотрела на него. – Мне очень жаль, что я растревожила ваши воспоминания.

Он предложил оплатить счет, но Джина заявила, что сделает это сама.

– Это же я пригласила вас, – произнесла она бесцветным голосом, и Алеку стало ясно, что он жестоко разочаровал девушку. Он вообще чувствовал себя странно в присутствии этой женщины: то его привлекали энергия и красота Джины, то в его душе всплывали небезосновательные подозрения. А сильнее всего она раздражала его тем, что заставляла вспоминать о вещах, которые он предпочел бы забыть навсегда.

Они вместе вышли к парковочной площадке, причем оба не проронили по пути ни слова. Алека терзало непривычное для него чувство изоляции. Он с радостью обсудил бы эту ситуацию с Оливией. Жена была его опорой, олицетворением здравого смысла. Он мог говорить с ней обо всем – за исключением Анни. Ему хотелось бы поделиться с Оливией новостью о том, что Лэйси пожертвовала год назад свой костный мозг, но он знал, как жена отреагирует на это. Всякий раз, когда Лэйси поступала в духе Анни, Оливия невольно морщилась. Она считала, что его детям следовало бы знать не столь уж привлекательную истину, касавшуюся их матери. Впрочем, Оливия не стала бы настаивать: она знала, что Алек никогда не позволит себе оскорбить таким образом память Анни.

В плане линз он проявлял чрезмерное упрямство и сам понимал это. Просто они напоминали ему о том безумном времени, когда все только начиналось. Если бы для подъема линз существовала какая-то весомая причина, если бы от этого, к примеру, зависела чья-то жизнь, – он бы, конечно, не стал возражать. Но меньше всего он горел желанием помогать этой малознакомой особе с ее более чем сомнительными познаниями в истории маяков.

– Вот моя машина, – сказал Алек, кивая на второй ряд автомобилей.

– Понятно. – Джина развернулась в противоположном направлении. – Спасибо, что согласились встретиться.

– Джина! – окликнул ее Алек.

Она повернулась и вопросительно взглянула на него.

– Судя по всему, вы наделены изрядной долей энергии и энтузиазма, – заметил он. – Так почему бы вам не потратить их на что-нибудь более ценное?

19

Пятница, 10 апреля 1942 г.

Сегодня мне исполнилось пятнадцать. Такое чувство, что я стала совсем другим человеком. И дело тут не только в возрасте: какая-то часть меня изменилась раз и навсегда. Та часть, которая доверяла людям и позволяла чувствовать себя в полной безопасности. Та часть, которая считала немцев безликими демонами, бороздящими воды океана. Не думаю, что смогу когда-нибудь вернуться в это безмятежное время.

Вчера вечером, когда я уже собиралась лечь спать (по крайней мере отправилась в постель, чтобы через часик-другой выскользнуть на пляж к Сэнди), папа пришел домой и сказал, что нам с мамой стоит подняться на маяк. Я решила не спорить, чтобы не вызвать у них подозрений. Втроем мы поднялись на галерею, чтобы понаблюдать за небом, потому что в ту ночь был настоящий звездопад. Маяк сейчас не работает. Нам пришлось выключить его из-за затемнения, и теперь никто из нас не может нормально спать. Все мы чувствуем себя не в своей тарелке. С другой стороны, теперь, когда маяк темный, стало проще наблюдать за звездами.

Папа захватил фонарь, но не стал включать его, пока мы карабкались наверх. Да это и ни к чему: мы можем подняться по этой лестнице даже во сне. От зрелища, открывшегося с галереи, у меня захватило дух. Никогда еще не видела я такого ясного и чистого неба – и все потому, что береговые огни больше не горели. Трудно было сказать, где кончается океан и начинается берег. Прислонившись к стеклянной стене световой камеры, мы стали смотреть на небо. Я успела увидеть три падающих звезды, как вдруг мама сказала, чтобы мы взглянули на море.

Она показывала куда-то вдаль, чуть севернее маяка, и я вдруг увидела, что привлекло ее внимание. Там, вдалеке, мигал какой-то огонь. Мы наблюдали за ним с минуту, после чего папа воскликнул: «Да это же сигнал SOS!»

Три длинные вспышки сменяли две коротких, и так без конца. Отец сунул мне свой фонарь.

– Оставайтесь здесь, – заявил он, направляясь к лестнице, – а я постараюсь помочь этим людям. Держите фонарь так, чтобы я мог найти дорогу к берегу.

– Я с тобой, – сказала мама.

– Нет, – бросил он через плечо, – лучше свари кофе, чтобы те, кого я найду, могли побыстрее согреться.

– А я могу сбегать на станцию Береговой охраны, – предложила я, втайне надеясь, что папа согласится.

Но мама заявила:

– И не думай. Только не хватало бегать туда-сюда в такую темную ночь, да еще с разгуливающим поблизости убийцей.

Она поспешила за папой вниз по лестнице, а я осталась на галерее, пытаясь унять бившую меня дрожь. Тут, наверху, дул сильный ветер, но дрожала я не только от холода: меня испугал внезапный поворот событий. Я знала, что Сэнди уже отправился патрулировать берег. Интересно, сможет ли он разглядеть оттуда сигнал SOS?

Взглянув вниз, я с трудом различила отца, тащившего к воде свою лодку. Зато мне прекрасно было видно, какое беспокойное сегодня море. Волны бились о берег с удвоенной силой, и я снова испугалась – на этот раз за папу.

Даже сквозь шум океана я расслышала, как моторная лодка, пофыркивая, устремилась вперед. И я была несказанно рада, когда папа наконец миновал волнорез. Он включил огни на корме и носу лодки, хотя сейчас это было строго-настрого запрещено. Но я думаю, он поступил так для успокоения тех, кто подавал сигнал SOS.

Очень скоро его лодка оказалась у того огонька. Все, что я могла видеть со своего места, – два огня, скачущих рядом на воде. Но я понятия не имела, что там происходит. Затем мотор заработал вновь, и два огонька устремились к берегу. Поначалу я решила, что вторая лодка следует за папиной, но вскоре поняла, что отец ведет ее на буксире.

Я направила в их сторону свет фонаря, чтобы указать отцу путь к берегу. Когда лодки миновали линию волнореза, огни скакали как сумасшедшие. Они то исчезали, то появлялись вновь, заставляя мое сердце сжиматься от страха. Но как только я убедилась, что лодки благополучно добрались до берега, я тут же помчалась вниз.

Во второй лодке, которая на самом деле оказалась обычным яликом, было двое мужчин. Крохотное суденышко без мотора! Неудивительно, что они затерялись в море. «Отведем этих парней в дом!» – прокричал мне отец, когда я подошла поближе.

В действительности это были совсем мальчишки – лишь на несколько лет постарше меня. Их так трясло и колотило, что они никак не могли выбраться из лодки. Одному из них даже пришлось опереться на меня.

– Спасибо, – поблагодарил он меня с заметным акцентом.

– Это англичане, – сказал отец. – Проходите в дом, парни. Жена уже приготовила вам горячий кофе.

Эти двое напомнили мне о той ночи, когда я впервые встретила Сэнди и тайком привела его в дом. Они тоже дрожали с ног до головы, а их лица побелели от холода и страха. Но голоса их звучали иначе, чем у Сэнди. Мне нравилось вслушиваться в этот необычный акцент. Волосы у одного из парней были совсем светлыми, и сам он выглядел несколько странно. Очень светлые, как и волосы, брови и ресницы, и глаза какого-то розоватого оттенка. Я старалась на него не таращиться, хотя давалось мне это с большим трудом. Звали его Майлз. Второй, Уинстон, отличался на редкость привлекательной внешностью. Чем-то он походил на Тедди Пирсона из отряда Береговой охраны, вот только акцент у него был совсем другой. Мама разогрела им остатки ужина, после чего мы подвинули стулья поближе к огню и приготовились слушать их рассказ.

Парни сообщили, что плыли на британском траулере «Мираж», когда их торпедировала немецкая подлодка. Уинстон с трудом сдерживал слезы, рассказывая о случившемся, да и Майлз казался очень подавленным. Мне было искренне жаль обоих, ведь на глазах у них практически в одночасье погибли все друзья. В ялике их было поначалу трое, сообщил Уинстон. Но их товарищ прыгнул в море, чтобы помочь одному из тонущих, и больше они его не видели. Ужасная история, что и говорить.

Мама сказала, что сейчас уже очень поздно и парни могут лечь в свободной комнате. А утром я сбегаю на станцию Береговой охраны и сообщу обо всем мистеру Хьюитту. На том и порешили.

Но прежде чем все отправились спать, мама сказала, что меня можно поздравить с днем рождения, потому что было уже за полночь. Все спели мне «С днем рождения!» или что-то похожее на эту песенку. Должно быть, в Англии она совсем не популярна, потому что Уинстон и Майлз практически не знали слов. После этого все разошлись. Мне страшно хотелось рассказать обо всем Сэнди, но я не решилась выбраться из дома. Я знала, что из-за двух чужаков мама с папой будут спать очень чутко. Оставалось только надеяться, что Сэнди не станет слишком переживать, ведь я впервые не приду к нему на пляж во время его дежурства.

Я мгновенно провалилась в сон. Может, после всех этих ночей на холодном пляже мне нужно было как следует выспаться. Правда, мне это так и не удалось.

Трудно писать о том, что случилось со мной дальше. Мне снилось, будто я лежу на пляже рядом с Сэнди, а он поглаживает меня и целует в щеку. Потом рука его оказалась у меня под рубашкой, и он коснулся моей груди. Наяву он ничего подобного себе не позволял. Мне было очень приятно, и я тоже обняла его в ответ. Каким же он был костлявым! Тело его стало совсем другим, и я помню, что подумала: «Это он во сне такой». В этот момент я проснулась и поняла, что рядом со мной лежит не Сэнди, а Майлз, белобрысый парень с лодки! В комнате было совсем темно. Как же мне не хватало света маяка! Я хотела закричать, но Майлз, зажав мне рот, прижал мою голову к подушке. Я хотела отпихнуть его, но он, несмотря на худобу, оказался очень сильным. Он что-то прижал к моему горлу. Что-то гладкое и холодное, и я догадалась, что это нож. Ни разу в жизни мне не было так страшно. Припугнув меня ножом, Майлз пристроился рядом на кровати, после чего вновь сунул руку под мою ночную рубашку. Только теперь он задержался у меня между ног. Это было до того отвратительно, что я расплакалась. Я даже подумала, не вырвать ли у него нож, но побоялась – а вдруг он ударит им меня и убьет. Майлз вытащил руку у меня из-под рубашки, и я расслышала, как он расстегивает брюки. При мысли о том, что он намерен сделать, мне стало совсем плохо. И тут меня осенила внезапная мысль. Его рука по-прежнему закрывала мне рот, и я постаралась распахнуть рот как можно шире. Один его палец скользнул внутрь, и я изо всех сил вцепилась в него зубами. Майлз вскрикнул, а потом заорал на меня. Ни разу в жизни не слышала я таких слов – грубых и гортанных. Тут-то я поняла, что это немец, а никакой не англичанин! Он наотмашь ударил меня по лицу, но я уже орала во все горло. Майлз схватился за нож, но я умудрилась пнуть его ногой, и он свалился с кровати. Я быстро нашарила на полу нож, несмотря на то, что в комнате было совсем темно, и тут в дверях появился папа. Я разрыдалась от облегчения.

«Папа, это немец!» – крикнула я и потянулась к настольной лампе, уже не думая о затемнении. Щелкнув выключателем, я увидела, что отец держит в руках ружье. Майлз, или как там его звали на самом деле, рванулся к выходу. Он буквально смел папу со своего пути и выскочил в коридор. Отец вскинул ружье и прицелился ему вслед. Раздался выстрел, а за ним глухой удар – это немец рухнул на пол.

Я сидела на кровати, онемев от шока. Отец еще пару секунд смотрел в коридор, а затем повернулся ко мне. «Ты в порядке, Бесс?» – спросил он. Каким-то чудом я умудрилась ответить, что да, в порядке. Тогда отец бросился в коридор, к гостевой комнате. Я поняла, что он хочет убить и второго немца.

Тут в мою спальню вбежала мама. Присев на кровать, она крепко обняла меня, а я расплакалась, как маленький ребенок, который разбил коленку. Мама крепко прижимала меня к себе, и я знала, что, как бы мы с ней ни ссорились, сколько бы обидных слов ни говорили, мы все равно будем любить друг друга.

«Поосторожнее, Калеб! – крикнула она вслед отцу, но так и не выпустила меня из объятий. – Девочка моя», – повторяла она вновь и вновь, укачивая меня, как ребенка, и я с радостью принимала ее ласку. Порой я кажусь себе совсем взрослой, но в тот момент я была лишь маленькой девочкой. Потом мама спросила, не обидел ли он меня. Ей не хотелось произносить «изнасиловал», а мне не хотелось слышать это слово. Я сказала, что нет, только напугал. Я не собиралась рассказывать ей о том, как он ко мне прикасался. Меня до сих пор тошнило при мысли об этом. Больше всего мне хотелось нагреть воды и помыться. Но для этого надо было выйти в коридор, где лежал мертвый немец.

Так мы сидели довольно долго, ожидая, что вот-вот раздастся выстрел. Но в доме стояла тишина. Ни мне, ни маме не хотелось выходить из комнаты. Мы просто сидели, прижавшись друг к другу, и ждали, что же будет дальше.

Спустя какое-то время мы услышали на лестнице шаги отца. Войдя в комнату, он присел на кровать и снова спросил, в порядке ли я. После этого он сообщил нам, что упустил второго немца: тот сбежал в лес.

Папа отправился на станцию Береговой охраны и позвонил оттуда шерифу. Тот приехал к нам домой и коротко расспросил меня о произошедшем. Он спешил, поскольку хотел собрать людей и отправиться на поиски Уинстона (хотя на тот момент мы уже не сомневались, что зовут его совсем иначе). Я была только рада, что он ограничился парой вопросов, потому что мне не хотелось в подробностях рассказывать о том, что со мной делал Майлз. И уж тем более мне не хотелось, чтобы об этом узнали все местные. Мне и без того было стыдно.

Беседовали мы внизу, но мои мысли вновь и вновь возвращались к телу, которое так и лежало на втором этаже. Я нарочно не смотрела в ту сторону, когда шла к лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Шериф наскоро осмотрел труп. Отец выстрелил Майлзу в спину, что было не очень-то хорошо, и я боялась, как бы у него не вышло в связи с этим неприятностей. Но шериф сказал только, что пришлет к нам позже своего человека, чтобы тот забрал труп и избавил нас от этой головной боли.

Шериф связался с мистером Хьюиттом, и они проверили все корабли, которые плыли этим вечером мимо наших берегов. И британского траулера под названием «Мираж» среди них не оказалось. Шериф пояснил, что эти двое были, скорее всего, диверсантами с немецкой субмарины. А историю с кораблем они выдумали, чтобы попасть на берег. Папа страшно переживал, что купился на их хитрость, а мама его успокаивала – говорила, что любой на его месте попал бы в эту ловушку.

Мама сварила мне горячий шоколад, и родители принялись утешать меня – совсем как в детстве, когда я болела. Мне наконец-то удалось помыться, а потом мы уселись в гостиной у камина, и папа отходил от меня только для того, чтобы подбросить дров в огонь. Приблизительно через час к нам снова пришел шериф, на этот раз со своим помощником. Они заявили, что беглеца нашли. Кто-то напал на него в лесу – судя по ранам, дикий кабан. Парень потерял много крови. В бессознательном состоянии его отправили в больницу в Норфолк.

«Как только он придет в себя, – заявил шериф, – ему придется ответить на массу неприятных вопросов». Потом они с папой поднялись наверх, чтобы убрать тело.

Я знала, что Майлз мертв, а Уинстон далеко отсюда, так что мне нечего больше опасаться. Но я никак не могла заставить себя вернуться в спальню. Я как будто снова стала маленькой. Мама, видимо, догадалась, что со мной происходит. А может, она знала, что чувствовала бы сама в моем возрасте, случись с ней нечто подобное. Словом, она сказала, что я могу остаться с ней, а папа переночует у меня в комнате. Разумеется, я с радостью согласилась.

Так странно было ночевать с ней в одной постели. Я все-таки умудрилась заснуть, а вот насчет мамы не уверена. Когда я засыпала, она поглаживала меня по голове, и, когда я проснулась, ее рука все так же легонько скользила по моим волосам.

– Бедная моя девочка, – проговорила мама со слезами на глазах. – Как бы я хотела уберечь тебя от того, что случилось!

Но я уже не чувствовала себя беспомощным ребенком, и меня начала раздражать такая забота. Я села и отодвинулась от нее.

– Все в порядке, мама, – заявила я. – Не переживай так.

Другое дело, что я чувствовала себя безумно усталой – так сильно я не уставала за всю свою жизнь. Мама сказала, что я могу не ходить сегодня в школу, и я снова отправилась в постель. Я поднялась к себе в спальню, стараясь не смотреть туда, где вчера лежало тело. Я проспала почти до обеда, а теперь вот пишу эти строки. Сегодня я увижусь с Сэнди. Пойду прилягу еще на часок, чтобы время не тянулось так медленно.

20

Когда Клэй добрался до «Шорти», чтобы отвезти домой Генри, там было просто не протолкнуться. Не найдя свободного места рядом с рестораном, он припарковался у соседнего дома. Сегодня он задержался на работе дольше обычного: проектировал пристройку к одному из частных домов. Хозяевам требовалось нечто особенное и неповторимое, так что ночь накануне Клэй провел, не смыкая глаз: перебирал в уме вариант за вариантом. Он и сам не ожидал, что настолько увлечется этой работой. Такого не случалось с ним уже довольно давно – восемь месяцев, если уж на то пошло. Эта вспышка интереса вызвала в нем одновременно чувство облегчения и вины: Терри уже никогда не сможет испытать той же радости от работы, какую испытывает он сам.

Стоило Клэю войти в ресторан, как со всех сторон посыпались приветственные оклики.

– Эй, парень! – Кенни, устроившийся у барной стойки, отсалютовал ему кружкой пива. – Присаживайся.

– Я за Генри, – покачал головой Клэй. – Боюсь, он и так меня заждался.

– На минутку, – настаивал Кенни. На тарелке перед ним лежал наполовину съеденный сочный гамбургер, и Клэй не выдержал. Заказав себе такой же, он быстро прошел в заднюю комнату, чтобы поздороваться с Генри, а заодно убедиться, что тот успел поужинать. Вернувшись в главный зал, он устроился рядом с приятелем.

– Я заходил сюда утром позавтракать и снова видел твою соседку по комнате, – сказал Кенни.

– По дому, – покачал головой Клэй.

– Что?

– По дому, а не по комнате.

– Неважно. Что она из себя представляет?

– Трудно сказать, – пожал плечами Клэй. Десять дней провел он под одной крышей с Джиной, но по-прежнему знал о ней так же мало, как и вначале.

– Джина – учительница из штата Вашингтон, – сказал он.

– Ты же сказал, что она занимается историей маяков.

– Это ее хобби. На самом деле Джина преподает в старших классах.

Кенни поморщился.

– Что, если она из тех дамочек, которые воротят нос только потому, что у меня нет высшего образования?

– Насчет этого понятия не имею, – промолвил Клэй. – На мой взгляд, единственное, что ее волнует, – маяк с Реки Поцелуев.

– Ну, о маяке я мог бы с ней поговорить, – заметил Кенни.

– Да ты, похоже, вообще не способен с ней говорить, – рассмеялся Клэй. – Ты и слова не мог выдавить, когда с ней знакомился.

Кенни тоже рассмеялся.

– Это был шок: такую, как она, я в «Шорти» еще не видел. Но я уже оправился от потрясения и готов к новым отношениям. Поможешь мне?

Клэй взглянул на друга. Он знал, что Кенни нравится женщинам. Порой тот казался излишне простоватым, хотя на самом деле был очень умен – во всяком случае, в том, что касалось его работы. Немного консервативен во взглядах на женщин, но Джине это, возможно, даже понравится. Клэй ее, судя по всему, не привлекал, так, может, Кенни окажется удачливее? В последнем он, впрочем, здорово сомневался.

– Я закину ей удочку, – сказал Клэй, принимаясь за пиво.

Кенни поднял кружку.

– Вот и договорились, – резюмировал он.

* * *

Было уже совсем темно, и дом встретил Клэя яркими огнями витражных стекол. Машины Лэйси и Джины стояли на парковке, но на кухне он не нашел никого, кроме Саши. Пес тихонько повизгивал от счастья, как будто боялся, что Клэй уже никогда не вернется домой. Посудомоечная машина была еще теплой, а в воздухе пахло томатным соусом. Должно быть, Лэйси и Джина поужинали пастой.

Сами женщины, впрочем, так и не показались, и Клэй решил, что они разошлись по комнатам, чтобы почитать перед сном. В доме царила тишина. Только Саша клацал по полу когтями да из-за окна доносился ровный шум океана. На столе лежала стопка писем. Видимо, Лэйси успела заглянуть на почту. Одни счета, заметил Клэй, перебирая конверты. Он уже хотел открыть счет за электричество, как вдруг заметил на стене комара. Он быстро прихлопнул его и только потом распечатал конверт. При взгляде на сумму, которую они с Лэйси задолжали электрической компании, его невольно передернуло. Чистое безумие.

Не сдержав вздоха, Клэй взглянул в сторону коридора: все комнаты были освещены. Это уже стало его обязанностью – каждый вечер обходить комнату за комнатой и выключать свет. Если бы не он, огни в доме горели бы всю ночь. Клэй даже подумывал, не отнести ли ему счет Лэйси. Пусть сама убедится, что пришла пора экономить. Но тогда ему придется каждый вечер возвращаться в темный и унылый дом. Нет уж, лучше он оплатит счет.

Клэй вывел Сашу на улицу, позволив тому побегать по пляжу. Но очень скоро комары загнали их обратно. В доме он стал обходить комнату за комнатой, выключая свет. Когда он наконец добрался до кабинета, то с удивлением обнаружил там Джину. Та сидела за компьютером и читала какое-то письмо.

– Привет, – сказал он, кивая в сторону монитора. – Хорошие новости?

– Ничего особенного. – Ее голос казался напряженным.

Может, у нее есть любовник, подумал Клэй. Они поругались, и Джина сбежала от него на другой конец страны. Теперь они пытаются выяснить отношения с помощью почты.

– Будешь смотреть свои письма? – Она взглянула на него, и Клэй заметил, что глаза у нее припухли и покраснели. – Я могу уйти.

– Да нет, не нужно.

Может, спросить у нее, что случилось? Но это все равно что совать нос в чужие дела.

– Где Лэйси? – поинтересовался он.

– Наверху, – сказала Джина, внимательно вглядываясь в монитор. Она просматривала текст абзац за абзацем, ни на секунду не отвлекаясь. – Она там не одна, – добавила Джина.

– Ясно. – Клэй ощутил мгновенную неловкость. – Она с Джошем?

Джина покачала головой.

– Нет, с другим. Не помню, как его зовут. Парень с темными волосами. Пришел сразу после ужина, и они тут же поднялись наверх.

Джина, должно быть, решила, что это она помешала свиданию, поэтому Лэйси и ее парень сразу ушли наверх. Клэй хотел было сказать, что его сестра всегда так поступает, но потом передумал.

– Мне нужно у тебя кое-что спросить. – Он пытался найти предлог, чтобы задержаться в комнате.

Джина промолчала в ответ. Он заметил, как по щеке у нее скользнула слеза.

– Джина, – он подошел ближе, – что случилось?

– Ничего, – покачала она головой, доставая из пачки бумажный платок.

– Тебя что-то расстроило, – заметил Клэй.

– Ничего страшного, – сказала она, вытирая глаза. – Так о чем ты хотел меня спросить?

Момент был выбран не слишком удачно, но ему ничего не оставалось, кроме как продолжить разговор.

– Помнишь моего друга Кенни? – спросил Клэй. – Мы вместе обедали в эту субботу у «Шорти».

Джина кивнула.

– Он снова приходил сегодня утром, – сказала она.

– Ты ему понравилась. – Клэй внимательно вгляделся ей в лицо. – Кенни хотелось бы знать, не испытываешь ли и ты к нему ответного интереса?

Джина улыбнулась, но как-то печально.

– Я ни к кому не испытываю особенного интереса, – ответила она.

– Что ж, так ему и передам. – Клэй шагнул к двери, но задержался на пороге. – С тобой точно все в порядке? – вновь поинтересовался он.

– Да. Вот только… – Она коснулась принтера, стоявшего справа от компьютера. – Могу я кое-что распечатать?

– Конечно. Помочь тебе?

– Да нет, спасибо. Сама справлюсь. – Она вновь повернулась к письму, которое, очевидно, и было причиной ее слез.

Поднявшись наверх, Клэй услышал смех, доносившийся из комнаты Лэйси. Отвернувшись, он поспешил к себе в спальню и лег на постель. Саша тут же пристроился рядом.

Лэйси вела себя на редкость распущенно. Ему не нравилось думать так о собственной сестре, но и отрицать этого он уже не мог. Все началось еще в те годы, когда Лэйси была подростком. Но Клэй тогда думал, что со временем она станет другой. Очевидно, что этого не произошло. Он уже пытался говорить с ней о такой неразборчивости в связях, но только однажды. Лэйси не столько возмущалась, сколько пыталась его успокоить. Она же никому не причиняет вреда, заявила она, как будто Клэй беспокоился только из-за этого. Она делает все, чтобы не забеременеть и не заболеть. Так что спасибо ему за внимание, но она в состоянии позаботиться о себе сама.

Клэй не понимал сестру. Она всегда была на редкость способной и вполне могла бы стать ветеринаром, а не быть на подхвате у их отца. Но Лэйси даже не подумала о том, чтобы получить высшее образование.

Уже в старших классах Лэйси узнала, что ее родным отцом был Том Нестор. Для нее это открытие стало настоящим шоком. «Мама на такое не способна!» – кричала тогда Лэйси. Клэй и сам был ошеломлен этим известием, а в Лэйси и вовсе что-то сломалось. Но как только она смирилась с истиной, тут же поспешила разыскать Тома Нестора. Под его руководством она стала делать витражи. Клэй тогда решил, что это такой способ наладить отношения с родным отцом. Кто же знал, что Лэйси с головой уйдет в новое занятие и даже займет место матери в мастерской Тома? Работы ее быстро раскупались, и она окончательно махнула рукой на колледж. Лэйси стала признанным экспертом в области изготовления витражей и местной благодетельницей. Народ постоянно тянулся к ней со своими проблемами и переживаниями. Ей этого вполне хватало. Если не считать, конечно, бесконечной цепочки все новых и новых мужчин. Бывают люди, в избытке наделенные умом и талантами, но начисто лишенные здравого смысла. Такой, к величайшему сожалению Клэя, была и Лэйси.

Саша, заслышав шум шагов на лестнице, вскинул голову.

– Это Джина, – сказал Клэй, прижимая к себе голову собаки.

Джина, как и он, предпочитала одиночество. Что-то расстроило ее сегодня, но она не пожелала поделиться с ним. А Клэй был не из тех, кто способен разговорить человека, заставить его излить душу. Терри не раз об этом упоминала. «Стоит мне заговорить о чувствах, и ты тут же закрываешься, – жаловалась она. – Ты просто не знаешь, как меня утешить». Это потому, добавляла она, что Клэй – мужчина, а мужчины на такое не способны.

Что ж, она была права. Если бы только ему выдался шанс еще раз встретиться с Терри! Поговорить с ней по душам, обнять ее. Теперь бы он точно не оставил жену наедине с ее чувствами. Увы, но все это лишь из области мечтаний.

Клэй услышал, как дверь в комнату сестры приоткрылась, и в коридоре вновь зазвенел смех Лэйси. Повернувшись, он зарылся головой в подушку, чтобы только заглушить на время эти звуки.

21

Маленькая девочка на фотографии была одета в белую хлопковую рубашку, слишком просторную для ее маленького тельца. Нежная кожа оттенка карамели и черные, коротко стриженные волосы. Так стригли всех детей в приюте, чтобы снизить риск заражения вшами. Устроившись на постели в старой комнате Бесс, Джина внимательно разглядывала лицо малышки, хотя давным-давно успела заучить эти черты. Сквозь открытое окно в комнату врывался теплый морской ветер, но даже если бы началась метель, она бы вряд ли это заметила. Ее внимание было сосредоточено на снимке двухмесячной давности. Сильно ли изменилась с тех пор Рани? И насколько ухудшилось ее состояние?

Впервые она увидела ее тоже на фотографии, но там Рани была совсем еще младенцем. Ее нашли на одной из оживленных улиц Хайдарабада, завернутой в старенькую рубашку. Мужчина, наткнувшийся на сверток, решил поначалу, что это всего лишь куча тряпок. Во время медицинского осмотра выяснилось, что у малышки проблемы с сердцем. Вскоре ее передали в приют, где дали имя Рани. Узнав о том, что незамужняя женщина может взять ребенка из Индии, Джина подала просьбу об удочерении. Она рассчитывала, что ребенка ей передадут достаточно быстро, так как девочке требовался серьезный медицинский уход. Но процессу удочерения, казалось, не будет конца.

Она все сделала правильно. Джина послушно, хоть и с нетерпением, выполняла все необходимые предписания. Наконец сбор документов был завершен, и ей оставалось только ждать. В итоге ей все-таки разрешили удочерить Рани, но за этим последовали новые недели и месяцы ожидания. Время от времени она получала из приюта фотографии малышки, но этого, конечно, было недостаточно. Ее саму удивляло, как сильно она успела привязаться к незнакомой девочке. Друзья и приятели смотрели на это как на причуду, но Джина давно общалась по Интернету с другими родителями, которые уже приняли в семью – или только собирались принять – детишек из Индии. И в этой группе ее чувства были понятны всем и каждому. Эти люди прошли через те же испытания, которые выпали теперь на долю Джины.

В апреле она узнала, что индийский суд готов наконец-то удовлетворить ее просьбу. Взяв на работе отпуск, она собрала свои скудные средства и полетела в Индию. В порыве вдохновения она прихватила с собой все, что могло потребоваться маленькой девочке. Тут были подгузники, бутылочки с детским питанием, игрушки, книжки с картинками, кое-что из одежды, желто-розовое одеяло и те лекарства, которые ей порекомендовала знакомый педиатр. Ее радость была сравнима с радостью матери, ожидающей ребенка.

Первые три дня Джина собиралась провести в приюте, чтобы познакомиться со своей индийской дочерью и подготовиться к слушаниям в суде. На четвертый день она отправится в суд и получит разрешение на опекунство. Джина знала, что для этого может потребоваться не одно заседание, но после всех этих мучительных месяцев она готова была подождать еще немного. После этого предстояло подготовить Рани к перелету в Америку. Джина успела переговорить с кардиологом из Сиэтла, который готов был осмотреть девочку сразу по прилете домой.

Температура воздуха в день ее приезда была близка к 40 градусам. Водитель высадил Джину перед квадратным двухэтажным зданием, и ей, чтобы попасть внутрь, пришлось обойти козу – та мирно паслась на грязном дворике. Внутри ее ждал неприятный сюрприз. Очень многие, хотя и не все, родители из интернет-группы, успевшие уже побывать в индийских приютах, расхваливали царившую там чистоту. По их сообщениям, о детях заботились как нельзя лучше. Вот и Джина ожидала увидеть нечто подобное. Но ей не повезло. Первое, что встревожило ее в приюте, – запах мочи и зловещее молчание. Джина уже знала, что это означает. «В плохих приютах, – сказали ей знающие люди, – всегда тихо. Дети быстро понимают, что плакать бесполезно, поскольку никому нет дела до их слез. На шум придет разве что айя с прутом».

Приют, в котором находилась Рани, был переполнен детьми: их там было шестьдесят – от младенцев грудного возраста до подростков двенадцати лет. Занимали они четыре комнаты, причем некоторые спали прямо на полу, на пожелтевших от мочи матрасах. Самые маленькие бегали по дому без одежды и даже без подгузников, и Джина заметила на холодном плиточном полу не одну кучку фекалий.

Айи, эти замечательные мусульманки в голубых сари, казались в большинстве своем добрыми и заботливыми, но их было слишком мало для такого количества детей. Они носили с собой прутья, чтобы перегонять ребятишек, будто коз, из комнаты в комнату. Джина ни разу не видела, чтобы кто-то из них ударил ребенка, но она знала, что в Индии разрешены телесные наказания, и это не могло ее не тревожить.

Повсюду роились мухи, и Джине приходилось непрестанно от них отмахиваться, пока она ожидала своей очереди в скудно обставленной приемной. Хотя окна были открыты настежь, воздух оставался удушающе жарким. Единственное, что хоть как-то разнообразило эту унылую обстановку – портрет Ганди, висевший на одной из стен. Неудивительно, что Джине захотелось как можно скорее забрать отсюда Рани. Она надеялась, что завтрашнего слушания будет достаточно для принятия решения.

В Индии было много прекрасного. Этим утром водитель отвез Джину к форту Голконда, откуда она могла взглянуть на город и гробницы мусульманских правителей. Зрелище буквально очаровало ее. Индийская культура отличалась невероятным разнообразием и богатством, и Джина очень хотела познакомить с ней Рани. Они могут вернуться сюда, когда девочка чуть подрастет. Визиты в Индию станут частью их жизни. Джина уже не испытывала чувства вины по поводу того, что увозила девочку от ее корней и культуры. В Индии было много хорошего, но тут не было семей, готовых принять больного ребенка, тем более девочку.

Наконец в приемной появилась айя. Она провела Джину в тесную комнатку, где три маленькие девочки играли в кубики и куклы. Две из них ползали по полу, и только одна, самая крохотная, сидела на месте, то поднимая, то опуская куклу.

«Рани!» – окликнула ее айя.

При звуке своего имени Рани вскинула голову, и у Джины все внутри перевернулось. Она постаралась сдержать слезы, поскольку не хотела с первой же минуты напугать эту маленькую девочку. Свою дочь.

Айя что-то сказала Рани на телугу, и ребенок, медленно поднявшись с пола, заковылял в их сторону. Девочка, с ее крохотным личиком и огромными глазами, сама напоминала куклу. У Джины перехватило дыхание. Присев на корточки, она протянула к малышке руки. Та послушно зашагала к ней, как будто знала, что за человек ее поджидает. Две другие девочки оторвались от игры и наблюдали за тем, как Джина, усевшись на полу, покачивает своего ребенка. Рани молча смотрела на нее своими огромными глазами, и Джина не могла больше сдерживать слез. «Девочка моя, – повторяла она вновь и вновь, – моя любимая девочка».

На Рани был просторный подгузник и белая хлопковая рубашка, под которой с легкостью прощупывались все ее ребрышки. Впрочем, причиной этой худобы было не только плохое питание, но и болезнь. Этим же объяснялось частое и поверхностное, как у птички, дыхание. Джина крепко прижимала к себе девочку, как будто могла поддержать этим ее больное сердечко. Рани не вымолвила ни слова, зато внимательно слушала все, что говорила ей Джина, зачарованная то ли звуком ее голоса, то ли английской речью.

Три долгих чудесных дня провела Джина со своей приемной дочерью. Она укачивала девочку, когда та спала, играла с ней, показывала ей книжки с картинками, кормила. При кормлении Рани, как птичка, послушно открывала рот. Девочка совсем не говорила, зато цеплялась за Джину, как обезьянка.

Джине не хотелось покидать приют накануне судебных слушаний, но ей все-таки пришлось вернуться в гостиницу. Она знала, что предстоящий день будет долгим и утомительным: ей придется просидеть несколько часов в душном помещении в ожидании ордера на опекунство. И вот Джина уложила дочку в кровать и поцеловала ее на прощание.

«Завтра я вернусь», – пообещала она. В тот момент ей показалось, что Рани прекрасно поняла сказанное. Позже ей оставалось лишь надеяться, что девочка понятия не имела, о чем она тогда говорила. Было бы ужасно, если бы малышка решила, что Джина ей солгала. Ведь она так и не вернулась ни на следующий день, ни позже.

Поставив фотографию Рани на ночной столик, Джина взяла листок, на котором было распечатано письмо, пришедшее в интернет-группу. Она знала женщину, написавшую это письмо. С ней и ее мужем Джина встречалась в суде Хайдарабада: эта пара тоже ожидала решения, которое позволило бы им увезти домой приемную дочь. Как и Джина, они вернулись в Штаты с пустыми руками. По информации, которой они делились с группой поддержки, было ясно, что последние два месяца оказались для них такими же мучительными, как и для Джины. Они пытались бороться, нанимали адвокатов – словом, делали все, чтобы вытащить свою дочь из приюта. Но на этом, как оказалось, их страдания не закончились.

«Мы в ужасном расстройстве и не знаем, что нам делать, – писала жена. – Нам так и не удалось получить никакой информации из того государственного приюта, в который Мину перевели еще в мае. И вот на прошлой неделе мы вновь отправились в Индию. И там нам сказали, что у них нет никаких записей относительно того, что Мина вообще находилась в этом заведении. Самое ужасное, что таких записей нет и в том приюте, где мы ее навещали. Такое чувство, что мы – единственные, кто знает о ее существовании, ведь мы разговаривали с ней, играли и обнимали ее. И вот теперь она просто исчезла. Боюсь даже думать, что могло случиться с нашей девочкой».

Джина вообще не понимала, с какой стати Мину перевели в государственный приют, зато она прекрасно знала, что никто не желал бы видеть там своего ребенка. Что, если Рани тоже переведут в такой приют? И она тоже исчезнет без следа?

На фоне этого письма померкли ее переживания из-за потерянных четырехсот долларов. Забыла она и про бесплодную встречу с Алеком в «Морской чайке». А ведь поначалу она здорово переживала из-за того, что выглядела полной дурочкой, отвечая на его вопросы о маяках с Тихоокеанского побережья. На какое-то мгновение Джина забыла даже про потерянную панель, хотя в душе ее по-прежнему гнездился страх: что делать, если именно эта панель окажется той частью линз, которая ей так нужна?

Закрыв глаза, она положила письмо себе на грудь. Раньше Джина активно участвовала во всех беседах, которые велись в интернет-группе, но в последнее время она превратилась в наблюдателя: читала чужие сообщения, но сама предпочитала отмалчиваться. Она уже не вправе была обращаться к этим людям за советом или сочувствием. Джина выбрала путь, который они наверняка не одобрили бы.

Единственная ее надежда вернуть Рани была связана с теми тайнами, которые крылись в дневнике Бесс Пур.

22

Суббота, 11 апреля 1942 г.

Я люблю Сэнди. Я и раньше так думала, но тогдашние мои чувства не идут ни в какое сравнение с тем, что я ощущаю сейчас.

Вчера весь день над океаном кружили самолеты. Они и прежде здесь часто пролетали, так как фронт от нас не так уж и далеко, но вчера все выглядело совсем иначе. Я решила, что они ищут субмарину, с которой высадились Майлз и Уинстон. Но когда я встретилась с Сэнди на пляже и спросила его, он не был так уж уверен в этом. Вода там, сказал Сэнди, не самая прозрачная, а подводную лодку можно увидеть лишь в том случае, если она находится близко к поверхности. Было бы здорово, если бы самолеты все-таки нашли ее и разбомбили! Вот уж не думала, что стану такой жестокосердной.

Потом Сэнди вручил мне подарок на день рождения. Это был маленький сверток, завернутый в бумажный платок. Открыв его, я обнаружила внутри чудесное рубиновое ожерелье! Сэнди надел мне его на шею, и я тут же пожалела, что рядом нет зеркала. Я не смогу носить эту вещь дома, потому что мама наверняка заметит и спросит, откуда она. Никогда еще у меня не было такого замечательного украшения!

Потом мы перешли к более неприятным вещам. Сэнди знал, что днем раньше папа застрелил одного немца, а второй умер несколькими часами позже, так и не придя в сознание. На самом деле, сказал нам Бад Хьюитт, этого парня убил не кабан. Он напал на беглеца, и тот, спасаясь, упал со скалы и разбил себе голову. Если честно, мне трудно было разобраться в собственных чувствах. Я не из тех, кто радуется чьей-то смерти, но если кто и заслужил ее, так эти двое парней!

В общем, Сэнди знал о том, как они умерли. Чего он не подозревал – так это того, что именно пытался проделать со мной Майлз. Я чувствовала, что Сэнди должен знать, хотя и не собиралась сообщать ему все эти постыдные подробности.

Мы зашагали вдоль берега, и я рассказала Сэнди, как проснулась той ночью, думая, что это он лежит рядом со мной. Но на самом деле там был Майлз. Сэнди просто разбушевался. «Вот ублюдок! – повторял он вновь и вновь. – Чертов сукин сын!» Я еще ни разу не слышала, чтобы он так ругался. Окажись там в этот момент Майлз и Уинстон, он бы точно убил их голыми руками. Чтобы хоть как-то справиться со своим гневом, Сэнди принялся швырять в воду камни и щепки.

Отбушевав, он усадил меня на песок и крепко обнял. «Жаль, меня там не было, – сказал он. – Как же ты, должно быть, испугалась!» И в этот момент я расплакалась. В итоге я рассказала Сэнди обо всем. Пока я говорила, все тело у него напряглось так, будто еще немного – и он взорвется. Я говорила, а сама плакала. Я и не знала, что во мне скопилось столько слез. Мне пришлось рассказать Сэнди, какой грязной я чувствовала себя потом, как яростно терла себя в ванной, пытаясь смыть следы его прикосновений.

Когда я закончила, Сэнди не проронил ни слова. Пришлось даже спросить его, о чем он думает.

– Теперь я точно знаю, что люблю тебя, – заявил он. – Я и раньше думал, что влюблен, но то, что я чувствую сейчас… как я переживаю из-за того, что случилось… Выходит, я и правда тебя люблю.

– И я люблю тебя, – сказала я. В тот момент я чувствовала себя по-настоящему счастливой.

– Первый раз у тебя должен быть с тем, кто тебя любит, – продолжил Сэнди. – С тем, кто сможет позаботиться о тебе.

Раньше я и помыслить не могла о том, что смогу заняться сексом в пятнадцать лет. Мне казалось, только распущенные девицы способны пойти на такое до брака. Но я до того влюбилась в Сэнди, что мне стало все равно.

– Думаешь, я слишком мала для этого? – спросила я.

– Да уж, – ответил он со смешком. – Но я хочу тебя. Хочу, чтобы ты забыла те неприятные ощущения, которые испытала прошлой ночью. Хочу, чтобы ты чувствовала себя совсем иначе после занятий любовью с тем, кто тебя любит.

Честно говоря, я не очень-то знала, что мне теперь делать. У меня были весьма смутные представления о том, что происходит в такой момент между мужчиной и женщиной. Общие представления – и только.

– Но я не знаю как, – призналась я.

– Зато я знаю, – с улыбкой ответил он. – И этого вполне достаточно.

Я повернулась, чтобы поцеловать его, и тут же почувствовала, что он весь сгорает от желания. Он ласкал мою грудь, но через куртку, так что я практически ничего не чувствовала. Мне хотелось сорвать с себя эту куртку, но Сэнди вдруг отстранился.

– Не сейчас, – сказал он. – Это не самый удачный момент. Мне еще нужно закончить обход, и я не хочу разрываться между тобой и своими обязанностями. К тому же здесь очень холодно, и ты запросто можешь простудиться. Вдобавок ты пока не оправилась от того, что произошло с тобой прошлой ночью. Не хочу, чтобы одно событие наложилось в твоем сознании на другое.

Конечно, Сэнди был прав, и я была признательна ему за то, что он вовремя остановился. Поцеловав его на прощание, я поспешила домой, а Сэнди продолжил патрулировать пляж.

Я шла домой по темному лесу, не испытывая ни малейшего страха. Да и чего мне бояться? Те негодяи уже мертвы, а я влюблена в самого чудесного человека на свете!

23

Склонившись над плечом Уолтера Лискота, Джина подлила в чашку, стоявшую рядом с шахматной доской, еще кофе. Разумеется, он щедро разбавит его молоком. И все-таки Джина не понимала, как можно пить столько кофе и не бросаться потом на стены. Впрочем, она заметила, что руки у Брайана и Генри слегка дрожали, когда старики передвигали шахматные фигуры. Раньше она списывала все на возраст. Не исключено, однако, что виной всему был этот крепчайший напиток.

Джина положила руку на плечо Генри, который сидел напротив Уолтера.

– Ты же придешь сегодня к нам на ужин? – спросила она. Раз в неделю, по средам, Генри имел обыкновение ужинать в доме смотрителя. Неделей раньше Джина уклонилась от общей трапезы, поскольку не хотела нарушать семейную атмосферу. Но теперь ей было ясно, что она не будет выглядеть за столом посторонней.

– Разумеется, – ответил старик. Он играл, и весьма успешно, против Уолтера, в то время как Брайан коршуном наблюдал за их ходами.

– А что, ты сегодня готовишь?

– Именно так, – сказала она. – Я собираюсь приготовить вам пару индийских блюд.

– Индейских блюд! – воскликнул Брайан Касс. – Так ты, милочка, собираешься жарить мясо бизона?

– Ее зовут Джина. – Уолтер с привычным уже раздражением покачал головой, но Джина только рассмеялась.

– Не индейских, Брайан, а индийских, – заметила она.

– Для этого парня будет слишком остро, – Брайан ткнул в сторону Генри крючковатым пальцем.

– Я сделаю помягче, – пообещала Джина.

– Мне не нужно помягче. – Генри явно разозлило замечание друга. – Я съем все, что ты приготовишь, детка.

– Эй, Джина!

Повернувшись, она увидела, что Брок машет ей рукой от бильярдного стола.

– Принеси нам еще по кружечке, – кивнул он на компанию своих дружков, которые стояли рядом.

– Одну минутку, – ответила она. Смена ее уже заканчивалась, так что она передаст заказ следующей официантке. После того случая с деньгами Джина старалась не обслуживать Брока. Вчера он пришел в ресторан, похваляясь еще одной татуировкой – изящно прорисованной черепахой, которая расположилась слева от русалки. И Джина не могла не задуматься о том, уж не на ее ли деньги он сделал этот рисунок.

