Глава 1

Звук автомобильного мотора за спиной не удивил Славика. В лесу нынче людно. Он еще когда туда шел, видел, что на Стартовой Поляне собирается очередная тусня любителей забав на свежем воздухе. И это, наверняка, добирается до места сбора, кто-то из их компании.

Посторонился, давая дорогу, но машина остановилась рядом и симпатичная девушка с водительского места спросила:

— Здравствуйте! До Стартовой Поляны правильно еду?

— Добрый вечер! Правильно, только впереди сосна упала и просеку перегородила, так что, как увидите, что колеи уходят влево — сразу езжайте по ним, потом снова на эту дорогу вернетесь.

— Знаете, я уже вместо обещанных семи километров, верных двенадцать по этим загогулинам накрутила, так что, если Вам в ту же сторону, может, покажете?

Смелая, однако, особа. Не боится среди леса незнакомого парня к себе в машину сажать. И почему бы не подъехать, раз попутно? Тем более, погромыхивает неподалёку. Ему в футболке и штанишках до колен попадать под тёплый летний дождь совсем не хочется.

Задние сидения почти под крышу оказались завалены мешками, тюками и чехлами с разными продолговатыми предметами, а вот пассажирское место оставалось свободным. Уселся. Девушка сманипулировала кнопочками, подняв стёкла.

— Чтобы комарьё не лезло, — пояснила, — и пристегнитесь?

— Думаете, у развилки ГАИшники дежурят? — пошутил он привычную шутку.

— Для меня. Я вожу пока не слишком хорошо, — она плавно, как-то академично тронула машину и…

Громыхнуло, полыхнуло, тряхнуло, свет снаружи сделался ярче, а «Судзучий потрох» оказался в воде капотом к песчаному берегу.

— Расфиксируй двери, — Славик это почти взвизгнул, настолько быстро произнёс.

Щёлкнули замки, двигатель, взревевший на высоких оборотах от потери колёсами сцепления с землёй, смолк. Опустив нос, машина погружалась.

— Замри, — предупредил он попытку девушки открыть дверь. — И ремень пока не отстёгивай.

Уровень воды в салоне быстро повышался, и скапливалась она в передней части, залив торпедо и лобовое стекло. Ноги, уперевшиеся вперёд, естественно, тоже. Но вот в дно с чувствительным толчком уткнулся бампер. Задняя часть опустилась тоже относительно быстро, и автомобиль замер с чуть приподнятым передом. Вода уже дошла до пояса, уровень её поднимался стремительно. Где-то булькал воздух. За стёклами — та же вода. Девушка смотрела на Славку взглядом… нет слов, чтобы описать это отчаяние.

— Отстегнись и плавно встань на сидении на колени лицом ко мне. Пойдешь за мной через правую дверь. Я её открою, когда вода почти заполнит салон. Здесь неглубоко. Вынырнем. И не вздумай хватать меня за ногу, дай мне выйти, развернуться и протянуть тебе руку. — Теперь он говорил нарочито спокойным тоном. Паника в этой ситуации могла погубить обоих.

Кивок. Выражение лица обречённое. Но делает, что велел. Хорошо, хоть не в потёмках. Светло, и вода прозрачная. Лёгкая такая сумеречность, словно в фильме про Ихтиандра.

Упёршись головой в потолок, сделал хороший вдох и, потянув за ручку, навалился плечом на дверь. Тяжело тронулась, но в приоткрывшуюся в верхней части притвора щель хлынул поток, и сопротивление ослабло. Путь открыт. Славка «вышел» и подал руку спутнице. Отлично, хват за запястье. Выводим рыбку из пещерки, охватываем сзади за талию, сгибаем ноги в коленях… как хорошо, когда тебя понимают без слов! Толчок, короткий путь наверх, и услада полноценных вдохов.

До берега доплыли быстро. Оказалось недалеко. Длинная песчаная коса, концов которой не видно, в отдалении за ней угадываются кроны деревьев, да коряга лежит неподалёку, наполовину занесённая песком. Солнце за спиной, стоит невысоко, однако, лучи его подозрительно ласковы. Противоположный возвышенный берег далеко, до него сотни метров. Угадывается обрыв и заросли по его нижнему краю. Против света смотреть не слишком удобно.

Девушка, в облепившей грудь футболке, выглядит аппетитно. И мокрые штанишки, кажется, это называется бриджи, подчёркивают гармоничность фигуры. Хотя, ростом она почти со Славика.

— Меня Агриппиной родители назвали, — похоже, к ней вернулось самообладание. Хотя, не сказал бы, что она его теряла. Даже когда плыли, не хваталась за что попало, а подгребала лёжа на спине, не возражая против того, что он тянет за ворот, который, как стало ясно уже на берегу, оказался спиной собравшейся у горла футболки. Плавала она отвратительно. — Но лучше Рипой клич, а то язык сломаешь.

— У меня с именем тоже не всё в порядке. Всеслав. Представляешь, бабуля родная Всесиком зовёт. Терплю, конечно, — улыбнулись, — Слава, в общем.

— И куда же это, Слава, ты меня завёл? — На Рипином лице ехидная усмешка, — или в вашем волшебном лесу столько телепортов, что ты уже и не упомнишь, куда какой ведёт?

— Ни разу ни одного не встретил. Я думал, что это твоя колымага — замаскированный нуль-транспортиратор, то есть, транспортатор, или транспортёр.

— Не ломай язык. Правильно — транспортировщик. Только это не про мою машину, это из анналов литературного жанра, именуемого фантастикой. И не обижайся на шутку. В общем, по-любому, нужно разыскать людей, и попросить помощи в вытаскивании автомобиля. Да и домой следует отзвониться. Ты не знаешь, где ближайший телефон? Свой я забыла в машине.

Девушка Славке понравилась. Не внешне, хотя здесь всё в порядке, а своей реакцией на шок. Ведь дрожит, губы трясутся, а никакой истерики. Жалко, что она его явно намного старше. Студентка или отучилась даже, может быть давно замужем. Не пара, в общем, юноше, перешедшему в последний класс обычной школы. С ней не соскучишься, да и душевный комфорт, который он испытывает при общении с этой красивой даже в мокром виде женщиной — великое дело.

Одежда сохнет прямо на теле, приметная коряга обозначает место, куда следует привести помощь. Донырнуть до машины, чтобы закрепить трос, он, пожалуй, сможет. На глаз, глубина там, где она затонула, метра четыре, или пять. Только, если вытаскивать, буксируя за трактором, то на песке можно забуксовать. Лучше бы джип встретить с лебёдкой, такие нынче встречаются у народа, что по лесам колобродит.

Пошли прямо по песку, удаляясь от берега, наступая на собственные длинные тени, и вскоре достигли верхней точки этого нанесённого течением вала. Впереди снова вода. Узкий длинный залив поперёк пути. Их сторона изрезана косыми зубчиками крошечных песчаных бухточек. На противоположной стороне кромка воды ровная, редкие кусты, отдельные деревья и трава, не радующая глаз ни высотой, ни густотой. Берега неширокой водной полосы сходятся справа, но понижение местности в этом направлении продолжается, прерываемое лужами. Однако пройти можно. Туда и двинулись.

На мокром песке вдоль кромки воды обнаружили створки ракушки. Как у мидии, две симметричные половинки, лежащие рядом. Одна, правда, сломана. Поднял. Ничего подобного в их местах не встречалось. Сплошной перламутр, темный снаружи и играющий, как жемчуг, с внутренней стороны. Рипа тоже такую нашла, только поменьше и обе половинки целые. А вот и деревья. Тень не самая густая, но контраст почувствовался сразу. В жарких они краях, однако. Присели.

— Самолётов не видать, моторов не слыхать, дымом даже не пахнет. Как людей собираешься искать? — Девушка видела то же самое, что и он. И думает те же мысли.

— Бакенов на реке видно не было, а судя по ширине, она судоходная. И один берег у неё крутой, там большие глубины. А другой — намыт из песка, следовательно, могут быть мели, — рассуждает Славик. — Кроме того, русло поворачивает. Не должно так быть, чтобы речники никаких пометок не оставили. Бывал я на пароходиках, всегда с них хоть что-то на берегу видно. Может, заблуждаюсь.

— Полагаешь, нас запулило в мир неведомый? — на лице Рипы нет выражения, которое можно было бы истолковать. — Смотри, ивы, вон вяз и клёны. Я не ботаник, но эти деревья часто встречаются. Клёны вообще обычно сажают в лесополосах вдоль железных дорог, поэтому и растут они повсеместно. Однако лиса непуганая, — Славик проследил за её взором. Точно остромордая собачка с пушистым хвостом метрах в двадцати поглядывает в их сторону, что-то выскребая лапой из земли.

Встал. Лиса напряглась, но занятие своё не прервала. Только немного повернулась, так, чтобы удобнее стало задать стрекача.

А солнышко здесь серьёзное. Всего-то прошлись по песочку, а кожа на икрах ног и предплечьях уже полна самых сильных ощущений.

— Ты как, белокожая, легко сгораешь?

— Обычная, как все, легко сгораю и облупляюсь. А на этом солнышке в два счёта обуглюсь, и буду лежать и поскуливать. В общем, если идти, то только короткими перебежками от тени до тени.

Дёрнул травинку. Легко оторвалась у самого корня. Другую. Эта лопнула в месте, за которое ухватился. А вот третья поддаваться не захотела. Пришлось вставать, отламывать от нижних сухих сучьев неназванного Рипой дерева палочку, наматывать на неё верхнюю часть стебля и вырывать из грунта, держа двумя руками, за счёт силы ног. Травина прямая с редкими невыразительными листиками оказалась удивительно прочной.

Вот они то ему и нужны. Технология добычи отработана, за дело!

Вообще-то и трава здесь растёт непривычно. Расстояние от растения до растения примерно на ширину ступни. Каждая травинка — сама по себе. Все отмеченные виды не отличаются мясистостью стебля или листьев, что характерно для мест, где много солнца. Кстати, хорошо, что заросли неплотные, а то недолго и на змею наступить. Вторую отпугнул, топая посильнее. Как в книжках и пишут, они отползают от мест, откуда исходят сотрясения.

Когда принёс к месту, где сидела его спутница, вторую охапку, получил на голову шапку, живо напомнившую Страшилу Мудрого, сидящего на колу на краю пшеничного поля. Девушка выплетала пелерину. Вообще-то она эти стебельки протягивала, держа за концы, вокруг сука, отчего с них слетали листики, и сами они делались мягче. А потом прополаскивала в воде, вымывая остатки сока. Попробовал — на ощупь как шпагат. И на разрыв крепко, руками не разорвать. Каждая травинка — сантиметров семьдесят. Конечно, узелки при связывании немного съедают длину, но плетение этими узлами вообще изобилует. И «ткань» получается редкая, сетчатая. Правда от солнца защищает неплохо, перекрывая львиную долю светового потока за счёт существенной толщины «нитей».

— Ты прав, со здешним солнышком шутить не следует, — Рипа словно часть своих мыслей высказывает вслух, не отрываясь от занятия. — Стебельки, конечно, жестковаты, но не рвутся, так что некоторые приёмы техники макраме использовать можно. Продолжай, надо ещё на юбки набрать. — И Славка отправился продолжать.

Утомительное это занятие, выдёргивать отчаянно сопротивляющиеся травинки по одной. Каждой приходится кланяться, наматывая её вершину на палочку, а потом с натугой вырывать. Небыстро прирастает добытое. И частенько надо выбираться из тени, постоянно расширяя зону охвата. Солнышко-то припекает.

* * *

Без еды, оно, конечно, неудобно. Да и пить скоро захочется. Но если, в крайнем случае, прямо из реки напиться можно, то с пищей придётся потерпеть. А аппетит уже разыгрался. Однако без огня ничего не приготовишь, и окрестные деревья откровенно не радуют изобилием истекающих сладким соком плодов.

Ребята перешли ниже по течению реки, так, чтобы из затенённого места, где творится одежда, была видна часть русла. Если пройдёт пароходик, или проплывёт лодка — заметят. Да и нужную траву на старом месте он уже всю повыдергал. А тут её много.

Помог Рипе с плетением юбок, в четыре то руки куда веселее дело пошло. А потом, повернувшись спиной к реке, пошли они сами. Кроссовки уже просохли, а про футболки и штаны и говорить нечего. Фыркать при виде друг друга перестали уже через пару минут, колоритный видок, нечего сказать. Юбка убежавшего от Нильского крокодила Египетского фараона, пелерина выбравшейся из стога великосветской красавицы и головной убор огородного пугала, их не тяготили. Так что футболку Славка снял, чтобы не липла к телу. Кажется, пора проделывать это же и со штанами. Хотя, не стоит занимать руки лишним предметом. Надо ведь палку держать наготове.

Под ногами почва, в значительной степени состоящая из песка. Ещё в ней присутствует глина, что обнаруживается, если чуть копнуть, и ил, придающий поверхности некоторую связанность. Прошлогоднего палого листа не видно. Зато кругом куча деревянного мусора — обломков ветвей и сучьев. Коряги, застрявшие между корявыми стволами, на которых есть отметка уровня подъема воды в половодье значительно выше человеческого роста. Заросли постоянно меняют свою плотность, но, в принципе, почти не заставляют петлять. Несколько продолговатых озер, вытянувшихся поперёк их маршрута, тоже не сильно удлинили путь. Местность плавно шла на подъём, вот и полосочка, оставленная на стволах разливами, видна совсем низко, и почва стала глинистой.

А теперь и деревья закончились. Перед ними степь. Трава почти по колено. Вдали наблюдаются перелески и купы кустарника. И стадо коров. Больших очень диких коров. Мохнатых, однотонных, поджарых. И все дружно смотрят на людей. Метров с пятидесяти их можно разглядеть вполне «разборчиво».

— Толи буйвол, толи бык, толи тур, — выдыхает Славка.

— Еще бизонов вспомни.

— Или овцебыков. Дикие твари из дикого леса, одним словом.

— Итак, в результате данного наблюдения, — насмешливо говорит Рипа, — делается вывод о том, что это совсем не наша Земля, а нечто совершенно иное, лишенное человеческой цивилизации. Не бродят такие стада по Земле-матушке давным-давно.

Славка, повернувшись в её сторону, вдруг обнаруживает, что она натурально плачет. Невольно приобнял, долго ковырялся в своей травяной юбке, пока отыскал носовой платок, лежавший в заднем кармане штанов. Влажноватый ещё, забытый и непросушенный.

— У меня через три недели свадьба, — прорыдала вдруг Рипа, и заревела белугой. Славка осушал девушке слёзы и, словно ребёнку, помогал высморкаться. Хоть она и старше, и, во всех отношениях, опытней, но всё равно — женщина. Умная, прекрасно владеющая собой, сильная, но, тем не менее, зависимая от своей природы. Собственно, а кто от неё не зависим? У него вон, тоже шевельнулось, хотя и не в душе. Пожалуй, стоит чуть-чуть отстраниться, а то, могут верно понять.

* * *

Прежде всего, имело смысл хорошенько оглядеться, что и было проделано с ближайшего дерева. Корявый такой раскидистый тополь, который за огромный размер хотелось назвать вековым. Зато лезть на него — одно удовольствие.

Пойма реки широкой полосой вытянулась с одной строны, и ширина её на глаз определялась как несколько километров. С другой стороны — лесостепь. Равнина, прерываемая участками более выразительных зарослей. На ней выделяются две полоски, смыкающиеся с пойменным углублением. Видимо овраги, по дну которых растут деревья и кустарники, а их вершины, возвышаясь над кромками, видны издалека. Пошли к тому, что справа. Получалось, что оно выше по течению реки, а главное, приближаясь к нему, приходится удаляться от стада диких коров. И солнце в спину, так что — одни плюсы.

Действительно — овраг, заросший кустами и деревьями. На мокрой глине дна отпечатались следы животных. Один принадлежит довольно крупной кошке. При его виде Славка крепче сжал в руках палку.

Вообще-то и не палка это, а просто слёзы. В пойме отломать что-нибудь путное от деревьев просто не получилось. Всё гнётся и расмохрачивается, не отрываясь. Сухие ветви напротив, настолько хрупкие, что толку от такого «оружия» вообще никакого. Да и корявое всё. А среди того, что валяется повсюду, принесённое половодьем, масса обломков на любой вкус. Но и они на что-либо путное идут с трудом. Ненормально лёгкие, и ужасно ломкие. Похоже, не раз вымокли, подгнили и высохли до такой степени, что гниль в них погибла. А потом — еще раз. И еще. В общем, то, что показалось минимально подходящим в качестве оружия, было скорее очень тонким бревном. Не слишком тяжелым, но пальцы в хвате вокруг этого предмета смыкались не вполне.

А тут прекрасные палки — стволы лещины. И как их отделить от остального? Камнем бы перебить, да вот беда, вокруг только песок, ил и глина. Ну и еще по кромке оврага можно разглядеть, что равнина степи покрыта чернозёмом.

— Ты ключи от машины в замке оставила?

— Ага.

— А маникюрный набор у тебя с собой?

— Нет, в сумочке между сиденьями.

— Может, хоть зеркальце в кармашке завалялось?

— Славик, у меня на одежде нет ни одного кармана. Пошарь по своим.

Молча предъявил пластиковую тубу с мазью от комаров. Хорошая, кстати мазь, очень помогает.

— Хоть зубами эти палки перегрызай. Хотя…

Попытался пилить кромкой ракушки. Неважно дело идёт. Приходится осторожничать, чтобы не разрушить хрупкий перламутр. Тут на неделю работы, только, чтобы… отломилось… ну-ка, мы её вот так.

Проскрёб кору, несколько миллиметров верхнего слоя древесины и надломил через принесённую с собой палку, которую Рипа держала, уперев конец в землю. Мохнато, но сойдёт. Через полчаса у обоих были крепкие ореховые посохи.

Вдоль следа водного потока, когда-то изливавшегося из оврага, до реки добрались быстро. Вернее, могли добраться, если бы Славка не отвернул снова вправо, где обнаружил уютное место, в котором удачно расположенные деревья дают хорошую тень.

Однако чувствуется утомление. Руки, ноги и спина просто ноют, после того как ему пришлось несколько часов рвать эту проклятущую траву. Выбрал подходящий с виду кусок просохшего дерева, сбегал к реке, подобрал несколько раковин. И принялся за самое неверное дело своей жизни.

Сначала — сделал углубление в боковой поверхности лежащего древесного ствола, потом проскреб от него две бороздки вдоль волокон. Выбрал подходящую палочку, исключительно по признаку прямизны. Кривулину для лука тоже подыскал среди деревянного мусора. Ему ведь из него не стрелять, так что даже упругости особой от этого предмета не требуется. Под скептическим взором Рипы насобирал дровишек, наломал тонюсеньких палочек и быстренько помчался к тополю. Он там заметил следы налипшего недавно мокрого пуха, так что стоит попытаться собрать.

Именно это дело оказалось самым трудным. Словно паутинки соскребаешь с шершавой коры и выковыриваешь из развилок. В час по чайной ложке получалось, пока глаз боковым зрением не отметил в воздухе движение. Есть! Несколько гроздей бруньки, как раз в состоянии, когда из них полезла эта белая вата. Явно припозднилась одна из ветвей с выпусканием семенного материала. Удача! Собрал всё, до чего мог дотянуться. Ветка, на которой стоял, неожиданно отломилась. Повис на руках, растеряв часть добычи. Хорошо, что он этот пух сразу запихивал в карман.

Захлестнув тетивой из самой длинной травинки палочку, они в четыре руки принялись «сверлить» углубление в деревяшке. Самым сложным оказалось удерживать противоположный конец «инструмента». Нагревается и жжет руку, норовя содрать кожу с ладони. А ведь «сверло» надо еще и прижимать, как следует. В общем, пришлось городить целую конструкцию с рогулькой, верёвочкой и еще одной привязанной ко всему этому палки.

Дымок пошел быстро, но пока удалось извлечь пламя, прижимая к нагретому месту соломинки и палочки с прикреплёнными к концу комочками пуха — натренировались оба. Один крутил «сверлилку», другой, стоя на коленях, священнодействовал на все манеры, пробуя разные варианты подкормки для того, чтобы добиться горения. Загорелось у Рипы. Когда пламя костра стало устойчивым, она, наконец, улыбнулась.

— Знаешь, я сообразила, как нужно это делать. В другой раз за пару минут разожжем.

Пока Славка готовился к добыванию огня, его спутница оборудовала убежище на ночь. Принесённых половодьем деревянных предметов вокруг встречалось немало. А ветви пары деревьев оказались на подходящей высоте. Сооружение, возведённое ею справедливо заслуживало высокого звания «халабуда», поскольку не имела четко выраженной формы. Однако, скреплённое завязками из всё тех же травинок, отличалось устойчивостью, и вмещало в себя два смертельно уставших тела, оставляя ещё место для скромного костра и запаса дров.

Славка, стараясь не топать, чтобы не спугнуть, отыскал в траве змею и убил палкой. Не имея сведений о её ядовитости, просто отбил голову многократными ударами по одному и тому же месту на наковальне из ствола дерева. Размозжил и оторвал, одним словом. Потом, свернув то, что осталось, плоской спиралью, обмазал глиной, и, отодвинув костёр, закопал в горячий песок. Сверху развели огонь, и через час, как раз солнышко ушло за горизонт, поужинали. Не сказать, чтобы было вкусно, да и досыта не получилось, однако подкрепились. Пить прямо из реки, забредя в место, где отчётливо чувствуется течение, они начали еще, когда плели одежду. Чистая бегущая вода не вызывала чувства опасности, а возможность подхватить заразу…

— Все когда-нибудь умрём, — как сказала Рипа. — Просто от жажды — быстрее.

Глава 2

Спал Славик как убитый. Когда проснулся, понял, что начинает замерзать, потому что тёплая спина девушки больше не согревает его спину. Брезжил рассвет, в костре, на котором они вчера готовили ужин, ровно и бездымно горели сучья. На востоке виднелась в небе яркая голубая звёздочка — Венера — предвестница рассвета.

Рипа появилась со стороны реки.

— Привет! Когда ты встала, звёзды были видны?

— Уже не все, но ковш Большой Медведицы просматривался отчетливо. Что делать будем? — интересно как! Взрослая тётя явно его выдвигает в лидеры. Ведёт себя…, только хвостиком не виляет. Стоп. Откуда в нём раздражение? Понял. Завтрака нет, и не будет. А вчера девушка вела себя точно так же. Он мужчина, а она… хорошо бы. Опять стоп. Не время сейчас слюни пускать.

— Верёвку будем делать. Имелись бы здесь камни, организовали бы мы с тобой неолит, так, кажется, каменный век называется. А без камней никакого неолита не выйдет. Так что придётся добывать всякую всячину из твоей машины, или саму машину на сухое место выкатывать, это уж как получится. Только без верёвки получится очень плохо. Кстати, если ты везла с собой хотя бы немного камней, к вопросу о каменном веке мы всегда сможем вернуться.

Рипа смотрела на него как-то слишком долго. Потом улыбнулась.

— Шутка. Поняла. Кстати, это не моя машина, а одного мастера. Он вёл группу на полигон. Встретил ребят с автобуса, ну и меня заодно. Барахло загрузили в эту «кроссовочку», сколько вошло, и мой чемодан тоже. А, поскольку выяснилось, что рулить могу только я, а короткую тропу знает только хозяин этого недоразумения, то он объяснил мне, как проехать. Собственно, дальше ты всё знаешь.

И пошла работа. Он дергал травинки, а она свивала верёвку в три пряди, пользуясь обломками деревянного мусора на манер веретен. Поспешали. Пока есть силы, пока муки голода не стали нестерпимыми. Хорошо, что день еще только начался, что есть тень и, главное, этой травы здесь много. Толи дикий лён, толи конопля, а может и что-то иное, ну не ботаники. Славка, как не тужился, порвать хотя бы один стебель так и не смог. А ведь наверняка развивал усилие не менее сотни килограмм.

Кстати, как только заметил змею, медлить не стал. Палка, глина, костёр, в который Рипа не забывала подкидывать дровец, отвлекаясь раз в полчасика от своих веретён. Опять не досыта, но подкрепились. И снова за работу.

Сначала свивали в три пряди, а потом скрутили получившиеся верёвки снова втрое. В общем, канат нужной длины закончили только к вечеру. Толщиной он был в полтора Славкиных пальца и весил немало.

Змея вечером им на глаза не попалась, зато вдвоём, действуя в четыре руки, связали сетку метр на метр. Прикрепили к середине верёвочку, к краям…, а вот и нет здесь камней. Пришлось нырять за ракушками, а привязывать эти предметы нужно было с великой выдумкой, поскольку выскальзывали они из петель, как живые. И края сетки с таким грузом тонут неохотно. Однако с четвёртого, седьмого и одиннадцатого забросов снасть принесла по рыбке. Ночь прошла спокойно, а туба с мазью от комаров опять заметно похудела. С наступлением темноты летучие кровососы действовали массированно.

* * *

Огромный моток сначала волокли, а потом стали перетягивать частями. Тяжелая получилась у них верёвка. Закрепить канат за буксировочный крюк с первого раза не удалось. Только с третьей попытки отыскал под бампером что-то похожее на искомое, а четвёртый раз нырнул проверить узел и осмотреть колёса. Они ушли в песок не слишком глубоко, по крайней мере, резина видна, диски свободны Уклон пути, ведущего к берегу тоже умеренный, хотя на пути автомобиля есть и понижение дна. Видимо — игры течения.

Второй конец привязал к коряге, выбрав слабину верёвки полностью. А потом, словно натягивая тетиву огромного лука, навалился почти на средину, отводя ее перпендикулярно направлению движения вытаскиваемой машины. Отпустил, и Рипа немедленно выбрала образовавшийся излишек длины. Толи автомобиль сдвинулся, толи канат растянулся?

А ещё раз, и ещё. Вот и кабина показалась, Продолжаем. Ага, капот виден. А чем короче остающийся участок буксира, тем меньше удаётся продвинуть автомобиль к берегу. Ну-ка, а если просто потянуть? Не идёт. Значит надо продолжать упражнения с тетивой. Вот, теперь идёт и просто от прямого усилия. Девушка тоже упирается, натягивая верёвку за спиной юноши. Аккуратнее, без рывков! Всё «Судзучий» трёхдверник, этакая кроссовочка на тему джипа, стоит в метре от воды на плотном мокром песке. Рядом парень и девушка, мокрые от пота. Солнце еще далеко не добралось до зенита, а дело сделано.

— Умираю от голода, — сознаётся Рипа.

Действительно, сегодня они не завтракали.

— А кто дверцу у машины закрыл? — вот неуёмная!

— Течение. — Славке сейчас немного грустно. Простое и ясное дело успешно завершено, а что делать дальше? Впереди много хлопот с огромным количеством добытых предметов. И, вот такой уж он урод, это его сильнее напрягает, чем радует. Приключение завершено. Впереди — серые будни непрестанных забот. Работа, труд, а потом опять работа. — Да и стояла она с приподнятым передом. Сама могла захлопнуться, если замок легко срабатывает.

— Да, хозяин предупреждал, что не нужно сильно хлопать.

— Знаешь, Рипа, надо бы машину откатить к нашей халабуде. Вот-вот начнётся зной, оно и сейчас не подарок, так что лучше поспешать.

Вода еще сочится откуда-то из неведомых щелей, хотя луж на полу салона уже не наблюдается. Парень толкает сзади, а девушка помогает слева. Время от времени забегает и подруливает. Правые колёса немного в воде, зато левые — на плотном мокром песке. Экипаж движется вдоль кромки косы вверх по течению. Медленно, но уверенно. Часа не прошло, как, миновав глинистый участок, ребята прокатили «экипаж» по сухому растрескавшемуся дну пересохшего потока, бравшего своё начало в овраге, и «приехали».

Распахнуты двери и багажник. Началась выемка содержимого. Рипа прежде всего разобрала свою сумочку. Вот, придавленный глиняной чешуйкой, сохнет паспорт. Пакетики, флакончики, брошюрки.

А Славка вынимает огромный чемодан, замотанный мягкой прозрачной плёнкой, закреплённой скотчем.

— Это чего оно так? — кивает он на добычу, удивляясь ручке из прозрачной ленты, сформированной ушлым упаковщиком.

— В аэропорту иначе в багаж не принимали. Двести рублей содрали за эту порнографию.

— Бидон тоже твой? — кивает он на тяжеленную сорокалитровую алюминиевую флягу.

— Нет, это ролевиков. Говорили — антуражные вещицы у них тут.

Собственно, в багажнике осталось несколько размокших картонных коробок и мотков алюминиевой проволоки. Проволока — друг человека. А алюминиевая — лучший друг. Но саморезы пяти размеров, выпирающие через расползающийся картон — это проклятие, если нет отвёртки с крестовым шлицом. И крепёж отличный, и воспользоваться им не получается. Всё равно — на просушку.

— Стой! — срывается со Славкиных губ, когда он видит занесённую над чемоданом пилочку для ногтей. — Не помнишь, когда открывается ближайший хозяйственный?

Рипа замирает, и смущённо улыбается. Поняла. В четыре руки они терпеливо отдирают скотч, сматывая его на палочки, а потом аккуратно разматывают и расправляют тонкую плёнку, также наворачивая её на дрын. Опаньки. Чемодан сухой.

Пока девушка радуется своим одёжкам, Славик вынимает с задних сидений тюки, свёртки, сумки и чехлы. Отличный топор, цепочная пила и прекрасная ножовка с мелким зубом радуют его неимоверно. А покрытие для шатра — это вообще счастье. И целых пять спальных мешков, и рулон пенок… а вот и котелки, сковородка и закопченный чайник. Увесистый портфель, не иначе — золотые слитки. Нет, всё намного лучше! Инструменты. Плоскогубцы и бокорезы при наличии отличной отвертки со сменными битами, да с трещоткой. Вот оно счастье! И отличное шило в придачу. И… да много тут полезного. Сушить.

— Иди есть, Плюшкин, — это Рипа зовёт его к костру. — Гороховые брикеты отлично разбухли, так что быстро сварилось.

Тарелок у них нет, зато есть прекрасный аппетит. Славка пользуется ложкой из складного ножа, что подала ему девушка, которая отлично справляется с едой при помощи двух палочек, зажатых в правой руке.

— Три пакета макаронных изделий и двенадцать с разными крупами не промокли. А гороховые брикеты экономить незачем. Вечером столько же сварю, так что наедимся. Кстати, тушенки еще восемь банок больших, грамм по восемьсот, и шесть маленьких, грамм по двести. И соли две пачки мокрые насквозь. Окаменеют, когда высохнут. К тому же содержимое в них убыло на треть.

— Как я понимаю — перешло в растворённое состояние и обратно возвращаться не желает, — поясняет Славка.

Улыбнулись.

Сытость. В автомобиле раскрыто и распахнуто всё, что можно. То, что вынимается — сохнет снаружи. И масса необходимых предметов радует глаз и ласкает разум. Время уже сильно за полдень

— Как ты думаешь, удастся эту машину завести? — Рипа снова смотрит на Славку с любопытным таким выражением на лице. Изучает, что ли?

— После двух суток в воде аккумулятор разряжен полностью. И нет уверенности, что после этого, его вообще удастся зарядить. А рукоятки для запуска я в багажнике не обнаружил. Да и места, куда её можно приладить — тоже. Потом, тут наверняка электронное зажигание, инжекторы всякие. Не автомеханик ведь я. Да и ключей всего два — свечной да баллонный. Пусть пропечётся на солнышке недельку, потом попробуем завести стартёром. Не потому, что есть надежда, а чтобы не упрекать себя за то, что не попробовали.

— То есть это просто телега?

— Пожалуй. С хорошей кабиной заметь. Можно возить её, как черепаха таскает с собой свой панцирь. Медленно, тяжело, зато всюду дома. А если в неё ещё и корову запрячь, так даже с молоком. — Слава нарочно подшучивает, чтобы Рипа не грустила. Она ему нравится весёлая.

— Думаешь, нам надо не сидеть на месте, а бродяжничать? — она явно заинтересовалась.

— Перебираю варианты. Пока нас с тобой тут ничего не держит. Пойма, где мы оказались, каждый год заливается водой, возможно на месяц, или больше. Если поселиться наверху, на равнине — от воды далеко. Да и нет у меня уверенности, что места эти самые лучшие для жизни. Пока нам известно, что летом здесь жарко и есть рыба. Мы не знаем, есть ли на планете другие люди, а если останемся на месте, то, возможно, никогда и не узнаем.

— Так что же ты предлагаешь? — Во как! Когда мама пилит папу, у неё такие же интонации.

— Сейчас ты пойдёшь переворачивать спальные мешки, чтобы они хорошенько со всех сторон просохли, а я заготовлю жерди для установки балагана.

— А котелок тоже мне доверяется помыть?

— Нет, Рипа, котелок ты погрузишь в воду у берега так, чтобы в него заплывали мальки, а вечером в этом месте я поймаю большую рыбу.

* * *

Тот, кто никогда не перепиливал ствол орешника крошащейся ракушкой, неспособен познать радость работы нормальным инструментом. Имеется в виду настоящая, безграничная, до самых краёв наполняющая сердце радость, нерешительно замеревшая на развилке между восторженным визгом и обвальным сокрушительным счастьем. Как следствие, заготовка жердей оказалась для Славки предпраздничным предвкушением, перешедшим в настоящее торжество при сборке каркаса, на который шатровое покрытие легло, как будто оно здесь и выросло. И до него дошло, почему так мало гвоздей и так много саморезов прихватили с собой эти ролевики. Если нужно прикрепить к верхнему концу воткнутого в землю кола горизонтальную жердь, то мечта о чудо-богатыре, подперевшем место вбиваемого гвоздя с противоположной стороны как минимум кувалдой, превращается в паранойю. А, если пробуровить в жерди дырочку шилом, рукоятка у которого не вдоль, а поперёк, и в ладонь ложится, как будто она — её продолжение…

Помещение три на четыре метра, защищённое от дождя и ветра, Надёжно укреплённое прочными растяжками, в котором, кроме спальников разместилась и прорва полезнейших приобретений сегодняшнего дня. В кровле есть отверстие для дыма. И куча предметов, которые оставлять ночью без присмотра неохота. Вчера было проще.

* * *

— Так какие у нас планы на завтра? — это Рипа со своего спальника. Темнота не сплошная, Взошла Луна. С виду — обычная, почти полная. Её свет проникает через прозрачные вставки в покрытии стен балагана, имитирующие окна.

— Думать, однако, нужно, — откликается Славка. После второй обильной порции гороховой каши и изрядной рыбины, которую он таки поймал, забросив сетку неподалеку от «отмокающего» котелка, его клонит в сон.

— А думать долго? — не унимается девушка. Определённо она чего-то от него добивается.

Считается, что женщины мечтают о надёжном спутнике жизни. Быть надёжным — эта мысль ему нравится. Хотя, конкретно в их ситуации по-другому и не получится. Может они одни на всю планету, тогда кроме как друг на друга им и рассчитывать не на кого.

— А как ты полагаешь, мы тут одни такие? — Высказывает он возникший у него вопрос.

— Не знаю, — голос несколько разочарованный. — Почему это тебя вдруг заинтересовало?

— Так ведь в зависимости от принятой гипотезы следует выстраивать и цепочку действий.

Некоторое время молчали.

— Тебе сколько лет, зануда? — вдруг, ни с того ни с сего, спросила она ядовитым тоном.

— Шестнадцать.

— Замечательно! — Славка ждал нелестного комментария по поводу своего не слишком великого возраста, но вместо этого, после солидной паузы послышалось совершенно другое. Не голос, а звук молнии, расстёгиваемой на спальном мешке. Потом к его лбу прикоснулись её волосы…

* * *

Проснулся он среди ночи оттого, что Рипа зашевелилась. Кстати, что это она такое делает? Определённо, он тоже в этом поучаствует.

* * *

На этот раз получилось значительно лучше. Помолчали. Кругом тишина. Никаких ночных голосов в этом пойменном лесу. Ни плеска, ни шагов диких зверей. Луна пробежала значительную часть своего ночного пути по небосклону, и теперь её лучи проникают в «окно» с другой стороны.

— Кажется, неплохой повод для знакомства, — Славке припомнилось одно присловье, Рипе, похоже, тоже. Она фыркнула от смеха. — Чур, ты первая про себя рассказываешь.

— Знаешь, ничего особенного. Закончила мед, один знакомый пригласил побыть врачом на полигоне у ролевиков. Прилетела, добралась на автобусе до места встречи. Дальше ты знаешь.

— А ролевики это толкинисты?

— Ума не приложу. Знаю только, что они проводят сложные игры по своим правилам. И в период подготовки к этим играм возводят декорации. Вот почему в машину и было погружено столько инструментов и всякого крепежа. Я бы не удивилась, если бы в этих тюках нашелся керосиновый фонарь или меч викинга, потому что занимаются они этим с большой выдумкой и самой искренней заинтересованностью.

У них масса командных действий, сценариев и импровизаций. С точки зрения рядового обывателя — чудаки, но умные. Хотят всласть оттянуться, вот и уходят в места, где до них никому нет дела.

— Значит, эти продолговатые ящички…

— … аварийные укладки. Инструментарий, материалы медикаменты. Упаковка герметичная, так что без нужды лучше не вскрывать. А на всякие мелкие травмы и характерные проблемы со здоровьем у меня в сумке всё в достаточном количестве. Она в чемодане была, не промокла.

— И эти три упаковки ты ишачила на себе?

— Во-первых, я совсем не кисейная барышня, за институт в волейбол выступала в основном составе. А во-вторых, мастер ролевиков эти упаковки из вашего города привёз на машине, так что я только с чемоданом и приехала. Не успела его распаковать — на автобус опаздывала.

— Про ролевиков и их развлечения, конечно, было очень интересно, но лучше расскажи про себя. Ты на какого врача училась?

— Это называется «врач широкого профиля», мне предстояла специализация в дальнейшем. Но вообще-то я планировала заняться ортопедией.

— А зачем ты меня поддразнивала?

— Понимаешь, между мужчинами и женщинами существует некоторый пласт специфической культуры. Знаки или сигналы, говорящие о предрасположенности к вступлению в отношения определённого вида. И ты на эти… намёки среагировал неожиданно.

— Это как? — Славка заинтригован.

— Как отец на проказы дочери. В общем, у тебя ненормальный психотип. Вернее, нехарактерный, редкий. Не моральный урод, а нравственный акселерат. Тебя чувству ответственности учили?

— Не знаю. Но дедушка это слово употребляет нередко.

— А вы с ним часто сотрудничали?

— Имеешь в виду, вместе работали? Частенько. На даче вечно, то ремонт, то стройка. Помогал. В машине тоже вместе ковырялись. Он всё время звал меня ему что-нибудь подержать, или потянуть.

— А ты?

— Помогал, а потом уматывал с пацанами в лес или на речку. Крейсер из старой лодки делать или домишко на дереве строить. Играли даже, не поверишь, в Гойко Митича, это когда Пашка дискарь притаранил со старинными фильмами.

— И когда мы повстречались, ты как раз с этой самой дачи возвращался? — интересно, откуда у неё такая уверенность?

— Да, отвёз им с бабушкой свежего хлеба, кефира и сметанки. А через Стартовую Поляну до автобуса недалеко.

Рипа затряслась от смеха.

— Горшочек маслица и пирожок в бумажке, — она всхлипывала от сдерживаемого хохота, — а тут ему и говорят: «иди сюда».

Всё-таки ему безумно нравится эта женщина.

— Рипа, а как ты ко мне относишься?

— Нет, определённо, ты ненормальный. Я, конечно, медицинский работник и ожидать от меня некоторого цинизма в сексуальной области, это даже как-то принято, но в данном случае, поверь, это была не чистая физиология, а душевная потребность. В общем, возможно, это любовь.

— А у меня — точно любовь. Ты мне ужасно понравилась.

— Приятно слышать, хотя там, у тополя я это уже поняла.

— Ты это так истолковала, ну, когда я отодвинулся?

— Славик, я ведь и психолог и невропатолог и даже андролог. Не самый лучший, но базовая подготовка есть. Непонятка про тебя у меня возникла потому, что ты вёл себя, как опытный боец, как каскадёр, если хочешь. А характер растительности на лице у тебя — юношеский. Но отклонения с усами и бородой встречаются нередко, а вот подростки с поведением мужчины — редко. Реже, чем наоборот. Ты просто не представляешь себе, насколько распространена среди мужчин инфантильность, не физическая, а задержка в развитии психики.

Девушка прильнула к нему и…

— Нет, дружок. Успокойся. Хватит сладенького. Светает.

Глава 3

Ножик из обмотанного изолированным проводом обломка полотна ножовки по металлу оказался истинным сокровищем. Аккуратно размотав рукоятку, Славка получил около десяти сантиметров замечательных мелких зубчиков, выстроившихся по прямой кромке. А потом в тонком окончании ореховых посохов были неторопливо сделаны продольные пропилы.

Дело в том, что утром они первым делом разобрали флягу с антуражными вещами. Там была найдена обалденной красоты фаянсовая кофемолка, куча пакетов зернового кофе, тёмный керамический кофейный сервиз на шесть персон и два комплекта непривычных своей прямоватостью ложек: двенадцать столовых, смахивающих на десертные, и столько же чайных, изрядного размера.

Аналогия с наконечником копья возникла в голове у Славика мгновенно. Захлестав туристический топорик в ствол лежачего дерева, на его обухе, как на наковальне, осторожными поначалу ударами другого топорика, расплющил, или выпрямил, как посмотреть, две столовых ложки, оттянув, иными словами, сплющив, их кромки. Поправил напильником, довел на оселке и, вставив в расщеп, примотал. Два лёгких копья — это хоть что-то. Посохи немного просохли, стали легче, и в качестве древков копий выглядели достойно. Правда, и для крепкого поперечного удара они по-прежнему годились, поскольку остругана в профиль ручки ложки была только узкая оконечность.

Цветастую рубаху с просторными рукавами и лёгкие шелковистые штаны, похожие на пижамные, Рипа подобрала ему из… вообще-то в тряпках она ковырялась без его участия, так что, сказать, откуда она это добыла, было непросто. Из «экипировки», изготовленной в первый день, понадобились только шапки, похожие на… лучше не будем о грустном.

А ещё сразу четыре пластиковых меха для воды, скрученные трубочкой, извлечённые из той же фляги — и походное снаряжение в полном порядке. Остаётся позавтракать овсянкой. Цивилизация — великое благо, пока есть продукты.

Как ни крути — осматриваться нужно предметно и обстоятельно. Пока цела обувь, пока не похрумкали с вечерним чаем пакет не размокших в воде сухарей, и не расквасилась от жары баночка плавленого сыра.

Кроме копий взяли: Славка — топор, Рипа — самый большой из обнаруженных кухонных ножей. Еще она прихватила медицинскую сумку на ремне через плечо, поскольку положить провиант больше было решительно не во что.

— Ты бы выложила часть медикаментов, — видно же, что тяжело.

— Понимаешь, не знаю как где, но у нас бытовало поверье, что ничего из такой сумки вынимать нельзя, иначе как для использования по назначению, — девушка выглядит слегка смущённой. — А то именно этого и не хватит.

Кипячёную воду из остывшего чайника перелили в мех, который при помощи лямок, связывавших покрытие балагана, парень приторочил на спину вместе с парой спальников. Пошли. Как раз солнце встало.

На границу степи выбрались быстро. Стада диких коров не наблюдалось, а всё остальное — без изменений. По верхнему краю оврага направились прочь от реки, углубляясь в степь. Слева овраг, справа равнина. Два часа туда, столько же обратно. Ничего примечательного. Рипа, правда, сорвала несколько цветочков и украсила ими свою шляпу. Вообще-то смотреться стало гармонично. И по склонам оврага у разных деревьев, кое-где веточек с листочками посрезала, так и шла с веником в руках. Славка больше по сторонам поглядывал, нет ли где какого опасного зверя.

Вернувшись к границе поймы, поворотили спиной к почти полуденному солнцу и направились в сторону верховьев реки. Следующий встреченный ими овраг оказался широким, и по дну его протекал ручеёк. Пологие, очень пологие склоны заросли высокой травой, и стадо диких коров как раз здесь и паслось. Обошли подальше. Тут вообще и заросли кустарника встречались часто, и деревьев немало росло. Да и трава выглядела очень бодрой. А сама ложбина уходила вдаль, просматриваясь на большое расстояние.

Открывшаяся слева панорама определению «овраг» никак не соответствовала. Славка долго всматривался в эти слегка наклонные поверхности, заросшие травой, мелким кустарником и редкими деревцами. Что-то эта картина ему напоминала. Особенно речка, петляющая по плоскому дну. Или ручей, хотя течение очень слабое. В нижней части, явно заливаемой водой, трава просто буйствовала, радуя глаз богатой зеленью и обилием цветов.

Диким коровам это великолепие тоже нравилось. Они неустанно паслись, скрытые по брюхо от глаза стороннего наблюдателя.

Рипа тоже любовалась открывшимся видом, причём взгляд её обшаривал пространство методично, словно сканируя и запоминая все детали пейзажа.

— Собираешься рисовать по памяти? — спросил он, отметив столь пристальное внимание.

— Ещё не поняла. Что-то мне эта картина напоминает, пытаюсь вспомнить.

— Как будто чего-то не хватает, — подключился Славка к её умственной деятельности.

— Да, недостаёт деталей, а каких — не пойму. И для чего?

— Хат недостаёт, крытых соломой, и плетней с крынками на кольях. И снега. И будет тебе «Ночь перед Рождеством», где кузнец Вакула тащил в мешке чёрта.

— Точно! А ведь тогда, наверное, киношники настоящую деревню снимали.

— Стало быть, радость моя, ты местечко присмотрела для семейного гнёздышка.

Рипа прислонилась к нему всем телом.

— Пойдем к речке. У тебя сейчас всё равно юношеская гиперсексуальность, а в тенёчке да на мягкой травке мы можем прекрасно… передохнуть. Ведь не меньше двадцати километров протопали. Заодно переждём, пока самое пекло.

* * *

Даже подремали пару часиков. По два обсыпанных сахаром ванильных сухаря на нос, да крошечная баночка плавленого сыра, вычерпанная до дна деревянными лопаточками — и желудок надавил на глаза. Так что «глупости» оставили на потом. Лежали в тени на спальниках, даже не прикасаясь друг к другу — жарко. В речке, оказавшейся неожиданно глубокой, конечно искупались сразу. А сейчас просто пережидали послеполуденный зной.

— Смотри, что-то беленькое в воде.

Концом копья Славка выловил бумажную салфетку. Обычную рифлёную, насквозь мокрую, буквально расползающуюся в руках.

— Знаешь, Рипа, а ведь эти протирушки долго на поверхности не держатся. Её, скорее всего, принесло ветром, а в воду она угодила не далее, чем в паре сотен метров отсюда. Течение-то медленное.

Оглянулся. Ага. Спальники уже свёрнуты. Ведь даже не договорил, а она уже всё поняла.

* * *

Людей они нашли метрах в трёхстах выше по течению. Мужчина лежит в тени. Рядом женщина, смотрит на них толи удивлённо, толи обрадовано.

— Как вы нас отыскали? Неужели через спутник нашли по сигналу телефона, как в кино?

— Записку получили…, - начинает шутку Славка, но…

— Что с Вами, больной? — вот это да! Не девушка в мохнатой шляпе с легкомысленными цветочками, а врач с медицинской сумкой, вот кто она теперь.

— Когда тряхнуло и грохнуло, мне в спину и вступило, даже руль от боли не удержал, ну и въехал немного в куст. А куда нас при этом занесло, ума не приложу.

— Слава, одежду с него долой и перевернуть на живот. Вы…

— …Вера Евгеньевна.

— Вы Вера Евгеньевна помогайте.

Рипа долго кончиками пальцев пробегала вдоль позвоночника, щипала, колола травинкой, спрашивала, где что ощущает пациент Пётр Маркович. А потом всадила укол. Посидела с полчасика, и сделала ещё один.

— В общем, чего-то уж совсем непоправимого, конечно не произошло, — наконец ответила она на тревожный взгляд женщины. На нашей Земле его за пару недель бы поставили на ноги. Собственно, и здесь это потребует примерно такого же срока, просто кое-что придётся сделать не самое гуманное. И очень хорошо, что мы прихватили с собой топор.

Удивлённый взгляд женщины Рипа так и не заметила. А Славка откровенно любовался старенькой «Нивой», загнанной в тень развесистых деревьев. Да, эта балка кажется просторной и прозрачной только с виду. А вот, поди ж ты, совсем рядом были, и ничего не заметили.

* * *

Для реализации Рипиного замысла Славке пришлось смотаться в оставленный утром лагерь. Требовалось много верёвок и крепежа. Путь вдоль речушки до основного русла, а потом по его берегу до лагеря осилил в оба конца за пару часов.

Когда вернулся, выяснилось, что план поменялся, хотя сходил он всё-таки не напрасно. На скорую руку соорудили хитрые носилки, на которых больной, лёжа на собранном из жердей щите лицом вниз и был помещён на крышу старенькой «Нивы», прямо на багажник, с которого женщины уже сняли и сложили в сторонке какие-то листы. Там ещё что-то виднелось аккуратно складированное, но разбираться было некогда — поджимало время. Солнышко уже сильно передвинулось к западу и явно направлялось в сторону горизонта.

Рулила Вера, а Славка с Рипой выбирали дорогу провнее. Там сук срубить, тут ямку засыпать. Поняв, что у него в руках лопата, недоумённо посмотрел на подругу.

— Они же на дачу ехали, — пояснила девушка. — У Веры с собой целая сумка семян. Одних цветов пятнадцать наименований.

Фыркнули. Он лопатой, она окучником быстро сделали пересыпки через промоину как раз на ширине колёс автомобиля.

* * *

Добротно сделанный щит с Марковичем оказалось несложно установить в балагане на небольшой высоте так, что ноги было можно опускать на земляной пол. Пока женщины хлопотали у костра, Славка позаботился об удобствах пациента. И о физиологии, и том, чтобы ему было мягко. Поужинали. Осмотрев картонку, из которой только что сцедили последние капли кефира, Рипа протянула её своему спутнику.

Знакомый молокозавод, земляки. И время переноса их в этот мир совпадает. Хорошо, что у людей было с собой продуктов на неделю и вода под боком. Убедившись, что дозвониться никуда не удаётся, Вера просто отправила SMS-ки дочери и сыну, после чего уселась ждать подмоги. Оставлять беспомощного мужа без присмотра она не решилась — видела зверя, похожего на собаку. Конечно, отсутствие значка телефонного оператора на экране мобилки её смутило, как и неполучение подтверждающего сигнала, но большего сделать она всё равно не могла.

— Слав, пойдём посуду помоем, — отличное предложение. А то в жилище они теперь не одни.

— Ага. — Быстро собрали блюдечки, чашки, котелок, и бегом к реке. Пока песок не остыл.

* * *

— Как Вы думаете, Пётр Маркович, если в эти места забросило два автомобиля, так, ведь и другие люди могли сюда попасть из нашего мира, — теплится крошечный огонёк в низком круглом стаканчике икеевской свечи. Вера Евгеньевна ворочается на своём спальнике. А Славка с Рипой устроились вместе.

— Наверно. Хорошо бы их отыскать. Вообще-то у меня в багажнике имеется канистра бензина, а проходимость у «Нивы» по этим местам приемлемая, только кажется мне, что искать логичней вдоль большой реки. А по степи через овраги можно ведь и не перебраться, так что если на машине, то для нас всего один сектор поиска доступен безусловно. Тот, по которому вы вчера отмахали километров десять на запад. В нашей балке через речушку не переправиться. Значит, чтобы пробраться на север, надо или идти пешком, или лодкой обзаводиться. А вот на юг — юго-запад придётся дорогу разведывать.

Славка припоминает характер местности в том направлении. Пожалуй, прав Пётр Маркович. Имеет смысл проехать на юг вдоль реки по краю степи, потом на запад углубиться на равнину, и по ней попытаться двигаться на север, пока не упрутся в овраг, вдоль которого и можно будет возвратиться.

— Поедем мы с Рипой. С уходом за Вами Вера Евгеньевна справится. И еще было бы здорово зажечь костер так, чтобы дымило, как следует. Возможно, и своим ходом кто-то пожалует, или с того берега увидят.

* * *

За руль Славик сел сам. Умеет. Пара спальников, немного копчёной колбаски и белые сухари, на которые предусмотрительно перевела захваченный на дачу хлеб запасливая супруга Марковича. Всё равно бы засох или заплесневел. Колбаска уже близка к пределу съедобности, так что пару банок шпрот тоже с собой прихватили.

До тополя, с которого озирали окрестности в первый день, добрались без проблем. До устья оврага, что виднелся слева, докатили за считанные минуты. А потом пришлось приближаться к реке и искать пологое место, чтобы переехать промоину, проделанную водой. Кстати, дно оказалось сухим. И возвращение в степь тоже произошло без затруднений. Поехали. Километров тридцать отмахали, пока не добрались до балки, похожей на ту, где они вчера нашли людей. Пологие склоны, огромная ширина, богатая трава на дне и никакого водного потока. Цепочка луж, тростник, и очень топко. В сторону реки перспективных мест для переправы тоже не нашлось — грунт везде размокший. И именно тут они увидели его.

Крупнее домашней кошки, но мельче рыси, из камышей смотрел на них котяра замечательной стати. Кисточек на ушах не было, а хвост скрывался в зарослях. Попятились и вернулись к оставленной на твёрдом грунте «Ниве».

— Это, наверное, и есть камышовый кот, — улыбнулась Рипа.

— Наверное. Стало быть, уходим на запад вдоль этой балки.

Промоина встретилась уже километров через семь. По-существу — овражек, приток балки. Опять повернули вправо и, ориентируясь по солнышку, пошли практически точно на север. На протяжении всего пути ничего примечательного им не встретилось. Заросли деревьев или отдельные их экземпляры встречались с такой частотой, что из любой точки было можно увидеть два или три. Окруженные кустами, или торчащие прямо из травы, они ничем особенным друг от друга не отличались.

Вскоре слева стало угадываться понижение в земле, приближавшееся к траектории их движения. Эта балка сильно походила на ту самую, в которой они отыскали Петра Марковича и Веру Евгеньевну. По дну её струилась речка, пожалуй, даже более полноводная, чем около устья. Подъехали, искупались.

— Смотри, здесь уровень ежегодного паводка виден отчётливей, чем мы с тобой могли наблюдать в том месте, где отдыхали. Балка поворачивает, и смотри, какое прекрасное место. Почти горизонтальная поверхность, защита от ветра со всех сторон, до зоны паводка метра три по высоте, — Славке здесь здорово нравится.

— Точно, и до речки совсем недалеко. Тут тебе сколько угодно места и для огородов, и для пастбищ, — Рипа тоже очарована. — И лесок неподалеку, есть, где дровишки добыть.

— Дровишки лучше из поймы на лодке возить. Там после половодья деревянного хлама немеряно. Если мы эти заросли сведём — родники загубим. И останемся рядом с сухим руслом.

— Если, конечно, это та самая балка, — улыбается подруга.

— Сейчас проверим. Кстати, похоже, нас сильно отклонило в сторону реки, без компаса ведь ехали. В общем, обедаем дома. Нечего переводить драгоценный сухпай.

Действительно, проехав на восток вдоль балки километров пять, увидели впереди чётко различимый столбик дыма. А вскоре нашли путь, которым вчера пробирались к своему лагерю.

* * *

За время их отсутствия ничего существенного не произошло. Больной почувствовал себя лучше, но вставать ему не разрешили.

— Это, пока спину не тревожите, она заживает и успокаивается, объяснила Рипа. Завтра приступим к некоторым воздействиям, после которых Вы и сами не пожелаете двигаться.

— Знаешь, дочка, зови меня попросту Петей, — повернув голову в её сторону, попросил пациент.

— Нет уж Пётр Маркович. Во-первых, это произойдёт не раньше, чем через два года, а во-вторых, даже в мыслях не ассоциируйте меня с дочерью. Это крайне важно.

Остаток дня Славка перебирал, пересчитывал и укладывал инструменты. Вот простая вещь — брусок. А сколько проблем, если его нет под рукой! Или напильник. Но это у них имеется. А вот без тисков, молотка или, хотя бы минимальной наковаленки простейшие дела превращаются в импровизации на темы вырезания гланд через… не стоит о грустном. Кстати, почему это Рипа выглядит подавленной. Наверное, нужно с ней о чём-то поговорить. А то он последнее время всё больше руками. Ну, не только руками…

Глава 4

Как ни крути, а без лодки плохо. Ни на тот берег сплавать, ни проверить дорогу вверх по речушке, протекающей в балке. Да и вообще надо пройти по основному руслу в обе стороны хотя бы на несколько километров. Вдруг людей встретят, или найдут что-нибудь замечательное.

С лодками Славка дело имел, и, будь у него доски, сделал бы. Однако без смолы и пакли герметизировать швы не удастся. И напилить их нечем, да и не из чего. Деревьев с прямыми стволами в этих местах негусто. Тополя пирамидальные встречались, но к их древесине у него возникло стойкое предубеждение. Еще можно клёны выбрать ровные. Так не топором же из них вытёсывать доски! Тем более один из топоров — туристический, весь стальной со стальной же рукояткой в резине — для серьезной плотницкой работы непригоден, поскольку собственно лезвие у него толстое. А второй — совсем маленький, под женскую руку. Отлично насажен, прекрасно заточен, хорошей стали. Колышек затесать — самое то. Но валить им лес или брёвна обтёсывать, что канаву копать зубочисткой.

Вот об этом и толковали за завтраком. Овсянка, кофе — красота. Вера Евгеньевна вспомнила про надувную лодку, что хранится у них на даче, а Маркович рассказал про полиэтиленовые листы, что везли на багажнике. В общем, Славка с Рипой сходили в балку и принесли несколько штук, пока не жарко. Длиной около двух метров, шириной чуть меньше одного и полтора миллиметра толщиной, они имели продольные рёбра жесткости в виде редкого рифления. Собственно, раз нет ничего другого, придётся обходиться тем, что есть. И Славка отправился на поиски клёнов. Ему достаточно четырёх длинных толстых жердей. А короткие прямые участки стволов или толстых сучьев найти несложно.

Лодка получилась у него за три дня. Вертикальные борта высотой в половину ширины листа, плоское дно точно по ширине того же листа, прямой транец и наклонённый, как у парома нос. Когда прикрутил обшивку на саморезы к деревянному каркасу, стыки просто заварил, используя пламя свечки, и добавляя в швы для «мясистости» расплавленные полосочки, отрезаемые от пятого, недорасходованного листа.

Поплавал у берега. Не протекает. Посадил обеих женщин и немного покатал. Всё нормально. Шибко не разгонишься, но даже если не слишком сильно наваливаться на вёсла — идёт быстрее пешехода.

А Марковичу было позволено передвигаться на четвереньках и ложиться на спину. Когда Рипа, уединялась с ним в балагане, Вера Евгеньевна старалась держаться подальше, чтобы не слышать кряхтения и коротких вскриков боли, которые он иногда издавал. Вообще-то Маркович без дела не лежал — положение на животе, если выставить голову вперёд за границу носилок, оставляет руки свободными. Так что он занимался выпиливанием и выстругиванием, сгибанием из проволочки каких-то финтифлюшек, в результате чего в балагане появились стеллаж и столик. А на жердях каркаса и ближних к костру деревьях заняли свои места лопаточки, черпачки и дощечки, использовавшиеся во время стряпни.

Основные силы он положил на плетение корзин. Никогда раньше не занимался и даже не читал об этом всерьез. Вера садовым секатором настригла ему ивовых прутьев, после чего последовали экспериментальные работы, в результате которых появилось огромное количество кривобоких, расползающихся, порой от первого прикосновения, уродцев с отскакивающими ручками или производящими сброс содержимого через дно при попытке транспортировки чего-либо. А потом получилось замечательное изделие, за свой скромный размер прозванное ласковым словом «лукошко».

С этого момента дело пошло на лад. Более всех довольна была Рипа. Её пациент был активен, не нагружая позвоночный столб. А ещё женщины, вымочив, высушив и растрепав хорошую охапку тех самых травинок, расчесали ее метелкой заострённых прутьев и сплели несколько тонких прочных лесок, для которых Маркович из проволоки сделал крючки. Снасти, именуемые по-науке донными удочками, а в просторечии — закидушками, обеспечивали стабильное поступление рыбы к столу. В основном это были судаки, из чего сделали заключение о том, что река, на которой они оказались, принадлежит Черноморско-Каспийской зоне.

Для такого дела Рипа «раскочегарила» свой ноутбук, благо, прикуриватель в «Ниве» был исправен, а все провода и переходники имелись. Диски с несколькими энциклопедиями позволили им идентифицировать и рыб, и многие растения, веточки которых они прихватывали, осматривая окрестности. Одна из травинок оказалась гречихой, а еще выяснилось, что вокруг растёт куча абрикосовых деревьев. Забавно, но плодов на них никто не заметил.

Больше всего непоняток было со злаками. Суставчатых стеблей с колосками в степи нашлось с десяток разных видов и сходства и различия между ними и изображениями на экране ноута не позволяли однозначно определиться с тем, имеется здесь хоть что-то съедобное, или нет. Вера Евгеньевна натрясла в кулёк некоторое количество зёрнышек из колосьев трёх видов, напоминавших пшеницу, и смолола на антуражной кофемолке. Штуковина оказалась работоспособной. Тесто замесилось из муки, полученной из всех видов зёрен, а испеченные в сковороде под крышкой от котелка постные коржики признали съёдобными. Одна беда, колос «отпускал» только небольшую часть зёрнышек, так что этот вид добывания пропитания обещал оказаться трудоёмким. День работы ради трёх лепёшек — это для истинных трудоголиков. И если зерно не всё вытряхивается из колоса, значит, созревание происходит не одномоментно. Неизвестно когда началось и когда завершится. Так что, выходит, с каждого места можно не по разу пытаться собирать урожай, а с интервалом в недельку или две.

То, что они обживаются, Славку радовало, потому что становилось удобней, и раздражало, потому что затрудняло будущий переезд. Куда? Облюбованное место в балке следовало посетить на лодке, осмотреться, спланировать постройки, определиться с материалами… и не следовало медлить с разведкой вдоль реки и по её противоположному берегу. На их ежедневно пускаемый в воздух столб дыма так никто и не пришёл.

* * *

В путешествие по реке отправилась молодежь. Сначала переплыли на другой берег. Вообще-то Славка и раньше мог бы это сделать, на воде он держится уверенно. Не было причины так напрягаться. Собственно, это так и оказалось. Короткий песчаный пляж, почти сразу переходящий в глинистый. Затем обрыв метров шесть. А там — равнина с травой и кустарником.

Прошли вглубь берега и через полкилометра снова оказались на берегу водоёма. Извилистое русло со слабым течением шириной в полсотни метров. Противоположный берег снова обрывистый, в то время как этот — пологий. Много деревьев, всё как всюду.

Вернулись к лодке и, придерживаясь узкой прибрежной полоски стоячей воды, погребли вверх по течению. Славка наваливался на вёсла, сидя лицом назад ближе к корме, а Рипа с копьем в руках поглядывала вперёд. Хорошо продвигались, неспешно, но уверенно. Прошли несколько плавных поворотов и оказались у верхней оконечности острова. Еще несколько километров в том же направлении привели их к новой развилке. Итак, река имеет широкую пойму с разветвлённой сетью русел, и, как следствие, омывает массу островов. Путаться в этом лабиринте можно до бесконечности, а признаков присутствия людей не видно. Хотя, конечно, в этих местах, чтобы кого-нибудь найти, надо осматривать каждый куст.

Домой шли по стрежню, пользуясь сильным попутным течением. Это они за день, оказывается, успели отойти от места стоянки километров на пятнадцать.

На следующий день аналогичную вылазку предприняли в южном направлении, в сторону низовий. Три часа дрейфовали, а потом, чередуясь, пять часов гребли обратно. Единственное, что обнаружили — это окончание острова, который переходили вчера. Просто в большую реку влилась малая. Тут оказалась длинная песчаная коса, широкий разлив и было очень мелко.

На третий день отправились, наконец, в балку. Для того чтобы попасть в речушку, потребовалось преодолеть заросли камыша. Здесь удобнее действовать шестом. А потом по узкому извилистому руслу поднялись до места, облюбованного во время автомобильной разведки. Оно их не разочаровало. И оказалось до него ближе, чем показалось Славке по первому впечатлению. Километров семь или восемь, потому что дорога заняла примерно полтора часа. По прикидкам перепада высот, на глазок, конечно, выходило, что подъем воды в большой реке сюда не доходит, а разлив в этом месте происходит за счёт притока с собственных верховий.

Прошли выше. По мере продвижения, возникало понимание, что чем дальше — тем гуще и обширней прибрежные заросли. Местами это напоминало настоящие леса, хотя деревьев хвойных пород в них не заметили. В нескольких местах высаживались и осторожно, держа наготове всё те же копья, осматривались. Самым важным наблюдением оказалось то, что выше полутора метров вода здесь не поднималась, во всяком случае «пояски» на стволах деревьев и нанесённый половодьями мусор указывали на это определённо. А ещё, здесь можно было разжиться сушняком. У многих крупных деревьев нижние сучья поотмирали. Отламывай, отрубай или спиливай — без разницы. И встречается шиповник. Его многометровые ветви сплетаются в такие стены, что представляют собой абсолютно непроходимые заросли.

Набрали сушняка, натесали кольев, вернулись к месту предполагаемого поселения, попутно приметив местечко удобное, чтобы брать в нём глину. Совсем, кстати, близко от места возведения жилья. А потом попытались «вбить первый колышек». Да хоть сто вбивай. Трава всё спрячет. Она в этих местах растёт прекрасно. И начинать что-либо строить, не выкосив поляну, значит найти себе массу проблем и утонуть в куче бестолковых деяний. Славка долго раздумывал, глядя на это всё, рассуждая о предстоящих делах. Реальных работников у них только трое. Причём женский труд не должен быть слишком тяжелым. Так что надо предусмотреть всё, вплоть до размеров балок, которые придётся втаскивать на стены, и о кирпичах, без которых не сделаешь печку.

Посадили картошку. У Веры Евгеньевны и Петра Марковича было с собой захвачено не дачу килограмма три. Ребята и закопали клубни в трёх местах, в пойменной, затопляемой части балки, рассчитывая убрать урожай до весеннего половодья будущей весны, в средней, где планировался огород, и «в степи». Агротехнические сроки, разумеется, неоптимальные, но на то, что семенной материал сохранится до весны, надежды мало — сгниёт или высохнет — всхожесть пропадёт. А если посадить — хоть что-то да вырастет. Действие наудачу. А уже даст она семена или клубни — это заранее неясно. Хотя, если потом семенами сажать, картошка получится фиговая — аналог дикой. Так у них же вообще никакой нет. Попытку делать нужно в любом случае.

* * *

Славка ковырялся в имевшихся у них металлических сокровищах. Ничего годящегося для изготовления косы не было.

— Хотела с тобой поговорить, — Рипа присела рядом. — Как ты думаешь, может ведь оказаться, что кроме нас здесь больше никаких людей нет.

— Может, — вот эта полоска металла, если её загнуть, прикрепить одним концом к длинной палке, а другой конец заточить…

— И что ты думаешь о детях?

— Думаю, что они будут. Если ты не против.

— Понимаешь, друг любезный, тут просто нельзя быть против. Это объективная необходимость. Если через двадцать лет среди нас не окажется молодых и сильных людей, мы просто вымрем голодной зимой. Ну, или что-то подобное.

— Понимаю, будем делать прямо сейчас? — Славка обнимает свою женщину.

— Это ещё не вся проблема. Наши с тобой дети все окажутся братьями и сёстрами. Браки между ними приведут к быстрому вырождению. Потомство будет слабым и больным.

— Это мы изучали в школе. Законы Менделя, перекрёстное опыление. Ты планируешь забеременеть от Марковича?

— Года через два, сначала рожу от тебя. Он-то еще нескоро будет готов… к полноценной жизни. А вот Вере медлить не следует. Её репродуктивного срока хватит максимум на три беременности. А может и на одну. Ей уже сорок. Так что ступай, жеребец, и сделай всё как следует. Она в курсе. Ждёт тебя около того места, где мы шапки плели. И, это самое, не ластись ко мне, пока не доведёте дело до успеха. Я ведь не железная.

* * *

Женщина ждала его на расстеленном спальнике. Вот ведь как, причесалась, губки накрасила. Славка жутко стеснялся и сомневался, что у него получится, но она была ласкова, и всё сработало как часы. А потом они купались в парной воде залива, отсечённого от реки песчаной косой, где и закрепили достигнутый успех.

— Ты, Слава, если что, не стесняйся, — добила она его окончательно, — я тебе всегда рада. Даже, если и не ради продолжения рода человеческого.

* * *

Девчата заготавливали огромное количество лозняка, связывая его в вязанки. Маркович сделал формы для кирпичей разной формы. Не только обычные, кирпичеобразные, но и клиновые, чтобы удобнее было выкладывать свод. Обсуждая конструкцию будущей печки, мужики долго перебирали варианты, обсуждали конструкцию колосников, поддувала, крышку топочного отделения и, самое сложное — плиту. Ну, никак у них это из металла не выходило. Ничего толково подходящего для этих элементов в конструкции джипа не наблюдалось. Оставалось придумывать из керамики, в которой оба участника дискуссии были тоже — ни петь, ни читать.

Еще «лежачий мастер» мараковал насчёт будущих окон, примеряясь к паре завалявшихся в «Ниве» пластиковых бутылок и крошечной белой канистрочке из-под «Тосола», стенки которой немного пропускали свет.

А Славка сделал-таки косу диной в полторы ладони. Ерундовая, конечно, но, когда приловчился, косить потихоньку удавалось. Собственно этим он и занялся на месте будущей стройки, куда отправился на этот раз с Верой. Длинное сено получилось, то, что надо. Разметили углы будущего строения, сняли плодородный слой, набили кольев и сплели стены. Материалы подвозила на лодке Рипа.

Потом также поставили вторую стену и принялись засыпать в пространство между плетнями сухую глину, перекладывая её высохшей травой. Увлажняли слегка и трамбовали. А вот сами плетни обмазали той же самой глиной, хорошо промешанной с рубленой травой. По оси постройки — балка на столбах. Потолок — одни сплошные часто расположенные балки. К счастью — всего трёхметровые. Славка, пока нагототовил, да наобтесывал, думал, свихнётся. Протёсываешь девять метров, а в результате перекрывается участок пролёта шириной в три пальца.

Период стройки отличался такой хлопотностью и загруженностью, что все три его активных участника просто отключались с наступлением темноты. Сохли кирпичи и доставлялись дрова для их обжига, сохли будущие стропила, и срезался тростник для кровли, Начисто притёсывались элементы потолка, и глина носилась, насыпалась, трамбовалась. И опять — носилась, насыпалась, трамбовалась. Связывалась обрешётка, устанавливалась дверная коробка. А трубу нужно было выкладывать толстостенную — этакую колонну, прочную и несокрушимую.

В это кошмарное по своей напряженности время переезд из поймы в балку прошел как бы сам по себе. Перевозка балагана и его содержимого произошла между доставкой жердей и замесом глины для кладки печи. Маркович к этому времени уже ходил, но ничего тяжелее топорика Рипа ему брать в руки не позволяла.

— Если сорвёте спину, то вдвое дольше придётся лежать, — объясняла она. И ведь слушался.

* * *

Тёплый дом размером шесть на шесть метров имел с северной стороны четырёхметровую холодную пристройку с плетёными стенами, обмазанными глиной. Туда вела толстая дверь из жилой комнаты, а вторая, лёгкая, выходила наружу. С южной стороны, где расположен парадный вход — сооружен таких же размеров навес. По паре окон, снабжённых наружными ставнями, смотрели на восток и на запад. Крыша над всем этим была общая, хотя потолок имелся только над основным помещением.

Печка получилась с первого раза. Сколько уж будет от неё тепла в холода — это станет ясно зимой. Но при приготовлении на ней пищи в доме делается невыносимо жарко. Поэтому во дворе сложили печурку попроще, для которой пришлось соорудить навес, окружить его плетёными стенами и обмазать.

А ещё кирпича хватило на печку со сводом, где, остающийся на «лёгком» труде Маркович обжигал горшки. Дрова и глину ему притаскивали, привозили песочек с большой реки, а с остальным он справлялся. Девчата каждый день ходили в степь «трясти колоски». Им для этого сделали удобные сумочки. Славка пробовал подключиться, но такое количество наклонов выдержать не смог. Иначе у мужиков суставы устроены, не так гибко, как у женщин. Зато голова сразу сработала и придумала удобные приспособления — совочек и метёлку. Килограмм-другой зерна каждый день прибывало.

Как только переехали на новое место, заметили, что ночи стали прохладными, а дни укоротились. Пожалели, что сразу не провели маломальских астрономических наблюдений, и неутомимый Маркович принялся за оборудование простейшей обсерватории. Посчитали дни, и получилось, что в этом мире они уже полтора месяца, и что почти две трети этого срока заняла стройка.

* * *

Славка и Рипа сидят на песке у основания той самой косы, на которую выплыли в момент появления в этом мире. Они только что погрузили в лодку последние связки ивовых прутьев, обошли место бывшего становища, проверяя, не забыто ли чего, и сняли с закидушек нескольких судачков.

— Знаешь, я уже привыкла к мысли, что замужем за двоеженцем, — она, как обычно обращена лицом в другую сторону, контролируя «заднюю полусферу». И в руке у неё копьё, которое они всегда держат если не в руке, то рядом. Нет, нападений зверей не было, но встреч — сколько угодно. — И, знаешь, Вера просто расцвела на глазах. А я скучаю. Напрасно я так резко отказала тебе в ласке, пока ты с ней. Вообще-то это правильно с медицинской точки зрения, чтобы твой юный неокрепший организм не перенапрягся.

Он обнимает её.

— Постой, смотри, собака.

Оглядывается.

— Я этого волчонка уже встречал. Кажется, он хромает. Точно, приходит к тому месту, куда обычно выбрасывают рыбьи потроха.

— Думаешь, прикормился. А мы ведь уже сколько дней, как не здесь готовим. И вот ещё, он выглядит не совсем как волк. Есть в нём что-то от сеттера, хотя уши стоячие. Дам ему одну рыбку.

Рипа покопалась в корзинке с уловом, и судачок полетел в сторону животного.

— А как увяжется?

— И ладно. Будет поддерживать гигиену, может, даже до попрошайничества дорастёт. Помнишь, лиса начинала бедокурить? А как этот зверь появился — пропала. Если он еще мышей полёвок да всяких сусликов станет гонять — вот тебе и друг человека, — девушка уже явно провоцирует его, прижимаясь теснее, но продолжает рассуждать. — Мы здесь навсегда. И с Верой не напрягайся уже так сильно, подозреваю, что всё у вас получилось.

Глава 5

Этим вечером, устроившись на спальниках, разговорились. Отапливаемое жилище готово. Благоустраивать его и запасать дрова — это заботы навсегда. Огородные дела начнутся весной. Рыба, хоть и надоела, но насыщает. Заканчивается лето, дело к осени. И есть подозрение, что после неё наступит зима. Возможно, в октябре им удастся накопать ведро картошки. Может быть, в час по чайной ложке, соберут килограммов сорок пшеничного зерна. Немного тушёнки и немного крупы ещё сохранилось. В общем, с продовольствием перспективы неважные. И ни зимней одежды, ни, тем более, обуви, у них нет, чтобы хотя бы рыбу было можно ловить в холодное время.

Нет, с ловом проблем нет. Сплети сетку и хоть полными лодками вози. А потом выбрасывай протухшую, тоже полными лодками. Соли-то у них немного. В общем, как ни крути, с неё родимой, поваренной, надо начинать следующий этап. И ещё следует…. Чего следует, Вера исписала несколько листов убористым почерком. Перечитали вслух, ужаснулись и добавили ещё несколько пунктов. И, по-любому, первым номером вылезает соль. Искать её надо на берегу моря, в который, по всем правилам должна впадать эта река. Судя по высоте над горизонтом Полярной Звезды, до него, если по прямой, должно быть не более пятисот километров.

Опять раскочегарили Рипин ноутбук и обшарили всё, что нашлось в нём про добычу соли на Сиваше, и заодно, про выделку шкур. Статьи из энциклопедий не отличались высокой инструктивностью, однако Вера — химик. Уловила суть, и растолковала молодёжи, как выпаривать морскую воду, в какой момент сливать сгустившийся раствор, и что от чего зависит, и по каким признакам это нужно определять. Ещё посмотрели статьи про арбалеты и про капканы. Масса важнейших технических деталей на изображениях просматривалась плохо, создавалось впечатление, что фотограф уделял внимание в основном отделке. Правда, с капканами было всё ясно, но там царили пружины, изобилия которых они у себя не отмечали.

* * *

Следующий день посвятили оборудованию лодки для длительного похода и сборам. Мужики приладили мачту, руль и шверцы — щитки, опускающиеся в воду по бокам, чтобы препятствовать боковому сносу. Девчата сшили парус, пустив на него чехлы с сидений обоих автомобилей. Погрузили припасы, самые большие глиняные горшки. Долго соображали, чтобы не забыть ничего важного. В путь двинулись утром.

* * *

Речка течёт, Солнце печёт, Слава гребёт, лодка плывёт. Ветра не чувствуется. Открываются прелестные пейзажи. Ребята держатся правого берега, в малые протоки не суются. Время от времени обливаются водой. Вроде бы ничего интересного, а смотреть на это великолепие глаз не устаёт. Утка проплыла, а за ней утята. Да немаленькие, вполне уже серьёзного размера. А вот крупная птица на воде, наверное, гусь. Но далековато. Слева, под крутым подмытым обрывом полузатопленные стволы деревьев, зацепившись за что-то ветвями, которые видны через прозрачную воду. Говорят, в таких местах водятся крупные сомы.

Проходят часы, остаются за кормой берега. Судя по всему, километров пятьдесят они сегодня прошли. Вечереет, навстречу потянуло ветерком. Пора на ночлег определяться.

Пристали к левому, крутому берегу. Обрыв здесь отступил от кромки воды на несколько метров, оставив место для узкого пляжа, точно так же, как и на том острове, что расположен напротив их первой стоянки. В том, что этот участок суши тоже окружён водой, нет никаких сомнений — слишком много проток уходило в левую от направления их движения сторону.

Сухого места здесь достаточно. Костёр, горшок. Рыба поймана еще в пути, вычищена и выпотрошена. Диета простая, но обильная. Вместо чая — рыбный бульон, именуемый юшкой. И на боковую. Утром они тронутся в путь, пожевав то, что сварили сегодня, а юшку просто разогреют. Холодная она не очень хороша на вкус.

* * *

— Слава, там что-то неправильное, — Рипа только что вернулась с обрыва, куда поднималась… да неважно зачем.

— Пойдём глянем, — собственно кроме привычного копья ему ничего не нужно.

— Ой, мне страшно, — вот этого он от такой всегда рассудочной спутницы никак не ожидал.

— Тогда не будем смотреть. Садимся, отчаливаем.

— Нет, так нельзя. А вдруг это что-нибудь важное. — Ну, совсем бедную растаскало. Да что же это с ней? Прямо будто на неё было оказано какое-то воздействие на подсознательном уровне.

— Тогда давай я посмотрю, а ты здесь подожди.

— Ну, уж нет, вместе пойдём, — Рипа извлекла из лодки свою медицинскую сумку.

Вскарабкались на обрыв. Перед ними ровный участок, ничем не примечательный: трава, кусты, деревья. Уже рассвело, но солнце ещё за горизонтом. Движение воздуха почти не ощущается.

— Неправильное там? — Славка указал в сторону, откуда чуть веет ветерок.

— Да, кажется.

Заросли кустарника с виду ничем особым не выделяются. Проверил на месте ли топор, заткнутый сзади за пояс, сжал покрепче копьё. Пошел, вслушиваясь и вглядываясь. Рипа сзади и левее. Не приближаясь, отклонились в сторону, обходя, и держась в десятке метров. Ни звука, ни движения уловить не удаётся. Зато — вот оно. Огромная фура. Седельный тягач с полуприцепом. Вернее, его… трудно подобрать определение. Ни колёс, ни кабины, ни, собственно полуприцепа. Всё разобрано и куда-то унесено. Остались части рамы, и нижняя половина двигателя. Сама машина уткнулась в ствол дерева, носящего отчётливый след удара. Кусты измяты, трава истоптана, и два могильных холмика с крестами, связанными из палок.

— По человечески водителей похоронили, — произносит Славка. — Рефлекторно снимает шапку. — Однако, неглубоко. Запах тлена, слышишь? Конечно слышишь. Ты его вон аж, откуда почувствовала!

Рипа молчит, рассматривая следы человеческой деятельности. И тропу, ведущую отсюда на восток.

— Разбирают, однако, машину. И куда-то уносят по частям, — продолжает Слава.

— Ты прав. Стоит посмотреть, — каждый раз, когда она что-то произносит, он в неё влюбляется. А Вера? Кажется, у него большое сердце. И ещё ему кажется, что женщины его поделили. По крайней мере, когда он прощался со старшей, младшая занималась спиной её мужа.

* * *

Лагерь они нашли на берегу неширокой протоки, метрах в двухстах от воды. Плетёный из ивняка длинный барак, обмазанный глиной и крытый камышом, расположен в тени раскидистых деревьев. По всему выходило, что живёт здесь несколько десятков человек. Большой автобус весь целый, если не считать, что стоит он на прочных бревенчатых опорах, а не на колёсах. И еще над ним возведён навес. И здесь народ защищается от палящих лучей солнца.

Покой. Ещё рано. Двое часовых у костра. Один подкладывает дрова, второй стоит и озирается по сторонам. Караул не дремлет.

Вышли на открытое место и сразу были обнаружены. Один из охранников побежал к автобусу, второй встал к ним лицом и как-то подтянулся, что ли. Взятия оружия наизготовку, во всяком случае, не демонстрировал. Как держал в руках копьё, так и держит наконечником вверх.

— Привет! Старшего пошли будить? — Славка прислоняет своё копьецо к дереву, а топорик, вытащив из-за пояса, вешает на сучок. Ненавязчивый такой знак дружелюбия. Просто на всякий случай. Рипа тоже освобождает руки. А под кронами деревьев видны ещё три легковушки, причём одна из них стоит на колёсах. И ещё одна — на противоположном берегу. На воде покачивается плавсредство — деревянный настил на надутых автомобильных камерах. С берега на него перекинут наклонный трап.

А от автобуса спешат сразу четверо мужчин. Главного видно сразу, у него в руках пусто. Караульный с копьём и еще пара определённо плотных ребят идут с короткими, с милицейский жезл, дубинками. Вот эти предметы насторожили сразу. От камышового кота или шакала отбиться можно, но ведь в этих местах и покрупнее кошачьи встречаются, и полновесных волков замечали. Нет, не для четвероногих тварей эти приспособления, а для того, чтобы сделать больно, но не изувечить. Захотелось быстро убежать.

Хотя, наконечник копья явно выкован здесь, так что надо контактировать, если их интересуют металлические изделия. А ведь определённо интересуют.

— Здравствуйте! Семён Аркадьевич, — мужчина явно назвал себя.

— Доброе утро! Всеслав Ильич, — Славка тоже назвал себя. Он только что сильно напрягся. Так всё было хорошо, а тут эти дубинки.

— Долго вы нас разыскивали, однако, — и мужчина что-то почувствовал и тоже напрягся. Внешне почти незаметно, но есть ощущение. — Пойдемте, позавтракаем, и передохнёте с дороги.

— Спасибо, мы уже перекусили. И времени у нас немного, так что давайте коротко обменяемся самым дорогим, да расстанемся до времени, — понимание того, что жить среди этих людей ему не понравиться, и что предложение остаться здесь, может стать очень настойчивым, заставляет сильнее биться сердце. Но надо сохранять каменное лицо, и держать нить разговора в своих руках. Дать понять, что он, Славка, ведёт тему и задаёт тон. И при этом не следует обижать собеседника. У них в классе борьба за лидерство велась — будь здоров. Шекспир отдыхает. А, если стремишься сохранить независимость, которую политики именуют вооруженным нейтралитетом, приходится обдумывать каждое слово. Погано-то как. Ведь был уверен, что вся эта мулька осталась там, в старом мире!

— И что же у нас самое дорогое? — ага, мужчина почувствовал сопротивление, но не рванул напролом, как школьник, подавлять и сламывать… или сламливать…, а прощупывает почву. В общем — опытный.

— Сведения. Мы живём в пятидесяти километрах к северу, или вверх по правому руслу, на правом же берегу. Примерно в семи километрах от реки. Если будете нас разыскивать, то в месте, от которого начинается тропа, на песчаной косе стоит знак тетраэдральной формы. Можно пройти и посуху и по воде, если осадка лодки не более метра. Нас четверо. Не бедствуем. Ответите на мои вопросы?

— Спрашивай.

— В каком радиусе отсюда нет человеческих поселений?

— Полдня пешком, это километров двадцать пять — тридцать.

— Ваши разведчики добирались до левого материкового берега этой поймы?

— Нет.

— В таком случае советую провести исследование в этом направлении, выбрать подходящее место и передислоцироваться. В половодье ваш остров может подтопить. — Славка не желает этим людям зла, хотя они и вызывают у него опаску. Но он бы хотел, чтобы они жили не очень близко от них.

Посмотрел на Рипу. Тоже напряжена, но, как же он её любит, понимает его без слов.

— В поселении есть профессиональный медик? — теперь её очередь спрашивать.

— Нет.

— Больные, раненые?

— Или поправились, или умерли. Сейчас все в порядке.

Ответный взгляд Славка тоже истолковал верно. Пора подводить черту.

— Если перебазируетесь, оставьте на этом месте указания, как вас найти. Провожать нас не нужно. До свидания.

— До свидания. Будем рады встрече.

Развернулись, пошли. Спокойно забрали копья и топорик и, едва скрылись из виду группы, оставшейся у караульного костра, припустили бегом.

* * *

Напряжение, возникшее при встрече с человеческим поселением, которое они так долго искали, оставило после себя настолько сильное впечатление, что ребята, выведя лодку на стрежень, навалились на вёсла вдвоём. Вошли в ритм, успокоились, и три часа выгоняли из крови адреналин. Наверняка ещё до наступления зноя отмахали столько же, сколько за весь вчерашний день. Ну, может не пятьдесят километров, но тридцать верных. И тут их окликнули с берега.

Девушка-подросток в широкой, как сомбреро шляпе махала им с берега и подпрыгивала. Когда стали приближаться, она перебежала, указывая, куда грести. Обогнули оконечность косы, вошли в залив, похожий на тот, что располагался рядом с их речным лагерем, но значительно более длинный, который заканчивался не тупиком, а зарослями камыша, торчащего из воды.

— Приставайте к тому берегу около лодки, — скомандовала встречающая и помчалась куда-то в обход.

Пристали. Рядом наполовину вытащенная на берег лежала долблёнка. Вернее, жжёнка, потому что и изнутри и снаружи её обрабатывали не стальным инструментом, а огнём. Двоих, однако, выдержит. Примчалась девушка. Худющая, загорелая, босая в трусиках и шарфике на груди. В руке копьё с костяным наконечником. На лице улыбка.

— Как хорошо, как здорово, что здесь есть люди, а то мы думали, что только мы и островитяне здесь оказались.

— Привет! Островитяне, это на том берегу? Если день идти вверх по течению?

— Да, там много людей вместе живёт. У них автобус и много еды. Туда фура залетела, гружёная «Дошираками», так что они не голодают.

— А вы не голодаете? Почему к ним не присоединились? — Все трое топают по тропе, которая непривычно круто для этих мест идёт на подъем.

— Витуха поглядела, как они живут, поговорила с тамошними пацанами, и мы решили, что не стоит нам к ним приставать. Тогда уже рыбка ловилась, орешки попадались зрелые и кураги мы насобирали. Потом ракушки стали есть, они хоть и противные, но питательные. Гайка птичек сшибать наловчилась, змей палкой убивать

— Так у вас тут курага прямо на деревьях растёт? — Рипа улыбается счастливой улыбкой, которая бывает при встрече с добрым человеком.

— Нет, растут абрикосы, но они невкусные и давно все попадали на землю. Только мы их собрали, разломили и высушили.

Вот и пришли. При виде строения в голове возникает слово «курень». Землянка, но не выкопанная, а насыпанная. Множество столбов подпирают плетни, поверх которых, вероятно, глина. Горизонтальный потолок и сильно наклонные стены. По краям места для сна, в центре очаг, слепленный из той же незаменимой глины. Видно, что растрескивался и замазывался. И ещё видно, что огонь здесь — основной инструмент. Почти всё пережжено.

На видном месте — полка с сокровищами дома. Две пудреницы, наверняка с зеркальцами под крышкой, картонная коробочка со шпильками для волос. Футлярчики трёх маникюрных наборов, складные плоскогубчики наименьшего размера, в ручках которых спрятаны лезвие ножа, ничего не открывающая открывашка и рахитичные отвёрточки. Две зажигалки, песенник карманного формата, четыре стеклянных флакона: одеколон, лосьон и двое духов. Рипа взяла в руки один из пузырьков и посмотрела на Славика. Что выражал этот взгляд, он так и не понял, но не счастье, это точно.

А под навесом булькал на огне кривобокий горшок, в котором помешивала их провожатая, назвавшаяся Зиной, и продолжала свои ни на секунду не прерывающиеся речи.

— Костяки загрызенных животных иногда встречаются в степи, но камней не отыщешь. Мы раскопали один, только он очень большой. Поэтому вытачивать инструменты приходиться прямо там, где он лежит. Пришлось делать над ним навес. А наши уже скоро придут, вон, Манька прибежала, — указала в сторону, где среди кустов «нарисовалась» маленькая пятнистая олениха с выразительным взглядом. А дальше показались четыре девичьих силуэта. Один — загорелый и без избытка одежды, а два в лёгких сплошных одеяниях, похожих на те, что носили рабы в фильмах про американский юг. Девочки-подростки, сверстницы Зины. Четвертая — дама чуть за тридцать в шортах до колен и майке, обтягивающей очень гармоничную… и пропорциональную… Рипа даже на ногу Славке наступила.

Два неслабых мешка, принесенных прицепленными к положенным на плечи палкам, поставили на землю, поздоровались, перезнакомились, умылись и за стол. Прибывшим мытьё помогло мало. Руки их выглядели так, как будто они их только что вымазали йодом, или еще чем-то, таким же стойким, коричневого цвета.

— Орехи собирали, — пояснила женщина, назвавшаяся Тамарой. Она подняла руки в дирижерском жесте. Четыре девушки подбрались… и прозвучала короткая музыкальная фраза, исполненная на голоса. — Вокальный квартет «Квакушки», — пояснила руководительница.

* * *

Ощущение единства с этой группой возникло сразу. Их, ехавших на стареньком «пятачке» руководительницы, чтобы дать концерт в доме престарелых, «переставило» в степь, причём так, что они налетели на оленёнка. Вопрос о том, куда они попали, возник у девчат после того, как они поняли, что не знают, как доставить раненое животное в ветреринарку. Остановились перед оврагом и долго его объезжали, навернув круг в сотню с лишним километров, пока не вернулись в ту же точку, но с противоположной от препятствия стороны.

Продолжили движение и не доехали до границы поймы буквально километр. Закончился бензин. И пять эфемерных созданий, намаявшихся в пропечённой жарким солнцем жестянке, докатили свой экипаж до тени, примотали сломанную ногу оленёнка к палочке и стали устраиваться, как могли. Славка мысленно стекал под стол, когда шла речь о ловле рыбы руками, о сбивании птичек двумя носовыми платками с песком, связанными шнурками от кедов, о резке лозы маникюрными кусачками, которые на самом деле педикюрные, но Гайка, которая Галя, считает, что они маникюрные, потому что у неё такие ногти…

Хорошо посидели после похлёбки, которую ели из выжженного деревянного корытца черпачками из створок ракушек, вставленных в расщепленную палочку. Что характерно, эти изделия оказались адаптированы под правшей. А потом двинулись за орехами.

Белокожие Гайка и Тинка были одеты в белые в прошлом одежды, пошитые из концертных блузок, Витуля и Тамара, такие же смугленькие, как и оставшаяся дневалить Зинка-корзинка, просто накинули на плечи платки, пока путь проходил через открытое место. А потом они добрались до низины, заросшей массой самых разных деревьев. Грецких орехов здесь хватало. Славка с Витулей трясли ветви, забравшись наверх, а остальные собирали, освобождали от кожуры, выносили сушиться на солнышко.

— Так легче нести, — объясняла Гайка. — После мы их на раскалённом песочке на косе доводим, а уже потом складываем в корзины. Лишнего не будет, а вашей команде орешки зимой не помешают, и кураги не забудьте прихватить. Она не очень сытная, но если приготовить с мясом, сильно улучшается на вкус.

Понятно. Девчата их тоже приняли за своих. Конечно, пацанов для этих пигалиц придётся натырить у островитян, которых за своих не считают ни Славка с Рипой, ни Тамара с воспитанницами. Это потребуется годика через четыре, не раньше, когда эти юные создания вырастут. Может, ещё сами себе выберут, да по-человечески соблазнят кавалеров. А вот на счёт Тамары у него предчувствие совершенно иного рода. Уж больно тщательно они с Рипой обсуждают что-то. Не иначе — демографический вопрос. Страшновато становится.

Глава 6

Если рассуждать на тему, кто к кому переезжает, то понятно, что деревья грецкого ореха или абрикосовые перевозить не будешь. А здесь, на второй базе, потребуются нормальные горшки, кирпичи для печки, топор, пила и много работы. Место для своего куреня «Квакушки» выбрали удачно. До воды всего пятьдесят метров вниз по склону. Да и постройка тёплая, только отопление улучшить — и можно зимовать. Конечно, потребуется мужская рука, чтобы навесить хотя бы нормальную дверь. Канавкой постройку обвести, спилить пару старых сучьев, пока не упали на чью-нибудь голову, да хватит здесь дел. Нужен еще один мужчина хотя бы одной с действително правой рукой.

Однако дом в балке уж больно удачно стоит. Водный путь от него на запад почти не разведан — что-то там еще отыщется. И пастбище — мечта, и покосы кругом отличные. А, вздумай они уток или гусей развести — так ставь на берегу речушки кормушки — и вот тебе птичий двор. В общем — горячиться не надо. Как говорил дедушка, то, что выросло — само себя поддерживает и радует, а то, что руками сделано — требует ухода и ремонта. Это он тогда проводил аналогию между разными организационными структурами, и иллюстрировал положение о том, что руководитель должен вести себя как садовник, работая рыхлителем и секатором, а не как строитель, роющий котлованы и возводящий пирамиды.

Сегодня от сбора орехов Славку отстранили, дали ему в помощь мелкую шустрятину Вику, и наказали основать амбар. С учетом наличия в его распоряжении целого десятка прихваченных в поездку за солью гвоздей, задача крайне увлекательная, становящаяся просто головоломной с учётом деятельности мелких грызунов, отмечавшейся неоднократно прогрызенными корзинками. Складная садовая ножовка, что в последний момент затолкал в дорожную корзинку Маркович, теперь смотрится как дар свыше.

И помощница оказалась просто прелесть. Как только поделился с ней замыслом, указала деревья, расположенные нужным образом, и где выпиливать жерди правильных размеров она знала тоже. Похоже, каждую травинку здесь по имени зовёт. Так что тратить время на поиски не пришлось. И уже к вечеру на балках, положенных между четырёх деревьев, красовалась наклонная решётка будущей крыши. Оставалось покрыть её тростником. Вертикальные жерди для стен, надежно прилаженные к основательным поперечинам ждали оплетения лозой и обмазки глиной. Главное, что внутри этого пространства удалось создать систему подвесов, позволяющих разместить десятки корзин на коротких верёвочках. Естественно, крепилось это сооружение исключительно верёвочными же бандажами из той самой замечательно прочной травы.

Девчата её рвали втроём. Две держат палку, третья обматывает вокруг неё травину. Причём одна из держащих кладёт свою сторону на упёртую в землю рогульку, а вторая поднимает свой конец рычага. И у них этого добра постоянно в бучиле целая охапка вымачивается, а вечерами они прядут нитки, чтобы соткать из них одежду, а Тамара Петровна уже сейчас вяжет из них распашонки своему малышу, который родится зимой.

А еще на острове у Виктории есть друг, Васька Уткин, к которому она иногда наведывается, и зовёт его к себе. Но он не может к ним перебраться, потому что его бабушка считает это глупостью, но они никому ничего там не говорят, и про живущих здесь девчат никто не знает. Едят там почти одну рыбу, а лапшу берегут на зиму, и старший у них строгий, но справедливый. Всегда наказывает тех, кто не хочет делать то, что он велит. А если кто упрямится, тех прогоняет. Но все возвращаются и просят прощения.

Уфф! Одним духом столько на него вывалила!

— Слушай, Вика, а как это ты друга своего навещаешь, ведь живёт он не очень близко, и речку надо переплывать, — любопытствует Слава, — ах да, у вас же лодка есть.

— Просто я тут всё обошла не по разу на день пути. Людей искала. А переплыть на другой берег — не проблема. И потом, тут куча бродов имеется и узких мест. Хотя и на лодке однажды ходила, но на лодке боязно, как бы не отняли. А девчонка их не интересует — нафига им лишний едок? Кстати, возьмите меня за солью. Амбар и без меня достроят, а мне интересно посмотреть, что там дальше?

— Если Тамара Петровна отпустит, — такого взгляда Славка не ожидал. Ледяной клинок.

— Она поначалу пыталась командовать, запрещать, не пускать, останавливать. А потом оказалось, что ничего то здесь она не знает. Так что её возраст — это только годы. Мы Тинку слушаемся.

Славка тут же вспомнил, что все здесь поглядывали на плотненькую русоволосую девушку, вроде как одобрения спрашивали.

— Так вы что, провели выборы?

— Само получилось. Сначала совета спрашивали у неё, а потом и разрешения. Она вообще-то тихая, но соображает хорошо.

* * *

По реке плыли еще целый день, работая в две пары вёсел. Вика менялась с Рипой, а Славка грёб не прерываясь. Знакомые их новой спутнице места закончились после полудня, а еще через час левый берег оборвался. Простор и запах моря, и всё это разом.

— Если бы я знала, что до моря так близко, задержалась бы в отлучке ещё на денёк. — Викины глаза блестят на фоне смуглой кожи лица.

Рипа тоже возбуждена, пробует на вкус воду.

— Солёная, но не очень. Надо подальше отойти.

А Славке не терпится, и он подхватывает парусом явно обозначившийся попутный ветер. Не сказать, что пошли быстрее, но можно отдохнуть от гребли. И волнение здесь чувствуется. А вот и вкус воды устраивает, и справа обозначился вход в глубокий залив. Пора высаживаться.

* * *

Место Славке откровенно не нравится. Ни дров, ни пресной воды. Но подруга уже выгружает из лодки бивачное имущество. Конечно, прихвачено у них с собой четыре пластиковых меха, набранных ещё из реки, и дровишки припасены. Такая уж доля у мужика, не быть застигнутым врасплох женской фантазией. Пока он доставал и устанавливал привезённые с собой кирпичи, прилаживал на них горшок, разводил под ним экономный костёр, девушки ушли вглубь бухты. Бродили там по щиколотку в воде, что-то пробовали и даже смеялись.

— Знаешь, Слава, тут за нас природа очень сильно постаралась. Это, считай, естественная солеварня с сепарацией. Так что ничего выпаривать не придется, — Рипа устраивается рядом с ним на одном спальнике. — Сейчас передохнём, а с утра начинаем погрузку.

А Вика смотрит на кирпичи, среди которых еще шевелятся язычки пламени угасающего костра.

— Ребята, а ведь я тупая.

— Ты чего это так расчувствовалась, — интересуется Славка.

— Мы ведь обжигали горшки. И бегали за два километра затачивать костяные острия. Могли ведь обжечь кирпич, и работать с удобствами, сидя по горло в воде, а не под куцым навесом посреди раскалённой степи. И для Васькиной рогатки легко было наделать кирпичных шариков.

Поскольку Рипа ничего не спрашивает, понятно, что про друга девочки она уже в курсе. А Славка объясняет горемычной, что способность находить оптимальные решения «Квакушки» продемонстрировали ярче, чем склонность к просчётам, а ничего абсолютного в мире нет, и всё становится понятным при сравнении, но для этого требуется… спать.

* * *

Откалывать соль от сплошного массива — работа непростая. Туристический топорик наставляет Вика. Славка наносит удар булыжником по его обуху, а Рипа держит парус, отражающий осколки в нужную область. Потом совочек, метёлка, и все горшки, пластиковые пакеты с давно оборванными ручками, выстеленные полиэтиленом корзинки, наполняются сероватым веществом. День прошел — не заметили. А с утра — гребля. Лодка нагружена — только держись. Вика идет по берегу и заметно опережает лодку.

Славка шевелит губами. Получается, что они больше трёхсот килограмм волокут. Ужас. Две трети придётся оставлять в курене. И половину камней, которые он нагрузил на радостях, что нашлись здесь вымытые из песка окатанные плоские гальки, о которые можно точить ножи, и продолговатые дыньки с два кулака размером. А Викулька два часа набирала лукошко мелких камушков, чуть не на зуб пробуя каждый. Геологией, что ли решила позаниматься? При такой скорости добираться до места первой остановки им предстоит дня три. Хотя, ветер меняет направление. Ну-ка, попробуем парус поставить.

* * *

После выгрузки основной части соли и переноски её в курень, лодка облегчилась незначительно. Вика, вернувшаяся из поездки на море, осталась с Тамарой, а остальные девчата направились с Рипой и Славкой в балку. Ну и всякой всячины с собой прихватили немало — орехи, курага, всего не упомнишь. Гребли ровненько, никуда не торопились. Славка поглядывал на девчат. Какие же они разные!

Вот Гайка в когда-то белом одеянии, покрытом пятнами: зелеными от травы и листьев, коричневыми от ореховой кожуры, бурыми двух оттенков — замытой крови и ржавчины. У неё, кроме копья — лук из одной палки и тростниковые стрелы. И ивовые — тоже. Оперённые, с тупым костяным наконечником и двузубым деревянным. А вот хищные стальные острия, пригодные на зайца или косулю. Интересно, из чего сделано?

— В стеклоочистителях пружинки такие имеются, — объяснила девушка, — и ещё удалось открутить несколько гаек, — она показала «снасть» из двух грузиков на концах верёвочки.

Охотница, что тут еще сказать? И сейчас сидит не просто так, а высматривает, что бы подстрелить на ужин.

Встретившая их первой, Зинка в четыре руки с Рипой вяжут сетку накомарника, натягивая её на лёгкий деревянный обруч. А Тинка, чьё белое одеяние заметно светлей, чем у Гайки, выплетает из толстых кручёных шнуров плоскую косицу ремня. Интересно, сколько прядей в работе, семь или восемь? Забавно, вот такие маленькие, и такие деловые. Всё время что-то делают. Это, похоже, у женщин в крови. Вот он спокойно может сидеть, смотреть на бегущую воду и мыслить… о бренности бытия, о вечности вселенной или предстоящей ночи с любимой женщиной. Потому и ворочает вёсла, пока созидательницы каждым движением своих слабых пальчиков понижают в бытии уровень этой самой бренности.

* * *

Добрались, разместились. Всё в балке было нормально. Кирпичей «напекли» почти сотню, по десятку-другому чередуя их с горшками, чашкам, мисками. Оно неизбежно потребуется, хоть погреб обкладывать, хоть помещение для мытья в зимнее время оборудовать. Обжиговая печь простаивать не должна. А если использовать в качестве подставок под горшки необожженные кирпичи, то из них как раз получаются обожженные.

У Веры в степи пошли рекордно высокие утрусы пшеницы, да ещё Маркович, поглядев скептическим взором на совочек с метёлкой, которыми она пользовалась, сделал коробчонки с зубастыми крышечками из пластика передней панели «Судзучки». Так что женщины вышли в поле впятером, а Славка заготовил длинные жерди для второй лодки. Как раз по оставшемуся количеству пластиковых листов.

Однако на душе было неспокойно. На пару с куренём они, похоже, должны были перезимовать без потерь. А вот за островитян сердце болело. Не дураки, не бездельники, но… неладно что-то в Датском королевстве. Рипа поняла его сразу.

— Знаешь, ненавижу страх. Я ведь тогда этих дубинок испугалась так, что у меня чуть ноги не подкосились. Если бы ты не начал строить из себя Чингачгука, не знаю, что со мной было бы.

— Ты ведь смелая, — обнял он жену за талию.

— С тобой, — она ткнулась носом ему в плечо.

* * *

К посёлку островитян снова подошли на рассвете. Бдительные караульные обнаружили их, сразу, как только они приблизились к лагерю. Ритуальное разоружение на этот раз демонстрировать не стали, приблизились к костру, поздоровались. А вот и руководитель, на этот раз только с караульным, возвращающимся на пост. Крепыши с дубинками сегодня отдыхают.

— Здравствуйте, Семён Аркадьевич!

— И Вам доброго утра Всеслав Ильич и…, - взгляд в сторону Рипы.

— Доктор, — отрекомендовалась она. Больные, раненые есть?

— Стас руку сломал, лубок наложили. Да Иван Фёдорович животом занемог.

— Пусть меня проводят к больному, я должна его осмотреть.

Кивок в сторону одного из караульных и у костра остаются трое.

— Это соль, — Славка снимает с плеча палку, к концам которой привязаны увесистые мешочки. — Мне бы ножей пяток односторонней заточки.

Хозяин смотрит на увязанные шнурами заклеенные скотчем старые пластиковые пакеты.

— Сколько здесь?

— Не взвешивал. Когда паковал, казалось что двадцать килограмм, а пока донёс, решил, что тридцать, — не то, чтобы Славка решил «поговорить», но старая общеизвестная шутка, это вроде знака дружелюбия.

— Я сейчас, — подхватив дар, Семён Аркадьевич унёс его в одну из построек, потом перешел в другую, и, наконец, вернулся.

— Вот, всё что имеем, — на его ладони три ножика: складной, с выкидным лезвием, расхлябанный в дым, столовый с длинной тонкой ручкой, годный только на то, чтобы масло намазывать, и великолепный кухонный нож из стали, которая не тупится, с удобной прочной рукояткой.

— А еще пару Ваш кузнец, когда сделает? Я всё равно буду еще раз соль завозить, тогда и заберу, — столь быстрого положительного отклика парень не ожидал.

— Никогда. Ушел кузнец. Нет, не погиб. Забрал с собой женщину и пацана, и даже не попрощался.

В голове у Славки возникли сильные подозрения. Шустрила Викуша не помчалась знакомиться с новым для себя местом, а в этом посёлке у неё был дружок. Похоже, что этот дружок и сейчас есть, да не здесь.

— Жаль, — делиться с собеседником подозрениями он не собирается. — Что-то Док там затеяла?

Около входа в «барак», несмотря на ранний час, суетятся люди. Заносят и выносят свёртки, тащат посудины. Соваться в место, где командует медик, следует только по его приглашению, поэтому все остаются на месте.

— Слушайте, а почему Вы хотели, чтобы я со своими людьми перебрался на левый берег, когда сами живёте на правом? Полагаете проблемы в области мирного сосуществования? Видел ведь я как вы с подругой на дубинки в руках у моих помощников зыркнули, — хозяин задал очень точный вопрос. Наверняка долго думал.

Славка медлит. Отвечать правду не хочется. А надо.

— Правый берег, конечно, ближе. Я его уже осмотрел и планы составил. Потому и предлагаю вам занять свободную территорию. Уживёмся — будем друг друга навещать. А нет — так и фиг с ним, речка — граница, не подерёмся, чай из-за рыбы.

— А Вы юноша, прямо Наполеон. Целую империю задумали. Правобережную.

Ага, его явно провоцируют на развёрнутый эмоциональный ответ. А вот и нет, не дождётесь. И вообще, мужик оказался прогнозируемым — знакомая реакция на знакомые понятия.

— Если надумаете селиться около нас, будем помогать.

— Это откуда же в вас столько доброты? — Ага, Семён Аркадьевич сам начинает горячиться. Получай.

— Это забота об интересах популяции, — хватит на сегодня высоких материй. Пусть слегка подумает над этим словом. — Загляну, однако, в кузницу. Раз нет здесь мастера, деваться некуда, придётся самим ремесло осваивать. Так можно ознакомиться с достижениями самых высоких технологий?

— Милости прошу. И это, я ведь за соль должен, Вам может еще что-то нужно?

— Ножницы, чтобы волосы стригли, и компас, хоть игрушечный или сувенирный.

— А из провизии? У меня немного сахару есть, мёда баночка, чай, шоколад.

— Спасибо, это нам без надобности. Вот если нормальный топор, чтобы без всякого современного выпендрёжа, это да, — Славка уже понимает, что есть у этого жука спецзапасец, и что сам он для него перешёл в разряд «нужных» людей.

Семён Аркадьевич снова отправился рыться в своих кладовых, а в кузнице оказалось интересно. Камера от автомобиля с подкачкой от ножного насоса со вторым, явно недавно вклеенным соском. Из него шланг из термопрочной резины через металлическую трубку подаёт воздух в выложенный из глины горн. Наковальня — массивная железяка непонятного происхождения, грубые щипцы пинцетной конструкции, судя по размеру — для удержания поковок. Молоток — тоже какая-то деталь от машины, приделанная к слегка помятой трубе. Ни зубила, ни бородка. Картинка прозрачная. Мастер забрал с собой всё, что сделал сам, оставив кузницу в «первоначальном» состоянии. Так сказать, вернул в стартовые условия.

— Загляните ко мне, Всеслав Ильич! — хозяин уже тут. — Похоже, Ваша Доктор не скоро освободится. Звенит инструментами и рычит на моих так, что они вокруг неё мотыльками порхают.

Прошли в автобус. Чисто опрятно. Очень красивая женщина, не юная, но лет на десять моложе мужа.

— Ольга Николаевна, — раскланялся, пробурчал, что рад. Вот и главный «стимул» местного руководителя. Ничего не скажешь, выглядит прекрасно. Одета, причёсана. Не что-то особенное, но за собой следит. Шторки на окнах, многие сиденья в салоне сняты. Есть стол, в дальнем конце занавеска.

— Не желаете винограду, Всеслав Ильич, — мило улыбается хозяйка, — он правда доставлен был давно, но подвялился и не потерял во вкусе.

Отказ от лакомства застрял у Славки в горле. Приняв редкую, потерявшую многие скукожившиеся виноградинки кисть, поднёс её к глазам и посмотрел на свет. Есть семечки. Кажется. Снял со спины сделанный из лозы короб, висящий на тех самых сплетённых из верёвочек ремешках, аккуратно уложил туда эту драгоценность.

— Внученьку угощу, — ответил он шуткой на шутку, потеребив себя за «козлиное недоразумение», пушащееся на подбородке. — Однако простите, должен осмотреть вашу свалку на предмет санитарии. Таковы инструкции, с нашим Доком не забалуешь.

Дважды соврал. Стыдно. Во-первых, именно с этим Доком он последнее время очень много «баловал», причём в самой изысканной форме. Складывалось впечатление, что она толи проверяла выполнимость некого трактата о радостях общения между мужчиной и женщиной, толи проводила комплекс мероприятий по пресечению у него в дальнейшем интереса к иным экземплярам особей противоположного пола.

Но, главное, если на столе виноград, значит, в этот лагерь могли попасть…, косточки от персиков он отыскал быстро. От фиников чуть погодя. Ещё какие-то неидентифицируемые числом три, все разные. А потом — целую россыпь мелких круглых, от вишни или черешни — не понял. Трёх размеров. А ведь наверняка этой Ольге Николаевне удалось пропустить через свой пищеварительный тракт и весь оказавшийся на планете семенной фонд клубники, и может ещё чего-то. Ведь взрослые люди!

* * *

— Слава, я остаюсь здесь на несколько дней. Нужно присмотреть за мужиком. Аппендикс я ему удачно иссекла, но швы вызывают у меня некоторые опасения. — На любимую больно смотреть. Губы синие. Трясётся.

— Проводи меня до лодки. Есть новости.

— Хорошо, заодно и попрощаемся, — понятненько, хочет лишить его интереса к женщинам на весь срок разлуки.

Всё было прекрасно, пока не рассказал об уходе кузнеца и подозрение, что это дело рук Витуленьки. Вот тут Рипа просто взвилась.

— Слушай, ты этому Васильку, кузнецову подмастерью, закажи настрого к Виктории прикасаться. Ей никак сейчас нельзя залетать.

— Не понял. Она же ещё маленькая.

— Не настолько, насколько ты думаешь. Я их осмотрела. Все четыре уже могут забеременеть.

— Тогда, что измениться с твоим возвращением?

— Проинструктирую. И не смотри на меня так. Никакие запреты не сработают, даже страх на этих семисёлок влияния не окажет. Они уже посмотрели костлявой в глаза, их выручит только знание и умение. Взыграет голос плоти, а потом кесари их, узкобёдрых. У Тинки ещё есть шансы родить нормально, но с вероятностью разрыва связок. Так что друг ситный, готовься. Побыл осеменителем, побудешь и наглядным пособием. Да, да, именно ты, — и уже извиняющимся тоном, — ну нет у меня тут больше никого.

Глава 7

Предположение о переезде в курень кузнеца и Викиного друга Васьки с бабушкой нашли своё подтверждение, когда Славка ещё только подгребал к месту постановки лодки. Слышно, куют. Парнишка, с которым вышла встречать его Вика, производил впечатление долговязого и нескладного ботаника. Впрочем, три кирпича он принял на руки без проблем, просил ещё, но не получил. Рипа вообще много всяких инструкций даёт, и легче их соблюсти, чем…. Вика взяла два, а Славка — семь. Им еще не раз ходить туда-сюда, пока перетаскают всё, что он привёз. Планов — громадьё.

Кузнец оказался с не слишком длинной бородой, отпущенной уже в этом мире, в связи с дефицитом бритв. И не кузнецом он был дома, а сварщиком. Понимал и в металлах и в профилях и в том, как на всё это действует нагревание, хотя, конечно, до много доходил уже, когда стал на острове заниматься огненным ремеслом. С Васькиной бабушкой, своей ровесницей, сошелся уже здесь, так что то, что он взял себе в подмастерье именно этого паренька не было случайностью. А уже потом с ними познакомилась Вика, тоже заинтересованная результатами их трудов. Внимания на неё в посёлке не обращали, так что она бывала там свободно, хотя и нечасто. Людей пересчитывали только в столовой по порциям, а в ином плане, похоже, количество народу руководство не интересовало. Работников знали всех, а детей считали иждивенцами. Хотя и было их немного, но трудиться запоминать…. В тоже время среди жителей возникло что-то вроде обычая без нужды к начальству не соваться. Типа — у них своя свадьба, а наше дело с краю. Довольных руководством не было, но и деваться, вроде как некуда. Собственно, подобная картинка у Славки и складывалась в голове. Немного странно, конечно. Организованы, объединены, под охраной и от непогоды укрыты. Корм поступает регулярно. Странный народ, всё-таки, эти люди.

Привезённые из посёлка ножи мастер молча забрал, а потом они пошли курочить пятачка. К вечеру нужные элементы оказались сняты. В последующие дни шло активное строительство. В курене появилась нормальная дверь. Вместо очага была воздвигнута печь… Топчаны, столы, лавочки — всё стало прочным и не угрожало занозами. А потом из ствола изрядного тополя сделали отличный челнок. Такую хитрую молотковую тяпочку мастер отковал, что ребята в очередь выстроились, кому ею долбить.

На этом челноке Витуля и сгоняла за Рипой прямо в посёлок. Цинично пристала рядом с паромом, сделанным из автомобильных камер, и повелела забирать соль, которую прислал Всеслав Ильич. В этот раз она не старалась быть незаметной, а демонстративно выполняла цепь действий, присущих полномочному и чрезвычайному послу равноправного партнёра. Семён Аркадьевич не забыл передать привет, средних достоинств ножницы-штамповку и старинную буссоль в футлярчике. Там имелась магнитная стрелка.

Приезда любезной Славка ждал с тревогой. С одной стороны он понимает, что должен послужить делу просвещения малолетки, но роль наглядного пособия, это как-то не здорово. Но всё обошлось. Оказалось, в дороге девушки хорошо поговорили, и Вика твёрдо сказала, что в ближайшие годы планирует с Васькой исключительно дружбу.

Дни стояли тёплые, а по ночам делалось зябко. По Славкиным планам здесь, в курене должны зимовать четверо: Кузнец с бабушкой и Вика с Васькой. Тамаре следует перебраться в балку под постоянный контроль врача. А сейчас шли работы по дальнейшей подготовке комфортного проживания в условиях низких температур — строилась деревянная банька, и оборудовался сортир, чтобы не скакать среди сугробов с голым задом.

Вика на челноке обошла здешние острова и чётко определила и ширину поймы, и направление переселения островитян. А вообще события следовали столь плотной чередой, что Славка просто закрутился. Пригнал в балку лодку с орехами и курагой, чтобы забрать кирпичи и горшки, а ему рассказали, что собирательницы пшеницы закололи гепарда. Чего ради он вздумал нападать, непонятно, но о его приближении предупредил Волчок, который всегда держался поодаль, а тут вынырнул из травы и притиснулся к ногам Тинки. Остальные встревожились, подошли, а тут эта кошка. Хорошо, что у Веры копьё со втулкой, и древко не сломалось, когда под весом зверя уткнулось задним концом в землю. Ну а «Квакушки» просто кололи хищника, пока он не издох.

Шкура сейчас мокнет в пяти горшках, стоящих поодаль, где ведутся эксперименты по выделке кож. Запахи оттуда доносятся… не амброзия. Были тут попытки с отварами и настоями нескольких видов коры, и с тестом пшеничным, и… всего Славка не понял. А кирпичей пока готово мало, и несколько дней надо подождать. Как раз успел с Марковичем вторую лодку изготовить. Это уже получился целый крейсер, так что старой, четырёхметровой, завладела Гайка, у которой вместо лука теперь — самострел. По вечерам под навесом щиплют уток и делают тушенку в обливных глазированных горшках с притёртыми керамическими крышками.

Их делают по одному шаблону, но без индивидуальной подгонки получается неплотно, так что по вечерам народ без дела не сидит. Работа требует аккуратности, и притёртые пары горшок плюс крышка метят номерами, что выцарапывают победитовым сверлом. Каждый четвёртый не притирается, значит — для консервирования не годится. Для них тоже есть применение. Вот, в частности, посадили в них найденные Славкой в посёлке семена.

Заготавливаются колья для огорода, для второй хаты, гора связок лозы ждёт своего часа, косится и сушится сено, которым планируется зимой привлечь жвачных. Для них тоже потребуется загон. И Маньку около куреня подкормить.

Потом Славка снова везёт кирпичи в курень, чтобы выгнать достойную трубу, а там отличные ножи из пружин, что были в автомобильных креслах, рыболовные крючки из нержавейки… кипение, водоворот! И очень хочется узнать у Рипы, что же это за знания и навыки собиралась она преподнести Вике. Да не жалко ей. Покажет она, и всему его научит.

В общем, поплескались в тёплой воде заливчика, где стоят лодки, и в кустики. Есть тут укромное местечко. А потом… Слава не был шокирован, но всё это… нет, в принципе такие вещи даже упоминались, но не слишком одобрительно. Вроде как эрзац, или кто-то кого-то принуждает к чему-то непристойному. Но, в принципе терпимо, и где-то даже хорошо. Потом они еще несколько раз сюда заглядывали, практикуя более сложные приёмы, хотя один из них, давший с его точки зрения, самый правдоподобный вариант, требовал некоторой подготовки места событий, хорошей физической формы и идеальной согласованности действий партнёров.

К традиционном способу отношений они перешли позднее, и совсем в другом месте. Однако, однажды направляясь к лодке, он насторожился, услышав из кустов непонятный звук. Подкрался, сжимая в руке копьё, и увидел, как теперь взаимодействие налаживает совсем юная пара. Вот это здорово. Всё, как на сцене. Еле удержался, чтобы не отпустить замечание, но подумал, и отправился искать жену.

— Ну, обманула я тебя немножко, — она даже не смущена, — иначе ты просто не смог бы с собой ничего поделать. Ты же видишь, что это требует огромного взаимного уважения, полного доверия, и желания доставить радость. Кроме того — высокой культуры и, как всегда, гигиены, уж прости медичку. И еще умеренная стимуляция способствует физическому развитию. Это же подростки — нескладные и слегка инфантильные. А ведь это наши разведчики. Благодаря Витулькиным крокам мы хорошо знаем окрестности. Скажи, при каком способе инициации поиска, кроме вечного любопытства и желания узнать, что за тем перевалом, можно было бы отыскать заросли диких абрикосов и орехов?

— Ты права, сколько бы не было людей, как бы они не отличались друг от друга… — Славка замолчал. Всё становилось безумно сложно.

— Да, — Рипа прильнула к нему, — сложно. Поэтому и поселились они слегка на отшибе, чтобы другим девочкам пример не подавать. И именно поэтому Тамара отсюда уехала. Ей, педагогу, трудно смириться с таким поведением несовершеннолетней воспитанницы, поэтому же баньку здесь я и попросила удлинить на полметра, что встречаться ребятам в холода будет больше негде. И еще остаётся проблема бабушкиного отношения, ведь застукает, как пить дать, застукает. Но это оставь мне. Напугаю чуток, объясню, что без этого здоровью Васеньки здесь помочь никак нельзя.