Она вновь повернулась к Генри, который ждал, пока Уолтер сделает свой ход.

– Клэй просил меня прихватить тебе из библиотеки пару книжек, – сказала она. – Ты, кажется, любишь все загадочное?

– Детективы, – кивнул Генри. – Больше всего мне нравится… – он прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя.

– «А» – значит алиби», – подсказал Уолтер.

– Я поняла, о ком вы, – кивнула Джина, хотя имя автора в этот момент тоже вылетело у нее из головы. – До какой буквы ты дошел?

– Я читаю не по порядку, – рассмеялся Генри. – Да это и неважно. Я могу повторно прочесть ту же книгу, даже не вспомнив, что уже заглядывал в нее.

– Ну ладно. – Джина легонько сжала его плечо. – Я прихвачу тебе пару историй.

– Спасибо, – улыбнулся Генри.

– Принести вам что-нибудь перед тем, как я уйду? – спросила она.

– Хочешь сказать, твоя смена заканчивается? – Уолтер на миг отвлекся от игры.

– Да, сэр. И мои ноги просто счастливы.

– Зато мы не очень-то счастливы, – заметил Брайан. – Никто здесь не наливает кофе лучше тебя.

Джина рассмеялась. Ни разу еще не получила она от них чаевых. Да она вообще сомневалась в том, что они оплачивали весь свой кофе, изредка перемежаемый пивом. Тем не менее старики быстро превратились в ее любимых клиентов. Вместе с ней они переживали из-за неудачной беседы с Алеком, поражаясь тому, что он отказал в просьбе «такой славной и красивой девушке». На редкость милые старички. Неужели и они в молодости были такими же ничтожествами, как все ее знакомые мужчины? Единственное исключение она делала для Клэя, чья доброта по отношению к деду бывшей жены позволила ей возродить веру в мужской пол.

Джина уже снимала фартук, когда в ресторан вошел Кенни Галло. Заметив ее, он помахал рукой.

– Привет, Джина, – прислонился он к стойке возле кассы. – Ты уже уходишь?

– Да. – Она аккуратно свернула фартук, предварительно убедившись, что чаевые надежно спрятаны в кармане.

– Посиди со мной, – предложил Кенни, кивая в сторону пустого столика. – Выпей колы или кофе.

– Спасибо, Кенни, но я… – Внезапно она заметила название фирмы, вышитое у него на кармане рубашки: «Морское строительство «Галло».

– Ты там работаешь? – указала она на надпись.

– Это моя фирма, – заявил Кенни с нескрываемой гордостью. – Ну же, – вновь кивнул он в сторону столика. – Всего лишь минутку. Я не кусаюсь.

Джина кивнула и направилась к пустому столику, мучаясь угрызениями совести из-за того, что вынудил ее к этому не интерес к мужчине, а интерес к его компании.

– Чем вы занимаетесь у себя на работе? – спросила Джина, как только они заказали ее сменщице пиво и колу. – Строите корабли, я так понимаю?

– Не столько строим, сколько чиним, – ответил Кенни. – Сам я с парой других ребят работаю под водой. Резка, сварка, осмотр и все такое прочее.

– А в свободное время ты тоже спешишь под воду? – улыбнулась Джина, вспомнив, как Кенни с Клэем осматривали в прошлые выходные «Байрона Бенсона».

– Мне все мало, – улыбнулся в ответ Кенни. По-своему он был очень симпатичным: этакий здоровяк со светлой бородкой и веселыми голубыми глазами. – Собственно, поэтому я почти оглох на одно ухо.

– Этого я не знала, – заметила Джина. – Что, от погружений?

– Слишком часто бываю под водой.

Тут принесли напитки, и Джина принялась за колу, одновременно обдумывая следующий вопрос. Но Кенни ее опередил.

– Знаешь, ты придаешь этой забегаловке определенный шарм, – сказал он.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Мне нравится тут работать.

– Такой, как ты, больше подошел бы какой-нибудь шикарный ресторан.

– Спасибо, но здесь я чувствую себя гораздо лучше.

– Да я вовсе не хочу, чтобы ты ушла отсюда, – заметил Кенни. – Мне тебя будет здорово не хватать.

Джина вновь улыбнулась, размышляя над тем, как ей поделикатнее вернуться к прежней теме.

– А ваша компания не занимается подъемом затонувших грузов? – спросила она.

Кенни глянул на нее с некоторым удивлением и покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Тут и без нас хватает желающих.

Джина задумчиво поиграла соломинкой для напитка.

– Видишь ли, мне хочется достать из-под воды линзы Френеля со здешнего маяка.

– Ах да, Клэй говорил, что тебя интересует наш маяк.

– Верно, – кивнула Джина. – Мне хочется спасти линзы, чтобы можно было поместить их потом в какой-нибудь музей.

– Скорее всего, они разбились на множество кусков, – пожал плечами Кенни.

– Тогда пусть выставят эти куски, – только что не огрызнулась Джина. Успокойся, сказала она себе. Спешка тут ни к чему.

– Ничего не выйдет, – вновь покачал головой Кенни.

– Почему?

– Да линзы уже пытались поднять много лет назад, но многие запротестовали и…

– Я знаю об этом, – сказала она. – Но это, как ты верно заметил, было много лет назад. Вполне возможно, что ситуация изменилась.

– Сомневаюсь.

– Давай хотя бы предположим это чисто гипотетически. Что нужно, чтобы поднять линзы из-под воды?

– Во-первых, – пожал плечами Кенни, – тебе нужно найти их. Или хотя бы какую-то их часть.

– А если попытаться разглядеть их с самолета?

– Пожалуй, – сказал Кенни. – Но и тут многое зависит от того, достаточно ли большие там куски, чтобы разглядеть их с воздуха. Еще нужно учитывать глубину и прозрачность воды в этом месте.

– Хорошо, – кивнула Джина. – Предположим, все сложилось и линзы нашли. Теперь встает вопрос, как их поднять.

– Тебе известно, сколько они весят?

– Три тонны.

– Что ж, для начала нужно будет очистить их от песка, подвести под них стропы, а затем поднять наверх с помощью крана, расположенного на барже или тягаче.

– Это очень трудоемкая операция?

– Да нет, – ответил Кенни. – Пару лет назад я видел, как подобным способом поднимали двухсоттонную баржу. А несколько кусков стекла можно вытащить за пару минут.

– А у тебя нет знакомых, которые согласились бы облететь этот район моря?

Кенни широко улыбнулся.

– А ты вообще способна говорить о чем-то еще? – спросил он.

– Видимо, нет, – с улыбкой ответила Джина.

– Что ж, Клэй меня предупреждал. – Кенни сделал пару глотков из своей кружки. – У нас с Клэем есть приятель, который катает туристов на своем самолете. Я бы мог поговорить с ним. Узнать, сколько он возьмет с тебя за эту работу.

Джина постаралась скрыть свою радость.

– Я была бы тебе очень признательна, – сказала она. – И большое спасибо тебе за информацию. Теперь я хотя бы представляю себе весь этот процесс.

– Слушай, – сказал Кенни, – не хочешь сходить сегодня в кино? Или, может, в выходные?

Джина виновато покачала головой.

– Прости, Кенни, но я не хочу сейчас ни с кем встречаться. И я не стану обижаться, если ты откажешься теперь говорить со своим приятелем-пилотом.

– У тебя что, есть парень? – спросил Кенни. – Там, откуда ты приехала?

– Нет, – сказала она, – просто мужчины меня не интересуют.

– Вот оно что. – Клэй взглянул на нее с нескрываемым изумлением, и Джина не сразу поняла эту реакцию на ее слова.

– Нет-нет, дело не в этом, – рассмеялась она. – Женщины меня тоже не интересуют. Просто мне нужно побыть немного одной. Тебе случалось забывать на время о свиданиях?

– Не по своей воле, – с ухмылкой ответил Кенни.

– Что ж, я пытаюсь быть честной с тобой. И я пойму, если ты не захочешь мне помогать…

– Я поговорю со своим приятелем, – возразил Кенни. – И не думай, что ты мне чем-то обязана.

* * *

Детективы размещались в маленькой комнатке, примыкавшей к читальному залу. Ступив на порог, Джина окунулась в многоцветье красок. На мгновение ей показалось, что она попала в домик смотрителя. Все окна радовали глаз витражными стеклами. Забыв про книги, Джина направилась вдоль стен, внимательно изучая красочные панели. По своему исполнению рисунок напоминал работы Лэйси, но было и еле уловимое отличие. Один сюжет особенно поразил Джину: изящные женщины кружили в танце в развевающихся платьях. И лишь дойдя до последнего окна, она заметила на стене маленькую табличку: «Витражные окна – дар Анни Чейз О’Нил». Вот оно что! Мать Клэя и Лэйси! Удивительный талант. Джину охватила грусть при мысли о том, какую замечательную женщину они потеряли. Счастье еще, что Лэйси унаследовала ее способности.

Прошла еще минута, прежде чем она вспомнила, зачем, собственно, заглянула в библиотеку. Джина повернулась к стеллажам, разглядывая книжные корешки. «Н» – значит невиновен». Она потянулась было за книгой, но тут же замерла: свет, льющийся сквозь витражи, окрасил ее руку целой радугой красок. Как завороженная, смотрела она на свою ладонь, пока мимо не прошел еще один посетитель, взглянув на нее с некоторым недоумением. Последний раз полюбовавшись на игру красок, Джина сняла с полки книгу.

24

– Так что нам нужно для этого индийского ужина? – спросил Клэй, шагая рядом с Джиной по проходу супермаркета. Он не мог припомнить, чтобы они вместе с Терри когда-нибудь покупали продукты. Печально, что и говорить.

– Да много чего. Вряд ли мы найдем тут хотя бы половину. – Остановившись у полок с приправами, она стала внимательно рассматривать баночки. – Но я сделаю все, что в моих силах.

– Поскольку ты единственная из нас, кто вообще ел настоящую индийскую пищу, можешь придумать что-нибудь похожее. Все равно мы не поймем разницы.

Джина взяла баночку с куркумой и положила ее в тележку, после чего вновь окинула взглядом полки со специями.

– Здесь все такое дорогое, – покачала она головой.

– Не думай о цене.

– Клэй, я даже не оплачиваю вместе с вами счета. Я выиграла деньги и тут же потеряла их. Вы с Лэйси…

– Ты готовишь для нас ужин. – Клэй коснулся ее руки и только сейчас понял, что в последнее время это вошло у него в привычку. – Ты уже готовила для нас несколько раз. Так что бери все, что тебе нужно, и не думай о цене.

Пожав плечами, она потянулась за очередной баночкой.

– Раз ты настаиваешь, – заметила она.

Было приятно наблюдать за Джиной, которая в кои-то веки думала о чем-то еще, кроме линз Френеля. Она уже не смотрела на мир с тем мрачным выражением лица, в котором отчетливо читалось: «Я во что бы то ни стало должна поднять эти линзы со дна океана».

«Эта девушка явно зациклена на линзах», – заметил пару дней назад Генри, когда Клэй отвозил его домой. И старик был прав.

– Пожалуй, еще вот это, – задумчиво произнесла Джина, укладывая в тележку очередную баночку. Сегодня она надела голубую футболку, которую Клэй видел впервые.

– Еще нам понадобится курица и рис басмати.

– Рис находится на третьем ряду отсюда, – заметил Клэй. Он не знал, смогут ли они купить здесь «басмати» и чем тот, собственно, отличается от обычного риса.

– Снова собираешься в выходные нырять с Кенни? – спросила Джина. Клэй не ожидал услышать от нее подобный вопрос, но решил, что Джина просто пытается поддержать беседу.

– Хотелось бы, – ответил он. – Мы договорились осмотреть подводную лодку, которая затонула у Нагс-Хед во время войны.

– «И-85», – сказала Джина, и Клэй взглянул на нее в изумлении.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у него.

– Я же говорила, что история – мой конек, – улыбнулась она. – Странно, что ты до сих пор там не погружался.

– Да нет, я уже был на этой лодке. Только года два назад.

После непродолжительной паузы Джина заметила:

– Может, в один прекрасный день вы решите понырять у маяка? Так ведь тоже можно отыскать линзы.

Опять она о своем. Клэй пожал плечами.

– Может быть, – неопределенно ответил он. – А ты умеешь нырять? Почему бы тебе не отправиться вместе со мной?

– Да я ни разу этого не делала.

– Я могу научить тебя. Вряд ли линзы лежат на большой глубине.

– Думаю, со мной случится паническая атака, но все равно спасибо.

Свернув за угол, они пошли мимо молочного отдела.

– А я сегодня говорила с Кенни, – прервала молчание Джина.

– Правда? – Клэй ощутил укол ревности.

– Он сказал, что у вас есть знакомый пилот, который мог бы поискать линзы с воздуха.

– Это он, должно быть, о Дейве Спирсе.

– Кенни пообещал спросить, не займется ли он поисками и во что мне это обойдется.

Клэй свернул с тележкой в ряд, где стояли рис, фасоль и паста. Если бы с Дейвом разговаривал он, тот, скорее всего, отработал бы бесплатно.

– Не факт, что он сможет что-то разглядеть, – предостерег он Джину. – Все зависит от того…

– Какая будет погода, насколько там глубоко, не раскололись ли линзы и так далее и тому подобное, – бросила девушка, снимая с полки пакет с рисом. – В одном только нет сомнений.

– Это в чем же? – поинтересовался он.

– Он никогда не сможет найти их, если не будет искать.

– А если найдет, что тогда? – спросил Клэй.

– По крайней мере, тогда…

– Джина? – раздался откуда-то сзади женский голос.

Повернувшись, они увидели высокую молодую светловолосую женщину. Та толкала перед собой тележку с продуктами. Рядом с ней пристроилась маленькая девочка.

– Это и правда ты, – сказала женщина. – Сначала я решила, что это кто-то очень похожий на тебя. Не ожидала встретиться с тобой на другом конце страны.

Джина на мгновение окаменела, но потом все-таки выдавила из себя улыбку.

– Привет, Эмили, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?

– У моей кузины дом в Оушен-Сэндс, – ответила та. – Мы решили пожить тут пару недель, а заодно навестить родственников. Ну а ты? Что ты делаешь в Северной Каролине? – Она бросила взгляд на Клэя. – И кто это с тобой?

– Это мой друг Клэй О’Нил, – ответила ей Джина. – Клэй, это Эмили Паркс. Мы с ней работаем в одной школе.

– Рад знакомству, – ответил Клэй. – Мир тесен, не так ли?

– Мелисса-то как подросла. – Джина погладила девочку по белокурой головке. – Привет, детка, – проворковала она голоском, которого Клэй у нее раньше не слышал. – Ты еще меня помнишь?

Девочка смотрела на Джину, засунув в рот палец.

– Как продвигается удочерение? – спросила Эмили, и Клэю на мгновение показалось, будто он ослышался.

Джина вновь улыбнулась, но на этот раз улыбка получилась какой-то ледяной.

– Движется понемножку, – ответила она. – Кстати, о продвижении. Мне сегодня нужно приготовить ужин, так что мы с Клэем лучше пойдем.

– Получается, что осенью я тебя не увижу, – заметила Эмили. – Раз уж ты…

– Пока не знаю, – тут же перебила ее Джина. – Ладно, Эмили, удачного тебе отдыха.

Схватив тележку, она быстро покатила ее вперед. Клэй, порядком озадаченный, зашагал следом.

– Где тут куры? – Взгляд Джины скользнул по полкам. Руки, сжимавшие тележку, слегка дрожали.

– Удочерение? – спросил ее Клэй.

– Не сочти за грубость, – ответила Джина, – но мне не хочется говорить об этом. Может, принесешь курицу? А я пока займу очередь в кассу.

Ужин в тот вечер оказался на редкость вкусным. Когда все поели, Клэю, Лэйси и Генри даже удалось уговорить Джину поиграть с ними в карты. Она согласилась, но Клэй-то видел, что ей не терпелось уединиться в кабинете, чтобы проверить почту. По пути из магазина девушка обменялась с ним разве что парой слов, а он в очередной раз пожалел, что не способен вести задушевные беседы. За ужином Клэй внимательно изучал ее лицо. Что еще за удочерение? И к чему вообще все эти тайны? В конце концов он твердо решил выяснить, в чем дело. Главное, чтобы она не успела скрыться у себя в комнате, пока он будет отвозить Генри домой.

25

Весь вечер Джина чувствовала на себе взгляд Клэя. Она только порадовалась, когда Генри признался, что устал, и карточная игра наконец завершилась. Потом Клэй повез Генри домой, а Лэйси уехала по своим делам, и весь дом остался в полном распоряжении Джины. Ей не терпелось проверить почту и прочитать последние сообщения в своей интернет-группе. Только таким образом она могла узнать, что нового появилось в деле с приемными детьми.

Очень скоро Клэй вновь спросит ее о том, что имела в виду Эмили Паркс, когда говорила об удочерении. Что ж, придется придумать что-нибудь правдоподобное. В последнее время она выстроила вокруг себя целую стену из лжи, и эта изоляция становилась невыносимой. Но другого выхода для себя она не видела.

Встреча с Эмили стала для нее настоящим шоком. Кто бы мог подумать, что ее угораздит встретиться с сослуживицей за три тысячи миль от дома? Разумеется, все учителя в школе знали о ее планах на удочерение, но никто из них понятия не имел о тех препятствиях, с которыми она столкнулась в последнее время. Даже две женщины, считавшиеся самыми близкими ее подругами, не представляли всей сложности проблемы.

Сегодня Джина получила письмо от Дениз, еще одной матери, пытавшейся забрать своего ребенка из того самого приюта, где жила Рани. По своему обыкновению, Дениз отправила письмо прямо Джине, а не в интернет-группу. Эта женщина посещала приют в одно время с Джиной, однако, когда начались проволочки, не уехала домой. У Дениз было достаточно средств, чтобы задержаться в Хайдарабаде и лично присмотреть за своим ребенком. Она собиралась оставаться там до тех пор, пока не вытащит дочь из приюта. «Пока я не заберу ее», – писала она Джине. Сама Джина в глубине души считала, что Дениз обманывает себя, поскольку дела с удочерением шли все хуже и хуже. С другой стороны, она была рада, что Дениз не сдается, поскольку эта женщина оставалась для нее единственным связующим звеном с Рани.

В этот вечер вместе с письмом она получила и фотографию Рани. Девочка выглядела еще более миниатюрной и хрупкой, чем два месяца назад, когда Джина навещала ее в приюте. Рани не улыбалась, а молча и серьезно смотрела в камеру. На ней было одно из тех платьев, которые Джина привезла в приют – и оно по-прежнему казалось слишком большим для нее. Не девочка, а крохотная кукла.

Джина решила распечатать фотографию, чтобы та все время была с ней. Проверив, есть ли в принтере бумага, она нажала на кнопку.

Цветной снимок только-только начал появляться из недр принтера, когда в коридоре послышались шаги. Проклятье. Клэй уже вернулся домой. Как же неудачно она выбрала время!

Клэй постучал в открытую дверь, и Джина откликнулась, даже не повернув головы.

– Быстро же ты съездил. – Она постаралась, чтобы эта фраза прозвучала как можно беспечнее.

Вслед за Клэем в комнату вошел Саша, который тут же положил свою тяжелую голову Джине на колено.

– Генри хотелось поскорее лечь спать, – пояснил Клэй. – Так что я отвез его и сразу же вернулся.

Оглянувшись, Джина увидела, что взгляд Клэя прикован к фотографии на мониторе. Она ничего не сказала, когда принтер выплюнул на стол цветной снимок.

Клэй взял стул и уселся рядом.

– Что это за девочка? – спросил он.

Секунду помедлив, Джина все-таки ответила:

– Это Рани. Моя дочь. Тот самый ребенок, которого я намерена удочерить.

Клэй отозвался не сразу.

– Ты собираешься удочерить ее как мать-одиночка? – спросил он наконец.

Джина кивнула.

– Мне нужен ребенок, – сказала она. – Именно этот ребенок.

– Где она сейчас? – поинтересовался Клэй.

Джина откинулась на спинку стула, не сводя глаз с монитора. Было куда проще говорить, не глядя Клэю в лицо. В противном случае она боялась внезапно расплакаться, как это уже случилось в магазине.

– Она в Индии, в одном из приютов. Как-то раз я пошла со своей подругой на встречу, посвященную усыновлению детей из-за границы. Они с мужем собирались взять ребенка, но тот не смог пойти с ней на эту встречу, и тогда она уговорила меня составить ей компанию.

Мероприятие проходило в церкви. Доска объявлений была завешана фотографиями детей. Еще там показывали видеосюжеты, снятые в разных приютах. Видео с Рани не было – одна только маленькая фотография. Но этого оказалось достаточно.

– Там собралось немало одиноких женщин, которые всерьез рассматривали возможность усыновления. И в какой-то момент я поняла, что тоже могла бы это сделать. – На лице Джины появилась улыбка. – Тогда же я увидела ребенка, красивее которого просто не встречала. Огромные глаза на кукольном личике. Я тут же влюбилась в это чудо.

Джина бросила взгляд на Клэя. Тот смотрел на нее, не отрываясь, но вряд ли он был способен понять всю глубину ее чувств к девочке, изображенной на фотографии.

– Я стала расспрашивать про девочку, – продолжила она. – Другие детишки в большинстве своем были старше, и я никак не могла взять в толк, почему никто не интересуется этим прекрасным ребенком. Оказалось, что девочка серьезно больна. Родилась с пороком сердца. Единственное, что могло спасти ее, – немедленная операция и последующее лечение. Разумеется, никому не хотелось связываться с этим. Никому, кроме меня.

– Ты почувствовала какую-то связь с ней? – поинтересовался Клэй.

– Во многих смыслах, – кивнула Джина. – Я сама родилась с больным сердцем. Еще в младенчестве мне сделали операцию, и с тех пор у меня не было никаких проблем со здоровьем. Вдобавок… моя мать умерла незадолго до того, как я увидела фотографию Рани. Парой недель раньше. И у меня не осталось никого из близких. Но главное, что зацепило меня, – это имя. Девочку зовут Рани, а мою мать – Ранни. Практически то же самое. И я решила, что это знак свыше.

– Могу понять, – кивнул Клэй. – Так где же теперь девочка? – бросил он взгляд на монитор. – И когда ты заберешь ее к себе?

Джина не знала, можно ли полностью довериться Клэю. Удивительным было уже то, что до сих пор она ни на йоту не погрешила против истины.

– Не так-то просто усыновить ребенка из Индии, – ответила она. – Во-первых, далеко не всех детей отдают иностранным родителям. Как правило, это те дети, которые нуждаются в особом медицинском лечении. В этом плане с Рани не должно было возникнуть никаких проблем. Тем не менее для начала требовалась официальная оценка ее здоровья. Затем уже я подверглась проверке. Для меня это стало нелегким испытанием, потому что я не замужем и вынуждена снимать квартиру. Своего жилья у меня нет. Затем проверили мои средства – весьма скудные, надо сказать. После развода я осталась в плачевном финансовом состоянии. Тем не менее я работаю учителем, и органы опеки, видимо, сочли, что это достаточная гарантия стабильности. В общем, мое досье одобрили, и пару месяцев назад представители агентства сообщили, что готовы отдать мне Рани.

– Ты поедешь за ней в Индию? – спросил Клэй.

– Я уже была там, – по губам Джины скользнула вымученная улыбка. – Я отправилась в Индию в апреле, чтобы забрать Рани. Мне оставался последний шаг: получить от суда официальное разрешение. На самом деле это совсем несложно. Но пока я ждала слушаний, индийское правительство обрушилось с проверкой на все приюты этого региона. Все потому, что появились сообщения о незаконной торговле детьми.

– А это действительно практиковалось?

Джина кивнула.

– Посредством не слишком щепетильных агентов детишек просто покупали у родителей-бедняков. Особенно это касалось девочек, которых многие семьи считали обузой. Известны случаи, когда родители продавали дочерей за 20 долларов, а приемной семье приходилось платить уже 40 тысяч. Я не очень хорошо представляю, к какой категории относится приют, в котором живет Рани. Мне сказали, что у них есть лицензия, но кто может знать это наверняка? В любом случае это уже не имеет значения. Все приюты обязаны заново пройти проверку.

– Но твоя… Рани… ей же нужна срочная медицинская помощь, – сказал Клэй.

– Все верно, – кивнула Джина, – но это уже не играет роли. На время заморозили все варианты с усыновлением, независимо от потребностей ребенка. Я могу понять правительство: оно делает это для того, чтобы защитить большинство детишек. Но Рани, как ты правильно заметил, особый случай. Ей нужна операция. Но для этого мне необходимо привезти ее в Вашингтон, где у меня есть медицинская страховка. Чем старше становится Рани, тем выше возможность того… – Она покачала головой, не желая завершать фразу. – Ей сейчас год и четыре месяца, а весит она всего 13 фунтов.

– Год и четыре! – Клэй вновь посмотрел на фотографию. – Ни за что бы не подумал. На вид ей гораздо меньше.

Глаза Джины защипало от слез.

– Она отстает в весе. Пока я была в Индии, каждый день носила ей еду, поскольку детишки там часто недоедают. Вдобавок организм Рани плохо усваивает пищу. Мне хотелось остаться там до тех пор, пока я не вытащу ее из приюта, но у меня кончились деньги, и пришлось возвращаться на работу. Я бы с радостью отправилась сейчас в Индию, но не могу себе этого позволить. Мне остается лишь ждать и надеяться на лучшее.

– А твое агентство хотя бы пытается получить лицензию? – спросил Клэй.

Джина вздохнула. Ну как объяснить ему эту запутанную ситуацию?

– Пытается, но я не уверена, что им это удастся. К тому же возникла еще одна проблема. – Она вновь перевела взгляд на монитор. – Как только о ситуации с усыновлением заговорили в прессе, в стране поднялась волна недовольства против иностранцев, претендующих на усыновление индийских детей. Теперь они не спешат отдавать ребятишек семейным парам, которые, по мнению судьи, недостаточно долго состоят в браке. Что уж говорить о незамужних особах вроде меня.

– А адвоката ты нанимала?

– И не одного. Все без толку.

К тому же у Джины больше не было денег на адвоката.

– И что же ты теперь будешь делать?

– Ждать и переживать, – ответила она. – Это все, что мне остается. – Она отвела взгляд, потому что не могла лгать, глядя Клэю прямо в лицо. – Все это не очень весело, если учесть, что там творится.

– Например?

– Я вхожу в интернет-группу, созданную теми, кто собирается усыновить индийских детей. Одной такой паре недавно сообщили, что их ребенок пропал. Исчез, и все тут. Они понятия не имеют, что с ним случилось: может, умер, может, был продан, а может, что-нибудь еще. Другие родители отправились в Индию, чтобы на месте дождаться ордера на удочерение. А когда приехали, нашли вместо своего ребенка совсем другую девочку. Они уже встречались с приемной дочкой раньше и знали, как она выглядит. А эта девочка была и постарше, и более светлокожая. Но их продолжали уверять, что это и есть их дочь.

– И что можно сделать в такой ситуации?

Джина покачала головой.

– Они объездили множество других приютов, но так и не нашли свою приемную дочь. Понимаешь… – Джина невидящим взглядом уставилась в потолок. – Постороннему человеку трудно понять, как можно привязаться к ребенку, которого ты фактически не знаешь. В чем-то это похоже на беременность: ты мечтаешь о своем ребенке, готовишься к его появлению…

– Вдобавок ты ведь уже встречалась с Рани, – заметил Клэй. – Разумеется, ты успела привязаться к ней.

– Это произошло еще до встречи, – сказала Джина. – Но ты прав: после того, как мне удалось обнять ее… Знаешь, она сама подошла ко мне. Может, она идет ко всякому, этого я не знаю. Но она так прильнула ко мне, будто поняла, что ее место именно тут, рядом со мной.

– Мне очень жаль, Джина.

– Та женщина, которая сфотографировала Рани, прожила в Индии последние несколько месяцев. Она обосновалась там, чтобы быть поближе к своей маленькой девочке. Она кормит ее, играет и вообще следит за тем, чтобы за ней был надлежащий присмотр. Но это может растянуться на месяцы. На годы. А может и вовсе закончиться ничем. Вот чего все мы боимся. Вот письмо, которое я получила от нее вместе с фотографией.

Джина навела курсор на письмо Дениз.

«Я понимаю, Джина, что тебе важно знать всю правду о том, как себя чувствует Рани, – прочла она, глядя на монитор. – Мне трудно писать об этом, но я на твоем месте тоже хотела бы знать истинное положение дел. В последнее время Рани оказалась в еще большей изоляции, чем прежде. Я всегда пыталась втянуть ее в игру, когда занималась с Суниль и другими детьми. Но Рани трудно играть наравне с остальными, потому что она почти сразу начинает задыхаться. Я не раз говорила о том, что ей требуется специальное лечение, но ты же знаешь, как тут обстоят дела. Здесь полно детей с различными недугами, но они, к сожалению, не получают должной помощи».

Джина с трудом сдерживала рыдания. Она спрятала лицо в ладонях и почувствовала, как Клэй сочувственно коснулся ее плеча, а Саша ткнулся в висок своим влажным носом.

– Я пошла бы на что угодно, лишь бы вытащить ее оттуда, – сказала она, вновь поднимая голову. – Душу бы дьяволу продала, если бы это помогло…

Голос ее задрожал и сорвался. Клэй вытащил из пачки бумажный платок и вложил его Джине в руку.

– Знаешь, что поражает меня больше всего? – спросил он.

Она покачала головой, вытирая платком набежавшие слезы.

– То, что ты способна думать о линзах, когда в твоей жизни творятся такие вещи.

Он был прав: не было мгновения, когда бы Джина не думала об этих линзах.

– Посмотри на себя, – сказала Джина. – Ты работаешь без остановки с утра до ночи. Лэйси говорит, что раньше ты таким не был. Просто таким образом ты пытаешься справиться с тоской по жене.

Лицо Клэя стало непроницаемым, и он откинулся на спинку стула. Джина поняла, что задела его за больное. Видимо, этот брак действительно был очень крепким, раз он до сих пор так переживает.

– Прости. – Она виновато взглянула на Клэя.

– Да нет, все правильно, – покачал он головой. – Полагаю, мы оба пытаемся спрятаться от реальности. – Вздохнув, Клэй поднялся со стула. – Дай мне знать, если я чем-то смогу тебе помочь.

– Мне легче уже потому, что ты выслушал меня, – поблагодарила Джина. И это было чистой правдой.

26

Вторник, 14 апреля 1942 г.

Я до того зла и раздосадована, что с трудом пишу эти строки.

Но для начала мне хотелось бы рассказать о том, что произошло прошлой ночью. Как повелось, я была на пляже с Сэнди, когда мы услышали этот БУМ. Всем нам хорошо известно, что означает подобный грохот: еще один наш корабль подвергся нападению. Впрочем, пламени мы на этот раз не увидели, а потому решили, что взрыв произошел далеко в море. И только наутро я узнала, что в действительности один из наших кораблей, «Ковбой», потопил немецкую подлодку! «И-85». Папа просто ликовал! Наконец-то и мы научились наносить удары. Я уже не чувствую в душе прежних страхов, поскольку понимаю, что отныне все пойдет по-другому.

После школы я отправилась к маяку, чтобы убрать ветки и листья, оставшиеся тут с зимы. Очень скоро ко мне, прихрамывая, подошел Деннис Киттеринг. Школа в Хай-Пойнт, где он преподает, закрылась на весенние каникулы, и Деннис всю неделю будет жить на пляже в своей палатке. Стоило ему подойти поближе, и я услышала, что он насвистывает песню «Перфидия».

– О чем говорится в этой песне? – спросила я его.

– В какой песне? – взглянул он на меня в недоумении.

– В той, которую ты насвистываешь, в «Перфидии».

– Если честно, то я не помню слов, – признался он. – Только мелодию.

– Но что значит «Перфидия»? – снова спросила я. – Это имя девушки?

– Вот ты о чем, – на лице его появилась та снисходительная улыбка, которой он любит подчеркнуть свое превосходство. – У тебя же есть словарь, Бесс. Вот и загляни в него.

Его слова не вызвали у меня ничего, кроме раздражения. Дома, впрочем, я заглянула в словарь. Оказывается, «перфидия» – это злоупотребление доверием, вероломство. Но я так и не поняла, какое отношение это имеет к песне.

Ну а потом Деннис сказал:

– Чудесный сегодня денек. Как насчет того, чтобы подняться на маяк и полюбоваться окрестностями?

Я уже поднималась с ним на маяк в прошлом году, когда мы только познакомились. С тех пор он там ни разу не был. Я искренне ему сочувствовала, но у меня не было желания карабкаться туда сегодня. В последнее время я не очень-то доверяю мужчинам и ни за что бы не пошла с Деннисом в эту уединенную башню. Я заявила, что он может подняться на маяк один, если уж ему так хочется. Пусть считает, что получил мое разрешение. Но Деннис сказал, что на самом деле ему хочется поговорить со мной: он, видите ли, беспокоится из-за меня. Я тут же смешалась. Такое случается со мной всякий раз, когда я говорю с человеком, который, по-видимому, знает о том, что произошло между мной и тем немцем. Люди выражают мне свое сочувствие по поводу случившегося, а я не могу даже смотреть им в глаза, потому что не представляю, как много им об этом известно. Я сказала Деннису, что у меня нет времени на разговоры, но он все-таки уговорил меня присесть с ним на скамейку у маяка. Я села и приготовилась выслушивать очередную сочувственную речь или что-то подобное. Однако слова его прозвучали для меня как гром среди ясного неба.

– Я знаю, что по ночам ты встречаешься на пляже с одним из обходчиков, – заявил он.

– С чего ты взял? – спросила я, пытаясь скрыть свой испуг.

– Я вас видел, – сказал Деннис. – Не забывай, что я живу на пляже.

Мысли бешеным вихрем закрутились в моей голове. В последнее время на пляже совсем нет освещения. В такой темноте Деннис мог чуть ли не вплотную подойти к нам с Сэнди, и мы бы его не заметили. От этой мысли мне стало нехорошо.

– Мы с патрульным всего лишь друзья, – заявила я.

– Я так не думаю, – покачал головой Деннис. – И, судя по тому, что ты разгуливаешь там среди ночи, твои родители явно не в курсе подобных встреч.

Я вскочила, обезумев от негодования и страха. Что будет, если он расскажет обо всем моим родителям?

– Да кто дал тебе право лезть в чужие дела? – вспыхнула я.

Деннис схватил меня за руку – не больно, но крепко, чтобы я не смогла сбежать.

– Постой, – сказал он. – Я не собираюсь доносить твоим родителям, и у меня в мыслях не было рассердить тебя. Я завел этот разговор, потому что мне не все равно, что с тобой будет. Ты пытаешься казаться взрослее, завязав роман со взрослым мужчиной…

– Да он моложе тебя! – выпалила я.

– Сколько ему? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Не твое дело, – заявила я.

– Послушай, Бесс, парням в этом возрасте нужно только одно, – сказал Деннис.

Видно, он решил так потому, что только это интересовало его самого в этом возрасте.

– Он не такой, как все остальные, – возразила я.

– Бесс, ты умная, приятная девушка. Я просто боюсь, как бы ты не попала в какую-нибудь неприятную историю, – сказал Деннис. – Тебе нужно всерьез подумать о том, чтобы перебраться в Хай-Пойнт. Жить ты сможешь у нас с сестрой. Я уже говорил с ней об этом. Рассказал ей, что твои способности здесь просто не востребованы. Как думаешь, родители разрешат тебе уехать, если я объясню им, что тебе это пойдет только на пользу?

Я с трудом верила своим ушам.

– Да ты с ума сошел, – заявила я.

– Я предлагаю тебе это совершенно серьезно, – покачал головой Деннис. – Дом у нас с сестрой небольшой, но очень удобный. Он достался нам от родителей. Ты сможешь ходить в замечательную католическую школу, которая расположена совсем рядом. Твои родители должны понимать, что здесь ты получаешь не самое качественное образование.

– Да я прочитала больше книг, чем ты! – вспыхнула я.

– Может, и так, – улыбнулся Деннис. – Вот об этом я как раз и толкую. Тебе нужна школа, где твои мозги оценят по достоинству. Ну какую профессию ты сможешь получить здесь, на острове?

Деннис, сам того не ожидая, попал в точку. Мне нравится жить у моря. Здесь мой дом. Папа любит повторять, что в моих жилах течет соленая вода. Но для женщины тут работы и правда нет. Лично я мечтаю о том, что в один прекрасный день, когда война закончится, мы с Сэнди переберемся в Вермонт. Там я закончу колледж, а потом пойду работать в школу.

– Родители ни за что не отпустят меня, – сказала я.

– Ты уверена? – покачал головой Деннис. – Я знаю о том, что случилось в вашем доме несколько дней назад.

Меня не так-то легко смутить, но тут мои щеки просто запылали.

– Может, неделей раньше они бы и слушать меня не захотели. Зато теперь им должна импонировать мысль о том, что их ребенок будет жить в полной безопасности.

– Ситуация на побережье улучшается, – возразила я. – Наш корабль «Ковбой» потопил прошлой ночью немецкую подлодку.

– Он потопил ее дважды, – мрачно заметил Деннис.

– Что ты хочешь этим сказать? – заинтересовалась я.

– После того как он потопил ее, все люди с подлодки оказались в воде. Они молили о помощи, но «Ковбой» вместо этого сбросил на лодку еще одну бомбу. Они уничтожили всех, кто просил их о помощи.

Этого я, если честно, не знала. Не могу сказать, впрочем, что подобная новость рассердила меня так же, как Денниса.

– Дай этим немцам шанс, они без жалости убили бы наших людей, – заметила я.

– Тем не менее это не самый благородный поступок, – возразил Деннис. – Нельзя убивать тонущего, даже если он твой враг.

Мне не очень хотелось говорить с ним на эту тему, и я встала.

– Что касается твоего предложения, – сказала я, – то у меня нет никакого желания уезжать отсюда. И не смей говорить моим родителям о том обходчике. Поклянись, что ничего им не скажешь.

– Я не собираюсь ничего им говорить, – ответил мне Деннис. – Но я должен сделать все, чтобы обезопасить тебя от неприятностей. Ты умная девочка, Бесс, вот и поступай по-умному.

Я повернулась и зашагала прочь. Внутри у меня все кипело от гнева, но я знала, что Денниса мне лучше не злить. Не ровен час, он и правда расскажет обо всем, что знает, родителям. Деннис говорил со мной так, будто я была десятилетним ребенком. Но теперь я и правда буду вести себя умнее. Нужно сделать все, чтобы Деннис больше нас с Сэнди не увидел.

27

– Джина?

Поначалу она решила, что это сон: таким далеким показался ей голос. Но затем раздался легкий стук в дверь, и она все-таки открыла глаза. В окне отчетливо виднелся силуэт маяка, он казался ослепительно-белым в лучах рассветного солнца.

И снова стук в дверь.

– Джина? – раздался из-за двери голос Клэя.

Она бросила взгляд на часы. Половина седьмого утра, а у нее выходной.

– Что такое? – откликнулась она.

– Пора вставать. – Голос Клэя звучал приглушенно из-за запертой двери. – После нашего вчерашнего разговора я поговорил со своим другом Дейвом. Это тот пилот…

– Ты можешь войти. – Сон тут же улетучился. На Джине была ночная рубашка, сама же она сидела в кровати, по пояс укрывшись простыней. Но какое все это имело значение? Ей не терпелось узнать, что сказал пилот.

Клэй распахнул дверь, но так и не переступил порога.

– Дейв предложил покатать нас над Рекой Поцелуев, – сообщил он.

– Мы что, полетим вместе с ним?

Этого Джина не ожидала. Она-то думала, что пилот сам осмотрит океан у маяка (если вообще захочет ввязаться в эту авантюру). Мысль о том, что она тоже будет в этом самолете, радовала и пугала одновременно.

– Именно, – кивнул головой Клэй. – Сначала мы планировали лететь завтра, но Дейв позвонил пару минут назад и заявил, что медлить нельзя, так как условия для поиска сегодня просто идеальные. Ну как, согласна?

– Разумеется! – Она махнула рукой, предлагая ему выйти. – Буду готова через две минуты.

– Не забудь взять свитер, – сказал Клэй, прикрывая за собой дверь. – И солнечные очки.

Быстро сорвав с себя рубашку, Джина натянула шорты и футболку. В ванной она почистила зубы и пробежалась расческой по волосам. Схватив свитер, она припустила вниз по лестнице. Там ее уже ждали Клэй, Лэйси и Саша.

При виде Джины Клэй не сдержал улыбки.

– Что, я так ужасно выгляжу? – Она попыталась пригладить непокорные пряди.

– Я не думал, что можно собираться с такой скоростью, – покачал головой Клэй.

– Не хотите поесть перед дорогой? – Лэйси собирала утром чернику и теперь пыталась стереть с пальца синее пятно.

– Нет времени, – ответил ей Клэй. – Дейв сказал, чтобы мы поторопились. Вода сейчас абсолютно прозрачна.

– Чего же мы ждем? – Джина направилась к двери, но Лэйси перехватила ее по дороге.

– Клэй рассказал мне про маленькую девочку, которую ты хочешь удочерить, – во взгляде Лэйси читалась искренняя симпатия. – Я тебе очень сочувствую.

– Спасибо, – кивнула Джина.

– Идем же, – окликнул ее от двери Клэй.

Джина улыбнулась Лэйси.

– Поговорим об этом позже, – сказала она и шагнула за порог.

Такого ясного и солнечного утра она еще не видела. Непривычно сухой для этой местности воздух был наполнен ароматом сосен. Вслед за Клэем Джина забралась в его джип.

– Надеюсь, ты не сердишься, что я рассказал обо всем Лэйси, – посмотрел на нее Клэй.

– Ничуть, – откликнулась она. Даже странно, что она выложила это все Клэю, а не Лэйси, но их вчерашний разговор явно пошел ей на пользу. Теперь она уже не чувствовала себя такой одинокой.

Развернувшись, Клэй выехал на узкую дорогу. Очень скоро они добрались до цепи, перекрывавшей им путь. У Джины теперь был свой ключ. Выбравшись из машины, она открыла замок и оттащила цепь в сторону.

– Оставь ее там, – предложил Клэй. – Все равно Лэйси скоро ехать на работу.

За те две недели, что она провела на Внешних отмелях, Джина ни разу не видела такого ясного и чистого утра. Одинокие сосны отчетливо вырисовывались на фоне синего неба, а лес был насквозь пронизан солнечными лучами.

– Любишь летать? – поинтересовался Клэй, сворачивая на юг.

– Терпеть не могу, – ответила она со смешком. – А еще не выношу маленькие самолеты. В них у меня начинается клаустрофобия.

– Вот оно что, – рассмеялся Клэй. – Ну, с этим у тебя проблем не будет.

– Он что, такой большой?

– Увидишь.

И тут она вспомнила, что за полет придется платить.

– Сколько я буду должна? – спросила она.

– Со стороны Дейва это дружеская услуга.

Ей бы следовало догадаться, что Клэй не возьмет с нее денег.

– Огромное тебе спасибо, – поблагодарила она.

Этим утром Клэй выглядел чуточку иначе. В солнечном свете его голубые глаза, оттененные черными ресницами, сияли, как драгоценные камни. На загорелом лице отчетливо выделялись скулы. Джина знала, что на самом деле Клэй выглядит так же, как и в любой другой день. Дело было не в нем, а в ней – в том, как она смотрела на него. Джина не забыла, с каким вниманием и сочувствием слушал ее вчера Клэй. Оценила она и то, как быстро он организовал для нее этот полет. Этим утром Клэй выглядел на редкость привлекательно.

* * *

Там, куда они приехали, не оказалось аэропорта, и это не на шутку встревожило Джину.

– Здесь только взлетная полоса, – сообщил Клэй, останавливая машину на маленькой парковке в Килл-Девил-Хиллз, неподалеку от памятника братьям Райт^[11].

Вторым сюрпризом оказался для нее самолет.

– Привет, Клэй! – помахал им рукой тщедушный парень с огненно-рыжими волосами. В отдалении они увидели крохотный ярко-красный самолетик.

– Привет, Дейв. – Подойдя поближе, Клэй пожал парню руку. – Знакомься, это Джина.

– Так это ты хочешь отыскать старые линзы? – улыбнулся ей Дейв. Голубая рубашка и брюки мешковато висели на его тощей фигуре. А вот голос, к удивлению Джины, оказался густым и глубоким. Дейв говорил с тем же акцентом, что и все старожилы Внешних отмелей.

– У этой штуки нет крыши, – заметила она.

Дейв и Клэй рассмеялись.

– Кое-кто считает за счастье полетать на биплане «Вако», – отозвался Дейв.

– Он что, ровесник братьев Райт? – попыталась пошутить Джина.

– Я же говорил, что в нем у тебя не будет клаустрофобии, – улыбнулся Клэй.

– Так сколько лет этой штуковине? – поинтересовалась Джина.

– Это всего лишь копия, – успокоил ее Клэй. – Ему сейчас… сколько там, Дейв? Пятнадцать лет?

– Около того.

– Но как же мы взлетим? – спросила Джина.

– Вон там взлетная полоса, – кивнул Дейв в сторону узкой полоски бетона. Посмотрев на нее, Джина невольно поморщилась.

– Да не переживай, – сказал Дейв. – Нам этого вполне хватит.

– Ты можешь остаться здесь, – предложил Клэй, от которого не ускользнуло беспокойство Джины. – Я сам поищу линзы.

– Нет. – Джина решила не поддаваться страхам. – Я тоже лечу с вами. – И она первой зашагала к самолету.

Дейв достал из-под переднего сиденья кожаные шлемы и еще какие-то устройства.