— Я думал, кузнец оставлен именно тут вместе с подручным, чтобы Семён Аркадьевич о нём не пронюхал. Он ведь может и с дуболомами своими в балку нагрянуть за своим кузнецом. Или сюда, если найдёт, — Славка понимает, что в низине, где находится старый переродившийся сад, нужно готовить резервное укрытие, колодец, печку. Как непросто предусмотреть разные варианты! — Вздохнул, помолчал. — Уголь жечь нужно для кузни, а под это ту алюминиевую флягу придётся пустить, что с антуражной кофемолкой нашлась. И «Судзуку» надо сюда везти на металл. Вита пройдет сухим путём от базы к базе, посмотрит свом глазом, удастся ли её на буксире перекатить, но, скорее всего, по реке частями повезём, а разведчикам палаточку бы в дополнение к спальникам, ночами свежо. Опять же Марковича сюда следует привезти, чтобы они тут, у наковальни, над ткацким станком покумекали.

Славка ещё раз вздохнул. Посмотрел на любимую тоскливым взором загнанной лошади.

— С обувкой тоже не здорово. Похоже, перейдём на лапти. Тинка нашла деревья с подходящим лубом. Редко, заразы, встречаются. Гайка собиралась пробежать вверх по Малой на лодке, поискать. Даже и не знаю, может быть для неё тоже челнок выдолбить? Его легче по воде гнать.

Голова буквально лопалась от многообразия, разнообразия и… слова кончились. Осталось чувство бесконечности круговерти бытия. Нет, почему именно он должен всё это помнить? Что, у него память безразмерная?

* * *

За длинным столом под навесом в балке на закате собралось сразу десять человек. Только кузнец с Васькиной бабушкой находились сейчас в курене. За ужином говорили о сегодняшних делах, о том, как поймать дикую корову, на которую даже издали страшно смотреть, каким способом устроить погреб. А потом Славка, разложивший перед собой пасьянс из тетрадных листков со схемами местности, набросанными Викушкой, пожаловался на то, что земли здешние известны им лишь на самом малом расстоянии. Нет, о составлении подробных карт речи не шло, но окружающие пространства могли содержать массу полезного и важного. Или возможность встретить людей, лучше осведомлённых или оснащённых. Да что угодно!

— По выкладкам Марковича сейчас начинается сентябрь, — заговорила Вика, — на море бархатный сезон. Пройти бы, пока погода не испортилась на большой лодке вдоль западного берега на неделю пути. Может, городок, какой встретим.

Всё про неё понятно. Попутешествовать по тёплому морю с другом любезным хочет девушка. Посмотрел на Рипу, но вдруг в разговор вступила Зинка.

— Возьми меня с собой! Очень прошу! Я так давно не была на море!

Все молчат, а Славка думает вслух:

— Стройка у нас, однако. Руки нужны. Так что Вася, если землю копать или колья вбивать, проку от тебя больше, чем от двух девушек. И главное, они у нас обе смугленькие, меньше шансов, что пострадают от солнечных ожогов, как полагаешь, Тина, — обычай спрашивать мнения этой девушки уже вошёл у него в привычку. Она действительно хорошо соображает. Небыстро, но еще ни разу не ошиблась на его памяти.

— Пожалуй, — отвечает та, немного подумав. — Это ведь недели на две, не больше. Завтра сборы, а послезавтра на рассвете тронетесь. Муки завезёте кузнецам нашим, и тушенки, рыбки свежей им налучите, и вперёд.

А Славка понимает, что алюминиевая фляга из-под антуражки пойдёт не под жжение угля, а будет установлена в лодке под пресную воду. И что юные голубки, стойко разыгрывавшие детскую дружбу в присутствии остальных девчат, получают продолжение разлуки. Что же, пусть привыкают к взрослой жизни. Сильно ведь хотели.

А новая лодка действительно хороша под парусом. И именно Зинка ловчее всего с ней управляется. Это выходит, намечается специализация и у четвёртой «Квакушки». Разведчица, охотница, руководительница и ответственная за водную стихию.

— Маркович! Нам бочата нужны керамические, такие большие, чтобы только в обжиговую печку вошли, — пока не забыл мысль, нужно высказать, — воду не в чем станет держать, как снарядим корабль к морю. Сюда на кухню да в мыльню, да в курень пару. У нас как раз сейчас обжигаются вдвое меньшие корчаги, что планируем в банные печи вмазывать.

Обводит взглядом присутствующих. Родные все лица. Тинка, с которой взаимопонимание достигается с полуслова, почти как с Рипой. Вера, дождавшаяся, когда «заможет» её муж и осуществившая «операцию прикрытия» своей беременности. Там меньше месяца разница, так что всё шито-крыто. Притихшая Тамара, которой покойно в надежном месте, где она выносит и вырастит ребёнка от мужчины, с которым больше никогда не встретится.

— Рипа, а там где ты рвала подсолнухи на свою шляпку, их много? — это Гайка спросила.

— А разве это подсолнухи? Я думала это ромашки такие желтые, — жена занята разглядыванием чего-то в степи за Славкиной спиной.

— А вот картинка, — вообще-то девчата рассматривают раздел флоры и фауны Причерноморья. Недоучки! Чёрное Море им надо изучать.

Проследил взгляд любимой. Интересно! Далеко, на противоположной стороне балки крошечные человеческие фигурки. Что-то тащат. Вот-вот стемнеет. А луны сегодня не будет. Встал, рука сжала копьё.

— Вася, аварийную зажигалку и тростниковые факелы.

Сам взял лестничку, что прислонена к стене. Хорошо, что с перекладинами начастили, сойдёт за носилки. Рипа уже со своей сумкой. Повернулся. Нет, так не пойдёт.

— Остальные — дома.

* * *

Вверх по течению речки пробежали с километр. Группа на том берегу заметила их и свернула вправо, направляясь вниз по склону навстречу ребятам. Здесь воды по пояс, хотя и широко. И дальше, навстречу «гостям».

Три солдатика тащат четвёртого на двух корявых палках.

— Что с раненым?

— Большая кошка. Он успел отпрыгнуть, но голенище она ему разорвала, ну и ногу тоже. — Пока один из парней рассказывает, Славка уже на коленях. Ассистирует. Бинты разрезаны, скальпель… брр! Подаёт тампоны и салфетки.

За спиной неожиданно громко клацает зажигалка. Точно, прямо на глазах темнеет. Разгорается пламя и становится видно. Рипа делает укол. Потом завязывает узелок косынки, которой прикрыла операционное поле.

Парня укладывают на лестницу и…

— Дяденьки, давайте ваши ружья и мешки. Вам и так тяжело раненого нести.

За спинами солдат, словно бесплотные духи, из травы возникли четыре «Квакушки». Да уж, дисциплинка. Нельзя это оставлять без внимания.

— Доченьки, — ласковым голосом произносит Славка, — просил ведь вас дома сидеть, меня поджидать.

Три фырка и один потупленный взор. Забавно как, это ведь та самая маленькая, что подглядывала за ним и Рипой, когда они… что бы это значило? Думает, что подсматривала за старшими? Ладно, анализ позднее. Взяли, понесли. На том берегу уже светит фарами «Нива». Нет, это как? Вроде все с ним советуются, разрешения спрашивают, а делают потом всё по своему разумению. Конечно, он тут не командир. Не избран, не назначен. С другой стороны, слушаются его… часто. Не горячиться! Подумать позднее. Как это Витулька про Тинку сказала? «Сначала стали совета спрашивать, а потом разрешения».

— Носилки на плечи! И, раз. Здесь по пояс. — командует Рипа.

Перешли речушку, выбрались на равнину. Переднее кресло в салоне машины готово, заднее тоже, раненый входит. Задняя дверь зафиксирована. Поехали потихоньку.

* * *

— Знаешь, Слава, если парень выживет, это будет чудо. Они все истощены и измотаны. А с момента ранения прошло так много времени! И если бы хоть перевязали его толково! Кто они, откуда? Рассказали?

— Пойдём на веранду. — Славка берет свою лапушку под белую рученьку.

А тут все. Обычно, как стемнеет, ложатся спать. Но сегодня — не как обычно. Один солдатик без сознания, остальные — без задних ног спят на мягком сене. Накормлены, вымылись тёплой водой. А остальные, взбутетененные происшествием сидят, не расходятся, разговаривают.

Славка смотрит на неясные силуэты в рассеянном свете ярких звёзд и думает. Кто они ему? Команда, группа, семья? Последнее нравится больше. А кто он им? Вожак? Наставник? Любовник? Помощник? Ну их, эти определения! Свои. Достаточно.

— Что ребята рассказали? — это спрашивает Рипа.

— Мотострелковый взвод на трёх БТР выехал на учения, — Маркович излагает. — Поскольку планировались стрельбы, имелись боевые патроны. Потом бабах, всё как у нас. Командир быстро сориентировался, заняли ближнюю высотку, окопались, замаскировались, выставили охранение и послали разведку. Связи нет, воды нет. Время идёт, еда закончилась. Нашли лесок в овраге с ручьём и начали обустраиваться. Разведка доложила, что кругом степь и овраги. Слили горючку из двух машин в одну, из третьей прибавили, и отправили искать хоть что-нибудь в западном направлении. Вернулись разведчики, доложили — степь и овраги. И главное, топлива осталось буквально на сотню километров, если всё, что осталось в один БТР залить.

Не голодали, Мясо в достатке. Есть у ребят из чего стрельнуть так, чтобы издалека и наповал, хоть бы и дикую корову. А надо жильё строить, загоны возводить, сено косить на зиму, чтобы этих тварей диких поймать и кормить. Работы — не переделать. Сержанты спать не дают. То копай, то неси, то коси. А они что? Рабы? В общем, ушли, захватив оружие и патроны. Потом пожалели, но возвращаться страшнее. Лейтенант у них серьёзный.

Уже когда еле ноги от голода двигали, в лесочке на леопарда набрели, который завтракал. Решили, что кошечка должна поделиться. У них ведь четыре ствола. А то, что зверёк двигается быстрее, чем они этими стволами водят, не сообразили. В общем, из леопарда форшмак, целой шкуры там и на пару перчаток не осталось, однако одного поцарапать успел. Если бы запах дыма не уловили, да не пошли против ветра, всё равно бы померли. У них патронов было по одному рожку сначала, а после леопарда совсем не осталось. И топали ребята с севера на юг, вдоль реки считай. Могли и до моря добраться, тогда бы там и померли.

— Вот картинка и сложилась, — это Рипа. — Налицо представительная выборка. Как я понимаю, военные появились в то же время, что и мы, из того же района. И момент исчезновения из дома совпадает?

— Точно, — подтверждает Маркович. — И до ихнего полигона от наших мест недалеко. Я бывал.

— Вот и получается, что люди в движущихся транспортных средствах перенеслись с места на место. И мы со Славкой, и Маркович с Верой, и ваш квартет. И группа автомобилей с целого участка дороги. Что интересно, я ведь поспрашивала у островитян, и осмотрела всех. Среди тех, кто перенёсся, мужчин и женщин пополам, причём — репродуктивного возраста. Васькина бабушка — единственное исключение. Во всех случаях фиксировалось неидеальное совпадение плоскости нижних точек колёс с грунтом. От легкого толчка до небольшого падения испытали все.

— Ощущение такое, что ты говоришь об осознанном действии, — прорезается Славка.

— Есть такое подозрение. И оно усугубляется тем, что количество мужчин и женщин практически равное, — продолжает Рипа.

— Пока не появился мотострелковый взвод, — уточняет Гайка.

— Следовательно, необходимо искать ещё группу, где примерно на тридцать женщин больше, чем мужчин, — делает вывод Василий.

— Или тридцать групп, где женщин больше чем мужчин хотя бы на одну, — заключает Тамара.

Хихикнули. А с солдатиками-то завтра ему разговаривать.

Глава 8

Славка шьёт ласту. Та камера, из которой кузнец вырезал сосок для изготовления меха, когда жил в посёлке на острове, пожертвовала ещё несколько полосок для Васькиной рогатки, а сейчас служит источником ремешков для крепления к ступне фрагмента покрышки из судзучей запаски, лысой, как коленка. С рассвета идёт экипировка разведчиц. Маркович пытается соорудить маску для ныряния, но, чует Славкино сердце, не получится у него ничего путного из этой бутылки и плавленого полиэтилена, обрезки которого остались у них после постройки лодки. Зато тонкие трёхметровые пики для подводной охоты Василий уже заканчивает.

Как обычно, все поднялись, едва забрезжило. Для сна есть тёмное время суток, а пока светло, надо успеть много. Сейчас под навесом только Славка и три гостя, спавшие почти до полудня, завершают уплетать варёную рыбу. Этого — без ограничений. На парнях только тряпицы неважнецкой самодельной ткани, навёрнутые вокруг бёдер. Всё! Натрескались. Больше не влезает.

— Слушайте сюда, — Славка привлекает их внимание, не прерывая работы. — Ваши одёжки уже выстираны и высушены, висят вон на той верёвке. В мешках вяленая рыба, курага, орехи. Содержимое карманов лежит сверху. Патронов в автоматах нет, но сами они вам понадобятся. Примкнёте штыки и будете всегда держать их в руках ни на секунду не теряя внимания. Иначе — кирдык. Тут зверушки нападают редко, но всегда без предварительного уведомления.

В семи километрах к востоку пойма большой реки. Селитесь не ближе чем в десяти километрах от места, где эта речушка впадает в ее русло. Как раз к ночи дойдёте. В пятидесяти километрах вниз по течению на том берегу около сорока человек живут посёлком, но их с этой стороны не видно. Там кормят, заставляют работать и никого не гонят, только совсем ленивых. Ступайте.

— Постойте! Так нельзя! Мы хотим остаться, — тот, что сидит слева выглядит ошеломлённым.

Славка отрицательно качает головой.

— А если мы не уйдём? — это правый в рядочке. Глаза сверкают. Опасный тип, не пришлось бы…. Придётся выразиться резче.

— Вы, слепые щенки, попали не к маме с борщом, и даже не к старшине с перловкой. Здесь прайд со звериными законами. Вас отпускают.

— Постойте, ведь можно же договориться, — это третий, — разве вам здесь не нужны работники?

— Нужны. Уходите.

Рука правого солдата «незаметно» тянется к массивной глиняной миске, и натыкается на наконечник копья. Кромки хорошо заточены. Тинка выткалась буквально из воздуха, и пресекла даже намёк на попытку сопротивления. А Славке не пришлось вбивать топорик в переносицу ретивца.

Минута молчания.

— А Денис?

— Он умрёт или вечером, или завтра утром. Мы его похороним. Прощаться не стоит, он без сознания и неважно выглядит.

— А если ногу отрезать?

— Уже.

— А если показать другому доктору?

Славка понимал, что имеет дело с абсолютно отстойными отморозками, но тут запахло уже не простым дебилизмом, а олигофренией в запущенной форме.

— Если не уйдёте немедленно — умрёте. Наше время нам дороже ваших жизней.

* * *

Три фигурки удаляются через степь на юго-восток. К островитянам пошли. Но автоматы несут на ремне и без штыков. Самостоятельные, значит. Без чужих указаний знают, как им лучше.

Славка вернулся к ласте. Гайка присматривает за уходимцами, чтобы глупостей не наделали. А последние одиннадцать патронов, извлеченные из стволов и магазинов, а также четвёртый автомат, помогут запасти мяса. Не сейчас, а когда будут готовы ёмкости под тушенку. А потом коптильню нужно устроить…

В помещении хлопочут Рипа и Тамара. Разорена одна из бережно хранимых медицинских укладок, задействованы две капельницы и покрыто испариной встревоженное лицо любимой женщины, баловницы, затейницы и единственного врача на всей известной им территории.

А ему нужно продумать поход на север. Возможно, есть вариант приблизиться к мотострелкам по рекам, но это ненадёжно. Плутать неохота. Гайка уверена, что за этими «слонопотамами» следы прочитает уверенно. Нет, какие замечательные юноши! Сапёрные лопатки побросали, надоели они им, видите ли. Это люди, которые старше его на два или три года! Спокойно. Военным нужна соль, потому что питаются они мясом. Вот что должно его беспокоить, а не внутренне раздражение от того, что наболтали эти чугуноголовые треплясь за жизнь с добродушным простаком Марковичем, и прыщавым ботаником Васькой под рюмочку текилы. И не одну. И потом, в разговорах между собой, когда проснулись.

Молодец Тамара. С первого взгляда ребятишек раскусила и насторожила всех. Ни на секунду глаз с них не спускали, и, кажется, неприятностей избежали. Всё, хватит об этих… хватит! Нужна тележка. Вот об этом он и будет думать.

* * *

Мужчина, вышедший им навстречу выглядел настоящим военным. Пятнистые штаны, армейские ботинки голый торс и полутораметровый зонтик от солнца.

— Стой, кто идёт? — улыбка до ушей. Конечно, тут любой улыбнётся.

— Я идёт, Гогия, — продолжает Славка предложенную шутку.

— Гавары парол!

— Парол.

— Прахады дарагой.

Славка между оглоблей тележки, поставленной на два колеса от такой полезной судзученьки. Девушки — по бокам, у колес.

— Михаил.

— Слава. А это Рипа и Гайка, то есть, Галина.

Рукопожатия, женщин вообще потискал, охальник, но без вульгарности, как вазу драгоценную к груди прижал.

Взявшись за оглобли, вдвоём покатили тележку в сторону недалёких плетней и высоких стогов, с торчащими из них вертикально палками — стожарами. Девчата перестали наваливаться на выставленные в стороны от плетёного кузовка рукоятки. А Славка почувствовал рядом с собой реальную могуту кондового мужика. Нет, он и сам неслаб, но, видно, не дорос пока. Не заматерел.

А разговор продолжается.

— Далеко ли путь держите?

— К вам идём по следам дезертиров, — Славка не ждёт вопросов. Последовательно выкладывает всё подряд, поглядывая на солдат, укладывающих очередной стог, формующих саманные блоки, на диких коров, косящих недоверчивым взглядом из-за тына, на то, как старательно и бережно устраивают рыхлый чернозёмный дёрн на крыше просторного куреня. Или у военных это называется капониром? — Соли вам привезли килограммов пятьдесят, — завершает он повествование.

— Так вы не просто так, а с предложением об объединении? — Произносит офицер, выслушав исчерпывающий отчёт. — А кто к кому присоединяется? Вы к нам, или мы к вам?

Славку этот вопрос сбивает с толку. Это не мир — дружба — жвачка, а интерес человека, облечённого властью, и знающего цену дисциплине и ответственности. Выручает Рипа.

— Миша, Вы пока не выпали из привычных реалий прошлой жизни, поэтому, для простоты, обозначаю наши намерения. Мы передаем вам всё, что знаем, а вы нам, всё, что известно вам. Вы командируете с нами двух толковых парней, чтобы они помогли нам в строительстве. Вернувшись, они знакомят вас с нашими приёмами. Но до этого на нашей лодке эти ребята отправятся с проводником за солью для вас и для нас.

— Спасибо, Рипа, — Михаил думает немного. — Вообще-то вам наверняка нужно многое из того, что у нас имеется. — И замолкает. Продолжает изучать гостей, пробуя их вопросами с подтекстом.

— Верно. Гайка мечтает о снайперской винтовке, Славка о палаточной ткани, или, хотя бы нескольких лоскутах от защитных комплектов, потому что нашим разведчикам требуется палатка, а мне необходимо осмотреть личный состав вверенного Вам подразделения и провести инструктаж о приёмах личной гигиены в местных условиях.

Теперь Михаил замолчал надолго. Уже у самого тента, к которому они направлялись, он выдавил.

— Ладно, командуете Вы.

Славка чуть не грохнулся.

* * *

Рипа экспериментировала с молодым бычком. Моторизованные стрелки, остроумно используя бронетранспортеры, сумели загнать в огороженное пространство неплохое стадо, где оказались три сеголетка. Быки — народ своенравный, в упряжке ходить несогласный, а для того, чтобы превратить такое энергичное и предприимчивое животное в послушного вола необходимо удалить источник постоянного беспокойства о продолжении коровьего рода. Естественно, шестеро дюжих «хлопцев» составляли коллектив ассистентов, поскольку на добровольное согласие на операцию со стороны «пациента» надежды никто не питал.

Гайка ушла с охотниками. Интересно было смотреть на взгляды, которыми смерили закамуфлированные парни самострел девушки… или девочки. Непонятно что они сейчас, эти Квакушки. Угловатые, порывистые и чертовски пластичные. Молча осмотрели бола из двух гаек, искусно сплетённую из шнурочков пращу и мешочек с подобранными по весу камушками, привезёнными Викулькой из поездки за солью. Но раз командир сказал, что этот мотылек будет охотиться вместе с взрослыми дядями, значит будет. Никуда не денется.

Славка остался разговаривать с Михаилом.

— Миша, пойми, я неспособен командовать этими людьми. В пределах тех возможностей, что оказались в твоём распоряжении, ты всё устроил наилучшим образом. Вон у вас уже ветряк с генератором крыльями машет, и не скорбит никто больше о сожженном на охоте горючем. Разведгруппы во все стороны разосланы, связь налажена. И ведутся плановые работы.

— Да, вроде не оплошал. Хотя в каждом шаге сомневался, ночей не спал, ворочался. И тут появляетесь вы. Спокойные, босые и чётко знающие, что делать. Носите башмаки на поясах, в то время как я думаю, во что обувать личный состав, когда износятся наши говнодавы.

— Чётко мы уверены только в том, что в первую очередь должны узнать об этом мире как можно больше. Так ведь у тебя три группы землепроходствуют. Нет Миша, будем друг другу помогать, а уж указывать я тебе ничего не буду. — Славка думает, что благополучно отпихался от такого довеска забот.

— Только, понимаешь, какое дело. Не могу я с тобой людей послать, — неожиданно меняет тему лейтенант. Четверых потерял, девять в разведке, а работы сколько — ты ведь сам всё видишь.

— С самана сними. Тебе здесь не весь взвод надо селить, а не больше отделения. За скотиной смотреть много народу не требуется. Остальных выводи к реке. Если об её обнаружении первой доложат те, что прошли на северо-восток, значит, живём мы на Днепре или на Дону. Тогда по старым картам сориентируемся. Не найдут реку — не страшно. Снимете колеса со своих мастодонтов, арбы соорудите, и выступите пешим порядком в нашем направлении. Дорога размечена, места ночевок с водой и топливом обозначены. В нашей балке места достаточно. Если девочка подросток могла полтораста километров катить тележку, так твои орлы — вообще без проблем.

— А почему ты уверен, что нужно обязательно уходить? — Вот теперь другое дело! Из беседы исчезла компонента отношений, осталась только сущность.

— Лесок этот вы слишком сильно проредили. И с восточной стороны вообще вывели сплошняком. А зимой, как топить начнете, что от него останется? А там и родники загнутся. В этих местах трава растет быстро, а деревья — как везде.

— Мне Ниязов о том же толковал, а куда деваться? Я ведь собирался вообще плетнём огораживаться, когда ребята первого леопарда заметили.

— Плетнём от леопарда, — повторил за ним Славка. Посмотрели друг на друга и засмеялись.

И все-таки ситуация слегка напрягает. Они сидят вдвоем в помещении, именуемом штабом. На столе немудреная закуска и фляжка сберегаемого для важного случая напитка. Случай, несомненно, достойный — первые люди за несколько месяцев пребывания черт те где. Гостю уважение и поддержание высокого статуса руководителя. Но коробит Славку. Ведь козе понятно, что сельским хозяйством здесь заправляет Ниязов, который и есть вдохновитель и организатор. Рипа тепло отозвалась о санинструкторе, нормально справившемся с переломами ребер и серьезной травмой голени. Есть здесь головастики и рукастики, которым тоже невредно выслушать и высказаться. Но есть и армейские традиции. Мишка — отличный парень. И он явно настроен на те же задачи, что и Славка. Выражать ему свое недоумение он не станет. К чему-то привыкнет, что-то изменится со временем, а некоторые моменты приобретут другую окраску. Главное — это свой.

* * *

Дикие подсолнечник, и пшеница здесь нашлись, веревочная трава не росла, а в ручейке не было не только рыбы, даже вездесущих лягушек. Да и сам этот ручей тек в никуда. Собирался из четырех заботливо расчищенных родников, а потом мелел и пересыхал, впитываясь в грунт и испаряясь. Уклон местности не был никак выражен. Равнина с хаотично распределенными промоинами, низинами, где весной скапливаются озерца талой или дождевой воды. В общем, закинуло ребят, не позавидуешь. Правда, километрах в пятнадцати к юго-западу был обнаружен водоем — длинное узкое дождевое озеро со стоячей водой и топкими, заросшими камышом берегами. Но приличных зарослей кустарника или деревьев разведчики не нашли, как и концов этого извилистого канала. Здесь заготавливали камыш для устройства кровель.

Одним словом, выбор места дислокации оказался вынужденным. И на деревянные потолки или полы в этой местности решительно ничего подходящего не находилось. И кузницу постоянную не завели, поскольку, если жечь древесный уголь — тогда на стройку не хватит, и на отопление зимой. А был тут юноша, окончивший ПТУ именно по этой специальности. Косы сделал, еще кое-что по мелочи, без чего — ну никак. И горн был погашен.

* * *

Пора возвращаться. Три оскопленных бычка стоят в отдельных загонах на усиленном питании и превращаются в волов. Или не превращаются. Операция проведена значительно позднее, чем это принято, а опыт дикой жизни из памяти животных может и не стереться. Время покажет. Зато в тележку охотники укладывают снайперку, бинокль, сверток с патронами, и заинтересованно беседуют с Галиной Викторовной о некоторых аспектах современного состояния науки о промысле диких копытных. Две рации — большая и маленькая, как для себя окрестил их Славка. Комплект аккумуляторов. Склеенная из каких-то балахонов маленькая палатка. А вот людей в их отряде прибавилось не двое, а четверо. Кроме двух «соледобытчиков» в балку отправляются кузнец и сам Михаил. Нет от его разведчиков добрых вестей. Ни одной реки не найдено. Следовательно, он должен сам обследовать место, предложенное Славкой.

И очень сильно кажется, что этот лейтенант будет часто советоваться со своим молодым коллегой. Нет, три десятка крепких мужчин, спаянных дисциплиной и вооруженных — великое подспорье. Но почему именно он, молодой и неопытный, должен обо всем этом думать? Несправедливо.

* * *

— Слав, а вверх по реке, когда пойдем? — Опять Мишка пристает к нему с этим вопросом.

— Еще шестьдесят две трехметровые жерди с трех сторон обтешем, а потом, так и быть, отпущу вас с Гайкой в поиск. Хотя, слушай и не обижайся, я просто должен это сказать. Она ни в коем случае не должна забеременеть, а для этого ты должен быть неприступен, холоден и по-отцовски снисходителен.

— Вот еще. Она же ребенок, — Михаил даже выглядит обиженным.

— Физиологически она женщина репродуктивного возраста, физически — ребенок, психологически и морально — зрелое разумное существо, способное на принятие самостоятельного решения. Она ничего не боится и имеет восприимчивость, вульгарно обозванную в нашем мире дурацким словом «экстрасенсорика». Кинолог назвал бы это верхним чутьем, а литератор — чуткостью. И если хоть чуть-чуть ощутит в тебе отклик на ее чувства, ты получишь всё. Один твой теплый взгляд в ее сторону — и восторг любви будет достигнут.

— Черт, знал бы, взял бы на учения ящик презервативов. Постой, откуда такая искушенность? Ну-ка, рассказывай.

— Не я, Рипа введет тебя в курс дела. И угораздило тебя на малявку глаз положить! Ведь на острове есть свободные женщины, — вообще-то Славка слегка дразнится. По-человечески он рад, что эти двое вызывают друг у друга интерес. — Короче, это не шутки. И если велит вам доктор совокупляться в ее присутствии тем способом, который она укажет… ну, в общем, мужик, ты понял. Пока зачет не сдадите, даже и не думай о сладеньком.

— Не, ну вы извращенцы, — даже непонятно, чего в Мишкином голосе больше, восторга или изумления. Это… бли-ин, куда я попал?

— Короче, мужик, когда разберешься в своих сексуальных принципах, дай знать мне или Рипе. Инстинкт размножения не должен Гайку изувечить.

— Да нечего и разбираться. Как с вами связался, еще ни о чем не пожалел. А слушай, Галочка она что. Действительно так ко мне относится?

— Ты на топор смотри, запорешь ведь сейчас хлыст, Ромео. Никто вас неволить не станет. Поговорите, о чем следует, но в пучину страсти рушиться извольте под медицинским контролем. Тебе, конечно, не впервой, а у нее весь опыт из порнофильмов, и разговоров ихних, уж не знаю, какими словами они парней обсуждают. Сам понимаешь, информация неполная. Короче, повторяю очередной раз, если уговоришь, веди ее в медкабинет.

— Так нет у нас такого кабинета, — улыбается Мишка.

— Вот и теши бревно, чтобы построить.

* * *

Вверх по Малой сходили Гайка с Тинкой на долбленом челноке. У Славки за них душа не болела. Палатка, два спальника, солдатский котелок. Почти цивилизованный туризм. Хороший офицерский компас и добротно нарисованный на изрядном листе оберточной бумаги план местности позволили найти ближайшую точку русла, отстоящую от ранчо, как окрестили место первичной дислокации мотострелкового взвода. Вместо полутораста километров пешего пути оставалось чуть больше шестидесяти. Правда по воде потом опять сто пятьдесят — вьется русло. Во времени выигрыша не получалось.

Сентябрь близился к концу. Появлялись желтые листья, редкие пока. День сравнялся по длительности с ночью, что позволило, наконец, привязаться к датам привычного календаря. И стало беспокойно за морских путешественниц.

Глава 9

Славка плетёт лапоть. Это уже четвертая попытка за сегодня, кажется тоже неудачная. Рядом Маркович ковыряется с генератором, а два солдата и Васька месят ногами глину. Только что опробовали летку-енку, разочаровались и перешли на греческий танец, кажется «сертаки» называется. Один из ребят до армии был танцором, непонятно, почему оказался в боевом подразделении. И вот парни, положив руки друг другу на плечи, выделывают ногами хитрые кренделя. Хорошо пошло, ритмично, и путаться перестали. И ленточка луба в лапте встала на нужное место, вот оно, оказывается, как надо.

А одноногий Денис отвлёкся от плетения корзины, и подкладывает дрова в обжиговую печь. Вообще-то главная его забота — слушать постоянно включенную на прием рацию, но Рипа пристально следит за тем, чтобы парень не скучал. А ведь жестоко получилось с танцем на глазах юноши, потерявшего ногу. У них тут много чего жестоко. Мишка, как узнал, что его боец выжил, все порывался набить тому лицо. До сих пор, как увидит паренька — бледнеет от ярости.

Тамара, Вера, и Тинка возвращаются из полей. Неважно сейчас пшеничка трусится. Колоски расположены не компактными участками, а по одному, на расстоянии метр или более друг от друга. Иногда встречается пучок, иногда на протяжении километра ни одного не находится. Своего рода охота. Последнее время зерно набирается плохо. Зато овес порадовал. Думали ведь, что он уже совсем отошел, сами-то два месяца назад успели только на посев собрать, а тут вдруг — словно вторая очередь поспела. Предполагается, что после созревания его, в середине лета, произошел пересев. Так сказать, второй урожай.

Однако раз девчата пришли, пора обедать. А потом женщины вернутся в поле, солдаты — на стройку, а Славка ляжет спать. И Васька. У них на эту ночь очень серьезные планы на реке. А почему все тянутся к копьям?

Встал и выглянул за угол. Человек идёт со стороны низовьев, знакомое что-то в его облике. Семен Аркадьевич. Один и без охраны. Надо выйти навстречу. Вежливость лишней не бывает. А Волчку сегодня лишняя рыбка за то, что предупредил. Не лает, конечно, ворчит только. Но после случая с гепардом от людей не прячется, держится рядом, даже пару раз наступали ему на лапу, попадался под ноги.

* * *

Обед идет заведённым порядком. Присутствие гостя за столом ничего не меняет. Отварная рыба, хотя и надоела, но больше ничего они себе позволить не могут. Только печеную, что практикуется на ужин для разнообразия. Даже коптильня не достроена. Делать металлический ящик для горячего копчения Славка запретил, жалко стальной лист на такое дело расходовать, а проверку печи они начнут только через два дня. Зато на завтрак часто едят овсянку — много теперь этого добра припасено, не зря они три дня «всей деревней» ощипывали тот ложок. Теперь до весны хватит, если через день по ложечке каши на нос. И даже на ранчо два мешка отправят следующей арбой.

Последним на своём костыле приковылял Денис.

— Из куреня сообщили, что вернулись девчата с моря. Какой-то ламинарии полную лодку приволокли, — этот парень всегда садится с краю, подальше от своих сослуживцев, не жалуют они его. — Еще есть масса новостей, которые выложат при встрече.

— Это, похоже, морская капуста. Ох, и надоест она нам за зиму, — счастливо улыбается Рипа.

Славка думает о керамических бочках, для ее хранения.

— Получится всё с генератором, я уже сообразил, как его приладить. Скворечник сделаю. Так что можно возводить вышку, — врезается в разговор Маркович.

Славка припоминает, где еще в ближней пойме торчали над зарослями деревья подходящих размеров.

— Не пойду после обеда собирать пшеницу, — заявляет Тинка. — Ты ведь первую пару лаптей уже сплёл. Вот надену их и пробегусь по пойменному лесу. Чует моё сердце, грибы должны пойти. Помнишь на картинке дубовики. В верхних участках на границе со степью, где палая листва с земли не смывается, они должны встречаться.

Славка просто счастлив оттого, что даже в случае удачного промысла, затруднений с сушкой грибов не будет. Навесу без разницы, рыбу под ним вялят, или грибы. Хоть тонна влезет без проблем. Теперь ведь еще нужно думать о трёх десятках ртов, которым тоже растительная пища потребуется. Человек существо всеядное.

— Еще с ранчо сообщили, что появились павианы. Парни теперь, кроме копий, кистени носят. Говорят — твари наглые, налетают гурьбой. Правда, наши им ввалили как следует, когда те попытались стог разорить, — продолжает докладывать новости одноногий. — Но стая двинулась на юг, в нашу сторону. Голов тридцать, они оценили.

— Совсем, слушай, Африка. — говорит Маркович. — Нам тут бы еще гиппопотама в речку, и продыху бы не было от напастей всяких.

— Хорошо, хоть крокодилов в реке нет, — подключается бровастый танцор. — Кстати, я видел в деревне, что кур кормят рубленой крапивой.

— Кур у нас нет, крапивы тоже, — замечает Тамара.

— Зато уток здесь хватает, — улыбается солдат. — А крапиву я видел в пойменном лесу. Она сейчас уже пересохла и осыпается, так что есть ее, никого не заставишь. Но ведь будет следующий год.

Снова Славка делает зарубку себе на память. И кандидатура главного птицевода наметилась.

А долго за столом не сидят. Нет уже летнего зноя, когда организм обязательно просит передышки на усвоение пищи. Да и день заметно короче. Первым отправляется к обжиговой печи Денис, надо дровец подкинуть, чтобы не ослабел жар. Потом и остальные разбредаются. Васька устраивается на топчане в тенёчке, а Семён Аркадьевич бродит между строений и всюду суёт свой нос. Славку он так ни о чем и не спросил. И не попросил ничего. Взрослый человек, опытный руководитель и, похоже, неплохой организатор. Что ему нужно — сам увидит. А спать Славка будет на животе, вытянувшись в струнку.

* * *

Ночами теперь свежо. Особенно на воде. Васька на вёслах, а Славка занимается снастью. Их затея требует работы на самом стрежне широкой реки. Причём каждую завозную необходимо вытянуть метров на двести. И всё в потёмках. А потом костер на берегу и самое пристальное внимание. Ага, кажется есть. Точно есть. Теперь вытаскивать аккуратненько. Ох, и хороши в этих водах осетры. И горшки они с собой прихватили не напрасно, и соль.

Работа, конечно, грязная, но делать ее следует быстро. Ни один из рыбаков раньше с икрой дела не имел, но правила консервирования основаны на определённых принципах: высокая температура, соль и недопущение проникновения воздуха. Для некоторых классов продуктов требуется ещё кислота, но это не тот случай. Ладно, завтра возьмут на промысел бровастого танцора, он, вроде, ловкий парень. А ему пора навестить островитян, и в курене уже не бывал чёрт-те сколько. Опять же большую лодку, надо Аркадьевичу ссудить, он выбрал, наконец, место на левом берегу для постоянного обустройства, следует помочь с переездом. Тем более, посылает в балку бригаду мужиков для освоения технологии строительства мазанок — всем польза. Его прайду — помощь, островитянам — новые возможности.

А еще придётся гнать опять же большую лодку за морской капустой, и потом еще четверо бойцов приходят с ранчо, пока грибочков пособирают, нашла таки Тинка эти дубовики, однако Гайка со своим Мишенькой никак не вернутся с верховьев. Если еще людей нашли, то Славка вообще свихнётся от хлопот, ладно, хоть на Ранчо не нужно отвлекаться, там все плановые работы завершаются и до весеннего отёла… еще и отёл! Не забыть отправить в курень сена для Маньки.

* * *

Славка опять плетет лапти. Больше этого никто не умеет. И еще всем некогда. Казалось бы, научи калеку, да и пусть себе работает, а не тут то было — не далась парню наука. Пока под присмотром, да под руководством — пусть кривобокие лапотки, но выходят, а оставишь его заниматься этим самостоятельно — и полная труба. До слез обидно за бесталанно переведенное лыко, за которым приходится буквально охотиться, настолько редко попадаются нужные деревья. А ведь, посади он за эту работу любую из девчат, и справится без проблем. У женщин мозги адаптивней, как ни крути. Вот, казалось бы, делает парень корзины, почему вы не сооружать те же корзины, только маленькие и из другого материала, а не выходит. Мишка про этих четверых дезертиров вообще выразился так, что они не только не хотят, но и хотеть не желают. А Тамара педагогическим языком объяснила не очень понятно, но про заложенную в подсознание установку на потребление, которая льется в молодые головы мощным потоком через средства массовой информации, особенно, через скрытую рекламу.

В общем, жизнь в дикой местности, это не слияние с природой, а протаскивание по бездорожью груженого проблемам старой жизни воза на кривых колесах. И Викулькино высказывание про то, что Тамара здесь в новом мире ничего не знает, которое сбило Славку с толку, оказалось неточным. Ведь то, что Квакушки в течение месяца из бестолковых подростков превратились в самых грозных существ местной фауны, — это ее заслуга, Тамары. Ведь беззащитные девочки и слабая женщина оказались здесь ни с чем. Ни зубов, ни мышц, только разум и наблюдательность. Вдумчивость, подвижность и неослабевающее внимание к окружающему стали основой для стремительного приобретения опыта и наработки навыков. Просто талантливый педагог сумел дать верный психологический настрой, мобилизовать и направить огромные ресурсы развивающихся организмов в нужное русло.

А рядом с этими солдатиками вместо умных родителей или мудрых книг в нужное время оказался телевизор или видеоплейер и друзья, желающие быть похожими на любимых киногероев. Телка, тачка, хоромы — вот то добро, за которое они готовы бороться с другими, которым требуется то же самое добро. Добро с кулаками. И чем увесистей кулаки, тем больше добра. Ребята сориентированы на внутривидовую конкуренцию.

Ффухх! До чего додумался. И очередной из запланированных на сегодня лаптей довязал. А Рипа сидит рядом и угольком по керамической плитке ведет расчеты.

— Репушка, что там у нас выходит? — Славка зовет ее так, когда они вдвоем.

— Неважно выходит, Славик. Слишком малочисленна наша популяция. Или целенаправленное оплодотворение, или в пятом поколении начнется вырождение, которое будет тянуться еще долго, и прогрессировать несколько столетий, снижая качество особей нашего вида. Не вымрем, конечно, но наступят мрачные века.

— Понятно, это как в той притче, о том, что потомками одного героя можно населить город, который погибнет, потому, что те, кто не уйдет из него — не найдет себе пару, ибо все они — братья и сестры.

— Откуда же это ты, Слава, столько всяких древних прибауток знаешь? — Маркович подошел со связкой ивовых прутьев. Сейчас он их начнет калибровать по шаблончику и резать на шканты. Закончились последние саморезы, зато кузнецы начали делать коловороты и пёрки. Стройка идет, столярка требуется: рамы, двери, ставни.

— Дед у меня — зануда из зануд. Помогаю ему, а он зудит и зудит. Вот и набил мою голову всякой всячиной. Пользуюсь помаленьку.

Улыбнулись.

— Маркович, а кем ты был на нашей Земле?

— Дачником. Профессиональным, причем.

— Это как?

— Председателем правления кооператива работал. А заодно электриком и сторожем сам у себя. В кооперативе, имеется в виду. Смолоду журнализмом занимался, карьеру даже сделал от репортера до выпускающего, а потом издание наше загнулось, и переехал я на дачу своих родителей, устроился, да и жил себе как хотел. Дачникам все время что-то нужно: канаву подновить, проводку наладить, трубы поменять. А я всегда под рукой и делаю все как для себя, так что денег хватало. Дети присмотрены, жена одета, хоть и работает за сущие копейки в своем грозно рассыпающемся НИИ.

— А ты что, и за садом умеешь ухаживать? — у Славки голова сразу переходит на работу в практическом режиме.

— Да могу я, могу, — в голосе мужика звучит сочувствие, — не парься ты так. Перееду я в курень в феврале и пройдусь по этому заросшему саду с ножовкой. Еще и помощников себе потребую. И учти, взошли финики, и одно семечко дало росток, которое мы не поняли лимонное или апельсиновое. Хорошо, что ты грунт тоже забрал с той помойки, жалко, что мешок у тебя был маленький. Мы с Верой оттуда всякого добра наковыряли, сейчас понять не можем, что в наших горшках проклюнулось.

Сёма, когда увидел, чуть не завыл от досады. Он ведь тогда советоваться приходил, да так и не сломал себя. Не смог у пацана попросить помощи. Ко мне подошел, ну мы и потолковали. Не скажу, что он мне всю душу раскрыл — себе на уме человек, как и все руководящие кадры, однако про то, что наука об управлении в наших условиях требует исключительно творческого подхода, до него дошло. В общем, не грусти, парень, прорвемся.

Все! Готов последний лапоть. Теперь надо мчаться к Швернику, это один из Мишкиных бойцов. Челнок долбит, причем хочет его снабдить двумя балансирами и придумывает педальный движитель. Вот тоже зацепка на будущее. Им необходимы велосипеды. Нормальных двигателей в этом мире долго не будет, хотя и спорят Мишка с Марковичем на счет установки газогенератора на пятачка. Да вот беда, бак придется делать из керамики, а как прилаживать к ней трубки и откуда их брать — вот здесь и начинаются головоломки. Степи, по которым предстоит разъезжать не настолько ровные, как кажется. Норки сусликов попадаются часто, да и другие грызуны не устают совершенствовать свои подземные жилища. А вынутый грунт складывают у порога, формируя кочки. Сейчас, немного освоившись и осмотревшись, Славка понимает, что в этом неприютном с виду краю голодать будет только самый тупой и неспособный ничего видеть, ведь поймать этого зверька нетрудно. Веревочная петля на длинном удилище и терпение.

Кажется, этому им предстоит обучать в школе своих детей. Разжиганию огня трением и основам химии, добыче рыбы острогой и геометрии. Ха! Вот уж реально разносторонние люди станут населять эти места. Все, хватит растекаться мыслию. Надо исследовать верховья реки, есть челнок, палатка, спальники и решительно некого послать. Вернее, никого, кроме Квакушек, или хотя бы одной из них с кем угодно другим, он послать не отважится. А они сейчас необходимы здесь, поскольку заготовка припасов на зиму идет полным ходом. Грибы, шиповник, морская капуста, гуси, летящие на юг и делающие в этих местах остановку. День год кормит.

* * *

Хороший, однако, челнок у них получился. Грести — одно удовольствие. Славка идёт вдоль левого, противоположного от места их поселения, берега поймы. Мишка с Гаечкой несколько дней назад тоже ушли в верховья, но по другой стороне. Лейтенанту всё охота прорваться по воде к месту, где он оставил свои БТРы и большинство солдат, так что наверняка станет заходить во все правые притоки и обследовать их до верховий.

А они с Рипой планируют заезд на максимальное расстояние, что смогут преодолеть за четыре дня. И вот второй день гребут, поглядывая по сторонам. Обрывистая круча, что временами видна в просветах межу деревьями, то удаляется, то приближается. Камыш, тростник, осока и огромное количество ив. Масса водоплавающих птиц. Прибрежный участок поймы здесь узкий, с километр в среднем, и почва на нём глинистая. Опа! Тропа выходит на берег. Характерная ложбина среди пожухлой травы видна чётко. Может быть, здесь пьют животные, но посмотреть невредно.

Земля истоптана, однако среди вмятин, заполненных водой, попадаются продолговатые. А главное, тут набросано много палок, втоптанных прямо в грязь. Такой способ оборудования подходов к воде распространен среди людей. Надо бы причалить, да неохота чавкать через полосу топкой земли. А такая неудобная для подхода к воде местность тянется уже многие километры. И, насколько видно вперед — дальше тоже.

По своей воле селиться в таком месте люди не станут, если не в состоянии хотя бы построить мостки. Значит… да чего тут думать! Где-то здесь живут люди. Просто надо постараться причалить так, чтобы нос челнока выехал подальше на берег. Рипа тоже так думает, перебирается на корму, облегчая переднюю часть лодки.

* * *

Тропа вьется среди густого кустарника и выводит на поляну. На коленях, повернувшись задом к прибывшим, стоит дяденька, и орудует шилом, прилаживая шкуру к сделанному из прутьев каркасу. Амбре, исходящее от материала обшивки, вызывает понимание того, что секретом выделки шкур этот человек не владеет.

— Здрасте! — Это Рипа пискнула, увидев из-за Славкиного плеча всю картинку сразу.

— И тебе не болеть, — бурчит мужик, продолжая занятие. Чего-то он не понял.

— Вы не подскажете, как пройти в библиотеку? — Почему-то, кажется, что шутка не будет лишней.

При первом же звуке Славкиного голоса лодочный мастер вздрогнул, а потом развернулся, встав на ноги.

— Дорогой ты мой человек! — и могучие объятия по-медвежьи накрывают юношу. Рипа смотрит на эту картинку с веселой ухмылкой, но молча.

* * *

Сплетённые из прутьев, похожие на перевёрнутые чайные чашки, хижины расположены по окружности. Все они аккуратно обмазаны и накрыты сверху плотными циновками из камыша. В каждой живёт по три девушки, которых после регистрации на конкурс местных красавиц везли на базу в Лесной Городок, чтобы разместить там для проживания на время соревнований. От старших школьниц до выпускниц ВУЗов, начавших работать. Это, какое же сокровище подкинула им судьба! Пока Рипа мысленно ведёт подсчет генетического богатства, свалившегося на их сообщество, Славка соображает, чем их кормить.

С одеждой и обувью у этих девушек дела обстоят неплохо — у каждой по полному чемодану тряпья. А вот питались они скудно, почти одним мясом. Здесь в степи водится уйма копытных. Джейраны и сайгаки — точно, но еще с десяток видов помельче тоже есть. Так что на загонную охоту с ловушкой в конце маршрута у народа толку хватило. И на то, чтобы надергать клубней одного вида тростника, съедобных, между прочим. И топинамбур нашли, даже крапивные щи варили. Окрестности они обшарили на день пути в округе, и сейчас показывали съедобные травки, которые отыскали. Овес — прежде всего. А еще просо, которого набрали только на то, чтобы попробовать, да посеять весной.

Неглупый тут народ, деятельный. В береговой круче выкопали пещеру, наставили креплений, оборудуют погреб, чтобы хранить там копченое мясо. Горшки обжигают. А ведь кроме единственной лопаты, поначалу, был у них только хитро вымудренный кухонный топорик. Только Артюху — водителя, замучили тем, что постоянно мельтешат перед глазами. Ну и трещат без умолку, как он сказал. Обрадовались соли, Славка обещал подогнать её как следует, а не один горшок, что был у них с собой.

И вообще, в голове него уже зреет коварный замысел. Вон ту рыженькую Зойку они с Рипой прямо сейчас уговорят переехать в курень, Вроде как на работу приглашают. Потом пришлют сюда того бровастого танцора, чтобы соли привёз. Он как раз сейчас рыбацкое ремесло осваивает, которым девчата не владеют. Скорее всего, он здесь и останется, с позволения товарища лейтенанта. А что, место толковое, мостки через топкий берег они с Артемием сделают завтра, Благо у него с собой нормальный топор и ножовка, которую будет жалко до слёз оставлять. А придётся. Своим нужно помогать.

И стряпухи на ранчо понадобятся, тоже отсюда придется девушек звать. А еще в той балке, где они встретили камышового кота, поселятся несколько ребят из Мишкиных бойцов. Недавно проверили — там воды много по дну сочится. Колодец метровой глубины — и черпай, сколько хочешь. Земля то там добрая.

Тут главное, революций не устраивать. Или великих переселений. Потихоньку всё организовать, вроде как естественный процесс. Миграция, во как! И ведь на морском берегу люди нужны. Жалко, что не получается за один раз исполнить всё, что требуется.

Глава 10

Славка, как обычно, плетет лапоть и стратегически мыслит вслух. Его не перебивают, поскольку жуют вишнёвую смолу, привезенную Гаечкой. Там в одном месте, выше по реке, им встретились такие заросли этого измельчавшего дерева, что не пробиться. Плодов на ветвях не было, зато вся земля усеяна косточками, а на стволах потёки янтарной субстанции. Очень аппетитно выглядела. Они с Мишей её попробовали и одобрили. Видимо однообразность питания последних месяцев обеспечила восторг новых ощущений. В общем, привезли на всех.

Ну, народ и задегустировал. Всей деревней. Сидят теперь и выражают своими лицами всю гамму известных ощущений, кроме наслаждения, пожалуй. Зато никто не мешает разглагольствовать Славке, который это уже попробовал в детстве, и второй раз экспериментировать не пожелал. За что сейчас благодарит судьбу, поскольку избавлен от комментариев. Зубы то у всех послипались.

— Нас, людей, сейчас около семидесяти человек, не считая примерно сорока душ у Семёна Аркадьевича, которые вне зоны нашей ответственности. Пока у них достаточно еды для зимовки. Зато жильё у девчат в нимфатории зиму может не выдержать. В смысле, не выдержат те, кто будет там зимовать. А с ранчо сюда идут сразу девять бойцов. Ты, — кивок бровастому, — предложи, троим из них составить тебе компанию, да отправляйтесь строить тёплую хату в месте, где остановились конкурсантки. Саманную или глинобитную — на месте поймёте, да Ираида Дмитревна с Артемием подскажут. Когда будете брать инструмент — не хватайте всё подряд, нам тоже оставьте, там, у Артемия, имеется топор и ножовка. И лопата у них хорошая.

Рыжая Зойка впервые в этой компании. Причепурилась, подкрасилась. Одета по обычным для старой доброй Земли нормам, скромно, но продумано.

— Кстати, — вдохновленный всеобщим молчаливым вниманием Славик, решает слегка покуражиться, — Зоя немножко стреляет из лука. Под большим секретом она рассказала, что с девяноста метров способна не просто попасть, стрелой в корову, но даже в выбранное ею место этой самой коровы.

Она планировала варить еду кузнецам, но под воздействием безукоризненной аргументации Михаила решила, что дополнит охотничью команду наших рантье. Ну, или ранчеро. Понимаете, у них еще много патронов, но не бесконечно много.

Теперь давайте подумаем о грядущем, — жующие рты на несколько секунд остановились, — ближайшие месяцы мы живём собирательством, охотой и рыбалкой. Нам нельзя сбиваться помногу в одном месте, иначе мы всё съедим, а переходить в поисках новых угодий и переносить с собой дома несколько хлопотно. Так что нужно жить не чересчур тесно. Было три поселения, появилось четвертое, нимфаторий, и срочно необходимо основывать еще два. Вернее, четыре, но начнём с двух, а то не управимся.

Славка насладился выражением Зойкиного лица, а потом продолжил:

— Мы сейчас — это всё человечество. Необходимо расселиться так, чтобы простор и чувство локтя не исключали друг друга.

— Слав, а дальше? — это Викулька. Наконец-то собралась, как говорят, представительная выборка. Из Квакушек только Зинка ишачит, перевозя островитян на материк. Ну, нельзя было отдавать лодку чужим дядям без своего человека. Если проломят пластик обшивки — не станет судна. Так что необходимо проследить за погрузкой и выгрузкой. Да и управляться с ней следует аккуратно. Паром из настила, устроенного на автомобильных камерах, тихоходен и неуклюж. Пока он делает один рейс, Зина успевает обернуться четырежды — пробраться среди островов, пересечь широкий заросший камышом плёс, и еще одно русло.

— А дальше, радость ты наша, расскажи нам, наконец, куда вы с Зинуленькой сплавали, и что повидали? — Славка, хочет, наконец, услышать рассказ о морском путешествии. Хлопоты последних дней постоянно держали всех в разгоне, даже сейчас многие оказались здесь ненадолго по пути из одного места к другому.

Виктория освободилась, наконец, от липнущего к зубам комка.

— До лагуны-солеварни мы добежали быстро. Зойка здорово управляется с парусами и шверцами. В общем, были на месте вскоре после полудня. Планировали набрать четыре горшка соли и соорудить на мысу каменную пирамидку, чтобы на обратном пути не проскочить. А там — новости. Помнишь, когда мы уходили оттуда с солью, то оставили три кирпича, большой горшок и две связки хвороста. Лодка была перегружена, так что решили не жадничать, тем более, знали, что вернёмся. Так вот, теперь этих дровяных связок оказалось четыре, а рядом — остов палатки, собранный из жердей. Мы его накрыли парусом — и готово укрытие для ночлега.

— Это что же получается, в солеварню еще какие-то люди наведались?

— Получается. Помнишь, Рипа удивлялась тому, как здорово расположены дамбочки, которые отделяют участки с разными степенями упаренности рапы. Мы тогда еще дали перетечь из второго бассейна в третий и заполниться первому, а потом восстановили пересыпки.

— Ну, вы ребята даёте, — вырывается у Марковича. — Ворвались на чужой заводик, обслужили оборудование, прихватили готовой продукции и оставили свою утварь.

— Получается так, — соглашается Вика. — И нас за это не отругали, а идею о создании в этом месте некого общего удобства поддержали действием. В общем, мы там задержались до утра. Снова дали перелиться растворам, куда положено, наковыряли килограммов десять готового продукта в маленькие горшки, и отправились на запад вдоль берега.

— Постой, а записку для этих, вторых пользователей, вы не оставили? — недоумевает Мишка.

— Мы не придумали, что написать. И на чём. И как это оставить без бутылки, чтобы не унесло ветром. А высекать на скале карту с указанием пути к нам мы были не готовы. Очень спешили описывать побережье. Не успели отойти, как следует — берег повернул вправо, и мы повернули вдоль него и пошли уже на север. А потом опять поворот вправо, и мы уже возвращаемся на восток. А тут становится видна земля слева, и она приближается. Мы оказались в узком заливе.

Вернулись и правыми поворотами двинулись дальше. Заливчик за заливчиком, чем дальше, тем меньших размеров. Некоторые просматривались на всю глубину он входа. В общем, ёлочка-залив нарисовался, когда мы построили угловые засечки и пройденные расстояния. Зина назвала это солёным лиманом. Вода там действительно солонее, чем в открытом море. Берег — сухая степь. Выгоревшая трава и ни одного ручейка на берегу. Редкие кустики. Я, почему так подробно описываю, это потому что дальше картинка повторялась. Короче, пока мы крутились на одном месте, начало темнеть. Бросили якорь и заночевали прямо в лодке.

А утром, когда купались, видим на дне ленточные водоросли. Зина, она как рыба плавает, нырнула и вытащила одну. Попробовали — по вкусу напоминает морскую капусту. Стало интересно, поискали её на более мелких местах. На шесть метров нырять не слишком здорово. А эта ламинария у берега не растёт. Но если связать две пики, а на конец приладить нож, то можно прямо из лодки резать. И кошкой вытаскивать, сами то они не всплывают. Только Зина наш промысел остановила. На мысу мы опять сложили двойную пирамидку и двинулись дальше. Уже к полудню было дело.

А потом вообще к берегу не приближались. Получалось, что этими лиманами изрезаны все берега, но обшаривать их мы не стали. Надо ведь было проникнуть как можно дальше вдоль побережья. Шли от мыса к мысу, причём держались настолько мористо, что временами теряли землю из виду.

Сначала продвигались на запад, потом — на юго-запад, и снова на запад три дня. Берега в основном низменные, других деталей с такого расстояния не видно. Встречались кручи, скалы или их небольшие группы, но всё невыразительно так. Мы в основном измеряли углы на мысы, прикидывали на глаз расстояние, засекали курс, время и скорость. Картографировали, как Зойка сказала.

Одну ночь вообще берега не видели, шли на восток окруженные сплошной водой. Мне так жутко было, а Зинка только по сторонам зыркала, да расчёты свои делала.

— Постой, — удивилась Вера, — вы что, вообще к берегу не приставали?

— Вообще. Вода есть, керамическая печка, луна светит, и у нас очень мало времени. Так вот, — продолжает Вика, — ветер всё время с юга, волна умеренная, крейсер наш пластмассовый птицей летит. Вы не поверите — пятнадцать километров в час бежали. А на рассвете справа появилась земля, а впереди — возвышенности. Зинка легла в дрейф, и давай углы измерять и на дощечке план вычерчивать. В общем, говорит, если мы в Черном Море, то это должна быть Одесса. Только вода в море сильно поднялась. А на берегу — буйные заросли и много холмов. Не такой рельеф, как мы раньше видели, с плавными возвышениями и понижениями, а мелочный, что ли. Типа оплывших кротовых холмиков, если издали смотришь.

Высаживаться, однако, не стали. Повернули на северо-восток и понеслись стрелой. Зинка говорила, что если найдём вход в Бугский лиман, то точно определимся. У нас ведь только на двух атласах автодорог эти места читаются, так что сориентироваться непросто. После полудня уткнулись в сушу, собрались уже ворочать на восток, глядим, торчит что-то из-за прибрежной скалы. Не дерево, а вроде как руками сделано.

Пристали, пляжик там пологий и мальчишка с удочкой, Петя. Поговорили. Они, оказывается, с Дальнего Востока, и их сюда тоже в машинах накидало, даже автобус с певицами и автомобиль с заключёнными прибыли. И еще грузовик с посевным зерном, только они до него не добрались, там другая группа собралась, с которой они не дружат, вот те люди себе все мешки и забрали. Петя говорит, что это злые дядечки. Он жил в ихнем посёлке, а потом они перешли к морю.

Их тут человек двадцать, строят дом, ловят зайцев, охотник есть с собакой и вообще нормальные мужики и девицы пригожие. Петька нам показал, у кого попросить патроны. Мы чин по чину представились, попросили. Растолковали, каких нам нужно. А он велел нас накормить и сказал, что позднее с нами поговорит, и другие большие дяди тоже.

Похлёбка у них вкуснее, чем у нас, с картошечкой, с лучком и чесночком, мы попросили показать, выкопали с землёй и взяли с собой в горшках. А потом спросили, нет ли лишнего компаса, а то у нас одна буссоль на всех. И еще про бинокль, но, кажется, у них тоже нет. Я с Ниной Алексеевной, которая фармацевт, разговаривала на счёт способа выделки кож и шкур, она про кору дуба и про квасцы мне написала рецепты, только квасцов у нас нет. А все бумажки я Вере отдала, говорит, очень полезная информация.

Зинка Петьку учила закидушки закидывать и перемёты ставить. Рыбалка — это ведь как раз пацанячье занятие. Оставила крючков ему проволочных и пучок верёвочной травы на лески. Сестерция у него, Олеся, сказала, что наделает тонких шнурочков, умеет она прочно сплетать. А потом Надежда, она хоть и постарше, но общаться с ней легко, перерисовала наши карты. И тут ветер зашел с северо-запада, ну мы и рванули поскорей, пока попутно.

До ночи успели обогнуть большой выступ берега и двинули на восток. Та речка, на которой люди живут — совсем небольшая, а Бугский Лиман мы, похоже, пропустили. Там же этих заливов — один за другим, целая череда, и если впадает в какой-то из них река, то с моря этого не разберешь. К тому же ветер стал совсем слабым, много гребли. Уже когда увидели двойную пирамидку, поняли, что снова попали в знакомые места, а то ничего опознать не удавалось, словно мы разными дорогами уходили и приходили.