– Должен вам сказать, – заметил он, вручая один шлем Джине, а другой Клэю, – что за все то время, что я летаю над Рекой Поцелуев, мне ни разу не довелось увидеть линзы. Я видел в воде кучу всякого хлама – части маяка, кирпичи и прочий мусор. Но не линзы. Впрочем, вода сегодня на редкость прозрачная, так что попытаемся еще разок.

– Нужно взять буй, на случай если мы их найдем, – сказал Клэй, застегивая под подбородком шлем.

– Уже взял. – Дейв повернулся к Джине: – Тебе помочь?

Она дрожащими пальцами потянула застежку.

– Все, справилась, – отозвалась она. – Вы же не будете делать в воздухе никаких трюков?

– Разве что ты об этом попросишь, – сказал Дейв.

– Нет-нет, не нужно.

– Единственное, мне придется резко снизиться, когда мы доберемся до Реки Поцелуев, – сообщил он. – Так вы сможете лучше разглядеть морское дно.

– Хотите сказать, что самолет накренится? – уточнила Джина.

– Именно. Так что не пугайся, когда это произойдет. Ничего страшного с ним не случится.

У Клэя в руках было два комплекта защитных очков. Один из них он вручил Джине, и та натянула очки поверх шлема.

– Ну а с помощью этого, – сказал Дейв, передавая ей наушники с микрофоном, – мы будем общаться.

Он помог ей закрепить наушники и приладил к груди микрофон. Только тут до Джины дошло, что они не смогут напрямую разговаривать друг с другом во время полета, ведь шум наверняка будет просто оглушительным.

Клэй распахнул дверцу, ведущую в первый отсек.

– Я сяду первым, – сказал он. – Это позволит тебе лучше разглядеть побережье, когда мы полетим на север.

– Разве не Дейв будет сидеть впереди? – спросила она, не двигаясь с места.

– Нет, здесь сидим мы.

Забравшись внутрь, Клэй протянул ей руку. Вслед за ним Джина устроилась на пассажирском сиденье и застегнула ремень. Неожиданно в наушниках раздался шум. Через некоторое время до нее донесся голос Дейва:

– Ну как, вы пристегнулись?

Клэй поднял вверх большой палец. То же самое сделала Джина.

Самолет покатил к концу взлетной полосы. Перед глазами Джины заработал пропеллер, а в уши ей ударил гул мотора. Она судорожно сжала руки. Пути назад уже не было.

Самолет разогнался, и Джина почувствовала, как ее вжало в спинку сиденья. В тот момент, когда самолет взмыл в воздух, у нее и вовсе перехватило дыхание.

– Открой глаза, – раздался у нее в ушах голос Клэя.

Пересилив страх, она открыла глаза и увидела одно только голубое небо. Это был тот самый момент, когда Дейв повел самолет в направлении Внешних отмелей. Несмотря на наушники, рев ветра казался оглушительным. Паутина проводов у нее над головой тряслась так, что в любой момент могла сорваться и обрушиться вниз. Если ей удастся благополучно пережить этот полет, ее уже и силком не затащишь в такой самолетик.

Клэй осторожно коснулся ее руки.

– Ты в порядке? – прокричал он в микрофон.

Джина кивнула. Похоже, скоро ей не будет равных в умении лгать.

Клэй кивнул в сторону берега, и она с опаской взглянула вниз. Утреннее солнце превратило пляж в ослепительно-золотую полосу. Волны были украшены легкими шапками пены. До чего же красиво, сказала она себе. Только посмотри на всю эту красоту!

Все молчали, и чем больше Джина погружалась в созерцание пейзажа, тем дальше уходили ее страхи. Постепенно она стала узнавать местность, над которой пролетал самолет. Вот промелькнули внизу крохотные коттеджи Китти-Хок и пляжи, заполненные рыбаками и прочим людом. Затем настал черед Южного побережья с его плоскими кровлями. В скором времени они миновали Дак, за которым последовали обширные пространства изумрудно-зеленого цвета – местный заповедник. Наконец вдали появился мыс и возвышавшаяся на нем белая башня.

Будто заново увидела она зазубренную вершину маяка. С такой высоты белая башня казалась совсем крошечной, вроде сломанной игрушки. Она не шла ни в какое сравнение с бескрайними просторами океана. При виде этого зрелища Джина впервые поняла, как стихия смогла разрушить постройку, казавшуюся с земли такой прочной.

– Сейчас я спущусь чуть ниже, – сказал Дейв, как только они приблизились к маяку.

Прекрасно. Джине тоже хотелось спуститься пониже. Она посмотрела на океан. Вода казалась на удивление чистой и спокойной. В тот день, когда она бродила по воде в поисках линз, ей с трудом удавалось разглядеть в воде свои руки. Теперь же она отчетливо видела на мелководье песчаные холмы.

– Только взгляни на это! – кивнул Клэй в сторону моря. Джина сразу поняла, о чем идет речь. На дне океана виднелась широкая полоса из мусора. Казалось, будто ветер сорвал верхушку маяка и просто швырнул ее в море, рассыпав по пути всевозможный хлам. Они быстро миновали полосу, и Джина оглянулась, пытаясь хоть что-то разглядеть с такой высоты.

– Сейчас я развернусь, – сообщил Дейв, – и зайду с другой стороны.

Самолет резко нырнул влево, но Джина почти не обратила на это внимание. Ей хотелось, чтобы Дейв спустился еще ниже.

– Взгляните! – воскликнул вдруг Клэй.

Дейв вновь нырнул, и в этот момент Джина увидела то, что привлекло внимание Клэя. Там, под поверхностью океана, что-то улавливало солнечный свет и отражало его целыми мириадами лучей.

– Наверняка это они, – сказала Джина, хотя с такой высоты невозможно было разглядеть загадочный объект. Но что-то же лежало там. Что-то сияло под водой.

– Думаю, ты права, – согласился Дейв. Джина чуть не подпрыгнула, когда он выбросил из самолета ярко-красный буй. Тот упал в воду неподалеку от таинственного объекта. А самолет уже летел прочь.

28

Пристроившись возле собственного джипа, Клэй поджидал приезда Кенни. Вместе с приятелем они собирались добраться до линз, так что Сашу ему пришлось оставить в доме – иначе пес полез бы за ним в воду. Сегодня Клэй был куда меньше уверен в том, что с самолета они видели именно линзы. Он и сейчас отчетливо представлял возникший перед ним образ: большой бесформенный объект из стекла (или содержащий стекло). В конце концов, это могли быть фрагменты окон из смотровой комнаты. В любом случае ему не терпелось выяснить, что же осталось от этого гигантского стеклянного улья.

Клэй мрачно обозревал серое небо. Как мило, что они с Кенни намерены подождать ее возвращения с работы, сказала накануне Джина. Мило-то мило, но оттого не менее глупо. Утром условия для ныряния были куда лучше. А сейчас, в половине четвертого, над мысом низко нависли облака. Он уже не сомневался, что видимость в воде будет более чем средненькой.

Джина не смогла скрыть своего замешательства, когда Клэй сообщил, что подождет окончания ее смены, чтобы погрузиться под воду. «Почему ты все это делаешь? – спросила она. – Организуешь полет на самолете? Ныряешь, чтобы найти линзы? Почему?»

Клэй ответил, что и он сам благодаря ей заинтересовался поиском линз. На самом же деле это позволило ему отвлечься на время от собственных проблем. Вдобавок ему нравилось видеть на лице Джины искреннюю и счастливую улыбку. И поскольку он не в состоянии был помочь ей с той индийской девочкой, поиски линз казались единственным способом хоть как-то развеселить Джину.

Скоро приехал Кенни. К тому времени, когда они выгрузили снаряжение и добрались до маяка, Джина и Лэйси уже сидели на бетонных ступенях башни.

– Две очень беленькие женщины, – шепнул своему другу Кенни.

Он был прав. Лэйси и Джина надели купальники, и обе выглядели так, будто ни разу в жизни не видели солнца. Лэйси с ее нежной веснушчатой кожей всегда приходилось остерегаться солнечных лучей. А Джине, судя по всему, было наплевать, что ее ноги совсем не загорели. Тем не менее это были красивые ножки – длинные и изящные, при взгляде на которые Клэй напрочь забыл о предстоящей работе. Джина была в красном закрытом купальнике, принадлежавшем его сестре. Та не носила его уже много лет – с тех пор как Мэгги сказала, что Лэйси, с ее рыжими волосами, похожа в нем на огромную бутылку кетчупа. На Лэйси сегодня был зеленый купальник, а волосы она убрала в длинный хвост.

– Привет, девочки, – сказал Кенни, когда они с Клэем добрались до башни.

– Привет, привет, – откликнулась Лэйси. – Вода кажется довольно мутной. Вы там что-нибудь разглядите?

Выбравшись из воды, Клэй положил на ступеньки сумку и баллон с воздухом.

– Да уж постараемся, – ответил он.

– Я и не ожидал, что нас тут встретят две знойные женщины, – сказал Кенни, поднимаясь вслед за другом.

– Ну, не настолько уж нам жарко, – заметила Джина. – Тут такой славный ветерок.

Клэй едва не рассмеялся, услышав, как ловко она уклонилась от грубоватого комплимента Кенни.

Повернувшись к Клэю, Джина внимательно наблюдала за его манипуляциями с сумкой.

– Вам будут нужны гидрокостюмы? – спросила она.

Кивнув, Клэй вытащил из сумки сам костюм, за которым последовали компенсатор плавучести, регулятор и прочие устройства.

– Надеюсь, вы не забыли намазаться кремом от загара? – спросил он, переводя взгляд с Джины на сестру.

– Не забыли, – ответила за двоих Лэйси.

– Буду рад натереть вас обеих кремом, – вмешался Кенни, и Клэй, не сдержавшись, переглянулся с девушками. И с этим типом он пытался свести Джину?

– А это что такое? – поинтересовалась Джина, указывая на компенсатор.

– Эта штука называется компенсатор плавучести, – ответил Клэй, прикрепляя его к баллону. Далее настал черед регулятора. После этого Клэй снова заглянул в сумку и достал оттуда еще один комплект снаряжения, на этот раз с маской и ластами. Его он вручил Джине.

– Это тебе, – заявил он. – Кенни тоже принес запасной. Для Лэйси.

Лэйси, взглянув на удивленное лицо Джины, весело рассмеялась.

– И что я должна с этим делать? – Джина озадаченно разглядывала маску, ласты и трубку.

– Мы будем наблюдать за поисками сверху, – пояснила Лэйси.

– Правда, в такой воде вам трудно будет что-нибудь разглядеть. – Кенни вручил Лэйси ее комплект.

– Я понятия не имею, как этим пользоваться. – Джина подняла в воздух трубку для дыхания.

– Ничего сложного, – сказала Лэйси. – Я тебя научу.

Она резво спрыгнула со ступенек в воду, которая была ей тут по колено.

Джина в растерянности замерла, прижимая к груди свой комплект.

– Смелей, – кивнул ей Клэй, застегивая свой гидрокостюм. – Ты быстро освоишься.

Вздохнув, Джина зашагала вслед за Лэйси по мелководью.

Пристегнув к компенсатору шланг, Клэй закрепил на груди ярко-желтый запасной легочник. Их обычно используют в том случае, если у другого ныряльщика возникнут проблемы и придется делиться с ним своим кислородом. Но Клэй планировал кое-что другое.

– Если мы найдем линзы, – сказал он Кенни, – я хочу, чтобы Джина смогла спуститься вниз.

Кенни на мгновение оторвался от своего снаряжения.

– Да она даже с маской не умеет плавать, – заметил он.

– Знаю, но ей очень хочется увидеть линзы. Вполне возможно, что это единственный ее шанс.

Кенни не сразу, но кивнул.

– Пусть так. Но будет лучше, если она поплывет со мной.

Клэй с неохотой согласился. Он знал: Кенни предлагает это не для того, чтобы оказаться поближе к Джине. Просто с Кенни, как с более опытным ныряльщиком, Джина могла чувствовать себя в большей безопасности.

Спустившись на нижнюю ступеньку, Клэй надел ласты. Кенни помог ему натянуть снаряжение, и Клэй щелкнул застежкой компенсатора.

– А где буй? – Кенни бросил взгляд в сторону океана.

– Прямо и немного к северу, – отозвался Клэй. Он тоже посмотрел на воду, но буя отсюда не заметил.

И лишь когда они стали пятиться в воде, он, в очередной раз оглянувшись, разглядел ярко-красное пятно.

– Вон там, – указал он Кенни. – Примерно в сотне метров отсюда.

– Поверить не могу, – покачал головой Кенни, – что буря умудрилась так далеко зашвырнуть эту штуку.

– Не забывай, что в то время пляж выглядел немного иначе, – сказал Клэй. – А если линзы, как я подозреваю, разбились при падении, океану ничего не стоило утащить их на глубину.

Миновав волнолом, они с Кенни легли на спину и поплыли туда, где по грудь в воде стояли две женщины.

– Ну, как дела? – поинтересовался Клэй.

– Замечательно, – ответила Джина. Глаз ее не было видно за очками, но она довольно улыбалась.

– А как ты будешь чувствовать себя на глубине?

– Я умею плавать, – ответила она. – Вот только о какой глубине идет речь?

– Видишь тот буй? – кивнул он в сторону океана. – Там, думаю, метров шесть, не меньше.

– Где-то так, – кивнул Кенни.

– Ох… – Джина робко улыбнулась Клэю.

– Лэйси, принеси ей из джипа спасательный жилет, – посоветовал Клэй.

– Хорошая мысль. – Оседлав очередную волну, Лэйси поплыла к берегу.

– Нырнуть с жилетом тебе не удастся, – сказал Клэй Джине. – Зато ты будешь чувствовать себя в безопасности.

– У меня не очень-то большой опыт плавания в океане, – с усмешкой заметила Джина. – Если не считать той прогулки, которую я совершила в поисках линз. Но в тот день на море практически не было волн. – Она вдруг бросила взгляд в сторону буя. – А как насчет акул?

– Думаю, шансы на встречу с ними невелики.

– Сюда заплывают порой песчаные тигровые акулы, – добавил Кенни, – но они не опасны.

В этот момент к ним снова присоединилась Лэйси. Она помогла Джине надеть спасательный жилет.

– Нам пора, – сказал Клэй. – Надеюсь, вы тут без нас не соскучитесь.

Вместе с Кенни они погрузились под воду и поплыли в направлении буя. Видимость оказалась еще хуже, чем они предполагали, и Клэй постарался вспомнить, как далеко от таинственного объекта упал их буй. Но не успел он прокрутить в уме эту сцену, как оказался лицом к лицу с целой стеной морских водорослей. Он провел по ней рукой и ощутил под слоем травы что-то твердое. Это было стекло.

Поравнявшись с ним, Кенни смотрел на эту конструкцию с немым восхищением. Включив фонарики, они отплыли на несколько метров назад, чтобы получше разглядеть сооружение. Оно оказалось поистине огромным. Хотя Клэй прекрасно помнил вес и размер линз, он все-таки не ожидал узреть перед собой такую громадину.

Линзы метра на полтора ушли в песок. Они лежали под углом, так что медные скрепы пересекали их по диагонали. Клэй поплыл вокруг сферы, аккуратно убирая траву и морские водоросли, пока под пальцами у него не заблестело стекло. Одна панель отсутствовала, но Клэй припомнил, что она потерялась еще до этого шторма. Отверстие было настолько большим, что он смог заплыть внутрь. И тут же вокруг него заметалась стайка серебристых рыбок. Если не считать этой самой панели, линзы сохранились целыми и невредимыми. Будто море, подхватив их в ярости с башни, швырнуло в воду, как огромный стеклянный мяч. Там на мягком песчаном дне он и остался лежать.

У отверстия появился Кенни. Своей камерой для подводных съемок он делал снимок за снимком, чтобы показать их потом Джине.

Джина. Махнув Кенни рукой, Клэй быстро поднялся на поверхность. Приятель последовал за ним. Лэйси и Джина плескались неподалеку от буя.

– Они здесь! – крикнул им Клэй, и женщины тут же поплыли в их сторону.

– Вы нашли их? – поспешила спросить Джина.

Клэй кивнул.

– Насколько я мог разглядеть, они даже не раскололись. Но нижняя часть их оказалась зарытой в песок.

– Там ведь не хватает одной панели, так? – снова спросила Джина.

– Точно. Хочешь сама посмотреть?

– Но как?

– Кенни поможет тебе спуститься. – Клэй взглянул на сестру. – Если хочешь, Лейс, я и тебя возьму.

Лэйси уже плавала под водой, но ее, в отличие от Клэя, это занятие оставило совершенно равнодушной.

Лэйси покачала головой.

– Лучше я останусь здесь со спасательным жилетом Джины.

– Но как же я буду дышать? – поинтересовалась Джина.

Кенни отстегнул запасной легочник и показал ей регулятор.

– Он присоединен к моему баллону, – пояснил Кенни.

Было видно, что Джина колеблется.

– Мне бы очень хотелось, – сказала она наконец. – Боюсь только, что я запаникую.

– Не запаникуешь, – разуверил ее Кенни. – Будешь держать меня за руку. Как только испугаешься, сожми мое запястье, и я подниму тебя на поверхность. Здесь совсем не глубоко.

– Ладно. – Сняв жилет, Джина передала его Лэйси.

Зубы у нее постукивали, но не столько от холода, сколько от расшалившихся нервов. Клэй решил, что не позволит ей оставаться под водой больше нескольких минут.

Кенни показал Джине, как пользоваться регулятором воздуха. Сунув в рот мундштук, она немного подышала. Рука ее крепко сжимала запястье Кенни. Наконец она кивнула, и все трое погрузились под воду.

Джина справлялась очень хорошо. Стоило им добраться до линз, как она тут же выпустила запястье Кенни; впрочем, он не собирался этого допускать: схватив руку Джины, он вновь сжал ее пальцы у себя на запястье. Спустя несколько минут они поднялись на поверхность, причем инициатором подъема был Кенни. Джина, казалось, могла оставаться внизу вечно.

Это погружение привело ее в настоящий восторг.

– Ну, как тебе? – спросила Лэйси, на которой теперь красовался спасательный жилет Джины.

– Невероятно! – воскликнула та, едва успев вынуть изо рта мундштук. – Теперь мне еще больше хочется поднять их. Это по-прежнему целый шар! Неужели мы позволим сгнить им там, внизу?

– Стекло не гниет, – ухмыльнулся Кенни.

– Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, – сказала Джина. – Ничего прекраснее я в жизни не видела.

Ее черные волосы мягко поблескивали на солнце. Щеки раскраснелись от плавания, а с лица не сходила счастливая улыбка.

Но женщина, которая хочет их поднять, прекраснее во сто крат, подумал Клэй.

29

Суббота, 18 апреля 1942 г.

Сегодня я снова носила на станцию Береговой охраны кое-что из домашних вкусностей. Сэнди тоже там был. Он украдкой подмигнул мне, когда я раздавала парням собственноручно приготовленную помадку, но я знала, что он не станет разговаривать со мной в присутствии других. Я немного поболтала с Тедди Пирсоном и Ральфом Салмоном – в основном о Бостоне. Эти ребята считают меня наивной простушкой, потому что я ни разу не бывала в большом городе. Джимми Браун, по своему обыкновению, едва обмолвился со мной словечком, но мне на это в последнее время наплевать. Впрочем, он тоже взял кусок помадки и поблагодарил меня.

Когда я собралась домой, мистер Хьюитт вышел за мной на улицу. Он поинтересовался, как я чувствую себя после той ужасной ночи с немецким шпионом, но на уме у него явно было что-то еще. Наконец, предварительно убедившись, что никто его не подслушивает, он шепнул, что ему надо серьезно поговорить со мной. Через час он будет на своем джипе на Главной дороге, прямо напротив Реки Поцелуев. Если там окажется кто-то еще, он проедет мимо, а мне придется подождать, пока он вернется. Все потому, что никто не должен знать об этой встрече.

Услышав такое, я чуть не онемела. Неужели он, как и Деннис, узнал про нас с Сэнди? Если так, то мне не избежать неприятностей, а уж про Сэнди и говорить нечего. Я направилась домой, но не стала там задерживаться, чтобы избежать расспросов. Мне не хотелось объяснять родителям, куда я направляюсь.

Не думаю, впрочем, что мистер Хьюитт знает про наши отношения с Сэнди. По крайней мере, вызывал он меня не для этого. На Главной дороге, к счастью, было пусто, и мы сразу поехали на север, в направлении Короллы. Мистер Хьюитт – один из тех, кому я полностью доверяю, так что мне совсем не было страшно. Мне просто хотелось, чтобы он поскорее заговорил о деле и я наконец перестала терзаться сомнениями. Но он все время молчал и только поглядывал по сторонам, словно опасаясь, что кто-нибудь увидит нас вместе. Я тоже решила, что мне лучше помолчать. Ведь в то время я еще не знала, злится ли он на меня из-за Сэнди или нет. Да и в любом случае мне просто нечего было сказать.

Так мы проехали чуть ли не до Пойнтерс-Хилла, где он свернул на маленькую дорожку, ведущую прямо в лес. Теперь мое сердце заколотилось быстрее. Неужели мистер Хьюитт и правда решил обидеть меня? Или ему надо устроить мне хороший нагоняй? Но он лишь повернулся ко мне с улыбкой.

– Ты, наверное, ломаешь голову над тем, с какой стати я привез тебя сюда? – спросил он.

Я кивнула, предполагая, что теперь он заговорит про Сэнди.

– Это очень важное дело, и ты должна пообещать, что сохранишь в секрете все, о чем я тебе скажу.

Его слова привели меня в замешательство. С другой стороны, было ясно, что речь пойдет не о Сэнди, так что я слегка расслабилась.

– Не обмолвлюсь ни словечком, – сказав это, я быстро перекрестила грудь и тут же ощутила неловкость, потому что вышло это как-то по-детски.

– Немец, на которого напал дикий кабан, умер не сразу, – сообщил мистер Хьюитт.

– Я знаю, – кивнула я.

– Но ты наверняка считаешь, что он до смерти оставался без сознания, так ведь?

– А разве нет?

На самом деле все так считали. Что он ударился головой о камень и умер, не приходя в сознание.

– Нет, – покачал головой мистер Хьюитт. – Но очень важно, чтобы об этом никто не узнал. Договорились?

Интересно, с какой стати он собирается мне рассказать о том, что для других должно остаться тайной?

– Получается, он еще мог говорить перед смертью? – спросила я. – И вы сумели его допросить?

Мистер Хьюитт кивнул.

– Этим занималась полиция, – пояснил он. – Лишь немногим известно, что случилось на самом деле. На Внешних отмелях, к примеру, только мне. А теперь и тебе.

– Но почему вы мне рассказываете об этом? – я не смогла скрыть своего изумления.

– Сейчас объясню. Главное, чтобы ты поняла, как важно держать в тайне все, о чем ты узнаешь.

– Мистер Хьюитт, я умею хранить секреты.

– Хорошо. – Он бросил взгляд в окошко, и я снова занервничала. – Так вот, этот немец сообщил, что ему и его напарнику с подлодки необходимо было получить информацию от кого-то, кто должен был ждать их в этой местности.

– Какую информацию? – поинтересовалась я.

Хоть и считается, что все мы должны сохранять бдительность, тот же Деннис говорит, что немцам нет нужды собирать информацию о кораблях, которые они атакуют. В наших водах такое плотное движение, что им нужно лишь немного подождать, и корабль сам приплывет к ним в руки.

– Точно неизвестно, – ответил мистер Хьюитт. – Мы думаем, что кто-то здесь помогает немцам с высадкой на берег. Возможно, планируются диверсии на железных дорогах и электростанциях. Этих людей могут снабжать деньгами, поддельными удостоверениями личности и тому подобными вещами.

– Никто здесь не пойдет на такое, – с возмущением заявила я.

– Боюсь, один такой все-таки нашелся. Немец мало что сказал перед смертью. Известно лишь, что они должны были встретиться с информатором на следующий день после высадки на берег, но этого, как ты понимаешь, так и не произошло. Но раз уж они высадились у Реки Поцелуев, можно догадаться, что человек этот живет где-то поблизости.

Я покачала головой, перебирая в уме местных жителей.

– Все равно не верится, – заявила я.

– Я знаю. Меня больше всего беспокоит то, что этот человек способен помочь немцам с высадкой на берег. Это вполне может быть… – мистер Хьюитт со вздохом покачал головой, – это вполне может быть кто-то из моих ребят.

– Кто-то из Береговой охраны? – переспросила я. Мне это казалось невероятным. Его патрульные делали все возможное, чтобы защитить побережье. Представляю, как рассердился бы Сэнди, если бы узнал, что кого-то из его приятелей подозревают в предательстве.

– Даже думать о таком не хочется, верно? – спросил мистер Хьюитт. – Но мы должны смотреть правде в глаза. Ты готова мне помочь?

– Но как? – растерянно спросила я.

– Благодаря дружеским отношениям с моими парнями, – ответил мистер Хьюитт. – Ты им нравишься. Многие к тебе неравнодушны. Им и в голову не придет заподозрить тебя в сговоре со мной. Тебе только пятнадцать, но твоей сообразительности могут позавидовать многие взрослые. – Он снова взглянул в окно. – Я долго думал, Бесс, прежде чем обратиться к тебе с этой просьбой. Я рассказал о тебе тому человеку, который допрашивал немца, и он заявил, что они бы ни за что не стали привлекать ребенка к такому опасному делу. Никто не знает, что я обратился к тебе с этой просьбой, и если ты откажешься, я не буду настаивать. Но мои расчеты как раз и строятся на том, что ты всего лишь пятнадцатилетняя девочка. В то же время, если ты согласишься, тебе придется быть очень осторожной. Никто не должен знать, чем ты занимаешься.

Трудно описать мои чувства в тот момент. Польщенной, пожалуй, так. Мистер Хьюитт доверял мне сверх всякой меры. Только мы двое на Внешних отмелях будем знать о том, что происходит. За исключением, конечно же, предателя. Понятия не имею, кто это, но думаю, что этот человек из числа патрульных.

– Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, – сказала я. – Но что мне нужно делать?

– Продолжай носить парням домашнюю стряпню. Просто делай это чаще, чем обычно. Время от времени забегай просто поздороваться и поболтать. Попытайся выяснить, только очень осторожно, нет ли у кого-нибудь родственников в Германии, и не тратит ли кто-либо больше денег, чем обычно.

– Откуда у него могут появиться деньги? – поинтересовалась я.

– Скорее всего, немцы платят ему за помощь.

Ну конечно. Уж об этом я могла бы и сама догадаться.

– Не вздумай рассказать кому-нибудь о моем поручении, – снова повторил мистер Хьюитт. – Даже своим родителям. Мне очень жаль, но это обязательное условие.

Я сказала, что прекрасно все понимаю. Я лично видела, что творят немцы у наших берегов, и готова была сделать все возможное, лишь бы найти того, кто им помогает.

Я хотела спросить, нельзя ли мне рассказать обо всем Сэнди. Во-первых, он хорошо знал других парней и мог быть в курсе того, кто из них симпатизирует немцам. Во-вторых, я боялась, что он сочтет меня легкомысленной, если я начну проводить больше времени с другими парнями. Но я вовремя удержалась от такого вопроса. Задай я его, и мистер Хьюитт сразу бы понял все про нас с Сэнди.

– Нам нужно найти способ общаться, не вызывая подозрений окружающих, – сказал мистер Хьюитт. – В противном случае люди будут нас остерегаться, чтобы не сболтнуть лишнее.

Внезапно я вспомнила, как мы общались с моей кузиной Торией, когда та жила неподалеку от Реки Поцелуев. Сунув руку в карман, я протянула мистеру Хьюитту ключ от маяка.

– Вот как мы поступим, – сказала я. – Раз в неделю, или даже чаще, я буду оставлять вам записку в световой камере маяка. В ней я буду сообщать о том, что мне удастся выяснить.

Мистер Хьюитт нахмурился, посмотрев на ключ.

– Посторонние могут заметить, как я поднимаюсь на маяк, – возразил он. – К тому же туда ходят и твои родители. Что, если они найдут записку?

Это я тоже успела продумать.

– Я скомкаю записку и суну ее в медное крепление у основания линз. В тот же вечер, с наступлением темноты, вы подниметесь на маяк, заберете записку и оставите мне другую, на случай если появится дополнительная информация. Ну, как вам мой план?

Мистер Хьюитт задумался.

– Ты уверена, что твои родители не наткнутся первыми на записку?

Я покачала головой.

– Главное, чтобы вы забрали мою записку в тот же вечер, когда я ее туда положу. А я должна забрать вашу записку на следующий день, с утра пораньше.

– А твои родители не забеспокоятся, если ты отправишься на маяк еще до школы?

– Вряд ли. Я постараюсь, чтобы они не заметили. Но даже если заметят, ничего страшного. Мне и раньше случалось так поступать.

– Одного раза в неделю мало, – заметил мистер Хьюитт. – Давай условимся на вечер вторника и пятницы. Как тебе?

Я согласно кивнула.

– Пообещайте только, что будете сразу забирать записки. В противном случае, если кто-то из родителей обнаружит их, мне придется им во всем признаться.

– Нет! – Мистер Хьюитт не на шутку рассердился. – Ни в коем случае. Придумай что-нибудь правдоподобное. Твои родители ничего не должны знать. Они убьют меня, если поймут, во что я тебя втянул.

– Главное – вовремя забирать записки. Тогда все будет в полном порядке, – заявила я.

Можно сказать, что теперь я тоже работаю на ФБР. Ни разу в жизни не было у меня такого важного задания. Будет трудно не проболтаться обо всем Сэнди, но я намерена сдержать свое слово.

30

Алек проснулся за десять минут до полуночи. Треугольник луны, отраженный в заливе, отчетливо виднелся в окне спальни. Свет был таким ярким, что он-то, должно быть, и разбудил Алека. Облака, весь день висевшие над морем, разошлись, и полумесяц сиял теперь в окружении звезд. Внезапно в голову Алеку пришла хорошая мысль.

Перекатившись на кровати, он легонько потряс жену за плечо.

– Оливия?

Та с трудом открыла глаза.

– Что-то случилось?

– Ничего не случилось, – ответил он. – Просто ночь сегодня чудесная. Хочу разбудить ребятишек и отвезти их к Джоки-Ридж.

– Что-что? – Рассмеявшись, она приподнялась на одном локте.

– Я часто возил туда Лэйси и Клэя, когда они были маленькими. – Внезапно он с острой тоской припомнил те времена. – Так, небольшое приключение.

Повернув голову, Оливия посмотрела на часы.

– Уже полночь, – заметила она.

– Сегодня суббота, – возразил Алек. – Они вполне могут отоспаться утром. – Он снова посмотрел в окно. – Только взгляни, какая там красота.

Оливия потерла лицо, словно пытаясь стряхнуть остатки сна.

– Не представляю, как тебе удастся разбудить Джека, – сказала она.

Джек был ужасным соней. Он мог спать даже во время грозы, когда остальные глохли от ударов грома.

– Спорим, что у меня получится, – хмыкнул Алек.

– Вдобавок на Джоки-Рид запрещено подниматься с наступлением ночи, – добавила Оливия.

– И что?

Оливия улыбнулась.

– Ты прирожденный преступник, – заявила она. – Учишь детей, как обходить закон.

– Ну что, присоединяешься к нам в наших преступных намерениях?

Та колебалась не долее секунды.

– Разумеется, – заявила она, отбрасывая одеяло. – Должен же кто-то привезти детей домой, когда тебя арестуют.

– Чудесно! – Выбравшись из постели, он потянулся за одеждой. – Я разбужу Джека, а ты поднимай Мэгги.

Джек с большим трудом раскрыл глаза. Алек вновь потряс парнишку за руку. При виде его несчастной физиономии он на мгновение устыдился, что решил разбудить его посреди ночи.

– Па, я не хочу вставать, – простонал Джек, прислонясь к отцу.

Теперь он сидел, а не лежал. Собственно, это был единственный способ поднять его утром в школу. Стоило Джеку прилечь, как он тут же погружался в сон.

– Поверь, ты не пожалеешь, что поднимешься, – сказал Алек. – Мы часто делали так с Лэйси и Клэем, когда те были еще детьми. Поначалу им тоже не хотелось вставать. Но результат, могу тебя заверить, того стоит.

Джек всем телом навалился на отца.

– Давай же, вставай, – попросил Алек. – Или мне отнести тебя на руках?

Джек кивнул, не открывая глаз, и Алек рассмеялся. Парень давно уже вышел из возраста, когда детей носят на руках.

Продолжая удерживать сына за плечо, Алек потянулся к настольной лампе и щелкнул выключателем. Мальчик зажмурился от яркого света, но дело было сделано.

– Ладно, ладно, – сказал он, со вздохом слезая с постели. – Я уже встал.

– Если хочешь, можешь остаться в пижаме, – предложил Алек. Он знал, что Оливия вряд ли придет в восторг от этой идеи, но ему не терпелось поскорее отправиться в путь.

Оливию и Мэгги они нашли на кухне. Оливия сунула в пляжную сумку средство от насекомых. Умница. Сам бы он даже не вспомнил об этом. Мэгги успела переодеться в шорты и футболку. Подбежав к отцу, она обняла его за пояс.

– Ты – лучший в мире папочка! – воскликнула она, глядя на Алека с детским обожанием.

– Я рад, что ты так думаешь, – рассмеялся он. Мэгги, с ее худощавой фигурой и избытком энергии, во многом напоминала самого Алека, тогда как Джек был больше похож на Пола Мачелли, своего родного отца. Умный и основательный, он отличался в то же время некоторой мечтательностью.

– Он даже не оделся. – Оливия неодобрительно взглянула на пижаму Джека.

– По крайней мере, он встал, – заметил Алек.

Оливия не смогла сдержать улыбки.

– Тоже верно, – сказала она, и Алек понял, что она целиком и полностью вручила ему бразды правления.

Наконец все забрались в машину. Босоногие дети устроились на заднем сиденье, а Оливия села рядом с Алеком. Проехав до шоссе № 12, Алек повернул направо.

– Ты ездил раньше на Джоки-Ридж с Лэйси и Клэем? – спросил Джек.

– Угу.

На шоссе, кроме них, не было ни одной машины. Алеку нравилось это ощущение полной свободы.

– Давайте тогда заедем за ними, – предложил Джек. – Пусть тоже прогуляются с нами.

– Давайте! – с энтузиазмом воскликнула Мэгги. Дети обожали старшего брата и сестру.

– Но Река Поцелуев находится в противоположном направлении, – возразил Алек, хотя сама идея пришлась ему по душе. Уговорить Лэйси не составит труда, а вот Клэю вряд ли захочется вставать ночью с постели. Радость жизни умерла в нем вместе с Терри. Ему и днем-то приходилось нелегко, что уж говорить про ночное время.

– Мы вполне могли бы заехать за ними, – вмешалась Оливия. – Раз уж мы совершаем подобное безумие, нам лучше и вовсе забыть про здравый смысл.

Получив это разрешение, Алек с довольной улыбкой развернулся и снова поехал по 12-му шоссе, только на этот раз в сторону Реки Поцелуев. Спустя несколько миль, поглядев в зеркало, он увидел, что Джек уже клюет носом.

– Мы почти на месте, Джек, – сказал Алек, и тот, к величайшему его удивлению, выпрямился и открыл глаза.

Подъехав к повороту на Реку Поцелуев, Алек направил машину в темный туннель, сформированный кронами деревьев. Даже лунный свет не проникал сквозь их мощные ветви и листву.

– Мне здесь все время как-то не по себе, – сказал Джек. – Такое чувство, будто я могу наткнуться на мертвое тело.

– Или на ведьму, – добавила Мэгги.

– Ведьмы – это выдумка, – с презрением проинформировал Джек младшую сестру.

– Мертвые тела тоже выдумка, – парировала та с неведением благополучного ребенка.

По правде говоря, Алек и сам не любил эту дорогу. Но его пугали не ведьмы и тела, а воспоминания о прошлом.

У Алека был ключ от цепи, и он передал его Оливии. В свете фар его жена сама выглядела как подросток, а не как сорокадевятилетняя женщина, мать двоих детей. Оливия открыла замок, и Алек повел машину по усыпанной гравием дорожке. В такой темноте невозможно было избежать рытвин и корней, поэтому ехали они очень медленно.

– Кто-то еще не спит, – сказала Оливия, когда они добрались до парковочной площадки.

Одно из окон в доме смотрителя ярко переливалось огнями. При виде этих витражных красок в горле у Алека возник комок. По идее, к этому времени он должен был бы привыкнуть к витражам Лэйси, но всякий раз в душе его пробуждалась странная смесь чувств – нечто вроде грусти и удивления.

– Это комната Лэйси? – спросила Мэгги.

– Скорее всего, это комната Джины, – ответил Алек. По правде говоря, он совсем о ней забыл.

– Кто такая Джина? – поинтересовался Джек.

– Женщина, которая снимает комнату у Лэйси и Клэя, – пояснил Алек. – Пойду разбужу их, а вы посидите пока в машине.

Через парковку он вышел на широкий, засыпанный песком двор. Стучать ему не хотелось, так как на стук скорее всего ответила бы Джина – она единственная не спала в этом доме. Подняв с земли пригоршню ракушек, Алек начала швырять их в окно Клэя.

– Клэй! – негромко окликнул он сына.

Спустя мгновение в окне появилось сонное лицо Клэя.

– Папа? – откликнулся Клэй. – Что ты тут делаешь?

– Везу Джека и Мэгги к Джоки-Ридж, – ответил Алек. – Они захотели, чтобы вы с Лэйси присоединились к нам.

– Да вы спятили, – рассмеялся Клэй.

– Спускайся. Отоспитесь завтра днем.

Клэй немного помедлил.

– А Джину мы можем взять? – спросил он.

– Конечно, – тут же ответил Алек, хотя предложение сына вовсе его не порадовало. Ему не хотелось брать с собой чужого человека. Но было не очень вежливо бросить Джину одну в доме смотрителя, тем более что она и так не спала. Как бы то ни было, Алек по-прежнему ей не доверял.

К тому времени, когда он добрался до машины, все огни на втором этаже уже ярко горели и дом, с его витражными стеклами, был похож на собор. Спустя несколько минут на парковочной площадке появились трое его обитателей, и Джеку с Мэгги пришлось вылезти из машины, чтобы пропустить их на приставное сиденье. Краем уха Алек услыхал, как Лэйси шепнула Джине: «Я же тебе говорила, что мой отец – не такой, как все».

Что ответила Джина, он не слышал, но та в этот момент обратилась прямо к нему:

– Спасибо вам за приглашение, доктор О’Нил.

– Пожалуйста, – ответил он. – И зови меня Алек.

По пути к Джоки-Ридж никто не проронил ни слова. Алек искренне радовался тому, что все четверо его детей были рядом, такие красивые и здоровые, пусть и не всегда счастливые. Младших, впрочем, никто бы не назвал несчастными, ведь до сих пор они не сталкивались с горем. Даже Джек, знавший о том, что Алек – не родной его папа, считал, что ему повезло иметь сразу двух отцов, а не одного.

На парковке возле дюн не было ни людей, ни машин. Какое-то время они шли по песку, а затем начали карабкаться на дюны. Алек не догадался захватить с собой фонарь, но луна была такая яркая, что они отчетливо видели друг друга. И Алек без труда разглядел, что Клэй наблюдал за Джиной, а та пристально смотрела на Джека и Мэгги.

– Ты уже была здесь раньше? – спросила Оливия у Джины, когда все они поднялись на гребень первой дюны. Им еще предстояло спуститься по противоположному склону, чтобы затем забраться на верх самой высокой из дюн.

– Я видела эти холмы с дороги, но никогда на них не поднималась, – ответила та, бросив взгляд на черный провал океана. – Снизу они не кажутся такими высокими.

Им потребовалось еще десять минут, чтобы добраться до самого верха. Отсюда можно было разглядеть лунный диск, отразившийся в заливе и в океане. Но они-то пришли сюда не ради луны, а ради звезд.

Лэйси тут же принялась обучать брата и сестру выравнивать песок так, чтобы можно было лежать с полным удобством, наблюдая за звездным небом над головой. Алек с Оливией приготовили себе постели из песка и улеглись.

– Спасибо, что согласилась на мое предложение, – шепнул Алек жене.

– Это была замечательная идея, – признала та, – хотя мне до сих пор мерещатся заголовки в газетах: «Оливия Саймон, главный врач из Килл-Девил-Хиллз, арестована на Джоки-Ридж».

Рассмеявшись, Алек легонько сжал ее руку. Несколько лет назад Оливии пришлось прочесть о себе куда более нелицеприятную статью, и с тех пор она стремилась всячески оберегать свою репутацию.

– Смотрите! – воскликнула Лэйси.

Краешком глаза Алек заметил, что дочь указывала на восточную часть неба.

– Жаль, что вы пропустили, – сказала Лэйси. – Это было…

– А вон еще. – Джина тоже вскинула руку.

– А я, а я! – захныкала Мэгги. – Я тоже хочу увидеть хоть одну падающую звезду.

– Просто наблюдай, и все, – сказал Клэй.

– Но я не знаю – как!

– Расслабься, – посоветовал дочери Алек. – Смотри на все небо, а не ищи одну звезду.

Им удалось заметить еще несколько метеоров, прежде чем небо у них над головой прочертил большой зеленовато-белый шар, за которым тянулся длинный светящийся хвост. Такое даже Алек видел впервые. Все вокруг затаили дыхание.

– Что это было? – изумленно спросила Лэйси.

– НЛО! – выпалил Джек.

– Это болид, – сказала Джина. – Никогда не видела его раньше, но это однозначно он. Взгляните, – указала она, – за ним еще тянется хвост.

И правда, хвост немного побледнел, но по-прежнему сиял у них над головой.

– Что такое болид? – одновременно спросили Джек и Клэй.

– Метеор, только очень большой, – ответила Джина. – И очень яркий. По идее, нам надо бы сообщить о нем, потому что встречаются они нечасто.

– Будем сообщать? – поинтересовалась Лэйси.

– Думаю, это можно сделать по Интернету, – заметила Джина.

– А хвост состоит из частиц, которые отрываются от метеора? – спросил Джек.

– На самом деле нет, хотя предположение интересное, – ответила Джина. – Это молекулы воздуха, который раскалился от температуры болида.

– Ого! – с почтением заметила Мэгги. – Красиво, но страшновато. А метеориты часто падают на землю?

Алек хотел ответить, но Джина его опередила.

– Падают, но не часто, – сказала она. – От двадцати до пятидесяти штук в день.

– Пятьдесят за день! – воскликнул Джек. – Но это же очень много! Но почему мы их не видим?

– Это только кажется, что много, – возразила Джина. – Предположим, каждый день на землю падает пятьдесят метеоритов. Как вы думаете, куда они могут упасть? Представьте себе Землю. Вспомните хотя бы глобус. На что она похожа?

Они лежали на песке, а голос Джины как бы сам собой плыл по воздуху. Алек совсем забыл, что она учительница, а тут вдруг почувствовал профессиональные навыки в ее словах.

– Глобус круглый, – заявила Мэгги.

– И чем же покрыт этот круглый глобус? – снова спросила Джина.

– Землей и водой, – ответил Джек.

– Верно. Причем вода занимает две трети пространства, – пояснила Джина. – Что это значит? Куда могут упасть метеориты?

– Что очень многие из них падают в воду, – с воодушевлением заявила Мэгги.

– Именно. Итак, около двух третей метеоритов упадет в воду. Это значит, лишь около шестнадцати должно приземлиться на сушу. А теперь снова представьте глобус. Вся ли наша Земля населена?

– Конечно, нет, – вмешался Джек. – Есть много мест, где никто не живет.

– И много мест, где живет очень мало людей, – добавила Джина. – В целом это составляет около четверти суши.

– Наше число сократилось до двенадцати, – заметил Клэй.

– Что-то я не поняла, – смущенно пробормотала Мэгги.

Оливия поспешила ей на помощь.

– Метеориты, упавшие в необитаемых местах планеты, так и остаются незамеченными, – пояснила она.

– Верно, – подтвердила Джина. – И примерно половина из двенадцати метеоритов упадет ночью, когда их тоже никто не увидит.

– Но метеорит нельзя не заметить – он слишком яркий, – возразил Джек.

– Видишь ли, – продолжила Джина, – когда метеорит входит в земную атмосферу, он перестает светиться. И на поверхности земли он выглядит как обыкновенный старый камень.

– Получается, лишь около шести метеоритов падает на землю в дневные часы, – заметила Лэйси.

– Правильно, – подтвердила Джина.

– Но это многовато, если они свалятся тебе на голову. – Услышав это из уст Мэгги, Алек тихонько рассмеялся.

– Не думаю, что тебе грозит такая неприятность, – успокоила девочку Джина.

И вновь воцарилась тишина. А Джина и правда была хорошей учительницей, подумал Алек. Дети с жадностью внимали каждому ее слову.

Джек внезапно сел.

– Покатились вниз, Мэгги, – толкнул он сестру.

Вскочив на ноги, та потянула за собой Джину:

– Давай и ты с нами!

Джина рассмеялась. Затем, к удивлению Алека, она легла на песок рядом с детьми и покатилась с ними по склону дюны. Все трое быстро скрылись из вида, и лишь откуда-то снизу доносился их дружный смех.

Клэй сел, наблюдая за происходящим, и Алек заметил на лице сына печальную улыбку. Клэй в эти дни держался так обособленно, что Алек понятия не имел, как и чем ему помочь. Им обоим случилось овдоветь, но наблюдать за тем, как мучается твой сын, было еще хуже, чем мучиться самому.

– Клэй! – тихонько окликнул он сына.

Тот взглянул на Алека.

– Не хочешь заняться завтра виндсерфингом? Если ветер, конечно, не подкачает.

Клэй не сразу, но кивнул.

– Хорошая идея, – сказал он.

– Эй, там! – окликнула Оливия детей. – С вами все в порядке?

В ответ раздался только смех. Было слышно, как все трое, болтая и посмеиваясь, карабкались вверх по склону. Забравшись на дюну, они вновь улеглись в песок.