А потом загрузились ламинарией. Два дня занимались, но, вроде, нормальную кучу надёргали из воды. На обратном пути заглянули на минуточку в солеварню. Непохоже, что за время нашего отсутствия там кто-то побывал. И еще мы привезли камня, кажется, ракушечника, килограммов двадцать по Вериной просьбе. Мела или гипса не нашли. Мы вообще мало, что на берегу видели. Зато Зинка уверена, что море здесь — Черное, и что где-то на юге остров Крым, где навалом разных камней, потому что он гористый.

Пока шло повествование, народ поизбавлялся от жвачки и обрёл дар речи.

— Так, получается, вы никому про нас не рассказали? — это бровастый солдат не выдержал.

— Петя с Олесей и Надежда в курсе. И тётя Нина. Доложат. Как нас найти по картам разберутся. Понимаешь, ну кто там нас примет всерьез? Накормить исхудавшего ребёнка — это без проблем, а выслушивать детский лепет — увольте. Вот положи руку на сердце и скажи, о чем со мной можно разговаривать?

— О куклах.

— Вот. Но их это не заинтересовало. Кстати, Слав, я бы теперь куда-нибудь пешком сходила. Надоело мне в море, скучно там. Вода сплошная и пластмассовая коробка всё время качается.

— Хорошо. В пятидесяти километрах к югу балка, похожая на эту. Надо осмотреть ее верховья. Через несколько дней мы возле её устья высадимся бригадой с балаганом, инструментом и припасом. Ближнюю местность без тебя осмотрим, а ты дальний конец обследуй. Вдруг там неладно что-то, или наоборот нечто замечательное. Поселение я планирую неподалеку от Большой реки поставить, ну а твои данные могут эти намерения скорректировать.

* * *

Шурф, заложенный пару недель назад, углубили и расширили. Верхнюю часть его укрепили коротким срубом. Но получился не колодец, а, скорее, маленький бассейн. Славка и шестеро солдат во главе с сержантом Тучковым прибыли сюда частично на «Ниве», груженной лагерным скарбом, частично на лодке, тоже далеко не пустой. Это поселение, волевым усилием наименованное «Камышовкой» планировалось, как центр керамической индустрии. Мощностей обжиговой печи в балке уже не хватало разросшемуся сообществу, а расширять там производство мешала постоянная проблема с топливом. Далековато возить, да и проредили они в этом месте пойменные леса, и плавник повыбрали.

Зато здесь в расширенном и обмелевшем русле большой реки скапливались просто завалы принесённых половодьем древесных стволов. Поэтому поселение и располагалось у самого устья ложбины, чтобы не возить дрова далеко. Глина тут ничем не отличалась от той, что они раньше использовали, поэтому технологических проблем не ожидалось.

Конец сентября стоял тёплый, балаган укрывал от ночной прохлады, запасы провизии имелись, ничто не мешало осуществлению плана.

Славка на этот раз руками работал мало. В основном, вспоминая массу ошибок, наделанных при строительстве в балке, занимался руководством и организацией. Нельзя сказать, что всё получилось безупречно, но быстро и качественно — определённо. Кирпичи обожгли уже через неделю. Еще через неделю снова обожгли кирпичи, на этот раз уже в печи. А вообще это была почти нирвана — шесть полноценных работников без ограничений по физическим кондициям, к тому же получивших изрядный опыт любого вида деятельности на ранчо под присмотром неугомонного Ниязова.

А потом в творческую командировку приехала бригада плетельщиц лозы из нимфатория, и стены мазанок встали прямо на глазах. Девчата как-то не спешили уезжать, с удовольствием участвуя в работах по засыпке и трамбовке, по перекрытию и покрытию, так что стало понятно, что лишнего жилья в Камышовке не останется, а тёплое помещение для проведения гончарных работ в холодное время получится просто загляденье. Кроме того, уголь стал выходить неплохим. А до куреня, где располагалась кузница, по-прямой через степь отсюда было всего двенадцать километров. Опять вставала проблема тележки, передние колеса от «Судзуки», так же, как и задние, были увенчаны плетёным коробом и укомплектованы оглоблями. Возить уголь рекой отсюда получалось неудобно — два перетаскивания.

Когда Рипа заехала за Славкой и девушками, оказалось, что уезжать намерены только три из семи.

— Знаешь, даже не ожидала, что столько пар образуется, — сказала жена, когда первый восторг встречи слегка поутих, — такое впечатление, что нравы у людей становятся проще, а желания — конкретней.

— Знаешь, Миша предупредил, что посылает сюда самых надёжных, толковых и развитых ребят, — Славка просто млеет.

— Хм! Интересная иллюстрация к положению о том, что реально выбор спутника жизни осуществляет женщина, — любезная тоже иллюстрирует высказываемое положение действием, предвещающем сладенькое. — Вернее немного не так. Сложнее. Общество, где мнение партнёрши учитывается, стабильней развивается. Или что-то в этом роде.

Конечно, пофилософствуют они позднее.

* * *

Хотелось основать поселение на морском берегу. Но наступил ноябрь. Небо хмурилось, ветры стали пронизывающими, а совершать подвиги, рискуя простудиться, решительно не хотелось, так что следующей следовало основать Вишнёвку, это в том месте, где Гаечка наковыряла смолы. Но в этом году руки до неё не доходили.

Пара старых промасленных ватников, нашедшихся в БТРах, проблемы тёплой одежды не решали. Штаны и брюки из плотной самотканки хорошими теплоизолирующими свойствами не отличались — как парусина, пожалуй. А чем эти вещи утеплить, в голову никому не приходило. Даже ваты на стёганки, и то не было.

Да и самой верёвочной травы не так уж много наготовили. С момента появления мотострелков, а позднее, конкурсанток Славка просто не был способен уследить за всем объемом дел, проблем, забот. И тут, наконец, удалось нормально выделать шкуру. Конечно, меха на корове нет, но кроткая шерсть при здешних не слишком сильных морозах — неплохая защита.

Началась охота. Совсем неспортивная. Один из снайперов отстреливал животных, которых указывала Гайка. Потом на место побоища прибывала бригада, обдиравшая и разделывавшая добычу. Самое скучное — транспортировка. Ну и засолка копчение… и так день за днём. И обработка шкур тоже занятие многодельное. Материал для тёплых безрукавок получался неплохим. На фасоны и застежки ни материалов, ни навыков, ни у кого не было.

А рыжая Зоя, возвращаясь с ранчо, где ей не понравилось, или поссорилась с кем, своё разочарование выразила волкам, заинтересовавшимися толи грузом арбы, толи волом, ее тащившим. Стрел для её прекрасного спортивного лука имелось в достатке, так что транспорт сильно задержался, пока обдирали серых разбойников. А погонщик предложил девушке продолжить путешествовать с ним, повозкой и волом по здешним степям. Собственно парообразование между солдатами и красавицами происходило быстрее, чем рассчитывала Рипа. Чувства, что ли обострились, или это рассудочное?

А вообще поступление волчьих шкур на выделку оказалось существенным. Наглые твари постоянно напарывались на копья в руках людей. Так что с отстрелом диких коров остановились, как только посчитали, что копчений в погребах и кладовых достаточно.

Кстати, в манере ношения мохнатой безрукавки даже появился некий стиль, женщины нередко говорили про своих мужчин «мой охотник», пародируя индейцев. А Славка с непередаваемым ужасом ждал сначала отёла на ранчо, а потом и весеннего сева.

Глава 11

Зима здесь — чистое недоразумение. Снежок лёг только в конце декабря. Маркович как раз определился с зимним солнцестоянием. А всё-таки, если, скажем, кузнецам, гончарам, кожемякам дело есть всегда, то разведчикам и собирателям приходится переквалифицироваться. Дрова, но это навсегда, в этом мире, никуда они не денутся, и опять дрова. На четверть дня пути в пойме собран весь прошлогодний плавник. Поленницы и кучи нарубленного хвороста солидные.

В народе — новая мода. Постолы. Лапти неважно идут по снегу, а по мокрому снегу — совсем плохо. Обувка из дому у многих очень летняя. Так что навернуть на ступни обрезки шкурок — самый писк. И способ обертывания, и тонкости крепления — всё обсуждается и совершенствуется. Даже покрой начинает складываться. Имеется в виду, где пришить, а где отрезать от этой наружной портянки.

А вообще-то комфорт нынче у всех весьма ограниченный. С наступлением холодов ведение супружеской жизни потеряло значительную часть интимности. От печки отгораживаться желания не возникает ни у кого, а в помещении шесть на шесть, если там живет пять пар и одинокая беременная женщина, не то, чтобы всё на виду, но об особенностях приёмов, используемых соседями для этого самого, спросить считается не самой большой бестактностью. Тем более, ночи длинны и просто проспать всё тёмное время суток решительно ничем не занимаясь, способны немногие.

В светлое время кроме приготовления пищи, её приёма и мелких дел, типа сортировки семян, текущего ремонта одежды и всякой ерунды, связанной с проверкой сохранности припасов, заниматься тоже особенно нечем. В имеющейся одежде за пределами отапливаемого помещения некомфортно. Не столько холодно, сколько ветрено. И ветер этот влажный, прохватывает до костей, если не занят делом, от которого по жилам разбегается кровь.

И именно этим самым делом активно занимается его благоверная. Народ увлечён аэробикой, гимнастикой и танцами. Ровная площадка, на которой проводятся занятия, окопана канавой и покрыта плотным песком. Ноги не вязнут. Обязательный номер, по которому принимается зачёт — танец с кистенём. Им нужно захлестать до заранее поставленной метки кол, уворачиваясь от мешочков с песком, которыми заинтересованные зрители «подбадривают» исполнителя. Учитывая что ударная часть инструмента связана с рукояткой короткой верёвочкой — интересно всем. В обращении с этим приспособлением совершенствуются неустанно после случая, когда рядовой Каёмкин отоварил такой штукой леопарда. Он тогда кожей спины, что ли, почуял угрозу, не успел ни увернуться, ни схватиться за копье, а сработал кистью левой руки, угадав стограммовым болтом точно промеж глаз пятнистой кошке. Вообще-то тварь его прилично порвала, но это была уже агония. Потом рассмотрели, что полученная животным черепно-мозговая травма несовместима с жизнью.

Рядового зашили и через несколько дней заботливая Рипа уже поручала ему работы по кухне, носку воды в мыльню и прочие необременительные дела. А товарищ лейтенант объяснил товарищу раненому, что, собирая шиповник нельзя забывать ни о круговом обзоре, ни о постоянной бдительности, надо прикрывать соседей и располагаться так, чтобы соседям было видно, что находиться у тебя за спиной. Потом этот парень ходил с Гаечкой на охоту до тех пор, пока она не сказала, что, в принципе, теперь он не пропадёт.

Население Балки сейчас самое многочисленное из всех пяти посёлков их сообщества. Есть радиосвязь, но в резерве только одна рация. Ветрячки крутят автомобильные генераторы, большинство которых выменяли у островитян за курагу и морскую капусту. В посёлках запасено провианту, не в изобилии, но и не впроголодь. Кроме того, продолжается потихоньку охота и рыбалка. Река не замёрзла. Вернее замёрзла, но слегка, у берегов. Эти припаи нередко отрываются и дрейфуют по течению, практически неразличимые, поскольку погружены в воду, в которой постепенно растворяются. Гонять лодки стараются как можно реже, опасаясь столкновения с таким препятствием — судёнышки то у них не избыточно прочны.

Особенно много наготовили на зиму копчёного угря. Совпало удачно. В Камышовке пошло массовое производство двухведёрных керамических баков, и с ближних отмелей и перекатов начали приносить угрей, забравшихся в верши. Маркович сопоставил полученную информацию и стремительно прибыл на объект с четырьмя бойцами на всё ещё сохранившей подвижность «Ниве», чуть позже там же оказались Тинка, Зинка и Викулька, а потом — десант из нимфотория. В рекордные сроки возвели коптильню, расставили сети с мелкой ячеёй и за несколько дней создали колоссальный запас нежного копчёного мяса. Эти рыбы отлично укладывались в ёмкости, сворачиваясь спиралью.

Когда ход угря прекратился, собравшийся кворум сгоряча, по инерции, действуя с напором и агрессией, достроил сарай, докопал и перекрыл погреб и закончил обнесение плетнём будущего огорода. Уехали не все. Опять образовалась пара. А один из солдат, приехавших с Марковичем, перебрался в нимфаторий.

Еще одно увлечение накрыло поселения — лукостроение. Славка в своё время заготовил хороших прямых или правильно кривых ореховых, вязовых и акациевых сучьев, которые просушивались в тени. Часть из них израсходовали на лёгкие самострелы для Вики и Гаечки, и на серьезный рычажный арбалет для Зины, а остальные разобрали ребята, занявшиеся изготовлением собственного дальнобойного оружия. Акациевые заготовки, впрочем, как-то не пошли, а ореховые использовали на длинные, почти в рост, луки для девушек. Ну и разные другие породы народ перепробовал. Появились плетёные щиты-мишени, делались костяные наконечники и проводились состязания. Рыжая Зоя работала наставником, а Славка не вмешивался. Зима, людям надо чем-то заниматься. А владение оружием в их положении объективно необходимо. Любым. Тем более, что огнестрел и боеприпасы к нему были расписаны для осенней охоты на многие годы вперёд. Опять же за разведчиков спокойнее, если они не с одними копьями.

Палки, камни — любой кривой сучок может спасти жизнь, если нет ничего другого. Эти люди должны стать самыми опасными представителями здешней фауны — иначе станут пищей. Тут к ним павианы заходили, очень уж понравился им стожок, к которому стали подходить здешние копытные. Ребята поджидали кого-нибудь похожего на лошадку, сидя в шалаше неподалеку, а тут эти наглецы. Вышли и всыпали негодяям по первое число. Четверо против пятнадцати оказалось тяжеловато, но противнику не хватило организованности, бежал. Трупы, конечно, оттащили подальше и ободрали. Хватило на две безрукавки.

Больше всего хлопот оказалось у Рипы. Когда десятки парней и девушек начинают общаться, создаются мощные предпосылки для демографического взрыва, материальной готовности к которому в их сообществе пока нет. Можно, конечно, справиться и с этим, но лучше процесс слегка растянуть. В общем, просветительская работа отнимает у Славкиной жены массу времени. Нельзя ожидать, что эффект будет стопроцентным, однако стараться необходимо. Важно то, что благоверная заручилась поддержкой лейтенанта Миши и его охотницы Гаечки. Складывается впечатление, что идет массовая подготовка извращенцев, причем самыми циничными методами, с демонстрацией и тренировками. Хотя, методики отработаны, а контрацептивы почти недоступны. Есть некоторые приёмы, но, как говорит Рипа, оба партнёра должны чётко понимать, когда, как и каким образом.

С одной стороны очень хорошо, что отношения между полами переводятся в плоскость двустороннего сотрудничества, ведь практические аспекты достижения «вершины любви» изучаются предметно. Но, к сожалению, несколько теряется аура интимности.

— Понимаешь, Слава, на протяжении десятков тысячелетий люди в этой области вели себя, по современным меркам, довольно бесстыдно. Скажем, многие языческие культуры проводили учет родства только по материнской линии, молчаливо оставляя за женщиной право, зачать от любого, кто показался ей подходящим для этого. Там было много неосознанного, приобретённого с опытом, но человечество успешно воспроизводилось. Заметим, что даже в ограниченных по численности сообществах это не приводило к вырождению, видимо, возникающее таким образом разнообразие генетических комбинаций, оставляло достаточное количество жизнеспособных особей, после отсеяния неудачных.

Сексуальный туризм процветал веками — бесчисленное количество сказок о невестах выданных замуж за тридевять земель тому подтверждение.

Позднее, уже в период, когда сложились устойчивые имущественные отношения, в этой области начались изменения, появилась мораль, которую особенно строго закрепили монотеистические религии. Следы старой простоты, как их ни выкорчёвывали, всё-таки сохранились в некоторых первобытных племенах. До их ассимиляции нашей цивилизацией, антропологи успели немало вызнать. Например, то, чему я сейчас обучаю молодежь — это была целая культура. Культура здоровых прекрасно физически развитых людей, передававшаяся детям от родителей. Конечно, ритуалы, табу… антураж, в общем всякий. Возможно, ещё где-то сохранилось. Это ведь не напоказ.

Пока Рипа рассказывала, стихло всякое шевеление на соседних топчанах. Темнеет рано, с освещением неважно, так что в кроватку все забираются и… А людей в мазанке немало. Печка-камелёк невелика. Помещение согревает, при нужде на ней можно и готовить, дров потребляет умеренно, но всё время, так что подкидывать в топку нужно регулярно. Вместо дверки используется кирпич, вылепленный как раз нужного размера и формы. Его перемещение требует силы и навыка, чтобы не обжечься, так что подкармливает огонь обычно кто-то из мужчин.

— Получается, что мы не сохраним нашу культуру, а одичаем, — Славка подталкивает толстую хворостину, и добавляет пару палочек потоньше.

— Как бы тебе сказать, — вступает из темноты Маркович, — культура, она не чья-то, она вообще. Даже в дикой природе, начиная с всепоглощающего коллективизма муравьёв, кончая абсолютным индивидуализмом у кошачьих, можно проследить зачатки культуры. Вернее, культур. И у людей этих культур, или цивилизаций, было немало. Многие культурно подсекли основу своего существования, победив окончательно и бесповоротно матушку природу в местах своего существования. Сколько древних городов в пустынях находили!

Если верить Зойкиной гипотезе о Черном Море на юге, и прибавить найденные нами пересеявшийся сад и заросший вишнёвник — получается, что нас забросило на нашу Землю через очень много лет после всеобщего кирдыка, постигшего оплакиваемую тобой нашу замечательную культуру, накрывшую в этот раз весь шарик, а не его часть, как в прошлом. Это, конечно, тоже гипотеза, пока единственная. Однако тогда возникает версия о том, что некто перенёс в будущее некоторое количество людей. Заметь, не слишком беспомощных и даже, кое чем обеспеченных, типа стартового капитала. Да, не все прибыли удачно. Возможно, кто-то оказался под поверхностью, или грохнулся так, что уже не поднялся. Я не об этом.

Получается, что нам дали еще один шанс обжиться здесь. Неважно, каприз ли это могущественного чудака, шалость ребёнка, играющего непонятным пультом, или тщательно спланированное действие великого разума. Важно, чтобы мы повторили минимально возможное для нас количество ошибок наших предшественников. И сейчас вы с Рипой пытаетесь организовать здесь муравейник населённый тиграми. Тигравейник — вот подходящее слово. Хорошо организованное взаимодействие самодостаточных, по-сути, особей. Так еще никто на моей памяти не поступал. Прикольно. Я с вами.

Словно речь пошла по кругу, заговорила Вера.

— Мне тоже нравится эта задумка. Так что химией буду заниматься с девочками, мы уже до оснований добрались, но химикатов нет и посуды стеклянной, — поняв, что получается сбивчиво, будущая мать Славкиного старшенького замолчала.

— На ранчо бумагу сделали из камышовых колотушек. Серая, тридцать листов в сантиметровой стопке, зато неломкая, — Это Мишка из своего угла. То, что они с Гаечкой живут вместе, давно все знают, так что возлежат под одной шкурой. — Я распорядился, чтобы они написали классическую механику, пока отёл не начался. Вчера по радио спрашивали про момент вращения и рычаг второго рода. Пусть мозги-то потренируют. И этому засранцу пообещал, что не прибью, когда без костыля сможет ходить, если грамматику напишет.

В другом углу навзрыд вздохнул Денис.

— Ты не вздыхай, а вспоминай правила, через четыре дня придет арба с мясом и шкурами, там два полноценных сантиметра бумаги. И перья гусиные научись, наконец, чинить по человечески, а то наставишь клякс, стыдно будет перед потомками.

На этот раз вздоха не последовало, зато хихикнула Тамара. Вероятно, арсенал педагогических приёмов нашей армии вызвал в её душе некоторый отклик.

— Я вот о чем думаю, — заговорил Славка, — люди редко поступаются своими интересами ради других. Трудно составить команду из эгоистов. Вернее, из тех, кто жил в мире, где забота о собственном благополучии всегда на первом месте. Вот у нас до сих пор многое получалось потому, что все догадались — вылезать из передряги лучше сообща. Сбились вокруг места, из которого говорят, что нужно делать, откуда подкидывают курагу и хорошую глиняную утварь. Но это ведь закончится, как только обживёмся.

— Конечно, — откликнулся Мишка, — вокруг тебя сбились, потому что ты знал, что делать. Начитался, понимаешь, приключений, и действовал адекватно. Люди поступили разумно. И в дальнейшем будут думать, прежде всего, о себе. И если кто-то решит, что ему с нами не по пути…

— …дадим корову, вола, нагрузим полную телегу зерна и утвари, и с оркестром проводим в новые земли, — пискнула из-под Мишкиной руки Гаечка.

— А где мы всё это возьмем? — прорезался-таки Денис.

— А до тех пор, пока всего этого не окажется у нас в достатке, уйти пожелает только такой как ты… — похоже, тычок локтем прервал приготовившегося ясно выразиться лейтенанта, и не позволил оставшимся услышать определение.

— Интересно, а что мы вообще собираемся делать? — этого солдата Славка еще не запомнил, как и девушку, которую он обнимает.

— Прежде всего — разведка. В верховьях Днестра и Южного Буга, которых мы так и не нашли, должны расти бук и тис, — откликается Славка. — Тис потребуется для луков и самострелов. Бук — для подшипников скольжения. Колеса автомобилей могут закончиться, также, как и элементы их подвески. Из деревьев твердых пород здесь имеются дубы, но следует попробовать разные варианты. Нам вообще придётся во многом ориентироваться на плотников, столяров и краснодеревщиков. Нужны элементарные вещи, на которые мы дома не обращали внимания. Велосипеды, например.

— Хи-хи, — явно опять Гаечка

— Ты чего, — Мишкин голос. Значит он не при чём.

— Представила себя. Как мчусь на деревянном велосипеде, раскручивая бола, а впереди дрофа удирает зигзагами…

Народ повеселился. Потом Славка снова заговорил, а то тишина наступила сильно выразительная.

— Затем поиск на юге. В Крыму есть горы, где прорва разных камней. Могут быть и руды. Особенно в районе Керчи, кажется, по-старинному, это слово означает кузница.

Без металла нам придется туго. Перетянем мы БТРы волами в Камышовку, так их целиком в горн не запихнёшь. Взрывчатки то у вас совсем немного, а зубилом по сварному корпусу, как я понимаю, работа только для самых упорных. А шашек толовых на учения, наверно не брали?

— Совсем мало, и не толовых, слушай. Один корпус расчленим, но не слишком мелко, — в Мишкином голосе слышна озабоченность. А Славка продолжает:

— Вверх по реке надо пройти. Если мы действительно на Днепре, стоит поискать Запорожсталь. В частности — слитки, которые на прокатном стане прокатывают. Да хоть бы рельсы. Миноискатели у нас в полном порядке.

Необходимо добраться до хвойных лесов. Без смолы нечем герметизировать швы между досок корабельной обшивки, а жить у реки и не плавать по ней для нас непозволительная роскошь. Нам нужно всё и везде. И другие люди тоже нужны. Начиная с нашего количества, чтобы за счёт одних рождений создать популяцию устойчивой численности, это нужно слишком много времени. Мы к тому моменту можем позабыть физику, химию и вообще все науки. Хотелось бы помереть хотя бы при свечах, однако электрическое освещение тоже не помешает. И чтобы лампочки светили сделанные здесь.

* * *

Рипа огорошила его так, что он слегка удивился. Знал ведь, что ожидать от неё можно многого, например, сообщения о том, что непраздна. Однако оказалось иное.

— Ты на рыжую Зойку совсем не смотришь, — такое вот утверждение от любимой, это что-то.

— Понимаешь, мне с тобой хорошо, а на красивых девушек смотреть всегда приятно. И на неё тоже, — Вроде, не покривил душой, с этой женщиной надо внимательно следить за словами, чтобы не соврать по неосторожности.

— Понятно. Ничего не приметил. В общем, влюблена она в тебя по уши. Сохнет, вот как это называется.

— Беда с ней! — Славка начинает понимать, о чём зайдёт речь, и ему это не слишком нравится. — Но ведь от любви ещё никто не умирал.

— Боюсь, в данном случае мы имеем дело с исключением, — нельзя сказать, чтобы ему нравилось выражение её лица, но тон спокойный. — Бывают такие, экземпляры среди нашей сестры. Один свет в окошке, и хоть трава не расти. В общем, дружок, от лица медицинской службы тебе поручение. Сделать девушку счастливой.

— Погоди, а мы? — ситуация не нравится ему уже со страшной силой.

— Мы с тобой пока никуда не делись. Отключаем эмоции и разбираем вопрос спокойно. Во-первых, девушка обречена, пока в тебе не разочаруется. Или она — просто тень человека на долгие годы. Я вашу связь переживу, проверено, а ты… понимаешь, мужчины устроены проще. Собственно, когда ты был с Верой, я еще не так беспокоилась, а здесь мне страшновато. Можешь ведь влюбиться. Но ты и тогда всегда будешь знать, к кому идти, когда захочешь изменить жене.

Славке ясно, что возникшая между ними с Рипой привязанность это не только ночные утехи. Они одинаково мыслят и чувствуют. И сейчас он ощущает её страх.

— Думаешь, она будет ревновать, если мы продолжим хоть изредка встречаться?

— Со страшной силой. Причём учти, рожать она станет только от тебя. И никаких фокусов не потерпит, — Рипа помолчала. — Время может что-то изменить. Окружение нередко влияет на взгляды людей.

— А если она во мне разочаруется? — не теряет надежды Славка.

— Поверь мне, это произойдёт очень нескоро. Ты бы знал, какие выходки предмета воздыханий девица в таком состоянии примет с восторгом. Постепенно свежесть впечатлений уйдет, чувства притупятся, но к тому моменту, когда у неё раскроются глаза на твою мерзкую натуру бабника и вообще многожёнца, ты окажешься в плену её очарования, и мне придется довольствоваться теми жалкими крохами, которые останутся от пира вашей любви.

Такой встревоженной свою Репку Славка не видел никогда. Вернее с того эпизода, когда они тонули в машине. Чего-то он не догоняет. Женщины чутче, и яснее видят перспективу. Но он тоже должен подумать.

— Прямо африканские страсти тут у нас, — невольно чешет он в затылке.

— Африканские. Ты бы знал, что было в нимфатории. Натуральный мордобой, правда, без членовредительства. И девушки царапины на лицах пудрили. Было им что обсудить. Насилу разобралась. Правда, так и не поняла, чем дело закончилось. Есть предположение, что тоже двоежёнец там появился, причем, одна из жён — неверная.

— Типа шведской семьи? — ехидничает Славка.

— Немного легче. В случае чего двойное отцовство будет только одно. Да нет, не в натуре, — Рипа видит отвисающую челюсть собеседника, и, как всегда, жалеет его. — Не сможет мать указать, кто из этих двух парней отец ребёнка.

Воистину, мир велик и многообразен до полной непредсказуемости.

Глава 12

Если в вопросах отёла Славка не понимал ничего, а потому переживал несильно, то на счёт сева волновался крепко. В растениеводстве вообще многие хоть как-то да разбираются, или думают, что разбираются. Из трёх оскоплённых быков только один оказался пригоден к тому, чтобы возить двухколёсную телегу по маршруту ранчо — балка. Дело было не в силе. Этот уже не парень оказался достаточно покладистым и предсказуемым, чтобы погонщик мог с ним справляться. Остальная пара ждала момента, когда для них найдется упряжка, которую они не смогут нести галопом по ухабам. Плуг. С таким предметом за спиной не разбежишься. Ну и сопровождающие лица испытывали самое серьёзное напряжение в процессе поднятия целины, ни на секунду не теряя бдительности.

Конструкцию плуга обсуждали без него, поэтому, увидев комбинацию из трёх самолётов-невидимок «Стеллс», прикреплённых за «пилотские кабины» к раме, Славка зажмурился и крепко стиснул зубы, чтобы ни в коем случае не высказаться. Отвернулся и ушёл. Прошляпил он этот момент, ребята вместо плуга сделали культиватор. А упряжка пошла. Пошла, пошла, пошла… Ничего. Дикую пшеницу они теперь знают в лицо, наберут зерна за лето на следующий сев. Тем более, наделать коробочек с зубчатыми крышками несложно. В общем, хлебушка они попробуют нескоро. И потом за зиму потихоньку насажали около всех посёлков топинамбура, копать и есть который можно круглый год, кусты шиповника прижились через один, но это не страшно, посадки подновят позднее. Вишнёвые кусты, хлыстики ореховых деревцев и абрикосовые побеги.

Маркович выезжал в сад с коллективом помощников, и потрудились они там на славу. Проредили, откопав массу ростков и от проросших семян — сеянцев, и вылезших из корней — побегов. Приговор звучал неутешительно — всё это уже давно не культурные сорта. Вообще — большинство плодовых деревьев в их мире выросли не из семечка, а появились в результате приживления веточки доброго сорта — привоя — на росток от хорошо приживающегося корневища — подвоя. Вообще, приёмов в садоводстве используется множество, и все они известны только садоводам более высокого класса, чем Маркович.

Все растущие в найденном Квакушками массиве деревья были, безусловно, дикими. Среди них удалось определить также потомство яблонь и слив, а рядом нашелся немалый участок, где среди зарослей акации и лоха, перемешанных с другими, абсолютно не плодоносящими породами, оказалось немало тутовых деревьев — шелковицы. Всё это богатство требовало уймы вдохновенного труда, труда селекционера и естествоиспытателя, экспериментатора и просто любопытного наблюдательного человека. Такого среди них не было. Или был, но про него никто не знал. Так что, когда одна из красавиц конкурсанток мечтательно выразилась в смысле, что не прочь бы пожить в этих райских кущах с любимым, Маркович немедленно организовал строительство здесь саманного домика, доставку кирпичей для печки… любимого у девушки не оказалось, а жить одной ей не хотелось. Облом. Когда в середине марта, в связи с чересчур интенсивным сокодвижением, работы прекратили и разъехались по посёлкам, жильё осталось пустым.

Маркович доложил, что в следующем году ждать февраля для обрезки сада не следует. Можно начинать уже в декабре. Там огромное пространство, освоенное от силы на пятую часть. По две полных лодки саженцев доставили во все посёлки и посадили. Это делалось потихоньку в то время, пока над людьми не довлели другие заботы.

* * *

Первую в этом году разведывательную вылазку Славка произвел сам. Вдвоём с рыжей Зоей они отправились пешком на юго-запад. В пределе планировалось достичь вершины того лимана, в устье которого нашлись заросли морской капусты. Далеко, но спешить-то нынче некуда. С собой орехи, курага, копчёное мясо. Могут и поохотиться и порыбачить. Автономность не ограничена. Под ногами пружинит напитанная весенней влагой степная земля, но плотный дёрн не даёт ступне вязнуть. Прохладно, однако длинные волчьи безрукавки с «крылышками», закрывающими предплечья и толстые меховые, похожие толи на налокотники, толи на бухгалтерские нарукавники, краги защищают руки. В манере одеваться среди поселенцев появляется «национальный» стиль — удобный, не сковывающий подвижности. В области покроя штанов — ничего революционного. То, что из дома. На ногах постолы, в руках копья.

У девушки за спиной лук, у юноши — автомат. Котелок, спальники, палатка. Эх, сейчас бы одну из тех современных почти невесомых конструкций оставленного ими мира, а не эту увесистую штуку из плотной прорезиненной ткани. Не получается, чтобы совсем налегке.

Конечно, «акция» была тщательно спланирована. Как выразилась Рипа, два индейца под одной шкурою не замёрзнут. Славке предстоял штурм, поскольку на правильную осаду времени не было.

За первый день пути они добрались до той балки, которую в прошлом году обследовала Виктория. Это в период строительства Камышовки в её устье. Нашли оставленное ею кострище и привязанный к захлёстанному в землю колу керамический бутылёк с картой, следуя которой можно выйти к поселениям их общины, и дружелюбное послание. Следов, свидетельствующих о том, что здесь кто-то побывал, не заметили. Степь, вокруг них была пустынна. Те же редкие деревья и крошечные рощицы. Купы кустарника, низинки с лужами.

Поужинали, забрались в палатку и Славка приступил к ухаживанию. Ничего то ему не обломилось. Вернее обломилось его намерение к тесному общению. Они очень интересно поговорили и заснули, обнявшись, как два медвежонка. Полсотни километров за один день пройти — это немало. Хотя на счёт пятидесяти уверенности не было. Помножили время в пути на предполагаемую скорость.

За второй день пройти удалось немного. Они обнаружили на открытой местности охотящегося леопарда. Парню не везло. Серны это были, газели, антилопы или олени, определить не удалось, однако подобраться к ним незаметно зверь не сумел. Полёгшая прошлогодняя трава его не скрывала, а догнать быстроногих копытных не получилось. Леопард быстр, но к моменту, когда он сблизился с дичью, она успела так разогнаться, что хищник отстал. Да, это не его стиль. Потом этот зверь пытался выкопать что-то из земли, но, судя по характеру движений — не преуспел.

Проследив за возвращением голодного охотника в ближайшие жидкие заросли в Мишкин бинокль и оптический прицел от снайперки, ребята уже собрались продолжить путь, но, оказалось, что теперь в качестве добычи рассматриваются уже они сами. Пятнистая кошка подкрадывалась к ним. Славка изготовился к стрельбе и ждал сокращения дистанции хотя бы до пятидесяти метров, но Зоя вогнала стрелу в голову замеревшего зверя, пытавшегося обмануть неподвижностью дичь, повернувшую голову в его сторону. Агония длилась долго. Тварь успела перемешать с землей целую поляну жухлой травы. Потом снимали шкуру. Таксидермисты из них неважные, поэтому работали долго, не хотелось портить добро.

Посолили, чтобы не запахла, упаковали, и… идти стало тяжелее.

* * *

— Слава, как ты думаешь, что вообще здесь делают леопарды? — Зоя уже без содрогания позволяет его рукам обнимать её. Кажется, можно позволить себе небольшую вольность. Вздрогнула. Да, избаловали его искушенные женщины.

— Думаю, что они здесь не по своей воле. Это хищник густых лесов, набрасывающийся на добычу с дерева. И на деревьях живущий большую часть своей жизни. Видимо, в местах, где они рождаются, стало тесновато, — вообще-то то, что он сейчас позволяет себе с девушкой, это как поглаживание котёнка. Нежно и нетребовательно. Да и не особенно хочется чего-то требовать, с любимой он простился так, что звёздам стало завидно. До сих пор в душе чувство умиротворения.

— Получается, что где-то есть большие густые леса, с огромными соснами и пушистыми елями, — девушка замерла, среагировав на его действия. По-существу она права. Он тоже так подумал. И по тому же самому существу, она одобряет его настойчивость. Как может. Если хоть кто-нибудь, когда-нибудь начнёт фразу словами: «Все женщины…», Славка не поверит. Все женщины разные.

— Где-то есть. Но в этом году мы с тобой их не увидим. Поедем на Юг. В Крым, — любопытно, как она среагирует на это заявление? В старой жизни такие слова означали вполне определённые планы.

— Никогда не бывала, но много слышала. Хотелось бы, — забавно. Неужели это реакция самки? — На крейсере пойдём, с Зиной? — Хвала Всевышнему. Это разумное существо. — Искать железную руду в Керчи?

На сегодня достаточно. Они с Рипой всегда спят спина к спине, держа руку так, чтобы пальцы касались древка копья, а этот котёнок пристроил свою рыжую головку у него на плече и, кажется, сейчас начнёт мурлыкать. Права была Рипа, эта всенародно признанная мужененавистница крепко к нему прикипела. Не ручная она, напротив — такая же, как рисует её молва — дикая и неприступная, однако, с укротителем для себя эта особа определилась чётко. Выбрала, так сказать, на всю жизнь. Ужас! Спать!

* * *

На третий день пути картина вокруг менялась слабо. Степь, перелески и отдельные деревья стали попадаться реже. Прошлогодняя трава выглядела менее густой и рослой. Лужи в низинах встречались лишь изредка. А ночью в палатке они почти не разговаривали. Зоя приняла его ласки, ну и всё остальное. Было впечатление, что она сдерживала своё сопротивление. В общем, поженились. И он был у неё первым. А потом она буквально свернулась клубочком в его объятиях, хотя была совсем не крошечной, и затихла.

Четвертый и пятый дни они шли, не встречая ничего примечательного, не считая того, что вечером увидели впереди большую воду. Тот это был лиман, или соседний — неважно. Бродить по его берегам никто не собирался. Главное они выяснили.

Просчёты в определениях углов и расстояний, сделанные Зинаидой, не привели к существенному искажению картины взаимного расположения осмотренных ими мест. Контур замкнулся.

На берегу лимана и в его ближайшей окрестности — сухая степь или полупустыня, где летом воды не отыскать. Да и сейчас она тут вся сосредоточена в растениях и почве, хотя грунт влажный, но луж не наблюдается.

Зоя действительно зациклена на Славу, и ей ужасно даже подумать о том, что бы с ней было, если бы они не пошли вместе в этот поход, и ей страшно неловко перед Рипой за то, что случилось, и она представить себе не может, что же будет, когда они вернутся, и….

Славка очередной раз почувствовал себя инструментом в руках искусного хирурга. Протеста это не вызвало. Жизнь усложнялась, но за последнее время он стал сживаться с этим процессом.

На обратном пути их догнал фронт сплошной облачности. Последний день шли под дождём. Мелкий, словно висящая в воздухе пыль, он, кажется, забирался под одежду. Однако дотопали, обогрелись и вымылись в тёплой мыльне, переоделись в сухое и заснули в обнимочку. Рипин взгляд он тогда, наверное, не вполне расшифровал, но упрёка в нём не было.

* * *

Ледоход прошёл в начале марта. Прибрежный лёд пропал незаметно, но потом несколько дней вниз по течению проплывали льдины. Небольшие и нетолстые, каждая сама по себе. На уровне воды в реке это не сказалось. А вот дожди, догнавшие Славку с Зоей по дороге из разведки, шли долго. Вода в реке поднималась медленно, и это позволило согнать к Камышовке всю имевшуюся у них флотилию, две пластиковых коробки, оба челнока и тримаран долблёнку.

Ловили и тащили к берегу всё, что проносила мимо раздувшаяся река. Много натаскали. Высокая вода стояла месяц, а подмытые стволы деревьев попадались не по разу в день. Все — лиственных пород, тяжелые и набухшие от пропитавшей их воды. После окончания дождей половодье продолжалось долго. Только к концу апреля река приобрела привычный вид. Но течение оставалось заметно более быстрым, чем они привыкли. Установилось устойчивое тепло, дождики стали редкими и короткими.

Интенсивно шло обустройство Вишнёвки, во все стороны разошлись пешие разведывательные группы, но великие строительные работы Славка прекратил. Дома надо было строить из самана, это зима показала однозначно. Однако их следовало обкладывать кирпичом, которого они могли делать достаточно, но не на глину же его класть! Нужна известь, то есть известняк. Требовались деревянные полы, на которые необходим лес иного качества, чем тот, который им доступен. И следовало позаботиться об устройстве невоспламеняющихся кровель. Как это сделать — уму непостижимо. Но тростниковые или соломенные — это слишком рискованно.

* * *

Семейная жизнь Славки приобрела невообразимый шарм. Все считали, что с Рипой он расстался, и живёт с Зоей. Тут вообще всё на виду. В общем, спал он действительно с Зоей. Она нежно и трогательно прижималась к нему ночью, но вот в супружеских действиях с его стороны нуждалась нечасто. Да и стеснялась она некоторой публичности происходящего. Хоть и в кромешной темноте, но люди то рядом. В общем, действия всегда носили тщательно замаскированный характер.

Зато с Рипой он встречался нередко. Всегда скрытно и накоротке, зато бурно и с огромным желанием. Были у них примечены и обжиты укромные углы среди хозяйственных построек, шалашик в кустах… цирк, одним словом. Тайком от всех, по одному движению брови… нравится ему эта женщина.

Зато другие девушки стали оказывать ему заметно меньше знаков внимания. Нормальный деловой разговор, как человек с человеком, получался с любой. А вот улыбок или прикосновений невзначай больше не случалось. Кругом сплошные братья по разуму. Хоть мужеска пола, хот женска. Рипа объяснила, что Зою девчата побаиваются. Решительная она и очень ревнивая. И поскольку он теперь её муж — табу. А то, как бы чего не вышло. Мир повернулся к Славке новой гранью. У него безумно любимая любовница и жена, которой все опасаются. При таком тесном проживании сохранить что-либо втайне трудно, и отсутствие скандалов указывало на то, что весь честной народ им с Рипой подыгрывает.

* * *

Когда вода спала, в верховья ушла большая экспедиция на пластиковой лодке и челне. Славка с Зоей и Зиной отправились искать Крым.

С Зинкой хорошо, она понятная. Парни её сейчас не интересуют. Она намерена вырасти и созреть, а уже потом родить троих детей. Второго от Славки, третьего от мужика, который не дал ей патронов в той группе, что они нашли прошлой осенью, а от кого первого — не скажет никому. Квакушки, Вера и Рипа для него вообще как родные, дорогие и близкие люди. А вот с женой ему непросто. К себе подпускает редко, причем после проведенного по всем правилам приступа с подкопом, штурмовыми лестницами и бурным натиском. Зато ревнует его даже к собственной тени.

А сейчас лодка скользит на юго-восток, Солнце припекает пока несильно, а за кормой прячется за горизонтом берег. Они вышли из Лимана Солеварни, где никаких новых следов пребывания других людей не обнаружили. Оставили бутылёк с притёртой пробочкой с картой и инструкцией, как найти их посёлки. И вот — открытое море. Земля скрылась сзади и… появилась впереди. Хм. Слишком близко. Это не должен быть Крым.

Славка держит руль, а Зина засекает ориентиры. Зоя делает пометки на планшете — они хорошо подготовились к походу. На листе намечается контур, а берег впереди низменный. Сухая степь, глубокий залив. Нет, не слишком глубокий. Лиман-ёлочка, такой, как описывала Вика.

— Думаешь, это не Крым? — Зина разглядывает сушу в бинокль. Травинки редкие, кустики чахлые, песочек барханится.

— По внешнему виду не скажешь. По расположению вроде как слишком близко. Если это он, то налево — Керчь, направо — Севастополь. Только с другой стороны. А если не он, то справа есть проход, а слева — кто знает? Вы осенью эту землю обошли западней. Идём туда, определимся с другим берегом пролива.

Зинаида берёт солнце деревянным секстантом, засекает время, и углубляется в расчёты. Привязывает точку. Нулевой меридиан расположен у них в обсерватории, что на краю степи рядом с поселком в балке. Инструмент, понятное дело грубоват, но совершенствовать его они будут ещё не раз. А Славка поворачивает румпель. Зоя управляется с парусом. Она вообще-то хорошо вписывается в команду.

* * *

Обошли полуостров, или оконечность острова. Никакой это не Крым. Гор нет, степь, барханы, которые Зинаида называет дюнами. Источников воды не видно, растительность такая, что плакать хочется. Берег изрезан глубокими заливами. В одном из них заночевали. Вода холодновата, купаться не тянет, но дно просматривается. У них имеется с собой тазик со стеклянным дном, через которое прекрасно видны песочные холмики и водоросли. Рыбки плавают, медузы, крабов не видно. Буйства жизни не наблюдается.

Пристали, поставили палатку, сварили похлёбку, и на боковую. Ага. Вот и новый штрих. Рыжая Зоя однозначно устроилась посерёдке. Сама то притиснется к его животу, а вот другой девушке прижаться к тёплой спине своего мужчины не позволит никому.

Глава 13

Два дня пути на юго-восток под парусом, и впереди замаячила земля. Славке было страшновато на этом корыте, плетущемся со скоростью человека, бегущего трусцой — ветер не благоприятствовал, но лавировать не пришлось. Поражало Зинкино спокойствие, уверенность, с которой эта девочка распоряжалась в лодке, вызывала невольное уважение.

— Зин, ты что, юнгой ходила на «Катти Сарк»? — это Зоя интересуется. Надо же, какие слова знает! И ехидна изрядная.

— Не успела. Когда я родилась, этот клипер уже стоял в Темзе на мёртвом приколе.

— А откуда у тебя такие познания в парусном деле, в навигации?

— Нет никаких познаний, вернее мечты были, книжки читала, справочники, энциклопедии. Хотелось плавать, водить по морям корабли. Когда мы с родителями приезжали на море, тут ходили такие маленькие теплоходики, ну я и уговаривала папу, покататься. Много катались, особенно вдоль южного берега Крыма. А я смотрела на берега, и желание плавать у меня не проходило. Конечно, окажись в нашем городе яхтклуб, всё было бы проще. В общем, имелось намерение пойти учиться по морской части.

— Получается, этот перенос в новый мир способствовал осуществлению твоей мечты, — и чего это Зоя так к девчонке цепляется? Включаем соображалку.

За всю поездку Славка перебросился с Зиной от силы десятком фраз. Не было нужды в словах, почти всё ясно и так. Взгляд, кивок, движение локтя — взаимодействие налажено. Скажем, если Зина берёт мешок за горловину, то Славка за углы. Что тут обсуждать? А Зоя в этом усмотрела указание на связь. Правильно. Нельзя без связи сотрудничать. Они вообще-то в разведке. Взаимопонимание и чувство локтя важны сейчас, как никогда, без них просто пропадёшь.

А берега всё ближе, и это слегка гористые берега. Кажется, они действительно нашли бывший полуостров, который еще называли непотопляемым авианосцем. И, конечно их будет, прежде всего, интересовать самый примечательный город — Севастополь. Там весьма характерный рельеф, опознать который, возможно получится, даже если уровень моря действительно сильно поднялся и затопил берега. Это очень надёжный ориентир. А пока — ночлег на берегу.

Пристали. Картинка интересная и для Крыма характерная. Камни обрываются прямо в воду, насилу отыскали место с пляжем где, оказалось, удобно высадиться и переночевать. Попытка побродить по берегу, перешла в скалолазание, хотя форсирования вертикальных стен они старались избегать. Ничего примечательного поблизости не нашлось. Никакие растения не привлекли особого внимания.

Утром по морю дальше не двинулись. Испортилась погода, ветер разогнал волну, и пришлось вытаскивать лодку далеко на берег, предварительно разгрузив. На этот раз осмотрели окрестности неторопливо. Горизонтальных участков здесь практически не встречалось. Зелень буквально пёрла из каждой щели и на этот раз в её облике угадывались тёплые края. Встречались деревца с блестящими кожистыми листьями, названий которых они не знали. Перевалив невысокую прибрежную гряду оказались в долине, по которой сочился ручеёк. Трава и деревья — нормальное место, чтобы поселиться. Но взгляд напрасно искал столбы, дороги или постройки. Насторожили металлоискатель и хорошенько побродили по открытым местам, по холмикам и ложбинкам. Ни одного отклика.

Пока девчата наперебой с наушниками и штангой прочёсывали местность зигзагами, спиралями и петлями, Славка попытался порассуждать.

К берегу подошли правым бортом, держа курс на юго-восток. Понятно, что они где-то в северной части того, что раньше было полуостровом. Здесь, как припоминается, рельеф выражен менее ярко, чем на юге. Это примерно соответствует тому, что они наблюдают. Однако определить по атласу автомобильных дорог, куда их занесло, не зная ни одного названия того, что перед ними, задача нерешаемая.

Итак, дороги. Они здесь когда-то были. Делаем такое утверждение и исходим из него. А теперь осматриваемся новым взглядом. Да, вот тут бы он проложил путь. Мысленно сносим деревья и кусты и вот здесь должны были стоять дома. Эти чуть заметные повышения — скорее всего бывшие насыпи у въезда на мост через ручей.

В Славкиной голове рисуется картинка. По мере того, как взор выделяет особенности рельефа, он назначает им «службу». Придорожное кафе, заправка, ряд домов загибается вдоль низины. Вот здесь он бы поставил автосервис.

Жест девушкам, одна из них всегда осматривается, и тут же ответный знак об опасности у него за спиной. Собака. Килограммов пятнадцать, пожалуй. Не мала, не велика. Челюсти как у ротвейлера, но грудь не такая массивная. Энергичный тощий хвост вытянут горизонтально, короткая серая шерсть. Хвост не виляет и не поджат. Итак, на острове живут хищники.

Зоя уже настроила лук, Зина взвела арбалет, а Славка к автомату даже не тянется. Зверь близко, а копьё в руке. Пара шагов вправо, чтобы девчата могли стрелять, не опасаясь попасть в него, и вместо одного пса, который корчится, пронзенный копьём прямо из-под земли вырывается целая свора. Рывок за приклад, предохранитель, затвор, очередь, еще одна. Псы ведут себя не так, как волки, атакуют в лоб без малейших признаков страха, не отступая и не пытаясь зайти во фланг. И рожок заканчивается быстро, но Зина копьем уже протыкает предпоследнего, действуя им из-за Славкиного левого плеча, а последний, не долетев до выставленного навстречу приклада, получает в грудь стрелу.

Картинка прозрачная. Стая защищает свою территорию. Вернее, попыталась защитить, а оно, вот как всё получилось. Зина из своего арбалета промахнулась, и прибежала прикрывать его левый бок. Его нынешняя официальная радость завалила трёх псов, а он несколько растерялся. Из такого мощного, но непривычного оружия успел положить только шестерых. Нет, пятерых, первого-то копьём уделал в одно движение. Три собаки приняли на себя почти весь магазин, стеной ломанули.

Добили тех, кто ещё шевелился, и за ножи. Шкуры по-весеннему линялые, однако, на кожи пойдут. Постолы изнашиваются быстро. Присолят, и довезут до дома. Но сначала проверить, откуда они выскочили. Если что, Славка и гранаты не пожалеет в пещерку бросить, не нужны ему неожиданности.

* * *

Лаз прятался в кустарнике и оказался узким. В него просунули длинный шест с привязанным на конец пуком горящей сухой травы. Тихо. Следующим туда нырнул юноша. Ха, действительно пусто. Однако, когда-то здесь был подвал здания, построенного человеческими руками. Пол заплыл грунтом так, что до перекрытия осталось около метра, потолок долгие годы осыпался, поэтому сейчас его былая горизонтальность в глаза не бросается. Зато стены, также изрытые временем, параллельны. Хотя определить материал, из которого они были сделаны, не взялся бы никто, кроме археолога. Сколы, потёки, разводы, выкрошившиеся участки. Сколько лет прошло с тех пор, как человеческие руки это соорудили? Тысяча? Не меньше. А, может быть и десять тысяч.

Девчата тоже слазили туда по очереди. Выбрались обратно с явно изменившимся настроением.

* * *

Шкуры смотаны на ту самую, вырубленную здесь длинную палку, которой запихивали в собачье логово горящую траву. Ноша на двоих. Работа с миноискателем завершена. Территория обшарена по квадратам, ничего не пропущено. Результаты более чем скромные. Два отклика: слабый в бывшем подвале, и так, средненький на окраине представленного себе Славкой поселения древних людей — его современников. Копать они будут завтра. Не копьями, а серьезным шанцевым инструментом. Эта экспедиция собиралась очень продуманно, так что лодка оснащением и припасами нагружена, можно сказать, до разумного предела. Была. Сейчас весь скарб сложен на берегу, а корпус судёнышка вытащен из воды, насколько смогли далеко. Шторм стихает, но завтра они отсюда не уйдут.

Зоя, после того, как выбралась из подвала, выглядела углублённой в собственные мысли. Она вообще неулыбчивая, а тут совсем ушла в себя. Зинка-корзинка пришла в норму и тарахтела, как обычно, обо всём что видела, оставляя, однако паузы для прослушивания окружающего звукового фона. Массу звериных привычек приходится в себе вырабатывать искусственно, волевым усилием.

Вот и сейчас, прервав на полуслове повествование о конструкции гарпунной пушки, девочка слушает тишину. Все слушают. Немного угадывается ветер. Звук, который он рождает, путаясь в невысоких здешних скалах, трудно назвать определенным словом. Нескончаемый вздох, пожалуй. Смолкают голоса насекомых. Не слышно птиц.

Ребята сидят вокруг керамической печурки, на которой «доходит» вечерняя похлёбка из топинамбура с собачатиной. Начало апреля — время контрастов. Днём все трое расхаживали в юбках и пелеринах на голое тело, а теперь просунули головы в прорези волчьих безрукавок и подпоясались. Старая одежда ветшает, бельё превращается в тряпьё. Ткань из верёвочной травы груба, так что шаровары из неё надевают не всегда. Мужчины не видят ничего зазорного в том, чтобы походить в шотландском стиле. Нужны: шерсть, лён, хлопок, шёлк — да что угодно.

— Наверное, ты мечтаешь о том, чтобы сейчас из-за скалы вышла пуховая козочка и сказала: «Ме-е», — Зоя что, начала читать его мысли? — Действительно, там, в подвале со мной что-то произошло, — девушка помешивает варево. Чуть-чуть не готово мясо, а топинамбур напротив, переваривается. — Пока были гипотезы, гадания, всё казалось нереальным кошмаром, который развеется, как только мы отыщем людей и заживем по привычным законам, правилам, обычаям. А теперь всё! Точка! Мы — действительно — всё человечество. Права твоя Репка, о будущем надо думать не только головой и руками, но и этим самым местом. Причинным, как иногда выражаются.

Зина молчит. Похоже, последнее положение она не вполне уяснила. А Славка понял, что его только что возвели в статус двоежёнца. Официально. Или племенного жеребца? Надо немножко прояснить это место.

— Понимаешь Зоя, ты ведь, скорее всего, кроме меня никого к себе не подпустишь?

— Возможно. Пока не знаю. Нельзя перемениться за несколько часов. Но твои измены… нет, не то слово. В общем, к твоим, но не моим детям буду относиться, как к своим, а к их матерям — без гнева. Большего пока обещать не могу. И с Репкой своей уже не прячьтесь так, вам же бывает ужасно неудобно.

— Ты что, подсматривала? — Славка слегка обескуражен.

— Чуть не убила вас. Мишка лук отобрал, а Гаечка так на меня кричала…

Зинка, похоже, всё поняла. Она только кажется маленькой, а вот, поди ж ты, шмыгнула носом, снимая горшок с печки. Какая всё-таки гадость у них сегодня сварилась! А на завтрак это придется доедать холодным. Бр-р!

* * *

Пешня — это лом с деревянной рукояткой. Жало из хорошей стали, откованное на манер долота — наверное, кузнецы развернули пружину автомобильной подвески — и точеная дубовая рукоять. Переводить драгоценный металл на ломы они себе позволить не могут. Этот инструмент легче и значительно эффективней. Забавно, а ведь в их мире всё наоборот. При машинном производстве заточенная двух сторон железная палка легко вытеснила древнее приспособление, не воспетое ни одним поэтом. Кажется, у Шолохова он встречал упоминание, единственный на его памяти человек искусства, похваливший это достижение человеческой мысли устами своего героя.

А сейчас идёт проходка шурфа. С утра в подвале они быстро и легко откопали несколько ложек из нержавейки. Характер их залегания определить не удалось — не пытались ребята освободить от грунта окружающий участок, а просто рыли, пока не нарыли. В песчаном грунте, с малой примесью глины были какие-то включения, которые, по-видимому, представляли собой остатки упаковки. Но это не идентифицировалось.

Ложки отличные, с широкой шейкой, такие идут на наконечники для копий, с которыми ни на секунду не расстаётся ни один член их общины. Двенадцать штук сразу — серьёзное подспорье кузнецам. Потом они еще покопались в этом месте. Нашлись какие-то комочки, постичь былую сущность которых, им, увы, не дано.

А теперь вторая отметка, сделанная при проходе с металлоискателем. По правилу чередования белых и чёрных полос этот чёткий отклик должен быть вызван неподъёмным монолитным куском металла. Типа полутонной бабы для забивки свай, или вообще соржавевшим в монолит трактором, от которого, возможно удастся отломать некие выдающиеся детали. Хотя, теоретически, по прикидкам, которыми народ занимался длинными зимними вечерами, кроме стаканов цилиндров двигателя рассчитывать особенно не на что. С другой стороны, компактно расположенный массив ржавчины можно вернуть в металлическое состояние также, как руду превращают с чугун или железо. Жаль, что продукты коррозии цветных металлов окажутся подмешаны к составу их будущей находки.

Звяк металла по металлу. Какой прекрасный звук! Они нашли нечто. Проверяем металлоискателем и извлекаем взрыхленный грунт. Копнули. Есть! Его величество болт. На этот раз имеет смысл разобраться со способом залегания и причинами сохранности. Ведь, если в перекрытии подвала они не учуяли арматуры, значит, выплавленное их далёкими предками железо давно перешло в состояние растворов солей или окислы, вымытые и разнесённые повсюду вездесущей водой. Следовательно, наличие явно различимого монолитного элемента крепежа говорит о том, что сохранился он в неких особых условиях.

Кладоискательство им предстоит налаживать серьёзно. Вот и начнём закладывать в фундамент будущей науки первые крупицы объективных данных. Кадры, на которых археологи счищают кисточкой землю с вазы, освобождённой от грунта в месте, где она покоилась тысячелетия, видели все. А сейчас им предстоит извлечь еще полтора кубометра, чтоб добиться обнажения находки. Болт здесь лежит не один.

Ага, проявились контуры ящика. Он уже давно не деревянный, но и не угольный. Не окаменелость, пожалуй. Болты в нём по размеру напоминают что-то железнодорожное, большие, покрытые корочкой затвердевшей смазки, но сильно ржавые. Сильно — сверху, средне — ниже. А вот и гайки на дне, они сохранились хуже. Всё в мешки. Судя по виду среза грунта на раскопе, этот ящик находился в обвалившемся сооружении. Угадывается бывшая плита перекрытия, продолбленная пешнёй. След упавшей балки, оставившей как память о себе только особую окраску земли, в которую она перешла без остатка. А множественные отклики металлоискателя снизу и с боков навеивают мечты о складе всяких железнодорожных прибамбасов, где, возможно, найдутся костыли и рельсовые накладки.

— Девочки, мы никуда не едем, — Славка смотрит на чумазые запылившиеся мордашки своих спутниц. — Экспедиция больше не географическая, а археологическая.

* * *

Местечко это они обжили. Хижина с очагом, крепкая дверь. Три зимних месяца здесь будет неуютно, а в остальное время — как на курорте. В бухте с пляжем построили причал — три бревна на двух столбиках. Тропа от места стоянки лодки до постройки у раскопа вполне себе удобная, а вот возить отсюда найденные сокровища придется в несколько рейсов — больше семисот килограммов за раз грузить в эту лодку рискованно. Переход то морской.

Нашлись и костыли, и накладки, даже плиточки, что использовались для старинных деревянных шпал, чтобы рельс на них хорошо ложился. Не про всё поняли, зачем оно. Погрузились, тронулись. Многое из того, что прихватили с собой из дому в дорогу, оставили здесь, дабы не случилось перегруза. Оглянулись, различима ли построенная для приметности на невысокой прибрежной скале каменная пирамидка, и — домой. Разведчики — Зоя и Славка — сюда не вернутся. Зина привезёт кладоискателей. Эти места стоят того, чтобы уделить им самое пристальное внимание.

Ветер хорош, только волна беспокоит, страшновато за лодку. И он соскучился по Репке. Зоя, правда, ему ни в чём не отказывает, но в её отклике на его инсинуации больше покорности, чем восторга. Да, двоежёнство имеет разные стороны. Причём хороших, кажется, меньше.

* * *

Новостей в посёлках оказалось столько, что все они в голове даже не уместились. Славка начал с самой сложной. Семён Аркадьевич сообщил, что хочет присоединиться к ним со своими людьми. Этот ужас предугадывался давно и планировался именно на весну, когда подойдут к концу запасы лапши, а перспективы следующей зимовки обнажат проблемы, которые обычными методами старого мира решать не получается.

Загвоздка в том, что в их общности зрелых людей с устоявшимися взглядами, было очень мало. Маркович с Верой вообще оказались исключительно психологически гибкими, практически не влияя на комбинацию, которую выстраивали Славка с Рипой. Лейтенант Миша сразу въёхал, Ираида Дмитревна, сопровождавшая красавиц, волевыми качествами не обладала и плыла по течению того водоворота, что вокруг них завертелся, а водитель автобуса Артемий составил её счастье, оставаясь здоровым пофигистом, и отлично вписался. Из кузницы время от времени ворчала Васькина бабушка, но это скорее из чувства долга перед непутёвым внуком и непутёвой молодёжью, что чинила непотребства, предавалась разврату и не чтила старших.