Так они и лежали там всемером, неотрывно наблюдая за звездами. Наконец Оливия задремала, положив голову Алеку на плечо. Джек и Мэгги тоже спали. Насчет Лэйси, Клэя и Джины Алек не был уверен, но все они лежали очень тихо. Ему хотелось пробыть здесь с ними до самого утра. Под этим бескрайним небом, на фоне которого меркло все остальное. Вот о чем ему хотелось бы поговорить с Клэем. По сравнению с этим небом наша жизнь кажется такой незначительной, сказал бы он. И мы должны в полной мере воспользоваться тем, что нам дано. Но ничего подобного он, конечно же, не сказал. Этот урок Клэю предстояло выучить самостоятельно.

31

На следующее утро, в десять, Клэй встретился с отцом на пляже у залива. Там уже плавала парочка серферов, но залив этот был не самым популярным, так что толпы туристов им тут точно не угрожали. Стоит им оказаться на воде, и весь залив будет в их полном распоряжении.

Клэй не плавал с отцом с прошлого лета, когда жизнь казалась намного проще. В то время на них еще не обрушились события 11 сентября^[12]. Да и Терри была жива. В те дни он все воспринимал как должное. Он плавал с отцом, прекрасно зная о том, что Терри наведет порядок в доме и в саду и не забудет накормить собак. Когда же они вернутся с моря, на столе его будет ждать вкусный обед. Клэй тоже не отлынивал от своих обязанностей, но Терри делала больше. Похоже, женщинам свойственна большая независимость, чем мужчинам. Те незамужние женщины, которые встречались Клэю, прекрасно управлялись со своей жизнью, тогда как он не мог обойтись без заботы сестры. Неудивительно, что Лэйси и Джина не горели желанием выйти замуж.

– Неплохой ветерок для июля, – заметил его отец, вынимая из машины мачту и доску.

– Миль двадцать в час, – согласился Клэй, хотя до этого момента вообще не обращал внимания на ветер. На эту встречу он согласился не из-за виндсерфинга. Ему хотелось поговорить с отцом, и поговорить откровенно.

– Спасибо, что не отказался поехать с нами на дюны, – сказал отец, наблюдая за тем, как Клэй выгружает из своего джипа парус.

– Это было так же здорово, как в детстве, – откликнулся тот. Весь вечер он наблюдал за Джиной. Смотрел, как она общается с его братом и сестрой, слушал ее звонкий смех. Ему нечасто доводилось видеть, чтобы Джина так искренне смеялась.

Будто прочитав его мысли, отец заметил:

– Джек и Мэгги без ума от Джины.

Подняв доску, Клэй понес ее к воде.

– Она умеет общаться с детьми, – кинул он через плечо.

Какое-то время мужчины работали молча. День выдался таким жарким, что ни один из них не надел гидрокостюма, хотя Алек порой свой все-таки надевал – в те дни, когда в море было много медуз. Но сегодня он остался в одних плавках, и Клэй не мог не восхититься фигурой отца. Алек по-прежнему был стройным и подтянутым, хотя и не страдал от отсутствия аппетита. Тело его было покрыто золотисто-коричневым загаром. Оставалось надеяться, что в его годы и Клэй хотя бы отчасти сохранит такие физические данные.

Стоило ему оказаться на воде, и Клэй тут же расслабился. Теперь все внимание его было обращено на парус. Они с отцом занимались серфингом с незапамятных времен и оба успели накопить немалый опыт. На море они обходились без разговоров, и Клэю это нравилось. Но сегодня он горел желанием поговорить с отцом – сразу, как только они покончат со спортом.

Несколько раз они плавали наперегонки – до буя и обратно к пляжу. Три раза выиграл Клэй, два – отец. Словом, игра шла практически на равных. Но Алек выдохся быстрее, чем он.

После того как снаряжение вновь погрузили в машины, Клэй спросил у отца, не хочет ли он с ним пообедать.

– Конечно, – ответил тот. – Как насчет «Шорти»?

У Джины был сегодня рабочий день, и Клэй, ввиду предстоящего разговора, предпочел бы посидеть где-нибудь в другом месте. Но в других местах в обед было просто не протолкнуться.

– Хорошо, – согласился он. Желание увидеть Джину пересилило необходимость держаться подальше от нее.

Прошлой ночью, когда они вернулись домой из поездки к дюнам, Лэйси сразу же отправилась спать. А вот Клэй и Джина успели проголодаться. Он наскоро приготовил яичницу и пожарил тосты с мармеладом, а Джина открыла Интернет, чтобы сообщить об увиденном болиде. Затем они уселись за стол, чтобы немного перекусить. Днем раньше Клэй заказал кое-что для Джины по Интернету, и теперь ему не терпелось рассказать ей об этом. С другой стороны, это испортило бы эффект сюрприза, так что он все-таки смог не проболтаться. Ему хотелось понаблюдать за Джиной в тот момент, когда она откроет подарок.

После катания по дюнам в волосах у Джины остался песок, и она все время извинялась за то, что песчинки сыплются на пол. Так они ели и болтали о Джеке и Мэгги, а еще о том, каково было Клэю расти в доме отца.

– Да он-то всегда был нормальным, – рассмеялся Клэй. – Если кто и отличался причудами, так это моя мать.

В ответ на расспросы Джины он рассказал о решительном отказе матери носить часы и вообще держать их в доме, о нежелании хоть в чем-то ограничивать их с Лэйси и прочих ее странностях. Клэй говорил и говорил, потому что ему страшно не хотелось, чтобы Джина ушла к себе наверх. Но беседа их была легкой и поверхностной: говорили не о чувствах, а о событиях. И когда они все-таки попрощались, Клэю вдруг показалось, что он упустил что-то важное.

Как и следовало ожидать, их официанткой оказалась именно Джина.

– Я с большим трудом поднялась сегодня на работу, – сказала она, разлив по чашечкам кофе. – И все благодаря вам, доктор… Алек.

Голос ее звучал укоризненно, но на губах играла улыбка. Она действительно выглядела слегка утомленной. Глаза немного припухли – то ли от недосыпа, то ли от солнечного ожога. Благодаря этому изъяну безупречно красивое лицо Джины выглядело по-человечески трогательным.

– Я бы не сказал, что ты вчера скучала, – заметил Алек.

– У меня до сих пор песок в волосах. – Джина провела рукой по своим черным прядям. – Джек и Мэгги – потрясающие дети.

– А ты – хорошая учительница, – откликнулся Алек. – Сегодня утром Мэгги только и говорила что о болидах и метеорах.

– Невероятно красивое зрелище, правда? – Джина поставила кофейник и достала свой блокнот. – Итак, что вы будете есть?

Они заказали сэндвичи, после чего Джина удалилась на кухню. Клэй подлил в кофе сливки, не зная, с чего ему начать разговор.

– Вчера, когда мы были на дюнах, – опередил его отец, – мне показалось, что тебе очень нравится Джина.

Клэй помешал кофе. Хотелось бы знать, чем именно он себя выдал?

– Во-первых, – заметил он, – ей неинтересны ни я, ни другие мужчины. А во-вторых, – он бросил взгляд на отца, – прошло всего восемь месяцев.

Алек кивнул.

– Я все понимаю, Клэй.

В словах его было столько сочувствия, что у Клэя слезы навернулись на глаза. Отвернувшись, он быстро сморгнул.

– Сколько времени прошло после смерти мамы, когда ты начал встречаться с Оливией?

Отец со вздохом откинулся на спинку стула. Несколько мгновений он молча смотрел в пространство, вспоминая то давнее время.

– К июню мы успели подружиться, – ответил он. – Стало быть, прошло полгода со смерти твоей матери. Но еще несколько месяцев у нас не было ничего серьезного – главным образом потому, что меня мучило чувство вины.

– Правда? – удивленно взглянул на него Клэй.

– Ясное дело.

– Вот и я чувствую то же самое, – со вздохом признался Клэй. – Кажется, будто я предаю саму память о Терри.

– Да, меня это тоже мучило поначалу, – улыбнулся отец. – Со временем это проходит.

– Мне не хочется, чтобы это проходило. Точнее… Я чувствую, что не заслуживаю этого. Что ни говори, я был не лучшим из мужей. – Уже сказав это, Клэй подумал, что отец мог превратно понять его слова. – Я не изменял Терри и не обманывал ее. Просто…

– Идеальных мужей не бывает, – покачал головой его отец. – Как не бывает идеальных жен.

В этот момент у их столика вновь появилась Джина.

– Сэндвичи будут готовы через минуту, – сообщила она, подливая им еще кофе.

Как только она ушла, Алек наклонился к Клэю.

– Я понимаю твои чувства, – сказал он. – Но, видишь ли, мы с Оливией стали сначала друзьями, и я не собирался переводить наши отношения в иную плоскость. В то время я по-прежнему любил твою мать. Наши чувства развивались естественным образом. Вот и ты позволь себе для начала подружиться с Джиной. В этом случае совесть твоя будет абсолютно чиста.

Но у отца не было причины чувствовать себя виноватым. Разумеется, Клэй этого не сказал, чтобы не отвечать потом на новые вопросы, но отец, казалось, прочел его мысли.

– Я здорово переживал, потому что твоя мать как-то взяла с меня обещание не встречаться с другой женщиной в течение года после ее смерти – в том случае, конечно, если она умрет раньше меня.

– Она тебя об этом попросила? – с удивлением спросил Клэй. Его мать была не из тех, кто налагает на других какие-то ограничения.

Отец кивнул.

– Она была… сильно взволнована, я бы так сказал. Разумеется, я пообещал ей – просто для того, чтобы она успокоилась. Стоит ли говорить, как это давило на меня, когда я увлекся Оливией.

Клэй тщательно размешал кофе. Оказывается, он многого не знал о своем отце.

– Но у вас с Оливией все хорошо?

– Замечательно.

– Так же хорошо, как было с мамой?

По губам отца скользнула грустная улыбка.

– Все немного иначе, – ответил он. – Впрочем, и мои отношения с твоей матерью тоже стали бы другими за эти десять лет. Люди меняются, Клэй.

Он взглянул на Джину, которая принесла им сэндвичи.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

– Нет, спасибо, – ответил Клэй.

На какое-то время за столом воцарилось молчание.

– Я не уверен, что Джина – тот человек, который тебе нужен, – сказал наконец Алек.

– Почему ты так думаешь?

– Во-первых, она живет в Вашингтоне, и мне бы не хотелось, чтобы ты уехал так далеко.

– По-моему, ты опережаешь события, – рассмеялся Клэй.

Отец внимательно посмотрел на него. Было заметно, что ему не дает покоя какая-то мысль.

– Не так-то просто объяснить, что меня беспокоит, – произнес он. – Видишь ли, мне трудно понять, как специалист по истории маяков мог упустить из вида тот факт, что маяка на Реке Поцелуев нет уже десять лет. Не знала она и о том, что там отсутствует одна панель.

– Про панель она знает, – покачал головой Клэй.

– После того, как я упомянул об этом?

На это Клэй ничего не сказал, чтобы еще больше не разжигать подозрений отца.

– Просто она сейчас сосредоточена на другом, – объяснил он, хотя вопрос о маяках беспокоил его тоже. Он не забыл, как Джина впервые произнесла слово «Френель».

– Она пытается удочерить маленькую девочку из Индии.

Во взгляде отца читалось вполне объяснимое удивление.

– Хочет воспитывать ее одна? – спросил он.

Клэй кивнул.

– Она уже слетала в Индию, чтобы забрать ребенка, но там внезапно наложили запрет на подобные удочерения, и ей пришлось вернуться домой ни с чем. А девочке нужна срочная операция, иначе она может умереть.

– Ужасно, – нахмурился Алек.

– Думаю, эта затея с линзами помогает ей отвлечься, а то бы она давно уже заработала себе нервный срыв.

– В этом она похожа на тебя, – заметил отец.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты тоже всеми силами концентрируешься на работе, – пояснил Алек. – Но в этом нет ничего плохого. У каждого свой способ справиться с проблемой. Я носил свою скорбь, как саван. Да ты и сам, должно быть, помнишь. Я без конца фотографировал маяк, потому что он напоминал мне о твоей матери. Ты же, например, решил раствориться в работе. И даже когда ты развлекаешься, то делаешь это с таким усердием, что каждому становится ясно – ты стараешься оградить себя от ненужных мыслей. Вот и сегодня на море тебе хотелось двигаться все быстрей и быстрей. У тебя хорошо получается прятать свою печаль. Никто и не догадается, что у тебя там, внутри. Кроме тех, конечно, кто хорошо тебя знает.

Неожиданно Клэй почувствовал себя маленьким ребенком. Он хотел хоть что-то сказать в ответ, но ни единого слова не приходило ему в голову.

– Скажи мне, только честно, – продолжил его отец, – тебя привлекает ее внешность?

– Нет, – покачал головой Клэй, хотя внешность Джины, конечно же, не оставила его равнодушным. – Она… она очень умная, добрая и интересная.

Прозвучало это не очень убедительно, хотя и было чистой правдой.

– Если она тебе и в самом деле небезразлична, постарайся быть с ней пооткровеннее, – посоветовал ему отец. – Позволь ей узнать тебя получше и посмотри, как она на это отреагирует. Пока что ты наглухо закрыт для людей. Сегодня ты впервые решился поговорить со мной о своих чувствах. Ты всегда был очень замкнутым человеком, а после смерти Терри до тебя и вовсе невозможно достучаться. Ты нам не чужой, Клэй. Не отталкивай от себя тех, кто хотел бы тебе помочь.

– Ладно. – Клэй постарался улыбнуться. Он сам затеял этот разговор, а теперь не знал, как поскорее его закончить. – Ну что, с наставлениями покончено? – спросил он.

– Да. – Алек вновь откинулся на спинку стула.

– Прекрасно. – Клэй с облегчением вздохнул. – Как там Мэгги и Джеку отдыхается в новом лагере?

32

Среда, 29 апреля 1942 г.

Не знаю, не пожалел ли мистер Хьюитт о том, что обратился ко мне за помощью. Мы уже трижды обменивались записками, но я так и не смогла сообщить ему ничего стоящего. Мама, кстати, заметила, как я поднимаюсь по утрам на маяк. Она спросила, что мне там понадобилось, и я заверила, что мне просто хочется полюбоваться на океан. Не думаю, впрочем, что она мне поверила. Мама говорит, что я совсем отбилась от рук, потому что почти не бываю дома.

Так вот, как мы и условились, записки для мистера Хьюитта я оставляю за обручем в основании линз, и эта система работает как нельзя лучше. Жаль только, что я не могу сообщить ему ничего дельного.

А этим утром я получила от мистера Хьюитта записку, в которой он просит меня поговорить с мистером Сато. Вот что он написал мне: «Доброе утро, Бесс. Если не ошибаюсь, ты знаешь Мото Сато лучше, чем многие твои соседи. Так почему бы тебе не побеседовать с ним? Разумеется, как бы невзначай. Ходят слухи, что человек этот только выдает себя за калеку. Если тебе удастся попасть к нему в дом, приглядись, нет ли там радиооборудования. И осмотри сам дом на предмет антенн. А вдруг ты заметишь, как мистер Сато ходит? Или говорит по-английски (еще лучше – по-немецки)?»

Поверить не могу, что он предложил мне это! Я же совсем не знаю мистера Сато. Я лишь пару раз помахала ему рукой по пути в школу. Не сомневаюсь, что он настоящий калека и совсем не говорит по-английски, так что это поручение представляется мне совершенно невыполнимым. Может, мистер Хьюитт просто разочаровался во мне и уже не верит, что я смогу вытянуть что-то из его парней.

Я провела немало времени на станции Береговой охраны. Кто-то из местных подарил парням бильярдный стол, и я научилась играть в бильярд. Теперь я хожу туда после уроков. Родители думают, что я допоздна задерживаюсь в школе – помогаю там миссис Кэди. Один раз так, собственно, и было. Родители точно сочли бы, что я отбилась от рук, если бы узнали, что их дочь каждый день играет в бильярд в компании парней!

Единственное, что меня смущает, – как не вызвать в такой ситуации подозрений со стороны Сэнди. Неудивительно, что я стараюсь вести себя с другими ребятами как свой парень, а вовсе не как молодая девушка. Не хочу, чтобы Сэнди подумал, будто я флиртую с ними. Как-то раз он спросил меня, почему я так часто стала бывать на станции, и я заверила его, что мне нравится играть в бильярд. Это единственное, в чем я ему солгала. Жаль, что мне нельзя довериться Сэнди: что ни говори, он мог бы помочь мне в этом деле. Я спросила, не возражает ли он против того, что я регулярно прихожу на станцию, и он сказал, что ничуть не возражает. Сэнди мне полностью доверяет, и от этого я чувствую себя еще более виноватой.

С парнями я говорю главным образом о войне. В первой своей записке мистер Хьюитт написал, что я – замечательная актриса. Никому и в голову не придет, зачем я на самом деле хожу на станцию. Парни наверняка считают меня невероятно любопытной. Я постоянно расспрашиваю их о том, что происходит и как они к этому относятся. Но мистер Хьюитт, без сомнения, был прав: передо мной они не таятся. Я часто изображаю из себя простушку: спрашиваю, почему мы вообще воюем с немцами и все в таком роде. Мне важно понять, не проявит ли кто из них симпатий к немцам. Но до сих пор никто из них не вызвал у меня ни малейшего подозрения. Я прекращаю эти игры, только когда Сэнди рядом. Он хорошо меня знает и сразу поймет, что я притворяюсь.

Я уже четыре раза играла в бильярд с Джимми Брауном. Еще месяц назад я была бы вне себя от радости, а сейчас даже понять не могу: и что я тогда нашла в нем? Выглядит он как-то по-детски, да и ведет себя соответственно. Самый симпатичный из парней – разумеется, после Сэнди – это Ральф Салмон. И он очень чувствительный. До сих пор помню, как ему стало плохо на пляже при виде мертвого тела. Но я стараюсь больше общаться с теми, кого знаю не так хорошо. Взять, к примеру, Тедди Пирсона, который все время держится особняком. Я думаю, возможного предателя надо искать среди тех, кто не спешит делиться своими мыслями. Должно быть, я нравлюсь Тедди, потому что он все время предлагает мне поиграть с ним в бильярд. Но вот разговорить его – задача не из легких.

Вчера, когда я была на станции, пришло сообщение о том, что еще два наших корабля были потоплены неподалеку от Хаттераса. В комнате сразу воцарилась тишина – напряженная тишина, я бы так сказала. Никто из парней не пожелал больше играть в бильярд. В своей последней записке я написала мистеру Хьюитту, что не могу представить себе людей, более преданных своему делу, чем его парни. Вот тогда-то он и попросил меня поговорить с мистером Сато. И теперь мне надо придумать, как встретиться с человеком, который совсем не выходит из дома. Вот уж повезло так повезло!

Кого мне удается избегать в последнее время, так это Денниса Киттеринга. Я все еще сержусь на него за то, что он попытался влезть в наши отношения с Сэнди. Но куда больше я опасаюсь того, что он догадается о моей работе на мистера Хьюитта. От Денниса можно ожидать чего угодно – у этого человека глаза даже на затылке.

Среда, 10 вечера

Ну вот, мне удалось поговорить с мистером Сато, если это можно назвать разговором. Я просто-напросто пришла к нему домой. Эта постройка ничем не отличается от других прибрежных домов, и все же в ней есть что-то неуловимо японское. Прямо у дороги стоит высокое сооружение, которое, как мне сказали, называется пагодой. Не сомневаюсь, что второй такой нет на всех Внешних отмелях (а может, и во всей Северной Каролине). Вокруг дома расставлены горшки с необычными растениями, чем-то похожими на бамбук. В общем, мне было как-то не по себе, когда я шла в этот дом. Я надеялась, что застану там невестку мистера Сато, которая сможет перевести ему мои слова. Она говорит по-японски, поскольку изучала этот язык в колледже. Там-то она и познакомилась с сыном мистера Сато.

Я действовала строго по плану. Сначала я тихонько обошла вокруг дома, высматривая антенну, но так ничего и не увидела. Единственно, куда мне не удалось заглянуть, – задняя часть дома, так как она расположена прямо на воде. Потом я постучала в дверь. Никто не ответил, но тут я увидела мистера Сато, который тайком выглядывал из-за занавески. Видимо, он боялся, что его тоже могут забрать в лагерь для интернированных. И хотя я пришла, чтобы выяснить, не шпион ли этот человек, мне вдруг стало его очень жалко.

Спустя минуту дверь открылась. Должно быть, мистер Сато почувствовал себя в безопасности, увидев, что это вовсе не шериф, а всего лишь девочка.

Как обычно, он был в своем кресле. Мистер Сато – очень симпатичный старичок. Он все время улыбался и кивал мне, но не произнес при этом ни слова.

Так получилось, что я знаю пару фраз по-немецки. У моей кузины Тории есть бабка-немка, и мне не раз приходилось слышать, как она их повторяет (не знаю только, как они пишутся по-немецки). Первая звучит так: «Ви гейтс?» Это что-то вроде нашего «как поживаете». Вторая – «мок ди торе цу». Это значит – «закройте дверь».

И как только мистер Сато открыл дверь, я спросила его в качестве проверки:

– Ви гейтс?

Он кивнул в ответ, но я не уверена, что он меня понял.

– Здравствуй, – сказал он мне по-английски. Видимо, это одно из немногих слов, которые он знает.

– Нельзя ли мне воспользоваться вашим телефоном? – спросила я мистера Сато. В этом и состоял мой план. Я знала, что по эту сторону залива у всех есть телефоны, хотя живут они всего в какой-нибудь миле от нас.

Мистер Сато улыбнулся какой-то пустой улыбкой, и мне сразу стало ясно, что он меня не понял. Я поглядела в дом в надежде, что увижу его невестку, но та, конечно же, была в это время на работе.

Тогда я подняла руку к уху, как бы держа в ней телефонную трубку, и кивнула в глубь дома.

– А-а! – кивнул в ответ мистер Сато. Теперь-то он точно понял, что мне нужно. Он махнул рукой, предлагая мне пройти в дом, а сам откатился чуть в сторону.

Внутри дома меня охватило странное чувство. Казалось, будто я попала в другую страну. Повсюду были японские ширмы, а на стенах висели японские картины (как раз они-то мне очень понравились!). Еще я увидела похожие на бамбук растения и стулья с бамбуковыми ножками. Мистер Сато покатил впереди меня на кухню, где у них стоял телефон. Как же быстро он передвигался в своем кресле! Набрав номер телефонистки, я попросила ее соединить меня с магазином Трейджера. Трубку взял сам мистер Трейджер, и я спросила, нет ли у него в продаже овсяных хлопьев (иногда они бывают, а иногда нет). Я решила, что мистер Трейджер не очень удивится моему звонку, потому что знает, как я люблю эти хлопья. Тем не менее я его порядком озадачила, ведь мне ничего не стоило самой прийти в магазин.

Как только я повесила трубку, мистер Сато покатил к входной двери, и мне удалось лишь мельком заглянуть в спальню и гостиную. Я увидела там обычное радио – вроде того, какое стояло у нас дома, но не обнаружила ничего особенного. Когда мы добрались до выхода, я сказала: «Мок ди торе цу». Правда, это значило «закройте дверь», но я не знала, как по-немецки будет «открывать». Мистер Сато, по своему обыкновению, только улыбнулся и кивнул мне. Не думаю, что он меня понял. С другой стороны, мой немецкий еще тот.

Поблагодарив мистера Сато, я вышла на улицу. Первым моим побуждением было заглянуть за дом, чтобы посмотреть, нет ли там антенн. Потом я вспомнила, как мистер Сато выглядывал из-за занавески. Жаль, я не обратила внимания, насколько высоким он тогда казался. А вдруг он стоял, а не сидел, как обычно, в своем кресле? По-моему, он не выглядел высоким – видимо, все-таки сидел.

Как бы то ни было, этот визит мне мало в чем помог. В последнее время я не слишком высокого мнения о японцах, но мистер Сато кажется мне очень славным старичком. Другое дело, что я опять не справилась с поручением мистера Хьюитта. Я снова не могу сообщить ему ничего стоящего.

33

День выдался облачным и на удивление прохладным, но Джина была этому только рада, поскольку до сих пор ездила без кондиционера. Тому, кто всю жизнь прожил в северо-западной части Тихоокеанского побережья, нелегко приспособиться к здешнему климату. Джине и сегодня дышалось с трудом, но серое небо и туманная дымка напомнили ей о далеком доме.

Хотя у Джины был выходной, ехала она тем не менее в «Шорти». Вторник – день выплат, а она по-прежнему остро нуждалась в деньгах. Клэю она сказала, что сама отвезет домой Генри и избавит его от необходимости заезжать за стариком в ресторан.

В рюкзаке у нее лежало несколько фотографий, которые Кенни сделал тогда под водой. Джина хотела показать их Брайану и Уолтеру. Вообще ей предстояло определиться с дальнейшими действиями. Она даже подумывала, не научиться ли ей нырять с аквалангом. В тот раз, оказавшись под водой, она не испытала никакой паники. Другое дело, что новые погружения вряд ли бы ей помогли: нижняя часть линз глубоко ушла в песок. А это была именно та часть, которую ей необходимо было рассмотреть.

В задней комнате толпились обычные посетители – за исключением человека, которого она здесь прежде не встречала.

– Привет, Джина, – услышала она голос Лэйси.

Оглянувшись, она увидела ту у бильярдного стола с кием в руке. Лэйси и Брок?

Джина нерешительно подошла к столу. После пропажи денег она всячески игнорировала Брока, хотя тот продолжал делать ей заказы. Подавая ему пиво, Джина старалась вообще не раскрывать рта, поскольку боялась сорваться и устроить ему сцену.

– Привет, Лейс, – сдержанно поздоровалась она, чтобы не выдать своих эмоций. – Кто выигрывает?

Брок в этот момент склонился над бильярдным столом.

– Он, – шепнула Лэйси, чтобы ненароком не помешать партнеру.

Отправив в дальнюю лузу два шара, Брок распрямился.

– Хочешь сыграть с победителем? – спросил он Джину, но та покачала головой:

– Нет, спасибо. Я всего лишь заехала за Генри.

Про чек она не упомянула. Ей не хотелось говорить о деньгах в присутствии Брока.

– Давай я отвезу его, – предложила Лэйси.

– Да нет, спасибо. – Джина снова покачала головой. – Удачной тебе игры. Вечером увидимся.

Она поспешила отойти от стола, терзаемая неприятным чувством. С какой стати Лэйси общается с парнем, который, судя по всему, стащил у Джины деньги?

Брайан и Уолтер с головой ушли в игру, а Генри наблюдал за каждым их движением. Впрочем, при появлении Джины Брайан тут же отвлекся.

– Привет, милочка, – поприветствовал он ее. – Разве у тебя сегодня не выходной?

– Выходной, – откликнулась она. – Но я заехала за чеком, а заодно пообещала Клэю отвезти домой Генри.

В душе она порадовалась тому, что Генри был сейчас только наблюдателем. В противном случае ей пришлось бы ждать завершения игры, а играли эти трое очень неспешно.

– Если не ошибаюсь, Кенни обещал дать тебе снимки линз, – заметил Уолтер.

– Верно, – кивнула она. – Хотите взглянуть?

Поставив на пол рюкзак, она достала оттуда фотографии и вручила их Уолтеру.

– Потрясающе, – близоруко прищурился тот. – Линзы даже не раскололись, только все затянуты водорослями.

– Покажи их Алеку, – предложил Брайан. – Может, он наконец уступит, если увидит, что линзы целы.

– Нет уж, спасибо, – ответила Джина. Она и сама подумывала об этом, но до смерти боялась хитроумных вопросов Алека.

– Ты уже готова ехать? – спросил ее Генри.

– Если ты не возражаешь.

– Что ж, тогда в путь, – сказал Генри, вставая из-за стола.

Выходя из ресторана, Генри не забыл надеть свою соломенную шляпу. Что ж, воспитания ему было не занимать, зато говорил он мало и неохотно. Разумеется, Джина уже общалась с Генри – в «Шорти» и в доме смотрителя. Но сейчас они впервые остались один на один. Джина извинилась перед Генри за отсутствие кондиционера, а он обратил внимание на странное потрескивание, которое с каждым днем становилось все заметнее, но на этом, собственно, их беседа и закончилась.

Раньше Джина ни разу не бывала у Генри дома, и, как только они выбрались на шоссе, старик начал объяснять ей путь. Уже по описанию стало ясно, что он живет где-то в районе залива.

– Ты что, живешь на воде? – спросила она.

– Причем в буквальном смысле, – рассмеялся Генри. – Подожди, скоро сама увидишь.

Скоро Джина свернула на дорогу, вдоль которой тянулись высокие деревья. Через несколько минут впереди показался дом.

Подъехав поближе, она увидела, что тот и в самом деле стоит на воде – на сваях. С трех сторон, нависая над заливом, дом окружал широкий причал.

– Что за потрясающий… – она резко замолчала, заметив на обочине дороги пагоду. – У тебя есть пагода?

– Да, – кивнул Генри. – Досталась мне вместе с домом.

Проехав еще немного, Джина остановилась.

– Я провожу тебя до двери, – предложила она Генри.

– Не нужно, – отказался тот, распахивая дверцу.

– Хочу посмотреть на залив с твоего причала, – настаивала Джина.

– Тогда конечно, – кивнул Генри. – Я и сам люблю этот причал.

По небольшой лесенке они поднялись наверх.

– Обойди вот тут, – сказал Генри, указывая на заднюю часть дома.

Джина прошла вслед за ним. Небо по-прежнему было затянуто дымкой, но за облаками отчетливо вырисовывался солнечный диск. Несколько парусных лодок скользило по воде.

– У тебя тут, должно быть, потрясающие закаты, – заметила Джина.

– Само собой, – кивнул Генри.

– И давно ты живешь в этом доме?

– С пятьдесят третьего, – ответил он. – Мы с женой прожили тут добрых сорок лет. Вырастили сына. – Он покачал головой, словно бы припоминая тех, кого уже не было рядом.

– Как ты думаешь, зачем бывшие владельцы построили здесь пагоду? – осторожно поинтересовалась Джина.

– Когда-то давно тут жил один японец. Он-то и построил пагоду. Я просто решил оставить ее, когда въехал в этот дом.

– Надо же, как интересно, – кивнула Джина. Она представила, как Бесс обходит вокруг дома в поисках антенны.

– А тебе здесь не очень одиноко зимой? – спросила она Генри. Что ни говори, а по дороге сюда она не увидела ни одного дома.

Генри рассмеялся.

– Далеко не так одиноко, как там, где живешь ты, – сказал он, намекая на домик смотрителя. – По крайней мере, отсюда рукой подать до магазинов и всего остального.

Повернувшись, Джина направилась к лестнице.

– Могу я сделать для тебя что-нибудь еще? – спросила она.

– Нет-нет, все в порядке, – ответил Генри. – Поймаю сейчас пару крабов на ужин да лягу спать.

Спустившись на землю, Джина зашагала к машине.

– Спокойной ночи, Генри, – помахала она рукой старику на прощание. Тот тоже помахал в ответ, перед тем как скрыться в своем маленьком домике.

Выезжая на дорогу, Джина в последний раз бросила взгляд на пагоду. Дом Мото Сато. Вот так сюрприз!

* * *

Добравшись до дома смотрителя, Джина обнаружила на парковке джип Клэя. Это удивило ее, поскольку Клэй обычно работал допоздна. Но что удивило ее еще больше – та радость, которую она испытала при мысли о том, что вечер они проведут вместе.

Как только она выбралась из машины, навстречу ей устремился Саша. Вместе с псом они поспешили к дому. Клэй как раз доставал из холодильника пиво. На столе лежала большая коробка из-под пиццы, а в воздухе витал запах перца.

– Что ты делаешь дома? – спросила Джина.

– Да вот, решил вернуться пораньше, – ответил Клэй. – Как оказалось, я бы и сам смог заехать за Генри, так что извини.

– Все в порядке, – покачала головой Джина. – Мне все равно надо было заглянуть в «Шорти».

Сняв рюкзак, она положила его на один из стульев. Ей хотелось сказать Клэю, что в ресторане она встретила Лэйси, но это бы его расстроило. Клэй точно не обрадуется, когда узнает, что сестра проводит вечер с очередным парнем. Особенно с парнем, чье тело сплошь покрыто татуировками.

– Я кое-что приготовил для тебя. – Открыв бутылку, Клэй прислонился к стойке.

– Пиццу?

– Нет. То есть да, конечно. Пицца – это на ужин. Но у меня есть еще кое-что. – Он кивнул на коробку, лежавшую на столе.

– Что это такое?

– Как только я это увидел, сразу решил купить, – сказал Клэй. – Ну же, открывай.

Присев за стол, Джина придвинула к себе коробку. Та была обернута в зеленую бумагу и перевязана тоненькой лентой. Джина развязала ленточку и осторожно открыла коробку. Внутри лежала кукла Барби – индийская Барби, в ярко-розовом сари, отделанном золотистой каймой. Джина в изумлении уставилась на Клэя.

– Это для Рани, – пояснил тот.

Неожиданно она расплакалась. Это были странные слезы – слезы радости и удивления, печали и надежды. И признательности. Ей хотелось поблагодарить Клэя, но слезы мешали говорить.

Клэй присел рядом и положил руку ей на плечо.

– Я вовсе не собирался расстраивать тебя, – заметил он.

Джина зажмурилась, пытаясь удержать слезы.

– Это от избытка эмоций, – сказала она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Восхитительная игрушка. – Она коснулась пальцем длинного многоцветного чоли и крохотных золотистых туфелек. – И где только ты ее нашел?

– В Интернете.

Повернувшись, она крепко обняла Клэя. От его щеки исходил еле заметный запах крема после бритья, и Джине совсем не хотелось отстраняться от него. Но внезапно ее охватило желание побыть одной. Подумать.

– Спасибо тебе, Клэй. – Она положила куклу в коробку и встала. – Если ты не возражаешь, я поднимусь пока наверх.

– А как же пицца? – с удивлением спросил Клэй.

– Попозже, – ответила она. – Еще раз спасибо.

В своей комнате – комнате Бесс — она снова вынула куклу из коробки и поставила ее на ночной столик, после чего быстро забралась под одеяло. Ей никогда не нравились куклы Барби, но эта была особенной. С минуту она разглядывала куклу, а затем повернулась к окну, где на фоне неба высилась башня маяка. На глаза Джины вновь навернулись слезы.

Сосредоточься, сказала она себе. Ты должна думать о маяке. О своей дочери. А не о мужчине, который сделал тебе этот подарок. О мужчине, который в полной мере сумел оценить твою привязанность к маленькой девочке.

34

На следующий день, ближе к вечеру, Джина позвонила Клэю.

– Я на станции техобслуживания у третьей мили, – сообщила она. На заднем плане слышались какие-то шумы.

– Что случилось? – поинтересовался он.

– Когда я вышла с работы, машина отказалась заводиться. Вот меня и отбуксировали сюда.

Клэй, если честно, вообще был поражен тем, что ее машина смогла проехать через всю страну. Его бы ничуть не удивило, если бы это путешествие оказалось для нее прощальным.

– До Лэйси мне не удалось дозвониться, – продолжила Джина. – Не сможешь ли ты забрать меня по пути домой?

Клэй взглянул на часы. Через полчаса он планировал отправиться на Южное побережье, где у него была назначена встреча.

– Хорошо, я захвачу тебя, – ответил он, – но по пути домой мне нужно будет заглянуть к клиенту. Если ты не возражаешь, то…

– Прекрасно, – согласилась Джина. – Извини, что обременяю тебя хлопотами.

– До встречи. – Попрощавшись, он положил трубку.

Прошлый вечер сложился совсем не так, как он ожидал. Клэй не сомневался, что Джина была искренне очарована куклой, но он и предвидеть не мог ее последующей реакции. Она ушла наверх и за весь вечер так и не показалась. Ему пришлось одному есть пиццу. Утром, когда он спустился на кухню, Джина уже уехала на работу. Не в силах справиться с беспокойством, он позвонил ей, но она ответила, что с ней все в порядке.

– Просто день выдался очень трудным, – сказала она, – и мне нужно было отдохнуть.

И все же Клэй не мог избавиться от чувства, что совершил ошибку, подарив ей эту куклу.

Приехав на станцию обслуживания, он поговорил с парнями, которые осматривали машину. Клэй знал этих ребят. И хотя он не думал, что они сдерут с Джины лишнего, не мешало показать им, что и он тут не посторонний.

– Заодно исправьте кондиционер, – попросил Клэй, когда они уже готовились уезжать.

– Мне это не по карману, – шепнула ему Джина.

– Я сам об этом позабочусь, – ответил он.

Она немного помолчала, словно не зная, что сказать.

– Ты и так сделал для меня слишком много, – заметила она наконец.

– Тебе не обойтись без кондиционера, – сказал Клэй, распахивая перед ней дверцу джипа. – А мне это вполне по карману.

Вчерашняя прохлада сменилась удушливой жарой, и от внимания Клэя не ускользнуло, что Джина уже успела вспотеть.

– Я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне, – заверил он девушку.

– Я знаю, – мягко промолвила она.

Клэй начал расспрашивать ее о том громыхании, которое доносилось в последнее время из внутренностей машины, пытаясь понять, как это может быть связано с поломкой, но в этот момент Джина воскликнула:

– Смотри, вон Лэйси!

Клэй повернулся, но никого не увидел.

– Поздно, – сказала Джина. – Она зашла в магазин с каким-то парнем.

– Очередной ухажер, – едва не застонал Клэй. – Надеюсь, это был Джош? Или кто-то из тех, кого ты уже видела?

– Кто-то новый, – покачала головой Джина. – Пожилой уже мужчина. Темноволосый, с хвостиком…

Клэй с облегчением рассмеялся.

– Это Том. Ее отец.

– Ее… Ах да, я и забыла, что Алек ей не родной отец.

– Лэйси много общается с Томом, – пояснил Клэй. Он был несказанно рад тому, что Лэйси проводит время с отцом, а не с кем-то из случайных приятелей.

Джина взглянула на него с сочувствием.

– Я вот чего не понимаю, – осторожно начала она. – Ты старше Лэйси, и Алек – твой отец. Как же это получилось…

– У матери был недолгий роман с Томом, – ему не так-то легко было рассказывать об этом. – Отцу в первые годы их брака приходилось много путешествовать, и мать, должно быть, чувствовала себя слишком одинокой. Тем не менее им удалось уладить этот вопрос, и брак не распался.

– Это хорошо, – вздохнула Джина. – Для меня самой супружеская неверность – вопрос весьма болезненный.

Клэю хотелось спросить, что она имеет в виду, но он не решился задать столь личный вопрос, и в машине воцарилось напряженное молчание.

– Что ты планируешь сделать для своего клиента? – спросила Джина, когда они добрались до Южного побережья.

– Это семейная пара, Джо и Фиона Рейкер. В свое время мы с Терри дружили с ними. – Клэй не встречался с этими людьми со времени похорон. – У них тут старый коттедж, и они хотят хотя бы немного осовременить его.

– Можно мне пойти с тобой? Хочу посмотреть, как ты работаешь.

– Не уверен, что это будет так уж интересно, – рассмеялся Клэй, – но ты, конечно, можешь пойти со мной. В любом случае я бы не оставил тебя в машине в такую жару.

Он свернул на дорожку, ведущую к коттеджу, который не очень-то вписывался в череду современных домов с плоскими крышами. Клэй уже давно вынашивал идеи по реконструкции коттеджа и был только рад, что Рейдеры наконец-то согласились на его предложение.

Переступив порог дома, Клэй ощутил странный дискомфорт. Непривычно было видеть Джо и Фиону без Терри. И в компании Джины. Фиона была лучшей подругой Терри, и горевала она, должно быть, не меньше самого Клэя. Первым делом он представил им Джину, надеясь в душе, что Рейдеры не подумают бог весть чего. Клэй многословно объяснил, как получилось, что он приехал вместе с Джиной. И хотя последняя явно морщилась в душе от столь пристального внимания к своей особе, любопытство Рейдеров было удовлетворено. Они провели посетителей по дому, и Клэй сделал все необходимые измерения и фотографии. Обычная встреча с обычными клиентами – до тех пор, пока не пришло время прощаться.

На прощание Фиона обняла Клэя, а Джина предусмотрительно отступила назад.

– Ты знаешь, – Фиона взглянула на Клэя полными слез глазами, – нам с тобой так и не довелось поговорить о ребенке.

– О ребенке? – озадаченно взглянул на нее Клэй.

– Ну да. Представляю, каково это – узнать о беременности Терри за несколько дней до ее смерти. Наверняка это стало для тебя двойным ударом. Поверь, я искренне тебе сочувствую.

– Спасибо, – кивнул он, стараясь ничем не выдать своих эмоций.

Когда они с Джиной добрались наконец до машины, его щеки пылали. Он в изнеможении прислонился к дверце. Терри ждала ребенка. Интересно, когда она собиралась сказать ему об этом?

Джина, конечно же, заметила странную реакцию Клэя на слова Фионы, но ничем не выдала своего любопытства. Клэй тоже молчал, пытаясь восстановить в памяти те несколько дней. Без сомнения, Терри могла намекнуть ему о предстоящем событии, но он, скорее всего, пропустил это мимо ушей. В то время его занимали дела поважнее.

Скоро они добрались до цепи, перекрывающей дорогу к маяку. Клэй отстегнул ремень, намереваясь выбраться из машины, но Джина его опередила. Открыв замок, она снова вернулась в джип. Клэй поехал по затененной дороге, старательно избегая рытвин и корней.

– Тебя что-то мучает, – сказала Джина, когда они въехали на парковку.

– Да нет, все в порядке.

Он вновь замкнулся в себе, стараясь избежать расспросов. Похоже, это уже превратилось у него в привычку. Откройся ей, сказал тогда отец. Ты не способен говорить о чувствах, прозвучал у него в голове голос Терри. Все потому, что ты – мужчина.

Клэй выключил мотор, и в машине тут же стало жарко.

– Да, – сказал он, повернувшись к Джине. – Меня и правда кое-что беспокоит.

– Не хочешь поговорить об этом?

Вздохнув, Клэй потер виски, но потом все-таки кивнул.

– Давай поднимемся на башню, – предложил он.

Близилась ночь, и небо успело окраситься в сине-багровый цвет. Внутри маяка и вовсе царила тьма. Крепко держась за перила, Клэй и Джина полезли наверх по винтовой лестнице. На одной из площадок Джина остановилась, чтобы перевести дух. Добравшись до верха, они уселись на ступеньки. Пока Клэй размышлял, с чего ему начать этот разговор, Джина его опередила.

– Что-то расстроило тебя, когда мы были у Джо и Фионы, – заметила она.

Клэй бросил взгляд на море. Буя уже не было видно, но он знал примерное расположение линз и продолжал смотреть в ту сторону.

– Я не знал, что Терри была беременна, – эти слова дались ему с большим трудом.

– Я так и поняла, – кивнула Джина. – Догадалась об этом по твоему лицу.

– Знаешь, как умерла Терри? – взглянул он на Джину.

– Лэйси сказала, что это был несчастный случай, – ответила та. – Но я не стала допытываться, что и как. Ты был тогда за рулем?

На мгновение он смешался.

– Терри погибла не в автокатастрофе.

Джина вопросительно взглянула на него.

– Терри была замечательной женой, – продолжил Клэй. – Зато меня никто бы не назвал лучшим из мужей.

– У тебя было какое-то увлечение? – обронила Джина, и Клэю вспомнились ее слова о том, что супружеская неверность для нее – вопрос весьма болезненный.

– Да, – кивнул он с печальной улыбкой, – но не в том смысле, о котором ты думаешь. Я увлекался своей работой и подводным плаванием, виндсерфингом и архитектурой. Я всегда ставил свои интересы на первое место. Терри не получала от меня того внимания, которого она заслуживала. Ей и правда нужен был другой муж, – вздохнул Клэй. – Тот, кто мог поговорить с ней о своих чувствах и не спешил бы уйти, когда она заводила разговор о своих. Тот, кто с охотой разделял бы ее интересы.

– Для этого у нас есть подружки, – рассмеялась Джина. – Клэй, ты самый приятный парень из всех, кого я встречала. Вы с Терри прожили вместе не один год. В таких браках люди склонны принимать существование друг друга как должное. Но у вас же было общее увлечение, так ведь? Я про работу в команде спасателей.

Клэй печально покачал головой.

– Со стороны так и казалось, но на самом деле это было моим увлечением. Я начал изучать эту работу сразу после колледжа, что практически совпало с моей женитьбой на Терри. У Саши были к этому природные способности, и я начал его тренировать. И чем дальше, тем интереснее мне становилось. А у Терри, видимо, сработал инстинкт самозащиты: она знала, что в противном случае вовсе не увидит меня дома. Я думал тогда исключительно о себе.

– Но ей тоже нравилось работать спасателем? – спросила Джина. – Уже после того, как она втянулась в это дело?

– Не так, как мне.

– По-моему, ты слишком строг к себе.

Клэй ответил не сразу.

– Это я виноват в ее смерти, – вырвалось у него.

– Почему?

– Потому что… – Он не знал, как ему поточнее объяснить. – К тому времени я успел достичь определенной известности, и успех вскружил мне голову. Телеканал «Дискавери» захотел снять меня в фильме, который рассказывал о работе спасателей. Я был настолько воодушевлен этим предложением, что не мог думать ни о чем другом. Они собирались приехать во вторник, чтобы снять меня вместе с Сашей. Но в понедельник мне сообщили, что во Флориде обрушилось здание и нас с Сашей ждут на месте трагедии. Я поговорил с людьми из «Дискавери», но они сказали, что смогут приехать к нам только во вторник. Чувствовалось, что для них это не играет особой роли: не смогу я, они снимут другого специалиста. Тогда я попросил Терри отправиться во Флориду вместо меня. Я знал, что ей не хотелось туда ехать. Ей действительно нравилось тренировать собак, но работа в местах катастрофы была для нее мучительна. Ее становилось плохо от вида крови и трупов.

После такой работы Терри неделю за неделей мучили кошмары. Она не раз повторяла, что не хочет больше этим заниматься.

– Терри согласилась поехать, – продолжал Клэй. – Ей очень этого не хотелось, но как только она дала согласие, я тут же переключился на дела, которые казались мне куда важнее.

Джина сидела, сложив руки на коленях. Глядя на нее, трудно было понять, о чем она думает.

– Съемочная группа приехала во вторник, – промолвил Клэй. – И в это же время мне позвонили из Флориды. Та часть здания, в которой находилась Терри со своей собакой, обрушилась, и их раздавило на месте.

– Какой ужас, – выдохнула Джина.

Клэй был рад, что подступившая темнота скрыла от нее те эмоции, которые отчетливо читались сейчас на его лице.

– Месяцем позже, – продолжал он, – я разбирал документы в ее ноутбуке и обнаружил письмо, которое Терри написала подружке в день своего отъезда. Она говорила о том, как ей не хочется ехать во Флориду и снова проходить через весь этот ужас. Но она была рада, что может сделать это для меня, потому что… – голос у него дрогнул, – потому что она гордится мной и рада тому, что я получил наконец-то заслуженное признание.

– А она не упомянула о том, что ждет ребенка? – спросила Джина.

– Нет, – покачал головой Клэй. – Должно быть, она только-только узнала об этом сама. Я догадываюсь, почему она ничего мне не сказала. Если бы я узнал, то не позволил бы ей поехать вместо меня во Флориду. И в результате упустил бы шанс попасть на телевидение.

– И ты бы сделал это? Правда? Поехал бы сам?

– Разумеется! – ответил Клэй. Он отдал бы что угодно, лишь бы можно было повернуть время вспять и исправить ту чудовищную ошибку. Он едва не застонал, припомнив слова Фионы о ребенке.

– Поверить не могу, что у меня и правда должен был появиться ребенок.

– А ты хотел этого?

– Мы оба хотели, только никак не получалось, – у Клэя перехватило дыхание, и он замолчал.

Повернувшись, Джина крепко обняла его, и Клэй неожиданно для себя заплакал. Она легонько укачивала его, как маленького ребенка. Наконец он поднял голову, и Джина тут же отстранилась. На глазах ее тоже блестели слезы.

Улыбнувшись, Клэй коснулся пальцами ее мокрой щеки.

– Прости, – сказал он, – я не хотел расстраивать тебя.

– Все в порядке, – улыбнулась она в ответ.

– Никто не знает о том, что я отправил Терри вместо себя, – сказал он. – Никто, кроме тебя. Даже не знаю, с какой стати я вывалил все это на твою голову.

– Все в порядке, – повторила она. – Я рада, что ты мне доверился.

– Пора спускаться, – проговорил Клэй. Он встал и протянул Джине руку.

Они в молчании спустились вниз и прошли к дому через песчаный дворик. Уже у дверей Джина коснулась его руки.

– В одном Терри явно ошибалась, – заметила она.

– В чем же?

– Ты тоже можешь говорить о своих чувствах.

35

Джина сидела у себя на постели, сжимая в руке куклу Барби. Она настежь распахнула окна, но морской ветерок не мог разогнать эту удушливую жару. В кои-то веки она не думала ни о Рани, ни о линзах. Там, на лестнице маяка, она забыла на время о собственной боли – ее вытеснила мысль о страданиях Клэя. Он в одночасье потерял жену и ребенка. Потерял свое будущее. Джина не могла забыть той муки, которая звучала в его голосе. Трудно поверить, что жена называла его бесчувственным. Она жестоко ошибалась.

Встав с постели, она потуже затянула пояс на халате и распахнула дверь. В коридоре было тихо и темно, лишь откуда-то издалека доносился звук нестройного шепота волн.

Смелей, сказала она себе, делая шаг вперед. В худшем случае он попросит тебя уйти.

Пройдя по коридору, Джина тихонько постучала в дверь Клэя.

– Да?

– Это Джина, Клэй, – сказала она. – Можно мне войти?

– Заходи, – ответил он.

Джина открыла дверь. В комнате было темно, и только свет луны широкой полосой освещал кровать. Клэй сидел, прислонясь спиной к изголовью. К Джине сразу же поспешил Саша, ткнувшись ей в ладонь своей мохнатой головой.

– Что-то случилось? – спросил Клэй.

Лишь теперь, оказавшись в его спальне, она ощутила робость и замешательство. Что, если она неверно истолковала их разговор на лестнице, приняв потребность выговориться за тягу к близости? Но и уйти Джина тоже не могла.

– Я хотела спросить, можно ли мне разделить с тобой постель? – выдохнула Джина.

Лунный свет слегка освещал лицо Клэя, и на его губах она увидела едва заметную улыбку. Спустя мгновение он отбросил в сторону простыню, которой укрывался в такую жару.

– Забирайся, – сказал Клэй, протягивая руку.

Сжав его ладонь, Джина тоже скользнула под простыню. Стоило ей прижаться к Клэю и ощутить солоноватый запах его кожи, как на глазах у нее выступили слезы. Она расплакалась, сама не зная почему.

Клэй крепко обнял ее, и Джина почувствовала, как он поглаживает ее волосы.

– Все хорошо, – успокаивающе повторял он. – Все хорошо.

Потом он слегка отстранился, глядя Джине прямо в глаза, и коснулся губами ее губ.

Рука его потянула пояс на ее халате, а затем скользнула внутрь – под халатом были футболка и шорты. Джина так и не успела раздеться на ночь.

Рассмеявшись, Клэй легонько отодвинул ее.

– Что у тебя тут такое? – спросил он, пробежав пальцами по футболке.

– Я знаю, что это не очень-то элегантно, – с легким смешком ответила девушка, – но я не думала, что все так обернется.

Он снова провел рукой по ее футболке, и от этого прикосновения ей тут же захотелось большего.

– К счастью, это последний покров, – заметил Клэй. – А под ним ничего, кроме твоего тела.

Наклонившись, он снова поцеловал ее, и поцелуй этот, казалось, длился целую вечность.

Клэй не знал близости уже несколько месяцев, Джина – несколько лет. Собственное желание стало для нее неожиданностью. Она совсем забыла, как ощущает себя женщина, когда ее раздевает кто-то другой, бережно прикасаясь к ее телу. И как только она могла подумать, что никогда уже не захочет близости с мужчиной?

Клэй двигался ритмично и неспешно, снова и снова повторяя ее имя. Джина крепко обняла его за плечи, наслаждаясь этой близостью. Ее переполняли чувства. Переполняла любовь к Клэю.

Джина сразу поняла, когда он кончил. Ее бывший муж кончал так тихо, что она не всегда могла догадаться. Клэй же громко застонал. Тело его расслабилось, и он замер, стараясь не давить на Джину своим весом.

Какое-то время они лежали молча. Наконец Клэй перекатился на бок, продолжая обнимать Джину одной рукой. Подняв голову, он провел кончиком пальца по ее губам.

– Тебе так и не удалось кончить, – сказал он. – Прости, что не смог удержаться.

– Вот и прекрасно, – тихо рассмеялась она, – иначе тебе пришлось бы сдерживать себя очень долго. Дело в том, что я никогда так не кончаю, – хоть ей и нелегко было в этом признаться, она чувствовала, что поступает правильно.

– Ясно, – откликнулся Клэй, – тебе надо было сразу сказать мне.

– Все в порядке, – улыбнулась Джина. – Мне все равно хорошо. Быть рядом с тобой – это все, чего я хотела.

– Может, и так, – заметил он, – но это не все, что я могу сделать для тебя.

Бережно поцеловав Джину, он стал сдвигаться вниз, пока голова его не оказалась у нее между ног. От первого прикосновения его языка у Джины перехватило дыхание. Единственным, кто до сих пор делал это для нее, был ее муж – и то лишь пару раз. Зато с Клэем все вышло быстро и легко.

Потом они молча лежали, сжимая друг друга в объятиях, и это молчание начало тревожить Джину. Она знала, что многие в пылу страсти совершают то, о чем потом долго сожалеют.

– Прошу тебя, Клэй, не переживай из-за того, что случилось. – Она положила руку ему на грудь. – Не хочу, чтобы ты чувствовал…

Клэй прижал палец к ее губам.

– Со мной все в порядке, – улыбнулся он. – И чувствую я себя превосходно. Я рад, что ты сумела сказать мне о своем желании.

Джина тоже улыбнулась. На самом деле она готова была рассказать ему гораздо больше. Больше, но не все.

– Сегодня, когда мы сидели на маяке, – начала она, – ты открыл мне многое из своего прошлого. И мне тоже хотелось бы поделиться с тобой тем, что раньше я от всех скрывала.

Клэй бережно убрал с ее лба прядь волос.

– Что ж, – сказал он, – я слушаю.

Джина со вздохом прижалась к его плечу. С чего же начать?

– Моя мать, – сказала она, – была приемным ребенком.

– Из-за этого и ты задумалась об удочерении? – спросил Клэй.

– Только отчасти, – ответила Джина. – Мою мать удочерили еще во младенчестве. Она была единственным ребенком семейной пары, которая жила здесь, в Северной Каролине.

– В Северной Каролине? – удивленно переспросил Клэй.

– Да. Скорее всего, в Рали. Впрочем, мама практически не помнила свою приемную мать, поскольку та рано умерла. Ее отец, как я понимаю, сильно сдал после смерти жены. По каким-то своим причинам он перебрался с дочерью в Беллингем и устроился там на работу. Судя по всему, был служащим в какой-то фирме. Он много пил и играл – проигрывал чуть ли не весь свой заработок. Такими же были и его дружки. – Подняв голову, Джина посмотрела на Клэя. Тот лежал, не отрывая взгляда от потолка.

– Ты меня слушаешь?

– Я весь внимание.

– Отец по большей части игнорировал мою мать, – продолжала Джина. – Он часто заявлял, что она для него – только обуза. И когда ей исполнилось семнадцать, она вышла замуж за своего школьного приятеля – главным образом для того, чтобы уйти из дома. Но этот парень тоже любил выпить. Ничего другого, по сути, она и не знала. Ему хотелось, чтобы у них были дети, но у матери несколько раз случались выкидыши. Ему это надоело, и он с ней развелся.

Вновь почувствовав застарелый гнев в адрес всего мужского рода, Джина поспешила теснее прижаться к Клэю.

– Несколько лет мама прожила одна, – продолжила она свой рассказ. – Работала сторожем в начальной школе. Тогда-то она и познакомилась с парнем по имени Деймон. Они стали жить вместе, и скоро у них родилась я. Они так и не поженились. По словам матери, Деймон тоже считал нас обузой. Когда мне исполнился год, он ушел от мамы, а еще через два погиб в автокатастрофе.

– Мне очень жаль, – сказал Клэй, но она лишь отмахнулась от его сочувствия.

– Мама у меня была замечательная, – продолжала Джина. – Она заменила мне обоих родителей. Она по-прежнему работала сторожем в той самой школе, куда я пошла учиться, и все детишки ее очень любили. Я никогда не стыдилась того, что моя мама – простой сторож. Мне, собственно, было все равно. Квартирка у нас была скромная, но внутри все сияло чистотой. Из лоскутков ткани мама шила чудесные покрывала и занавески.

Отстранившись от Клэя, Джина обхватила себя обеими руками. Как же ей не хватало сейчас мамы!

– Замерзла? – спросил Клэй.

– Нет, – ответила она, но подвинулась к нему поближе. – Все свое время и силы мама тратила на меня. После смерти отца она так и не вышла замуж. К тому моменту, когда я начала ходить в школу, она окончательно разочаровалась в мужчинах.

– Что неудивительно, – заметил Клэй.

– Верно, – сказала Джина. – Словом, мы были вдвоем против всего мира – по крайней мере так нам тогда казалось. Мы были друг для друга лучшими подругами. Мама настояла на том, чтобы я получила хорошее образование: ей не хотелось, чтобы я прожила жизнь так же, как она. И она очень гордилась тем, что я стала учителем.

Клэй молчал, но Джина чувствовала, что он внимательно ее слушает.

– Ну а я… я вышла замуж за парня, с которым познакомилась в колледже, – снова заговорила Джина. – Звали его Брюс, и я думала, что лучше его мне уже не найти. Он понравился даже моей матери, которая терпеть не могла мужчин. Сама я полностью ему доверяла. Мне ужасно хотелось обзавестись собственной семьей, ведь, кроме матери, у меня никого не было. И это одна из причин, по которым я стремлюсь удочерить Рани. Мне нравится думать, что я делаю это только из желания помочь ей, но на самом деле я нуждаюсь в ней не меньше, чем она во мне.

Мы с мужем все прекрасно спланировали. Мы решили дождаться, пока нам исполнится по тридцать лет, чтобы отложить кое-какие деньги и упрочить свою карьеру. Но два года назад моя мама заболела. Ей диагностировали рак груди, который успел распространиться на легкие. Я знала, что она умирает.

Клэй еще крепче прижал Джину к себе. На мгновение в комнате воцарилась тишина, лишь Саша тихонько посапывал у себя в углу.

– Я предложила мужу перевезти ее к нам, чтобы мы могли постоянно заботиться о ней. Других родственников у нас не было, а я не хотела отдавать маму в больницу. Муж полностью поддержал мою идею, и я еще подумала, как мне повезло с ним. А затем, в один прекрасный день, подруга рассказала мне, что у Брюса роман с ее знакомой – женщиной, которую я даже не знала.

– Так вот откуда твои страхи по поводу супружеской неверности! – воскликнул Клэй.

– Да. Та женщина жаловалась моей подружке на то, какая я ужасная жена и как я привезла в наш с Брюсом дом свою мать. «Ну какой двадцативосьмилетний парень захочет жить со своей тещей?» – говорила она. Сам Брюс никогда ни на что не жаловался, и я понятия не имела, что это может его беспокоить. И когда я смотрю, Клэй, как ты заботишься о Генри, я просто не могу не восхищаться тобой.

В ответ он легонько сжал ее руку.

– У меня было чувство, будто мне рассказывают о каком-то постороннем мужчине. Я и представить не могла, чтобы у моего мужа мог появиться кто-то на стороне. И эти жалобы на тещу – на него это было совсем не похоже. Однако в итоге все это оказалось правдой.

Это было далеко не все, что любовница Брюса выложила тогда ее подружке. Но об остальном Джина не собиралась рассказывать Клэю, чтобы не бередить старые раны. Та женщина заявила, что Джина никогда не испытывала оргазма в постели с мужем, отчего тот всегда чувствовал себя каким-то «неполноценным».

– В общем, – продолжила Джина, – я решила откровенно поговорить с Брюсом, и он заявил, что уже давно не любит меня. Просто он не знал, как мне об этом сказать. Еще он выложил, что начал встречаться с той женщиной через неделю после того, как мы с ним расписались.

– Бедняжка, – посочувствовал Клэй.

– Мы расстались, и вот тогда-то я решила, что постараюсь в дальнейшем обходиться без мужчин.

– Вполне тебя понимаю, – заметил Клэй.

– Но на этом все не закончилось. Оказалось, что Брюс вовсю тратил деньги на ту женщину: покупал ей драгоценности, возил отдыхать на дорогие курорты – в то время как я думала, что он уезжает из города по делам. Ну и так далее. А после развода половину этого долга пришлось оплачивать мне. Я потеряла все свои сбережения. Я успела расплатиться до того, как начала процесс удочерения, однако к тому времени я буквально была на мели.

– И адвокат ничем не смог тебе помочь?

– К сожалению, нет, – так же, как другой адвокат не смог помочь ей в деле Рани. – А пока все это тянулось, мать проходила курс химиотерапии, и ей становилось все хуже. Чтобы ухаживать за ней, я взяла на работе отпуск. Конечно, было непросто, но я чувствовала… – Джина попыталась припомнить свои эмоции. – Конечно, я страдала из-за того, что должна была потерять маму. Но я была счастлива, что могу сама позаботиться о ней.

– Мне нравится твой подход к жизни, – сказал Клэй, и Джина улыбнулась. И почему только бывшая жена решила, что он не умеет слушать?

– У моей мамы было заветное желание, – продолжила она. – Ей всегда хотелось найти своих кровных родителей. И я решила сделать это для нее. В конце концов, казалось вполне возможным, что они еще живы.

– И ты нашла их?

– Не совсем. Я использовала один из тех интернет-сервисов, которые разыскивают людей, и мне удалось обнаружить свидетельство о рождении моей матери. В качестве ее родителей были указаны Элизабет и Деннис Киттеринг. – Джина вопросительно взглянула на Клэя. – Эти имена тебе ни о чем не говорят?

– Нет, – нахмурился Клэй. – А должны?

– Пожалуй, что нет. – Она снова опустила голову. – Мне удалось выяснить их последний адрес. Оказалось, что они жили в Шарлотте, в Северной Каролине. Я наняла женщину, чтобы та могла присмотреть за матерью, а сама полетела в Шарлотт. По нужному мне адресу я нашла женщину, которая оказалась внучатой племянницей Киттерингов. Она рассказала мне, что Деннис умер давным-давно, а Элизабет скончалась еще раньше.

Джина была ужасно разочарована. Ей так хотелось найти для матери родителей, пока та еще была жива!

– Я объяснила той женщине, зачем приехала, и попросила ее рассказать про Денниса и Элизабет, чтобы я могла поделиться этой информацией с мамой. И рассказать, в частности, почему ее отдали в другую семью.

– А ее не шокировало известие о том, что дядя и тетя отдали ребенка на усыновление?

– Нет, – ответила Джина. – Как оказалось, многие знали об этом, но никто не догадывался, почему они так поступили. Женщина сказала, что у нее сохранилась коробка с вещами, которые принадлежали Деннису и Элизабет. Она сберегла ее, потому что рассчитывала в один прекрасный день отыскать этого ребенка. Но она так и не приступила к поискам. Думаю, она была рада тому, что моя мать получит эти вещи, но не очень-то была заинтересована в поддержании родственных отношений.

Джину это вполне устраивало, поскольку женщина ей не слишком понравилась.

– И что было в коробке? – поинтересовался Клэй.

– Куча старых вещиц. Парочка книг. А еще – дневник в розовой обложке и рубиновое ожерелье. – Джина подняла руку, на которой красовалось кольцо с рубином. – Этот камень как раз оттуда.

– Чей это был дневник? – спросил Клэй.

– Элизабет. Вот он-то оказался настоящим сокровищем.

– Почему?

– Я начала читать его своей матери.

Они перенесли постель матери в их спальню, и Джина, устроившись возле кровати, зачитывала матери отрывки из дневника. Та лежала с закрытыми глазами, однако внимательно слушала.

– Из дневника мы узнали о том, что Элизабет была дочерью Калеба и Мери Пур. Она выросла здесь, в этом доме. Ну а я, получается, правнучка Мери Пур.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Слышно было только, как за окном шумит океан. Джине даже показалось, что Клэй не понял, что она сказала, но тот вдруг отодвинулся от нее и сел на постели.

– Джина, – на его лбу прорезались глубокие морщины, – почему ты не сказала нам об этом раньше?

Было видно, что он сильно рассердился. Джина не ожидала такой реакции, но отнеслась к ней с пониманием.

– Я приехала сюда только для того, чтобы взглянуть на маяк, – попыталась она оправдаться. – Я не собиралась ни с кем знакомиться и уж тем более заводить друзей. Мне хотелось сохранить свою личную жизнь в тайне. Но со временем я начала доверять тебе. И ты стал мне небезразличен. А после того, как ты рассказал мне о Терри, я тоже захотела открыть тебе правду.

– Знаешь, очень странно, что ты решила умолчать об этой истории, – заметил Клэй. – Ты жила в этом доме, как будто он ничего для тебя не значит, принимала нашу помощь…

Клэй встал и надел шорты, после чего вновь сел на постель – подальше от Джины. Не нужно было рассказывать ему, подумала она. Или надо было сделать это раньше.

– Я вовсе не собиралась…

– Теперь я понимаю, почему эти линзы так важны для тебя. Они – часть твоего наследства. Но почему бы сразу не сказать об этом? Зачем придумывать эту сказку про специалиста по истории маяков? Ты же вовсе не историк, так?

– Да.

– Ты просто манипулировала мной и Лэйси. Зато отец тебя сразу раскусил. Жаль только, что я его не послушал.

Интересно, что сказал о ней Алек? По большому счету, впрочем, Джине не было до этого дела. Сейчас ее интересовало лишь то, что думал о ней Клэй.

– Я вовсе не манипулировала вами, – запротестовала она. – По крайней мере, не умышленно.

– С какой стати ты решила переспать со мной? – спросил Клэй. – Чтобы я убедил отца помочь тебе с подъемом линз?

– Нет, Клэй. – Джина схватила халат и выбралась из постели. – Это не так. Пожалуйста, ничего не говори отцу про линзы. Я пришла к тебе вовсе не из-за них.

– Тогда почему? – настаивал Клэй.

– Потому что я люблю тебя, – вырвалось у нее. – Я люблю тебя, – добавила она совсем тихо. – Прости, что причинила тебе боль. Я знаю, каково это, сама не раз страдала в прошлом.

Отвернувшись, Клэй смотрел в окно.

– Возвращайся к себе, – попросил он.

Джина не шевельнулась.

– Я понимаю, что совершила ошибку, не рассказав обо всем сразу. Мне очень жаль, что так получилось.

– Уходи, – повторил он. – Может, завтра я и захочу поговорить об этом. Но пока я слишком зол.

– Хорошо, – сказала она. – Но подумай обо всем. Может, ты просто пытаешься найти причину, чтобы не любить меня? Или ты думаешь чтить память Терри, отказавшись от собственной жизни?

Клэй даже не повернулся, и Джина подумала, что она зашла в своих намеках слишком далеко. Не дождавшись ответа, она вышла из комнаты и поспешила к себе в спальню.

Забравшись в постель, она какое-то время боролась со слезами. Гнев Клэя стал для нее неожиданностью, но он, конечно же, имел право на такую реакцию. Джина привыкла считать мужчин обманщиками, а тут вдруг в положении лгуньи оказалась она сама. Но что она могла поделать? Даже матери, самому близкому для нее человеку, она не смогла бы поведать о своих планах.

Тогда, перед смертью, мать просила Джину снова и снова читать ей дневник. Так она открывала для себя прошлое, которого никогда не знала. После ее смерти Джина убрала дневник подальше, поскольку в ее сознании он был накрепко связан с этими последними неделями в жизни матери. А она вовсе не жаждала напоминаний о том мучительном периоде.

Но два месяца назад Джина вновь взялась за дневник – пришла пора поглубже заглянуть в его тайны.

36

Четверг, 7 мая 1942 г.

Прошлая ночь стала лучшей в моей жизни. Забавно, что я говорю это на фоне всего того, что случилось со мной за последние недели. Тем не менее это действительно так. Как обычно, я тайком выбралась из дома и шагала по лесу, чтобы встретиться с Сэнди, как вдруг он появился прямо передо мной. Сэнди сказал, что на дежурстве сегодня Тедди Пирсон, а у него есть свой план на этот вечер. Он взял меня за руку, и мы зашагали в сторону залива. Очень скоро мы добрались до пирса, который расположен к западу от Реки Поцелуев. Там уже стояла маленькая моторная лодка, которую Сэнди одолжил у своего двоюродного брата. Надо сказать, в лодках я разбираюсь получше Сэнди, но не стала огорчать его: пусть думает, что умеет мастерски их водить! Несмотря на позднее время, было очень тепло, а на небе сияла полная луна. И даже медузы в море слегка светились. Сэнди это зрелище просто потрясло, ведь он никогда не видел раньше ничего подобного. И сама ночь стала от этого еще более загадочной.

Впервые за все время мы говорили с ним о будущем. Сэнди сказал, что хочет быть инженером-механиком и работать на кораблях. За эти недели он успел по-настоящему привязаться к морю и к Отмелям. Я этому только рада, ведь поначалу его все здесь раздражало. Как только закончится его служба в Береговой охране, сказал Сэнди, он собирается поступить в колледж. Еще он спросил, что я намерена делать после школы, и я заявила, что тоже хочу пойти в колледж. Хочу стать учительницей. Сэнди сказал, что мы могли бы поступить в одно учебное заведение, а затем пожениться и жить здесь, на Отмелях. Он действительно это сказал! От этих слов я просто поплыла – и не только потому, что была в лодке.

Еще мы говорили о детях. Мы оба хотим, чтобы у нас было трое детей. Мы с Сэнди – единственные дети у родителей, и нам не хочется, чтобы наши малыши тоже страдали от одиночества.

Потом Сэнди сказал, что намерен поговорить со мной о чем-то очень серьезном. Я даже представить себе не могла, что может быть серьезнее брака и детей, но сказала «ладно, давай поговорим». Сэнди признался, что его тревожит моя популярность у парней из Береговой охраны.

– Я старался не ревновать, – заявил он, – но мне совсем непонятно, почему ты так много общаешься с ними. Особенно с Ральфом, Джимми и Тедом. Я ни в чем тебя не обвиняю, но мне это неприятно.

Было видно, что он сильно задет моим поведением. Хотелось мне того или нет, но я знала, что должна рассказать ему обо всем.

– Я раскрою тебе настоящую причину, – ответила я, – если ты поклянешься, что не расскажешь об этом ни одной живой душе.

– О чем ты? – нахмурился он.

– Поклянись. Что бы ты сейчас ни услышал, это останется при тебе.

– Клянусь, – сказал Сэнди. Было видно, что он серьезно отнесся к моим словам.

Тогда я рассказала ему обо всем. О том, как мистер Хьюитт отвез меня к Пойнтер-Хилл, чтобы доверить свою тайну.

– Немец, на которого напал кабан, рассказал шерифу…

– Да он умер до того, как смог поговорить с шерифом, – прервал меня Сэнди.

– Нет, – покачала я головой. – Он успел рассказать о том, что кто-то на Отмелях шпионит на немцев, передавая им разного рода информацию и помогая устраивать диверсии.

Сэнди смотрел на меня с явным недоверием.

– Глупости. Кто здесь может заниматься подобными вещами?

– Сначала мистер Хьюитт думал, что это кто-то из Береговой охраны. Возможно, за это время мнение его изменилось.

Таким рассерженным я еще Сэнди не видела!

– Поверить не могу, что Бад заподозрил одного из нас! Он же знает нас как облупленных. Сомневаюсь, чтобы в ком-то из парней текла немецкая кровь. За исключением разве что Джимми Брауна.

Вот это новость!

– Хочешь сказать, что Джимми – немец?

– Да, только не болтай об этом, ладно? – было видно, что Сэнди еще не остыл. – Джимми совсем не симпатизирует немцам. Он их попросту ненавидит.

Итак, Джимми действительно немец! В голове у меня тут же пронеслись миллионы вопросов. Родился ли Джимми уже в Соединенных Штатах? Есть ли у него родственники в Германии? Ну и так далее. Я подумала, что могу наконец-то сообщить мистеру Хьюитту нечто важное. Но затем я поняла, что тем самым выдам Сэнди. Придется самой понаблюдать за Джимми, прежде чем обратиться к мистеру Хьюитту.

– А мистер Хьюитт знает про Джимми? – спросила я.

– Его это не касается, – заявил Сэнди. – Джимми никогда не совершит того, что пойдет во вред его стране.

Внезапно он грохнул кулаком по борту лодки.

– Поверить не могу, что Бад втянул тебя в такое опасное дело. Тебе нужно прекратить шпионить… или чем еще ты там занимаешься.

Не могу сказать, что меня очень впечатлили его слова. Собственно говоря, я уже пожалела, что рассказала ему обо всем.

– Я виделась с мистером Сато, – сообщила я. – Мистер Хьюитт подозревает, что он тоже может работать на немцев.

– Что значит – виделась?

– Я пошла к нему в дом под предлогом, что мне нужно срочно позвонить.

– А что, если бы Мото Сато и вправду был шпионом? Он вполне мог убить тебя, и никто бы не догадался, что с тобой произошло.

– Никакой он не шпион, – возразила я. – Просто больной старичок. И он совсем не понимает по-английски. Я попыталась поговорить с ним по-немецки, но он тоже ничего не понял.

– Ты знаешь немецкий? – с изумлением взглянул на меня Сэнди.

– Так, пару фраз, – ответила я. – Но он на них никак не отреагировал.

Сэнди покачал головой.

– Ты чудесная девочка, Бесс. Очень добрая и красивая. Но ты еще совсем молоденькая и потому бываешь на редкость наивной.

Я очень разозлилась, услышав это, но решила промолчать.

– Давай прекратим этот разговор, – заявила я.

Еще пять минут назад нам с Сэнди было так хорошо друг с другом! Угораздило же меня затеять эту беседу про шпионов!

Сэнди успокоился не сразу, но теперь он по крайней мере не ревновал меня. Я боялась, что он может затеять разговор с мистером Хьюиттом, но постаралась выбросить эти мысли из головы. Если это произойдет, проблемы будут не только у меня, но и у самого Сэнди.

Потом Сэнди все-таки расслабился. Мы заглушили мотор, положили на дно лодки подушки с сидений и улеглись рядышком друг с другом. Я прекрасно знала, что должно было произойти, потому что момент был выбран как нельзя лучше. Разумеется, я не собираюсь описывать здесь детали. Хочу только повторить, что это была лучшая ночь в моей жизни.

Правда, я немного боялась забеременеть, но Сэнди сказал, что мы не будем доводить дело до конца и мне нечего опасаться.

Ну а потом настала худшая часть ночи. Мы бездумно плыли на лодке, отдавшись течению, как вдруг услышали на берегу какой-то шум. К тому моменту лодку отнесло к краю залива, и мы оказались как раз напротив дома мистера Сато. Какие-то парни с воплями бегали по причалу.

– Что там такое? – спросил Сэнди, как будто я могла знать ответ.

Очень скоро все стало ясно. Парни исчезли, а у основания дома вспыхнуло пламя. Должно быть, эти ребята облили дерево бензином, а затем подожгли. Сэнди, не говоря ни слова, направил лодку к берегу.

– Нужно помочь мистеру Сато и его невестке! – крикнула я, выпрыгивая на песок.

Но Сэнди уже мчался впереди меня. Я заметила, что машины у дома не было. Ходят слухи, что невестка мистера Сато завела себе поклонника. С ним-то она, должно быть, и проводила эту ночь.

Перескочив через пламя, Сэнди бросился к входной двери. Я поспешила за ним. Мистер Сато лежал на полу возле своей кровати. Такое чувство, что он пытался добраться до своего кресла, но не успел, потому что комната быстро наполнилась дымом. Мы с Сэнди тоже дышали с большим трудом.

Больше всего я боялась, не умер ли уже мистер Сато.

– Помоги мне! – крикнул Сэнди.

Он ухватил мистера Сато за плечи, а я – за ноги, и мы потащили его в гостиную. Мы с Сэнди кашляли как сумасшедшие, а мистер Сато даже не шевелился. Покойник, да и только. Он был очень легким, но руки у меня тряслись так, будто весил он целую тонну. У входной двери вовсю бушевало пламя, и мы поспешили на кухню, к заднему выходу. Нам удалось выбраться на причал, но и тот уже был охвачен огнем. И нам не оставалось ничего другого, как перескочить через перила. Сначала мы бросили в воду мистера Сато, а потом прыгнули сами. Мы с Сэнди поплыли к пляжу, стараясь держать голову старика над водой, чтобы тот не захлебнулся. Потом мы вытащили его на берег и перенесли в ту часть двора, где можно было не опасаться огня.

Мистер Сато по-прежнему лежал как мертвый, но Сэнди нащупал его пульс и заявил, что он жив. И только тут до нас дошло, что мы не можем оставаться здесь дольше – нельзя, чтобы кто-нибудь увидел нас вдвоем с Сэнди.

– Ступай домой, – приказал мне Сэнди, – а я позабочусь о том, чтобы шериф узнал о случившемся. Никому не говори о том, что мы сделали. И даже о том, что мы тут были!

Как будто я сама этого не знала! Я поспешила домой и сразу же нырнула в постель. Оставалось надеяться, что купание в заливе смыло с меня запах гари и дыма. Я еще долго лежала без сна, восхищаясь мужеством Сэнди, ведь он, не задумываясь, бросился в огонь, чтобы спасти чужого ему человека.

Наутро мама рассказала мне о пожаре в доме мистера Сато. Жилье наполовину сгорело, а сам он каким-то чудом выбрался наружу. Я делала вид, будто все это для меня новость. Мама не знает, что я спасаю людей, что у меня есть рубиновое ожерелье и что я больше не девственница. Так оно, пожалуй, лучше для всех!

37

Спустившись утром с Сашей на кухню, Клэй услышал оживленную беседу Лэйси и Джины. По крайней мере, это оживление слышалось в голосе Лэйси. Должно быть, Джина рассказала ей о своем родстве с Пурами. Оставалось надеяться, что она рассказала ей только об этом.

Он по-прежнему сердился на Джину из-за того, что она столько дней водила их с Лэйси за нос. Зачем ей это понадобилось? Какой смысл был скрывать от них свою связь с Рекой Поцелуев?

Не нужно было пускать ее в свою спальню и уж тем более в свою постель. Особенно если учесть, что ни один из них не предохранялся. Джина сказала, что любит его, и Клэю очень хотелось в это верить. Ее отношение к нему и правда менялось на глазах. Но это не оправдывало того, что она утаила от него такие важные вещи.

– Доброе утро, – бросил он, направляясь с Сашей к задней двери.

– Разве это не замечательно? – воскликнула Лэйси, пока он стоял у выхода и ожидал возвращения Саши. – Я про то, что Джина – правнучка Мери Пур.

– Замечательно. – Он по-прежнему стоял спиной к столу, но Лэйси никак не отреагировала на его вялый тон. Она продолжала оживленно болтать с Джиной.

– Мери почти не упоминала о своей дочери, – заметила Лэйси. – Как-то раз она обронила, что девчонка совсем отбилась от рук и ей бы не хотелось, чтобы я пошла по ее стопам.

– Ее и правда тянуло на приключения, – подтвердила Джина.

Еще немного, казалось Клэю, и она прожжет взглядом дырку в его спине.

– Расскажи мне о Мери, – попросила она Лэйси.

Та рассмеялась.

– Мы часто курили вместе, – начала она. – Мери жить не могла без сигарет, а кроме меня ей не у кого было стрельнуть курево. От нее я все время слышала о том, какой замечательной была моя мать, и все в этом же роде. Она постоянно давала мне разного рода советы, например, вот такие: будь достойным человеком, не лги, сбереги себя для мужа…

– Дыми, как паровоз, – добавил Клэй, впуская на кухню Сашу.

Лэйси неодобрительно глянула на брата.

– Ты что, встал сегодня не с той ноги?

Клэй насыпал Саше корма, даже не потрудившись ответить на вопрос сестры, и та снова повернулась к Джине:

– А ты похожа на нее. – Наклонив голову, Лэйси внимательно изучала их гостью. – Конечно, Мери была уж очень старой, но у вас схожие очертания носа, да и разрез глаз… только цвет у них разный.

Клэй едва не рассмеялся. Сам он видел Мери Пур от силы пару раз, но старушка внешне ничем не напоминала Джину.

– Правда? – оживилась Джина. – Я много взяла от матери, так что во мне, должно быть, сохранились гены Пуров.

Клэй опустил в тостер пару кусков хлеба и плеснул себе кофе, но уже в следующее мгновение чашка с грохотом упала на пол, усыпав все осколками и залив горячей жидкостью.

– Дьявол! – выругался он.

– Да что с тобой сегодня? – Лэйси со вздохом потянулась за бумажными полотенцами.

– Он злится, что я не рассказала обо всем раньше, – объяснила Джина. – Я и правда очень перед вами виновата. Но я всегда была очень замкнутой. Ну а проблемы с удочерением и вовсе отодвинули все остальное на задний план.

– Ясное дело, – сочувственно кивнула Лэйси, помогая Клэю вытереть с пола грязные лужицы. Похоже, сестра, в отличие от него, в полной мере унаследовала доброту и терпимость их матери.

Поднявшись с пола с осколками кружки в руках, он взглянул на Джину и увидел в ее глазах боль и обиду. Ему вспомнилась та нежность, с какой она обнимала его прошлой ночью, и то внимание, с каким она слушала его на маяке. С какой стати она была должна исповедоваться ему раньше? Он-то точно не спешил рассказать ей о себе.

Клэй бросил кружку в мусорную корзину и только тут вспомнил, что Джина сдала свою машину в ремонт.

– Подвезти тебя до работы? – спросил он.

– Я взяла выходной, – ответила она. – Хочу в последний раз позвонить вашему отцу. Расскажу ему, что я тоже здесь не чужая. Может, теперь, когда нам удалось найти линзы… – Она оборвала себя на полуслове. – В общем, хочу еще раз попытать счастья. Вашего отца вообще можно уговорить или это пустая трата времени?

– Давай я поговорю с ним вместо тебя, – предложила Лэйси.

– Не нужно. – Наливая себе еще чашку кофе, Клэй уселся напротив Джины. – Я сам позвоню ему.

Теперь в глазах Джины читалась явная признательность. Клэю хотелось коснуться ее руки, хотелось вновь закрыться с ней в спальне. А еще сказать о том, что он тоже ее любит.

* * *

В половине двенадцатого Клэй вышел из своего офиса и поехал в ветклинику к отцу. В приемной сидело двое мужчин и три женщины. Здесь же поджидали своей очереди кот в корзинке, сонная немецкая овчарка и щенок золотистого ретривера, на носу которого красовалась здоровенная царапина.

Секретарша оказалась новенькой – ее Клэй раньше тут не встречал.

– Я – Клэй О’Нил, – представился он. – Спросите, пожалуйста, у отца, не сможет ли он пообедать со мной сегодня.

– Я бы и так догадалась, кто вы, – сказала девушка. – У вас с доктором одинаковые глаза, так ведь?

Не дожидаясь ответа, секретарша встала и скрылась за дверью. Уже через минуту она вновь была на месте.

– Доктор просит подождать минут пятнадцать, – обратилась она к Клэю.

– Спасибо.

Он присел рядом с хозяйкой золотистого ретривера, и щенок тут же перескочил к нему на колени.

– Что у него с носом? – спросил он.

– Мы приехали сюда отдохнуть, – пояснила женщина, – и моя дочь привезла с собой кота. Боюсь, Руди подошел к нему слишком близко.

– Вот оно что. – Клэй внимательно взглянул в карие глаза щенка. – Можешь навсегда забыть про вредных котов.

Симпатичный щенок, который со временем превратится в замечательную собаку. Он уже был ласково-добродушным, как все ретриверы, но в глазах у него светился острый ум. Щенок был наделен чутьем, которое Клэй распознал с первого взгляда. Годом раньше он бы наверняка уговорил женщину отдать этого славного щенка на тренировки для работы в группе спасателей. Ретриверы неплохо справляются с этим делом. Недостаток обоняния они восполняют послушанием и готовностью угодить. Но Клэй больше не тренировал собак. И когда врач предложил женщине пройти в кабинет, он даже не взглянул щенку вслед, чтобы оценить его поступь.

Через двадцать минут в приемной появился Алек.

– Как насчет «Сэма и Оми»? – спросил он.

«Сэм и Оми» во многом напоминал их любимый «Шорти», но располагался он куда ближе к клинике. Однако Клэй сразу понял истинные мотивы отца.

– Хочешь полакомиться крабовым супом? – спросил он.

– Как это ты догадался? – улыбнулся в ответ отец.

Они сели в машину Алека и поехали вдоль побережья на юг.

– День рождения Генри уже в эту субботу, если не ошибаюсь? – поинтересовался Алек.

– Да. – Клэй чуть не забыл об этом, а потому был признателен отцу за напоминание. Еще несколько месяцев назад он запланировал устроить на восьмидесятилетие Генри вечеринку, которая должна была стать для старика сюрпризом. Как ни странно, до сих пор еще никто не проболтался об этом.

– Как ты собираешься заманить его в «Шорти»? – поинтересовался отец.

– Скажу, что мы с Лэйси приглашаем его на ужин, – ответил Клэй. – Он, конечно, заподозрит, что мы что-то для него приготовили, потому что повезем мы его не в дорогой ресторан, а в «Шорти». Но я надеюсь, что в целом это все-таки станет для него сюрпризом.

До конца поездки они обсуждали один из проектов Клэя, хотя Алек наверняка пытался понять, что же стояло за этим приглашением на обед. И только когда они уселись за столик и заказали себе суп, Алек заметил:

– Такое чувство, что ты чем-то озабочен. У тебя все в порядке?

Клэй не подозревал, что его настроение хорошо заметно окружающим.

– У меня есть довольно-таки интересные новости, – ответил он.

– В смысле?

– Оказывается, Джина находится в родстве с Пурами.

– Вот как? – Отец смотрел на него с явным недоверием.

Клэй пересказал часть того, что Джина поведала ему прошлым вечером. В частности, упомянул о том, как ситуация с матерью заставила ее отправиться на поиски родственников. Рассказал про дневник Элизабет.

– Ты сам видел этот дневник? – поинтересовался отец.

– Нет. Вряд ли она привезла его с собой. Мне, по крайней мере, она об этом не говорила.

Алек откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Я знаю, Клэй, – сказал он после некоторого раздумья, – что Джина тебе нравится, а потому обещаю не возвращаться к этому в дальнейшем. Но кое-что я все-таки должен сказать.

Клэй кивнул, понимая, что все равно не сможет остановить его.

– А вдруг Джина выдумала эту историю в надежде на то, что мы растаем от умиления и поможем ей поднять линзы?

– Папа, лично я ей верю, – вздохнул Клэй. – Джина и правда не историк, она сама это признала. Единственной ее мотивацией было именно родство с Пурами.

– Тогда почему она не сказала об этом сразу?

Клэй ненавидел скепсис в глазах отца, как ненавидел и логику его слов.

– Думаю, она просто не хотела сближаться ни с кем из нас. Ей хотелось посмотреть на маяк, посетить края, где жили ее предки, а потом вернуться к себе в Вашингтон. Она не собиралась исповедоваться перед людьми, которые ничего для нее не значили. Джина не ожидала, что подружится с Лэйси и со мной, как не ожидала и того, что успеет проникнуться к нам… ко мне… какими-то чувствами.

Как бы ему самому хотелось в это поверить!

– Ты влюбился в нее, не так ли? – спросил отец.

Клэй кивнул.

– Это все ты виноват, – улыбнулся он. – Ты же советовал открыться ей.

– И ты открылся? – улыбнулся в ответ отец.

Клэй снова кивнул.

– Она замечательная, других слов не подберешь.

– И ваши чувства взаимны?

– Надеюсь.

Отец помолчал, поджидая, пока официантка поставит перед ними тарелки с супом. Наконец, когда она ушла, он глянул Клэю прямо в глаза.

– Я подумаю о линзах, Клэй, – сказал он. – Обещаю тебе все еще раз как следует обдумать.

38

Суббота, 9 мая 1942 г.

Внезапно все пошло наперекосяк.

Сегодня утром я не успела заглянуть в световую камеру, чтобы забрать записку, которую мистер Хьюитт регулярно оставляет для меня в пятницу вечером. Мне пришлось помогать маме с выпечкой, а иначе она могла что-нибудь заподозрить. Я постаралась побыстрее съездить со своими пирогами на станцию Береговой охраны, так как спешила забрать записку до того, как ее кто-нибудь увидит. Можете представить мой ужас, когда я поднялась на маяк и увидела там папу! Я уже приготовилась отвечать на кучу вопросов, как вдруг заметила записку – та, как всегда, была засунута за медное крепление. Стало быть, папа пришел сюда только для того, чтобы помыть окна.

Увидев меня, он отложил на время губку.

– Представляешь, Бесс, – сказал он, – шпиона все-таки нашли!

Первым делом, конечно же, я подумала о Джимми Брауне, ведь в своей вчерашней записке я сообщила мистеру Хьюитту о его немецком происхождении. Но в действительности все оказалось иначе.

– И кто же это? – спросила я как бы между прочим, чтобы не вызывать у папы подозрений.

– Мото Сато, вот кто! – ответил он. – Бад Хьюитт был тут утром и рассказал нам обо всем.

Я просто онемела от изумления, но папа этого не заметил.

– Его уже давно подозревали в чем-то подобном, – продолжил он как ни в чем не бывало, – но никому не хотелось в это верить. Он выглядел таким славным старичком, который только и делает, что ловит целыми днями рыбу.

Я была в таком замешательстве, что продолжала молча смотреть на него.

– Ты ведь знаешь, что Мото Сато спасся при пожаре, – сказал папа, как будто это были невесть какие новости.

– Знаю, – подтвердила я.

– Когда шериф приехал к его дому, мистер Сато, насквозь мокрый, сидел у дороги. Ну, что ты об этом думаешь?

Я никак не могла понять, куда он клонит. Может, он узнал о том, как мы с Сэнди спасли мистера Сато, и теперь пытается загнать меня в ловушку? Может, мистер Сато был не настолько плох, как нам казалось, и рассказал про нас шерифу?

– Так все поняли, что японец – вовсе не инвалид, – пояснил отец. – Его кресло осталось в спальне, а сам он, судя по всему, выбежал из дома, прыгнул в залив, доплыл до суши, а затем прошел через двор к дороге. Ясное дело, инвалиду такое не под силу.

– Может, кто-то спас его из огня и оставил во дворе, – предположила я.

– Тогда почему он об этом не скажет?

Тут я не нашлась что ответить.

– А почему все решили, что он – шпион? – спросила я.

– Все это время он лишь притворялся инвалидом, а сам, скорее всего, выбирался по ночам на пляж и подавал сигналы немецким подлодкам. В его доме, кстати, нашли сгоревший радиоприемник.

Да это же было самое обычное радио! Мне хотелось кричать от бессилия.

– По словам Бада, Мото Сато так и не бросил свое притворство, – добавил отец. – Делал вид, что не может сам дойти до машины шерифа.