Теперь в их, не избавившуюся от своих внутренних проблем общность, должны были влиться десятки людей с богатым жизненным опытом, убеждениями и принципами, сложившимися в иной среде. И не отказавшимися от них здесь, в этом диком первобытном мире. Сохранившими традиции и обычаи. Культуру, одним словом. На километр от их посёлка нет ни одного дерева или куста — всё ушло в топку. На пятнадцать километров в округе не найдётся ни птички, не зверушки. Рыба в реке, правда водится — они там недавно живут, не успели всю выловить.

В общем, такой кусок легко может стать поперёк горла.

* * *

С Репкой Славка поговорил о Зое, как только схлынул восторг от встречи после долгой разлуки.

— Понимаешь, милый, она такой и останется навсегда. Вот как заложили в неё принципы семьи и брака, так это и останется. В наших реалиях она будет ломать себя, мириться с тем, с чем в корне не согласна, но внутри у неё будет оставаться тот самый стержень, который уже никому не согнуть и не поломать. У меня он тоже имеется, и ужасно мешает. Не хочу тебя ни с кем делить, и другие мне не нужны. Только соотношение рассудочного и чувственного у меня иное. Вот и Зоя немножко меняется. Да это не из сердца — чисто волевое усилие. На него и остаётся положиться. У нас тут у всех сплошное волевое усилие во имя разума и поперек желаний.

А вообще-то их непонятного состава семья в полном составе собиралась редко. Зоя уходила в дальние охотничьи вылазки, Рипа моталась по врачебным делам — случались и травмы, и отравления, даже обычные ангины. Славка нередко гонял то к кузнецам, то в Вишнёвку, которую с самого начало поставили неудачно, в местах, где летом комариный рай. Как-то вернувшись уже в потёмках, он наощупь пробрался к своим семейным нарам и полез под тёплый бочок. А потом возникло желание… утром оказалось, что радовался он Зое в присутствии Рипы. Тут же извинился на сене за овином. От всей души.

Важно, что напряжения в семье не возникло. Ужас! Это притом, что ему бы за глаза хватило и одной женщины. В принципе — любой из двух, хотя, будь у него выбор, он точно знает, которой.

Глава 14

Славка вышел в поля. Ровные рядочки пшеничных всходов радуют глаз. Пусть плуги ему и не понравились, нравится результат. А что за постройка на краю этого участка? Размером с собачью будку, но обнесена круговой верандочкой. Нет, терраской, потому что не остеклена. Даже, скорее, это навес, стенок тоже не сделано, даже барьерчика. Вроде бы, нет у них здесь детишек, чтобы по размеру подходили к этой постройке. А для кукольного домика она великовата. Тамара еще в феврале произвела на свет пацана, ох и тарарам тогда женщины устроили! А в апреле родила Вера девчонку. Так оба младенца ещё даже не ползают. Опа! Волчок! Поилка, миска, и что-то там еще шевелится в глубине.

— Не подходи ближе, у неё там щенки, — приближается парень из Мишкиных рядовых, несёт горшочек на веревочной ручке. — Меня ещё терпит, когда подходит время покормить и подлить водицы. А на остальных рычит и норовит куснуть

— Привет Коля. А для чего животину отселили в такую даль? Одичает ведь.

— Или одичает, или приведет свой выводок к кухне кормиться. Главное — сейчас отпугивает любителей свежих побегов от наших насаждений. Кстати, ты овсы видел? Пойдём, покажу.

— Овсы? — удивляется Славка.

— А разве неправильно? Я где-то слышал, так говорили.

— Раз слышал, значит, овсы, — соглашается Славка. — Покажешь?

— Конечно, сейчас, выдам сторожу довольствие.

— А подсолнухи тоже взошли?

— Конечно, потом туда пойду, — Коля показывает такой знакомый окучник Веры, что несет в руках, — пропалывать пора.

* * *

Сорок островитян сидят перед ним кружком. Вернее сорок три, если быть точным.

— Здравствуйте, я Слава.

Недружный ответ растянулся на полминуты. Разные люди. Не грязнули и не неряхи, хотя и обносились. Оптимизма на лицах не видно.

— Вторая зима здесь может оказаться очень тяжелой. Запасы провизии подходят к концу, охота приносит немного, рыба выручает, но не радует. Приелась. Поэтому, как я понял, у вашего сообщества возникло желание объединиться с нашим.

— Вот, кто хочет, тот пусть и объединяется. Желающие работать — проживут, особенно, если голова на плечах имеется, — ага, есть несогласные. Несколько мужчин и женщин держатся группой. Похоже, у Аркадьевича образовалась оппозиция, и его «предложение» о слиянии команд — какой-то политический ход.

Ситуация и раньше выглядела не здорово, а тут просто стала откровенно нездоровой.

— Конечно. У нас — та же история. И нужны нам, конечно, работники. Излагаю весь список. Два места в глиняном карьере.

Молчание. Славка продолжает.

— Стряпуха требуется в Вишнёвке, ещё нужен садовник, или несколько садовников.

Молчание.

— Кажется, я не вовремя зашел, — юноша понимается на ноги, — не буду занимать ваше время. До свидания.

Семён Аркадьевич догоняет его через несколько секунд.

— Всеслав Ильич! Я бы хотел. Садовником.

Хм, знает ли этот кадр хоть что-то об уходе за деревьями, неизвестно. Если спросить, скажет, что он лучший ученик Мичурина, настолько ему нужно срочно отсюда сдымить. Похоже, он тут пообещал, что приедут соседи, и сразу всё станет хорошо. Или рассчитывал на отделение моторизованных стрелков в полной боевой готовности, которых электорат примет за опору новой власти. И его власти тоже, поскольку они вроде как, действуют согласованно.

— Лодка у пристани. Приходите, как соберётесь, дождусь, — сцена прощания подчиненных со своим руководителем Славку не волнует.

На берегу закинул в воду сеточку с грузиками по углам. И на третий раз принёс невод бершика. Высек искорку, раздул трут, запалил костёр и водрузил на нём горшок с водой. Чует его сердце, не скоро попрощается Аркадьевич со своим электоратом. Успеет он тем временем перекусить. А кто это в кустах?

— Выходи, или уходи, а то пырну, — Славка уже начеку.

Двое. Мальчик и мальчик.

— Мы бы землекопами в карьер пошли, если можно, только с нами ещё мама. — Парням на глаз двенадцать и десять.

— Собирайтесь, дождусь.

— Да мы уже собрались, — из-за прибрежной заросли выходит женщина. Не молодая, не старая, с узлом в руке, — просто не ожидали, что малолетние землекопы Вас устроят.

Вот как. Он, выходит, злодей, использующий труд малолетних. Да, злодей. Славка сделал ещё два заброса, и на этот раз вытащил судачка. Пока чистил рыбу, в горшке забулькало. Запустил в кипящую воду добычу, она быстро сварится. Посолил, повернулся к «гостям».

— Для землекопов они слишком худосочные. Откормим сперва, а до тех пор поработают разведчиками, — он ожидал от матери реакции, но не такой. Она уже тащит упирающихся чад подальше от страшного дяди. — Постойте, я ведь на всех варю. Перекусите со мной, потом уйдёте.

Из горшка уже пахнет, а на недавно объевшихся жаркого, эти люди совершенно непохожи. Устроились кружком, похлебали юшки, поели рыбки.

— Вы пошутили, и я пошутил, извините, — Славке неудобно, что испугал мать этих мальчиков.

— Знаете, если они научатся также легко, как Вы наполнять котелок, пожалуй, можно и в разведчики, — улыбается женщина.

— И вы научитесь, — «успокаивает» её юноша. — В этом мире нельзя быть добычей, вернее можно, но недолго. Добытчики чувствуют себя лучше. И сыновьям Вашим будет нескучно. Есть место юнги на изыскательском судне, на ранчо требуется быстроногий ковбой, чтобы пасти телят. Но туда лучше направить старшего, а то младший может не удержать в руках автомата, когда будет отстреливаться от волков.

Пацаны только что слюни не пускают от предвкушения будущих приключений, а мать принимает всё за добрую шутку? Или не знает, что и думать? А ведь Квакушки, когда Славка их встретил, были примерно на год старше её старшенького. И они девочки. Мужики обязаны… а чего они обязаны?

Посуда вымыта. Славка озирается по сторонам. Жидкие кустики — это всё, что оставил в этих местах топор дровосека. Даже палок приличных не вырубить для новых членов его команды. И в нанесённом водой плавнике ничего приличного нет. Ага, вот и Семён Аркадьевич со своей Ольгой Николаевной. Солидно нагружены. Правильно он сделал, что пришёл сюда не на челноке, а на первой из пластиковых лодок. Предполагал ведь, что всё здесь получится криво, но несколько человек увезти с собой рассчитывал.

Ближе всего отсюда Камышовка. Надо только пробраться между островов поймы, петляя протоками. Километров двенадцать, к ночи будут на месте.

* * *

Аркадьевича с его Николаевной отправил в Куренёвку с транспортом угля для кузницы. Там их снабдят утварью и инструментами и отведут в сад. Мазанка-то, построенная в феврале-марте, пустует. Матушку с сыновьями уже приставили к гончарному делу. Хотя, старшего Славка завтра увозит с собой. Ненадолго. Ниже поселения островитян до самого моря левый берег их реки никто не осматривал. Непорядок. А севера пришли не слишком понятные новости.

Сначала Зиночка на своём крейсере отвезла в Вишнёвку кирпича и, заодно, провела там астрономическую обсервацию. Когда точку положили на карту, оказалось, что ранчо находится совсем близко. Стали сравнивать с данными Мишкиных разведчиков и выяснили, что густые заросли они действительно встречали в этой стороне, но, начав пробиваться сквозь них, поняли, далеко им не продвинуться — очень уж плотно сплетались ветви, создавая непроходимый заслон. Стали обходить, и до реки не добрались. В общем, на первое место встал вопрос о прокладке просеки и налаживании сообщения с селением скотоводов, а то пять дней пешего пути через степь — утомительно всё-таки.

Потом из разведывательной экспедиции, ушедшей на север вверх по реке, вернулась лодка. Эта самая, из пластиковых листов. Первая построенная Славкой плоскодонка. Оказалось, что всего в десятке километров выше Вишнёвки река сходится в одно русло примерно полукилометровой ширины. И теперь разведчикам удобней разделиться на несколько групп, и нужны им для этого малые пронырливые челноки, которых они и забрали три штуки. Так удобней заходить в многочисленные притоки. Крупных среди них попадается немного, в основном речушки, похожие на Малую, протекающую через балку.

И теперь получалось, что их поселение находится не на Днепре, а на бывшем Ингульце. И проходит эта река через бывший же Криворожский бассейн. А вот сам Днепр они пока не нашли. И не найдут, ясное дело. Это в другую сторону.

Спутника своего Славка экипировал должным образом. Фараонская юбка и пелерина с широкополой шляпой для жары, и меховая безрукавка на случай, если погода испортится. Мальчику досталась из гепарда. Маловата она оказалась для взрослых, а второй шкуры не было. Эти звери нечасто попадают под выстрел, да и специально на них не охотятся.

Лапти взамен рассыпающихся кроссовок, копьё и топорик. Был у Фимы ещё лук со стрелами, но детский, слабенький. Неуклюжая самоделка. Максимум — уточку добыть. Матушка его Мария Викторовна, бывшая учительница начальных классов, легко вписалась в коллектив. Тут в Камышёвке всем заправлял Тучков — бывший Мишкин сержант, начавший еще с момента забивания первого кола. Порядок поддерживался, и дела шли нормально.

* * *

После поездки в Крым Славка хорошо управлялся с парусом, поэтому грести приходилось редко. В протоку, идущую по левому краю поймы вышли легко, да и поплыли себе вниз по течению. В селение островитян не зашли, только видели рыбаков, проверяющих сети. А вечером первого дня пути левый берег исчез, сменившись бескрайним водным простором. Черпнул пригоршней из-за борта — солоно. Нет Днепра, есть море. Опять у них география не складывается.

Заночевали на берегу, Славка не Зинка, которой в лодке, кажется, уютней, чем на суше. А утром отправились на восток. Чем дальше, тем сильнее отклонялась к северу береговая линия. Солёность воды уменьшалась. В полдень провёл астрономические наблюдения и определился. Глубокие заливы встречались часто, но не обманывали путников — были невелики. А потом они оказались в реке. Вода пресная, и другой берег виден с береговой возвышенности. Вот теперь сошлась география. Подниматься вверх он не станет. Туда нужно на крейсере идти, искать по берегам хвойные деревья, высаживать кладоискателей в окрестностях бывшего Запорожья. Для этого следует иначе готовиться. А они сейчас просто осматриваются.

Пересекли реку и двинулись к югу. Но берег повернул на восток. Сухая степь, скудная растительность — Славка этого здесь много встречал. Но с каждым километром природа на берегу становилась всё богаче, а солёность воды опять снижалась. На юге появилась суша. Это они опять в речное устье угодили. Ну, уж нет. Надо вернуться.

Потом снова долгий путь вдоль пустынных берегов с заходом в бесчисленные заливы. Береговая линия продолжала поворачивать и уже находилась южнее поверхности моря. Получалось, что перед ними та самая земля, что преградила им дорогу в Крым в начале апреля. Пролив сквозь неё не нашелся, зато они добрались до пирамидки, что была построена здесь вместе с Зоей и Зиной. Еще один контур замкнулся. Лагуна, в которую впадают и их Ингулец, огромный Днепр, и неизвестная река, текущая с востока — описана. А у путешественников на исходе пресная вода и дрова. Пора возвращаться на север. Заход за солью в этот раз делать не будут. Тары маловато, и пить уже сильно хочется. До Куренёвки они сегодня не дойдут, но до устья своей реки доберутся обязательно.

* * *

Возвращаться домой в Балковку Славка не торопится. По радио узнал, что там сейчас как раз обе его жены и… соскучился, конечно, но лучше с ними встречаться по одной. Поселились бы, что ли, в разных посёлках. Нет в нём замашек султанских. Так что в сопровождении Фимы он сейчас в Куренёвке, у кузнецов. Тут многое изменилось с тех пор, как уехали Квакушки. Кузница — дело чадное. Работает токарный станок, почти насквозь деревянный. И точат на нём тоже преимущественно деревянные детали для тачек и тележек. Дубовые подшипники, оси, втулки. Идут эксперименты по морению, а то слово такое, морёный дуб, слыхали все, а как оно делается — сплошные догадки. В энциклопедиях, конечно, есть упоминания, но тонкости приходится узнавать опытным путём.

Проблемы есть и со смазкой для трущихся деталей. Запасы, что нашлись в БТРах, скромны, а животный жир — это единственный пока возобновляемый источник основы производства скользких субстанций. Не брезгуют и мылом, благо уже варят потихоньку. И сало смешивают с толчёным древесным углем или сажей. Набираются опыта, одним словом.

Сегодня — поход в сад. Первое впечатление — отлично. Зимой и в начале весны здесь крепко поработали пилами парни под руководством Марковича. Громоздятся штабеля сучьев и сухих стволов, напиленных и нарубленных по размеру печной топки. Между деревьев образовались проходы, исчезло загущение крон. Отлично завязались абрикосы, и, кажется, орехи тоже нынче вырастут.

Углубились с Фимкой от края — картина первозданной запущенности. Среди плодовых деревьев масса кустов всех видов, акации, вязы, чего тут только нет. И пила слышна. Судя по звуку — конец пропила. Точно, вот и шорох падающего сука. Как интересно! Это Ольга Николаевна обчекрыживает старую засохшую акацию. А вот и Семён Аркадьевич оттаскивает сучья. Что тут скажешь, справедливое разделение труда.

* * *

Май месяц, а жара уже летняя. После обеда хозяева и гости остались в тени развесистого ореха рядом с мазанкой. Часок-другой, пока царит зной, напрягаться не стоит.

— Всеслав Ильич, а Вы раньше по какой части работали? — Ольга Николаевна собирает посуду.

— Учился в предпоследнем классе, — Славке лениво даже шевелить языком.

— Мы тут с Сёмой всё гадаем, как это у Вас всё так ладно получилось? В нашем-то посёлке поначалу дела неплохо шли. Люди сошлись на дымовой сигнал, объединили ресурсы, организовались. Охрану наладили, промысел рыбный. Построили укрытия от непогоды. А потом, чем дальше, тем гаже.

— Не знаю я ответа, Ольга Николаевна. У нас вообще всё наперекосяк шло. У одного травма позвоночника, у других машина потонула, четыре ребёнка с учительницей в прокалённой степи без капли бензина… не знаю, — Славке по-прежнему лениво, но мысли уже зашевелились. — Нам сразу пришлось приспосабливаться, привыкать к неудобствам и осторожничать.

— А как дальше жить думаете? — любопытный народ эти женщины.

— Да какая тут жизнь, одни хлопоты, — вздыхает юноша. — Почти всего нет и взять негде. Овса, правда, на зиму прилично нынче соберём. И трава верёвочная будет в достатке, только ткань их неё выходит грубая. Бельё шить не из чего. Хоть волков приручай, да вычёсывай. Или дикий хлопок искать, так это и путь неблизкий, и корабля достойного у нас нет, и построить его из здешнего корявого леса не умеем.

— А козы или овцы здесь не встречаются? — продолжает выпытывать женщина.

— Ищем. Во все стороны разведчики разошлись. И лён ищем. Однако видели-то мы его лишь на картинках.

— Знаете, Всеслав Ильич, слушаю я Вас, и создаётся у меня впечатление, что речь Вы держите от имени всего человечества, — улыбается Ольга Николаевна.

— И у меня такое же впечатление, — улыбается Славка. — Наши то землепроходцы только одну группу людей встретили за триста с лишним вёрст отсюда. Если с нашим гнездовьем считать — человек полтораста всего на весь шарик. И при таком населении нам былое житьё никак не наладить. Людей здесь нынче меньше, чем было отраслей промышленности. У нас растениеводством парень занимается, который однажды в жизни прошел через ржаное поле. И что-то по телевизору видал про лесосополосы, которые препятствуют ветровой эрозии почвы. Единственный конкретный специалист — парикмахер. Ездит девушка на челночке от посёлка к посёлку, да стрижет всех покороче. Пока шампунный завод не запустим, будем все ходить под ёршика стриженными.

— Надеюсь, с садоводством дела пойдут немного лучше, — впервые открывает рот Семён Аркадьевич. — Оленька в детстве видела, как её дедушка делал прививку грушевой веточки к айве.

Посмеялись.

— А вот, скажите, Всеслав Ильич, акушерка здесь опытная найдётся? — Аркадьевич косится на Фимку, но не гнать же парня.

— Вы же знакомы с Доком, — удивляется вопросу Славка. — Двоих уже здесь приняла. И еще троих малышей в этом году ожидаем. А вы, не шестого ли новорожденного нам на этот год готовите?

Ольга Николаевна сильно краснеет. Считай, ответила.

— Ну что же, будет у Фиминой мамы первый класс через несколько лет. А цирюльница наша, когда к Вам заглянет, поговорите с ней. Она дипломированная медсестра, хотя и почти без опыта работы. Так сказать, блуждающий агент медслужбы.

— А говорили, специалист, — к женщине постепенно возвращается нормальный цвет кожи.

— Вообще-то, я как-то не подумал, о том, что в нашем бывшем мире это люди разных специальностей.

Глава 15

Чтобы оттянуть встречу с жёнами Славка вместе с Фимой сбегал на лодке за солью, убедился, что больше никто в Лиман Солеварни не наведывался, а потом сделал крюк и завёз часть добычи островитянам. Забавно там нынче стало. Безлюдно. Груз приняли поварихи. Они же сказали, что все остальные на охоте далеко в степи. Вроде как сайгаков упомянули. Покормили вкусно, щавелевые щи очень порадовали. Никаких особенных новостей здесь не было, великих строек не велось. Работала кузница, дровоносы собирали по берегу плавник.

А потом Фима встретился со своей матерью в Камышовке, куда они со Славкой и пригнали лодку. Он заметно повзрослел за время скитаний. Не то, чтобы вырос, но ухватки изменились. Братишка вообще не мог налюбоваться на его копьё с широким новомодным наконечником, какие начали недавно ковать — одна кромка острая, как бритва, а вторая — мелкозубая пила, к которой тоже лучше не прикасаться. Как ни крути — копьё для каждого обитателя этого мира, это вещь даже более необходимая, чем мобильный телефон для горожанина в начале двадцать первого века. В туалет без них и то никто не ходит. И без кистеня. Нож в ножнах тоже имеют все, обычно односторонней заточки. Это ведь не только оружие, но и инструмент. И эта экипировка совершенствуется. Идет постепенная ротация.

Лодку здешние керамики сразу нагрузили кирпичом и погнали в нимфаторий. Маловато у них, как ни крути, плавсредств приличной грузоподъемности. А Славка отправился в Балковку к жёнам. Причин для того, чтобы не идти туда решительно не оставалось. Полсотни километров через степь вдоль кромки пойменного леса пешком. Год назад такой переход был для него немыслим. Он бы даже на велосипеде, пожалуй, не отважился бы по асфальтированной дороге. А вот, поди ж ты, идёт босиком по диким местам.

Вышел, едва забрезжило, до наступления жары не раз припускался бегом, а потом, в основном, держался в тени. Самые жаркие часы провёл в тихой затенённой заводи. Правило сиесты начинает входить в привычку. Последние километры топал уже вечером прямо через открытую местность. В полях шел сбор пшеницы. Парни и девчата с коробочками «вычёсывали» созревшие зёрна из колосьев, разобравшись по рядкам. Под ногами путались забавные толстолапые кутята, стрекотали кузнечики.

Поздоровался, полюбовался на увесистые мешки с результатами трудов, на трусильную машину, с которой работали четверо парней, удерживая ее от опрокидывания, поскольку хитрые рычажки и лопатки, скрепленные осями и колесиками, приводились в движение от единственного колеса, на которое все это сооружение и опиралось. По манере исполнения было видно, что Маркович в этой затее участия не принимал. Значит, новый Кулибин появился.

* * *

Встреча с женами произошла последовательно. Похоже, они заранее сговорились и не стали бросаться вдвоем на его единственную шею. В общем, все прошло мирно. Зато ночью на каждом плече устроилось по коротко стриженой головке, и информация нескончаемым потоком пошла в оба уха.

Сначала — самая важная. Одноногий Денис сошелся с Тамарой.

Потом — о трех солдатиках дезертирах. Они у островитян не прижились. Перезимовали в тепле, да и были изгнаны. Похоже, их взгляды на соотношение прав и обязанностей а также на пропорцию между трудовыми затратами и объемами потребностей не совпали с мнением других жителей. В общем, Мишкина мечта о набитии лиц этим парням была реализована совсем другими людьми. Потом последовала трогательная сцена прощания. Один из недоумков прибился к нимфаторию и как-то там устроился. Делает, что велят. Двух других видели спускающимися по реке на плоту, где горел костер и стоял шалаш.

В двадцати километрах выше поселка островитян на левом берегу обнаружили выходы на поверхность замечательного пласта известняка. Там сейчас группа опытных строителей возводит хату. И начались обжиговые работы. Дров в этих местах негусто, поэтому придумывают печь. Гашеная известь — единственное известное им связующее для кирпичной кладки, которое не размокает. А то состояние стен мазанок после косых зимних дождей потребовало серьезных ремонтных работ — местами обнажились прутья плетеных стен.

К строительной артели присоединились трое из бывших «подданных» Семена Аркадьевича. Вообще с этими соседями сейчас встречаются часто и многим друг другу помогают. Создалось впечатление, что после ухода старого руководителя вместе с дисциплиной ослабла и отчужденность, стремление к самоизоляции.

Первая партия гашеной извести уже пошла на кирпичную облицовку той самой хаты, что возводится в Известняковке. А еще делаются попытки промазать известью ивовые плетенки, чтобы получить непромокаемые листы для кровли. Там пока успеха не намечается. Зато Маркович перечитал на ноутбуке все, что содержало упоминание цемента.

Пешая разведка углубилась в степь на восток от нового поселения и вышла на берег Днепра. Оказалось, что по-прямой здесь всего тридцать километров. Дорогу разметили столбиками на расстоянии прямой видимости. Но селиться в тех местах пока рано, половодье на столь могучей реке может оказаться слишком бурным, так что лучше погодить. А вообще в этих местах обнаружили немало кострищ, оставленных островитянами, они здесь частенько охотятся.

Огромный сюрприз преподнесла веревочная трава. Высаженная семенами на благодатных черноземах балки она стремительно набрала рост. Сорванная в середине мая эта культура дала мягкое волокно. Не хлопок, конечно, но аналог льна. Ткань из неё прочна, но не так шершава, как они ожидали. На штаны вполне годится. А вот действительно мягкую, хотя и менее прочную ткань получили из крапивы, успевшей вымахать почти в человеческий рост в затененных местах.

И еще из Куренёвки было радио, что новая садоводиха принесла коконы тутового шелкопряда. А может какой-то другой бабочки. Но, во всяком случае, размотать их сумели. Нить довольно прочная.

А еще Зоя ждет ребенка.

Не всё прокуковали Славке его ночные кукушки. В конце мая темно недолго. Поварихи уже стучат горшками. Народ из летних плетеных домиков сбегается на утреннюю пляску. В этом сезоне модно пройтись вприсядку, размахивая над головой двумя метровыми палками. А девчата, разучивают танец живота.

* * *

До жары Славка бродил по окрестностям Балковки. Чего тут только нет. Даже кузница имеется. В Куреневке, конечно, главная, там и печь плавильная, и несколько горнов под разные задачи, но, рано или поздно, без своего кузнеца ни один поселок не останется. Обучается народ и разносит ремесло. Плотничают тоже уже почти все парни, да и многие девчата способны бревнышко обтесать. Разделение труда на мужской и женский у них размывается. Мужчина с веретеном тоже дело обычное. Или с тяпкой в поле. Навыки селянина или лесовика распространяются всеми возможными способами. Иначе им просто не выжить.

Вот бочаг-мочильня со связками стеблей, прачечные мостки с навесами и лавками, где удобно и воды зачерпнуть и постирушку отшлепать. А вот ткацкий цех. Окна здесь большие, вместе с рамами переставлены с автобуса, саманные стены, печка. Но сейчас все двери нараспашку, по помещению гуляет ветерок и девушки спокойно давят на педали, да перекидывают из стороны в сторону челнок. Полотнище получается узкое, меньше полуметра, зато ткань мягкая, бельевая. Из крапивы, не иначе.

Кстати, птичий двор тут как-то не задался. Кормушки на месте, угощение в них нарублено, а едоков нет. Утки предпочитают традиционные места кормежки и гнездования. Похоже, чего-то здешний птицевод не учёл. И еще неважно прижились высаженные ранней весной орехи. Многие засохли. Зато вишенки смотрятся бодро. И тот парень, что в прошлом году строил тримаран, вытесывает из огромного ствола здоровенный челн. Пара широких длинных досок ждет своей очереди в тени. Пока суд да дело, тут серьезный кораблик готовится. Надо же было такой огромный дуб найти! И ведь приволокли его сюда как-то.

Ходил Славка, смотрел, да диву давался — и когда же они успели столько всего сделать? А сколько еще предстоит! И, похоже, разведка в верховья Днепра — первоочередная задача. Пока он искал его устье, Мишкина группа обшарила верховья Ингульца, встретила множество лесных массивов, но хвойников в них не обнаружила. Только тую, которая не пойми что. Ни смолы добыть, ни досок нормальных напилить — мелковатые всё деревья попадаются, причем редко, строго поодиночке. Похоже, не климат ей в этих местах, мало влаги. А с другой стороны, если высадить да поливать? А как она размножается? А быстро ли растёт?

Что же, теперь ясно, что первым делом следует ускорить постройку нашива. Как? А разве есть другой способ? Только взять и самому помочь корабелу. Нет у них свободных людей.

* * *

Дуб — дерево серьезное. Но сталь крепче. Выжигать углубление побоялись, как бы не растрескался ствол лесного великана. В основном работали вдвоем, народ собирали только, когда приходило время перевернуть заготовку. Выдолбили, наставили борта, законопатили стык паклей из веревочной травы, промазали вишневой смолой. Вера с ней немного поколдовала, чего-то добавила туда, когда варила. Сказала, что не размокнет.

Больше всего переживаний было связано со спуском этого кораблика на воду, не валким ли окажется. Да все вышло нормально. На крепление киля использовали специально выкованные гвозди, зато под парусом проблем не было. Зиночка при виде этого чуда так растрогалась, что все с полным пониманием отнеслись факту узурпации ею власти на борту этого судна.

А потом созрели абрикосы в саду у Куреневки. На заготовку кураги съехалось больше двадцати человек. Славка знал не всех. Интересно было наблюдать за этими в недавнем прошлом горожанами. Настороженные и неприхотливые, способные без проблем переночевать под звездным небом, подстелив неразлучную безрукавку. Тарзаны сплошные и, нет, не Джейн, тоже Тарзаны, просто женского рода. Люди изменились.

Семен Аркадьевич и Ольга Николаевна, принимавшие у себя эту ораву, поначалу были сильно озабочены размещением гостей. Но отсутствие места под крышей никого не смутило, а Славка понял, что прошлепал он, не позаботился о возведении здесь хотя бы самой легкой постройки, чтобы было где укрыть собирателей абрикосов в случае дождя. Ничего, к моменту созревания орехов все будет. Конечно, окрестные хищники распуганы людским многоголосьем и дымом печки, но все-таки спокойней, когда ребята спят под прикрытием, на худой конец, плетеных стен.

* * *

Челн уходит к верховьям Днепра. Это надолго. За кормилом Зинка. Рядом с ней Фима в своей гепардовой шкуре. Сегодня свежо, хотя и середина лета. Паренек знает дорогу, так что в начале пути он будет проводником. Еще с ними шесть гребцов. Ветер бывает не всегда, а им предстоит долгий путь вверх по течению. Этот нашив лучше бежит, если поставить пять пар весел, но на такую роскошь просто нет людей. И так в поход уходит почти десятая часть человечества. Славка тоже хочет с ними, но его ждет могучий дуб и стезя кораблестроителя. А куда деваться? Они ведь у реки живут. Челноков у них в достатке, но рядом море, плавать по которому в пластмассовых ящиках или утлых долблёнках неуютно. А новый корабль они сделают с палубой. Хорошие клены нашли разведчики на одном из притоков Ингульца. И неплохую продольную пилу смастрячили кузнецы.

* * *

— Слав, из поселка островитян человек пришел в Известняковку, говорит, что хочет видеть нашего главного, — это Денис. Он, хотя и бодро ковыляет на своей деревянной ноге, но далеко из поселка не отлучается, и продолжает находиться поблизости от рации, чтобы не пропустить вызов.

— Ответь, что завтра буду к обеду. Утром выйду на челноке.

* * *

Сегодня Зоя вернулась с охоты, так что не помчится он никуда, на ночь глядя. Есть у него обязанности. Рипа, конечно, переночует отдельно, чтобы не слушать восторгов их встречи. Замучился уже Славка от этой комбинации. Ни одного плюса нет в двоеженстве.

— Ты знаешь, Слава, а я ведь попрощаться пришла, — Зоя сегодня даже не ластится. Понимаешь, мы попали в серьёзную переделку. Подстрелили олениху, подошли, чтобы разделывать, а тут самец вернулся с вот такими рогами, и на нас. Да так неожиданно. В общем, мы за его рога схватились вдвоем, и ни удержать не можем, ни отпустить. Зверь сильный, но двоих поднять не способен. Полчаса мы друг друга мучили, пока Костик не извернулся. Достал он ножом до горла этого зверя. А потом я… и он. Так это. Не сердись на меня, ладно? Малыша нашего я выношу, и тебе я ужасно благодарна и Рипе. Я ей уже сказала, она скоро придет.

Удивительное дело. Славке стало реально легче. Похоже, он не бабник.

* * *

Хорошие все-таки у них челноки. Легкие, ходкие, одно удовольствие ранним утром по прохладе плыть на таком вниз по течению. Солнышко только начало припекать, а он уже видит дым над печью, в которой обжигается известь. А вот и человек на берегу, лицо знакомое. Наверное, тот самый, что его дожидается.

— Привет Слава! Меня зовут Стас. — Кажется, это тот парень, что в прошлом году ломал руку. Рипа о нём хорошо отзывалась.

— И тебе привет, говорят, дело ко мне у тебя.

— Ага. Мы загнали в ловушку диких лошадок. Совсем диких, так что съедим мы их, и дело с концом. Но есть среди них несколько жеребят. Лошади бы нам пригодились, да и вам они бы не повредили. Но вот беда, таких людей, чтобы умели с конями обращаться, среди нас нет. Косы, чтобы сена накосить, мы, пожалуй, сделаем, но когда прикинули, скольких трудов все это хозяйство будет стоить, энтузиазму резко убавилось. Не настолько нам эта маета нужна, насколько от нее выгода ожидается. Словом, нужно рассудить, как поступать.

— Понятно. Зря ты это все по рации не сказал. Мне в любом случае большой хурал потребуется, чтобы разобраться. Хотя сразу скажу, жеребят мы у вас обязательно заберем, только, что из этого получится, заранее сказать не берусь. А ты, наверное, чего-то для себя попросить хотел. В смысле, для поселка вашего.

— Знаешь, ничего сейчас не потребую. Мы, конечно, нуждаемся во всем, но, похоже, съезжать нам пора с нашего места. На охоту ходить далеко, дрова приходится за километр таскать. Как это вы умудряетесь такими малыми группами такие постройки возводить? Живете редко, а как нужда возникает — и куча народу съезжается. Вон, глазом моргнуть не успел, а тут тебе и домик стоит, и печка, — Стас кивает в сторону дымящей трубы. — И народу здесь живет всего-то шесть человек.

— Думаю, вашим людям сейчас лучше всего раствориться в наших. Подмешаться, так сказать. Перенять обычаи, не смотри так удивленно, они у нас уже есть. И среди них встречаются довольно странные, если посмотреть взглядом выходца из той среды, где все мы произросли. Мы сознательно готовимся к жизни в диких условиях, при этом строим теплые дома, сеем хлеб и пасем скот. Нет, путаница получается, если рассказывать. Одно за другое цепляется и лучше это на себе ощутить.

— Да видел я уже Фимку. Пацаном уехал, а через месяц — рыбак, охотник, самостоятельный и спокойный. Ладно. Перетру с народом.

Глава 16

Июль, маковка лета. В балке народ только что пообедал и растёкся тонким слоем под навесом — сиеста. Впереди часа три пекла, которое лучше провести в тени. Подрёмывают на лавках, на циновках или бросив под бочок безрукавку. Только Тинка сидит за столом, разложив перед собой листочки, и напряженно думает. С этой девушкой у Славки интересные отношения. Они очень хорошо понимают друг друга, поэтому мало разговаривают. Хватает обычно короткой фразы, кивка — и единодушие достигнуто. И это очень хорошо, потому что она и Рипа занимаются практически всей организационной рутиной. Всё-таки их семьдесят человек, разбросанных по семи посёлкам. И многие действия необходимо координировать.

Славкина любимая занимается, грубо говоря, душой и телом людей, а всё остальное выпадает на долю этой девочки-подростка. Шкуры и гвозди, горшки и высадка саженцев.

— Тин, что-то ты сегодня совсем загрустила, — Славке действительно интересно, — о чём она задумалась.

— О делах наших скорбных, — она его, как всегда, прекрасно поняла. — Живём мы скудно, по меркам былой жизни — просто убого. Не брезгуем отварным топинамбуром, лишь бы не надоевшая хуже горькой редьки рыба. Ходим босиком или в навёрнутых на ступни лоскутах кожи. Даже на нормальные лапти лыка не хватает. В холода носим шкуру с прорезью для головы. Зимой по двенадцать человек ютимся в одной мазанке, где печка — кирпичная буржуйка. Кузница работает, когда есть уголь, который возят на ручной тележке за двенадцать километров. Ладно — в Камышовке оптимальные условия для сбора плавника, и несколько парней занимаются этим неустанно. Но основная его часть пожирается обжиговыми печами. Кирпича уже наделали на полтора десятка небольших печей для мылен, готовки, и зимнего отопления. Но основной расход дров — на горшки для приготовления пищи, консервирования и хранения копчёностей. Да уголь жгут не под дерном, а за стенкой обжиговой печи, в пазухах, Это сильно экономит дрова, а то их вообще не напасешься. Всем приходится пахать с перерывом только на сон и приём пищи без праздников или выходных.

Наши тёплые тесные дома имеют холодные глинобитные полы, и стены их размокают зимой, когда разбухает от влаги земля, на которой они стоят, а косые дожди хлещут в их стены.

Пока Тинка говорит, народ навострил уши и подтянулся. Нечасто они слушают разговоры «за жизнь». Как раз сейчас сюда собралось много девчат. Время трусить колоски — зерна собирается помногу. А девушка продолжает.

— Понимаешь, Слава, это не жалоба, а постановка вопроса. До сего момента мы решали все проблемы, не слишком задумываясь об оптимальном пути. Многое делали впервые, бессчётное количество раз ошибались. Иначе бы мы могли просто не выжить. Слишком многое требовалось делать быстро. Сейчас ситуация лучше. Нам известен здешний климат, понятно, где что можно добыть или найти. И просто необходимо оптимизировать усилия, чтобы не совершать лишней работы, и не переделывать ранее сделанное.

— Вообще-то, не всё так плохо, Тиночка, — это Маркович перевернулся на бок, лицом к дискуссии. — Плуг за один проход не только подрезает корневища травы, но и через каждые пятнадцать сантиметров высаживает зёрнышки в три рядка. Пшеничка растёт, как картинка, только участки с пыреем надо обходить, но его в степи растёт негусто. Коля вроде разобрался, какая травка его глушит. Говорит, что на рожь похожа. В общем, через несколько лет сообразим, чем его выводить. Ну, и насчет одновременности созревания проблема, наверное, на десятилетия.

— Вернёмся, пожалуй, к конструкции наших домов, — Тинку так просто с панталыку не собьёшь. — Альтернативы саману у нас нет. Значит нужно защитить его от дождя, обкладывая кирпичом, и поставить дом на фундамент, чтобы предотвратить промачивание снизу. Кирпича на это не напасёшься, вернее не наобжигаешься, или это будет безумно долго, и кирпич, говорят, размокает. Но, главное, сам фундамент не должен пропитаться водой, иначе ничего он не защитит. Саман постепенно намокнет снизу вверх, и перестанет держать тепло.

— А если сложить фундамент из камня? В нашем мире так делали, — эту девушку Славка по имени не знает.

— Камень в кладке надо связать, — похоже на простые вопросы ответы у Тинки готовы. Давно думает. — Если сложить на глину — то на то, и выйдет. Намокнет глина и намочит стену. А если класть на гашёную известь, то вода через неё тоже может просочиться. Насколько я помню у нас всегда между стеной и фундаментом клали гидроизоляцию из рубероида, которого мы с собой не прихватили.

— Получается, придется изготавливать керамические поддоны, типа черепицы наоборот, — встревает Маркович. — Только поддоны глазированные. И камень с моря лодками надо возить. Слушайте, это намечается серьёзное инженерное сооружение.

— Каменюки мы в степи видели неподалеку от Известняковки, километров с десяток, наверное, не дальше, — вставляет словечко Гаечка. — Ой, а как мы вола на тот берег перевезём?

— Сначала нужно ещё извести на эту затею наобжигать, — волнуется Славка.

— А куда мы денемся? — улыбается Тинка. — Полметра саманной стены с кирпичной облицовкой на каменном фундаменте и керамических поддонах, — суммирует она для себя. К зиме в Известняковке такой поставим. Деревянные полы, стёкла в окна — с этим пока придётся подождать. Кровлю сделаем из тростника, как обычно. Кстати, Слава, надёжно не протекают только те крыши, которые вы с Марковичем делаете.

Сразу вспоминается, сколько они тогда, на первой хате мучились, пока подобрали способ укладки и крепления этого непривычного материала.

— Не переживай, Тиночка, всё устрою в лучшем виде, — Славка уже понимает, что дальнейшие работы по созданию второго челна будут проходить без его участия. — Только сначала на ранчо схожу, там совсем с протечками замучились. Как раз камыш сейчас в нужной поре. А потом в Вишнёвке тоже лучше мне заняться этим. Заодно хоть пойму, отчего у нас там всё идёт через пень-колоду. А тем временем и наш новый крепкий дом подоспеет. — Так, теперь его удел — кровельные работы. Они с Марковичем здесь в балке знатно покрыли крышу, ну и в Камышовке тоже Славка руководил этим делом, так что в двух селениях от дождей постройки не страдают.

— Ладно, с жильём понятно. Если первая постройка покажет себя хорошо, то мы ведь по одному домику в год возводить запросто сможем, — Тинка отнюдь не выглядит счастливой. — Но не забывайте про стекло. Пока в наших домах не будет светло, вести нормальные записи, мы сможем только летом. Ни учёбу в зимнее время не наладить, ни документирования полученных знаний, ни работ с тонкими устройствами. Да половина дел замирает, едва становится холодно или дождливо. Так что окна нужно сразу делать нормального размера, и пока нет прозрачного материала — заделывать непрозрачным.

— То есть ты полагаешь, сейчас следует сконцентрировать усилия на обустройстве. Обжиться, приспособиться…

— … отработать технологии, — вступает Вера. — Понимаешь Слава, наши разведчики уже неплохо обшарили окрестности, и очевидно, что место, куда нас занесло, совсем даже неплохое. И нам разумнее уделить внимание тому, чтобы оно стало нам настоящим домом. Уже есть щелочь — известь. Еще бы найти источник для получения хотя бы серной кислоты, и массу нужных нам веществ мы сможем получать. Будет что-то огнеупорное — переделаем горны, тигли изготовим. Сейчас бы хоть самую малость халькопирита отыскать, это ведь очень распространённый минерал. Нам не нужно огромное месторождение. Хватит и скромного локального образования.

— А чего его искать? Видела я его на левом берегу, — и эту светловолосую девушку Славка не знает.

— Уверена? — Вера сильно удивлена.

— Хто же ни знаеть халькопириту, — начинает блондинка старую шутку, но делается серьёзной. — В книгах про камни он упоминается, я вообще-то про драгоценные сначала читала, потом про полудрагоценные, про поделочные и всякие другие. Увлеклась, в общем, даже думала, не пойти ли на геофак. Только выходы встречались далековато от берега, мы всего раз туда дошли, когда раненого оленя догоняли. Ну, знаете, такие, с помятой мордой. А образцы у меня в коллекции были, они с виду очень разные, только всегда сразу понятно, что это именно он, какого бы цвета ни был.

— А что из него делают? — интересуется Вася.

— Да много на что он годится, — на Верином лице довольная улыбка. — Тебе в рогатку, а я серную кислоту попробую добыть. Это ведь соединение серы, вот что важно.

— Сера есть, уголь имеется, еще бы селитры — и сделаем порох, — радуется Мишка.

— Селитру, к твоему сведению, веками добывали из навоза. Только я не знаю как. Если соображу, никакого баловства с порохом не допущу, — Вера уже начинает сердиться. — Селитра в тысяче мест нужна. От выделки кож и заканчивая массой химических процессов. Я уже смотрела в ноутбуке. Нет там описания технологии, хоть тресни. Так, пара намёков. Придётся экспериментировать.

— Еще у нас со скотоводством неладно как-то. Коровы есть, а молока нет, — Тинка продолжает перечень проблематики.

— Молока парни мои добыли один раз пару стаканов, — включается в разговор Мишка. — Правда, самыми недостойными и настойчивыми методами, действовали. Я бы сказал, исключительно силовыми. Не одомашниваются эти коровы, привыкли к вольной жизни, а другой не знают. Зато приплод этого года от маток ребята уже отняли. Два бычка и четыре коровки. Ты Тинка пойми, пока животинка рядом с человеком не вырастет, слушаться его она не станет. Ну, нет среди нас ни одного укротителя. Потерпеть еще нужно, пока расплодится ручное стадо. Кстати, как с жеребятами будем поступать? Ниязов, он ведь с детства на тракторе, о лошадях у него только общее представление.

— А откуда жеребята? — эту девушку Славка тоже не знает.

— Островитяне поймали каких-то диких коняшек, — откликается он. — Предлагают их нам в обмен на наше дружеское благорасположение.

— Там что, и маленькие есть? Они такие интересные!

— Слушай, если ты имеешь к конному делу хотя бы малейшую расположенность, забирай их и радуйся, сколько влезет, лишь бы потом на них ездить было можно, — снова Мишка. — Парням на ранчо за коровами бегать уже тошно. На привязи пасти — коррида каждый раз, как на другое место переводить. В загоне держать — только успевай сено подтаскивать. А ведь по здешним местам получается, что мясное стадо считай, круглый год отлично продержится на подножном корму. В общем, без лошадок — совсем тошно.

— Я бы попробовала. Занималась ведь выездкой, — девушка вдруг всхлипнула. — На конкурс везла ролик, где я на Ёлочке вальс танцую.

Пока девчата успокаивают расчувствовавшуюся подругу, Славка прикидывает, сколько пшеницы в этом году пойдёт в пищу. Получается, что по паре караваев на нос они испекут. Ох, и покрутят все по очереди ручку фарфоровой кофемолки. Надо соображать, из чего делать жернова для нормальной мельницы.

А Рипа сегодня что-то молчит.

Между тем вокруг затеявшей лёгкую, такую милую истерику конной спортсменки, собрался кружок сочувствующих, которые тоже начинают терять самообладание. Не бабский вой, но вариация на эту самую тему в облегченном варианте. Хоровое всхлипывание без дирижёра, вот как это выглядит. Для мужика такое — словно удар ниже пояса. Намного ниже. В общем, лишает воли и способности действовать осмысленно. Ага, и благоверная в этом же кружке, тоже что-то причитает. А глаза у неё сухие. Конечно, плачет-то она только ему. И как же здорово, что только она одна сейчас этим занимается.

Наверняка очередной раз объясняет женщинам, что они сейчас переходят из неолита в общество первобытных земледельцев, хорошо, что не мотыжных, и не менее первобытных металлургов, хорошо, что не медно-бронзовых. Что непрерывное урезание собственных потребностей — это для них в настоящий момент — единственный вариант не свихнуться от чувства безвозвратной потери благоустроенного мира, который они потеряли. И наращивание собственных физических кондиций — лучший вариант не слететь с копыт, испытывая тяготы и лишения, которых тут всем предстоит хлебнуть еще не один ковшик. Пока совместными усилиями они не отломают ему ручку. Этому самому пресловутому ковшику.

А вот на Тинку и Гаечку забавно посмотреть. Эти крохи не выглядят подавленными. Понимают, сочувствуют, но они уже другие. Окончательно и безвозвратно потерю прошлого своего бытия эти малявки приняли год тому назад. И с тех пор только приобретают. Друзей, поддержку, тёплую печку и уверенность в будущем. А ведь, действительно, для некоторых эта жизнь всё ещё выглядит, как затянувшийся пикник с элементами соревнований по выживанию. Там, в глубине души многие рассчитывают на благополучное завершение приключения и возвращение домой. И подтверждение тому — отсутствие человеческих жертв. Это что же, устроить экскурсию к трейлеру, на могилу дальнобойщиков? Возможно. Остатки металла необходимо забрать, и могилку поправить. Что-то там осталось после весеннего половодья?

— Вообще-то нам не так уж необходимо повторять весь путь человеческой цивилизации, — включается в дело просвещения Маркович. — Нам известно многое из того, до чего люди доходили веками, путём жертв, ошибок, неудачных экспериментов и случайных наблюдений. Просто следует хорошо думать, чтобы делать поменьше ненужных шагов. Вы ведь прекрасно помните, что как только в результате роста производительности труда возникли излишки — сразу появились желающие ими воспользоваться. Жрецы, разбойники, защитники от разбойников. Общество структурировалось, появилась элита, вожди и правители, их ближайшие помощники. И началось изготовление предметов роскоши, что дало толчок развитию искусств. А производство оружия породило гонку вооружений. История совершенствования щита и копья, меча и доспеха широко известна. И именно в этих областях быстрее всего совершенствовались технологии.

Нам не обязательно повторять все зигзаги прошлого. Можно действовать избирательно. У меня создалось впечатление, что основная масса минеральных ресурсов на Земле была использована нашими предшественниками. И нам имеет смысл ориентироваться на то, что можно вырастить, извлечь из воды, воздуха, почвы. Нет, без металла обойтись не получится, но не стоит зацикливаться на нём. Речь о том, что имеет смысл научиться обходиться немногим. Только необходимым, поскольку натура человеческая, насколько мне ведомо, не знает понятия «достаточно».

А металла сейчас у нас достаточно. Ножи имеются уже у всех, наконечники на копьях тоже у большинства металлические. Иногда, действительно, бывают нужны предметы, которые сделает кузнец. Но не будем порождать железных машин, лишающих нас радости физического труда.

Первой, после короткой паузы, захихикала девушка, любившая жеребят. Народ от души повеселился. Верин малыш проснулся и потребовал за это компенсации в виде порции материнского молока, а дискуссия не заглохла.

— Так Маркович, не пора ли организовывать движение Луддитов?

— Сбрасываем «Ниву» в речку!

Оторжали своё, отхихикали.

— Маркович, объяснил нам что, всем нужно сделаться индейцами? Жить в равновесии с природой? — эту девушку Славка совсем не знает. — Так, чтобы, где бы ни оказался, всюду находить кров и пропитание?

— Слав! Объясни человеку, — Маркович явно тушуется.

— Девочки, то, что было описано, это как раз то, что нам сейчас необходимо, — Славку тоже не сразу собьешь с панталыку.

— Так ведь мы совсем не против выучиться на Покахонтес, — не унимается неуёмная. — Нас бы кто поучил.

И Славка понимает, что на ранчо он пойдет не раньше, чем научит этих красавиц нормально обитать хотя бы в этой самой пойме. Не самом, кстати, неудобном месте, особенно, если вспомнит берега солёных лиманов на юге.

* * *

На урок явилось шестеро. Присутствие Тинки и Гаечки Славку откровенно смутило.

— Девочки, вы же всё лучше меня умеете, — сразу обратился он к Тинке. — Это мне у вас учиться нужно.

— Не знаю, не знаю, — на лице Тинки нет ни малейшего признака ехидства.

— Идемте, — Славке откровенно страшно. В присутствии Квакушек он предчувствует, что попытка научить красавиц простейшим приёмам жизни в дикой среде покроет его голову срамом.

Семь километров по степи босиком никого не смутили. Хоть что-то. Уже не барышни кисейные.

— Представляем, что нам просто нужно перекусить. Съедобных плодов мы не знаем, — Славка смотрит на камыш. Остальные тоже смотрят. — Это позднее. Он и сейчас съедобен, просто в августе и сентябре его корневища лучше на вкус. Но ограничим пока круг наших знаний.

Итак, нужно поесть мяса, а его желательно приготовить на огне. Кремешков ни у кого нет, трута — тоже.

Общее «Да» Славку смутило, — что, правда?

Тинка и Гаечка из-за спин взрослых учениц неприметно хлопнули по сумочкам на поясах, а в отношении остальных Славка откровенно смутился. Явный недосмотр. Чей? Отож! Нельзя же каждый раз добывать огонь трением. Тем не менее, показал, как при помощи верёвочной травы, ракушки и нескольких палок можно развести костёр. Даже тополиный пух не потребовался, обошелся растрёпанной и высушенной на раскалённом песке травинкой.

Гаечка даже спросила: «У вас что, даже прикуриватель в машине не работал?»

Пришлось рассказывать, как всё сначала утонуло, а потом было вытянуто из воды. Потом показал, как вырезать рыболовный крючок из деревянного сучка. Как построить халабуду. Девушки тоже не молча внимали. Одна насобирала ракушек, другая изловчилась поймать прямо в воде черепаху. Всех их, и ракушки и черепаху, отпустили, поскольку есть не собирались. Гаечка научила пользоваться бола, Славка тоже потренировался. Камнелюбивая блондинка научила всех ставить петли на зайцев. Обмен опытом продолжался весь день. Кстати, поймать рыбку на деревянный крючок тоже удалось. А когда Тинка комочком влажной глины, насаженной на конец прутика, попала в бок не в меру любопытной лисе, показалось, что уже все придумки придуманы, все рассказки рассказаны, а показки показаны.

Не тут-то было. Оказалось, что отпугнуть комаров можно натеревшись полынью, подманить утку несложно, крякнув травинкой. Любительница жеребят продемонстрировала, как бичом сбивать орехи лещины, правда сами сбитые плоды отыскать не удалось. Одна из учениц оказалась из циркового кружка. Ножи метала — залюбуешься. Конференция вместо урока, обмен опытом, вместо обучения — вот что получилось. Славка узнал нового больше, чем сам изложил. Но день прошёл не зря. Девушки почувствовали себя как дома на берегу этой славной реки.

И в план обучения, обязательного для всех, теперь можно смело вносить длинный перечень навыков. На счёт того, что личный состав мотострелкового взвода необходимо постепенно призывать на сборы по затронутой сегодня тематике, сомнений у него не было. А ведь вокруг бескрайняя степь, где тоже масса особенностей, знать которые просто необходимо.

Глава 17

О том, что лидерство его сохранилось в чисто символическом виде, Славка уже догадался. Потолковал вечером с Рипой, и понял, что всё значительно хуже. Никаких забот и хлопот убавлять ему никто не собирается, и даже на малейшую лепту его влияния никто не претендует. Дурных нема. Да, на нескольких направлениях складываются некие группы, над которыми осуществляется постоянное руководство, появились специалисты, ради успеха которых трудятся многие. Но их стихийно сложившееся общество всё еще представляет собой кучу случайно собравшегося народу, в которой даже мотострелковый взвод постепенно растворяется, хотя его очертания по-прежнему слегка просматриваются.

Так что тянуть Славке руководящую лямку предстоит еще неопределённо долго. Тинка вообще считает, что просто помогает ему не упустить то, о чём, он, возможно, просто не успел подумать. А лейтенанту мотострелков комфортно, поскольку имеет вводные, которые придают жизни некую направленность. И тот факт, что за прожитый здесь год ситуация кардинально поменялась, что первичное обустройство завершено, и прямая угроза гибели им больше не грозит, что следует несколько изменить перечень первоочередных задач — это всё не меняет общего отношения к молчаливо признанному вожаку. Справляется — вот пусть и дальше справляется.

— Слав, я всё никак тебе не расскажу, — это Мишка. — Из того автобуса, что в нимфатории мы горючку перевезли на ранчо. И островитяне бак от седельного тягача сохранили, там тоже дизтопливо. В общем, на один БТР рассчитывать можно, даже с небольшим избыточным запасом хода. Командир, стрелок, водитель, четыре десантника — если что — эту силу можно выставить в течение считанных минут против любого супостата.

Мишка выглядит умилительно. Конечно, не хочет он ломать на металл свои любимые игрушки. Наверняка ведь оставшаяся пара в полной комплектности законсервирована в тщательно устроенных капонирах. Да оно и ладно. Есть у них пока металл. Из «пятачка» и «Судзученьки» все железки, удобные для переделки в нужные вещи, отвинчены и прибраны. Стёкла давно красуются в окнах производственных помещений. Колёса служат на гужевом транспорте, вместе с частями подвески, прикреплёнными к деревянным рамам повозок. Но их металл, особенно детали корпусов, далеко не исчерпаны. Плюс к тому хорошая прибавка в запасах материала для поковок была сделана за счёт железнодорожной «фурнитуры», доставленной из Крыма. Да и «островитяне» интенсивно сдают то, что успели вывезти на «материк» или припрятали в пойме. Там еще на четыре арбы или пару четырёхколёсных экипажей набралось только комплектных колёс с резиной и нужными деталями подвески. Ну и металла во всех видах изрядно.

Сами бывшие островитяне помаленьку перебираются в селения соседей. Жилплощади-то осенью было построено с запасом. В Балке семейный дом на двенадцать персон и общежитие с двухэтажными кроватями на шестнадцать мест. Такой же набор жилых строений в Камышовке. После сева аналогичного размера мазанку отгрохали рядом с куренём, только на этих площадях все семьдесят «старых» членов общины размещаются пусть и тесновато, но в тепле. К зиме новый дом будет и в Известняковке, и в Вишнёвке поставят обычную хату, а для шестнадцати жильцов на ранчо всё давно готово, хотя там и половины такого количества людей не бывает. Так еще в Нимфатории есть отличный домик, тоже оборудованный под общежитие. Это для зимнего, некомфортного проживания. А семь летних месяцем все предпочитают ночевать в лёгких плетёных постройках, которых немало понаделано, где на скорую руку, а где и с глиняной обмазкой.

Рабочие руки требуются повсюду. Вот и перевозятся люди лодка за лодкой в уже обжитые места, благо, после зимнего размокания, стены тёплых жилищ заштукатурили и просушили, и побелили известью снаружи. Всюду устроили водоотводные канавы, а около стен снаружи грунт обтрамбовали глиной на откос. Опыт гнилой зимы не прошел даром.

Вместе с островитянами перевозится масса предметов из прошлой жизни. Скажем два прекрасных профессиональных фотоаппарата «Никон» и «Практика» с отличной оптикой. Аккумуляторный шуруповёрт и электрический миксер. Старинная, алюминиевого литья, ручная мясорубка и семь рулонов бумажных обоев. Список ведётся. Старый добрый пластмассовый крейсер делает регулярные рейсы по чётко выверенному маршруту.

Поселившийся в Балке сорокалетний дядечка, которого все зовут Витёк, ужасно любит карты. Нет, не игральные, географические. И еще он обожает всё проверять математикой. Говорит, их так учили, что если результаты расчётов разными способами совпадают, то всё в порядке.

Сейчас он занимается проверкой данных географических изысканий и правильностью нанесения их на карту. Зинкины записи и планы, результаты измерения углов на ориентиры и прикидки пройденного расстояния он сверяет с данными атласов автомобильных дорог и маленького настоящего географического атласа, в котором имеется и район их предполагаемого обитания. Долго ковыряется, сравнивая данные астрономических обсерваций, дающих погрешность определения в четверть градуса, а это около двадцати пяти километров. Проверяет расчёты и так и эдак.

— Слав, непохоже, что девушки наши дошли до Одессы. Эта пластмассовая коробка не могла бежать со скоростью пятнадцать километров в час. При таком ветре, который создаст нужное усилие при парусе этой площади, высота волны достигает полуметра, — наконец мужик поднимает голову от доски, на которой пишет угольком стройные рядочки и колоночки аккуратных цифр. — Максимум — до устья Южного Буга. Если вода в мировом океане поднялась метров на двадцать пять — сорок, как раз в этом районе образуется мыс, в который можно упереться, направляясь на запад. — Витек показывает на крошечной физической карте, где, судя по окрашенности, указывающей высоту над уровнем моря, должен образоваться обманувший их тринадцатилетнюю капитаншу, выступ берега. — Хотя, вывод она сделала верный.

И в Крым вы попали куда-то в окрестности населённого пункта Красногвардейское, там как раз раньше проходила железная дорога, — продолжает Витек. Только берега вы в том месте видели каменистые, а там раньше была равнинная зона. Может быть, камушек какой откололи от тех скал? Я, конечно, не геолог, но, хотя бы по прочности, отличу осадочные породы от настоящего камня.

— Помню, что настоящих гранитных стен мы там не видели, только по кромке берега имелись заметные обнажения, но я их на звонкость при ударе не пробовал. И склоны там крутые. А потом, когда продвинулись вглубь суши, было похоже на холмы, но из них торчали каменюки, такие же, как береговые скалы, а в ручье встречалось немного гальки, но в основном песок. А вообще, после нашего тутошнего равнинного ландшафта создалось впечатление, что мы попали в горы, наверное, потому, что всё густо заросло зеленью, которая на здешнюю непохожа, — припоминает Славка. — Мы тогда очень много чего неправильно сделали. Обрадовались болтам, как будто из дома привет получили. Ни растений толком не пособирали, ни за зверушками не понаблюдали.

Разбирать свои действия и выискивать в них ошибки его учил отец. Славке оно и раньше помогало, да и теперь, возможно, впрок пойдёт.

* * *

Маркович ковыряется с очередной моделью ткацкого станка. Рамки, шпули, направляющие, гребёнки. Славка помогает. Подержать, подать, потянуть. Этот «профессиональный дачник» лет на десять старше своей жены и по возрасту не слишком отличается от Славкиного деда. Выкать ему нельзя, поскольку это запрещено, но и по отчеству закадычно обращаться язык поворачивается не каждый раз.

— Дядя Петя, а как мы, по-твоему, должны здесь всё устроить? — не молча же пыхтеть.

— Про всё-всё-всё я не скажу. А вот техническую картинку, к которой надо стремиться, кажется, немного себе представляю. Ты ведь смотрел в кино про эпоху Наполеоновских войн? Бородино, битва при Ватерлоо? Лошади, коляски, подзорные трубы, яркие свечи в люстрах. Добротные ткани, засеянные поля, водяные колёса и ветряные мельницы. Конечно, хотелось бы в добавление к этому ещё радиосвязь, подшипники и пневматические шины, но это уж как получится.

Понимаешь, Слава, в ту эпоху наше человечество уже окончательно и бесповоротно закрепилось на планете. Почта работала, парусные пакетботы и конные дилижансы обеспечивали постоянную связь. Гигиенические нормы входили в повседневную жизнь, работали учебные заведения и издавались книги. В производственной сфере происходило совершенствование оборудования и технологий, наука накапливала знания. Это был прекрасный отправной пункт для того, чтобы двинуться дальше, недаром история того периода так насыщена бурными событиями — революциями и войнами. В общем, если нам при нашей жизни удастся довести эту новую цивилизацию хотя бы до того уровня, считай — всё удалось.

Правда, товарно-денежные отношения, которые и привели цивилизацию к этому состоянию, увлекли её дальше по пути капиталистического развития в век пара, электричества, компьютеров и информационных технологий. Общество, зацикленное на единственной ценности — деньгах — стало и обществом продавцов, ибо именно продавая, человек обретает эту универсальную субстанцию, дающую ему возможности. Ради производства товаров и снижения расходов на их производство увеличивалась производительность труда, и использовалось всё большее количество естественных ресурсов. Еще при нашей жизни сложилась удивительная композиция, когда один, занятый в реальном производстве человек кормил примерно сотню других, тех, кто возил, продавал, рекламировал или закапывал на свалках то, что сделал первый. Хватало еще и тем, кто пел и танцевал, играл в карты и воровал, вёл политические игры или бряцал оружием.

Ну, ты понимаешь, это как бы взгляд со стороны. Мнение хладного разума, так сказать. Важен вывод. А он парадоксален. Бурный прогресс привёл к состоянию, когда ради улыбки любимой женщины, ради милых, скрашивающих жизнь пустячков, типа рекламных листовок избирательной компании, вырубались леса, перекапывались недра, а через океаны мчались наполненные нефтью полукилометровые танкеры. А потом на каком-то банковском счёте увеличивалась цифра. И всё это талантливо воспевалось. Иллюстрация, разумеется, примитивная, но суть ты уловил.

И сейчас, наблюдая бескрайнюю степь, населенную сотнями видов живых существ, с грустной улыбкой вспоминаешь о геополитических интересах, карьерных соображениях и даже о желании супруги иметь более просторный холодильник.

Славка невольно посмотрел вдаль. На самом горизонте по другую сторону балки появилась запряженная волом двухколёсная тележка. Бодренько так трусит, везёт с ранчо копчёные окорока и немного животного жира. Вчера узнал, что на таком экипаже поездка отсюда дотуда занимает всего два дня, а пешком-то они почти неделю топали. Значит, завтра обратным рейсом и он отправляется в дорогу, проводить кровельные работы на самом удалённом объекте их начинающейся цивилизации. Или не завтра? Да, точно, жеребят еще не привели. Их же, как раз переправляют через пойму на пароме из автомобильных камер. Придётся немного подождать, чтобы не гонять лишний раз.

Забавно. Он раньше, особенно по мультфильмам про казаков, представлял себе волов как огромные горы мышц, медлительные и флегматичные. А тут, на тебе! Вол рысак. Размером с корову на тонких ногах и довольно норовистый. Возница ни на секунду не должен терять бдительности, чтобы не быть застигнутым врасплох внезапно возникшим у животного желанием пойти своим путём. Или воспользоваться рогами по отношению к кормильцу. Стремление к свободе у этих существ развито на полную катушку. Наверное, это связано с тем, что выросли дикими, и кастрированы были поздно. Кстати, нет ни одной причины гнать эту повозку обратно на ранчо. Её ведь надо переправить через речку в Известняковку, чтобы возить камни для фундамента. Жеребят они с этой конно-спортивной Ириной и пешком отведут на верёвках до самого хозяйства Ниязова.

Ну-ка, что это Витёк вырисовывает?

— Это профиль подкладки под стену дома, — отвечает мужчина на Славкин заинтересованный взгляд. — Смотри, полметра самана — это значит, что для обогрева обитаемого жилища в этой местности топить не нужно. Это при высоте потолка два с половиной метра и одном человеке на шесть квадратов. Печурка нужна только для вентиляции, без неё воздух испортится. Но её не обязательно класть из кирпичей. У вас в ходу отличные походные печурки типа горшков. Ну и тут такую-же можно поставить, только объемом не с одно ведро, а с три. И обязательно с заслонкой на поддувало, чтобы скорость горения можно было понизить.

Теперь о покрытии стен. Не нужен здесь кирпич, достаточно плитки. Вот такой профиль с заходом сверху делаем, и нет проблем. Для защиты углов, само собой, формуем отдельные угловые детали. Крепим это к стене на известковый раствор, и дело в шляпе. Конечно, окна и двери создадут нерегулярности, но для них сделаем переходные профили, чтобы получилось аккуратно. Если всё заранее продумать, то потом не придётся совершать трудовых подвигов и проявлять чудес изобретательности. Так что возить, из массивных стройматериалов, остаётся только камень в фундамент и кирпич для трубы.

— Про опалубку для формирования стен не забудь, — Маркович отвлекается от натягивания хитрой проволочки в своём станке. — Наши-то кривулистые стены нормально ничем не закрыть, ни кирпичом, ни твоей плиткой. Только и остаётся, что белить известью, пока стоят. А вообще-то мысль твоя верна. Облицовочную плитку мы глазируем, не так уж это трудоёмко. В разы легче, чем гнать с места на место тонны кирпичей. А идея с печкой особенно хороша. Только заслонку топки нужно хорошо продумать, а то мы, по правде говоря, затренировались зимой ворочать горячий кирпич.

— Меня, уж чтобы ничего не скрывать, напрягают балки, которыми мы перекрываем потолок, — включается в диалог Славка. — Прямых лесин встречается здесь маловато, а потом всё, что встречается, нужно обтесывать — Сизифов труд. Если положить плетень, так с него на голову сыплется земля, которую мы сверху насыпаем для тепла. Плёночку бы полиэтиленовую проложить, да где её возьмешь?

— И не помышляй, лучше, о таком. У нас тогда там образуется рассадник насекомых, муравьи посыплются вместо песчинок, — останавливает его Витёк. — Сам плетень нужно промазать известковым раствором и побелить снизу. Только потом сверху на него уже наступать будет нельзя — растрескается.

— А как тогда крышу крыть? — интересуется Маркович?

— А как утеплять? — негодует Славка?

— Да не напирайте так, только сформулировали задачу, и сразу вам ответы на все вопросы. Я даже не знаю, как поведёт себя обмазка на ивовой арматуре. Может она сразу начнет выкрашиваться и высыпаться. Или туда глины добавить для пластичности? Или рубленой травы, для рыхлости? Слышал, еще навоз в такие композиции добавляют, не иначе как для долговечности, — улыбается Витёк. — У нас, когда охотники возвращались без добычи, всегда набирали в степи экскременты копытных. И их использовали в смеси, которой обмазывали стены. Карловна в этом вопросе доктор, только она в другом посёлке сейчас.

— Пойдём к рации, надо бы нам эту Карловну разыскать, да потолковать с нею, — Славку уже заинтересовала возможность не уродоваться несколько недель с топором — на плетни здесь материала набрать несложно, а народ в создании ивовых конструкций здорово поднаторел.

* * *

Славка бредёт по краю полей. Ниже, на пологом склоне балки разбиты огороды. Плотные изгороди окружают делянки, на которых чего только нет. Особенно буйствуют тыквы, выросшие из семян, что были с собой у Веры. Нафига они им? Тыквенный сок давить? Тот самый, от которого так тащился Гарри Поттер? Его бабушка тоже всегда их выращивала. Потом он, обливаясь потом и сыпля проклятиями, волок пару этих тяжеленных штуковин домой, в городскую квартиру, где они мешались всем, иногда до самой весны, пока не наступало время их выбросить.

А вот и морковка, свёкла и несколько незнакомых растений. Капуста выглядит ужасно, хотя обильно полита. Картошка почти вся выкопана, оставлено несколько кустов, вероятно для получения семян. Клубни, как он слышал, пересадили на влажные почвы к самой речке. Сейчас ещё не поняли, два здесь урожая можно снимать или три, проверяют разные варианты. Их прошлогодняя посадка наудачу дала нормальный результат — из каждого клубня выросло, как минимум пять, а в этом сезоне картошку сажали, разрезая картофелину на части, так что осенью уже и на еду немного будет. А то уже вкус совсем забыл.

Вот делянки с пшеницей. Каждый, выявленный ими сорт высажен отдельно, причём не в одном месте. Под навесом за столом их стихийный агроном Коля просматривает листки светло-серой бумаги, делает записи.

— Привет! А где у нас участок подсолнухов? — интересуется Славка.

— Отдельно не высаживал. Непонятно, как с ними проводить селекцию. Когда созреют, отберу самые крупные семечки из самых больших головок, да и посажу на опытном участке, часть под зиму, а часть весной. Тогда только и появятся хоть какие-то зацепки, как с ними дальше работать.

— Записи твои, они о чём?

— Это я переписал статьи из Рипиного ноута про генетику, селекционную работу, опыление, прививки. Знаешь, на картошке, оказывается, тоже можно целую кучу опытов поставить. Опять же есть интересные возможности работ в направлении получения гибридных сортов. Дикой моркови и свёклы наши охотники нашли несколько разновидностей, а у Веры были культурные семена. Не знаю, что получится, но попробовать придётся всё. Кстати, та дикая картошка, что девчата в прошлом году привезли, тоже у меня здесь растёт.

А весной высажу в грунт несколько ростков фиников. Вот уж где веселуха начнется. Персик только один дал росток, зато винограда верных три сорта взошло из семян. Так что работы тут и нашим внукам хватит.

Волчок-подросток ткнулся носом в Славкины ноги.

— На вот, угости его овсяным печеньем, — Коля протягивает на ладони несколько комочков, — без этих баловней нам здесь быстро труба придёт. Знаешь, сколько любителей корнеплодов, оказывается, живёт по окрестностям. Основной рацион у этих сторожей — суслики. И ещё с десяток видов мелких тварей.

Влажный нос проходится по Славкиной ладони, потом он чувствует зубы, но не в прихват, а просто промах неопытного едока. Не укус, но напоминание, что рядом — хищник.

Хорошо с Колей, его ни о чём не надо спрашивать. Выкладывает подряд и без пропусков. «Как с трибуны съезда», — говаривал про таких Славкин дед.

Скажем — про капусту. Вовсе она не нормальная, а толи Брюссельская, толи Пекинская, толи вообще Кольраби. Пакетик был не подписан, а Вере его втюхала на рынке какая-то разговорчивая торговка.

Про морковь тоже непонятно. Написано было, что «коротель», но они не знают, даст ли она семена, и что из них потом вырастет. Свёкла обычная, из собственных семян, хоть тут душа не болит.

А еще у Коли высажено с десяток травок со съедобными корешками, что употребляют дикие животные. Что-то сам нашёл, некоторые принесли охотники. По энциклопедии определились почти все, но про их пищевую ценность или способы приготовления отыскать ничего не удалось. Одно напоминает цикорий. Зато в аптекарской части огорода полная ясность. Рипа и еще одна девушка, которая всех стрижёт, частенько туда наведываются и уходят обычно не с пустыми руками.

А вообще в посёлке нынче новая мода — все делают кленовые ложки. Только стамеска с полукруглым жалом на всю деревню одна единственная, и на неё длинная очередь. И, кстати, пора взглянуть на испытания зерноуборочного комбайна, как раз вот-вот должен мимо проследовать.

По пологой тропе поднялись в степь к пшеничному полю. Девчат-трусильщиц сегодня здесь нет, зато от дальнего конца, а до него более двух километров, прямо через пшеницу парень катит тачку. Колесо идёт между рядками, пара выставленных вперёд прутиков наклоняют колосья над длинной ванночкой, где они попадают под действие двух вращающихся барабанчиков, бьющих по ним своими рёбрами-палочками. Зёрнышки редким дождиком вылетают в подставленную ёмкость, а стебли, как ни в чём не бывало, распрямляются за спиной «тачечника».

В конце поля — остановка. Подходит помощник и добыча ссыпается в мешок. Славка успевает разглядеть ремешки, передающие вращение от колеса на «выбивалки», которые в состоянии покоя тоже удаётся рассмотреть. Три параллельные палочки, концами укрепленные на деревянных дисках, сквозь центры которых и проходит ось вращения.

Хлеборобы что-то подтягивают, смазывают пару мест, а потом второй берётся за ручки, плавно разгоняет конструкцию до скорости пешехода и идёт на следующий заход, удаляясь в поле, дальний край которого отсюда не виден.

— Час на дорогу туда и обратно, — поясняет Коля. — Сейчас трусится умеренно, килограммов двадцать за один заезд. На такой делянке одного агрегата достаточно, как до конца доходят, приходит пора начинать сначала. Сто — сто пятьдесят килограммов в день. И так — почти всё лето. Парни иногда восемь раз успеют обернуться по холодку, если день не очень жаркий, а случается, и четыре. Жаль, девчата-трусильщицы разъезжаются, с ними тут весело было.

— Что думаешь в следующем году сеять? — про девчат Славке неинтересно.

— А все три сорта и посеем. Они разные по всем параметрам. Тот, у которого самый длительный период созревания и низкая урожайность даёт самую лучшую муку. Второй поспевает дружно, буквально за один проход комбайна должен собраться, муку даёт умеренного качества. Мы его короткими проходами посеем, а то когда корыто комбайна наполняется, то везти становится тяжело. Нужно чаще разгружаться.

Третий сорт родит очень много, но тоже постепенно вызревает, начиная от корня колоса в мае, и до кончика в сентябре. Мука из него не очень хорошая, но на многие случаи годится.

— А в этот раз у нас какая пшеница посеяна? — Славка еще не всё для себя уяснил.

— А здесь смесь. Как собрали в прошлом году всё подряд, так вперемешку и посеяли. Это нынче мы с самого начала сортируем зёрнышки по виду, а к этой весне я только для опытных делянок успел наковырять из общей кучи. Да с пшеницей еще не один год работать. Какая-то лучше вырастет, если с осени посадить, иную наоборот, попозже сеять, возможно, выгоднее будет. Потом, в природе она за лето пересеивается, так, может быть и нам стоит её не один раз в год сажать. И на плуге один лемех убирать нужно, а то три рядка идут на правильном расстоянии, а потом дистанция гуляет, и комбайн начинает промахиваться. Он ведь пару линий захватывает. Опять же волы с тремя лемехами справлялись неважно. Парням, что их должны были подгонять, тоже пришлось в лямки впрягаться, помогать тянуть. Они, кстати, так и подружились. Перестала скотина шарахаться от человека, который вместе с ней такую тяжесть тащил. А всё равно, неправильные у нас волы, хилые, и больше любят бегать, чем груз таскать.

* * *

Под гончарным навесом сидит еще один дядечка из островитян, которого все называют Михалычем, и он выделывает хитрой формы горшок. Рядом еще несколько штук, все разной формы. Но что-то есть в них общее. Славка долго разглядывает, и, наконец, до него доходит, что это части некой, собираемой в единую колонну конструкции. В одних дырочки сделаны в боковых поверхностях, в других дно как у дуршлага. Что-то еще со всем эти будет после обжига? Не поведёт ли, не растрескается?

— Михалыч, а зачем нам эта соковарка?

— Рассказывали, что отсюда неподалеку расположена мелководная бухточка, где соль сама на дно оседает. Есть у меня задумка в этом месте немного пожить, и из рассола добыть для нас кое-какие полезные компоненты. Для начала гипс, потом, если будет удача, то и для огнеупорных материалов некоторые вещества. Словом, похимичить-бы желательно. А если получится, то и электролиз наладить. Там можно попытаться сразу получить соляную кислоту. От автобуса, да от трейлера генераторы у нас живы, проводка тоже сохранена. Мы обсудили эти вопросы с Верой, так она очень вдохновилась.

Широкие низкие тазики из неглазированной керамики в Камышовке будут готовы через месяц, тогда и отправлюсь в те места.

— Слушай, а ведь в этой бухте ни дров нет, ни пресной воды поблизости, — Славка понимает, что прямо здесь зарождается идея еще одного поселения, и это заметно прибавляет ему хлопот.

— Дров, конечно, придётся завезти. А вот водоснабжение я попытаюсь наладить на месте.

Да, с вливанием в их коллектив искушенных, далеко не юных островитян, начинает бешено разгоняться технический прогресс. На смену скороспелым решениям и простейшим ошибкам приходят серьёзные замыслы и, возможно, существенные просчёты. Кажется, где-то неподалеку от этого места и тормознул в своё время Семён Аркадьевич. Передержал он под пробкой организованности джинна человеческой изобретательности. Славка бы тоже погодил с реализацией этого высокотехнологического замысла, поскольку его больше волнует разведка окрестных земель. Но поступит он наоборот. Похлопочет, чтобы у этого затейника всё шло как можно лучше, потому что в глубине души сомневается, что для них важнее, и что быстрее требуется.

То есть балаган ролевиков с готовым каркасом, просторный тканевый тент, который Мишка мечтает отправить на ранчо, пара походных печек — это надо резервировать сразу. И потом не забывать регулярно подкидывать дровец. Впрочем, Тинка точно не забудет.

Глава 18

Утро началось даже раньше обычного. Они сегодня поспешали в Камышовку встречать жеребят, прибывающих с другого берега, так что Рипа его подняла вместе с поварами. Ещё даже не проснувшись, он сонно пожевал чего-то вчерашнего на завтрак и проследовал к арбе, в которую погонщик только что запряг вола. В зыбком полумраке рассвета Славка узрел подтянутую фигурку своей спутницы, той самой конно-спортивной Ирины, которая в этот момент проделывала странное упражнение.

Девушка, грациозно подёргиваясь, опустилась на колени, потом её пятая точка элегантно соприкоснулась с пятками, затем локти тоже упёрлись в грунт, а тело выполняло неритмичные хаотично направленные движения столь ничтожной амплитуды, что захотелось немедленно прийти на помощь. Пока Славка собирался, Рипа его опередила.

— Что с тобой, Иринка?

— У-ух-х!!! Это, по-вашему, вол? — она показала на животное, нетерпеливо перебирающее ногами между оглоблей. И теперь стало видно, что трясется она от беззвучного хохота.

— А что это?

— Кастрированный самец антилопы гну, вот, что это такое. Они, к вашему сведению, вообще не приручаются. Почему, скажите на милость, он возит повозку?

— Товарищ лейтенант приказал, — флегматично откликнулся возница. — Вы полезайте скорее в кузовок, а то, не ровён час…

— Я слышала, их даже доили, — не унимается девушка.

— Один раз, всемером. До сих пор прихрамываю, — также флегматично сообщает кучер. — Садитесь скорее. Не любит оно, когда в упряжке, и просто стоять.

* * *

Три часа до Камышовки разговаривали мало. Амотризаторов у арбы — только пневматические шины, а степь никто не равнял. Стучать зубами или прикусывать язык не хочется. По дороге Славке удалось выяснить у спутницы только то, что где-то в Северном Причерноморье располагался замечательный заповедник Аскания Нова, в котором кто только не жил. И что его спутница не видит ни одной причины для того, чтобы всем этим многочисленным зверям, благоденствовавшим в степях раньше, не оставаться в этих местах и по сей день.

А потом, наблюдая почти непрерывную борьбу между возницей, пытающимся выдержать заданное направление движение, и животным, имеющим на этот счет собственное мнение, она попросила сделать остановку. Вооружилась притороченной к кузовку малой саперной лопаткой, насаженой на длинный черен, прошлась по окрестности, и вернулась с охапкой корешков, которыми угостила запряженную в тележку антилопу. Получасовая задержка была многократно скомпенсирована тем, что борьба за выбор пути сразу прекратилась. Ирина правила, даже не особо напрягаясь. Бычок ровненько бежал, куда велят. Даже кочек как будто стало меньше попадаться под колеса.

Потом показались дымы Камышовских печей и дело пошло совсем весело. Становилось жарко, а о том, что в пункте назначения будут поить и отведут в тень, животное знало.

Жеребят привезли через час. Пять ногастых нескладных созданий выглядели обыкновенно.

— Кажется, нам крепко повезло, — сказала Славкина спутница при их виде. — Это мустанги, просто одичавшие лошади. Я, конечно, не самый великий коневод, но, думаю, справлюсь с их приручением.

Пять дней дороги до ранчо не были отмечены ничем примечательным. Два человека — парень и девушка, просто вели на веревках, обвязанных вокруг шеи, маленьких лошадок, делая остановки на ночлег рядом с источниками, отмеченными на карте. Много болтали. Эта Иринка была совсем ненамного старше своего спутника и не утомляла его знаками женского внимания. Словно с сестрой, или подругой с детства. Зато она показала ему массу съедобных корешков, которые девчата в своем нимфатории разыскали во время охот в степи. Объяснила множество хитростей, связанных с поиском источников воды, мест, где, выкопав неглубокую ямку, можно было добраться до почвенной влаги. Словом, прогулка получилась содержательная.

А вот на ранчо Славку ждали неожиданные впечатления. Во-первых, дом оказался один. Большой, двухэтажный, он выглядел как угловая башня недостроенной крепости. Хотя, ничего крепостного здесь не было. В роли стен выступали длинные хозяйственные пристройки, далеко еще не завершенные. И ряды просыхающих саманных блоков говорили о серьезных архитектурных замыслах местного старшины.

Стены первого этажа толщиной около метра, имели окна только в двух смыкающихся стенах, направленных на юг и восток. Две другие стены являлись одновременно и торцами построек, в которых располагались летняя кухня и столовая, сараи, мастерские и уже начавшая обретать контуры конюшня. Стены второго этажа были вдвое тоньше, и оконтуривали зимнее жилье, поделенное на восемь комнат, выходящих в общее центральное помещение. Все это отапливалось единой печью с первого этажа, довольно часто уставленного столбами, поддерживающими перекрытие.

— Понимаешь, Слава, если сложить стену из сплошного самана, то сушить ее приходится очень долго. А собрать из блоков получается быстро, — объяснил один из парней.

— А как вам удалось устроить такие перекрытия? Из чего это они?

— Та же глина с навозом и степная трава. Главное перемешать хорошо. Снизу и сверху плетни, и сквозь балки деревянные палки-арматурины пропущены. Не хуже бетона прочность. Только нельзя давать отсыревать. В общем, если бы еще кровлю нормально сделать, века простоит. Хотя, конечно, уход за такой постройкой потребуется. Глину по периметру нужно каждый год трамбовать, и стены известью белить.

— А еще в окна вставить стекла, и настелить деревянные полы, — продолжает Славка.

— И водопровод подвести, и канализацию вывести, — дополняет Ниязов.

— И уж, ладно, обойдемся без электричества, нам бы хоть масла для ночного освещения, — включается в составление «перечня» Зоя. Она со своим Костиком теперь тоже здесь живет.

— Вообще, молодцы вы, ребята. Лучше всех пока устроились. Домовитей, благоустроенней, — констатирует Слава. — Видел я сколько вокруг молодых деревьев насажано. И ведь прижились.

— А чего бы им не прижиться, если каждый день по кружечке воды получают, — девушку эту зовут Тасей. — От души то напоить все насаждения тут просто воды не хватит. Но, чем больше зелени, тем больше влаги. Все-то, почитай, взрослые деревья мы вырубили в здешнем лесу, зато молодых насажали.

— Откуда, интересно, саженцы?

— Молодая поросль часто всходит от корневищ взрослых деревьев. Один побег оставляем, остальные рассаживаем. Пока, конечно, одни вички торчат, но уже в следующем году они укоренятся, будут выглядеть бодрее. Опять же саженцы из Куреневки мы несколько раз привозили, и от того леса, что в сторону Вишневки. Так что смесь у нас из плодовых и разных других культур. Мы же при посадке в ямку перегноя подбрасываем, как следует, так что принимается неплохо.

* * *

Славка сидит на лавочке в тени одной из стен и наблюдает за тем, как Ирина гоняет по кругу жеребенка. Вообще-то, считается, что он для этого еще мал, но ей не терпится начать тренировки. И сейчас она заставляет это недоразумение бежать вокруг нее на длинной веревке. А рядом с ним, на той же самой скамейке сидит Зоя.

— Знаешь, здесь немного скучновато живется. Это пока ты приехал, пока тростник перекладываете — вроде свежего дыхания внешнего мира. Новые лица, новые загоны для лошадок. Ирка, конечно, начала с животиной работать, может и с этими антилопами гну какой-то толк станет получаться. Все веселей. А в остальном — каждый день уйма обыденных работ. Трусим пшеничку, что весной посажена, охотимся, коптим окорока и строимся все время. Мне в моем положении комфортно, покойно. А вот парни нервничают. Их семеро здесь, а женщин только три, да вот Иринка четвертая. Мужики могут начать ее делить.

— Да уж, это вполне возможно. Поговорю-ка я с Ниязовым, чтобы командировал со мной ребят в Вишневку. Там никак толком не построятся, а тут народ рукастый, искушенный. А туда из вашего нимфатория девушки как раз приедут помогать. Может, у кого, что и сладится. — Славке с Зоей сейчас тоже легко. Он и раньше замечал за ней способность видеть многое, а теперь, когда ее наблюдательность уже не касается его интимной сферы, это радует.

Он еще не слишком хорошо себе представляет, как в будущем строить жизнь маленькой человеческой общины здесь в степях Северного Причерноморья, но уже понятно, что сгонять всех в одно место невыгодно. И полная централизация вместе единовластием, ничего доброго им не сулят. Но любая совокупность людей объединяется всегда вокруг чего-то, к чему-то тяготеет, в чем действительно нуждается. И первое, что понадобится им — это школа. Пусть она будет работать всего пять нежарких месяцев. Важно, что детишки съедутся под присмотр педагогов, перезнакомятся, узнают то, что еще помнят из наук другие люди. Пусть не все постигнут дифференциальное исчисление, даже без логарифмов многие обойдутся, но Евклидову геометрию, возведение в степень и извлечение корня — это точно требуется. И физику, пусть в пределах классической теории рубежа девятнадцатого и двадцатого веков. Химию — с уклоном в практическую область.

Оглянувшись на башню здешнего дома, вспомнил Хогвартс из знаменитого фильма, уроки зельеварения. А хоть бы и так. Те же семь лет, только не с одиннадцати до восемнадцати, а с семи до четырнадцати. В этом мире придется раньше взрослеть, потому, как суров он, и не обустроен. И таким останется. Тут по первым прикидкам выходит, что один человек на квадратный километр для этой зоны близко к пределу, за которым со здешней природой начнут происходить антропогенные изменения. Оно им не надо. Только в разведанной, нанесенной на карту области можно без проблем для людей и природы прокормить полсотни тысяч человек. А потом не обойтись без ограничения рождаемости. И для этого необходимо, чтобы населяющие эту землю люди были образованы, самостоятельны, разумны. И потребуются эффективные контрацептивы.

Кстати, сейчас народ объединился, поскольку явно на собственной шкуре прочувствовал необходимость во взаимодействии. И разбежался по небольшим поселкам, аналогам хуторов, потому, что стало ясно — не так плодовита эта земля, чтобы прокормить крупное поселение, не истощившись за короткий срок. Особенно наглядно это видно здесь, на ранчо, где народ сажает деревья, даже еще не обустроившись до конца. Собственно, островитяне тоже успели попасть в сходную ситуацию, будучи вынужденными бросить дома, в которых не прожили и года. Вот и первая проблема обнажается — топливо.

Как там говорили в их мире — энергосберегающие технологии. Теплые дома, требующие для отопления минимум дров даже короткой здешней зимой. И не чересчур прожорливые производственные и кухонные печи. Возможно, им придется брикетировать солому или камыш, которые сгорают слишком быстро для того, чтобы получившееся тепло удалось эффективно использовать. Потребуется стекло в окна, зубные щетки и порошки, кремы для чувствительных женских рук, мыло, различные ткани. Да не пересчитать всего, что требуется для нормальной жизни человеку. Хотя, здесь лучше сразу воспитывать в себе аскетизм. И прививать его остальным. Иначе можно быстро превратить землю в пустыню. Тем не менее, нужно им очень много различных вещей. В том числе — медицина и фармакология. И все эти технологии не по зубам малому поселку. Как ни крути, получается, надо создавать государство. По определению, кажется, аппарат принуждения.

Ну да, кажется, так всегда и было в человеческой истории. Собирали налоги, чтобы потом истратить их… а вот тут выходило по-разному. Иногда — для того, чтобы оплатить труд тех, кто эти налоги собирает. Такое государство, как правило, начинало купаться в роскоши, запускалась цепная реакция чванства и чинопочитания, начиналось казнокрадство и собираемых со своей территории средств переставало хватать. Начинали воевать с соседями, начиналась внешняя политика и вся с детства знакомая картина человеческих отношений повторялась из века в век на фоне совершенствования технологий, в первую очередь в военной области, ну и в области искусств, поскольку именно произведения этих самых искусств заложили основу роскоши, стремление к которой, по сути, и стало основой всего того военного непотребства, ради которого, в конечном итоге, и воевали неисчислимые армии в неисчислимых войнах.

Ха. Это же Маркович ему втолковывал. Точно! Никаких предметов роскоши, иначе народ перессорится. Красоту в массы нести нельзя. Чревато. Странный, однако, вывод, Славке он совершенно не нравится. Ведь люди всегда украшали свою жизнь чем-то изящным. Расписывали посуду, вышивали рубашки, нанизывали ракушки на нитку, чтобы повесить на шею. И запретить им обмениваться этими вещами — просто немыслимо, как и делать их. Хм. Между алмазной диадемой стоимостью в полцарства и глиняной кружкой с орнаментом по пояску, если следовать его логике, нет принципиальной разницы.

Куда-то не туда забрели его мысли. Ну-ка, возвращаемся в отправную точку. Итак, государство — это налоги, которые собираются для решения общих задач всего населения. Поддержания законности и обеспечения внешней безопасности. Вот такое берем определение и от него начинаем плясать. Налоги — это изъятие у людей части произведенного ими продукта. А отобрать можно только то, без чего эти самые люди способны обойтись, а то или погибнут от голода, или не отдадут. То есть, излишки. Ага, им об этом говорили на истории. Излишки, обмен, торговля, деньги, капитал — все повториться. То есть — корень зла не в искусствах, а в излишках. Но тогда, чтобы не повторить всю человеческую историю еще раз — нужно ходить в шкурах, добывать и выращивать только то, можешь съесть. И еще, накормить доктора, фармоколога, кузнеца, учителя… не срастается. Такой вариант нереализуем, просто потому, что невозможно рассчитать, сколько сеять пшеницы, или выращивать скотины. Исключается возможность создания запасов, а, следовательно, такой сценарий является хождением на грани голода.

Как же можно еще строить отношения в обществе, чтобы не прийти к капиталистическому варианту, к товарно-денежным отношениям, но обеспечить динамику развития, прогресс, высокий образовательный уровень? Ведь у людей сейчас завершается шок, связанный с попаданием в непривычные условия. Еще одна нормально пережитая зима, еще немного наработать навыки обитания в этом мире, и привычные стереотипы возьмут своё. Сначала начнутся споры за лучшую шкуру, потом — за лучшее место на нарах, претензии по поводу того, что одни ловят рыбу, а другие — месят глину. Где внушением, где окриком, а где и грубой силой некоторые инциденты удастся погасить. Или не удастся. Он уже ни в чем не уверен.

Как бы ни развивались дальнейшие события, единственное, что он может противопоставить обстоятельствам — собственная предусмотрительность. Почему-то ему кажется, что в ближайшее время любой член их общины будет избегать конфронтации с ним, опасаясь изгнания. А с его стороны хорошо бы построить дело так, чтобы для конфликтов было поменьше поводов. А вот здесь уже проще. Если люди ни в чем не нуждаются, или нуждаются, но все вместе — причин конфликтовать нет. Кроме чисто человеческих свойств, которые обычно не считаются достоинствами.

А вот если нужда и лишения, да еще и не поровну…

— Слав, ты не заснул часом, — Зоя не выдерживает его длительного молчания.

— Нет, задумался. Пожалуй, действительно, тронемся поутру в Вишневку. Парни устройство камышовых кровель уже освоили, так что доделают в спокойном темпе. За ужином обсудим с мужиками. Заодно расспрошу, из чего в доме такие замечательные балки и столбы, — юноша окончательно вышел из задумчивости и вернулся в окружающую действительность.

— А это туи, — улыбается Зоя. — Их как раз в том лесу, что вокруг Вишневки, очень много. Наши отыскали, когда стали сквозь заросли прокладывать дорогу к реке. Там обширный массив, но они растут далеко от опушки. Так что, если не продраться в середку, так и не видно ничего.

— А еще остались? — у Славки сразу масса планов.

— Очень много. Они там вообще густовато растут, так что Ниязов сразу велел вырубать так, чтобы проредить, да еще и молодую поросль не повредить. Он уже планирует лесополосу на четверть их этих туй отсюда и до Вишневского леса дотянуть, чтобы в тени деревьев можно было ехать. Только не все сразу. Они, понимаешь, какая незадача, тень любят. Их нужно высаживать среди других деревьев. В общем — планы на многие десятилетия.

Так! Славка снова замирает, поглощенный своими мыслями. У них тут наметился некоторый запасец нормального строевого, а то и корабельного леса. Только нужно не вырубить все на радостях. Аккуратненько к делу подойти. Наверняка ведь, дерево это не слишком быстро растет. Так что рубить и сажать придется одновременно. А Ниязов — парень не промах. Далеко вперед смотрит. Похоже, в этой степи будет у них главное лесничество.

Глава 19

В путь тронулись, как всегда, едва забрезжило. От ранчо до кромки Вишнёвского леса всего километров двадцать, так что добежать можно по холодку. Так, собственно и произошло. От первого намёка на рассвет до появления над горизонтом краешка светила прошло не более часа, а тележка с пятью седоками въехала под сень деревьев. Дорога здесь была уже проложена, однако скорость передвижения резко снизилась. Все покинули экипаж и шли пешком по обе стороны от упряжного животного, не выпуская из рук копий. Места здесь опасные, для леопарда — раздолье.

Впрочем, характер растительности быстро изменился. Если по краю, где много солнца, заросли выглядели непроходимыми из-за сплетенных ветвей густых кустов и молодых побегов, то дальше, под кронами взрослых деревьев, подлесок стал полупрозрачным, и трава оказалась пониже. Вскоре начали встречаться и туи всех размеров и возрастов. Славка порадовался их прямым ровным стволам. И еще обратил внимание на то, что растут они местами действительно слишком густо. Пока деревья молоды, места им достаточно, но скоро кроны начнут проникать друг в друга, и такие необходимые им источники строевого леса окажутся в состоянии борьбы друг с другом.

Парни, тем временем, сделали остановку. Бычка устроили пастись на не слишком длинной веревке около лужи, в которой сохранилась вода толи после нечастых дождей, толи еще от таяния снегов.

— Это после половодья, — ответил на вопрос Гарик, возница. — Весь этот лес — пойменный. Почвы тут наносные, глины мало. Удерживаются за счёт того, что течение в эти места не заглядывает. Потому и дома в Вишнёвке неважно стоят, что их потихоньку подтапливает.

— Это, выходит, нужно деревню на сваях обустраивать! — вслух размышляет Славка. — Или временно сюда приезжать, на сбор вишни.

— На сваях стоит летние постройки сделать, зимовать там неудобно, а в тёплое время кому-то надо жить и за деревьями ухаживать. Плетенки между сезонами сберегать для сбора и сушки ягод, и чтобы запас провизии для работников нормально хранился. Такие поселения у нас называли кордонами, куда только на время проведения работ люди съезжались в большом количестве, — рассуждает Гарик. — Это примерно то же самое, что в Куренёвском саду. А на другом краю этой дороги, что ведёт к ранчо через лес, тоже бы поселить кого-нибудь. Там стоит молодые деревца от опушки в сторону степи рассаживать, и сам этот лес обиходить. Только за счёт санитарной рубки, дров здесь запасти можно немеряно. Лес-то о-го-го, почти десяток километров шириной, и поболее тридцати в длину. Колодец, конечно, придётся копать, а то родников в тех местах не сыскать.

Остальные ребята, работая под охраной беседующих, аккуратненько выкопали шесть молоденьких туй, погрузили их в возок, и сопроводили экипаж до опушки, отправив обратно на ранчо. Остальную часть дороги до Вишнёвки путники проследовали на своих двоих, ни на секунду не ослабляя внимания к окружающим зарослям. Репутация у этих мест серьезная. Потерь, правда, пока не было, но следы крупных кошек — не редкость. И Славка представить себе не может, как из такой чащобы выкурить зверя, идеально приспособленного к жизни среди густого леса. Не иначе, с Гаечкой придётся консультироваться. Забавно, а ведь она вообще-то довольно часто приносит пятнистые шкурки. И сама она, и её Миша — давно щеголяют в красивых леопардовых безрукавках.

* * *

Домик в Вишнёвке выглядел так, как будто сначала размок, а потом просох, изящно покосившись. Вообще-то им не особо кто занимался. Распахнули окна и двери, чтобы прокаленный солнцем воздух свободно гулял внутри, а сами навалились на сбор вишни, и ее сушку. Сортировали, мыли, выбивали косточки и раскладывали сохнуть. Она в эту пору уже немного перезрелая, почти сама осыпается. Что-то вялилось в тени под навесами, что-то пропекалось под палящими лучами, слипаясь в плотные лепешки. Часть сушилась и вялилась с косточками, для компота. И Славка и парни с ранчо с удовольствием включились в работу. Вкусная всё-таки здесь вишня. Кислющая, мелкая, но когда слегка подвялилась — тает во рту. А то один сплошной заваренный шиповник зимой, да компот из кураги — это, несомненно, хорошо, но теперь будет разнообразнее.

Тут действительно много девчат, весело и немного шумно. Хотя поглядывать по сторонам никто не забывает. Из расчищенной области не выходят. И копья, если не в руке, то рядом. Опасается народ дикого зверья. Кстати, сбор урожая приближается к концу. Не потому, что заканчивается вишня, а потому, что вся приготовленная тара почти заполнена. Завтра еще будет челнок с корзинами, но уже последний. Не иначе, Тинка просчитала куда, чего и сколько. А потом — ставить избушку на сваях. А лучше — на пнях.

А пока Славка лишний раз оглядывает собравшийся здесь народ. Островитяне выделяются своей одеждой и обувью из прошлой жизни, остальные давно босиком, в фараонских юбках и широких пелеринах из мягких веревок. Похоже — с верёвочной травы перешли на крапивное волокно, хотя конструкция сохранилась. Белья никто не носит и на то, что время от времени сокровенные органы оказываются слегка на виду, внимания никто не обращает. Стыдливость вышла из моды. Прагматизм доминирует. Это особенно хорошо прослеживается в конструкции шляп. У девчат невысокие широкие конуса из соломки укреплены на стоечках, опирающихся на мягкий обруч, надетый на голову. Получается зонтик от солнца, а не головной убор. Имеется зазор для воздуха между волосами и отражателем палящих лучей. Хорошая мода.

Еще у островитян не чувствуется привычки к копью — мешает оно им. И острый наконечник постоянно вызывает опаску. Это семья — муж с женой и дети, девочка и девочка. Маленькие еще: семь лет и пять годиков. Ха. А ведь вот и первый класс их новой школы.

— Павел Алексеевич! А дочери Ваши чтению уже обучены? — Славка присаживается рядом с мужчиной, «чикающим» выбивалкой вишнёвых косточек.

— Занимались, конечно, со старшенькой. Немного разбирает, ну так, совсем чуть-чуть. — отвечает мужчина.

— А вопрос о том, как по этим местам ходить и чем питаться, если заблудятся, Вы с ними не обсуждали?

— Не возникало у нас такой мысли, да и я не уверен, что многому сумею их научить.

— Знаете, думаю, завтра с утра я найду время, чтобы позаниматься с вашими девочками. Собственно, Вы с супругой можете поприсутствовать, если в чём-то сомневаетесь. Да и лишняя пара копий не помешает в этих местах.

* * *

Вот этот урок дался Славке непросто. Красавицы и Квакушки — это были не ученики, а одни сплошные сокровища. А тут начинать было необходимо с азов. Малышек пришлось учить плавать и нырять. Убить палкой змею смогла только младшая, старшая при виде скользящего в траве длинного тела впадала в шок, или, может, была не слишком голодной? Развести огонь трением эти люди оказались способны только вообще силами полного состава семьи, зато высечь искру и раздуть трут сумели все. Ловля рыбы на крючок, плетение сетки, изготовление и использование остроги, съедобные корешки степи и леса, печёные на костре ракушки. Короче, день за днём, школа Чингачгука работала только с коротким перерывами на сон в построенной своими руками халабуде.

Уроки стоили жизни трём змеям, зайцу, двум суркам и четырём уткам. Ну, и рыбкой питались, запекая её в глиняной обмазке. За это время успели сплести из травы одежду для всего класса и привыкнуть к хождению босиком. Славка, конечно, не уверен, что всё прошло гладко, но у этих людей пропал в глазах затаённый страх, а вместо него возникла постоянная настороженность, пробудилось внимание к окружающему. А потом они обсудили планы на жизнь. Первоначальное намерение поселить эту семью в Вишнёвке, нельзя было признать хорошей идеей — для детишек слишком велик риск подвергнуться нападению хищника. Как ни крути — они еще малыши. Ранчо для них — лучший вариант.

Однажды, уторкав набегавшуюся за день детвору, взрослые задержались у костра.

— Слава, я вот что хотела спросить, — Это Нина, мать девочек. — Подглядывать, конечно, нехорошо, но иногда это получается непроизвольно. Тем более что далеко от становища никто не отходит. В общем, парочки, когда уединяются, частенько вытворяют вещицы шокирующего плана. И это довольно широко практикуется. Во всяком случае, традиционную процедуру совокупления я видела всего пару раз. Тут есть какой-то секрет?

— Не секрет, как раз. Просто наша доктор, кажется, не пообщалась с вами на эту тему. Загвоздка в том, что интенсивность деторождений нашему сообществу необходимо регулировать, а при регулярном общении с соблюдением традиционной процедуры мы будем иметь от двадцати до пятидесяти младенцев каждый год. Нет у нас ни презервативов, ни многого другого. Даже лимонов нет. Вот потому и происходит это, как вы выразились, непотребство. А иногда у девушек наступают безопасные дни, вот тогда и приходит время, когда торжествует традиционный подход к решению проблемы.

— И еще меня волнует, что пары не всегда постоянны. Как-то коробит, что ли.

— Тут есть несколько обстоятельств. Одно — это то, что люди ищут друг друга, возможно, что методом проб и ошибок. А чтобы это проходило без мордобоя, лейтенант объяснил парням, что выбор, в конечном итоге, делает женщина. И отказывать ей в этом праве — как-то нехорошо, неправильно. Вот. Потому то и выглядит это несколько фривольно. И еще есть одно обстоятельство, сильно снижающее моногамность. Чтобы в нашем потомстве не завелось генетических проблем из-за близкородственных браков, имеет смысл, чтобы детишек каждая женщина рожала не всё время от одного и того же мужика, а от разных. Причём, в ряде случаев, партнёра для зачатия ей укажет доктор. Так что, речь не о распущенности, и даже не о терпимости, а скорее об ответственности перед будущими поколениями.

— Это что же! Мне теперь не от своего мужа детей заводить, а ему других женщин оплодотворять? Ну, уж нет! Я так не согласна!

— Нет, так нет. Это даже на правнуках, скорее всего, не скажется. А вот дальше неизвестно, как карта ляжет. Собственно, заставить вас никто не сможет, да и наказывать не станут. Однако если не следить за процессом — после пятого поколения наступят мрачные времена, типа вырождения, что ли.

* * *

Домик на пеньках ребята соорудили, остроумно решив проблему «неквадратного» расположения пней. Компактная избушка для четверых постоянных жителей с отоплением и первоочередными удобствами. И, на аналогичных опорах устроили подсобные помещения — сараи, дровяник, баньку, на этот раз настоящую, рубленую из той же туи. Пока народ не разъехался, дело шло споро. А из ровненьких прямых стволов всё получалось привычно и легко. И по всему выходило, что на постоянное жительство останется в этом месте один из ребят с ранчо, и девушка из нимфатория, с которой он тут поладил. И ещё следовало ожидать переезда сюда их фаната от кораблестроения Шверника. Как ни крути, а верфь нужно основывать там, где имеется лес. Долблёные челноки не слишком вместительны, а уж к опрокидыванию склонны явно чересчур. Немного спасают балансиры, но в речных узостях или у причала с ними свои заморочки.

Жаль, конечно, что немного народу здесь поселяется, работы тут — непочатый край. И за лесом ухаживать, и собрать вишнёвые косточки, рассеянные под деревьями — из них получается хороший уголь, кузнецам маловато того, что поступает из сада после сбора абрикосов. А ещё в этих местах огромные заросли крапивы, которая сейчас является ценнейшим сырьём для их текстильной промышленности. И про сбор вишнёвой смолы забывать не следует. Дело небыстрое, но Вера в своей химлаборатории получает из неё нечто ужасно полезное.

Славка очередной раз попечалился сам себе по поводу того, что так мало народу сюда попало. В смысле — в этот мир. Просто не хватает рук на всё, что требуется. Как ни крути, а в страдную пору придётся собирать людей отовсюду, чтобы иметь возможность «навалиться» всем кагалом. И, что обидно, столько уже всего сделано, а по-прежнему, всего не хватает. Даже навоз более-менее в достатке только на ранчо в загонах. В остальных местах его попросту приходится собирать в степи, изображая старателей, разыскивающих самородки. А без него саман получается слишком тяжелый и легко растрескивается. Хорошо, хоть Тинка присматривает за народом, пересчитывает всех по головам, выясняет, кто чем занят и нельзя ли человека перенаправить на работу в место, где именно сейчас не хватает людей. Похоже, они там с Марковичем крепко ему помогают, подчищая его организационные недодумки.

Со скотом у них не очень хорошо выходит. Антилопы гну — неблагодарный материал для одомашнивания. Если бы солдатики посчитали хотя бы количество сосков на вымени! А то год содержали целое стадо, и всё напрасно. Правда, те дикие коровы, что изредка приходят пастись в окрестности Балки, выглядят вообще устрашающе. Их ведь никаким плетнём не удержать — всё снесут. А заодно и окружающие постройки. Остаётся только пожалеть, что, уделив столько внимания здешней флоре, они столь слабо изучили животный мир степей, примитивно поделив его на два биологических вида — еду и хищников. Вот ему и следующая задача после завершения обустройства химзаводика в Лимане Солеварни. А пока нужно наведаться в нимфаторий, ведь с прошлого года не бывал. Там, в отличие от Вишнёвки, есть рация, и, пока не забыл, имеет смысл поделиться мыслями и с Тинкой, и с Рипой, да и с Марковичем. Планов-то опять громадьё.

* * *

Лейтенант и Гаечка заявились в Вишнёвку к обеду. Просто вышли из лесу, помахали всем ручкой и побежали купаться. Потом уже все разглядели шкуру леопарда, что в присоленном и свёрнутом состоянии принесли они с собой.

— Не могу же я ребёнка отпускать одного на такую охоту, — ответил Миша на Славкин взгляд.

Оно, конечно, хотя и много разных дел повсюду, но этих крупных кошачьих забывать нельзя. Не исключено, что именно здесь, в немаленьком густом лесу как раз и проживает самка, детишки которой разбредаются по окрестностям.

— Это был кот или кошка, — поинтересовался один из ребят с ранчо.

— Кот. Причем, уже немолодой, похоже, давно здесь живет, — Гаечка налегает на черную икру, которую толсто намазывает на пшеничный корж. Охотников поварихи всегда балуют, обычно эти деликатесы доставались детям. Впрочем, дети как раз и не в обиде, а то всё икра, да икра.

— А как вы их разыскиваете? — это отец семейства интересуется. — В этой чащобе, если кто затаиться, за два метра — его не разглядишь.

— На Маньку ловим. Это наша олениха. Очень она этих леопардов не любит. Осенью пришла подранная, мы с Рипой насилу зашили, так она вырывалась. А потом уже, когда поправилась, то стала эта коза только со мной гулять, или с Витулькой. Словно привязанная ходит, а когда пить хочет — голосит. Идем, мол, к воде. Ну, и раз доголосилась. Накликала, стало быть. Рванул на неё леопард из ближайшей заросли. Я не промахнулась, — Гаечка хлопает по прикладу снайперки, — а это недоразумение только через полчаса вернулось. Бегать то она — чудо как горазда.

Подошла так недоверчиво, понюхала, как пахнет её мертвый враг, и, кажется, всё поняла. С тех пор и охотимся с ней, правда, в лес не заходим, даже к опушке ближе, чем на полсотни метров не приближаемся. А то приманка наша может не успеть смыться. Я ведь не сразу наповал попадаю, хищник подвижный, несется скачками, иной раз и всю обойму приходится расходовать. А Миша мне заднюю полусферу прикрывает. Коварная тварь, с любой стороны может подобраться, тем более, когда трава по пояс. Не во всяком месте удаётся организовать засаду. Леопард, он не дурной. Его, чтобы приманить, нужно о многом позаботиться. И ветер требуется в нужную сторону, и запах свежей крови желательно обеспечить, а особенно важно, чтобы зверь был голодным, что вообще — фактор случайный.

Слушает Славка обстоятельные Гаечкины речи, и млеет. Нет, это не зов плоти, скорее чувство душевного родства. Определённо, ему безумно везло в этом мире с самого начала. С Рипой, с Верой и Марковичем, а потом с Квакушками.

— Не пойму я, однако, как вашей оленихе удалось вырваться из лап леопарда, — спрашивает повариха. — У него когти — словно крючья. Он так просто добычу не выпускает.

— Так просто — ни за что, — подтверждает Гаечка. Манька, она очень сильная, и рога у неё огромные и смотрят назад. А шея длинная, подвижная. Если хищник сзади набрасывается, то напарывается — мама не горюй! Может после этого вообще не оклематься. А из-за этих рогов, да из-за горба на Маньке нельзя ездить верхом, мы только вьюки по бокам на неё вешаем. И она совсем даже не ручная. Мне или Викульке что хочешь, позволяет, а вот Мише к ней лучше не прикасаться, серчает.

— А нельзя ли на неё посмотреть? А то Вы про неё таких чудес понарассказывали! — не унимается повариха.

— Отчего же нельзя. Она в степи должна нас дожидаться, не любит заходить вглубь леса, только с краешку, чтобы в тенёчке полежать. Хотя, если мимо пройдет стайка родичей, может увязаться с ними на неделю-другую.

— А под выстрел охотника не угодит? — это уже отец семейства интересуется.

— Наши на таких не охотятся. Во-первых, мы всех, кто на этом берегу промышляет, предупредили, а во-вторых, мясо у этого вида оленей считается жестковатым. Очень уж они быстрые и прыгучие. Прямо, словно из сплошных пружинок.

— Галь, а ты эту попрыгунью показала бы Иришке, что сейчас на ранчо лошадками занимается. Она немного разбирается во всяких копытных, может, что-то дельное расскажет про нашу Маньку. — После конфуза с антилопами гну Славке стало ясно, что пора повнимательней отнестись к животному миру степей.

— А мы как раз планировали нанести туда визит, Миша должен проинспектировать, как разместился личный состав, и в каком состоянии техника, — эк складно Гаечка излагает, прямо уставными фразами.

— Кстати, есть мысль разместить на ранчо школу. Ниязов там отличные помещения сооружает, гляньте пристрастным оком, что еще до зимы следует построить, чтобы первую группу учеников и преподавателей можно было с ноября поселить и начинать учебный процесс. — Славка сразу оглашает вслух свою мысль, чтобы народ поскорее накинулся с критикой.

— Не слишком много у нас учеников набирается, — задумчиво откликается юная охотница.

— Вот две девочки, Фимка с братом, вас четверо — уже восемь душ. Да еще Вася девятый. Вроде больше детей среди нас нет, — перечисляет вслух повариха.

— Поосторожней на счёт детей, — вскидывается Галина. — Я уже взрослая.

— Тем более, должна понимать, что недоученной жить плохо. — В тон ей продолжает Мишка. — Заодно преподавание охотоведения наладишь.

— И жизнь в примитивных условиях не забудь, — вторит ему Славка. — Это вообще профилирующий предмет в здешних местах. И назовём мы его краеведением, чтобы ни одно благородное ухо не резало.

Глава 20

Население нимфатория с прошлого года заметно уменьшилось. Многие девчата разъехались по другим селениям. Кто-то встретил парня, а кто просто оказался востребован в другом месте. Тем не менее, народу тут было явно в избытке. Для охоты в степи столько не нужно. Поля в этом месте не засевались, а на огородах такой толпе делать нечего. Зато домики у ребят — просто загляденье. Люди без дела не сидели и соорудили отличное почти уже замкнутое хозяйственными пристройками подворье. Прекрасные комнатки, замечательные печки, в сараях дрова, в кладовых запасы продовольствия. Всё аккуратно выбелено известью, обведено задернёнными пологими канавами.

Тот факт, что на этот раз с выездных работ не вернулись еще три девушки — закономерен, и никого не смущает. Их вещички подружки соберут, упакуют и переправят в Вишнёвку, откуда уже нетрудно будет доставить их на ранчо. А Славка с интересом смотрит на необыкновенную светлую глину, из которой сложена приличная горка рядом с входом в пристроенный к крутому откосу курень.

— Это что? — спрашивает он Артемия, который с удовольствием всё показывает и объясняет.

— Мы ведь глину для строительства берем, удлиняя погреб. А ход делаем наклонно, потому что, чем глубже — тем ровнее температура. И вот встретили пласт. А месить её неловко, потому что попадаются маленькие зёрнышки, очень даже царапучие. Девчата об них ноги корябать не хотят. Потому и ссыпали в кучу. А слой этого безобразия мы уже прошли.

Славка заворачивает в тряпицу изрядный ком и не жалеет времени на то, чтобы описать когда и где он этот образец отобрал. Может, это каолин, о котором мечтал Михалыч? В любом случае стоит ему показать.

— Слушай, Тёма, тут по весне к вам солдатик должен был приблудиться от островитян, как он поживает?

— Не поживает, спит вечным сном. Он обычно по степи навоз собирал для стройки, для других-то дел, считай, не годился. Ну и набрел на участок с маком. Когда к ужину не вернулся, мы его разыскали. Вернее, то, что от него осталось. Как уж он в полевых условиях кайфанул — ума не приложу, но только зверьё его на три четверти успело съесть буквально за несколько часов. Там и похоронили всё, что удалось от него собрать. Оно, вроде, как и нехорошо такие слова говорить, но после того случая народ перестал копья забывать, где попало, когда посмотрел, что происходит от потери бдительности.

Кстати, пойдем, покажу тебе, что к нам в прошлогодний загон забрело.

Мимо аккуратно обустроенного входа в погреб по крутой тропинке вверх поднялись в степь. Через пару километров за перелесочком открылся вид на загон, огороженный в три жерди, в котором паслось пяток коров, три телёнка и бык.

Это были совсем не антилопы гну, но и не те горы мышц, которые нередко встречались в степи на правом берегу. Помельче скотинка, и по внешности на настоящих домашних коров очень даже похожая. Бычок с виду тянул на полтонны, а коровки — на треть или четверть меньше. Тот факт, что животные оказались в ограде, никого не обманул — они там лишь потому, что в этом месте есть трава, которая их устраивает. А когда пожелают — уйдут, снеся всё на своём пути.

— Бычок у них очень внимательный товарищ, — комментирует Артемий, осторожно выглядывая из-за куста. — Как завидит кого: человека или лисицу, ему без разницы, сразу атакует. Правда, убежать можно. Он не до конца преследует, а вроде как отгоняет.

— А коровки как себя ведут?

— Кто их знает, близко-то к ним, видишь, предводитель никого не подпускает. А так, с виду, нормальная животина. Девчата-охотницы, правда, говорят, что если припустит бежать, то не угонишься. И как этих тварей изловить, и что с ними потом делать — ума не приложу. Они вроде как в загоне сидят, но это, сам понимаешь, пока им сквозь изгородь пройти не потребуется. Жорж мулету готовит, хочет быка отвлечь на манер тореадора и опутать верёвками, но рискованно это. Да и как потом коров ловить? По всему выходит, что без хозяина стадо просто разбредётся. Обычно-то именно он их в куче держит, чтобы охранять было удобней. Как пастух себя ведёт, и никого не боится.

— Знаешь, даже если мы их не поймаем в этот раз, ничего страшного. Тут хотя бы за повадками понаблюдать, сообразить, как ними в будущем управляться. Сдаётся мне, что именно они-то нам и требуются, однако людьми рисковать — последнее дело. Кстати, а пить они куда ходят? — Славка серьёзно затрудняется.

— Так мы тут нарочно бочажок выкопали. У нас сайгаки здесь с осени жили, вроде живых консервов. Мы подкидывали им сена, так что не голодали животные, не худали. Семерых мы за зиму съели, потом оставшихся выпустили, они здесь у нас отелились, ну и подумалось, пускай молодняк подрастёт. Мы потихоньку уже и сена припасали, чтобы следующую группу загнать по осени, а эти коровы его лопают даже охотней, чем траву, почему и не уходят уже который день.

Копёшки, действительно, выглядят заметно потрёпанными. Хм. Если заложить жердями вход в огороженное пространство, вряд ли скотина станет атаковать неподвижные мёртвые предметы. Не пытаются же они ломать деревья. Другое дело, стремясь отогнать того, кого считает врагом, бык просто не обратит внимания на преграду. Но, если в ограде останутся только коровы, и никто их не потревожит, и не помчатся они выстраивать линию рогов против волка или гепарда, может быть, и не снесут животины эту, не такую уж хилую загородку. Сайгаки — создания далеко не эфемерные, здесь перезимовали, а у глазомера бывают погрешности, особенно в оценке прочности.

Может быть, прав бровастый Жорж с его безумной тореадорской затеей?

Славка снова оглядел изгороди. Сам загон — овал. Полста метров на семьдесят. В короткой стороне проход по длине жерди, а к проходу — воронка из двух сходящихся под прямым углом заборчиков, чтобы угодившие в раструб животные не промахнулись мимо входа. Прямо, как в книжке про Мориса-мустангера.

Только именно это стадо забрело сюда исключительно по своей воле. И покинет оно его в тот момент, когда это понадобится его предводителю. Он до сих пор не разломал изгородь только потому, что она не мешает ему держать самок под контролем и вообще не препятствует ничему, из того, что ему требуется.

Н-да! Тут не просто взглянуть требуется, а подумать, как следует. Славка расчехляет подзорную трубу, сооруженную из линз фотоаппарата, и начинает подробный осмотр.

Бычок — чёрный крепыш — берёт сено из остатков разворошённой и даже истоптанной кучи, не забывая поглядывать по сторонам. Бдит неустанно. Хозяин, понимаешь.

— Тёма, а почему он трескает сухое сено, а не сочную траву?

— Думаю, из-за соли. Мы угощение для сайгаков всегда подсаливали, когда в копёшки складывали. Иринка нас так надоумила, она много чего про скотину знает.

Вот и объяснение, почему это стадо тут так задержалось. Однако когда слопают припасённое подсоленное сено и вылижут землю под ним — уйдут. Траву в загоне, вон, частично выщипали, частично истоптали. Самая главная проблема — предводитель. Буй-тур-Всеволод, вспоминается из чего-то старинного. Воинственного князя сравнили с туром, про которого твёрдо известно, что он неустрашим. Берём это положение за основу. С таким зверем им никак не справиться. Предположим, быка можно застрелить, что дальше?

Славка переводит подзорную трубу на коров. Четыре выглядят обычно, а вот пятая — какая-то не такая. Ха! Да это тоже бык, просто он еще не совсем взрослый, потому, наверное, и не изгнан из стада. Пока. А ведь уже немаленький, почти с корову. С ним стоит попробовать подружиться, пока он не начал претендовать на роль главного.

Теперь — что там насчёт телят? Не всё чётко видно, но, кажется все три — тёлочки. Вот и картинка складывается. Если выманить взрослого быка через проход в стене загона и застрелить, а сам проход аккуратненько загородить так, чтобы не перепугать стадо, то всё выглядит перспективно. Дальше есть шанс постепенно приучить эту скотину к людям. Соль, корнеплоды, свежескошенная трава. Потом — подсоленное пойло с мукой. Может быть, стоит и хлебушка не пожалеть. И главное — молодой бычок. Он останется тут главным, и в дружбе с ним — залог будущего успеха.

Кстати, он ведь начнёт крыть всех подряд. Родительницу, сестёр. Говорят, от этого порода мельчает. Что же, на первом этапе это, скорее всего, следует считать благом. Пока люди не начнут уверенно управляться со скотиной — лучше пусть она будет не такой страшной.