Но он и правда не может ходить! Мне было так плохо, что из глаз у меня хлынули слезы. Схватив губку, я сделала вид, будто помогаю отцу мыть окна. Сама же первым делом вытащила записку мистера Хьюитта и спрятала ее в карман.

– И что теперь будет с мистером Сато? – спросила я. Надеюсь, по моему голосу нельзя было догадаться, что я плачу.

– Его допросят, так сказал Бад. Если против него найдут какие-то улики, то арестуют. В противном случае его отправят в один из лагерей для интернированных. Когда Мото Сато увозили, невестка его была вне себя от горя. Кричала и плакала. Однако ей тоже не избежать допроса. Не исключено, что и она как-то связана со всем этим. Что ни говори, а она была замужем за японцем.

Я понимала, что мне нужно немедленно поговорить с Сэнди. Надо поскорее во всем признаться, даже если это и значило… по правде говоря, я не знала, чем это нам грозило. Сэнди, должно быть, отделается выговором, ну а меня родители навечно запрут в спальне. Да какая разница? Не могли же мы бросить человека на произвол судьбы!

Какое-то время я усердно терла окна, а потом спустилась вниз и вновь поспешила на станцию Береговой охраны. Остановилась я лишь для того, чтобы прочесть записку мистера Хьюитта.

Вот что он писал:

«Бесс, спасибо тебе за информацию о Джимми, но я не думаю, что теперь он нам нужен. Как оказалось, мистер Сато сумел выбраться из горящего дома на своих двоих, без инвалидного кресла, так что наши подозрения в его адрес вполне могут подтвердиться. Пока что, однако, ничего не ясно, так что продолжай свои наблюдения. Будем и дальше обмениваться записками, пока я не приду к выводу, что в этом уже нет никакой необходимости».

«Как же все запуталось», – думала я, прочитав записку. Похоже, теперь, когда предполагаемого шпиона нашли, мистер Хьюитт вовсе не собирался принимать в расчет Джимми.

Уже добравшись до станции, я вдруг поняла, что не знаю, как мне поступить. Мне нельзя было при всех обратиться к мистеру Хьюитту, ведь это могло вызвать подозрения. По той же причине не могла я поговорить и с Сэнди. Оказалось, однако, что мистер Хьюитт и большая часть парней отправились осмотривать место, где затонул еще один корабль. Сэнди, к счастью, остался на станции. Его не было здесь утром, когда я приносила печенье и пироги. Перехватив его взгляд, я сразу же поняла, что он тоже все знает и здорово расстроен. Я не знала, как мне вызвать его на разговор, но Сэнди сам решил эту проблему.

– Как хорошо, что ты пришла, Бесс, – сказал он. – Я хочу испечь тот пирог, который так хорошо получается у вас с мамой. Не поделишься со мной рецептом?

– А у тебя есть необходимые ингредиенты? – поинтересовалась я. Такое чувство, будто мы говорили с ним на тайном языке.

– Ясное дело, – ответил он, кивая в сторону кухни.

Я боялась, что другие ребята тоже пойдут с нами, но этого не случилось.

Как только мы оказались одни, Сэнди схватил меня за руку.

– Уже слышала? – спросил он.

– Да. Нужно рассказать Баду, что это мы его спасли.

– Невозможно, – покачал головой Сэнди.

– Но мы должны, – настаивала я. – Я понимаю, что это грозит нам неприятностями, но зато мы избавим мистера Сато от этого ужасного лагеря.

– Думаю, ему будет даже лучше в лагере, чем там, где люди пытаются заживо сжечь его в собственном доме.

– Но все считают, что он – шпион. Его будут пытать. А может быть, убьют.

По правде говоря, я не знала, как именно обращаются со шпионами, но понимала, что готовиться им надо к самому худшему.

– Послушай меня, Бесс, – сказал Сэнди. – Мы не можем рассказать, что были там вместе.

– Тогда я скажу, что была там одна, – заявила я. – Ты ничуть не пострадаешь.

– И как ты объяснишь свое присутствие в его доме? – спросил Сэнди. – А главное, кто поверит, что такая пигалица умудрилась протащить через весь дом взрослого мужчину, перекинуть его через перила, а потом еще благополучно вытащить из воды?

Я знала, что он прав, хотя мне очень не понравилось слово «пигалица». Ростом я почти не уступаю Сэнди!

– Тогда скажи, что сделал это сам, – предложила я.

– Ну да, – ответил Сэнди. – Скажу, что просто вышел ночью прогуляться и случайно забрел на другую сторону залива. Там увидел, что дом Мото Сато горит, и поспешил вытащить старика из огня.

– Сэнди, – сказала я, отводя взгляд, – разве жизнь человека не стоит того, чтобы признаться в наших отношениях с тобой?

Неожиданно для себя я подумала о том, что сказал бы по поводу этой истории Деннис Киттеринг. По его мнению, лагеря для интернированных – настоящее зло. Думаю, он бы проникся ко мне уважением, если бы узнал, что я до конца отстаиваю невиновность Мото Сато.

– Послушай, – сказал Сэнди, – не будем совершать необдуманных поступков. Подождем пару деньков, а там поступим по обстоятельствам.

Мне стало ясно, что я не смогу переубедить его. И тут мне в голову пришла хорошая мысль. Сегодня ночью я отправлюсь наблюдать за Джимми Брауном. А вдруг мне удастся увидеть что-нибудь подозрительное? Если поймать настоящего шпиона, мистер Сато выйдет на свободу.

– Хорошо, – согласилась я. – Но нам не удастся сегодня встретиться. Я не смогу уйти из дома.

– Это не из-за того, что произошло между нами прошлой ночью? – встревоженно прошептал Сэнди. – Ты же знаешь, Бесс, как я люблю тебя.

Я была несказанно счастлива, когда услышала это. Я сказала Сэнди, что ничуть не переживаю из-за этого. Единственное, что меня тревожит, – история с мистером Сато. И нам надо будет еще раз обговорить все через пару деньков.

– Так почему же ты не сможешь прийти сегодня? – спросил он.

– Слишком устала, – ответила я. – Мне надо как следует выспаться.

Похоже, Сэнди мне поверил, хотя раньше я никогда не жаловалась на усталость.

Я ушла со станции, раздираемая двумя противоречивыми чувствами – радостью и печалью. Мне было радостно оттого, что Сэнди признался мне в любви, и в то же время грустно, что он не захотел помочь мистеру Сато. Но он, скорее всего, передумает. Надо только дать ему пару дней на размышление. А если я выясню что-нибудь насчет Джимми, то нам и вовсе не надо будет ни в чем признаваться.

39

В пятницу утром в «Шорти» было не протолкнуться, и Джина надеялась, что Клэй заглянет в обед. Тогда они могли бы перекинуться с ним хотя бы парой слов. Джина проснулась сегодня в его постели. Прежде чем подняться, она какое-то время молча смотрела на его лицо. Клэй выглядел расслабленным и умиротворенным. От тех переживаний, которые читались на его лице прошлой ночью, не осталось и следа.

Накануне вечером Клэй повез Джину в мастерскую, чтобы забрать ее машину. По пути он сообщил ей, что Алек готов подумать о том, чтобы помочь с поднятием линз. Или, по крайней мере, чтобы не мешать ей в этом. Для Джины это стало приятным сюрпризом. И как только Клэю удалось убедить отца? Может быть, он сказал о своих чувствах к ней? Джина знала, что Клэй действительно влюблен, хотя к этому примешивалось явное чувство вины перед погибшей женой, стереть которое могло только время. Наверняка она знала только то, что Клэй сказал отцу о ее родстве с Пурами.

– Я рассказал ему про дневник и про то, что ты – правнучка Мери Пур, – пояснил Клэй, – а никакой не историк.

– И как он на это отреагировал? – спросила Джина.

– Сказал: «Быть этого не может».

Джина поморщилась, но Клэй рассмеялся.

– Не переживай, – успокоил он. – Думаю, отец понимает, почему ты скрыла от нас правду.

Джина провела с ним всю ночь. Они снова занимались любовью, чему только однажды помешал стук в дверь: это Лэйси пришла узнать, все ли в порядке с Клэем. В ответ Джина и Клэй расхохотались. Было слышно, как Лэйси тихонько охнула за дверью.

– Прошу прощения! – извинилась она. – И не обращайте на меня внимания.

– Вот уж кто наверняка счастлив, – заметил Клэй. – Лэйси мечтала об этом с того самого момента, как ты здесь поселилась.

Джина вспомнила тот вечер, когда она приехала к маяку, чтобы взглянуть на линзы. Было это три недели назад. Она тогда практически не обратила на Клэя никакого внимания: роман с мужчиной явно не входил в ее планы.

Клэй внезапно притих: от былого веселья не осталось и следа. Подняв голову, Джина взглянула ему в лицо. Клэй, не отрываясь, смотрел на шкаф. Там на одной из полок стояла фотография Терри. В такой темноте невозможно было разглядеть ее черты, но Клэй все равно смотрел в сторону фотографии.

– О чем ты думаешь? – спросила Джина, снова опуская голову ему на плечо.

– Да так, ни о чем, – со вздохом ответил он.

– Видимо, так ты отвечал Терри, когда она спрашивала тебя, все ли в порядке?

Взгляд, который бросил на нее Клэй, трудно было назвать дружелюбным. Тем не менее он все-таки ответил.

– У меня было немало хороших моментов в последнее время, – заметил он. – Особенно с тобой. А потом я вспомнил Терри и… Ненавижу себя за то, что снова могу смеяться. Я не заслуживаю того, чтобы чувствовать себя счастливым.

– Глупости, – возразила Джина.

– Я здорово зол на себя за то, что отправил ее в ту поездку, – сердито сказал Клэй. – Зол на здание, которое вздумало обрушиться. И на те силы, которые забрали у меня жену и ребенка.

Джина прикусила губу. Что ж, она сама попросила рассказать ей обо всем. Теперь придется слушать.

– Ты тоскуешь по Терри, – сказала она.

Клэй рассмеялся, но как-то невесело.

– Хуже всего то, что я уже не тоскую по ней. Ну что я за сукин сын, а? Самое печальное, что я только теперь понял, как несправедливо с ней обошелся. Я сам закрыл ей доступ в свою жизнь. Я понял это в тот самый вечер, когда мы разговаривали с тобой на маяке. Так же я должен был вести себя и с Терри – рассказывать ей обо всем, что накипело. Наш брак от этого только выиграл бы.

Джину ничуть не задели слова Клэя о том, каким удачным мог бы быть его брак с Терри. Более того, она чувствовала себя признательной ему: мужская честность была для нее чем-то новым, и она смогла оценить ее по достоинству.

– Когда Брюс бросил меня, – сказала Джина, – мне хотелось нажать кнопку перемотки вперед. Перескочить сразу на годик-другой, чтобы избежать этой боли.

– Точно, – кивнул Клэй.

– Увы, не помогает.

– Я знаю. – Он повернулся к ней лицом. – Я так рад, что мы вместе. У меня такое чувство, будто я могу рассказать тебе обо всем.

– Конечно, можешь, – сказала Джина.

Жаль только, что сама она не может открыться ему до конца. Она заново почувствовала укол вины. Клэй простил ее за то, что она утаила от него очень важные вещи. Но Джина знала, что не заслуживает прощения.

* * *

Клэй так и не появился в обеденное время в ресторане. Зато туда заглянула Оливия Саймон. Джина не сразу узнала ее. В темноволосой женщине, стоящей у входной двери, было что-то знакомое, но Джина решила, что это кто-то из постоянных посетителей. Что ни говори, с Оливией она виделась всего дважды, причем один раз – ночью на дюнах.

Оливия осталась стоять у кассы, хотя официантка и предложила ей место за столиком. Поймав взгляд Джины, она помахала ей рукой.

– Привет, Джина, – сказала она. – Оливия Саймон, жена Алека О’Нила, – это было сказано в ответ на недоумевающий взгляд Джины.

– Ну конечно! – воскликнула та. – Прости, пожалуйста. Не узнала тебя в новой обстановке.

– Со мной это случается постоянно, – понимающе кивнула Оливия. – Я вижу людей у себя в операционной, а потом встречаюсь с ними на улице и уже понятия не имею, кто они такие.

Очень милая женщина, подумала Джина. У Оливии были чудесные зеленые глаза и безупречно гладкая кожа.

– Чем могу помочь? – Джина отступила в сторону, чтобы не мешать другим посетителям.

Оливия глянула на заполненный зал.

– Смотрю, у тебя дел невпроворот, – заметила она. – Но я заглянула только для того, чтобы отдать тебе вот это.

Она протянула Джине пакет, в котором лежало несколько аудиокассет.

– Это что? – спросила Джина.

– Алек сказал, что ты приходишься родственницей Мери Пур. Это правда?

– Да, я ее правнучка.

– Дело в том, что мой бывший муж, Пол, записал с ней в свое время несколько интервью. Мы хотели выпустить брошюрку о нашем маяке, чтобы найти средства на его спасение. Но буря разрушила маяк еще до появления брошюры, так что кассеты утратили свою ценность. Не знаю, почему я их сохранила. Видимо, чувствовала, что встречу тебя, – улыбнулась Оливия. – Я подумала, что тебе захочется их прослушать. Услышать голос своей прабабки.

– Большое спасибо. – Джина была искренне тронута этим вниманием. Кассетного магнитофона у нее не было, но она не сомневалась, что найдет его у Лэйси и Клэя.

– Я послушаю их, а потом верну тебе.

– Нет-нет, они твои. – Оливия вручила ей пакет. – Мне они все равно не нужны. – Она бросила взгляд в сторону задней комнаты. – Пойду поздороваюсь с Генри. Обед уже закончился, и мне пора возвращаться на работу.

* * *

Когда Джина вернулась после смены в дом смотрителя, на парковке не было ни одной машины. Налив себе кока-колы, она поднялась наверх, чтобы проверить почту. Стоило ей войти в Интернет, как пальцы сами набрали адрес знакомой группы.

От внимания ее не ускользнуло, что количество посланий там увеличилось в несколько раз. Ей сразу же бросилась в глаза тема, напечатанная заглавными буквами и с тремя восклицательными знаками в конце: «ДЕТЕЙ ИЗ ХАЙДАРАБАДА ПЕРЕВЕЛИ В ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРИЮТ!»

Только не это. «Рани, – произнесла она вслух. – Рани».

Она стала быстро просматривать послания. Как оказалось, власти не ограничились одной лишь проверкой частных приютов. Многих детей перевели в государственные учреждения, где порядки были еще строже. Наверняка там скопилось множество детей, которые вряд ли могут рассчитывать на достаточное количество еды и необходимый уход. Такая кроха, как Рани, долго там не протянет. Джина лихорадочно просматривала послания, пытаясь выяснить, был ли в числе расформированных приют Рани, но ей так и не удалось найти ничего конкретного. Написать в группу она не осмелилась: наверняка ее спросят, почему она вдруг исчезла. Уж лучше и дальше хранить молчание.

Одной рукой она схватила лежавший на столе телефон, а другой полезла в рюкзак за записной книжкой. Руки ее тряслись, пока она пролистывала страницы в поисках нужного номера. Оставалось надеяться, что Лэйси и Клэй еще не скоро получат счет за телефон: звонок в Индию будет не из дешевых.

Автоответчик откликнулся голосом миссис Кинг. Джина никогда не встречалась с этой женщиной, хотя они несколько раз общались по телефону. Конечно же, это имя было ненастоящим. Акцент «миссис Кинг» слегка походил на британский, но для Джины ее национальность не имела значения. Куда важнее были ее возможности.

«Оставьте свое сообщение после сигнала», – произнесла миссис Кинг.

«Здравствуйте. – Голос у Джины невольно дрогнул. – Я хочу сообщить, что деньги появятся у меня очень скоро».

Так ли это? Не в силах справиться с паникой, она заторопилась: «Прошу вас, сделайте так, чтобы Рани не перевели в государственный приют. Вы знаете, что в ее положении – это самое ужасное, что может случиться. Прошу вас, сделайте все, чтобы она осталась в своем приюте».

Впрочем, Джина понимала и то, что приют Рани и вовсе могли закрыть.

«А если ей все-таки придется уехать, убедитесь, что новое место ничуть не хуже предыдущего. Очень скоро я передам вам деньги – обещаю».

Руки у нее так тряслись, что ей с трудом удалось поставить на место трубку. Вновь открыв страницу своей интернет-группы, Джина принялась заново перечитывать сообщения. Собственно говоря, она не единственная вышла из активного общения – часть родителей поступила точно так же. Может, и они перечитывали тайком чужие послания, пытаясь в то же время собрать необходимую сумму? Сто тысяч долларов – именно столько запросила миссис Кинг за возможность вывезти Рани из Индии. Видимо, такую же сумму она требовала и с других приемных родителей.

Родители, продолжавшие активно участвовать в интернет-группе, тоже знали о миссис Кинг. Мало кто о ней не знал. И хотя этим людям тоже было знакомо чувство отчаяния, они не желали выходить за рамки закона. Они решительно предостерегали друг друга против «торговцев детьми», как здесь именовали миссис Кинг.

Глупцы, думала Джина. Подчиняться правилам, и ради чего? Чтобы остаться в итоге с мертвым ребенком?

Выключив компьютер, она в оцепенении замерла у стола. И что теперь делать? Сколько времени потребуется Алеку, чтобы «обдумать этот вопрос»? И даже если он согласится помочь, как скоро они смогут поднять линзы? А затем? Предположим, она их все-таки осмотрит. Но что потом?

Она решительно встала. Надо двигаться вперед шаг за шагом. Пока же стоит почитать или посмотреть телевизор – сделать что-то, что отвлекло бы ее от плохих мыслей. И в этот момент она вспомнила про кассеты.

Джина открыла верхний ящик стола, а затем еще один и еще. В одном из них ей удалось найти то, что она искала: кассетный магнитофон.

У себя в спальне она легла на постель и поставила кассету под номером 1. Первым заговорил мужчина. Видимо, бывший муж Оливии.

– Начните с любого места, – сказал он.

Наступила секундная пауза, после чего заговорила женщина. Голос ее дрожал от старости.

– Маяк на Реке Поцелуев впервые зажегся в ту самую ночь, когда на свет появился отец моего мужа Калеба.

У Джины перехватило дыхание. Это говорила ее прабабка. Мать Бесс. До чего же странно было слышать ее голос спустя столько лет. Старая женщина подробно описывала свою жизнь на маяке. Упомянула она и про случай с двумя немцами, которые выдали себя за англичан, чтобы попасть на берег. Кое-что она перепутала, и Джина невольно улыбалась, слушая ее рассказ. В чем еще подвела старушку ее память? Какая, впрочем, разница. Слушать ее голос было для Джины большим удовольствием, ведь с этой женщиной ее связывали кровные узы.

40

Воскресенье, 10 мая 1942 г.

Сердце мое разбито на миллион кусочков, и мне остается лишь плакать… Чем, собственно, я сейчас и занимаюсь. И мне даже не у кого искать утешения.

Этим вечером, как и планировалось, я следила за Джимми Брауном. Я проехала на велосипеде пару миль до того места, где он должен был патрулировать пляж. Эту часть леса я знала плохо, а потому всю дорогу тряслась от страха. В свете фонаря виднелись высокие призрачные деревья, и от этого становилось еще больше не по себе. Вообще-то я не боюсь ни темноты, ни леса – не зря же я каждую ночь бегаю на свидание к Сэнди. Но тут все было иначе: я не знала, когда мне ожидать очередного поворота, как не знала и того, кто может броситься на меня из этих кустов.

Я догадалась, что подъехала совсем близко к пляжу, по тому, как изменился шум волн. Спрятав велосипед в лесу, я выключила фонарь и стала тихонько пробираться вперед. Джимми я поначалу не увидела, но это не помешало мне спрятаться в прибрежных кустах. Я знала, что он ходит вдоль пляжа, а потому должен скоро появиться. Так оно, собственно, и произошло. Джимми ехал верхом на лошади, которая неспешно ступала по песку. Когда он снова скрылся из виду, я выбралась на пляж и стала наблюдать за ним из-за дюны. Я даже не знала, что именно я там высматриваю. Если бы Джимми вдруг оставил пост, это наверняка вызвало бы во мне подозрения. А уж если бы он помог кому-нибудь выбраться на берег, я бы точно поняла, что мои подозрения не напрасны. Видимо, чего-то подобного я и ожидала. Но хоть я и наблюдала за ним целых три часа, все шло как обычно, и к концу его дежурства я успела здорово подустать.

Потом я отправилась назад, к Реке Поцелуев. Утомительное ожидание осталось позади, и я решила, что могу все-таки повидаться с Сэнди. Для него это должно было стать настоящим сюрпризом, ведь он не предполагал, что я появлюсь сегодня на пляже. Оставив велосипед у маяка, я пешком пошла через лес. Здесь тоже было темно, но место было таким знакомым, что я ничего не боялась. Я была уже у самого пляжа, как вдруг заметила впереди какой-то свет. Меня это сильно озадачило. Никому не разрешается гулять по ночам по пляжу, тем более с фонарем. Замерев, я пыталась разглядеть, не будет ли свет мигать – вроде того, как это бывает с азбукой Морзе. Но луч светил ровно и прямо. У Сэнди есть фонарь, но он практически не пользуется им с тех пор, как у нас ввели затемнение. И вдруг мне вспомнился убийца, прикончивший тогда на пляже неизвестного нам человека. Вот тут-то мое воображение заработало на полную мощь. Что, если тот тип убил и Сэнди, а теперь освещает фонарем его тело в надежде чем-нибудь поживиться?

В общем, я стала тихонько красться по тропинке, хотя особой необходимости в этом не было: волны с грохотом били о берег, заглушая все звуки. Я вскарабкалась на свое дерево, на которое не забиралась с тех пор, как познакомилась с Сэнди. Но сегодня я решила спрятаться там и посмотреть, что же происходит.

То, что я увидела, до сих пор не укладывается у меня в голове. Человек, стоявший на берегу, светил своим фонарем прямо в море. И это был не кто-нибудь, а Сэнди. Мне даже подумалось, уж не высматривает ли он что-то в воде. Но я уже тогда понимала, что дело не в этом, потому что не бросилась к нему, а осталась на дереве. Мне вдруг вспомнилась та ночь, когда у маяка высадились двое немцев. Тогда я тоже светила фонарем, чтобы отец не сбился с пути.

Через несколько минут среди волн показался какой-то предмет, и Сэнди выключил фонарь. Я разглядела, что это была шлюпка – такая же, как и у тех двух немцев. Только эта была оснащена небольшим мотором. Возможно, подумала я, это моряки с затонувшего корабля. Но сколько я ни всматривалась в темноту, не заметила на море никаких языков пламени. Да и запаха гари тоже не чувствовалось.

Сэнди бросился вперед, чтобы помочь парням из лодки. В свете луны я смогла разглядеть, что их там двое. Неожиданно я услышала, как Сэнди обратился к приплывшим: «Ви гейтс?» Я подумала, что ослышалась, но эти двое быстро заговорили по-немецки. Я решила, что Сэнди просто не поймет их скороговорку, но он тоже отвечал им по-немецки! Причем так же свободно, как и они. Когда парни выбрались из лодки, я увидела их немецкую форму. Все трое сгрудились на берегу и начали о чем-то тихо переговариваться. Затем Сэнди вручил им большой конверт и что-то вроде сумки.

Я просто поверить не могла своим глазам! Боль мешалась в моей душе с возмущением. Спрыгнув с дерева, я направила на эту троицу свой фонарь. Они повернулись ко мне, но я знала, что разглядеть меня они не могут, потому что свет бил им прямо в лицо.

«Живей!» – крикнул им Сэнди. Эти двое запрыгнули в лодку и исчезли среди волн. Тогда он снова повернулся в мою сторону.

– Кто здесь? – спросил он.

Я осветила фонарем свое лицо, и Сэнди рассмеялся, только как-то нервно.

– Бесс! – воскликнул он. – Как я рад, что это ты. Ну и напугала же ты меня!

У него был вид провинившегося мальчишки, которого мать застукала за какой-то шалостью.

Я вспомнила, как призналась ему, что знаю пару фраз по-немецки. А он ничего не сказал мне о том, что может говорить на этом языке. Причем вполне свободно! Еще я вспомнила, что Сэнди всегда сердило, когда другие называли немцев фрицами. Неудивительно, что он так разволновался, когда узнал, что мистер Хьюитт попросил меня помочь ему в поимке предателя. Ну вот я и нашла его. В этот момент мне хотелось разрыдаться, ведь всем моим планам и мечтам пришел конец.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Сэнди. – Ты же собиралась сегодня остаться дома.

– Какая разница, что я тут делаю? Меня куда больше интересует, что ты тут делал с этими немцами!

– С теми парнями? – Он бросил взгляд в сторону моря. – Они не немцы.

– Не лги мне! – вспыхнула я. – Я видела их форму. И слышала, как ты говорил с ними по-немецки.

Сэнди потер лицо руками. Как же я хотела услышать, что ошибаюсь и все на самом деле не так! Но Сэнди вместо этого сказал:

– Тебе не надо было шпионить за мной.

Сказано это было тихо, но с нажимом. От нервозности его не осталось и следа, и я вдруг испугалась. Такое чувство, что передо мной был незнакомый человек. Ему ничего не стоило убить меня здесь, на пустынном пляже. Я отступила на шаг, но Сэнди схватил меня за руку.

– Ты меня в чем-то подозревала? – спросил он. – Для этого ты и прокралась сегодня на пляж? Хотя сказала, что слишком устала и хочешь остаться дома?

Сэнди буквально засыпал меня вопросами, и я просто не знала, с чего начать. Да и с какой стати я должна была объясняться?

– Я очень рада, что пришла сюда, – заявила я. – Теперь, по крайней мере, я знаю, что мой парень – гнусный шпион.

Я снова попыталась вырваться, но он лишь крепче сжал мою руку. Мне было очень страшно и хотелось сказать: «Пожалуйста, не делай мне больно». Но я не собиралась предстать перед ним такой трусихой.

– Ни слова о том, что ты здесь видела, – сказал Сэнди, наклонившись к моему лицу. – Ни Баду, ни кому бы то ни было.

– Почему ты это делаешь? – спросила я. В тот момент по щекам у меня уже бежали слезы. Сэнди больно сжимал мою руку, но сердце у меня болело еще сильнее.

– Ясное дело, ради денег, – ответил он. – Немцы платят мне миллионы. Скоро я буду очень богатым человеком.

Сказано это было с неподдельной алчностью. Тут я вспомнила, как Сэнди рассказывал мне про свое детство. О том, в какой бедной семье он рос, что ему никогда не дарили подарки на Рождество и как им порой нечего было есть. Такого, как он, вполне могла свести с ума куча денег.

Сэнди еще сильнее сжал мою руку.

– Поклянись, что никому не расскажешь обо мне.

Я понимала, что должна во всем соглашаться с ним, но не могла себя заставить.

– Я не намерена стоять в стороне и наблюдать за тем, как американских моряков то и дело убивают.

В следующее мгновение я уже лежала на песке, а его колено упиралось мне в живот.

– Помнишь того парня, которого ты нашла на песке с перерезанным горлом?

Я кивнула.

– Он был последним, кто осмелился шпионить за мной.

– Ты убил его? – У меня дыхание перехватило от ужаса.

– Если ты хоть кому-нибудь расскажешь о том, что увидела здесь сегодня, горько об этом пожалеешь. Может, ты и решишь рискнуть собственной жизнью ради идиотского желания послужить своей Родине, но как насчет твоих родителей? Ты готова пожертвовать теми, кого любишь?

«Я любила тебя» – вот что мне хотелось сказать ему в тот момент, но я лишь расплакалась еще сильнее.

– Готова? – снова спросил он. Его колено больно упиралось мне в грудь, и я покачала головой. Нет, не готова.

Сэнди выпустил мою руку, но продолжал прижимать к земле.

– Послушай, Бесс. – Теперь он был больше похож на прежнего Сэнди. – Ты в большой опасности. Тебе нужно поскорее уехать отсюда. Уехать как можно дальше. И ни слова о том, что ты видела.

– Ты все еще любишь меня, – сказала я.

Я была счастлива оттого, что небезразлична этому человеку, хотя он и оказался гнусным предателем.

– Зря ты так думаешь, – покачал головой Сэнди. – Я просто хочу сказать, что тебе лучше поскорее уехать отсюда. Как ради собственной безопасности, так и ради безопасности своих близких.

– Я думала, ты меня любишь.

Сэнди помедлил.

– Ты всего лишь ребенок, – заявил он.

– Но ты же говорил…

– Ты плохо знаешь мужчин. Они скажут что угодно, лишь бы получить от тебя то, что им нужно.

Внезапно он отпустил меня. Я тут же вскочила и бросилась к лесу. Я мчалась, не разбирая дороги, а сзади до меня снова донесся крик: «Никому ни слова!»

И вот я сижу дома, у себя в спальне, и меня просто колотит от того, что случилось. Я рыдала так, что у меня до сих пор болит горло. В голову лезут всякие идиотские мысли. А вдруг человек, с которым я говорила на пляже, вовсе не Сэнди? Мне и в голову не могло прийти, что Сэнди способен совершить такой ужасный, отвратительный поступок. Но я знаю, что это был он. И теперь мне нужно решить, что же делать дальше. Родители мирно спят у себя внизу, даже не подозревая, в какую опасность я их втянула. Если с ними что-нибудь случится, никогда себе этого не прощу.

* * *

Бог ты мой! Написав последнюю строчку, я заснула как убитая. Только не спрашивайте, как мне это удалось. В итоге мне приснился ужасный сон. Мне приснилось, что к нам в дом пришел Сэнди. Я встретила его в гостиной. Он стал извиняться, сказал, что по-прежнему меня любит и не хотел меня напугать. А потом он попросил чаю, и я почему-то ничуть не удивилась этой просьбе. Когда же я принесла чай, то услышала сверху громкие крики. Я бросилась на второй этаж и увидела, что Сэнди избивает моих родителей дубинкой. Вокруг все было залито кровью. В этот момент я проснулась от собственного крика. Теперь-то я знаю, что мне делать. Это сейчас самое главное, а об остальном я подумаю позже.

41

Закончив работу, Джина прямиком поехала домой на своей отремонтированной машине, в которой уже ничего не гремело и не стучало. Поначалу она подумывала о том, не заглянуть ли ей к Генри, чтобы повидаться заодно с Клэем – тот пытался подремонтировать видавший виды дом старика. Однако желание узнать последние новости из Индии пересилило.

К своему удивлению, она обнаружила на парковке машину Лэйси: та в это время, как правило, вела уроки в начальной школе. Здесь же был припаркован небольшой грузовичок. Сначала Джина решила, что это машина Кенни, но тут же поняла, что ошиблась: Кенни старательно следил за своим автомобилем, а этот был грязный и неухоженный. Очередной дружок Лэйси, подумала Джина, направляясь к дому.

На кухне, впрочем, ее встретил один лишь Саша. В сопровождении собаки Джина прошла в кабинет, чтобы проверить почту. Но не успела она открыть Интернет, как сверху донесся пронзительный крик. Джина застыла у стола, а Саша вскинул голову и глянул в сторону двери. Оба замерли в ожидании. Может, Лэйси и ее парень просто развлекаются? Но крик раздался снова, и пес вскочил на ноги. Джина поспешила к лестнице.

– Лэйси? – окликнула она, задержавшись у нижней ступеньки.

Наверху раздался глухой удар, как будто что-то или кто-то упал на пол. Джина замерла, не зная, что ей делать: бежать к Лэйси или звонить в полицию. Саша уже стоял передними лапами на нижней ступеньке, и Джина инстинктивно схватила пса за ошейник.

Внезапно на верхней площадке появился Брок Дженсен. Он стремительно сбежал по лестнице, не обращая внимания ни на Джину, ни на Сашу, и через мгновение скрылся за дверью.

Ну конечно, это была машина Брока. Она не раз видела ее на парковке у «Шорти». Отпустив Сашу, Джина бросилась в комнату Лэйси. Она постучала в дверь и тут же распахнула ее, не дожидаясь ответа.

– Все в порядке, – быстро сказала Лэйси. Она сидела на полу, прислонясь спиной к шкафу. На щеке темнел огромный синяк. Из одежды на Лэйси были только джинсовые шорты. Саша радостно бросился к хозяйке, и та прижала к себе его мохнатую морду.

Джина быстро присела возле Лэйси.

– Что случилось? – Она убрала у нее с лица прядь волос, чтобы получше рассмотреть синяк. – Ты и правда в порядке?

– Ну и скотина, – вырвалось у Лэйси. Она попыталась встать, опираясь на Джину и собаку, но тут же снова осела на пол.

– Подай мне, пожалуйста, лифчик, – попросила она Джину.

Лэйси вновь попыталась встать, и на этот раз ей удалось добраться до кровати. Она присела на краешек матраса, и Джина помогла ей застегнуть лифчик.

– Выгляжу я, наверно, хуже некуда? – спросила Лэйси.

Правая щека у нее уже начала опухать.

– Нужно приложить лед, – откликнулась Джина. – Но сначала позвоним в полицию.

– Не стоит, – покачала головой Лэйси. – Я сама его пригласила, так какой толк звонить?

– Что случилось? – повторила Джина, тоже присаживаясь на кровать.

– Ему снова хотелось заняться сексом, а мне нет, – пожала плечами Лэйси. – Чего мне действительно хотелось, так это поговорить о тех деньгах, которые у тебя пропали.

– Господи, Лэйси. – Джина невольно почувствовала себя виноватой в том, что случилось в этой комнате. – Так ты поэтому и стала с ним встречаться?

– Какая разница? – снова пожала та плечами. – Он здорово разозлился, когда я начала расспрашивать его о деньгах. Он и так был не в духе после того, как я отказала ему в сексе. В общем, я сказала, что ему лучше уйти. Вот тогда-то он меня и ударил. – Она осторожно провела пальцами по скуле. – Большой синяк?

– Заметный, – подтвердила Джина. Белая кожа Лэйси стремительно приобретала фиолетовый оттенок. Даже смотреть на синяк – и то было больно.

Лэйси осторожно повернула голову направо, затем налево.

– Нужно что-нибудь придумать насчет синяка, – сказала она, – иначе мне здорово попадет от Клэя. Это единственный недостаток нашего совместного существования – он все еще считает меня своей маленькой сестричкой.

– Просто он заботится о тебе, – покачала головой Джина.

– Я знаю.

– Лэйси… – Джина помедлила. Возможно, сейчас не самый подходящий момент для нотаций. В конце концов, она лишь гость в этом доме. Джина успела глубоко привязаться к Лэйси, но не понимала ее поведения.

– По-моему, ты играешь с огнем, встречаясь с подобными парнями, – заметила она. – Взять того же Брока. Все считают, что он с большими странностями. Кто знает, что еще он мог с тобой сделать?

– Я уже давно его знаю, – попыталась оправдаться Лэйси. – Мы вместе ходим на собрания анонимных алкоголиков. – Она натянула на себя футболку. – Мне просто хотелось поближе узнать его, чтобы понять, мог он тогда взять твои деньги или нет.

– Не настолько уж они важны, эти деньги, – покачала головой Джина. Впрочем, она и сама понимала: это не самый удачный момент, чтобы отчитывать Лэйси за ее легкомысленное поведение.

– Пойду-ка я за льдом. – Она встала и вышла в коридор.

Уже на лестнице Джина почувствовала, что у нее до сих пор дрожат колени. Слишком много адреналина. Очутившись на кухне, она первым делом наполнила льдом пакет. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошел Клэй.

– Почему ты дрожишь? – спросил он, обнимая Джину.

– Со мной-то все в порядке, – ответила она, – а вот Лэйси упала и разбила лицо.

– Упала? – переспросил Клэй. – Что случилось? И где она сейчас?

– У себя в спальне. Она зацепилась ногой за ковер и ударилась щекой о шкаф.

– Ясно, – поморщился Клэй. Судя по всему, он без труда купился на эту ложь.

– Держи, – сказал он, протянув Джине чистое кухонное полотенце. – Заверни в него пакет.

Он обнял Джину за плечи, и они вместе зашагали вверх по лестнице.

– Есть что-нибудь новенькое о Рани? – поинтересовался он.

– Я еще не проверяла почту. – Джину глубоко тронуло его участие.

Лэйси по-прежнему сидела на краешке постели. За то время, что Джина провела внизу, синяк на ее лице успел потемнеть на несколько тонов.

– Да уж, выглядишь ты неважно. – Клэй присел рядом с сестрой на кровать, а Джина вручила ей пакет со льдом.

– Иногда я бываю на редкость неуклюжей, – пожаловалась Лэйси. – Даже не знаю, как меня угораздило удариться об этот косяк!

Джина поморщилась.

– Да что ты? – холодно промолвил Клэй. – А это произошло до того, как ты споткнулась о ковер, или после?

– Что, прости? – Лэйси непонимающе взглянула на брата.

– Я сказала ему, что ты споткнулась и ударилась о шкаф, – пояснила Джина.

– Ох. – Лэйси смущенно отвела взгляд. Было ясно, что их увертки ни к чему не привели.

Клэй скрестил руки на груди.

– Ладно, мои дорогие. – Теперь он держался серьезней некуда. – Я хочу знать, что тут произошло. Не ошибусь, если предположу, что это дело рук одного из твоих дружков, так ведь?

– Не волнуйся, я больше с ним не увижусь, – сказала Лэйси.

– Само собой. Но ты найдешь себе такого же, – Клэй уже не скрывал своего раздражения, – и он доведет дело до конца.

– Не могли бы вы оба выйти и оставить меня одну? – попросила Лэйси, но Клэй проигнорировал эту просьбу. Наклонившись, он легонько коснулся пальцами ее щеки.

– Ты уверена, что обошлось без перелома? – поинтересовался он.

– Уверена, – ответила Лэйси. – А теперь до свидания.

Клэй встал и потянул Джину за руку.

– Идем, – сказал он. – Нам тут не рады.

Как только они вышли в коридор, Джина виновато взглянула на Клэя.

– Прости, что солгала. Лэйси не хотела, чтобы ты узнал, а я не сообразила…

– Все в порядке. – Он ободряюще сжал ее руку. – Ты просто растерялась. Но ей здорово вмазали. Это тебе не простая пощечина.

– Я поняла.

– Знаешь, кто это сделал?

– Брок. Ну, тот тип…

– Брок Дженсен? – В глазах Клэя загорелся недобрый огонек.

– Да. Лэйси, видимо, хотела выяснить, не брал ли он…

– Ладно, до встречи. – Клэй сбежал с лестницы с той же скоростью, что и Брок.

– Клэй! – окликнула его сверху Джина. – Только без глупостей!

Но он уже был на улице.

Усевшись на верхней ступеньке, она обхватила голову руками. И что прикажете делать? Ехать за ним в «Шорти» или звонить в полицию с просьбой вмешаться? Может, правда, она слишком драматизирует ситуацию. Брока, скорее всего, в «Шорти» не будет, а Клэй, прогоняв зря такую дорогу, немного успокоится.

Рассудив так, она спустилась в кабинет, чтобы узнать, нет ли каких новостей о ее дочке.

42

Грузовичок Дженсена обнаружился на своем привычном месте возле «Шорти». Припарковавшись рядом, Клэй выбрался из джипа и зашагал к ресторану. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Ничего подобного он раньше не чувствовал. Он высидел все судебное заседание над убийцей своей матери. Он работал в местах катастроф, извлекая из-под завалов искалеченные тела детей. Но ни разу еще он не испытывал такой всепоглощающей ярости.

«Привет, Клэй!» – окликнул его от бара Кенни, но Клэй прошел мимо приятеля, даже не оглянувшись.

«Добрый вечер», – бросил ему от шахматной доски Уолтер Лискот, но Клэй проигнорировал и старика. Взгляд его был устремлен в сторону бильярдного стола, над которым в предвкушении удара склонился Брок Дженсен. Клэй подошел и опустил руку ему на плечо.

– Мой черед, – сказал Дженсен, даже не повернув головы.

– Ну-ка повернись, сукин ты сын.

Брок медленно выпрямился, а затем развернулся к нему лицом.

Размахнувшись, Клэй впечатал кулак прямо ему в нос. Раздался характерный треск.

Брок прижал руку к окровавленному лицу.

– Какого дьявола? – спросил он.

– Ну как, понравилось? – За первым ударом последовал второй, за ним – третий. – Теперь ты знаешь, что должна чувствовать моя сестра.

– Твоя сестра – шлюха, – брякнул тот, не подумав.

– А ты – ублюдок.

Клэй толкнул Брока так, что тот практически лег на бильярдный стол, после чего отколошматил его по полной. Люди вокруг что-то кричали; одни пытались остановить его, другие, наоборот, подбадривали. Кенни, вцепившись в приятеля, пытался увести его от стола. И даже Брайан Касс старался оттащить Клэя от его жертвы.

Все напрасно: он бил и бил. Все вокруг было в крови, и Клэй не знал даже, его это кровь или Брока. Окружающее было как в тумане, и лишь одно он осознавал очень даже ясно. В этот момент он бил не только Брока. Он колошматил здание, рухнувшее на его жену и не рожденного еще ребенка, и тех растяп-строителей, которые возводили этот дом. Досталось от него и его собственному самовлюбленному эго, из-за которого Терри отправилась в ту поездку. И Господу Богу тоже досталось.

43

Звонок из больницы раздался в шесть вечера. Алек как раз плавал с Джеком и Мэгги в заливе возле дома. Услышав, что на причале звонит телефон, он поспешил выбраться из воды и все-таки опоздал. Впрочем, Оливия оставила ему сообщение.

«Если найдешь кого-нибудь присмотреть за детьми, – сообщила она, – приезжай в отделение «Скорой помощи». Ничего страшного, так что не паникуй».

Ничего страшного? Алек попытался дозвониться до жены, но ему сказали, что она занята с пациентом. Тогда он позвал детей и попросил их поскорее одеться. Далее последовал звонок матери одного из приятелей Джека. Алек спросил, не сможет ли она присмотреть некоторое время за детьми, и та согласилась. Тогда он быстренько завез к ней Джека и Мэгги, а сам поспешил в город.

Нельзя сказать, что его обрадовал этот звонок. Хотя прошло уже десять лет, любое посещение больницы напоминало ему о той ночи, когда туда привезли умирающую Анни. И чего ему ожидать теперь? «Не паникуй», – сказала Оливия. Но она не добавила: «Не тревожься».

Добравшись до отделения «Скорой помощи», он обнаружил, что приемная превратилась на время в заднюю комнату «Шорти». Здесь сидел Кенни Галло, а с ним – Уолтер Лискот, Брайан Касс и еще несколько завсегдатаев ресторана. Наконец, в комнате находились двое полицейских. Один из них, Пит Майрон, явно поджидал Алека.

– Что случилось? – спросил у него Алек.

Прежде чем объяснить, Пит предусмотрительно вывел его в коридор.

– Знаешь Брока Дженсена? – спросил он Алека.

Тот не сразу понял, о ком идет речь.

– Это парень с татуировками?

– Да. Судя по всему, он избил твою дочь, – пояснил Пит.

Алек вспомнил Мэгги, которая спокойно сидела дома у соседей, и только потом осознал, что речь идет о Лэйси.

– Где она? – Он посмотрел в сторону больничной палаты. – Это серьезно?

– Она дома, – ответил Пит. – Мы послали туда сотрудника, чтобы проверить ее состояние. Лэйси в порядке, если не считать нескольких синяков. Чего не скажешь про Дженсена. Его раны сейчас как раз зашивают. У Клэя сломан палец.

– У Клэя? – Алек вообще перестал что-либо понимать. – О чем это ты?

– Клэй нашел Дженсена в «Шорти» и сделал из него отбивную.

– Клэй?!

Алек не верил своим ушам. Клэй не был неженкой, но он терпеть не мог насилия. Более того, он презирал саму идею мщения. Даже на процессе Захарии Пойнтера, выслушивая рассказ о том, как тот убил его мать, Клэй повторял одно и то же: «Я не буду поддерживать просьбу о смертной казни. Просто не буду».

– Лэйси отказалась выдвигать обвинение, – объяснил Пит. – Броку тоже хватило ума не писать заявление. Так что нам тут, собственно, делать нечего.

– Где Клэй? – спросил Алек. У него накопилось много вопросов, но задать их он собирался собственному сыну.

– В отделении, – кивнул Пит. – Под присмотром твоей жены.

Оливия сидела возле Клэя, перевязывая ему сломанный палец. Губа у него распухла, а на скуле красовался здоровенный порез, но в целом он выглядел неплохо.

– Привет, пап, – сказал он Алеку таким тоном, будто подобное случалось с ним каждый день.

– Может, хоть ты объяснишь, что произошло? – спросил Алек.

– Да так, небольшая потасовка, – заметила Оливия, даже не подняв головы.

Было видно, что Клэю не хочется об этом говорить. Он устало вздохнул.

– Брок Дженсен был у нас дома с Лэйси, – проговорил он наконец.

– Что значит, «был с Лэйси»? – Алек не в состоянии был представить свою дочь с этим типом. – Он что, пытался ее изнасиловать?

Клэй отвел взгляд, старательно избегая вопроса.

– Брок ударил ее, – продолжил он. – Когда я узнал об этом, то отправился в «Шорти» и… – Он глядел на отца с виноватой улыбкой. – Не слишком на меня похоже, правда?

Да уж, это было совсем на него не похоже.

– Почему он ударил Лэйси? Он что, пробрался в дом и…

– Я уверен, что Лэйси сама его пригласила, – поморщился Клэй. – Она не очень-то… разборчива в связях.

Ему не хотелось этого слышать. Алек и сам замечал признаки подобной неразборчивости, но старался не обращать на них внимания.

– Ты не ответил на мой вопрос об изнасиловании, – напомнил он.

Клэй выглядел раздраженным, но у Алека возникло ощущение, что сын сердится не на него, а на Лэйси.

– Насколько я знаю, – снова поморщился Клэй, – там никто никого не принуждал.