* * *

Как выяснилось, план Жоржа — бровастого танцора, от Славкиных мыслей практически не отличался. На всякий случай детали обмозговали во всеуслышание, что обогатило его несколькими деталями, принципиально ничего не меняющими. А потом провели операцию.

Славка с импровизированной мулетой появляется в проходе в загон и, сделав ею несколько движений на распахивание-складывание, пусткается наутёк. Тур — за ним. Короткая, в три патрона очередь из ручного пулемёта звучит, едва топот могучих копыт приближается к беглецу, и тяжелая туша валится на землю. Обвязанный пучками травы Жорж плавными движениями прилаживает ко входу в загон последнюю жердь, а Славка успокаивает дыхание. Спринт был бурным.

Все спрятались. Тишина. Беспокойство среди коров сходит на нет, да и не было там особой тревоги. А сейчас — равномерно жующие челюсти демонстрируют окружающим, что всё нормально. Прячась в высокой траве, практически на четвереньках, подтягиваются всё население нимфатория. Раны на боку убитого быка уже чем-то заклеены, на рога наброшены веревки. Потянули. Тяжеловато, но разделку на глазах стада лучше не проводить. Метр за метром, шёпотом ухая и кряхтя, отволокли тушу за край лесочка. Всё! Дальше охотники знают, как освежевать это богатство.

Первая задача выполнена. Теперь главное — не испугать стадо. Повадки коров — тайна для всех. Но, если рванут — никакая изгородь не выдержит. Значит необходимо своевременно отгонять хищников, кормить, поить, угощать. А как при этом избежать негативной реакции диких животных на человека — головоломка. Однако связь с ранчо по рации имеется, так что можно проконсультироваться с Иринкой. Ну вот, а ему казалось, что народу здесь лишку. Ничего подобного, с кошеной травой набегаются все.

* * *

С низовьев подошли три лёгкие тополёвые долблёнки, каждую пригнал парень, вооруженный автоматом. Рипу привезли, соль, курагу, немного орехов. Завтра заберут четырёх девчат и пойдут в верховья, собирать лекарственные травы. Сейчас все сгрудились, сидят и разглядывают картинки из альбома, перерисованные рукой хорошего художника с экрана ноутбука. Кое-что узнаваемо. Зверобой, липа — нет, цветы собирать сейчас поздно, но хоть деревья приметить. Ромашка аптечная, мать-и-мачеха, чистотел, шалфей. А еще репейник, солодка, ландыш и валериана, где важны корни. И дальше: боярышник, пустырник, пижма. А это что такое? За эвкалиптом вообще-то на Кавказ посылать нужно целую экспедицию. И еще длинная галерея других, незнакомых Славке растений.

— Понимаешь, — Рипа ластится, как котёнок, давненько не виделись. — У нас ведь кроме зелёной аптеки здесь никакой другой нет. Только что первый спирт из пшеницы выгнали, зелёнки даже приготовить не можем, начнись обычная ветрянка, волдыри прижигать нечем.

Понятно, оправдывается, что такую толпу гонит травки собирать в то время, как у них масса хозяйственных дел, а ведь он помнит, что и в начале лета и поздней весной девушки под охраной автоматчиков отправлялись с корзинками, то цветочки собирать, то щипать листики или дёргать травки. И под навесами пахучих пучочков и связочек всегда сушилось немало. Не будет он ругаться. Никто здесь, кроме любимой толком в медицине не понимает. Хм! Это получается, что детишек в школе еще и травам лекарственным нужно обучать, и составлению целебных зелий. Ну-ка, где у нас в блокноте страничка с намётками по школьной программе?

Кстати, пока то да сё, настало время Лимана Солеварни и Михалыча с вожделенным химзаводиком. Наверняка та его продукция, что ребята собираются производить, потребуется и для косметологии, и для фармакологии.

* * *

В Балке встретился с Зиночкой. Экспедиция вернулась с важной информацией. Река, которую Славка принял за Днепр, Днепром и оказалась. Поднявшись вверх по течению буквально пару десятков километров, ребята встретили препятствие. Течение стало настолько быстрым, что даже на вёслах при помощи паруса, или под парусом, при помощи вёсел, пройти не удалось. Тянуть нашив лямкой даже не пробовали, не годятся берега для бурлаков, а для волока — народу в команде недостаточно. Прошли вперёд пешком по обоим берегам, и поняли, что вовремя остановились.

Дальше раздвоившееся русло вообще выглядело бурным и неприветливым. Днепровские пороги, и ничего тут не сделаешь. В этом месте провели тщательную астрономическую обсервацию, дождавшись полудня для определения долготы, и ночи, для точной засечки широты. Погрешность при столь тщательном подходе не должна превысить пяти километров, что сразу позволяет им получить неплохую привязку к картам предков.

Хорошенько побродили по левому берегу с миноискателем. Выкопали несколько железяк, настолько ржавых, что догадаться о том, чем они были раньше, не представилось возможным. Основной добычей стали саженцы малины и облепихи, которые отыскали в тех местах, где, предположительно, когда-то располагались дачные участки. Всё, разумеется, одичавшее, но где им взять культурные сорта? Растений, ясное дело, привезли значительно больше, но оценить их значимость для грядущего сейчас было бы затруднительно.

Важно то, что эпоху великих географических открытий на этом следовало временно завершить. Слишком много проблем обнажилось на уже исследованной территории. Славка как-то раньше просто не представлял себе, насколько жизнь человечества связана использованием результатов труда предшествующих поколений. Карты, дороги, здания, наработанные навыки и местные системы хозяйствования, выверенные, подчас, десятилетиями. Перечень того, за что следует быть благодарными ранее жившим людям поистине безразмерен. А ведь у них сейчас даже постельного белья нет. И производство стекла требуется налаживать быстрее собственного визга. А если ещё зимой Тинка уедет учиться, вся координация взаимодействия их разбросанного на сотнях километров контингента рассыплется. Хотя, рация ведь там, на ранчо, имеется. Похоже, придётся ребёнку учиться и работать. Ужас. Ну, некем человека заменить. Хотя, то же самое можно сказать о любом.

* * *

Помяв и пощупав белую глину, что Славка вытащил из своего плетёного ранца, Михалыч недовольно поморщился.

— Каолин, конечно, но неважнецкий. С ним довольно много работы, чтобы довести до ума. Однако на шамот пойдёт. Горны нормальные сделаем, чтобы поменьше угля жечь в кузницах.

Хорошая новость. А теперь задачка. Чтобы заниматься шамотом и переделкой горнов и печей требуются рабочие руки. Этот труд сэкономит затраты на сбор дров и изготовление угля. Но, чего здесь больше, затрат или экономии? И, главное, насколько срочно следует этим заниматься? Ведь надо строить на ранчо школу, возводить лесничество на степном краю Вишнёвского леса, достраивать домик в Известняковке, и основывать поселок в безводной и бестопливной Солеварне.

Обвёл взглядом собравшихся. Всё понятно. Сразу за столько дел браться невозможно. Имеет смысл сначала реализовать до конца то, что уже начали, и только потом хвататься за новые идеи.

— Понимаешь, Слава, тем ты и угоден людям, что чётко видишь перспективу, определяешь важные направления и нередко быстро принимаешь верные решения, — начинает Маркович. — Только без Тинкиного дирижирования имеющимися у нас ресурсами мы бы в два счёта запутались. Посмотри на бедного ребёнка. Одни глаза. Не хватает её головы на всё про всё. А как ей помочь?

— Не знаю я, дядя Петя, — вздыхает девушка. — Организационные хлопоты, они ведь не всё время. То крутишься, как чёртик в табакерке, не зная чем бреши затыкать, то тишина — все работают и никому ничего не нужно, и можешь грезить грядущим. Сейчас новые замыслы запишу, построю их в очередь, да и начну подготовительные операции. На ранчо один мужчина прибавился и четыре женщины — значит, саман станут быстрее готовить. Шверник переедет в Вишнёвку и, первым делом, заготовит лес для постройки школы. Там ведь нынче еще один парень живёт, вдвоём управятся. К октябрю, когда всё будет готово, построим корпус, собрав побольше людей. Единственное ограничение — второй этаж нельзя будет использовать, пока не просохнут перекрытия, но в отапливаемом объёме это всего месяц-другой.

В Известняковке стены сделаны из сплошного самана, им сохнуть ещё не меньше месяца, ребята тем временем в Солеварню съездят, там дел-то осталось — начать и кончить.

Народ рассмеялся. Да уж, наловчилась Тинка распутывать клубки Славкиных замыслов.

— Про шамот, Михалыч, садитесь писать подробную инструкцию. Как только получится так, что и мне будет понятно, переправим её в нимфаторий. Пусть пробуют. По ходу дела станет ясно, что да как, а Витёк, тем временем, форму кирпичей для кривой кладки нарисует и сосчитает, каких сколько требуется. Нам ведь этого добра не вагон нужен, а определённое количество, вот им и ограничимся, — решает Тинка следующую «задачку». — Вы не смущайтесь, что дел у нас много. Никуда они не денутся, все придётся сделать. И малину высадим, и облепиху, а вот сортировку пшеничных зёрен оставим на зиму, там работы невпроворот, и выполнять её нужно без спешки.

— А для посадки озимых? — вспоминает Коля.

— Не получается пока, только если с твоих делянок семена брать, или что успеешь сам. Впрочем, кто знает? В ноябре, вероятно, появится возможность, когда стройки завершим. В общем, предзимний сев придётся проверять на малой площади. Зато весной сможем посеять и в Камышовке, и в нимфатории, а не только на ранчо и здесь. Плуги уже готовы, дело за тяглом. На всё про всё упряжка-то одна. Иринка говорит, что лошадки к посевной вырасти не успеют. Да и не уверена она, что годятся эти мустанги для вспашки, хотя, конечно, нужно пробовать, но позднее. А на ближайший сев, если только пара самцов антилопы гну, что по весне народились. Вроде смирные растут.

— Всё спросить забываю, — спохватывается Славка. — Халькопирит нашли?

— Нет его там, и никогда не было, — отвечает Вера. — Ошиблась девушка. Зато мел отыскала, и совсем в другом месте. Его немного, но для зубного порошка нам и нашим потомкам должно хватить до скончания времён.

— Зин, а вы свинтусов диких на Днепре не встречали, — вступает Рипа. Щётки зубные не из чего делать. Щетинки бы.

— Фимка от одного кабаняры забирался на дерево, это на левом берегу в самых низовьях.

А Тинка уже делает пометочку на планшетике, и ясно, что для посещения кабаньих мест будут направлены ребята с самыми могучими стрелялками. Не сегодня, а когда достроят то, что намечено.

Ну ладно, приятная часть встречи благополучно завершена, пора возвращаться к конкретике. Предстоит проверить подготовку к работам на юге, у моря. А там у них планируется стремительная комплексная застройка. Извлекаем реестры.

Глава 21

Путь к Солеварне оказался на два дня длиннее, чем планировали. Море было неспокойно, и гнать по волне перегруженные пластиковые лодки никто не отважился. Отсиделись в устье, заготовив от нечего делать приличный штабель дровец. А потом, когда вода в заливе успокоилась, добрались до места буквально за несколько часов. Здесь привычная унылая картина — песок, вода, много камней. Обломки у невысоких каменистых обнажений и окатыши по кромке воды. Волнение на этом пространстве не особо разгоняется, приливов тоже нет, так что колебания уровня воды зависят только от направления и силы ветра, и они невелики. По сделанным отрывочным наблюдениям оценивается в десяток-другой сантиметров.

Старый добрый балаган ролевиков в два счёта установили на привезённом с собой каркасе, натянули тент и принялись оборудовать площадку на возвышенном месте, где планировалось организовать источник местного водоснабжения. Ровненькую чуть наклонную поверхность довели до идеального состояния, отштукатурили и выгладили, дали как следует схватиться раствору, а потом на ней поставили высокую каменную пирамиду из собранных по окрестности обломков и крупной гальки. Утром из под основания показалась вода, сконцентрировавшаяся за ночь на остывших камнях из влажного морского воздуха. Полведра скопилось в подставленной в нужном месте ёмкости. Умыться и напиться для пары человек хватит. Это, конечно, резервный вариант, на всякий пожарный, так сказать.

Из привезённых с собой кольев, жердей и прутьев строили дровяные сараи и заполняли их топливом, которое не переставали подвозить с ближнего острова из поймы реки. Домик поставили на сложенный из местного камня фундамент. И сам домик тоже из местного рыхловатого известняка. С толщиной стен не поскупились. Только потолочное перекрытие и кровля из привозных материалов. Навесы, сараи, мостки над мелководными бассейнами, в которых упаривается рассол морской воды — Михалыч руководил обустройством. Немного копали, слегка насыпали, создавая будущие удобства тем, кто будет здесь работать.

Пока шли строительные работы, Михалыч наосаждал в своих пропекаемых солнцем тазиках гипса. Немного, грамм сто, но зато соль, которую он заодно получил, на вкус оказалась значительно лучше. А часть рассола, только Славка не уследил, из какого по очереди сосуда, заливал в колонну, собранную из хитро вылепленных горшков, досыпал чего-то, улавливал то одно, то другое из торчащих в стороны керамических носиков, выпаривая, осаждая, добавляя, смешивая… Интересно, но некогда разбираться. Подошел Зиночкин нашив, привёз деревянные детали. А вот тут вышло затруднение — мелко оказалось у берега для дубового кораблика. Далеко пришлось носить, однако пошел монтаж вышки для ветряка. Потом наведался Маркович, проследил за установкой генератора и прокладкой проводов. Снова хитрой формы горшки, колдовство с растворами, и… запах соляной кислоты.

Полученные химикаты быстренько уходили в Балку. Только сейчас до Славки начало доходить, что реально строят они не столько промышленное предприятие, сколько основу фармацевтического производства. Ведь тому же каолину Рипа обрадовалась значительно сильнее, чем Михалыч. Оказывается, медики и его применяют.

Вообще, этот период был так насыщен событиями, что привычное понятие, «как белка в колесе», захотелось заменить Тинкиным перлом «как чёртик в табакерке». Действительно, только гашёной извести приняли и истратили четыре полных крейсера. И пресную воду для стройки из реки возили по три рейса за день. Ведь основания под все постройки нужно устраивать, как следует. Народа здесь будет жить мало, пока вообще только Михалыч с супругой собираются оставаться. И ничем они себя обеспечить не смогут, так что сухопутную дорогу от Куреня разметили, тележка, запряженная антилопой, за день в оба конца успевает обернуться. Но до ближайшего источника пресной воды — устья их реки — пять километров. Это на случай эвакуации в экстренном порядке тоже нужно предусмотреть. А еще нужно приготовить глубокую крытую ёмкость для сбора и хранения дождевой воды. Вот только рации сюда надёжно не хватает. Нет у них больше ни одной, и взять неоткуда.

* * *

Пластмассовый крейсер теперь водит Фима. Прошел он у Зиночки курс молодого бойца. А, с другой стороны, поручать крепкому парню работу, с которой справляется подросток просто нерационально. Матросом у нового капитана его же собственный братишка. Сегодня Славка вместе с ними заготавливает морскую капусту. Нырок на глубину шесть метров — это не что-то запредельное. Подсечь ножом ленты и прикрепить их к веревке — дело несложное, однако, делать это раз за разом утомительно. И ужасно не хватает ласт. Те, прошлогодние, годятся только для младшего, но до дна он не доныривает даже с ними. Тренируется, однако.

— Дядя Слава! А ведь с верёвкой нырять ужасно неудобно, — Фимка упорно обращается к нему, как ребёнок к взрослому, хотя разница в возрасте всего лет пять. — А что если к водоросли поплавок прицеплять, чтобы конец всплывал. Сверху то их потом собрать несложно.

— Отличная мысль. А из чего поплавки?

— Хворост у нас с собой сухой, Заточить один конец, сделать зазубрину, чтобы из прокола не выскочила, и втыкай в ленты. А потом подрезал — и дело в шляпе.

— Надо попробовать.

Попробовали. Понравилось. До вечера лодку нагрузили, а это не меньше тонны. Вернее, меньше, но не намного. Но вообще-то к следующей поездке следует подготовиться дома. Видел Славка пластмассовые прищепки и непочатую упаковку шариков для пинг-понга. Ну и ласты новые требуются, по его ноге. В общем, реквизит нужно будет приготовить заранее. А то они нынче, как с испугу, разгрузили в Солеварне пришедшую с грузом из Балки лодку, и, чтобы не гнать её обратно порожней, завернули в разведанный Зиной и Викторией лиман, загрузиться ламинарией.

* * *

Тёплая летняя ночь. Море, серебристая дорожка от полной луны. Безветрие. Славке не спится. Мысли покоя не дают. Только что прочитал письмо от Тинки с пометками Марковича и добавками Рипы. Речь в нём шла о подготовке к зиме. Эх, год назад бы им эти проблемы! А то видишь ли, шелка так мало, что хватило на подкладки всего для двух безрукавок. Кстати, не просто шкур с дыркой для головы, а уже скроенных и сшитых. Наверняка небезупречно, если с точки зрения высокой эстетики, но добротно — это точно.

И стёкла у Марковича получаются каждое своего цвета, толстые и маленькие — с почтовый конверт. Да еще и изображение искажают, поскольку поверхность у них волнистая. Хм! Не страшно. Главное, в отапливаемых жилых помещениях зимой будет свет. И для того, чтобы писать не придётся днём жечь не слишком благородно пахнущий животный жир.

Зато три финиковые пальмы явно прижились, и есть чем укрыть их на зиму. Главное же, что проистекает из текста, который он час назад прочитал вслух под тентом, где ужинал со строителями Солеварни, это то, что опять их сообщество прошло некий этап, преодолело рубеж, за которым снова что-то пойдёт иначе. Пока не чувствуется у людей настроений к индивидуальному ведению хозяйства, к обособлению, соблюдению собственных интересов. Но ведь это может случиться в любой момент. Все они выходцы из весьма эгоистичного мира, мира, где постоянно конфликтуют интересы разных людей. Трудно ожидать, что те принципы не проявятся и в их сообществе.

Интересно, почему это ещё ни разу не было отмечено? Пока невооружённым глазом видно, что от сотрудничества выигрывают все. Коварная Рипа за год подстроила ситуацию таким образом, что у парней есть девчата, а у каждой женщины — «свой охотник». Хотя, охотниц, реально, не меньше, чем мужчин-промысловиков.

Итак, настал момент для осмысления содеянного, и о грядущем погрезить надобно, как Тинка поговаривает. Есть у Славки подспудная догадка, что не он тут главную лямку тащит, а именно эта девчушка. Ну да ладно, эмоции отключаем и чувства откладываем в сторону. Анализ должен быть беспристрастным.

Куча людей сошлась под одну руку и повинуется оной.

Другая куча тоже сошлась под одну руку, и тоже повиновалась некоторое время. Но у них что-то незаладилось.

В чём разница?

В первом случае командует юноша бледный со взором горящим, во втором — опытный управленец.

А юноше этому ночная кукушка нашептала о том, что заботиться он должен о человечестве в целом, полагая таковым совокупность всех представителей своего биологического вида. Конечно, молодые ребята типа него внушаемы и на великие подвиги легко сподвигаемы. Купился он, одним словом, на Рипины ласки и нежности. Надо это признать.

Что обсуждал Аркадьевич со своей ладой, он не слышал, но ни о величии духа, ни о бесценности каждой человеческой жизни речи наверняка не шло. Скорее всего, затрагивались темы безопасности, дефицита удобств, и других материальных благ. Не дети, чай, должны мыслить конкретными категориями.

Благодаря продуманным действиям под знаменем объединения ресурсов, какое-то количество этих самых благ наверняка удалось собрать в большую кучу. Если разделить их на всех, то хватит ровно на один понюх, а если приберечь для себя — некоторое время вполне можно попользоваться. Но не будешь же трескать виноград на виду у чужих детишек! Раскритикуют и лишат влияния. Значит нужно дистанцироваться. Индивидуальная жилплощадь повелителя под надёжной охраной — светлый салон просторного автобуса и пара крепких парней с дубинками — в самый раз.

Намечается вывод. Установление дистанции между руководителем и руководимыми оказалась ошибкой. У Славкиных ребят все толковища происходят в столовых во время приёма пищи, или, вернее, когда народ её усваивает. И состав участников разговора случаен. Короче — всё на виду. Демократией это назвать нельзя, но по углам или кабинетам никто не шепчется. Собственно, это не отдельная мысль, а, скорее, развитие первой, про дистанцию. Славке вообще удобней, когда удаётся весь поток критики воспринять ещё до того, как начал воплощать задумку. Больше факторов удаётся учесть.

С другой стороны, за разговорами можно ничего не решить. Мнений может оказаться много, попробуй их увязать в один алгоритм, особенно, если они друг другу противоречат! Нет, пока он здесь в этой ситуации ещё не бывал — все дули в одну сторону и речи вели только уточняющего характера или дополняли картину новыми сведениями. Но ведь в былые времена в родных местах сколько раз на его глазах в словесных лабиринтах терялись прекрасные начинания. Однако, это уже область искусства ведения полемики. Кроме волевого решения руководителя в этой ситуации ничто не поможет, и дальше он сегодня об этом думать не будет. У Аркадьевича причин для дискуссий с подчинёнными, кажется, не было вообще, и, похоже, что это другая сторона той же ошибки.

А у лейтенанта Миши причин для дискуссий с подчинёнными не должно было быть согласно требованиям устава, однако, он, похоже, и сам почуял неладное. Когда Славка с Рипой и Гаечкой там появились, признаки дистанцирования ещё сохранялись, но с их появлением командир взвода всё это очень резко поломал. Признаки душевной борьбы присутствовали в явном виде, он просто тогда их не прочувствовал. Забавно, а ведь авторитет Мишин от этого не пострадал — парни к нему относятся уважительно и слушаются так, что кажется, будто мысли читают и спешат воплотить. Получается — это решение было оценено, как верное. Конечно, Рипа с Гаечкой тогда сильно поспособствовали возникновению уважения к их босоногой группе.

Так, стоп! Сюда больше не углубляться. Дистанция — плохо, единство — хорошо, вот такой вывод. И добавим, что обеспечивать это единство очень хлопотно, хоть при разговорах, хоть в процессе проведения работ. Зато информация, которой он обладает, не просто точна, но и подтверждена ноющими от утомления мышцами. Строительные работы сопровождаются перемещением огромных масс материалов, и средства механизации отсутствуют — только мускульная сила работников.

Эк его занесло! Следует вернуться к началу размышлений о роли Тинки. Она тоже не дистанцируется ото всех, хотя в работах участие принимает редко. В основном сидит у рации и разбирается с записями. В её русой головке хранится полная картинка всех деяний, что проводится в их теперь уже семи поселениях. Не совсем, конечно полная, но общая — это точно. Именно она занята реальным управлением и, следует отметить, распределением благ. Продукты и выделанные шкуры, запасы животных жиров для светильников, сбор фруктов и развоз их по посёлкам. Кстати, овса нынче действительно собрали душевно, на одной каше можно до весны дотянуть, да ещё проса запасли, не говоря уже о пшенице. Картофеля в пяти посёлках народило столько, что разок другой полакомиться смогут все, хотя, конечно, основное пойдёт на семена. Но, с другой стороны впереди еще октябрьский урожай. Так, стоп, не о продуктах он, а о Тинке. Вернее, об управлении. И Тинка управляет хорошо.

А что такое — управлять хорошо? Точно! При правильном управлении коллективный труд многократно выигрывает, по сравнению с результатами деятельности индивидуалов — это доказано всей историей человечества. Не напрасно работа руководителя так высоко ценится и поощряется. Она сложна, хлопотна, ответственна. Успехи и неудачи в ней всегда имеют серьёзные последствия. И про науку управления обычно говорят, что она сродни искусству, требует и опыта и внимания и даже некоторого дара предвидения. А, главное, пожалуй, что она происходит всегда. И Тинка всегда настороже.

Это Славка бросается в места, где возникли проблемы, ищет пути и способы, придумывает, планирует… собственно, и она занимается тем же, просто имеет при этом в голове общую картинку, на которую ориентируется, увязывая действия разных людей в разных местах. И в любую проблему она вникает, соотнося её с процессами, идущими в во всех посёлках.

Стоп! Этак он совсем собьётся с мысли. Создать сейчас в голове всю науку управления ему не под силу. Первый вывод на сегодня — не держать дистанцию с подчинёнными. Второй вывод — необходимо управлять людьми, которые оказались в сфере твоей ответственности. И делать это нужно хорошо.

Славка внутренне улыбнулся. Какие глубокие мысли! Человек опытный, искушённый наверняка скривился бы, выслушав их. Но ему на сей момент этого достаточно. Не чваниться и не расслабляться — вот и всё, до чего он додумался. И переть к цели, что по ночам нашёптывает ему любимая — чтобы всем было хорошо.

* * *

Забавно, в их сообществе практически не отмечается конфликтов. Что, все такие умные, что понимают вредность пустых ссор? Или упахиваются так, что на подколки или скандалы не остаётся сил? Или Мишка кое-что внушил своим бойцам, а Рипа шепнула девушкам, и они прониклись? Может быть, всё вместе? А ещё то, что люди поголовно вооружены? Или им просто нечего делить?

Вообще-то, из своей школьной жизни он чётко уяснил, что для начала скандала достаточно бывает одной отрицательной эмоции, небольшого нервного всплеска. Хм! Трижды в день на завтрак, обед и ужин все пьют травяной чай или компот с каким-то добавками, который поварихи готовят по Рипиным прописям. Он видел инструкцию, там целый перечень рецептур и график их следования. Причем, кое-что детям и Квакушкам велено не давать. А для народа постарше есть отличия и в графике приготовления напитков, и в их составе. Кажется, любезная и здесь что-то хитрит. Нет, сонным народ не ходит, вялым не выглядит и невнимательностью не отличается. Но, сдаётся ему, что лекарства от стресса личный состав принимает регулярно. Если так, он только за. С нервными, взвинченными людьми работать сложно. А вот с нормальными адекватными парнями и девушками — одно удовольствие.

Вспомнил про свою зазнобу. Вряд ли она действует безошибочно. С Верой ведь явно поторопилась, хотя это стало ясно позднее. А про период своего двоежёнства вспоминать даже весело. Наверняка ведь, ладушка, не только с ним начудила, имеется ввиду, что кто-то где-то по её подсказке запросто мог наделать чего-то, не менее забавного.

Славка снова полюбовался на луну. Она заметно продвинулась к западу. Пора бы ему на боковую. Завтра очередной транспорт извести, а это примерно сорок замесов и никто еще не сосчитал, сколько тонн камня.

Глава 22

Утро началось с сеанса радиосвязи. Тинка долго рассказывала о событиях, произошедших далеко на севере. Поездка за травами завершилась в высшей степени необычно. Ребята наткнулись на места, где часто встречались пчёлы. Лесные массивы там были значительно обширней, но участки степи тоже впечатляли. И буйство разнотравья, и огромное количество деревьев, дающих прокорм насекомым в своих цветках. Собственно сбор лекарственных трав прошёл быстро и успешно, а потом ребята задержались, чтобы в хорошем месте соорудить курень. Сандра — одна из красавиц — решила немедленно заняться пчеловодством, а сошедшийся с ней за время странствий Гриша был намерен составить ей компанию.

Вернувшиеся собиратели лекарственных трав, добравшись до нимфатория, по радио сообщили новости в Балку, и там сейчас лёгкая паника. И пасека нужна, и людей на все замыслы не хватает. А просто оставить энтузиастов пчеловодства без внимания, предоставив их самим себе — совсем не дело.

С полчасика Славка размышлял, бездеятельно слоняясь среди суеты продолжающейся стройки. Всё тут идёт нормально: последняя каменная площадка будет завершена уже сегодня. Стёкла из бывшего автобуса Аркадьевича вставляют в стены цеха, где Михалыч разместил своё оборудование. Тазики для упаривания на солнце морской воды выверены по ватерпасу и выстроились ровненьким рядочком, соединённые желобками с заслонками. Даже дорожку, по которой вдоль этих ванночек будет расхаживать персонал, уже затёрли и ждут только схватывания раствора.

Жилые помещения даже обставлены — топчаны, лавки, столы и коряга вешалки для одежды, стеллаж для посуды — всё из жердей, всё на верёвочных бандажах, но служить будет многие годы, потому что сделано основательно.

Итак, мёд. И воск. Это чрезвычайно нужные вещи. Это понимают все. Кроме того, лекарственных трав в тех местах много, причём разных. А ведь у каждой — свой оптимальный период сбора, способы сушки. Как ни крути, а в этом месте потребуется серьёзное поселение. Ну, никак не из двух человек. В общем, пора объявлять аврал и наваливаться всем лесом. Или деревней. Или кагалом? Всем миром, кажется, существовало такое понятие. А Иван Фёдорович, которому Рипа удалила аппендикс в прошлом году, говорят, столярничает хорошо. Ругаются только, что очень медленно, зато вещицы делает — залюбуешься. Вот ему и надо будет строить домики для пчёл. А интересно, он одинок, или уже нашёл себе пару? Жить то предстоит на выселках, это может создать напряженность в маленьком коллективе удалённого хутора.

В общем, вводные Тинке Славик выдал чёткие, и одного особенно искусного парня-строителя отсюда забирал с собой на север. Как раз подошла из Куреня упряжная тележка с поковками и деревянной утварью, вот ею и доберутся.

* * *

Если стройка в Солеварне планировалась заранее и проводилась после тщательного ознакомления с объектом, то сейчас подготовка велась в пожарном темпе на основании данных, известных из устных сообщений побывавших на месте ребят. Особенно напряженно шла работа по подготовке данных для пчеловодства и о растениях, образцы которых были доставлены. Картинки и тексты с ноутбука загоняли в нетбук и пару наладонников, а также на экраны трёх подошедших для этой цели мобильников. И все, имевшие навыки рисования переносили изображения на бумагу. Остальные переписывали текст. Почти все работы пришлось приостановить — вернее, все, не касавшиеся подготовки поездки на Пасеку. Четырёхметровая первая их пластиковая лодка уже везла к месту Ивана Фёдоровича, его бесценный верстак, инструменты, мешочек овса и обворожительную белокурую любительницу камней, которая так и не смогла разыскать халькопирит, зато открыла для себя что-то необходимое в общении с этим немолодым ворчуном.

Лодку гнал Славка, и еще пара ребят шла на долблёном челноке — показывали дорогу. Не близко здесь и путано. Хотя знаки в местах поворота в притоки парни по пути расставили, да и кроки от ранее проведённого обследования этих мест нарисованы старательно, с проводником вернее. Четыре дня гребли — это не намного утомительней упражнений с камнями и лопатой. Потом в правый приток, а затем в левый. Русла вьются, словно змеи, удлиняя путь. И крейсеру в этих узостях не повернуться, не говоря о нашиве. Так что площадку для перегрузки с больших лодок в малую нужно присмотреть заранее. А клёны здесь хороши, и, главное, встречаются часто. Да вообще лес другой, Лиственный, но не корявый, а возвышенный какой-то. Каштаны вон, правда, несъедобные, зато, кузнец говорил, добрый уголёк из их плодов получается. Ольхи, осины или берёз не видать, но дубы — просто красавцы.

Правильно, что он помчался в эти места. Тут не только пасеку ставить нужно, но и лесопилку. Причём как то бы исхитриться, чтобы мобильную, плавучую, что ли? А чем её в действие приводить? Электромоторы подходящие у них имеются, пусть и не слишком мощные, это всего лишь вопрос производительности пилорамы. Пусть пилит. Потихоньку, но всё время — им хватит. Только для неё ведь ещё генератор потребуется, и от ветряка его крутить неловко, слишком часто тут бывает тихая погода. А водяное колесо — штука громоздкая, тем более, здесь потребуется нижнебойное, с хорошей площадью. Как чувствовали, сохранили в целости крыши автомобильных кузовов. Хотя, при таком вялом течении… Ладно, хватит грезить! Кажется, прибыли.

* * *

— Привет, Сандра! — Славка снимает с плеча мешок крупы. — Мы тут подумали, и решили, что нужно вас с Гриней устроить получше.

— Мне нравится ход ваших мыслей, — улыбается девушка. — Ставьте верстак сразу под навес, — машет она рукой парням. — А то мы просто не знаем, за что хвататься. Пока вот, делаем борти и расставляем повсюду, на случай, если вылетит рой.

— Ты что, на пасеке выросла? — Интересуется Фёдорович.

— Почти. Дедушка увлёкся, когда вышел на пенсию. А я часто у него гостила.

— До речки отсюда далеко, и берега тут топкие, — встревает Гриша. — Груз носить неудобно.

— Точно. Начнём с сооружения причала. — Славка уже расчехляет свой любимый топор. — Показывайте, что можно валить, а что лучше не трогать. Кстати, вон тот кленовник мы на две трети планируем проредить. Правильно?

— Отличная мысль. Наверное, оттуда и начинайте рубку. А что, ожидается ещё чей-то приезд?

— Многих. Кирпич для печных труб привезём, две печки для готовки — летнюю и зимнюю, отопительную конвекционку. Так что готовься к самым смелым фантазиям — устраивать вас будем капитально, — Славка предпочитает сразу внести полную ясность.

— Тогда лучше не здесь, пойдёмте, покажу местечко, где мне больше нравится. Только там придётся копать колодец, это почти в километре от воды.

Мужики переглядываются. Вот ведь фантазии у этих женщин, одни хлопоты от них, и трудности всякие. Однако посмотреть невредно.

* * *

Старый как мир обычай внимательно слушать женщину оказался правильным. Сандра привела ребят в дубраву, и то, что селиться необходимее именно здесь, ни у кого не вызвало сомнений. Остаток дня измеряли расстояния между стволами, сами стволы, прикидывали, что к чему и в какой очередности рубить и строить. Очень уж всё тут удобно получалось. И до русла речушки оказалось не так далеко — примерно семьсот метров. Зато берег в этом месте высокий и плотный.

А наутро запели пилы, застучали топоры — пошла стройка. Три дуба на территории будущего подворья сохранили, они настолько удобно расположились, что площадка для ветряка, оперевшаяся на их вершины, встала так естественно, будто там и выросла. Скобы и особо длинные кованые гвозди имелись в достатке. Сами деревья в верхней части лишились ветвей, но кору в процессе строительства удалось сохранить в неприкосновенности, так что сооружение покоилось на живой опоре.

Сваленные стволы разделали на бревна, из которых скатали просторный сруб, оперев его на предусмотрительно оставленные нужной высоты пни. Как всегда, самым многодельным оказались половое перекрытие и потолок, однако с низовьев подошли лодки, на которых прибыли еще ребята. Сараи, навесы, летняя кухня — эти сооружения строили легко и непринуждённо, поскольку за последнее время люди возводили их много и опыт приобрели изрядный.

В окна дома сразу вставляли рамы со стёклами, пусть и не слишком хорошего качества, но двойное остекление. Пока народу хватало, напилили и кленовых досок для будущих ульев, выкопали колодец и снабдили его дубовой обвязкой. Славка опять вертелся как белка в колесе и радовался тому, что Мишка «разыскал» ещё одну рацию. Было подозрение, что этот жмот припрятывает от «обчества» кое какие вещички, нужные для поддержания боеспособности его замечательного воинского подразделения. Может быть он и прав, но для поселения, отнесенного на полтораста километров от ближайшего к нему ранчо, рацию всё-таки «нашёл». Есть подозрение, что на самих бронетранспортёрах бортовое радиооборудование пока сохранилось в неприкосновенности, да и носимые средства связи пока исчерпаны не полностью. Всему своё время.

Очередным транспортом прибыла Виктория со своим Васенькой. Они за это лето хорошо побродили по окрестным степям, натащили кучу образчиков растений, наснимали на камеры мобильников массу разного зверья, описали периферийные участки той зоны, которую обживали люди. На картах появилась немало подробностей — перелески, низины, овраги и балки, родники и дождевые озёра. Нашли несколько выходов на поверхность камня, но ничего особо ценного. В принципе, судя по старым картам, железные руды должны были встречаться на западе-северо-западе, в бывшем Криворожском бассейне, только относительно характера их залегания данных не было. Не настал еще срок искать эти сведения на Рипиных энциклопедических дисках. И так процесс переноса данных на бумагу ведётся непрерывно. Просто сведения о растительном и животном мире для них актуальней.

А сейчас разведчики командированы чтобы найти сухой путь отсюда до ранчо. Пока они осматривают окрестности и занимаются астрономическим определением координат нового поселения, но скоро отправятся в доргу. Васька, как обычно, задержался у верстака. Любит он всякое ремесло. Вон как старательно выделывает шипы для связки углов рамок, в которых пчёлы будут устраивать соты. А Славка мысленно пытается пересчитать своё человечество и понять, кто что делает. И по его прикидкам выходит, что некоторые работы производятся сами по себе. Это ж ёлки ж зелёные! Какие люди подобрались! Хотя, деваться-то некуда. А о чем это Викулька с народом речи ведет? Как раз всех будущих здешних постоянных жителей вокруг себя собрала и что-то им втолковывает.

— Наверное, вы замечали любопытного зверька, что частенько из-под вон того куста за нами подглядывает? Это хорёк, — малышка делает паузу, как будто даёт всем время оценить важность информации. — В своих деревянных постройках вы не будете знать, как уберечь продукты и вещи от мышей. Так что, не забывайте угощать его вкусненьким, не пугайте, и привечайте, как сможете.

Если он задумает в холода у вас поселиться — радуйтесь. Руками не хватайте, не наступайте, а если нагадит — не вздумайте кричать на паренька. А уж, коли совсем повезёт, и окажется это самочка, не тревожьте. Особенно здорово было бы, чтобы её детки выросли в доме и сами шли в руки. Нам без них от грызунов не избавиться. Кошек здешних приручать боязно, крупные они слишком. А хорёк вполне себе компактный зверь, можно надеяться, что не все горшки переколотит.

Забавно смотреть, как взрослые дяди и тёти слушают девочку-подростка. Определённо — Квакушки в авторитете. Что тут скажешь, заслуженно. А Витулька похорошела. Подросла она несильно, но мышцы наросли, кожа мягонькая и выглядит она как капелька ртути. Словом — само изящество. Васька тоже уже не смотртся так, как будто его сейчас ветром снесёт — жилистый, вот верное слово.

* * *

Первый улей заселили еще до того, как завершилось строительство. Поймала Сандра вылетевший рой, и принесла в мешке. Второй тоже не заставил себя долго ждать — в одной из расставленных бортей — сделанных ещё до приезда Славки пустотелых колод, поселилась пчелиная семья. Правильно оценила девушка местечко, самое что ни на есть пчелиное. Однако постепенно завершались намеченные работы, и строители возвращались в свои посёлки. Славка уезжать не торопился, ожидался визит Рипы. Поэтому он вырезал и прикреплял дверные ручки, изготавливал запорчики на двери сарая, журавля над колодцем прилаживал и делал прочие мелкие дела.

Прошелся на север на сутки пути. Картинка местности сложилась понятная. Всё это степь, но в местах, где задерживается влага — растут деревья. Вот именно этот участок степи, где среди густых рощ и богатого разнотравья поставили они пасеку, не прорезан оврагами, не имеет явно выраженного уклона, и трава здесь зеленее и деревья выше. Родники питают крошечную, воробью по колено, речушку, вытекающую с такой скоростью, что непонятно — в какую сторону течение.

Смотрит Славка на это благолепие, и вспоминается ему ранчо. Оно ведь тоже расположено в низине с плавными склонами. Лесок, источник — всё сконцентрировано на дне, в том месте, куда собирается влага. А в восточном направлении идёт понижение, и именно там коварный Ниязов берёт глину. Часть чернозёма от вскрытия пласта используют при посадке деревьев, а остальное выкладывается в вал на пути стремящейся уйти воды. После зимних и весенних дождей углубление превратится в озерцо. Точно! А новый карьер начнут копать выше. И так до тех пор, пока не создадут каскад крошечных водохранилищ, обсадив их кустами и деревьями.

Напряг память. Всё верно. Посадки на ранчо так и идут, что обязательно сомкнутся в единый массив. Это, выходит, собирается товарищ сержант превратить степь в лес. Не всю, конечно, но, сколько рука дотянется. Отличный замысел. Нет причин ему мешать. Кстати, на эту тему неплохо бы и самому подумать. Он прожил в этих местах год, видел, что происходит во многих посёлках и их окрестностях. Равнину к западу от реки вообще исходил своими ногами. И картина складывается ясная.

Летние дожди редки, невыразительны, и даже луж не образуют. Всё уходит в почву, иссушенную жарким солнцем. С конца ноября и до средины февраля осадков выпадает много. Но бурных потоков или существенного подъема уровня воды в реках нет — всё уходит в землю, которая в этот период буквально набухает. Хотя, кое-что досачивается и до русла их реки, или стекает в море, особенно на юге. Степь там — самая сухая. Кусты или деревья в тех местах — редкость. Ходили они с Зоей, кажется этой весной, и… кажется, целая вечность прошла. Это получается, что если у самого синего моря аккуратненько сделать так, чтобы дождевая вода осталась на берегу… надо с Ниязовым потолковать. Слишком просто. И, похоже, он не о том думает. Нужен шёлк, и понятно, что для этого делать. Нужна шерсть, и непонятно где её искать. Срочно требуется строить школу, иначе вся их, какая уж есть, культура, растворится в повседневных заботах. И ещё требуются проводники, изоляторы, постоянные магниты, иначе они не то, что радиостанций — обычных моторов или генераторов, взамен износившихся, не сделают. А он — о природе решил заботиться! Хотя, кто сказал, что нельзя прожить без электричества. Человечество им и двухсот лет не пользовалось. И ведь жили до этого как-то. Правда, в основном, плохо и недолго.

Ух! Нельзя так много думать. Если он не ошибается, сегодня Рипа должна добраться до Пасеки. Соскучился.

Глава 23

Задумчива была его Репка, и настолько ласкова, что стало ясно — ждёт их опять нечто неожиданное. Они ведь уже год вместе, и какой год! Однако не торопился с разговором. Сама всё скажет. Наверняка опять что-то демографическое над ними нависло.

Осмотр построек Славкину супругу порадовал. Наконец-то нормальное по всем параметрам жильё. Тёплый пол, большие окна, никакой скученности. Потом она о чём-то разговаривала с женщинами, которым предстояло здесь жить — скорее всего, благословляла на рождение детей — и давала всякие советы. А ведь, действительно, условия для жизни на Пасеке — самые лучшие. И меньше, чем за месяц управились, навалившись разом. Хотя на ранчо и в Вишнёвке народ тоже неплохо устроился. И в Солеварне.

Поковырялся в памяти — действительно, повсюду люди размещены значительно лучше, чем в прошлом году. Поверх глинобитных полов настелены где циновки, где коврики из обветшавшего тряпья, а то и трапики из ошкуренных жердей. Лето ещё далеко не завершилось, но после трёх авралов почти не осталось необустроенных жилищ. Известяковка досыхает, и школа на ранчо ещё впереди. Вообще, много ещё всего впереди.

* * *

В Балку возвращались вдвоём с женой на тополёвой долблёнке. Заинтригованный поведением супруги, Славка подкатывал к ней с разговорами на тему, что же сейчас не так, но ответа не дождался. Отмалчивалась любезная, хотя успокоить его не пыталась. Не иначе, обнаружила соперницу, и такую… Просто попросила мужа уехать. Лучше — надолго. Что же, видимо есть в этом смысл. А допытываться — да нет уж, лучше он доверится. Пока не было случая разочароваться в способности Рипы предвидеть и обойти, может, и не наилучшим способом, затруднительные моменты.

Причины для отлучки долго искать не пришлось. На воду спустили второй дубовый нашив, причём уже с палубой. Шверник достроил-таки своё детище, отлучившись для этого из Вишнёвки. Зиночка, естественно, проследила и за его оборудованием, и за оснащением. Двенадцатиметровый корпус почти двухметровой ширины — по их масштабам это океанский лайнер. Две невысокие мачты с вооружением гафельной шхуны смотрелись серьёзно. На речном просторе этому сооружению оказалось неуютно. Мелкие места среди островов встречаются частенько, и, самое печальное, на вёслах это судно ходило неважно. Мест для гребцов немного, по-хорошему, так вообще всего два, в кокпите. Так что если сманеврировать в узком месте или к причалу подвалить, то нормально. Но идти на дальнее расстояние можно только под парусами или на буксире.

Иными словами для похода в Крым эта шхуна годится, но по реке лучше плавать на плоскодонках. Так со Шверником и приговорили. А потом засобирались в дорогу. Много людей брать с собой было нельзя, поэтому Зиночка пригласила в поездку юношу по имени Лёня. Он из островитян, на пару лет старше Славки. Как раз получилось удачно — на вёслах ребята, на румпеле девушка, а больше никого и не нужно.

Пресная вода, дрова, мука, крупа и тушёнка, печка и места для отдыха под палубой — в общем, можно хоть на край света отправляться. Вот и отправились.

После расчётов, которые выполнил Витёк, стало ясно, что живут они вовсе не на реке, что раньше называлась Ингульцом, а значительно восточней, и, выходя в море, покидают устье своей Большой реки там, где раньше находился город Марганец. И сама эта река протекает в тех местах, где когда-то располагались долины Сухой и Мокрой Суры. А из замкнутой Днепровской лагуны на просторы Чёрного моря они попадают, проходя бывшим руслом великой реки между бывшими же Каховкой и Бериславом. Собственно, эта часть пути затруднений не вызывала, даже местечко с пирамидкой, в котором ночевали весной, перед тем как направиться в открытое море, отыскали без затруднений. Весь день дуло с востока, что для этих мест характерно в зимние месяцы.

А вот утром потянуло с юга, что приняли за установление обычного для лета состояния погоды. Поскольку им нужно было двигаться на юго-восток, поставили паруса, и пошли круто к ветру. Благо, менять галсы не требовалось. Ветер вскоре окреп, и лодку стало заметно качать. Лёню немного мутило, но он держался молодцом. Славке тоже пришлось несладко, только Зинка была бодра. А потом заштормило серьёзно и парусов пришлось убавить. Через некоторое время встали к волне кормой и пользуясь только штормовым кливером просто удерживали посудинку в положении, когда её не слишком заливает водой. Хотя вычерпывать из кокпита приходилось всё время.

Нельзя сказать, что шторм был очень уж крепким, однако судно превратилось в щепку, несомую по воле стихии. К счастью дуло теперь вообще с запада. Сутки проходили за сутками, морская болезнь отступила — привыкли, а на пятый день впереди замаячил берег. Бинокль и подзорная труба приблизили его, и стало ясно, что однообразие штормового моря было авансом, отдыхом перед грядущими событиями. Земля оказалась низменной и волны, набегая на неё, перемешивали всё в безумной круговерти. Как раз туда и несло сейчас челнок.

Славка уже мысленно сравнивал варианты спасения вплавь, или, если, спрятавшись внутри корпуса, и не делая попыток управлять судном, дать волне выкатить его на берег. Но Зинка что-то разглядела в пенной кутерьме волн. По её команде поставили вместо грота какую-то шкуру, растянутую на верёвках, нос повернулся влево, началась бортовая качка и, спустя считанные минуты они, выкарабкавшись из ложбины между двух валов, оказались на склоне волны. Шхуну понесло к берегу, потом был удар всем днищем обо что-то твёрдое, корпус замер, вода отступила, и накатившая со стороны моря очередная кипящая и бурунящаяся гора смахнула нашив, снова скрежетнув его днищем обо что-то. Они оказались в проливе. Впрочем, качка от этого не уменьшилась.

Плавный поворот фарватера вправо, и волна стала заметно меньше. Низменные берега от ветра не спасают, но вот справа мелководная бухточка. Парни скатываются за борт и за канат выволакивают нос шхуны на сушу. Чуть-чуть. Тут же за второй конец подтягивают к берегу корму. Лёня видел в трюме воду, а сила удара на входе в это укрытие наводит на мысль о том, что обойтись без повреждений дело не могло. Вечереет. Штормит. Но в лодке под палубой тихо, добегающая сюда волна почти не беспокоит, небо затянуто тучами, а стоять им здесь предстоит до тех пор, пока не удастся провести обсервацию. Ни малейшего представления о том, куда их занесло. А под пайолами трюмного настила красуется продольная трещина, через которую постепенно сочится вода.

Пока Лёня раскочегаривает под палубой печурку, Славик с Зинулей наводят порядок на верхней палубе. Не сказать, чтоб их уж как-то особо потрепало, но есть чем заняться. Осмотр окрестностей даёт картину, характерную для побережий солёных лиманов, знакомую им по местам, которые они покинули. Скудные почвы, скудная растительность, признаков воды нет. Темнота накрывает землю, а под палубой огонёк свечки и горячая пшенная каша с тушёнкой, давно ведь сидят на одной сухомятке. И для Славки ещё одно открытие — капитан шхуны и её матрос устраиваются под одним одеялом. Интересно, а зачёт Рипе они сдавали?

* * *

Чем плоха долблёная лодка — это тем, что конопатить её чревато. Щель может продолжить развитие, как в поперечном, так и в продольном направлении. С другой стороны древесина у дуба не самая колкая. Будь корпус сосновым — развалился бы он на две половинки ещё там, в море. И что непонятно — это обо что они так душевно вмазались? Сколько не крутил головой — ничего каменного в округе не углядел. Всё наносное, перемешанное ветром и волнами. Такой берег не стоит на месте, его размывает или намывает под действием штормов или причуд течений, а пыль и песок передвигает ветер, не согласуя свою деятельность ни с какими понятными соображениями. Залив, в котором они оказались — абсолютно солёный, следовательно — это не эстуарий реки. Провести обсервацию не позволяет облачность, а что делать с трещиной в днище — как-то не придумывается.

Лёня бродит среди чахлых береговых растений и листает пухлый альбом с зарисовками. Что-то помечает на дощечке для записей. Зинка завершила установку нехитрого оборудования для обсерватории и нетерпеливо поглядывает на беспокойное море. Шторм никуда не девался.

— Как ты думаешь, — подходит она к Славке, — когда стихнет ветер, уровень воды сильно упадёт?

— Ума не приложу. Боишься, что останемся на суше? — А ведь и правда, может такое случиться. Да уж, девушка мыслит категориями настоящего моряка. Нашив-то, они подтащили к берегу мелководной бухточки, о котором и не скажешь наверняка, существует он в отсутствие шторма, или представляет собой просто сухую низинку на берегу залива? Пролива? Где, кстати, гуляет далеко не безобидная волна.

Пришлось в срочном порядке обходить окрестности и переводить кораблик в другую бухточку, где было глубже. Пока тащили — воды внутри заметно прибыло. Трещина не выглядела зияющей, растрескались-то волокна отнюдь не по-прямой, и края разошлись несильно. Нос слегка, сколько хватило сил, вытащили на песчаный берег. Закрепить в здешнем грунте конец верёвки было решительно невозможно, даже якорь вырывался, едва воротом натягивали идущий к нему канат, поэтому пришлось ограничиться мускульными усилиями всех троих членов команды. Щель, расположенная в передней части дна, при этом оказалась погружена неглубоко и частично прикрыта грунтом. Поступление воды уменьшилось. Оно и раньше не имело угрожающих размеров, в принципе, его последствия легко вычерпывались, выносились ведром и выливались за борт.

Непогода, тем временем, продолжалась. Ветер ослаб, но низкие тучи время от времени проливали короткие дождики. Славка ковырялся в инструментах и припасах материалов для ремонта, соображая, как заделать течь. Лёня бродил по берегу, разглядывая растения и осматривая окрестности. Зиночка, вооружившись ластами и неуклюжей, сделанной, наконец, кем-то из мастеров, маской, пропадала в море, волны были невелики. Вечером обменялись мыслями.

— Мы наскочили на риф, — капитанша выглядит озадаченной. — Не могла я ожидать от Чёрного Моря такой экзотики. — Она словно оправдывается за то, что допустила удар деревянного корпуса о твёрдую поверхность. — Если бы кораблик наш был собран из дощечек, рассыпались бы мы в сотне метров от берега.

— Получается, мы где-то в другом месте, — вздыхает Лёня. — На берегу растут агавы, это скорее характерно для побережья Мексики, на худой конец, Калифорнии. — С другой стороны — портулак. По-моему, это Кавказское растение.

Лёня последнее время очень много перерисовывал картинок из энциклопедий на бумажные листы. Собственно, тот определитель, что они везут с собой не менее, чем на четверть оформлен его рукой.

— Восемнадцать вёдер набралось за день, — подытоживает Славка. Если с такой трещиной идти, вычерпывать воду придётся непрерывно. И то, если поступление расти не будет.

— Я нашла фарватер, выведу шхунку в море без удара о риф.

— Всё равно килеваться нужно. Хотя бы законопатить и просмолить повреждение, а поверх наложить ткани на ту же смолу. — Не верит Славка, что с такой течью можно идти, и очень боится того, что со временем трещина станет расходиться. — Эх, десяток бы крепких хлопцев!

— Якорь придётся на метр закапывать, каждый раз, — вздыхает Лёня. — Иначе, без ворота, не справимся. В общем — засидимся. И ведь что противно, ни кустика, ни деревца. Песок во всех видах, да глины немножко местами. Около солёных лиманов, что на юге нашей степи, и то почвы богаче. И растения с древесными стволами можно встретить, а не эти кактусы.

— Стянуть бы корпус снаружи, чтобы трещина дальше не расползалась, — опять Славка.

— Только много верёвки на это тратить нельзя, — вставляет словечко Зина, — а то мы без каната в воду не стащимся. Не забудьте, нам ведь аж до того края бухточки нужно им дотянуться.

Такой вот разговор. Вроде как, каждый о своём, и слов сказано немного, а всё ясно. Ветер стихает, небо выглядит светлее, и дождик прекратился. Завтра они развернут челнок, вытянут его бортом на берег, наклонят, чтобы обнажилось днище. И что-то они там увидят?

* * *

В окончаниях расщепа просверлили отверстия и поставили пробочки на смолу. Так меньше вероятность дальнейшего растрескивания. За дни, пока просыхала ничем незащищённая древесина, юноши прошли вглубь суши. Пустынный ландшафт, глазу зацепиться не за что, но вот флора безводных равнин здесь благоденствовала. Похоже, дождики сюда выливают немало влаги, и те растения, которые умеют сохранить её, чувствуют себя неплохо. Видели верблюдов, но приближаться к ним не стали. Попадались следы мелких грызунов, норки, в основном. Хищников не заметили, и не раз натыкались на водные пространства, собственно, из-за них и петляли. Подходили, пробовали воду — морская. Не просто солёная, а именно та самая — горько-солёная рапа мелководных лиманов. В общем, местность эта вся из себя — сплошные заливы.

Обсудили этот момент, конечно. Получалось, что занесло их на край пустыни, и в головы приходила мысль о том, что угодили они на восточное побережье Каспия. Но, с другой стороны, по расстоянию не складывалось. Слишком мало времени нёс их шторм. И нёс не настолько быстро. А вечером в небе появились звёзды. Сделали засечку, положили параллель на карту — выбор точек, где они могли оказаться, широк. От Крыма, до Каспия, включая Краснодарский край.

Дождались, однако, полудня, чтобы качественно сделать засечку долготы. Получилось, километров восемьдесят на северо-восток от бывшего Краснодара. И, возможно, они на полуострове, что отсекается от материка морем, затопившим долину бывшей реки Кубани. Сразу захотелось поскорее отремонтироваться и добраться до отрогов Кавказского хребта. Они ведь неподалеку. А Крым — туда можно сходить и в другой раз. Это ведь, считай, почти дома.

* * *

Щель в днище они заштопали. Именно это слово. Насверлили параллельно расколу сквозных отверстий на неравных расстояниях от него, и произвели через них шнуровку, стянув, как могли. Сказать, что размер повреждения от этого уменьшился? На глаз этого отметить не удалось, Однако конопатить и смолить было спокойней. Не возникало предчувствия, что после очередного удара колотушки по концу лопаточки, челнок разойдётся вдоль волокон на две неравные части. Да и пластырь из просмоленной парусины, притянутый верёвками, смотрелся лучше.

А потом — стаскивание челнока на воду воротом, погрузка. Остановочка у них получилась изрядная. Даже пресную воду пришлось экономить, ну и дрова поиздержали. Сразу направились на юг и вскоре увидели настоящие каменистые берега. За ними отчётливо просматривались горы. Не пожалели времени для поиска места стоянки — берега изрезаны сильно, но им хотелось найти местечко с пресной водой, а вот с этим дела обстояли нездорово. Ни бурных потоков, ни искрящихся водопадов, ни обширных речных эстуариев не наблюдалось. С грехом пополам разыскали скудный ручеёк с теплой, далеко не горной водой. Растительность в этих местах имела также очень яркую черту — редкость. Трава, кусты, деревья — есть всё, но помалу и не везде. Кругом склоны крутые и пологие, покрытые былинками, сам вид которых говорит о том, что они постоянно заняты ожиданием дождя. Невыразительные пыльные цвета, тощие стебельки.

Хотелось поскорее разыскать что-то более гостеприимное.

— Козы, — Лёня передаёт бинокль Зине. Славка наставляет на отдалённый склон подзорную трубу.

— Безрогие, — добавляет девушка.

— Кажется, нам следует немного задержаться, — шерсть всех очень интересует. — Кто-нибудь знает, как их ловить?

— Ума не приложу. Неплохо бы выяснить, где они пьют и понаблюдать.

* * *

Охотиться на коз Славка отправился с Зиночкой. Лодку оставили в бухте под присмотром Лёни, и двинулись. Стадо, которое заметили на берегу, нагнали только к вечеру — очень уж быстроногие эти твари. Подобраться к ним поближе не удалось. Убегают, едва завидят человека. А прятаться здесь можно только за камнями или в складках местности. День за днём стадо упорно продвигалось всё дальше от берега и выше в горы. Растительность становилась богаче, но, до привычного ребятам, степного разнотравья, как они помнили его даже в самые сухие периоды лета в местах своего обитания, эти «альпийские луга» не дотягивали. Так что речь шла, пожалуй, всё-таки не о богатстве природы, а о меньшей её скудности по сравнению с тем, что было на морском берегу. Источники пресной воды вообще не встречались, так что оба прихваченных с собой меха израсходовали меньше, чем за неделю.

Единственное, чего удалось добиться, это рассмотреть объект охоты. Длинноногие длинношеие козочки по размеру были сравнимы скорее с ишаком. Шерсть на них определённо имелась, причём значительно более длинная, чем на коровах, оленях или антилопах. И еще — таких стад в этих местах встречалось немало. То, что тварей этих необходимо ловить и приручать — сомнений не вызывало, но как это учудить — такой мысли в голову не приходило. Если большой толпой загнать животных в сети или загон, то, пожалуй, задача решаема. А вдвоём, да без подготовки — нереально. На выстрел не подобраться, на бросок боло — тем более. Пора возвращаться, а то пить хочется уже не по-детски.

* * *

У первого же встречного ручейка отвели душу. Переночевали и почесали к кораблику. Еда то у них тоже закончилась.

* * *

На берегу их ждала картинка, достойная карандаша великого карикатуриста. Их шхуна, лишившаяся гиков и гафелей, покачивалась на зеркально гладкой воде. Покачивалась ощутимо, отчего даже волны расходились вполне себе заметные. Еще в этой самой воде что-то плавало и невкусно пахло. В тени прибрежной скалы с мокрой тряпкой на голове лежал Лёня в ясном уме и здравой памяти, о чём свидетельствовал его грозный взор.

— Явились, гулёны! Наконец-то налюбовались горными пейзажами и решили спуститься с небес на землю. Полюбуйтесь, во что превратился корабль!

Корабль превратился в свинарник. Вернее, в козлятник. А еще вернее, в хлев. И содержалось в нём семеро козлят. Небольших ещё, размером с собаку.

Оказывается, неподалеку отсюда эти животные пили морскую воду, для чего спускались с высоких гор. Лёня, сняв с челнока все более-менее длинные деревянные детали, устроил из них и рыболовной сети ловушку. Взрослых он отпускал, помогая зверям выпутаться, а детёнышей сажал под палубу. Семерых отловил в три приёма. А потом начались мучения. Поить — полбеды. Не так уж далеко отсюда до ручейка. Но чем их кормить? Тут полсотни травинок на каждый квадратный километр! Впрочем, каша, сухари и даже крупа «козлят» устраивали, и, чем успешней происходило питание, тем активней выделялись экскременты. Парень просто замаялся вычищать из тесного трюма навоз и вычерпывать мочу.