Оливия закончила перевязывать палец и осмотрела порез на его лице.

– Наложишь шов? – спросил Клэй.

– Да нет, обойдешься повязкой, – сказала она, выбирая один из фиксирующих пластырей.

– Броку здорово досталось? – поинтересовался Алек у жены.

– Перелом носа, сотрясение. – Оливия сохраняла врачебную невозмутимость. – Над щекой, видно, придется поработать пластическому хирургу.

Алек не смог удержаться от улыбки. Он был человеком цивилизованным, отцом такого же цивилизованного сына. Однако в душе его расцветало первобытное чувство мужской гордости за то, что парень вступился за его дочь и вышел из этой драки победителем.

Клэй неожиданно выпрямился, бросив взгляд в сторону двери. Обернувшись, Алек увидел, что в палату вошла Джина. Она тут же поспешила к Клэю.

– Ты в порядке? – В ее голосе слышалась неподдельная забота. Джина осторожно коснулась распухшей губы Клэя, и Алек сразу же догадался, что отношения между ними вышли за рамки дружеских.

Клэй сжал ее ладонь.

– Все в порядке, – ответил он. – Лэйси с тобой?

– Нет, – покачала головой Джина. – Вряд ли ей хочется демонстрировать свое лицо. Впрочем, выглядит она не так уж ужасно, – сказано это было для того, чтобы успокоить Алека. – К тому же дома дежурит сотрудник полиции.

– Поеду-ка я повидаюсь с ней, – сказал Алек, вытаскивая из кармана ключи от машины.

– Не стоит, – взглянул на него Клэй.

– Почему?

– Дай ей побыть одной. Позвони лучше по телефону.

– Кроме того, мне тоже нужно поговорить с тобой, – сказала Алеку Оливия. Она встала, аккуратно закрепив пластырь на щеке Клэя.

Алек положил руку ей на плечо.

– Как только вернемся домой, – с улыбкой сказал он.

* * *

Дождавшись, пока Джек и Мэгги улягутся спать, Алек с Оливией устроились на веранде. Волны с шумом накатывали на узенький пляж прямо за домом. Оба они успели поговорить с Лэйси, которая настаивала на том, что с ней все в порядке. Просто немыслимо, говорила она, что Клэю с Броком требуется серьезное лечение из-за какой-то «ничтожной пощечины». Алеку хотелось лично убедиться в том, что с Лэйси все в порядке, но та и слышать не желала об этом. В любом случае они увидятся в понедельник, когда Лэйси придет на работу.

– Ты хотела поговорить о Лэйси? – спросил он Оливию.

– О ней тоже. Но для начала я хотела бы поговорить о Джине.

– Что такое?

– Ты уже решил, как поступить с линзами?

– Да я об этом пока не думал.

– Но ты же обещал Клэю подумать.

Алек чувствовал, что разговор будет не из приятных. Что-то из серии «ты все делаешь не так». Оливия очень редко затевала подобные беседы, и именно поэтому Алек научился прислушиваться к ней.

– Я действительно собираюсь как следует все обдумать, – сказал он Оливии.

– Если она и правда в родстве с Пурами, тебе стоит помочь ей с линзами. Очевидно, в эмоциональном плане маяк стал для нее связующим звеном с родными. Клэй говорил, что у нее нет семьи. Поэтому-то она и хочет удочерить ту маленькую девочку. Создавая для нее семью, она создает ее в то же время и для себя.

– Если линзы так много значат для нее, – нахмурился Алек, – то почему она сразу не сказала об этом? К чему все эти басни про увлечение маяками?

Оливия помолчала, из чего он сделал вывод, что она просто не знает, что ответить.

– Алек, – теперь она смотрела ему прямо в лицо, – мне нужно кое-что тебе сказать, но я, если честно, боюсь.

– Боишься? – Алек не понимал, к чему она клонит.

– Дай мне высказаться, хорошо? Просто не перебивай меня.

Он кивнул, и Оливия крепко сжала его руку.

– Много лет тому назад, – начала она, – ты всеми силами пытался спасти маяк. И все потому, что он напоминал тебе об Анни. Там вы встретились, там проводили много времени. Вы оба любили маяк, и он обрел для тебя особенное значение. Я это прекрасно понимаю.

Алек снова кивнул.

– А теперь ты по той же причине делаешь все, чтобы линзы остались лежать на дне океана.

– Что ты хочешь этим сказать?

Оливия прижала палец к его губам.

– Подожди, дай мне закончить. Маяк по-прежнему напоминает тебе об Анни, но теперь это связано у тебя с неприятными чувствами. После того как ты узнал правду, тебе захотелось выбросить из своей жизни все, что напоминало о ней.

Оливия была права. Он ненавидел маяк, который когда-то значил для него так много.

– И неважно, – продолжила Оливия, – в чем именно состоит твое желание: спасти маяк или сделать все, чтобы линзы остались на дне океана. В обоих случаях твое решение зависит от чувств к Анни. Но линзы – всего лишь стекло, Алек. – Она вновь сжала его руку. – Ты придаешь им слишком большое значение, а это всего лишь кусок стекла.

Он открыл рот, чтобы возразить, но Оливия его остановила.

– Я еще не закончила, – заметила она. – Я очень люблю тебя, Алек, и могу сказать, что эти десять лет были лучшими в моей жизни. Но дело в том… Только не сердись на меня, ладно? Я чувствую, что тебе необходимо рассказать Лэйси и Клэю всю правду об Анни.

– С какой стати? – возразил Алек. – Им совершенно не нужно об этом знать. Лэйси и так известно, что ее родной отец – Том. Думаю, этого вполне достаточно.

– Ты все еще оберегаешь память об Анни, – сказала Оливия. – Не стоит. Кроме того, это вредит твоим детям.

Алек уже не старался справиться с раздражением.

– Тебе не кажется, что это несколько эгоистично с твоей стороны? – спросил он.

На глазах у Оливии показались слезы.

– Я тревожусь из-за Лэйси, – сказала она. – Мне просто тошно при мысли о том, что она водит к себе таких парней, как этот Брок. Да еще в дом смотрителя.

Алек прекрасно понимал, о чем думает его жена. То же самое делала когда-то Анни. Водила мужчин в дом смотрителя, пока там еще жила Мери Пур. Анни ложилась в постель чуть ли не с первым встречным. Она и с Алеком сблизилась уже в первый час их знакомства. Ее всегда заботили другие: она стремилась не столько получать удовольствие, сколько давать его. Но Лэйси об этом не знала.

– Я не предполагал, что распущенность передается по наследству, – сказал он Оливии.

– Вот это и есть самое пугающее, – заметила она. – Лэйси без разбора меняет парней, не утруждая себя серьезными отношениями. Она – вылитая Анни. Выглядит, как она. И так же, как она, не получила образования.

– Ну, Анни-то училась в колледже.

– Но так его и не закончила, – возразила Оливия. – Лэйси, как и ее мать, предпочла заняться мозаикой, хотя и говорила раньше о том, что хочет стать ветеринаром. Лэйси любит животных, и из нее мог бы получиться хороший врач. Но она напрочь забыла об этих интересах, поставив на первое место работу со стеклом.

Алек знал, что Оливия, как никто другой, понимала потребность копировать Анни О’Нил. В свое время, пытаясь справиться с ревностью и замешательством, она тоже следовала этим путем.

– Лэйси, как и Анни, с успехом играет роль местной благодетельницы – Оливия вновь взяла его руку. – Алек, она должна узнать. А тебе пора расстаться с этой одержимостью маяком. Хочешь ты того или нет, но Анни по-прежнему управляет твоей жизнью.

Алек ответил не сразу. Он понимал, что Оливия права и ему нужно сделать свой выбор.

– Я не могу разрушить тот образ матери, который сложился у Клэя и Лэйси, – выговорил он наконец. – Прости, но на это я пойти не могу. Другое дело – линзы. Я скажу Клэю, что согласен помочь. Что сделаю все возможное, лишь бы поднять их наверх.

44

Понедельник, 11 мая 1942 г.

Что я наделала? Правильно ли я поступила? Вряд ли мне удастся когда-нибудь найти ответ на эти вопросы. Если я в чем-то и уверена, то только в том, как мне сейчас плохо. Меня тошнило всю ночь, и вот теперь я лежу в чужой спальне чужого дома, в чужом для меня городе, а Деннис и его сестра Сью-Энн о чем-то переговариваются в гостиной. Слов я не слышу, но знаю, что речь идет обо мне. Мой приезд привел Сью-Энн в замешательство, но это не помешало ей отнестись ко мне с искренней теплотой. Это она принесла мне куриный суп, который стынет сейчас на столике рядом с кроватью. Даже представить не могу, что мне когда-нибудь снова захочется есть.

Я и не думала, что Деннис настолько религиозен. Разумеется, я знала, что по выходным он ездит на католическую службу в Короллу, но я не думала, что религия занимает в его жизни такое важное место. В этом он похож на свою сестру, которая работает медсестрой в католической больнице. По всему дому у них расставлены фигурки Марии и Иисуса, а на стенах висят изображения Христа. Такое чувство, будто я попала в другую страну.

Хотя с момента моей последней записи прошло чуть больше суток, вся моя жизнь за это время полностью изменилась. Вчера утром, пробудившись от ужасного сна, в котором Сэнди убивал моих родителей, я поспешила на пляж, к тому месту, где стояла палатка Денниса. Я объявила, что согласна ехать с ним в Хай-Пойнт. Удивлению его не было предела. Он спросил, почему я изменила свое решение и когда ему можно будет поговорить с моими родителями. Я сказала, что поеду с ним лишь при условии, что он ни слова не скажет моим родителям и мы никогда больше не вернемся на Отмели. Деннис сказал, что не может так поступить, и тогда я расплакалась. Возможно, я и до этого плакала, но тут я просто разрыдалась, и до Денниса дошло, что я в настоящей панике. «Что-то случилось? – засыпал он меня вопросами. – У тебя неприятности?»

Видимо, он решил, глядя на мою истерику, что я беременна (буду-ка я, пожалуй, прятать здесь свой дневник еще лучше, чем прятала его дома).

– Я узнала о войне нечто такое, что мне лучше уехать отсюда. Иначе могу пострадать не только я, но и мои родители.

– Что такое ты могла узнать о войне… – нахмурился Денни.

– Неважно, – покачала я головой. – Не спрашивай меня больше об этом. Давай просто уедем отсюда, и поскорее.

Какое-то время он молча смотрел на меня, после чего кивнул.

– Хорошо, давай уедем.

– И ты обещаешь, что мы никогда не вернемся назад?

Деннис снова кивнул.

– У меня такое чувство, что, если я еще раз приеду сюда, меня просто арестуют, – сказал он как бы между прочим. – Когда ты будешь готова?

– Сегодня вечером, – ответила я. – Встретимся на Главной дороге, хорошо?

– Хорошо, – согласился он.

До отъезда мне нужно было сделать кое-что важное. Я хотела сообщить мистеру Хьюитту, что Сэнди – тот самый предатель, которого он ищет. Я долго ломала голову над тем, как мне это сделать. Само решение далось мне нелегко. Я помнила, с какой любовью он обращался со мной в эти несколько недель. Помнила нашу чудесную ночь в лодке. Неужели он просто использовал меня? Трудно было в это поверить. Но то, как он повел себя в последнюю ночь, стало для меня настоящим шоком. Я узнала совсем другого Сэнди. Вдобавок надо было выручать мистера Сато: все считали шпионом его, хотя настоящим шпионом был Сэнди. Но я не могла просто взять и прийти к мистеру Хьюитту на станцию Береговой охраны. Во-первых, Сэнди сразу бы догадался, что я замышляю. Во-вторых, мистер Хьюитт запретил мне разговаривать с ним в присутствии его парней.

Оставить ему записку я тоже не могла. Было всего лишь воскресенье, а он придет на маяк не раньше вечера вторника. За эти три дня записка наверняка попадется на глаза родителям. И тогда я сделала то, что могло сработать, а могло и не сработать. Я поднялась в световую камеру с тем рубиновым ожерельем, которое подарил мне Сэнди. Рубин – из тех камней, которые могут резать стекло. У меня, правда, промелькнула мысль, не подарил ли он мне подделку. Что ж, настало время это выяснить. Там, где я обычно оставляла свою записку, я выцарапала на стекле имя Сэнди. Разумеется, его настоящее имя, то самое, которое я тщательно вычищала бритвой с первых страниц дневника (на случай, если кто-то найдет его и втянет мою семью в неприятности). Господи, как же мне страшно! Остается надеяться, что я все сделала правильно.

По правде говоря, я понятия не имею, увидит ли мистер Хьюитт вырезанное на стекле имя. В глубине души я надеюсь, что этого не произойдет, потому что никак не могу поверить в то, что Сэнди такой уж плохой. Во всяком случае, я попытаюсь проинформировать мистера Хьюитта. А потом придется положиться на волю судьбы.

Родителям я оставила записку. Написала, что уезжаю туда, где смогу получить хорошее образование, а со временем закончу колледж и стану учительницей. Родители давно считают, что я отбилась от рук, так что вряд ли их удивит мое бегство. Я даже не написала, что люблю их и буду скучать по ним, хотя все это чистая правда. Я только добавила, что буду в полной безопасности, иначе они сойдут с ума от беспокойства.

По пути в Хай-Пойнт я не проронила ни слова. Дорога тянулась бесконечно, и с каждой милей мне становилось все хуже. Меня тошнило потом ночь напролет. Я старалась не думать о том, что сделала. Сбежала из дома, выдала Сэнди и все такое прочее. С собой я взяла только дневник, кое-что из одежды и это ожерелье, в подлинности которого я больше не сомневаюсь. Не понимаю, как человек, подаривший мне настоящее рубиновое ожерелье, мог так поступить со мной?

Для Денниса и Сью-Энн не секрет, что я схожу с ума от беспокойства, но им хватает такта не допытываться у меня о причинах моего бегства. За это я им искренне признательна. Сью-Энн – добрейшее в мире существо. «Просто положись на нас, детка» – так она мне сказала. Именно это я и собираюсь сделать, потому что ничего другого мне не остается.

45

Никогда еще на парковке у «Шорти» не было так пусто. Должно быть, все, кого пригласили отметить восьмидесятилетие Генри, оставили свои машины по соседству, чтобы не возбудить подозрений именинника. Джина, впрочем, припарковалась вплотную к двери. Она и так испереживалась, пока везла сюда воздушные шарики. Не факт, что ей удалось бы сберечь их в целости и сохранности, если бы она добиралась до ресторана пешком.

Не так-то просто было сместить фокус своего внимания с Рани на это торжество. Джина так и не получила ответа от миссис Кинг, хотя оставила ей еще одно сообщение. Зато после обеда ее ожидало очередное письмо от Дениз, которая по-прежнему жила в Хайдарабаде.

«Дети все еще здесь, – писала Дениз, – хотя в любой момент их могут перевести в государственный приют. Рани тебя помнит и все время спрашивает, где ее «мама». Одна из новых воспитательниц говорит по-английски. Она-то мне и переводит. Я попросила ее объяснить Рани, что ты ждешь ее и думаешь о ней каждый день».

Каждую минуту. Джина плакала, читая это письмо. От радости, что Рани пока не перевели в другой приют и Дениз может присмотреть за ней. И от мысли о том, что девочка еще помнит свою «маму». Как же это несправедливо. Как жестоко по отношению к ним обеим.

Она вновь обратила внимание на воздушные шарики, которые надо было аккуратно извлечь из салона автомобиля и перенести в ресторан. Уже в задней комнате она выпустила из рук длинные ленты, и первые гости начали украшать шарами помещение.

Время близилось к половине седьмого, и народу в зале становилось все больше. Заднюю комнату закрыли на вечер для публики, но это никак не сказалось на посетителях, потому что почти все они оказались в числе приглашенных – за исключением разве что близких дружков Брока. Игра в бильярд была уже в разгаре, а еще парочка парней коротала время за игрой в дартс. Оставалось надеяться, что они не попадут в развешанные повсюду шары. Уолтер и Брайан затеяли очередную шахматную партию, пообещав закончить ее с приездом Генри. Шахматный столик задвинули в дальний конец комнаты, а по всему залу расставили маленькие столы, на которых красовались простенькие букеты. Шеф-повар уже готовил для приглашенных пасту и фаршированную камбалу.

– Джина!

Повернувшись, она увидела Мэгги О’Нил, которая мчалась к ней от входной двери. Наклонившись, Джина крепко обняла девочку.

– Привет, Мэгги, – сказала она. Джину порадовала доброжелательность девочки. С Мэгги они встречались только однажды – в ту ночь на дюнах, и Джина не ожидала, что девочка запомнит ее. Вслед за Мэгги к ней подошли родители девочки, и Джина первой протянула Алеку руку.

– Большое вам спасибо, – произнесла она.

Джина еще не разговаривала с Алеком с тех пор, как тот решил помочь ей с подъемом линз. Просто поразительно, как быстро стронулось все с места, когда Алек сделал пару звонков нужным людям. Оставалось лишь сожалеть, что это не произошло месяцем раньше. Денег тоже оказалось больше чем достаточно. Необходимые средства предоставило не только общество по сохранению маяков, но и туристическое бюро, несколько банков и агентство «Диллард».

– Рад помочь, – откликнулся Алек. – Когда их будут поднимать?

– В понедельник, если позволит погода.

– Линзы отправятся в «Атлантический музей»?

– Я пообщалась с представителями Общества по сохранению маяков и попросила их найти местечко где-нибудь поближе, на северных пляжах. В противном случае – да, линзы отправятся в музей.

– А когда приедет Генри? – поинтересовалась Оливия, и Джина взглянула на часы.

– Через десять минут, – сказала она. – Лэйси и Клэй уже везут его сюда, чтобы отпраздновать его день рождения втроем, – так они ему сказали. – Она повернулась к собравшимся: – Минутку внимания!

Разговоры в зале затихли, и все выжидательно уставились на Джину.

– Генри прибудет около семи, – объявила Джина. – Лэйси забежит чуть раньше, чтобы предупредить нас о его приезде. И как только он войдет, мы дружно прокричим: «Сюрприз!» Договорились?

Гости, покивав, вернулись к прежним занятиям.

– Как дела у Лэйси? – поинтересовалась Оливия.

– Все хорошо, – ответила Джина. – Синяк еще не сошел, но щека уже не болит.

Лэйси слегка пугала необходимость появиться в «Шорти», поскольку она боялась встретиться здесь с Броком. Но Брок, судя по всему, уехал из города – возможно, в поисках хирурга, который бы подремонтировал ему разбитую щеку. Накануне вечером Джина устроила для Лэйси сеанс массажа, который обещала ей еще на день рождения. Массаж оказался как нельзя кстати: плечевые мышцы у Лэйси просто свело от напряжения. Инцидент с Броком не прошел для нее даром, но в целом, как считала Джина, ей это было только на пользу: Лэйси давно нуждалась в хорошей встряске.

Клэй сегодня тоже нервничал, и не без оснований. Они с Джиной впервые должны были предстать перед Генри в качестве пары, и Клэя тревожило, как старик отреагирует на то, что его внучке уже нашли замену.

«Почему бы тебе просто не поговорить с ним?» – предложила Джина, когда Клэй поделился с ней своими соображениями. Но сделать это было не так-то легко: Клэй и Генри привыкли понимать друг друга без слов, и любые разговоры такого рода были обречены на провал. Главное, впрочем, считала Джина, что Клэй мог говорить с ней. За последнее время они сблизились еще больше. Каждую ночь Джина спала в его постели, только теперь они регулярно пользовались презервативами. Впрочем, та первая ночь, когда они не предохранялись, не обернулась для них ничем серьезным: Джина была не из тех, кто может с легкостью забеременеть.

О будущем они не говорили, и Джина была этому только рада. Ей не хотелось думать о том, что уже через месяц ей предстояло вернуться на работу.

– А вот и Лейс, – сказал Алек, кивая в сторону двери. В тусклом свете задней комнаты синяк на лице девушки был едва различим. Лэйси бросила взгляд на бильярдный стол, но тут же успокоилась, не увидев там Брока.

Лэйси быстро обняла брата и сестру, после чего поспешила к Джине.

– Прошу прощения, что мы раньше назначенного времени, – извинилась она. – Я ушла вперед под предлогом того, что мне нужно заглянуть в туалет. Клэй и Генри будут здесь с минуты на минуту.

– Всем внимание! – хлопнула в ладоши Джина. – Генри уже тут, так что не шумите.

В комнате воцарилась тишина. Произошло это как нельзя кстати: за дверью раздались мужские шаги.

«А почему тут закрыто?» – послышался голос Генри.

Люди в зале тихонько засмеялись. Генри распахнул дверь и вошел в комнату. Клэй держался за его спиной.

– Сюрприз! – загремели голоса, и звонче всех раздавался голосок Мэгги. – Сюрприз, сюрприз, сюрприз! – выкрикивала она, хлопая в ладоши.

Генри театрально схватился за грудь, но на его лице сияла улыбка.

– Что тут… – начал было он, но все дружно запели «С днем рождения!». Джина тоже не могла сдержать улыбки: было очевидно, что их затея пришлась старику по душе.

Вечер удался на славу. Джина помогала другой официантке обслуживать столики – за привычным занятием она чувствовала себя гораздо проще. В свободные минуты она усаживалась рядом с Клэем, на лице у которого еще виднелись синяки и царапины – следы стычки, в которой он отстоял честь сестры. Клэй не скрывал своей симпатии к ней, и Генри это заметил. Краем уха Джина услышала, как он сказал Клэю: «У тебя всегда был хороший вкус на женщин». Она мысленно поблагодарила Генри, отправляясь за очередным подносом с едой. Одной лишь фразой он сумел развеять тревоги Клэя.

После ужина Генри стал рассматривать открытки и подарки, которые принесли ему гости. Неожиданно из дальнего угла раздался какой-то бамм, и все взглянули в ту сторону.

– Уолтер! – Брайан быстро обогнул столик, за которым сидел вместе с приятелем, и лишь тогда Джина заметила, что Уолтер вывалился из своего кресла и теперь лежит на полу. Вскочив, она бросилась к столику, но Оливия и Алек ее опередили. Они перевернули Уолтера на спину, и Оливия попыталась нащупать его пульс.

– Я сделаю ему массаж сердца, – сказал Алек, расстегивая на груди старика рубашку.

– Позвоните в «Скорую»! – крикнула собравшимся Джина.

– Он что, умер? – спросила Мэгги, но не успела Джина ей ответить, как рядом появилась Лэйси.

– Мэгги, Джек, идемте со мной, – обменялась она с Джиной понимающими взглядами. – Побудем немножко на улице.

– Что мама с ним делает? – снова спросила Мэгги, следуя за старшей сестрой на улицу. Лэйси шагнула за порог, и Джина не услышала ответа.

Оливия тем временем делала Уолтеру искусственное дыхание, а Алек ритмично нажимал ему на грудь. Окружающие тихонько переговаривались, и лишь от Уолтера не исходило ни звука.

Генри перебрался к столу, за которым раньше сидел Уолтер, и они с Брайаном тихо наблюдали за происходящим. Трудно было понять, о чем они думают. Брайан, Генри и Уолтер казались неотделимыми от «Шорти». Невозможно было представить себе это место без кого-то из них.

– Ну же, Уолтер, – мысленно повторяла Джина.

Клэй приблизился к троице на полу.

– Может, заменить кого-нибудь из вас? – спросил он отца и Оливию.

– Пока не нужно, – Алек продолжал нажимать на хрупкую стариковскую грудь, и Клэй снова отошел в сторону, дожидаясь своей очереди.

Шли минуты. Скоро в отдалении послышался вой сирены. И в тот самый момент, когда в комнату вбежали врачи, Уолтер дернулся, закашлял и начал дышать самостоятельно. Собравшиеся с облегчением вздохнули.

Врачи положили Уолтера на носилки и понесли его к машине «Скорой помощи». Оливия сказала, что поедет с ними в больницу, а Алек на своей машине отвезет Джека и Мэгги домой. Как только отец и мачеха уехали, Клэй повернулся к Джине.

– Я отвезу Генри домой, – сказал он, – и побуду с ним немного.

Джина кивнула.

– Наверняка он переживает, хоть и старается держать себя в руках.

– Все мы переживаем, – пожал плечами Клэй. – Приезжай к нам, когда закончишь здесь.

– Хорошо, – кивнула она.

Гости тем временем расходились один за другим. Джина и вторая официантка остались в комнате, чтобы убрать со столов. Когда все ушли, в зале воцарилась давящая тишина. Воздушные шарики собрали в одном месте, а столики распихали по сторонам, чтобы освободить место для врачей и носилок. Кресло Уолтера по-прежнему стояло у стола, а на полу валялась незаконченная фигурка очередной утки.

– Ступай и ты, – сказала ей вторая официантка, когда Джина принялась убирать со столов.

– Что ты, – возразила она, – я не могу оставить это все на тебя.

– Ступай. – Официантка подтолкнула ее к двери. – Ты должна быть сейчас со своими близкими.

Поблагодарив, Джина направилась к машине. Со своими близкими. От этих слов на лице у нее расцвела улыбка. Она завела двигатель и поехала к дому Генри.

46

Понедельник, 8 июня 1942 г.

Я прожила в Хай-Пойнт уже месяц, но это место по-прежнему кажется мне пугающе огромным. Деннис и Сью-Энн только смеются, когда слышат это, поскольку Хай-Пойнт, как я понимаю, не идет ни в какое сравнение с настоящими городами. И все же любое место будет больше Реки Поцелуев.

Дом у Денниса очень старый, но в хорошем состоянии. Правда, денег у них маловато, и я стараюсь помочь чем могу. Вчера, например, я красила ванную комнату.

Деннис определил меня в школу. Думаю, ему пришлось использовать свои связи, так как официально он не является моим опекуном. Мне нравятся другие ученики, хотя настоящих друзей у меня здесь нет. Кое-кто посмеивается над моим говором, но делают они это не со зла. По крайней мере, мне так кажется. По возрасту я могу претендовать на первый год в старших классах, но ровесники опережают меня по всем предметам. Теперь я понимаю, что имел в виду Деннис, когда говорил, что мое образование оставляет желать лучшего. Я привыкла учиться с ребятами самого разного возраста, а здесь я сижу в классе со своими ровесниками. Чтобы я не отставала, Деннис готовит со мной по вечерам уроки. С самого начала он предложил мне на выбор: заниматься что есть сил, чтобы идти вровень со сверстниками, или отстать на год-другой. Конечно же, мне не хочется быть в числе отстающих. Скоро я пойду в летнюю школу, чтобы с осени чувствовать себя не хуже других.

По воскресеньям я должна ходить с ними в церковь. Это одно из условий моего пребывания здесь. По сути, это единственное серьезное условие, если не считать посещения школы. Мне нравится в церкви, хотя я никак не могу понять, когда нужно вставать, а когда кланяться, ну и так далее. Не понимаю, как только Деннис и Сью-Энн угадывают это. Еще я не знаю, о чем говорит священник, потому что проповеди читаются на латыни. Но я надеюсь, что со временем буду понимать их, потому что изучаю этот язык в школе.

Еще у меня есть библиотечная карточка. Библиотека – лучшее место на земле. Я заглядываю туда после школы, и Деннису в такие дни приходится уволакивать меня оттуда силой.

Он даже расхохотался, увидев меня первый раз с кучей книг в руках. «Не нужно тащить домой всю библиотеку, – сказал он мне. – Поверь, эти книги никуда отсюда не денутся».

Мне так жаль ребятишек, с которыми я ходила в школу на Отмелях. Они даже не знают, как много теряют. С другой стороны, все они живут с родителями, а я уже своих, скорее всего, никогда не увижу.

Я и не думала, что Деннис такой добрый. Я даже рассказала ему о том, как Сэнди со мной обошелся. Конечно, я ни слова не упомянула о его работе на немцев. Я говорила и плакала, а Деннис меня утешал. У Сью-Энн тоже слезы выступили на глазах, и она тихонько поглаживала меня по голове. Они поинтересовались, не поэтому ли я сбежала в Хай-Пойнт, но я заверила их, что нет, не поэтому, но настоящей причины я им открыть не могу. Не знаю, что именно они подумали, но их, похоже, это не особенно-то и волнует. Деннис и Сью-Энн стараются нести в мир добро. Думаю, меня они тоже считают очередным своим проектом. Вот и прекрасно. Я рада, что оказалась в их доме. А то куда бы мне еще идти?

Я скучаю по своему дому, скучаю по родителям. Кажется, отдала бы все на свете, лишь бы еще раз постоять с папой на галерее маяка или послушать, как мама читает мне нотации. Когда война закончится, я постараюсь повидаться с ними. Мне больно думать, что они тревожатся за меня. И все же я рада, что ушла из дома, ведь теперь они могут чувствовать себя в полной безопасности. Интересно, нашел ли мистер Хьюитт ту надпись, которую я сделала на линзе?

Здесь я пристрастилась к чтению газет. Пока вы живете на Реке Поцелуев, нужно все время напоминать себе о том, что существует огромное множество других мест, где происходят самые разные события. А газета расскажет вам не только обо всей Америке, но и о целом мире. Деннису нравится, что я читаю газеты: он любит обсуждать со мной разные статьи. Чего он не знает, так это истинной причины моего интереса. Я же все время высматриваю новость о том, что в Береговой охране обнаружили предателя. На самом деле я боюсь прочесть что-нибудь подобное. А вдруг Сэнди решит, что это я его выдала, и его сообщники отомстят моим родителям? Тот ужасный сон до сих пор стоит у меня перед глазами. Может, правда, мистер Хьюитт так и не заметил ту надпись, которую я оставила на линзах. Или же он узнал, что я сбежала из дома, и не стал тратить время на поиски записки. С каждым днем я все меньше и меньше уверена в том, что он узнал имя предателя. Стыдно признаться, но я этому только рада. Любовь – странная штука. Ну как можно любить того, кто причинил тебе такую боль? Я уже не говорю о том, что его предательство дорого обходится простым американцам. А как насчет мистера Сато? Сэнди готов был без зазрения совести отправить его в тюрьму, хотя шпионил-то не японец, а он сам.

Здесь я могу без опаски носить свое рубиновое ожерелье. Поначалу я думала выбросить его или хотя бы отдать, ведь оно досталось мне от человека, который оказался на поверку настоящим лжецом. Но потом я все-таки решила сберечь его. В каждом человеке есть что-то хорошее. И это украшение будет напоминать мне о том Сэнди, которого я когда-то знала.

47

Утро понедельника выдалось жарким и душным. Джина еще спозаранку отправилась на пляж с Клэем и Сашей. Они стояли в воде, к востоку от маяка, а волны доходили им практически до пояса. Если повезет, уже сегодня она узнает имя своего деда – человека, чье состояние могло оцениваться в миллионы долларов. Что такому какие-то жалкие сто тысяч? Как бы то ни было, Джина тщательно оберегала свой секрет. Ее интересуют только линзы, повторяла она до тех пор, пока сама чуть ли не поверила в это.

– Не нравятся мне эти волны, – заметил Клэй. Стоя по колено в воде, он задумчиво смотрел на океан. Волны и правда с каждой минутой становились все выше. Утешало лишь то, что буй практически не трепало.

– Там, где линзы, довольно спокойно, – сказала Джина. Клэй пожал плечами.

– В любом случае решать владельцу баржи. – Он взглянул на часы. – Если не ошибаюсь, они собирались начать в десять?

– Верно.

– Будем надеяться, что к тому времени море немного успокоится.

– А если не получится сегодня, они смогут заняться этим завтра?

– Надеюсь, – ответил Клэй. – Все зависит от того, что именно запланировано у них на завтрашний день.

– Но мы же собирались навестить Уолтера, – напомнила Джина.

– Мы поедем к нему завтра вечером, – улыбнулся Клэй. – Постарайся не нервничать, ладно?

На дне рождения Генри у Уолтера случился сердечный приступ. Впрочем, он уже шел на поправку, и завтра вечером они собирались навестить старика в больнице Элизабет-Сити. Хотя по тому, как переживали Генри и Брайан, никто бы не догадался, что Уолтеру уже лучше. Эти двое мрачно сидели над шахматной доской, изредка обмениваясь между собой парой слов. Должно быть, их угнетало не только отсутствие друга, но и внезапное осознание собственной смертности.

– Эй, вы там!

Повернувшись, они увидели Кенни.

– Я разговаривал со Смитти, хозяином баржи, – сообщил Кенни. – Он попросил меня прийти сюда, чтобы проверить обстановку. – Он бросил взгляд на волны. – Похоже, не самый удачный момент для подъема.

– Но ведь под водой должно быть тише? – не желала сдаваться Джина.

– Может, и так, – ответил Кенни, – но если баржу будет швырять вверх-вниз, то и линзы будет швырять вместе с ней.

Джина промолчала. Она отчаянно надеялась на чудо. Ей хотелось, чтобы волны внезапно улеглись и море затихло.

– Боюсь, сегодня нам с этим не справиться, – сказал ей Кенни. – Я не хочу гонять баржу туда-сюда, иначе нам придется здорово раскошелиться.

Клэй обнял Джину за плечи, и она вынуждена была уступить. Что ж, придется подождать еще день.

* * *

Еще более неприятные новости поджидали Джину дома. Заглянув в почту, она обнаружила длинное письмо от Дениз. Случилось то, чего она так боялась. Рани и дочь Дениз Суниль перевели в государственный приют. Произошло это в четверг вечером, когда их бывший приют закрыли безо всяких объяснений.

«Мне бы очень хотелось сказать тебе, что все в порядке, – писала Дениз, – но я знаю, что ты не из тех, кто предпочитает прятаться от правды. А правда состоит в том, что новый приют переполнен. Здесь слишком много детей и слишком мало воспитательниц. Последние перегружены работой и уже не относятся к детишкам с теплом и заботой, к которым мы так привыкли. Вдобавок здесь еще грязнее, чем в прежнем приюте, так что наши девочки в первый же день подхватили вшей.

Беда еще в том, что я не могу видеть Рани так часто, как раньше. Она находится в другом крыле здания, и мне удалось повидать ее лишь пару раз. Я поговорила с директором этого заведения и объяснила ей, что Рани нуждается в особом уходе. Надеюсь, мои слова будут учтены.

Ну а я все так же бегаю по судам. К сожалению, к иностранным усыновителям здесь относятся все хуже. Тебе не кажется, что я начинаю впадать в депрессию? Могу лишь представить, каково приходится сейчас тебе, за тысячи миль от твоей дочери. Завтра я снова попытаюсь увидеться с Рани. Может, мне разрешат взять с собой Суниль, и мы вместе навестим твою дочь».

Ситуация с удочерением ухудшалась с каждым днем. Распечатав письмо, Джина отнесла его Клэю, который чинил во дворе крышу старой уборной.

Тот молча прочел письмо, после чего привлек к себе Джину.

– Просто ужасно, – шепнул он ей на ухо. – Неужели власти ничего не могут с этим поделать?

Джина успела привыкнуть к подобным вопросам. Когда-то она задавала их сама.

– Во многом это происходит именно по инициативе властей, – сказала она. – Я так боюсь, что Рани умрет. Если это случится, я буду во всем виновата.

– С какой стати? – удивился он. – Ты же сама сказала, что ты бессильна что-то изменить.

– Я всегда буду думать, что могла сделать больше, но не сделала.

Тем не менее она пыталась. Джина бросила взгляд туда, где волны плескались поверх стеклянной сферы. Она делала все, что было в ее силах.

48

Вторник, 7 июля 1942 г.

Мне пятнадцать, и я беременна. Ну вот я и написала это на бумаге. До сих пор я как-то не очень верила в случившееся, и лишь сейчас, прочитав собственноручно написанные слова, вынуждена смириться с их печальной истиной.

Столько всего случилось в последнее время, что я и не заметила, как пропустила месячные. Но пару дней назад, проснувшись посреди ночи, я вдруг вспомнила, что не захватила с собой прокладки, а потому не мешает запастись новыми. Внезапно я поняла, что уже два месяца у меня не было месячных. Я тут же запаниковала. Я поделилась своими страхами со Сью-Энн, и та отвела меня к своему доктору. Результатов теста я пока не знаю, но доктор осмотрел меня и сказал, что я беременна. Никаких сомнений тут быть не может. Я даже не заплакала. Просто молча смотрела в потолок, цепляясь за мысль, что все это еще может оказаться ошибкой.

Когда мы вернулись домой, Сью-Энн рассказала обо всем Деннису. Мне было ужасно неловко, но Деннис лишь посерьезнел и сказал, что нам нужно это как-то уладить. Вот тут-то я и расплакалась. Он мог наорать на меня и назвать распущенной девицей, однако он не сказал ничего подобного. И Сью-Энн тоже ни в чем меня не упрекнула. Все потому, что они очень религиозны. На их фоне я чувствую себя испорченной, дурной особой. Я слышала, как они беседовали потом до поздней ночи. Слов я не разобрала, но знала, что разговор идет обо мне. А утром Деннис сообщил мне, какое они приняли решение.

Во-первых, заявил он, мне нужно будет исповедаться у священника. Я должна рассказать ему о том, что совершила, и пообещать никогда не грешить впредь. Хоть он и понимает, добавил Деннис, что Сэнди «использовал меня, а потом бросил», я в этом случае тоже небезгрешна. Тут он, конечно, прав. Я чувствую себя полной идиоткой, которая собственными руками загубила свою жизнь. При мысли о том, что придется исповедаться у священника, мне становится не по себе. Но я должна это сделать.

А потом Деннис сказал:

– Мы с тобой поженимся.

Вид у меня при этом, должно быть, был совершенно ошарашенный, так что Деннис поспешил добавить:

– Сама знаешь, как люди смотрят на девушек, которые умудряются забеременеть без мужа. К тому же (не знаю уж, заметила ты это или нет) я тебя люблю.

Я даже не нашлась, что на это ответить. Раньше, когда я еще жила на Реке Поцелуев, мне казалось, что Деннис меня любит. Но с тех пор, как я перебралась к нему в дом, он обращался со мной как с младшей сестрой или даже как с дочерью. Теперь-то я понимаю, что он просто боялся спугнуть меня другим обращением. Когда Деннис сказал, что любит меня, я чуть не заплакала. Мне вдруг стало ясно, что и я люблю его. Не так, как я любила Сэнди или как девушка любит мужчину, за которого собирается выйти замуж. Мое чувство к Деннису было продиктовано признательностью за все, что он для меня сделал. Надо сказать, что я совсем не таким представляла себе своего будущего мужа, но Деннис, конечно же, был прав: беременность вне брака обрекала меня на позор.

– Это слишком большая жертва с твоей стороны, – промямлила я.

– Тебе тоже придется заплатить свою цену, – заметил Деннис. – Я не намерен воспитывать ребенка от другого мужчины – тем более от такого, как Сэнди. Тебе придется отдать его в другую семью.

Я инстинктивно прикрыла руками живот, словно пытаясь защитить еще не рожденного ребенка. Я в ужасе от того, как Сэнди повел себя со мной; я в ужасе от того, что он предал свою страну. И все же в глубине души я по-прежнему люблю его. Ну разве это не безумие?

Сэнди – трусливый, алчный предатель. Так почему же я таю при одной мысли о нем? Да, я ношу его ребенка, но кто именно его отец – мягкий и добрый мужчина, который любил меня всем сердцем, или гадкий преступник, обрекший на гибель сотни неповинных людей?! Единственное, в чем я уверена – что не смогу пережить это все в одиночку. Конечно, я могла бы вернуться домой и рассказать родителям об этой истории, но такая участь была для меня хуже смерти. Если Сэнди еще не арестовали, я могла бы сказать ему о том, что скоро он станет отцом. А если он снова начнет угрожать мне? Вряд ли я смогу пережить это, особенно в моем нынешнем положении. Нет, мне не обойтись без помощи Денниса. Я выйду за него замуж и отдам ребенка в другую семью. Пока что я испытываю при мысли об этом одно лишь облегчение. Я знаю, что выгляжу старше своих лет и вполне могу сойти не за девочку, а за взрослую женщину. Но на самом-то деле я еще девочка, и я боюсь рожать. Похоже, я и правда испортила себе жизнь.

49

На следующий день о хорошей погоде и вовсе пришлось забыть. Дождь стучал по крыше машины, пока Алек петлял по окраинам Элизабет-Сити. Хотя поездка была недолгой, он по-настоящему обрадовался, когда им удалось наконец добраться до больницы.

Брайан Касс устроился рядом с водителем, но просидел всю дорогу, развернувшись назад. Так он мог болтать с Генри Хазельвудом, который расположился за Алеком. На заднем сиденье пристроились Джина и Клэй. Эти и вовсе держались за руки, как двое подростков. Джина явно пребывала в мрачном настроении. Ее, должно быть, расстроило то, что из-за плохой погоды вопрос с линзами был отложен на неопределенное время. От Алека не укрылось, что Клэй стал для Джины не только другом, но и любовником, и он не мог не тревожиться за сына. Джина жила и работала за три тысячи миль отсюда. Вообще, Алека по-прежнему мучило подозрение, что она использует Клэя только ради того, чтобы поскорее поднять линзы. Клэй, впрочем, отказывался обсуждать эту тему. «Поживем – увидим», – говорил он.

В какой-то степени это было весьма разумно. Возможно, Джина лишь помогала его сыну совершить переход от роли безутешного вдовца к образу полноценного, жизнерадостного мужчины. И после того как она уедет, Клэй снова заживет нормальной жизнью. И все же, несмотря на эти доводы, Алек продолжал беспокоиться.

Невзирая ни на что, Алеку нравилась Джина. Он по-прежнему не понимал, зачем ей понадобилось скрывать свое родство с Пурами, но старался не думать об этом обстоятельстве. Он видел ее за работой у «Шорти» и не мог не отметить той искренней симпатии и уважения, с каким она относилась к своим клиентам. Благодаря своей внешности она не могла не привлекать внимания. Мужчины замирали с вилкой у рта, когда она проходила мимо их столика. Джина принимала это внимание со сдержанной признательностью, которая не предполагала никаких вольностей. Но больше всего Алеку импонировала та сердечность, с какой Джина относилась к Брайану и Генри, переживавшим из-за болезни Уолтера.

– Это больница? – спросил Генри. Сквозь стену дождя старик всматривался в большое здание, мимо которого они как раз проезжали.

– Как же! – фыркнул Брайан.

– Нет, Генри, – с улыбкой ответил Алек. – Нам еще нужно проехать пару кварталов.

– Но это и правда похоже на больницу, – заметила с заднего сиденья Джина. Алек знал, что так она пыталась вступиться за Генри.

Накануне Алек беседовал с двумя сыновьями Уолтера, которые приехали из Колорадо, как только узнали о болезни отца. Как раз сегодня они возвращались домой, и это значило, что Уолтер снова остается один. Самое время навестить его.

Наконец они все-таки добрались до больницы. Высадив всех у дверей, Алек развернулся, чтобы припарковать машину. Остальные в это время терпеливо ждали его на первом этаже.

– Уолтер лежит на втором, – сообщил Алек, и все гуськом последовали за ним к лифту.

– Ненавижу это место, – мрачно буркнул Брайан, и Алек вспомнил, что несколько лет назад в этой больнице умерла его жена.

Уолтер сидел у себя на постели. От груди старика к монитору тянулась сеть проводов.

– Ну и ну! – заметил он с широкой улыбкой. – Похоже, я здорово напугал вас, раз уж вы заявились сюда целой делегацией!

Джина, шагнув вперед, поцеловала Уолтера в щеку, остальные окружили кровать в неловком молчании.

– А ты хорошо выглядишь, – произнес наконец Алек. Уолтер и правда выглядел куда лучше, чем в тот день, когда его вынесли из ресторана на носилках.

– Я знаю, что вы с женой спасли мне жизнь. – Уолтер признательно протянул Алеку руку. Тот легонько сжал его ладонь.

– Я рад, что мы с Оливией оказались рядом.

– Спасибо тебе, – сказал Уолтер. – И передай от меня спасибо своей жене, ладно?

– Договорились, – кивнул Алек.

Уолтер повернулся к Генри.

– Прости, что испортил тебе праздник, – промолвил он.

– Да ты всегда любил быть в центре внимания, – хмыкнул Генри, и все вокруг засмеялись.

– А ты тогда надолго вырубился, – заметил Брайан со своейственной ему бесцеремонностью. – Надеюсь, твой мозг не сильно пострадал, иначе в шахматы тебе уже не играть.

– Мой мозг в полном порядке, – расхохотался Уолтер. – И я докажу это, как только меня выпишут из больницы!

Они поболтали еще какое-то время, после чего все попрощались и вышли из палаты. По пути к лифту они только и говорили о том, как хорошо выглядит Уолтер. Было видно, что Брайан и Генри восприняли это с явным облегчением.

Дождь затих, и, хотя воздух по-прежнему был душным от влаги, обратная поездка оказалась не такой уж и мрачной. Высадив у «Шорти» Брайана и Генри, Алек повез Джину и Клэя к дому смотрителя.

– Чья это машина? – спросил он, паркуясь на песчаной площадке.

Автомобиль Лэйси был на месте. Здесь же, рядом с джипом Клэя, стояла машина Джины. Но внимание Алека привлек старый универсал с деревянным кузовом.

– Вот это да! – присвистнул Клэй, выбираясь вслед за отцом из машины. Незнакомый автомобиль, несмотря на возраст, был в превосходном состоянии. Алек провел рукой по деревянной отделке. Сырой морской воздух – последнее, что нужно такой машине.

– Я знаю, чья эта машина, – сказала Джина. – Хозяин ее иногда заглядывает в «Шорти». Но кто он такой, понятия не имею.

– Но с какой стати он заехал сюда? – спросил Алек.

Клэй и Джина не спешили с ответом. Клэй бросил взгляд в сторону дома.

– Полагаю, он здесь по приглашению твоей дочери, – в голосе Клэя проскользнула нотка презрения.

Алек вспомнил синяк на щеке Лэйси, так и не сошедший за полторы недели. Чего они должны ждать от ее нового приятеля?

– Этот, по крайней мере, знает толк в машинах, – хмыкнул Клэй.

– Послушай, я серьезно, – поморщился Алек. – Лэйси… она не забывает об осторожности?

Клэй посмотрел на Джину, после чего снова перевел взгляд на дом.

– Па, я не знаю, что происходит с Лэйси, – сказал он. – Она ужасно хочет быть похожей на маму, но эти ее дружки… Я просто не понимаю, как это возможно.

Алек отдернул руку от деревянного кузова. Оливия права: пора рассказать им обо всем, хочет он того или нет.

– Клэй, мне нужно поговорить с тобой, – сказал он. – С тобой и с Лэйси.

– Что такое? – нахмурился тот.

– Я скажу, как только вы окажетесь вдвоем. – Алек повернулся к Джине: – Надеюсь, ты простишь нас, если мы на время уединимся?

– Конечно, – ответила та. – Все равно мне нужно было съездить за продуктами. Я только на минутку забегу в дом, чтобы взять рюкзак.

– Спасибо, – кивнул Алек. – Загляни заодно к Лэйси и скажи, что я хочу ее видеть.

– Она может быть занята, – заметил Клэй.

– Мне плевать, занята она или нет. – Он не сумел сдержать раздражения. – Мне нужно поговорить с ней прямо сейчас.

– Тогда я сам ее приведу. – Клэю явно не хотелось, чтобы Джина стала свидетельницей любовных утех его сестры.

Алек медленно прошел за ними в дом. И как только ему подобрать нужные слова? В любом случае с этим нужно было разобраться раз и навсегда.

Джина уехала в магазин, а спустя минуту в гостиной появилась Лэйси.

– Ты в порядке? – Она с тревогой сжала руку отца. Должно быть, она решила, что причиной этого неотложного разговора было его недомогание. Ее искренняя забота тронула Алека. Лэйси действительно тревожилась из-за него, а он готов был разрушить ее мир. Ее и Клэя.

– Я в порядке, – заверил он, – но есть кое-что, о чем мне следовало рассказать вам давным-давно. Вы готовы меня выслушать?

Клэй и Лэйси опасливо кивнули.

– Тогда присядем.

Они с Лэйси опустились на диван, а Клэй пристроился напротив на стуле.

– Как вы знаете, ваша мама была замечательным человеком, – начал Алек, – и прекрасной матерью. Но и у нее были свои проблемы.

– В смысле? – спросила Лэйси.

– Она… была неразборчива в плане мужчин.

– До того, как вышла замуж? – уточнила Лэйси.

– Нет, – покачал головой Алек. – На протяжении всей своей жизни.

– Кто, мама? – с явным недоверием переспросил Клэй.

– Хочешь сказать, что у нее был не только Том, но и другие? – нахмурилась Лэйси.

– Да, детка, – кивнул Алек. – Мне очень жаль, что вам пришлось это узнать, но…

– Так она изменяла тебе? – уточнил Клэй.

Алек снова кивнул. Наверху раздались шаги: это приятель Лэйси прошел в ванную комнату.

– И ты об этом знал?

– В то время нет. Узнал, только когда она умерла. Мери Пур мне все рассказала. Ваша мать обычно встречалась с мужчинами здесь, в этом доме.

– Господи, – выдохнул Клэй.

– Мери могла что-то напутать, – сказала Лэйси. – У нее уже было плохо с памятью.

В качестве доказательства он мог бы рассказать им про связь Анни с предыдущим мужем Оливии – Полом, но это было бы не слишком разумно. Лэйси и Клэй виделись время от времени с Полом, когда тот приезжал навестить Джека.

– Я верю ей, – сказал Алек. – Было много моментов, на которые в то время я просто не обращал внимания. Очевидно, что мама испытывала потребность, которую не могла удовлетворить в нашем браке.

По щекам Лэйси потекли слезы. Алеку хотелось обнять ее, но она отшатнулась – совсем как в те годы, когда была еще подростком.

– Зачем ты рассказал нам об этом сейчас? – спросил Клэй.

Алек взглянул на старый потертый пол, вспоминая тот ужасный день, когда ему открылась неприглядная правда о его жене.

– Меня тревожит, что Лэйси явно идет по стопам своей матери, – сказал он.

Лэйси бросила на него негодующий взгляд.

– И ты выдумал это, чтобы остановить меня?

Алек покачал головой.

– Я ничего не придумал, Лейс. Я знаю, что вам это кажется немыслимым. Но что и в самом деле немыслимо, так это наблюдать за тем, как ты шаг за шагом превращаешься в Анни. И в хорошем смысле, и в плохом. Детка, ты не Анни. Ты – Лэйси О’Нил.

Вскочив с дивана, Лэйси устремилась к лестнице. Алек с грустью взглянул ей вслед. Он знал: дочь спешит наверх не для того, чтобы выгнать случайного любовника. Она торопится найти у него утешение.

– Папа, – Клэй провел рукой по волосам, – я… мне… я предпочел бы вообще об этом не знать. Как и Лэйси. Да и тебе это знать ни к чему.

– Я должен был сказать вам, – покачал головой Алек.

Клэй кивнул.

– Представляю, что ты почувствовал, когда… – Он так и не закончил фразы.

Алек встал и кивнул в сторону лестницы.

– Присматривай за ней, хорошо? Вся ее жизнь строилась на безоговорочной вере в свою мать.

Клэй проводил его до двери. Попрощавшись, Алек направился к своей машине. Правильно он поступил, рассказав им обо всем? Оливия сказала бы, что правильно, но Алек не был в этом так уж уверен. Перед глазами у него стояло залитое слезами лицо Лэйси. Всего лишь парой слов он разрушил в ней что-то очень важное. Оставалось надеяться, что теперь она перестанет разрушать собственную жизнь.

50

Суббота, 15 августа 1942 г.

Сегодня мы с Деннисом стали мужем и женой. Ничего не изменилось в моей жизни, за исключением того, что зовут меня теперь Элизабет Киттеринг. Не это имя я хотела носить после свадьбы. Если бы год назад кто-то сказал мне, что я выйду замуж за школьного учителя, который по выходным живет в палатке на пляже, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Зато мне теперь явно не до смеха.

Нас обвенчал тот самый священник, который заявил мне, что единственный способ искупить мой грех – обратиться в католическую веру. Так я и поступила, пусть и не от чистого сердца. Я сделала это только для того, чтобы отделаться от священника и облегчить жизнь Деннису. На церемонии присутствовали Сью-Энн и еще одна прихожанка. Вот, собственно, и все.

Не такой я представляла когда-то свою свадьбу, ну да что поделать: я сама все испортила. Должно быть, это и есть мое наказание. Или воздаяние, как сказал священник. Конечно, ни о каком медовом месяце не может быть и речи. Мы даже не спим вместе. Деннис любит меня, так он сказал, но понимает, что я не испытываю к нему ответных чувств. И он намерен подождать, пока я буду готова. Я люблю Денниса, хотя и не сказала ему об этом, ведь это совсем не то чувство, о котором он говорил мне. Ну а я не хочу давать ему ложных надежд. С другой стороны, браки часто устраивали по расчету, и они оказывались вполне удачными, даже если люди и не любили друг друга сначала. Остается надеяться, что и с моим замужеством все будет в порядке, тем более что Деннис не признает развода. Как, собственно, и я сама. На самом деле я рада, что вышла замуж. Уже скоро моя беременность станет заметной, и кольцо на пальце явно не будет лишним.

Я знаю, Деннис настоял на моем переводе в Хай-Пойнт ради того, чтобы я могла получить хорошее образование. А в итоге получается, что я даже не смогу пойти осенью в школу. Деннис сам будет учить меня. Он будет приносить мне книги, чтобы я могла самостоятельно заниматься дома. Мне нравится этот план. Боюсь только, при таком режиме я буду чувствовать себя еще более одиноко. Впрочем, мне некого в этом винить, кроме самой себя.

Не знаю, увижусь ли я еще когда-нибудь с родителями. Что и говорить, я уже не та девочка, какой была несколько месяцев назад. Даже не представляю, что бы я стала отвечать сейчас на их расспросы. К тому же я не хочу, чтобы из-за меня были неприятности у Денниса. Пожалуй, будет лучше, если я вовсе не вернусь домой, хотя сердце у меня разрывается от одной мысли об этом.

Я знаю, что случилось бы, если бы я по-прежнему жила на Реке Поцелуев. Выяснив, что я беременна, отец задал бы мне настоящую взбучку. Разумеется, он бы и пальцем меня не тронул, но я боюсь даже подумать, какие слова он обрушил бы на мою голову. Потом мне пришлось бы уйти из школы и жить дома с родителями. Там бы родился и мой ребенок. С другой стороны, на Реке Поцелуев я могла бы время от времени видеть Сэнди (разумеется, если его не арестовало ФБР). Хоть я и понимаю, что это не самое разумное желание, но ничего не могу с собой поделать. Я скучаю по нему, по крайней мере по тому Сэнди, которого я знала до той ужасной ночи.

Одно мучает меня бесконечно. Я стала забывать его лицо. Вижу лишь общие очертания, и только. При этом я прекрасно помню, как он обнимал меня и как мы ходили с ним по пляжу. Сколько раз я засыпала в слезах, вспоминая те ужасные слова, которые он обрушил на меня в нашу последнюю ночь. Вот и сегодня я буду рыдать, потому что всем моим надеждам и упованиям пришел конец.

С сердечной болью,

51

Клэй был рад, что Джина еще не вернулась из магазина. После ухода отца он сидел в гостиной, тупо уставившись в пространство. Ему требовалось время, чтобы осмыслить все то, что сказал им отец, и привыкнуть к гневу, который примешивался теперь к любви и печали – чувствам, неотделимым от образа матери. Жаль, что Лэйси так и не выставила очередного своего дружка. Клэю хотелось поговорить с ней о том, что они узнали. Лэйси была единственным человеком, способным понять охватившие его чувства. Наверняка и она ощущала себя преданной – может быть, даже сильнее, чем он.

Из оцепенения его вывел телефонный звонок. Поднявшись, Клэй прошел на кухню.

– Могу я поговорить с Джиной Хиггинс? – В голосе слышался еле уловимый акцент. Клэй вдруг осознал, что это был первый звонок Джине.

– Ее сейчас нет дома, – ответил он. – Что-нибудь передать?

Женщина немного помедлила.

– Скажите, что звонила миссис Кинг. Передайте, что цена, с учетом возникших здесь осложнений, возросла до двухсот тысяч долларов. Мне очень жаль, но ситуация действительно осложнилась.

О чем это она толкует?

– Здесь – это где? – поинтересовался Клэй, напряженно пытаясь отогнать возникшие подозрения.

– Я звоню из Хайдарабада, – ответила женщина. – Обязательно передайте ей это сообщение.

Когда Джина вернулась домой с ворохом покупок, Клэй поджидал ее на кухне.

– Ну как, у твоего отца все в порядке? – Поставив на пол три больших пакета, она погладила Сашу.

– Тебе звонили, – сказал он, даже не поднявшись из-за стола.

– Звонили? – Джина застыла на месте.

– Миссис Кинг.

Открыв пакет, Джина достала из него коробку с овсянкой.

– И что она сказала?

– Что цена, с учетом возникших «там» сложностей, возросла до двухсот тысяч.

Джина поставила коробку и судорожно прижала ко рту ладонь.

– Не хочешь рассказать мне, что происходит? – поинтересовался Клэй. – Кто такая миссис Кинг? Ты что, даешь взятку? И из каких, позволь узнать, средств?

Вопросы сыпались один за другим, и Клэй даже не старался сдерживать раздражение, которое пробудилось в нем после разговора с отцом. Хватит с него лжи!

Джина подошла к столу и опустилась на соседний стул. Закрыв лицо руками, она молча расплакалась. Плечи ее вздрагивали, и Клэй с трудом поборол в себе желание утешить ее.

– Джина, я хочу знать правду, – повторил он.

Она устало кивнула.

– Я понимаю, – сказала она. – Прости, что так вышло, но я просто не могла тебе сразу обо всем рассказать.

– Мне-то казалось, что это я не способен на откровенные признания.

Джина проигнорировала это замечание. Похоже, она его даже не услышала.

– Миссис Кинг обходными путями вызволяет детей из приютов Хайдарабада, – пояснила она. – Ей платят за это огромные деньги, но со своей задачей она справляется. Не знаю, как ей удается избежать ареста и что она делает с этими деньгами. Видимо, раздает взятки. Подкупает судей, работников приюта и бог знает кого еще. Мне это безразлично. – Джина провела по волосам дрожащей рукой. – Я хочу забрать мою девочку. Она умирает, так что любой день может стать для нее последним.

– Почему ты мне ничего не сказала об этом?

– А если бы ты собирался обойти закон, чтобы спасти своего ребенка, ты бы кому-нибудь рассказал?

– Я бы сказал тебе, – промолвил он, но без особой уверенности.

– Я не самый плохой человек, Клэй, – продолжила Джина. – И я не преступница. Но я не вижу другой возможности забрать оттуда Рани.

– И где ты собираешься достать двести тысяч долларов? – поинтересовался Клэй.

– Я… – Она взглянула на него своими темными глазами. – Я хочу, чтобы ты заглянул для начала в дневник Элизабет Пур.

– Так я пойму, где ты собираешься взять деньги? – озадаченно спросил он.

Джина кивнула.

– Ты серьезно? Она что, закопала у себя во дворе бриллианты или что-то в этом роде?

– Сейчас ты сам все поймешь, – сказала Джина, вставая из-за стола. Она отправилась наверх, а Клэй тем временем принялся разбирать покупки. Он попытался расшевелить в душе праведное негодование, но безуспешно: они не были женаты, так с какой стати Джине отчитываться перед ним за свои поступки?

Через минуту она снова появилась в кухне, сжимая в руке маленький дневник в розовой обложке.

– Может, поднимемся на маяк? – предложила она. – А то вдруг Лэйси выйдет из комнаты.

В молчании они добрались до маяка и поднялись вверх по длинной винтовой лестнице. Верхняя ступенька была мокрой от дождя, и им пришлось смахнуть воду, прежде чем усесться на нее.

Джина начала зачитывать Клэю отрывки из дневника, и перед его глазами появились картины давно исчезнувшего мира. Люди, когда-то жившие в этих местах; события, о которых все забыли. Клэя шокировал рассказ о том, как Бесс совершенно случайно обнаружила шпиона. Но когда Джина прочитала о том, что девушка вырезала на линзах имя Сэнди, Клэй внезапно ощутил прилив негодования.

– Так вот для чего тебе нужны линзы? – спросил он. – А все твои истории насчет… Джина! Почему ты сразу мне не сказала? Почему не призналась, что на линзах нацарапано имя твоего деда?

– Прости. – Слезы текли у нее по щекам, и она вытирала их тыльной стороной ладони. – Прости, Клэй, но я не могла тебе рассказать.

– И все-таки я не понимаю, – заметил он. – Каким образом это имя поможет тебе получить деньги?

– Немцы хорошо платили ему за помощь. – Она снова открыла дневник. – Наверняка мой дед очень богат, хотя моя мама – его дочь – жила в настоящей бедности.

В голосе Джины прозвучали столь нехарактерные для нее нотки гнева.

– Да его, скорее всего, давно арестовали, – возразил Клэй.

– Не думаю, – покачала головой Джина. – Бесс все еще любила Сэнди, а потому не торопилась сдать его полиции. Она вырезала на линзах его имя, прекрасно понимая, что Бад Хьюитт вряд ли прочтет эту надпись. Да и в газетах ничего не говорилось об аресте шпиона.

– Джина, но это же просто смехотворно, – заметил Клэй. – Даже если его не арестовали, он скорее всего давно умер.

– Я знаю. – Она смахнула со щеки очередную слезу. – Но дневник может подтвердить мое право на часть его наследства.

Внезапно Клэй ощутил к ней глубокую жалость. Любовь к ребенку лишила ее способности трезво мыслить. Он обнял Джину за плечи, чем изрядно ее удивил.

– Так ты не сердишься на меня? – удивилась она.

– Поначалу я был просто взбешен, но потом понял, что ты не в состоянии мыслить здраво. Беспокойство за Рани сделало свое дело, и ты уже не различаешь, что хорошо, а что плохо. Ты утонула в иллюзиях и надеешься выиграть.

– Не говори так, прошу тебя. – Голос Джины дрогнул. – Мне больше некуда обратиться. Я пыталась взять кредит в банке, но после развода с мужем моя кредитная история в плачевном состоянии. – Она взглянула на него полными слез глазами. – Потому-то я и не хотела рассказывать это тебе. Боялась, что ты назовешь меня чокнутой или скажешь, что мой план все равно не сработает.

– Дело не только в том, что ты цепляешься за несбыточные надежды, – заметил Клэй. – Ты ведь еще собираешься платить торговцу детьми. Кажется, так это называется?

– Я просто не знаю, что мне еще делать, – повторила Джина.

Клэй снова привлек ее к себе.

– Вполне возможно, – задумчиво протянул он, – что Генри, Брайан и Уолтер знают, кто такой Сэнди.

– Откуда им знать? – всхлипнула Джина.

– Они все служили здесь, в Береговой охране, – пояснил Клэй.

– Серьезно?

– Там-то они и сдружились. Не уверен только, что это было во время войны, но мы можем у них уточнить. Не исключено, что они вспомнят, кто тогда патрулировал этот пляж.

– Мы можем спросить, – кивнула Джина, – но лишь в том случае, если не сумеем это выяснить с помощью линз. Если повезет, уже завтра мы будем знать все наверняка. Не хочу втягивать в эту историю посторонних.

– Ладно, – кивнул Клэй.

Джина опустила голову ему на плечо.

– Я знаю, ты сердишься на меня, – сказала она, – но хорошо хоть, что не разозлился окончательно.

– Если честно, – заметил Клэй, – твой план кажется мне полной чепухой. Но в такой ситуации, как твоя, многие потеряли бы голову.

– Спасибо, – с признательностью взглянула на него Джина. – Кстати, чего хотел от вас ваш отец?

Теперь уже вздохнул Клэй.

– Он сообщил нам то, что мы с Лэйси предпочли бы не слышать.

– А мне ты можешь сказать? – спросила Джина.

Клэй помедлил. Ему трудно было выговорить то, о чем сообщил отец, но он не хотел скрывать это от Джины.

– Он сказал, что Лэйси, судя по всему, пошла по стопам нашей матери, которая… Словом, она изменяла отцу на протяжении всего брака.

– Не может быть, – охнула Джина.

– Ну, в общем… – замялся Клэй, – у матери было множество любовников, с которыми она встречалась здесь, в доме смотрителя. И Мери Пур, твоя прабабка, прекрасно об этом знала.

– Правда? Свою дочь она держала в ежовых рукавицах.

– К моей матери она была куда снисходительнее.

– Мне очень жаль, Клэй. Представляю, каким ударом стали для тебя эти новости.

Клэй растерянно покачал головой.

– Такое чувство, что мне нужно приспосабливаться к новому миру, – заметил он. – Это все равно как если бы ты всю жизнь верил, что звезды – далекие трехмерные объекты. И тут выясняется, что это лишь точки, нарисованные на небесном куполе.

– А твой отец знал о том, что происходит? – спросила Джина.

– Он узнал об этом после смерти матери. До этого, как и все остальные, он считал ее чуть ли не святой. Можешь представить, что он почувствовал, когда узнал правду?

Ему было ужасно обидно за отца.

– И почему только люди предают друг друга?

– Предательство здесь ни при чем. – Джина сжала его руки в своих ладонях. – Клэй, я понятия не имею, как будут развиваться наши отношения. И я не знаю, есть ли у нас с тобой общее будущее. Но я обещаю, что никогда больше не солгу тебе. Никогда и ни в чем.

И тут Клэй задал ей вопрос, который уже давно хотел задать:

– А что, если Рани удочерит кто-нибудь еще? Как ты к этому отнесешься? К примеру, какая-нибудь индийская пара, которой не придется преодолевать такие трудности, как тебе.

Джина на мгновение замерла.

– Если они сразу же организуют ей операцию… – начала она, – и если это будут люди, которым…

Тут она вновь разрыдалась, горько и неудержимо.

– Но это же мой ребенок, Клэй, – вырвалось у нее. – Моя дочь.

52

«Ну, эту чепуховину мы поднимем в один миг».

Устроившись на краю баржи, Джина слушала, как капитан – а может, оператор баржи? – обсуждает с Кенни план подъема линз. Он уже трижды назвал их «чепуховиной». Видимо, подъем стеклянного шара и правда был для него сущей чепухой по сравнению с тем, что ему приходилось вызволять из-под воды.

Этим утром Джина проснулась от гула голосов, которые доносились в открытое окно. Выглянув на улицу, она увидела Кенни в гидрокостюме. Тот стоял по колено в воде к востоку от маяка и перекрикивался о чем-то с капитаном баржи. Сама баржа, маленькая, с желтой каймой, покачивалась неподалеку от буя. Под лучами утреннего солнца водная поверхность блестела, как стекло. Кран, возвышавшийся в центре баржи, напоминал огромное насекомое.

Разбудив Клэя, Джина надела купальник Лэйси и поспешила на пляж. До баржи им с Клэем пришлось добираться вплавь. Вблизи она оказалась гораздо больше, чем выглядела с берега. На палубе, неподалеку от крана, стояла деревянная платформа с приподнятыми краями.

– Кран опустит линзы прямо на этот ящик, – пояснил Кенни, который тоже успел перебраться на баржу. – Потом мы отвезем их к Хаттерасу, чтобы как следует почистить.

Джина с Клэем наблюдали за тем, как Кенни и еще один ныряльщик спускались по лестнице в воду, прихватив с собой необходимое снаряжение. Хотя вода сегодня была вполне прозрачной, Джина не могла видеть со своего места, как работали Кенни и его напарник, поскольку баржу поставили на якорь немного в стороне. Время от времени Джина поглядывала на деревянную конструкцию, на которую должны были опустить линзы. Если нижняя часть их провалится внутрь коробки, она не сможет увидеть то, ради чего, собственно, и пришла сюда.

– Волнуешься? – спросил ее Клэй.

– А ты как думаешь? – вздохнула она. – Жду не дождусь, когда увижу эту «чепуховину».

Она знала, что и Клэй горел желанием взглянуть на линзы, хоть и называл ее план чистым безумием. Если они узнают имя шпиона, говорил он, можно будет поискать в Интернете сведения о том, не был ли он пойман. А если этот человек еще жив, не исключено, что им удастся найти его адрес.

Джина ничуть не винила Клэя за то, что он считал ее затею безумной. Она и правда была такой. Но ничего другого Джина придумать просто не могла.

Уже три дня она не получала от Дениз ни строчки, и это заставляло ее нервничать еще больше. Дениз пользовалась компьютером отеля, а они иногда выходили из строя. Оставалось надеяться, что это было единственной причиной ее молчания.

Лэйси тоже хотела прогуляться с ними до баржи, но один из ветврачей заболел, и ей пришлось срочно ехать в клинику. Джина была этому только рада. Им с Клэем и так предстояло осмотреть линзы, не вызвав подозрений у Кенни и хозяина баржи. А присутствие Лэйси могло сделать эту задачу и вовсе невыполнимой.

Лэйси заметно притихла после того, как Алек рассказал ей правду о матери. Теперь вовлечь ее в разговор оказалось практически невозможно. Джина и Клэй старались не давить на нее, хотя и переживали из-за столь разительной перемены.

Прошло полчаса, и Джина почувствовала, что кожа у нее начинает обгорать. Она совсем забыла про крем, когда торопилась на баржу.

Наконец из воды вынырнул Кенни. Он махнул рукой парню на кране, и машина заработала. Трос натянулся и начал подниматься, вытаскивая за собой водоросли. Не прошло и минуты, как на поверхности появился гигантский, облепленный зеленой травой улей. Он взмыл в воздух, и со стеклянных панелей хлынули фонтаны воды.

Джина и Клэй предусмотрительно отошли подальше, наблюдая за тем, как шар готовятся уложить на деревянную коробку.

– Смотри-ка, они под углом, – заметил Клэй. Линзы и правда лежали на ремнях практически на боку, и это было хорошей новостью. Если их опустят на палубу в том же положении, они с Клэем смогут без труда осмотреть нижнюю часть шара.

Рабочие с баржи помогли опустить линзы на деревянный помост, почти не изменив их положения. Клэй и Джина заспешили к стеклянному шару, не обращая внимания на просьбы держаться подальше от крана.

– Вот днище, – сказала Джина, ощупывая ладонями панели. Она стала счищать водоросли прямо пальцами. Клэй работал тряпкой, которую нашел тут же, на барже.

– Джина! – воскликнул он. – По-моему, я могу разглядеть пару букв.

Быстро обогнув линзы, она увидела, что Клэй будто застыл с тряпкой в руках. На линзы он смотрел со странной смесью изумления и недоверия. Проследив за его взглядом, Джина увидела нацарапанную на стекле надпись: «Уолтер Лискот».

53

Устроившись рядом с Клэем в приемной реабилитационного центра, Джина нервно поигрывала замком от рюкзака. Прошло лишь несколько часов с тех пор, как они обнаружили на линзах имя. Клэй хотел выждать денек и только потом поговорить с Уолтером, но Джина не желала откладывать эту встречу. Ей не терпелось объясниться с мужчиной, который предал и Бесс Пур, и свою страну.

– Как думаешь, долго еще будут длиться процедуры? – спросила, поглядывая на часы, Джина. Они просидели уже сорок минут.

– Наверняка он скоро появится, – ответил Клэй. – Знаешь, – добавил он со вздохом, – Уолтер – очень симпатичный человек.

– Таким был и мой муж, – хмыкнула Джина. – Да и Сэнди-Уолтер тоже обходился с Бесс как нельзя лучше… До той самой ночи.

– Прошло шестьдесят лет, – сжал ее руку Клэй. – За это время человек может сильно измениться. Я знаю, ты думаешь, что он – мультимиллионер, но у Уолтера совсем нет лишних денег. Если они у него когда-то и были, он их давно потратил. Уолтер живет очень скромно, в маленьком домике.

В глубине души она боялась, что Клэй прав. Джина и сама уже не знала, чего ей ждать от этого разговора. Она и так немало помучилась, пытаясь свести воедино того славного старика, о котором она привыкла заботиться, и патрульного из Береговой охраны, жестоко обошедшегося с Бесс. С другой стороны, подобная проблема возникла у нее и во время развода, когда ей пришлось взглянуть на мужа другими глазами. Неужели и Клэй со временем тоже изменится?

– Обещаю, что не стану давить на него, – сказала Джина. Она знала, что Клэй беспокоится за Уолтера, который еще не совсем оправился от сердечного приступа.

Через несколько минут в комнату вкатил Уолтер на своем кресле.

– Очень рад, что вы пришли, – сказал он с широкой улыбкой на лице. – Я скучаю по дому. Да и по «Шорти» тоже. Тут даже не с кем поиграть в шахматы.

– Не могли бы мы побеседовать с тобой наедине? – спросила Джина. В комнате находилось еще несколько человек, а их разговор явно не предназначался для чужих ушей.

С лица Уолтера сползла улыбка.

– Надеюсь, ничего не случилось? – спросил он. – Все в порядке?

Видимо, он решил, что что-то произошло с Брайаном или Генри.

– Все в порядке, – заверил его Клэй. – Просто нам нужно кое о чем поговорить с тобой.

– Мы можем перебраться в мою палату, – предложил Уолтер. – Мой сосед сейчас на процедурах, так что нам никто не помешает.

Он выкатил в длинный коридор, и Джина с Клэем пошли за ним. В палате Джина опустилась на стул, а Клэй присел на краешек кровати.

– Так зачем вы пожаловали? – спросил Уолтер, с любопытством поглядывая на обоих.

Джина в нерешительности взглянула на Клэя.

– Мы хотели поговорить с тобой о том времени, когда ты служил в Береговой охране, – начал Клэй.

– Серьезно? – Уолтер не смог скрыть своего удивления. – Да я был там совсем недолго. Лучше вам побеседовать об этом с Брайаном и Генри, от них явно будет больше толка.

– Уолтер, – неожиданно вмешалась Джина, – ты – мой дед.

– Я – кто? – рассмеялся Уолтер.

Джина открыла рюкзак и вытащила оттуда розовую книжку.

– Это дневник, который Бесс Пур вела, когда ей было пятнадцать, – сказала она.

Уолтер смотрел на дневник невидящим взглядом.

– Бесс, – произнес он совсем негромко. – О чем же она там пишет?

– О том, как она влюбилась в тебя. В Сэнди.

– Сэнди, – улыбнулся Уолтер. – Сколько лет я не слышал этого имени! Только Бесс меня так и называла.

– Она обожала тебя, – заметила Джина.

– И я ее обожал. – Взгляд у Уолтера стал печальным и серьезным. – Боюсь, ее жизнь сложилась не слишком удачно.

Джина постаралась унять вспыхнувший в душе гнев.

– И чья в этом вина? Ты же сам прогнал ее прочь. Скажи, тебя потом поймали? И немцы действительно платили тебе миллионы?

Уолтер какое-то время смотрел на нее непонимающим взглядом.

– Пожалуй, мне стоило бы это прочитать, – сказал он, указывая на дневник.

– Бесс пишет о том, что ты работал на немцев. – Клэй говорил куда спокойнее, чем Джина. – Не бойся, мы не собираемся никому об этом рассказывать, – тут же поспешил он добавить. – Мы просто хотели узнать, правда ли это.

Уолтер неожиданно рассмеялся.

– Так что же вас беспокоит? – спросил он.

Клэй и Джина промолчали, и Уолтер вновь посерьезнел.

– Что ж, – заметил он, – пожалуй, мне стоит объясниться с вами. Но что там насчет того, что ты моя внучка? – взглянул он на Джину.

– Бесс убежала из дома беременной, – пояснила она.

– Бог ты мой. – Уолтер уставился в окно невидящим взглядом. – Я так и не выяснил, куда она уехала. И родители ее не знали. Никто не знал.

– А тебе разве было не все равно?

– Конечно, нет. – Теперь он снова смотрел на Джину. – Мне было нелегко отпустить ее.

– Отпустить? Да ты ее прогнал!

Джина вновь разгневалась, и Клэй, наклонившись, сжал ее руку.

– Не нервничай, – шепнул он.

Уолтер помолчал, словно бы обдумывая что-то.

– Послушайте-ка, – промолвил он, – все дело в том, что я не был обычным патрульным.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался Клэй.

– Во время войны я работал на ФБР в качестве двойного агента.

– Я что-то не понимаю, – нахмурилась Джина.

– Поступила информация, что немецкие диверсанты собираются высадиться на берег в этих местах, – пояснил Уолтер. – ФБР направило сюда своего человека, чтобы тот узнал подробности, но его убили. Видимо, он вызвал у немцев подозрения своим ужасным акцентом. Тогда-то это дело поручили мне. Немецкий был для меня родным, поскольку мои родители переехали сюда из Германии.

– Бесс ты об этом не сказал, – заметила Джина.

– Я ей многого не мог рассказать. Мне нужно было сделать так, чтобы немцы поверили, будто я работаю на них, хотя на самом деле я работал на правительство. О том, чем я занимаюсь, не знал даже старший офицер, Бад Хьюитт. В конце концов нам удалось добиться того, что никакие диверсанты тут так и не появились.

– Бесс ты сказал, что немцы платят тебе миллионы, – заметила Джина.

– Миллионы? – расхохотался Уолтер. – Да у меня не было ничего, кроме жалованья. Я сказал ей первое, что пришло мне тогда в голову. Когда Бесс поняла, что я шпионю на немцев, я запаниковал. Я не осмелился сказать ей правду. Из-за меня она оказалась в серьезной опасности. Ее запросто могли убить. Мне ничего не оставалось, как напугать ее до такой степени, чтобы она уехала подальше от этих мест. Я сделал это, потому что любил ее. Сказал ей, что это я убил того парня, которого она нашла на пляже. Представляю, каким это стало для нее ударом! И вот теперь узнать, что она была к тому же и беременна…

Должно быть, он принял молчание Джины за недоверие. Подъехав к столу, он вытащил оттуда связку ключей и вручил ее Джине.

– У меня дома, в письменном столе, есть папка с надписью «Личное», – сказал Уолтер. – В папке вы найдете небольшое письмо, подписанное Джоном Эдгаром Гувером^[13]. В нем он благодарит меня за ту помощь, которую я оказал правительству в 1942 году.

Клэй ошеломленно покачал головой.

– Ну и ну, – только и смог он промолвить.

Уолтер взглянул на Джину.

– Прошу тебя, – промолвил он, – расскажи мне о себе. Ты и правда моя внучка?

Внезапно в очертании его глаз и рта Джина увидела свою мать. Она бросила взгляд на дневник. С чего же ей начать?

– Бесс отдала своего ребенка – вашего ребенка – на усыновление, – сказала Джина, возвращая Уолтеру его ключи. Устроившись поудобнее, она приготовилась пересказать ему всю историю, от начала и до конца. На какой-то миг она забыла и про деньги, и про Рани, и про Индию. Впервые в жизни у нее появился родной дед.

54

Понедельник, 8 февраля, 1943 г.

Четыре дня назад, 4 февраля, у меня родилась девочка. Рожала я в больнице, где работает Сью-Энн. А сегодня я вернулась домой, чему, признаться, очень рада: мне хотелось сбежать от всего этого счастья и плачущих детишек, ведь сама я осталась с пустыми руками. Мне даже не позволили взглянуть на малышку, а ведь я так хотела этого – хоть и знала, что потом мне будет куда труднее расстаться с дочерью. Я хотела взглянуть ей в личико и увидеть там Сэнди, поскольку его лицо практически стерлось из моей памяти. Но если бы я увидела, что девочка на него похожа, то уже точно не смогла бы расстаться с ребенком. Может, поэтому-то медсестры и не позволили мне взглянуть на малышку.

Рожала я тяжело и мало что запомнила из происходящего, поскольку большую часть времени я находилась под наркозом и действием обезболивающих лекарств. Стоило мне очнуться, и я тут же начинала звать маму. Врачи сказали, что у меня, возможно, уже никогда не будет детей: что-то там с моей маткой. Не знаю, как потом, но сейчас мне все равно. Мне пятнадцать, и я не хочу ребенка. За исключением, пожалуй, того, которого мне пришлось отдать.

Священник сказал, что девочка будет жить у «благочестивой католической пары». Она ни в чем не будет нуждаться. Если эта пара ходит в церковь, сказала я, нельзя ли мне будет время от времени видеть свою дочь? «Конечно, нет», – ответил священник таким тоном, как будто я сморозила невесть какую глупость.

Деннис обращается со мной очень хорошо – даже лучше обычного. Сью-Энн сказала ему, что некоторые женщины становятся очень грустными (она назвала это меланхолией) после того, как родят ребенка. Видимо, что-то подобное произошло и со мной. Все, чего мне хочется, – это спать. И чтобы потом, когда я проснусь, весь этот год начисто стерся из моей жизни и моего сердца.

55

Дом смотрителя погрузился в беспросветную печаль. Клэй соседствовал с двумя женщинами, которые в любую минуту готовы были разрыдаться. Одной казалось, что она потеряла ребенка, другой – собственную мать. Никогда еще он не видел свою сестру такой тихой и угнетенной. «Я больше не знаю, кто я такая», – сказала ему Лэйси, и Клэй этому ничуть не удивился. Он знал, что Лэйси ужасно хотелось стать такой, как их мать, чтобы хотя бы таким образом вернуть ее образ. Она и сама не понимала, насколько ей удалось перевоплотиться в Анни О’Нил – как в хорошем смысле, так и в плохом.

А Джина была просто безутешна. Она связалась с группой врачей, которые на добровольной основе помогали детишкам из разных стран, и попросила их заняться Рани. Она уже не в первый раз звонила в эту организацию, но впервые во время разговора рыдала прямо в трубку. К ней отнеслись с большим сочувствием, но сказали, что, вероятнее всего, не смогут ей помочь: «Таких детей очень и очень много, и мы не в состоянии заняться всеми сразу. Тем более когда речь идет о девочке из приюта, где она вряд ли получит то лечение, которое потребуется ей после операции».

В ту ночь, крепко обняв Джину, Клэй позволил ей как следует выплакаться. Спала она плохо, все время ворочалась и металась, из-за чего и он никак не мог уснуть. И вот, пока он лежал так без сна, в голове у него начал оформляться план. Пару дней он потратил на то, чтобы как следует все обдумать и обговорить с отцом. Алек отнесся к его идее с пониманием, хоть и без особого восторга. Клэй так и не сообщил отцу о том, зачем Джине понадобилось поднимать со дна моря линзы. Когда-нибудь он расскажет ему об этом, но не сейчас. Сейчас ему надо было привлечь отца на свою сторону, а тот и без того испытывал к Джине достаточно противоречивые чувства.

В субботу вечером, когда они сидели на верху башни, наблюдая за звездами и отмахиваясь от комаров, Клэй рассказал Джине о своей задумке.

– У меня нет двухсот тысяч долларов для миссис Кинг, – заметил он, – но даже если бы и были, я бы точно не стал ей платить. Зато у меня достаточно денег, чтобы поехать в Индию и позаботиться о Рани, пока ты – пока мы – будем легально бороться с этой системой.

Джина смотрела на него с немым изумлением.

– И ты хочешь сделать это для ребенка, которого совсем не знаешь? Но почему? – спросила она наконец.

Клэй привлек ее к себе и поцеловал в щеку.

– Потому что я люблю тебя, – ответил он. – Вот почему.

56

Понедельник, 17 мая 1943 г.

Теперь я знаю, что значит слово «противоречивый». Разумеется, я слышала это слово и раньше и представляла в целом его смысл, но лишь недавно я осознала, что оно как нельзя лучше подходит к моей жизни.

Я в последний раз пишу в дневнике. Моя жизнь полностью изменилась, и я хочу, чтобы весь последний год остался для меня позади. Очень часто, делая записи в дневнике, я перечитываю то, что писала раньше, и прошлое оживает перед моими глазами. Я помню все до последней детали. Что ж, пришла пора предать все это забвению. Я хочу смотреть в будущее, а не в прошлое, потому что прошлое наполняет меня тоской и сожалениями.

Прошлой ночью мы с Деннисом впервые занимались любовью. А потом еще я плакала целый час… сама не знаю почему. Деннис обнимал меня и говорил, что все будет хорошо, что он всегда будет рядом, всегда будет заботиться обо мне. Видимо, я плакала потому, что осознала – пора уже расстаться с прошлым. Где-то в глубине души я продолжала надеяться на то, что вернусь однажды домой, к родителям, и к тому будущему, которое мы спланировали вместе с Сэнди. Вернусь к Сэнди. Я все время прокручиваю в голове одни и те же мысли. Как странно, к примеру, что я использовала подаренное им рубиновое ожерелье, чтобы отправить его в тюрьму. Или вот еще: Сэнди сказал, что это он убил человека, которого я нашла на пляже. Но или же я окончательно спятила, или его в то время вообще не было на Отмелях. Сами видите, что я все время цепляюсь мыслями за прошлое. Оно никак не хочет меня отпустить.

Но прошлой ночью я освободилась наконец-то от Сэнди, от родителей и от прошлого. Теперь я живу с Деннисом. Если и есть где-то человек лучше и благороднее его, то я такого просто не знаю. И я сделаю все, чтобы он чувствовал себя счастливым.

Я все время мучилась противоречивыми чувствами. Я оставила мистеру Хьюитту послание на линзах Френеля, желая исполнить свой долг перед родиной, но стараясь в то же время не испортить жизнь Сэнди. Те же двойственные чувства были в моей душе, когда я отдавала своего ребенка. Вот и в школе я стараюсь учиться лишь для того, чтобы угодить Деннису, хотя на самом деле учеба меня не интересует. Пора уже оставить эту двойственность и двигаться вперед с уверенностью в будущем. А потому, дорогой дневник, я прощаюсь с тобой раз и навсегда. Спасибо за то, что принял меня такой, какая я есть, – без иллюзий и без прикрас. Спасибо, спасибо и еще раз спасибо. И прощай.

57

В первых числах августа в сторону аэропорта двигался целый караван. Джина и Клэй ехали в машине Алека вместе с ним, Оливией, Джеком и Мэгги. Лэйси везла Брайана, Генри и Уолтера, чье кресло разместилось у нее в багажнике. Все желали лично попрощаться с Джиной и Клэем, которым предстоял долгий путь в Хайдарабад.

Джину слегка смущало то, что они везли с собой слишком много вещей. Официантки и кое-кто из посетителей «Шорти» надарили ей подарков, и теперь у нее был запас памперсов и игрушек, одежды и прочих мелочей. Но больше всего Джину мучил вопрос, пустят ли их в самолет с ходунками. Все это люди дарили ей с искренним оптимизмом, и оставалось только надеяться, что оптимизм этот себя оправдает. Рани по-прежнему находилась в государственном приюте, с каждым днем все больше замыкаясь в себе. Об этом Джине сообщила в своем последнем письме Дениз. Миссис Кинг по непонятным причинам вновь опустила цену до ста тысяч долларов, но Джина уже не стала бы платить ей, даже если у нее и были бы такие деньги. Вместе с Клэем они будут бороться за дочь законным способом, какой бы трудной ни была эта борьба. Благодаря человеку, сидевшему сейчас рядом с ней, Джина смогла вернуться на позиции здравого смысла. Клэй, впрочем, тоже не оставался в долгу и регулярно благодарил Джину за то, что она помогла ему заново обрести радость жизни.

В аэропорт они прибыли заранее, чтобы всей компанией поужинать. За столиком все говорили одновременно, но Джина не сводила глаз с Мэгги. По просьбе девочки она распечатала для нее одну из фотографий Рани, и Мэгги прислонила снимок к стакану с водой, чтобы он был хорошо виден. Джину глубоко тронуло это внимание. Она окинула взглядом людей, которые стали ей так дороги за последнее время. Это был мир, в который она собиралась привезти Рани.

Джина не знала, что именно сулит ей будущее, но чувствовала, что в Беллингем она уже не вернется. Директору школы она сказала, что берет отпуск. Она бы и вовсе уволилась, но ей была нужна страховка, чтобы оплатить операцию Рани. Как все потом обернется, Джина и предположить не могла. Главное, привезти свою дочь в Америку, а там уж будет видно.

К тому времени, когда они с Клэем – и с Рани – вернутся из Хайдарабада, линзы уже выставят на всеобщее обозрение. Люди будут с восхищением рассматривать этот изумительный стеклянный шар. И лишь самые наблюдательные смогут разглядеть на одной из призм едва заметное имя. Наверняка они подумают, что это дело рук самого Уолтера Лискота – шалость паренька, решившего запечатлеть себя для истории. Никому и в голову не придет, что надпись нацарапала безутешная пятнадцатилетняя девочка.

Поиск линз так и не увенчался для нее желаемым результатом. Тем не менее, оглядывая людей, сидевших с ней за одним столом, Джина знала, что нашла именно то, к чему стремилась. Она нашла здесь свою семью.

Благодарность

При работе над этой книгой я исследовала множество тем, включая жизнь на Внешних отмелях (как в прошлом, так и в настоящем), проблему усыновления иностранными родителями, подводное плавание, страдания американских японцев во время Второй мировой войны и то воздействие, которое эта война оказала на Атлантическое побережье. Конечно же, особое внимание было уделено маякам Северной Каролины. Я искренне признательна всем тем людям, которые помогли мне в моих исследованиях. Кейти Бирнбаум, Дикси Браунинг, Джим Банч, Ллойд Чилдерс, Джанет Ха, Линда Льюис, Роб Лопрести, Тони Мойер, Фрэнк Ньюмен, Даллас Паттерсон и Шэрон Ван-Эппс – все они щедро делились со мной своими знаниями. Мои коллеги Эмили Ричардс и Патрисия Мак-Линн оказали мне неоценимую помощь в работе над самой книгой: во время наших встреч мы бесконечно обсуждали страницу за страницей. Я искренне признательна за оказанную мне поддержку своему бывшему агенту Джинджер Барбер из William Morris Agency, а также своим редакторам Эми Мур-Бенсон и Миранде Стесик из MIRA Books.

Буду рада, если вы посетите мой сайт: www.dianechamberlain.com.

1

Внешние отмели (англ. Outer Banks) – 320-километровая полоса узких песчаных барьерных островов побережья Северной Каролины, начинающихся у юго-восточного края Вирджиния-Бич Восточного побережья США.

2

Песня Сэмми Кэя и Дона Рейда, написанная в 1941 г.

3

Известная композиция мексиканского композитора Альберто Домингеса (1939 г.).

4

Первый роман известной американской писательницы Карсон Маккалерс (1917–1967).

5

Нэнси Дрю – литературный и киноперсонаж, девушка-детектив, известная во многих странах мира. Была создана Эдвардом Стратемаэром, основателем Синдиката Стратемаэра, фирмы, занимавшейся упаковкой книг. Нэнси Дрю впервые появилась в книге «Тайна старых часов», опубликованной в 1930 г.

6

Юдора Элис Уэлти (1909–2001) – американская писательница и фотограф.

7

Разрывное (отбойное) течение, а также отбойная волна, тягун – одно из видов морских и/или океанических прибрежных течений, с направлением под прямым углом от берега.

8

Англ. «Песчаный, песочный».

9

Столица штата – город Монтпилиер.

10

Скуба (англ. SCUBA, Self-contained underwater breathing apparatus, автономный аппарат для дыхания под водой) – то же самое, что и акваланг: легкое водолазное снаряжение, позволяющее погружаться на глубины до трехсот метров.

11

Братья Уилбур (1867–1912) и Орвил Райт (1871–1948) – американцы, за которыми в большинстве стран мира признается приоритет изобретения и постройки первого в мире самолета.

12

Имеется в виду серия террористических актов 11 сентября 2001 года, произошедших в США.

13

Джон Эдгар Гувер (1895–1972) – американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований на протяжении почти полувека, с 1924 года до самой своей смерти в 1972 году.