* * *

Путь домой, к счастью, не принёс никаких неожиданностей. Ровный южный ветер исправно гнал их на запад до самого входа в Днепровскую лагуну. А потом и до Солеварни добрались быстро. Козлята успели привыкнуть к людям, так что при первой же возможности их высадили на берег, не отпуская, впрочем, без привязи. Чахлая растительность приморской степи пришлась новосёлам по вкусу. Вспоминая места, из которых они привезены, Славка заключил, что содержание этих «козликов» не должно быть чересчур сложным. Важно — не дать им сбежать. И еще нужно сообразить, когда их стричь. И, главное, чем? И как?

А сейчас, подражая Иринке, он гонял одного такого подростка по кругу на длинной верёвке. Надо же, какой сообразительный, и, определённо, очень любит побегать. Неплохо бы шёрстку ему вычесать, а то вся свалялась и перепачкалась, пока бедолага томился в тесном трюме. Там и людям-то на четвереньках приходится пробираться, а этому сыну вольных предгорий, хоть и удавалось распрямить ноги, но только склонив шею. Симпатичные малыши. Никаких тебе рогов, и размер взрослой особи даёт надежду на то, что справиться с этими созданиями удастся без привлечения шестерых «ассистентов».

Пока Зойка с Лёней отгоняют нашив Швернику для осмотра и принятия решения о дальнейшей судьбе посудины, он поживёт с Рипой, в Солеварне. Жена Михалыча толи залетела, толи у неё возрастное изменение организма. Разбираются, в общем, с нарушением некоторой периодичности определённых событий. И, судя по настроению любезной, та проблема, ради решения которой он «отсутствовал», не рассосалась. Что же это за соперницу такую вычислила его радость?

Перебрал в голове всех женщин и девчат. Много их, они очень разные. Жаль, что посмотреть на них глазами жены он не может. А ведь она за него сильно переживала, шутка ли сказать, уезжал на десять дней, а мотался по морю больше месяца. И, кстати, вот на этот их потрескавшийся челночок очень нужен двигатель. Просто необходим. Иначе в шторм вблизи незнакомого берега можно отделаться не так легко, как в этот раз. Что-то ведь размышляли мужики об установке газогенератора на Тамариного пятачка?

* * *

— Слава, скажи мне, только честно, быть двоежёнцем — это очень тяжело? — так он и знал. К вопросам жизни и смерти его любимая относится не столь трепетно, как к проблемам любви и брака.

— Тяжеловато было. Хотя больше всего напрягало именно ваше с Зойкой взаимодействие. Ну, не так выразился! Беспокоился, как бы вы между собой кошку не пропустили, что ли, — Славка давно знает, что обманывать Рипу нельзя. Ни с умыслом, ни по недомыслию.

— Получается, что если бы мы жили в разных местах, и ты навещал нас по очереди, то тебе было бы легче? — вот ведь сформулировала! Ни убавить, ни прибавить!

— Легче, — Славка и не думает кривить душой. Он не ждёт никакой шпильки или обиды. Рипа уже давно для него часть собственного «я», а хитрить с самим собой… ну, в общем, ясно. И с вопросами он тоже приставать не станет.

— Ладно. Пару годиков это нам вообще не грозит, ей реально необходимо подрасти, — про себя бормочет жена. А Славка приходит в ужас. Это получается — кто-то из Квакушек! А не присмотрена из них только Тинка.

Супруга уже поняла, что он сообразил. А до него дошло, что сам то он теперь уже будет относиться к этой девушке совершенно иначе. А как? И что, ему теперь собственной жене сдавать зачёт по безопасному обращению с малолеткой?

Переглянулись. Действительно, пару годиков необходимо делать вид, что он ни о чём не догадывается. И вообще, лучше эту пигалицу удочерить. Только ведь не согласится!

А, может, перерастёт? Влюбится в какого-то парня? Насколько он знает эту малявку, вряд ли такое случится. Да и не малявка ведь уже. Квакушки здорово подросли.

Глава 24

— А почему Вы не стреляете? — спокойный такой вопрос из-за спины. Тоненький детский голосок, чуть с хрипотцой, так что и не скажешь сразу, мальчик или девочка. Иван зажмурился, перевёл дух и снова сконцентрировал внимание на зубробизоне, зорко поглядывающем по сторонам. От края леса, где притаился охотник до дичи полтораста метров. Его арбалет добивает на эту дистанцию, и попасть с такого расстояния можно. Но выстрел этот не будет верным. Вероятность того, что рана окажется смертельной, невелика. А потом дичь убежит, и вероятность её догнать ничтожна. Потому и подкарауливает он, на этом месте, замерев и затаив дыхание, уже второй час, что дожидается, пока расстояние не уменьшится ещё хотя бы метров на тридцать.

Похоже, от напряжения и жары начались звуковые галлюцинации. Чуткий зверь ничего не учуял, значит всё, что он услышал — это порождение переутомлённого сознания.

— Извините, если я Вам помешала, — тот же голосок. — Но прежде чем уходить, хочу обратиться к Вам с просьбой. Пожалуйста, не стреляйте в Дона Гуана. Он невкусный. До свидания.

Тут уж не выдержат нервы самого опытного охотника. Медленно, не делая резких движений, Иван развернулся. На него смотрело незнакомое животное. Короткое туловище, длинные ноги и шея, увенчанная изящной головой с чуткими ушами и выразительными глазами. Взгляд безоблачный, мечтательный. Само любопытство.

— Это ты меня спрашивал?

— Он ещё не научился говорить, — тот же голосок исходит со стороны дерева, правее животного. После яркого света голой степи даже в неплотной тени леса ничего не видно. — А Вам действительно нужна летняя шкура зубра?

— Не помешает, — ответ вырывается машинально, — и мясо тоже.

— Тогда не буду Вам мешать. — Только сейчас становится виден силуэт маленькой девочки, которая ведёт маленькое животное на маленькой уздечке. И седло на спине этого длинноногого и длинношеего копытного тоже маленькое. — Я пока навещу Ваших родных.

— А ты знаешь, где они живут? — вопрос слетает с губ также автоматически.

— Еще нет. Но ведь не по воздуху же Вы сюда прилетели.

Несколько шагов, и никого. Ни одна ветка не шевельнулась. Только намётанный глаз опытного охотника успел заметить что-то типа шали, накинутой на худенькие плечи, которую на спине топорщили в стороны короткие дуги самострела. Дон Гуан, проследовавший за хозяйкой, двигался тоже бесшумно.

* * *

Выстрелить Иван так и не решился. До начала сумерек зубр ни на шаг не приблизился к месту засады, а рисковать драгоценным болтом со стальным наконечником было глупо. Тем более, что без этой шкуры он легко мог обойтись, а мясо у немолодого зверя наверняка не самое нежное. Лучше бы он потратил день на поиски чего-нибудь помельче и помоложе, а теперь придётся довольствоваться вяленой косулятиной. Хотя, старшая жена наверняка в обед для детишек спроворила супчик из корешков. Вот бы остался!

Размечтался. Ребятишки отсутствием аппетита не страдают. И эта шкура как раз пригодилась бы ему на то, чтобы выменять на неё в Стольце новый большой горшок, в старом на всю его разросшуюся семью за один раз досыта не наваришь.

Семейство Ивана размещалось в двух типи, кожаных шатрах, иногда именуемых вигвамами. В малом ночевал он — охотник с одной из жён, а в большом размешались остальные домочадцы — незадействованная в эту ночь другая жена и все трое детишек под её присмотром.

Едва выйдя на поляну, хозяин сразу заметил, что в кругу костра сидит еще одна девочка. Та самая, что поговорила с ним на краю леса. Дон Гуан привязан к дереву и хрустит травой.

— Нюта заехала поиграть с детьми, — Лариса, младшая жена. — Поклонилась дрофой и мешочком белой соли. — Всё верно. Эта женщина, хоть и недавно живёт с ним, твёрдо уяснила, как отличить гостя от любителя поесть на дармовщинку.

— И во что же дети играли? — Вообще-то после дня, проведённого в неудавшейся засаде, на разговоры не тянет, но есть вежливость, и есть обворожительный запах из-под крышки сразу двух горшков. Понятно, что сварили с учетом гостя. Хотя ребёнка бы они накормили и без всякого подношения, и приютили бы у себя, окажись, что ему некуда идти.

— Сначала в астрономическую обсерваторию, — отвечает Лариса, снимая горшки с огня. — Определяли время прохождения солнца через меридиан. Представляешь себе, у Нюты электронные часы всё ещё ходят.

— Батарейку дважды перезаряжали, — поясняет гостья. — Зимой их придётся запитать от внешнего элемента, и возить с собой в седельной сумке.

Иван игнорирует это замечание. В Стольце мужики тоже придумывают гальванический элемент для электронных часов, так что, ничего удивительного.

— А когда солнце прошло через меридиан, какими играми занялись дети? — вообще-то вопрос с подтекстом. Малыши не должны забывать о сборе дров, хотя, запас их явно достаточен.

— Потом они катались на гуанако, не все, конечно, только старшие. Разучивали танец живота, искали след Серого Волка и дикую свёклу. — Это уже старшая жена, Клара.

Хозяин, тем временем, рассматривает гостью. Маленькая. Лет шесть или семь. Ест опрятно, черпая, как и все, из общего горшка. Щербатая — как раз идёт смена молочных зубов на постоянные. Сейчас, вечером, она одета в меховую безрукавку из шкуры гепарда. Стрижена под мальчишку, но давненько. Полотняные шаровары, мокасины. Нож на поясе серьёзный, сделанный, однако под детскую руку. Копьё рядом.

— Скажи мне, гостья дорогая, из каких мест ты к нам пожаловала?

— Мы живём на юге. По знакомой дороге на Гуане я могу доехать за четыре дня до Пасеки, она отсюда ближе всего. Нет, за пять дней. А от Пасеки до Ранчо ещё больше дня скакать. Там школа, в которую мне идти в этом году.

— То есть, ты пока ничему не училась, — Ивану стало интересно расспрашивать девочку.

— Не совсем ничему, но мало. Нас в садике только вежливости учат, чтобы никому не мешали, не заблудились и не голодали рядом с едой.

— А дрофа, это как раз и есть еда, — охотнику хорошо от сытной густой похлёбки, для которой, как выяснилось, почти все компоненты собрала эта девчушка.

— Не только они, съедобных птичек много. И зверей, и рыбок, и корешков…

— …И всем им обучают в детском садике, — кормилец большой семьи просто умилён. — А в этом садике есть свободные места? Для больших дяденьков?

Гостья улыбается. Поняла шутку.

— Взрослых обычно папа учит, — и, заметив недоумение на лице собеседника, исправляется. — Мой папа, или кто-то из Квакушек. Ну, это самые молодые из старых, — и поняв, что запуталась, — завтра Виктория приедет к полудню, спросите лучше у неё. Я для таких вопросов ещё маленькая.

— И что же такая маленькая делает одна в диком лесу? А не встретила бы ты меня, где бы ночевала?

— Я след прокладывала. Завтра Максютка по нему пойдёт за старшую группу зачёт сдавать. А какая разница, где ночевать? Костёр, шалаш — это в средней группе проходят.

— Это надо понимать, что ты сейчас заканчиваешь подготовительную, — Заключает Иван.

— Да. В ноябре в школу пойду. У нас целый класс впервые из детей, что уже здесь родились.

— Целый класс! Это сколько человек?

— Шестеро.

* * *

Ивану не спалось. Через приоткрытую занавеску типи он наблюдал за гостьей. Сначала она целилась какой-то штукой на Полярную Звезду, отойдя от костра так, чтоб ей не мешал его свет. Потом, подкинув несколько веток, что-то записала в блокнот. Делала она это напряженно и неуклюже, старательно высунув язык. Принесла охапку травы Гуану, заставила его лечь, и устроилась, свернувшись клубочком около теплого живота своего скакуна. В свете последних язычков догорающего пламени было видно, что, хотя эта трогательная парочка и неподвижна, уши животного изредка меняют ориентацию. Что уж там где звучит, человеческий слух этого не воспринимает, но ни один шорох не остаётся без внимания. Охранник.

И девчонка, и её четвероногий спутник выглядят как часть окружающего мира. Так надёжно и уверенно, как сегодняшние гости, в своей прошлой жизни он чувствовал себя только в родных стенах. Немногие современники-соотечественники выросли в своём доме, как он. Нет, скотину они не держали, и огород у них был невелик, но блага городской цивилизации присутствовали в ограниченном количестве. Электричество, да почта доставлялась.

И вот неизбалованный парень оказался в этом незнакомом месте среди других, тоже попавших сюда случайно людей. Возвращался из города, когда электричку «переставило» в лес. Торможение колёс, попавших с рельсов на грунт, было более чем экстренным. К счастью малая начальная скорость и ровное место «высадки» обеспечили равномерность замедления хода состава. Ушибы, конечно, получили многие, но тяжёлых травм не было. Народу в вагонах оставалось мало, все сидели.

Неброская одежда, крепкая обувь и огромная сумка хорошо упакованной водки в сумме с нормальным для двадцатичетырехлетнего парня здоровьем и изрядной толикой здравого смысла, позволили Ивану на начальном этапе путем честного обмена обзавестись лопаткой, топориком, полотном ножовки по металлу, стамеской. Он сориентировался быстрее других, обежав окрестности места их появления здесь, сделал верные выводы, и времени не терял. Ну, и панику, понятное дело, сеять не стремился. Кое-что пользительного разыскалось в хозяйстве электричечных торговцев. Всего пассажиров было сотни полторы, и в одну кучу они не сбились, а как-то слегка отупело «ждали спасателей», следуя рекомендациям поездной бригады и найдя временные укрытия под ближними деревьями. Жаркий, помнится, был денёк, вагоны раскалились.

Не стремился он сближаться с людьми. Рыбачить умел, охотиться научился. Обошел окрестности на десятки километров, осмотрел леса и языки проникающей в них степи, отыскал несколько рек, не имея понятия, толи это загогулины одного русла, толи ничего общего эти водные потоки между собой не имеют. А потом вернулся к месту, где остались вагоны. Спустя месяц люди тоже уже всё поняли. Начинали объединяться и организовываться. Ссорились из-за мест под крышей, что-то делили, спорили про то, кто главный и что нужно делать. И давненько жили впроголодь. Впрочем, по-разному жили. Группа решительных ребят, быстро сообразив, что к чему, отнимала добычу у тех, кто нёс её своим… друзьям? единомышленникам? — тем, с кем решил объединить усилия, пожалуй, так точнее.

Были драки, скандалы. Мужики собрались кучей и вытурили подонков, кажется, кого-то даже совсем прибили. Потом выбрали старосту. Но всё равно, нашедшие приют в вагонах люди далеко не благоденствовали. Значительно перспективней выглядели сплочённые группы, знакомые по времени «до того». Две команды туристов, компания, следовавшая на пикничок, школьники, возвращавшиеся из поездки на олимпиаду — они понастроили шалашей поодаль и начинали обживаться. И еще несколько небольших групп поступили аналогично, собравшись уже после «прибытия». Собственно, эти люди довольно быстро просто откочевали подальше от мест, где пугают дичь и валят деревья.

Такую же группу Иван организовал и для себя. Только очень маленькую. Понравилась ему женщина с грудничком. Поговорили, да и сошлись. Потом своих двоих детишек «учредили». Ларису же в семью приняли недавно. Так уж у них тут сложилось, что женское население над мужским преобладает, да и гибнут охотники, не без этого. Постепенно в вагонном городке, который прозвали Стольцом, сформировалось что-то вроде торгового центра. Заработала кузница, наладили выделку шкур, горшки обжигать научились. А бродячие группы охотников приносили туда добычу, меняя её на то, в чём нуждались.

Нет, гармонии в этом мире не сложилось. Но всё стало терпимо, привычно и предсказуемо. Кочевники проводили зиму в землянках, построенных заранее в самых разных местах, а летом переходили с места на место с домочадцами, создавая запасы для зимы. Нелегкая, прямо скажем, жизнь. Но другой просто нет. И шкуры покрытия шатров, и утварь — всё нужно перевозить с места на место на себе, волокушами, конечно. Поэтому с переездами, прямо скажем, никто не частит. Нередко помогают соседи, или он соседям. Сходить туда и обратно за десять километров — это не расстояние.

И тут появляется создание, у которого всюду всё есть. С телохранителем, перемещающим её багаж. С мясным прилавком по пути к месту, куда она направляется, чтобы «поиграть с детьми». С овощной лавкой в двухстах шагах от костра, на котором варится похлёбка. За её мешочек соли, в этих местах могут очень сильно подраться большие дяди, однако она его просто дарит хозяевам. И шкура гепарда! А ведь одежда на ней вообще сшита очень добротно!

* * *

Летние ночи коротки. Забрезжило. Девчонка встала, выскользнула из безрукавки и штанов. Мокасины висят на сучьях, и эта худышка, оставшаяся в трусиках втыкает в землю палку. В её руках кистень, которым она эту палку пытается захлестать в землю. При этом тело выполняет массу поворотов, прыжков, а то и откровенно балетных па. Удары следуют из-за плеча, из-под руки, назад с прогибом. Не удары, однако — промахи. Грузик постоянно пролетает мимо цели, цепляя траву, или отлетает так, что достаётся самой забивальщице. Стремительная фигурка включает в свой «номер» элементы танца живота, зависания, характерные для у-шу, взбрыки ногами, напоминающие что-то на мотивы кара-тэ. И всё это производит довольно жалкое впечатление. Ребёнок неуклюж и плохо скоординирован. Поскользнулась, упала, поднялась неловким переворотом через собственное плечо.

Гуан, видимо от огорчения за неловкость хозяйки, даже отвернулся.

А вот несколько простых упражнений — взмахи, махи, наклоны, приседания и отжимания. Всё, согрелась, умывается. Росой. Её нынче много. Хм! Зубная щётка! Иван уже и не помнит, когда видел последнюю. Прополоскала рот из тыквенной фляжки, и к костру. А он совсем погас. Подтянула дровец, поковырялась и… щелчок. Вот это да! Это же первый звук за утро. Весь цирк, который он только что наблюдал, происходил в полной тишине. Но бесшумно высечь искру из кремня этой «неумехе» слабо!

Вот и огонёк показался. Горшок-то девчонке поднимать неловко. Вычерпала часть воды в соседний, установила, долила. Даже не задумалась. Соображает! Теперь дала что-то своему животному, чешет ему шкурку щёткой, пока тот лижет это «что-то» на земле. Неужели соль! С неё станется. И ему бы, опытному охотнику и отцу семейства, не следовало так по этому поводу переживать. Он просто взвалит на плечи зимние шкурки мелких хищников и отправится на юг, где обменяет всё, что у него есть на это белое сокровище. И себе на солонину хватит, и новые горшки приобрести, наконечников для арбалетных болтов прикупить.

А ребёнок, тем временем, сыплет в горшок что-то из мешочка, принесённого от седельной сумки. Помешивает, подсаливает. Во второй горшок опускает пучок травы. Иван сегодня никуда не торопится. Самое для него важное — дождаться прибытия обещанной Виктории, которая взрослая, и может ответить на все вопросы.

— Дядя Ваня, кашка поспела. Всё равно ведь не спите, — это как же она узнала, что он за ней наблюдает? И что это за кашка?

Овсянка, оказывается. Причём из плющенных зёрен, то есть не для Гуана прихваченный овёс пущен в дело, а специально приготовлено для людей. Вкусно.

— Сколько же это у тебя с собой всего привезено, что у твоего ослика спина не поломалась?

— В разведке не стоит рассчитывать на охоту. Поэтому припасов берём с запасом. И люди идут ногами, потому что, глядя на мир из седла, можно самое важное пропустить. Так что на животных едут только вьюки, — Нюта наливает в кружки травяной отвар. — Зато, когда всё съедено, можно возвращаться налегке. Быстрее получается знакомой-то дорогой.

— Это выходит, что ты разведчица?

— Получается. Наши так далеко на север не забирались. Виктория пока своего сынулю выкармливала, не могла надолго отлучиться, и исследования суши у нас почти не проводились.

— А какие проводились?

— Дядя Ваня. Я маленькая ещё, всего не знаю.

— Ладно, давай поговорим с тобой, как большой дядя с маленькой девочкой. Ты любишь свою маму?

— Да.

— А папа любит твою маму?

— Нет, он любит тётю Рипу и тётю Тину. Маму он тоже любит, но по-другому.

Хм! Пахнет семейной трагедией.

— То есть, папа вас с мамой бросил?

— Нет, он никого не бросал. Мама всегда была женой дяди Пети. У папиной жены тёти Рипы сейчас растёт в животике дяди Петин малыш. Если родится мальчик, то мне можно будет родить от него, потому что мы не брат с сестрой.

Замечательно. Всё это получается очень запутано, но очень хочется спросить ещё.

— А тётя Тина — тоже папина жена?

— Да.

— И от кого она родила ребёнка?

— От папы. Мы сёстры с её дочкой.

— А ещё у кого есть дети от твоего папы?

— У тёти Рипы — Кеша и у тёти Зои — Максютка. Это мои братья. Максютка вон идёт по моему вчерашнему следу.

Точно. Вышел из леса пацанёнок с копьецом в руке. А за ним по пятам, гордо поглядывая по сторонам — гуанако. Животное быстренько присоединилось к Дону Гуану, «помогая» тому вылизывать землю, а мальчуган учтиво поздоровался, и, следуя Нюткиному кивку, полез в горшок своей ложкой.

— Две тёти и трое короедов, — «информировала» братишку юная стряпуха. — Или оставишь им и Викульке, или придется варить ещё.

Максютка оценил уровень каши в горшке, задумчиво осмотрел ложку.

— Сварю ещё, — и принялся за работу. Ложкой.

С той же стороны, откуда прибыл едок, застучали копыта, и на коренастой лошадке из леса выехала ещё одна девочка. Впрочем, это впечатление быстро рассеялось. Просто очень изящная женщина не самого высокого роста.

— Привет, я Виктория. Мои тут у Вас не успели набедокурить?

— Доброе утро. Вы рано встаёте, однако, — Иван невольно кивнул в сторону солнца, показавшегося над кромкой крон деревьев на противоположном краю поляны.

— Макс помчался как угорелый ни свет ни заря. У него сегодня чтение следа суточной давности, вот он и спешил, пока роса лежит, — новая гостья уже с собственной ложкой трудится над кашей, а вчерашняя знакомица устраивает на огне новый горшок. — До вашего вчерашнего скрадка всё выглядело ещё вполне прилично, но дальше след напоминал проспект после ярмарки, так что даже и не знаю, стоит ли засчитывать результат.

— Засчитывать, конечно, — отвечает Нюта. — Сейчас не до игр будет, в кои то веки людей нашли. Представиться, надо по чину, о делах расспросить…

— …куклами поменяться, — продолжает Максютка…

— …из рогатки с пацанами пострелять, — заключает Виктория. — Всё надо успеть. И не забудьте, нам по плану ещё к востоку следует отклониться до берега Днепра, чтобы сделать путёвую обсервацию.

— Я вот о чём хотел спросить, — вклинивается Иван. — Детишек бы мне своих к вам в садик устроить. Только не знаю, как, чтобы малышей с матерью не разлучать, а меня с семьёй? Ну, и на счёт оплаты узнать.

— Вообще-то, концлагерь там у нас, — Виктория откладывает ложку и всматривается в то, что осталось несъеденным. — Четверти мешочка хватит, — обращается она к Нютке, готовящейся засыпать крупу в котёл, — тут прилично осталось.

А Ивану хочется спросить, каким образом эта женщина узнала о том, сколько еще человек не позавтракало. Но, с другой стороны, его предыдущий вопрос пока остался без ответа, так что не будет он частить. После восьми лет жизни в лесу к людям начинаешь относиться без торопливости.

— Оплата стандартная, — поворачивается в его сторону женщина. — Или уживётесь вы среди нас, или вернётесь обратно.

— А бывало, что не уживались?

— Случалось.

— А почему? Какие-то правила нарушали?

— Сложный, Вы, Иван вопрос задали. Понимаете, мы вообще живём не как нормальные люди. Вот эта девочка вчера хладнокровно лишила жизни птицу…

— Откуда Вы знаете? — начинает спрашивать охотник, но осекается. Она же прошла по её следам.

— …а мне не стоит возвращаться отсюда, не забеременев от кого-то из мужчин, живущих здесь. По крайней мере, попытаться я должна.

— Кому должны? — второе положение смутило мужчину значительно сильнее, чем первое.

— Тем, кто будет жить здесь потом.

Глава 25

Едва первый луч восходящего солнца коснулся палатки, Ивановы домочадцы проснулись. Он считал, что это достаточно рано, но гости, как выяснилось, вкладывали в это понятие иной смысл. Пока женщины и детвора уписывали кашу, хозяину пришлось выкладывать гостье всю историю появления здесь их группы и отвечать на вопросы. Виктория вязала, Максютка что-то перекладывал в седельных сумках, а Нютка ковырялась с дудочкой, что висела у неё на шее на шнурке.

— Так как, говорите, называется глава посёлка? Князь? А почему не старейшина, — у Виктории соскользнула петля и она наводит в рядке порядок.

— Старейшины — это главы родов. Вот я — своего. У других команд, что охотятся — свои, у гончаров, кузнецов — у всех имеются. Ну, это чтобы порядок был, — объясняет охотник. Собеседнице на вид лет пятнадцать, так что он к ней относится всё-таки немного свысока.

— Наверное, и на советы собираетесь?

— Случается в году два-три раза, когда сразу из несколько бродячих групп сходятся люди, обычно ведь старейшины обменом занимаются.

— И о чём речь идёт?

— Князь втолковывает, что дичи нужно приносить больше, и прочего съестного.

— А совместные работы, ну, там, дом построить, или большой огород вскопать, такие вопросы бывают? — вот ведь спрашивает!

— Поселковые, если только между собой могут договориться, нам-то бродячим эти проблемы не интересны. И потом, они ведь не помогают нам наши землянки устраивать. Кочевые роды друг друга встречают редко. Обычно по весне, когда на летние стоянки нужно перебраться, или осенью назад вернуться, тогда сбегаемся чтобы скарб перенести большой толпой.

Пока разговаривались разговоры — завтрак завершился. Пришлый мальчуган отобрал у гуанако то, что они лизали, и спрятал во вьючную сумку. Старший Иванов сын Феденька повел гостей в сторону реки. Он, вроде, как и не родной ему, но, сказать по правде, значения это не имеет. В других кочевых группах люди друг друга давно полагают братьями и сёстрами. Столько вместе пережили, такое не забывается. А этого мальчугана он растил как собственного первенца.

Проследив, как длинношеие копытные проследовали за своими маленькими хозяевами, спросил.

— Что за плитку лизали эти верблюдики?

— Специальная рецептура. Полдюжины солей, мел, гипс для связки. Даже медный купорос. Если они, не получают весь комплекс, начинают болеть. У них организм рассчитан на минеральный состав растений засушливых мест, и в этих обильных зелёным кормом краях испытывает дефицит некоторых микроэлементов. Если не угощать их таким леденцом, через неделю расхвораются.

— То есть, без людей им не выжить в наших краях? Зачем же вы таких капризных тварей одомашнивали? Тем более, Нюта сказала, что они невкусные.

— Соврала наша Нюта, или пошутила, уж и не знаю. Никто их ни разу на вкус не пробовал. Раз в году стрижем, шерсть замечательная. А вообще-то они при малышах, в основном, состоят, опекунами. Очень чуткий зверь. Без него ребёнка от леопарда уберечь непросто. Малыш ведь для этой кошечки — вроде как самоходный бифштекс.

— А что, разве гуанако может справиться с таким хищником?

— Нет, конечно. Или предупредит, дети ведь их постоянно «слышат» через повод, или примет на себя удар — нападают-то, как правило, на того, кто крупнее, тем более при прыжке сзади непросто достать человеческого детёныша через голову скакуна.

— А если леопард просто набрасывается спереди?

— Тогда у девочки или мальчика есть почти секунда.

Иван решил, что дальнейшие подробности он сейчас выяснять не будет. Есть у него, чем поинтересоваться у гостьи.

— В Вашей группе сколько человек?

— Почти сто взрослых и почти сто детей.

— Что, все живут в одном месте? И дичи хватает?

— Живут они в более чем полутора десятках мест.

— Нет, я имею ввиду именно вашу группу, ведь вы не называете себя родом, как я понял?

— Поняла вопрос. Нас в ту местность попало сто семнадцать человек. Двое погибли при переносе, один — позднее. Две женщины умерли при родах. Четырнадцать человек живут сами по себе, мы их называем островитянами. Помогаем им изредка. Остальные взаимодействуют между собой как члены одной семьи. Стройки, лесопосадки, сбор фруктов — для таких мероприятий сходятся десятки человек. Некоторые — лодочники, возницы, разведчики — живут в нескольких посёлках. Ученики и учителя проживают в школе только во время учебного года. Пастухи перегоняют стада. Да чуть не половина людей с места на место мотается. Даже ремесленный люд, иной раз, гасит горны и печи ради общего дела. Только на химзаводике, да на пасеке полная оседлость, потому что процессы у них идут непрерывно.

— Это кто же такое там у вас учудил?

— Само слиплось. Мы ведь неопытные все были, не знали как нужно, сделали, как получилось, — в ответе Иван слышит лёгкую браваду. — Те, кто хотел жить правильно, или не присоединились, или отсоединились, своим мирком обитают, по науке всё делают. Провианту мы им зимой подкидываем, чтобы не голодали, а то женщины наши туда по мужикам иногда забегают.

— Необычно живёте, — соглашается охотник. Обе его жены тоже прислушиваются к разговору. — Школу вон уже построили.

— Школу давно построили. Там, правда, только одна ученица была в последний год, но уже восемь выпускников. Я, кстати, в первом выпуске. Вместе с мужем училась.

— Получается, что вы, таким Макаром, все бытовые проблемы быстренько порешали, — констатирует Иван. — И начали ударно размножаться.

— Проблем у нас осталось много. И размножаемся мы по графику. Женщины-то из трудового процесса исключаются надолго. А сколько трудов нужно положить, чтобы каждое такое чадо на Чингачгука выучить, а после четырёх лет ещё и поводырь им требуется, гуанако обучить — дело хитрое.

Из-под деревьев на поляну вскочил Федя с выпученными глазами.

— Папа, Нютка леопарда мучает!

Виктория и Иван подхватились и помчались к месту событий.

* * *

Хищник висел, держась за ветку одной лапой, и конвульсивно подёргивался. Вернее — извивался. Короче, колбасило его. Наконец, видимо когти выскользнули из древесины, и тело достигло земли уже вполне по-кошачьи — с приземлением на все четыре конечности. Правая передняя тут же подломилась. Пятнистая кошка, способная одним ударом лапы лишить жизни взрослого человека, пыталась убежать, но что-то внутри неё этому мешало. Какая-то трясучая судорога пробегала по пятнистому телу.

Дети стояли неподалеку и зорко поглядывали по сторонам, не забывая присматривать и за страданиями хищника. Их вьючных животных поблизости не наблюдалось.

Виктория жестом остановила занесенное Иваном копьё.

— Он больше не будет нападать на людей. А, если его убить, придёт другой зверь, не знающий, что людей нужно бояться.

— Надо же, а мне показалось, что ты решила пожалеть кошечку.

— Это ты решил её пожалеть, ей сейчас хуже чем мёртвой.

— Откуда ты знаешь?

— Это зелье мы используем много лет, а перезаряжать дротики нужно регулярно, поскольку оно не слишком долговечно. Некоторые иногда бывают неосторожны. Один раз. Ну и тем, кто видит, как человек двадцать минут бьется в конвульсиях от невыносимой боли, пока организм не избавится от токсина, обычно хватает впечатлений, чтобы не терять внимательности при этой деятельности.

— А последствия?

— Бодрит, и развивает осторожность при работе с препаратами.

— Сами синтезируете?

— Это хитрая настойка из нескольких растений. Её придумали, когда сообразили, что отстреливать леопардов неэффективно. Дикие собаки и волки начинают плодиться, если на них нет укорота. А вот научить пятнистого охотника опасаться людей несложно. Обычно производится дистанционная инъекция из арбалета. Ну, а потом стрелок подходит, чтобы зверь считал и запомнил его запах и образ. Потом эти учёные кошечки к жилью не подходят и с дороги людей убираются подальше. Впечатление незабываемое.

Леопард, наконец, сумел отковылять в кусты и скрылся из виду.

— А что, у Нюты самострел всегда заряжен такой стрелой? — Иван знает, что постоянно натянутые пружины обычно ослабевают.

— Нет, конечно, она его из харькачки отоварила, — кивок на дудочку, которую девочка держит так, как будто готовится свистнуть.

— Духовое ружьё?

— Не надо так громко про плевательную трубочку, — улыбается Вика. — И вообще, удивился бы ты лучше тому, с какой скоростью действует токсин, вот это действительно фантастика.

— Слушай, а отравленные стрелы для охоты вы применяете?

— Крайне редко. Во избежание несчастного случая. И яд там не такой быстрый, чтобы, случись что, успеть принять противоядие. Это-то буквально на лету скручивает.

* * *

Гуанако они нашли на поляне. Травоядные дрожали от страха, и дети их долго успокаивали, расчёсывали, угощали.

— Жофрей зверюгу почуял, — объяснил Максютка. — Я копьё метнул в куст, ну он и рванул на нас. Кажется, Нютка ему прямо в нос вкатила ампулу.

— А отойти нельзя было? Взрослых позвать? — Виктория не выглядит довольной.

— Скорей всего, он бы бросился на них, как только они начали отступать, — вступается Иван.

— Верно, — соглашается наставница. — Просто дети должны уметь обосновать правильность своих действий.

Две женщины успокаивают Федюньку. Иван поглядывает то на сына, то на пару маленьких гостей, бросающих только что связанный травяной ком своим скакунам. Напоминает футбол.

— Ага, сразу вспомнили, что животными надо заниматься, — констатирует гостья. — И не сравнивайте своего мальчишку с нашими волчатами. Это как раз у вашего сына нормальная реакция. Кстати, не забыть бы выбандурить Максима за то, что копьем зверя шугнул, а не первой попавшейся палкой.

* * *

Дети снова ушли к реке. И Федя, и копытные. Жёны хозяина копошатся по хозяйству и присматривают за младшими. А гостья продолжает расспрашивать о людях, живущих на этих землях. Просит упоминать имена, характеризовать, вспоминать происшествия с их участием. Иван не всех знает одинаково хорошо, но Клара и Лариса ему помогают, и совместными усилиями удаётся оживить картину.

В полдень Вика засекает прохождение солнца через меридиан. Потом юные охотники приносят парочку гусят-подростков. Начинается стряпня, и нет конца-краю вопросам.

— Понимаешь, Ваня, — после эпизода с леопардом они надёжно на «ты». — С одной стороны вы тут постепенно деградируете, — спрашивальщица вдруг перестаёт спрашивать и, как бы подводит итог. — С другой стороны, живущие здесь люди нас интересуют и как генетический материал, и как рабочие руки. С третьей — в этих местах, хоть и редко, но встречаются сосны, из которых нам требуется и живица и смола. Опять же какая-то структура здесь уже сложилась. И для вашего начальства мы никто и звать никак.

Вот ты, и женщины твои хоть сейчас готовы сняться с места и двинуться в нашу сторону, верно я понимаю?

— Пожалуй, — охотник уже успел увидеть кивки жён, едва прозвучал вопрос.

— Но без твоей добычи в центральном посёлке станет меньше еды. А если не только твой род, а и некоторые другие поступят аналогично — так и голодать, возможно, придётся.

— Пожалуй, — соображение девушки понятно, но какое ему дело до чужого горя? — Только, понимаешь, Виктория, я ведь не препятствую тому, чтобы поселковые охотились, или просто присоединились к промысловым группам. Мне моих нужно обеспечить, а в Стольце князь есть — своя голова, как говорится.

— Вот тут и сокрыта основная разница в образе действий наших и ваших. Разные цели. У вас здесь всё как у людей, а в нашей группе пекутся о сохранении популяции. И, поскольку обе группы принадлежат одному биологическому виду, то приглашать тебя к нам я не могу.

— Ну ничего себе, это выходит, моя семья должна страдать от того, что вы хотите обеспечить чьё-то благополучие?

— Если о принципе, то так и есть. Но, оставляя тебя здесь я не рискую ни твоей жизнью, ни жизнью твоих близких.

— Ненормальная! — Иван в сердцах вскакивает и принимается ходить туда-сюда. — Да я и сам к вам не хочу, если у вас там все такие.

— Не все, конечно, — улыбается Вика, — даже не большинство. Многие. Особенно те, у кого обычно спрашивают совета. А иногда и разрешения.

* * *

Приезжие детишки, тем временем, подошли к своей наставнице. Иван уже сообразил, что вся эта разведка — сплошное воспитательное мероприятие. И Викторию значительно сильнее волнуют навыки, которые удастся привить детям, чем открытия, сопутствующие учебному процессу. Он злится на то, что его не принимают в эту компанию, и пытается подвергнуть анализу и своё поведение, и аргументы этой, кажется, совсем девочки. Обманчивость внешнего впечатления его уже не вводит в заблуждение. Он понимает — перед ним носитель разума, не меньшего, чем у него. Возможно — очень сильно не меньшего, к тому же, значительно более информированного.

Итак, детская обида за то, что они его к себе не берут и непонимание, почему не берут. Не дело это, взрослому мужику, отцу семейства и одному из лучших добытчиков заниматься подобными переживаниями. Он должен понять, в чём дело.

— Итак, дети, проводим работу над ошибками сегодняшнего дня, — Виктория строго смотрит на подопечных.

Две виноватые физиономии. Видно, что ребятишкам неловко. Интересно, что же такого ужасного натворили эти гениально справившиеся с леопардом юные создания?

— Мы пошли по звериной тропе, что вела к водопою, — наконец выдавливает Максютка.

— И почему же вы, так поступили, о неучи и недоумки?

— Федюнька показал дорогу, по которой всегда ходит…

— …за сладкой осокой, — продолжает наставница. Ивану вспоминается мультфильм про крошку Енота, и он внутренне улыбается. А дети густо краснеют. Неужели и они его смотрели?

— Итак, — констатирует воспитательница, — самоходная котлета в сопровождении двух шницелей и пары свежайших окороков следовали к месту обеда хищника, поджидающего подачи блюда на стол. Вы, вероятно, очень торопились, чтобы зверушка не захлебнулась слюной в ожидании обслуживания.

— Ви, не ругай нас пожалуйста, мы больше так не будем, — это уже Нютка.

— Скорее всего. Ты сколько ампул всадила?

— Три, и Макс одну, но он сделал два промаха, потому что ему было неудобно.

— А еще, скажи-ка мне, молодой человек, отчего ты решил воспользоваться копьём для швыряния в подозрительный куст? Рогатки с собой не было? Или под ногами не нашлось ни одного сучка?

— Там сыро, всё гнилое, — оправдывается мальчик.

— Ручки белые пачкать не хотели, Ваше Высочество! И камушков для рогатки не оказалось, всё в степи по цветочным головкам тренировался попадать, вот запас и издержал, сам того не заметив. — А эта маленькая женщина строга. И её воспитанники, недавно казавшиеся искусными следопытами, настоящими бушменами, выглядят, как нашкодившие школьники. — Вам сегодня необыкновенно повезло, юные раздолбаи, Имейте ввиду, такие случаи происходят в жизни только один раз, и этот раз с вами уже был. В общем, Анна, тебе за тропу — два, а тебе Максим, еще и за копьё пару. Выполняйте.

Понурые ученики некоторое время что-то выбирали в кустах. Это оказался прут. Потом мальчик дважды вытянул им сестру пониже спины, отчего та болезненно дёрнулась. Ответная экзекуция была произведена в двойном размере.

— Не слишком ли жестоко? — Кларе, старшей жене, эта сцена не понравилась. — Я еще понимаю отшлёпать в сердцах, но такая казнь…

Детвора, тем временем, как ни в чём не бывало, направилась на другую сторону поляны с корзинкой и лопаткой, явно искать дикую свёклу. Дождавшись, пока они достаточно удалятся, Виктория улыбается.

— Это скорее ритуал в данном случае. Не забывайте, они — брат с сестрой. Конечно, сегодняшний спектакль прошёл особенно трогательно. Совершенствуют, засранцы, актёрское мастерство. Впрочем, если не верите, осмотрите прут.

Иван не поленился, разыскал «инструмент». Трубчатый травяной стебель нашелся там, куда была выброшена «розга». Действительно, засранцы. Ведь чуть не прослезился!

— Вообще-то, виновата, конечно, я. Чувство дома меня подвело. Ведь рядом с местом, где давно живут люди, и горит костёр, не ожидаешь нападения хищного зверя, — виновато улыбнулась наставница. — Но не буду же я сама себя сечь! Хотя, наверное, стоило бы.

* * *

До самого вечера болтали о погоде. Приезжая пристала с кучей вопросов. Как часто идут дожди? Когда ложится снег? Время цветения деревьев и нескольких общеизвестных трав. Насколько раскисает от влаги земля?

А как тут ответишь, если год на год не приходится. Вот и пришлось вспоминать чуть не по дням, напрягая память свою и своих женщин. Чувство обиды постепенно притупилось, а потом пропало совсем. Не соврала эта наставница про интересы популяции, про то, что именно об этом они и заботятся. Если дошкольников обучают так, то кем будут выпускники школы? Царями лесостепи и пойменных лугов, вот кем. Даже круче. Намного круче. Лешими, водяными, болотниками, для которых любая полянка — накрытый стол, каждый выворотень — дом. Популяция с такими свойствами своих членов действительно имеет неплохие шансы сохраниться здесь. Это притом, что они еще и умудряются концентрировать совместные усилия на нужных направлениях.

Дети и эти ослики-гуанако живут, практически, в симбиозе. Разработана и применяется эффективная система устрашения самых опасных хищников этих лесов. Изделия, которыми пользуются эти люди, изготовлены искусными мастерами, пусть и не по серийным технологиям, но с любовью и разумом. Харькачка с револьверным барабаном! Он ведь разглядел. Тростник и дерево. Что-то напоминает такое сочетание. А, волос единорога и остролист. Типа — волшебная палочка. Хм! Ивану определённо хочется стать одним из этих ребят.

Он ведь принципиально от них не отличается — просто у него очень маленькая популяция. Выходит — размер имеет значение. Ну да, толпу охотой не прокормишь, а в малой группе нужно быть универсальным работником, а не специалистом. Если кузнец сам жжет себе уголь — он немного накуёт, особенно, охотясь и собирая орехи на прокорм.

И где же оптимум? Эти южане, кажется, его нашли. Живут малыми группами, но действуют сообща. Каждый может о себе позаботиться, ему никто не нужен, чтобы выжить. Но они не теряют единства. Почему? Они что, все такие умные? Так и Иван себя глупцом не считает. Просто он заботится, прежде всего, о себе. Опять пришёл к тому же месту. К проблемам всего человечества и соотнесении интересов личности и общества. Надо же! Столько лет мыслил конкретными категориями, а тут снова, словно в детстве начитался книжек, оставшихся в доме от пионерской юности деда и бабушки и от родителей. Прямо по Тимуру и его команде, хотя, там речь о выживании не шла.

Клара колдует над горшками, Нютка крошит овощи, а Максютка? Воткнул в землю палку, насадил на конец вычесанную из гуанако шерсть и прядёт. Видел же Иван, как мальчишка палочку заостряет, кто же думал, что это будет веретено! Кстати, а эти дети умеют бездельничать? Кажется, этот предмет им не преподают.

* * *

Пообедали сытно. Приезжие ребятишки устроились спать, положив головы на бока своих сторожей и подстелив безрукавки.

— Они ещё маленькие, — отвечает на его недоумённый взгляд их опекунша. — А ночи сейчас короткие. Ребёнку, чтобы выспаться, времени не хватает. Вообще-то, если бы меня сейчас здесь не было, носились бы, пока не упали от усталости. Хотя, они сегодня провинились, должны после взбучки помнить о режиме.

Глядя на гостей, и Федя устраивается на дневной отдых. Жизнь лагеря затихает. Дневная жара чувствуется и здесь в лесу.

— Вика, а кто у вас, там, на юге, всем руководит? Коммунисты или демократы?

— Мы названия не придумали. Распоряжается Славка, дирижирует его младшая жена, а за порядком следит старшая.

— Это типа семейного клана? Мафия?

— Не знаю я, как это по-научному, — видно, что маленькую женщину разморило, и она охотней бы подремала, чем вести серьёзный разговор. — Называй как тебе удобней.

— Ну ладно, а по какой процедуре происходит смена власти?

— У нас ещё не было случая, а у островитян руководитель сам ушел, а уж как они потом старшего определяли, про то я не ведаю.

— То есть у вас нечто вроде анархии, — не унимается Иван.

— Вань, я не знаю, какая бывает правильная анархия, но у нас, если врач или учитель что сказали — так все и делают. И Славка, и его вторая жена.

— А первая?

— Так она и есть самый главный медик.

— Ну, врачи с учителями обычно ладят. Выходит — власть специалистов, — сделанный вывод Ивана почему-то удовлетворяет, и он перестаёт расспрашивать. Тоже ведь мало спал этой ночью, если вообще подремал.

Тишина. И мысли. До него дошла, наконец, разница, из-за которой он не вписывается даже в собственное представление о гостях. Ведь стать одним из них он желает ради собственного блага, и блага своих близких. В то время как если бы он принялся думать об интересах всей человеческой общности, то присоединился бы к ним автоматически, даже живя совершенно отдельно. Даже, не подозревая об их существовании. Во, додумался!

И что теперь конкретно делать? Значительно лучше было бы поселиться со своими домочадцами среди этих южан в их тёплых и светлых домах — он уверен, что у них именно такие — и уже тогда, в комфортных условиях принимать участие в заботах о благоденствии всей общности оказавшихся в этом мире людей. Когда не нужно каждый день думать о том, как добыть пропитание.

Хотя нет, это он лукавит. Над ними не капает. Не бедствуют его домочадцы. Просто хочется устроить их по-человечески.

* * *

Приезжие ребятишки разминали своих скакунов, носясь верхом на них по поляне поодаль от лагеря, а их учительница обучала Федю ездить на своей кобылке Мухе. Потом ребятня снова ушла к реке. Тут чуть больше километра, но уж больно много комарья на берегу, ставить там лагерь — это для мазохистов. А тут есть родничок, расчищенный заботливыми руками младшей жены, и тварей кусачих немного.

— Значит, Ваня, давай-ка я обрисую здешнюю географию, как поняла её с твоих слов, — гостья снова подошла поговорить. — На востоке большая река, которую я считаю Днепром. На этом её берегу густые, труднопроходимые леса, где масса мелкой дичи, гнуса, и часто встречаются кабаны, связываться с которыми никто не хочет, ибо нелюбезны они весьма.

Дальше к западу, как раз в тех местах, куда заехала ваша электричка, леса проходимые, встречаются косули, лани и олени, охотиться на которых удобно. Еще дальше к западу начинаются степи, чем дальше, тем обширней, а леса редеют, постепенно превращаясь в отдельные рощи, порой крошечные. Примерно в этой приграничной зоне мы сейчас и находимся.

Кроме того, в этом году твоя семья продвинулась дальше, чем обычно на юг. Протекающая здесь река, по здравому размышлению, должна впадать в Днепр. И ниже по её течению сейчас стоит табор бывших школьников, который в ваших местах и есть самый большой род.

— Да, семеро взрослых, — подтвердил охотник. — Правда, пятеро выросли уже здесь. Мы часто помогаем друг другу.

— Остальные роды также находятся от Стольца на расстоянии от двадцати до пятидесяти километров во все стороны, кроме восточной.

— Верно.

— Ни овса, ни дикой пшеницы ваши люди не нашли, поскольку на границу степей проникали мужчины-охотники, обращающие внимание на то, что бегает и летает, а не на то, что растёт. Зато два десятка видов съедобных корней и листьев на огородах Стольца возделываются. В том числе — топинамбур, без которого совсем бы пришла труба вашей общности.

Рыбу на Днепре ловят всего несколько родов по осени, когда комаров становится меньше, но запасти её без соли не удаётся, кроме как, высушив до деревянности, но она всё равно воняет так, что уж лучше топинамбур. Итак — прежде всего вам нужна соль.

Забавно рассудила девушка. И ведь в самую точку. Как только не изгалялись, чтобы хоть как-то заготовить припасы на зиму. Несколько человек погибли от отравлений. Помнит Иван эти случаи. Верно ведь говорит. Сушеные грибы, орехи, корнеплоды в погребе — вот, пожалуй, и всё. Охота зимой неважная по размокшей-то земле не сильно побродишь по лесу. Он-то свою землянку неподалеку от реки оборудовал, так что балует домочадцев свежей рыбкой. Но электричку туда не перегонишь, а жители Стольца не шибко хотят покидать место, где стоят вагоны. Они им дают ощущение надёжного приюта, прибывшего вместе с ними из родных мест.

В общем, насчёт соли всё правда. Даже копчёности без неё живут недолго. А на юге разжиться этим продуктом можно, не напрасно он в первый же день об этом подумал. Вот и получается, что с её доставки сюда и следует начинать заботиться об их «популяции».

— Итак, Ваня, в общем виде картинка у меня сложилась, — Вика выглядит, как человек, принявший решение. — Разведка наша завершена и утром мы отправляемся домой. Стоит поторопиться, лето ведь не резиновое. Можем Фёдора взять с собой, чтобы оставить его в школе, но, тогда, вы его долго не увидите. Сам понимаешь, его и к учёбе подготовить нужно, и потом за четыре года детского сада материал пройти необходимо, как следует.

А мне нужно рассказать обо всём нашим. И ума не приложу, как вам помочь. Лучший вариант, обучить тому, что знаем, подкинуть кое-чего. Но ведь многие здешние захотят перебраться к нам, а другие будут против всего протестовать. Пербаламутим народ, сами запутаемся. В общем, не под силу мне ответ на простейший вопрос, что делать. Так что, ночью сделаю определение широты, а утром — в дорогу.

— Нютка делала уже.

— Ваня, ей семь лет. Она ещё ребёнок. В долготе накосячила — мама не горюй, а уж, казалось бы, что может быть проще!

Глава 26

Заходящее солнце освещало только самые верхушки деревьев, позволив вечерней тени накрыть всю поляну, отчего пламя костра сделалось отчётливо видным. Две недели, как отпустил Иван Федюньку с этими южанами, и, постепенно в сердце закралась тревога. Так ли он поступил? Не слишком ли поторопился довериться почти незнакомым людям, наслушавшись их необычных речей?

Женщины укладывают детвору в большом типи. Сами они тоже устроятся там, и хозяин с ними. Маленький вигвам займёт гость, старейшина школьников. Парню немного за двадцать, но авторитет его велик. В группе пять юношей, выросших и возмужавших в этих местах, да их учительница с мужчиной, с которым сошлась уже здесь, да двое их деток. А юношам нужны жёны.

Всего две девушки подходящего возраста есть во всём сообществе. Попали сюда детьми, выросли. С одной из них Геннадий и сговорился. Да вот беда, отец потребовал выкуп — кожаный шатёр, на который у рода школьников не хватает шкур. Вот и зашел он по-соседски одолжить до осени.

Есть у Ивана то, что нужно, и он не против поделиться, но ещё одно сомнение гложет его душу. Когда уезжали островитяне с сыном, то оставили почти все содержимое своих вьюков и седельных сум, поскольку старались максимально облегчить поклажу в связи с поспешным возвращением, да и пассажир у них появился. Кроме множества замечательных прелестей, типа кувшинчика масла растительного, горшочка масла топлёного, полукилограмма мёда, круп, муки… да перечислишь ли всё, было ещё и восемь килограммовых кошелей соли.

И вот сидит теперь охотник, и мыслит «популляционно». Даст он парню шкуры, род добавит еще, сделают они шатровое покрытие и купят на него невесту. А для новой пары палаточку то сшить будет не из чего! Непорядок.

С другой стороны, за один мешочек соли ту же самую невесту отец тоже отдаст за Геннадия. Хорошо. Вместо шкуры и нужно предложить эту самую соль. Она перейдёт в род невесты, и у школьников соли не станет. Опять нехорошо. Это получается, что нужно выдать два мешочка для двух родов. Уфф! Но ведь вернуть соль ему никто не сможет. Её здесь негде взять. Чего-то можно потребовать взамен. Шкуры, если уж на то пошло, Ивану не нужны.

Его семья уменьшилась, и большой горшок больше не требуется, тем более что таскать его придётся с места на место на своём горбу, причём, с помощью всё тех же школьников. В том числе, и те шкуры, что сейчас просит сосед. Они ведь никуда не денутся. А ему потребуется перетаскивать копчёные окорока, приготовленные с солью. Как бы пуп не надорвать!

Выходит, лучший выход, просто отдать этому парню шкуры, не требуя их возврата, и два мешочка соли, не рассчитывая на отдачу. Что-то он совсем думать разучился! Вот так просто взять, и отдать, ничего не требуя взамен? В результате соседний род станет сильнее, многочисленней и раньше съест окрестную дичь. А здесь, вокруг Ивановой стоянки, места изобильные, и без второго охотника промышлять не всегда сподручно. Опять же Лариса у него, как бы это сказать… с Кларой он часто бывает ласков.

— Значит, Гена, есть у меня к тебе, вот какое предложение, — прерывает хозяин затянувшееся молчание и поглядывая в сторону шатра, вроде до него достаточно далеко. — Дам я тебе шкуры, и еще пару килограммов соли. Один сами употребите, а на второй невесту себе купишь. Возвращать ничего не нужно. Вместо этого присылай ко мне Степана, чтобы помог с охотой. И намекни, что ежели заведёт он с моей младшей женой шуры-муры, так я и, вроде как не замечу. А коли поладят они, так могут и оставаться. Имеется здесь второй шатёр.

Ты не подумай чего, баба она справная, до этого самого охочая, а мне, как за дичью набегаюсь, и с Кларой хорошо. Чувствую, понимаешь, что недорабатываю я на этой ниве. И охотиться в одиночку стрёмно.

Молчит Геннадий, думает. Иван тоже сам себе удивляется. Это, выходит, что предлагает он два кило драгоценной соли, шкуры, за владельцами которых вволю набегался, жену и шатёр просто за радость общения с молодым энергичным охотником. Что-то он сегодня какой-то не такой, не иначе, сгубила его эта ведьма лесная по имени Ви. Глаза ли отвела, или мозги чем запорошила?

Собеседник, похоже, оценил. Челюсть медленно отвисает. Но вот юноша справляется с собой.

— Спасибо Ваня. Не ожидал. Ты с нами, прямо, как с родными обходишься.

— А так оно и есть. В этих местах люди, они все друг другу родные. И, кстати, не сомневайся, Лариса в тягости. По нашей нынешней жизни это, я полагаю, достоинство. Стёпка душевный парень, непоняток не будет.

Оба охотника прислушиваются к тишине. Неправильная она. С юго-запада слышится звук, источником которого могут быть только копыта многих животных. Гену это сильно тревожит, не зубробизоны ли мчатся, испуганные хищником? Тогда они здесь могут натворить делов. Но Иван, кажется, полагает иначе. Хотя женщины с малышами уже прячутся в лесу среди крупных деревьев.

На поляну коротким экономным галопом выбегают четыре лошадки с всадниками. Два мужчины и две женщины. За ними антилопы гну выкатывают три арбочки на автомобильных колёсах.

Передний спешивается.

— Привет Ваня, я Слава. Пляши, письмо тебе.

Конверт, однако, попадает в руки Клары. Никогда бы не подумал, что она так легка на ногу. Печатными буквами изложены обращение и подпись, остальное писано взрослым.

— Поспешали мы, так что Гайка под Федькину диктовку по-быстрому изложила.

* * *

Сын жаловался на жизнь. На ненавистное молоко, противную морскую капусту, на то, что мёд дают редко и помалу. На малолетних товарищей, поваливших его гурьбой, когда он попытался отобрать у девочки зеркальце, он ведь только хотел посмотреть, а они, как вдруг все бросились! На то, что их целыми днями гоняют босиком по пыльной степи и заставляют то запоминать травки, то следить за ящерицами, отчего он ужасно устаёт. И на то, что днём приходится спать, а он не привык…

— С ответом не очень торопитесь, — обращается к ним одна из женщин, рослая, статная — настоящий гвардеец. — Возки обратно не раньше послезавтрашнего утра тронутся. Кстати, меня зовут Галина, а вторая женщина — Рипа. Её следует бояться, потому что она доктор.

Лошади рассёдланы, антилопы распряжены, пасутся. Парни вёдрами таскают воду, поят усталых животных. На ожившем костре висит котёл, Слава кашеварит, толкуя о чём-то с Геннадием. Иван присаживается рядом.

— Сам понимаешь, если врач сказал, что здесь должен быть медпункт, моё дело исполнить. Потому и интересуюсь местом повыше, так чтобы с Днепра было видно, но от Вагенбурга неподалеку. Вы же здесь все холмики знаете. А если рядом ещё и полянка имеется для аптекарского огорода, то и вообще ничего лучшего нам и не потребуется, — это новый гость завершает ранее начатую фразу.

Повозки задрали оглобли к небу, никто их и не думает разгружать. Казалось, бы, что может быть проще ящика на колёсах, а вот приторочена лопата, топорик, пустое место, где явно хранится кожаное ведро. Моток верёвки, ещё свободные гнёзда, кобура. Экипаж экипирован вдумчиво. Серьёзный народ эти южане. Женщина, что постарше, кормит грудью малютку, ни капельки не смущаясь. С полгода уже карапузу. Рядом второй, только что начал вставать, держит женщину за рукав и смотрит на титьку голодным взором.

— У Гайки лактация недостаточная, поэтому я немножко ей помогаю, а моему уже пора отказывать от стола, а то разбалуется, обормотик. Год ведь почти, — отвечает на незаданный вопрос кормилица.

Обормотик делает глотательное движение и всем своим видом показывает, что если его немедленно не допустят к объекту вожделения, он расплачется.

Возницы и четвёртый всадник тянутся на огонек. Что-то подсказывает Ивану — не будут они ставить палаток. Завернутся прямо у костра в свои безрукавки, да и заснут. Дождём не пахнет, а обычаи у этих людей спартанские. Несколько веточек полыни отгонят немногочисленных комаров — вот они и дома.

* * *

Лагерь спит. У костра сидит старейшина школьников Генка и думает. Не спится что-то парню. Рядом — один из приезжих, вполне уже взрослый мужчина, назвавшийся Михаилом. Иван из маленького типи всё видит и всё слышит. Ему тоже не спится.

— Это, как я понял из Ваниного рассказа, вы там у себя на юге решили попытаться создать «человека совершенного», царя природы, — вдруг ни с того ни с сего прерывает молчание юноша.

— Интересная постановка вопроса, — мужик закончил сборку пистолета и загнал в него обойму. — Наверное, это не совсем полная картина. О том, чтобы все люди были умны, образованы и хорошо воспитаны, мечтали многие поколения. Отчего бы и не попытаться. Никто ведь не помешает, нет тут ни скептиков, ни завистников. Только мы, и наши заморочки.

— То есть, у вашего вождя возникла мысль построить систему отношений из высококачественных компонентов? — формулирует Генка.

— Хорошо завернул, — ухмыляется лейтенант, — по нашенски. Считай, в самую точку попал. На счёт того, чтобы такая мысль в Славкиной голове завелась, так это запросто. Он у нас разговоров немного разговаривает, но на придумки горазд. А ты, каким это образом вдруг такие точные вопросы задаёшь?

— Мы с Алевтиной Васильевной об этом много беседовали. И тогда, когда только сюда попали, и позднее. Про то, что для жизни здесь нужно быть очень крепким физически и развитым умственно. Она нас до сих пор заставляет гимнастикой заниматься и физической, и умственной.

— Алевтина Васильевна — она кто?

— Учительница математики из нашей школы. Возила нас на олимпиаду, когда произошёл перенос. Мы так группой и держимся. Знаешь, не хуже чем у взрослых всё получается, я вот даже жениться собираюсь.

— Жениться — это хорошо, а то, что математичка не преподаёт, это плохо. Нам в школе она очень даже нужна. Как полагаешь, согласится переехать?

— Наверное. Мы, пожалуй, продержимся и без её догляда, а детишек в школу к Вам туда отправить можно будет, когда народятся и вырастут? Как Федюньку Иванова?

— Ясное дело, для того и школа. И доктор наш, когда всех здесь осмотрит, и в карточки про них всё запишет, вот и будет у нас список первоклассников. Имею ввиду, для рассылки приглашений. По данным, что Виктория здесь собрала, получается, что от двух до пяти школьного возраста девчат и пацанчиков в этих местах подросло.

Помолчали. Потом Мишка, вместо того, чтобы ложиться спать, вдруг снова заговорил.

— Не совсем ты, Гена, верный вопрос поставил. Имею ввиду, про царя природы. Если уж формулировать в кратком варианте, скорее речь идёт о квалифицированном пользователе. Привожу пример из нашей, нескучной жизни. Бензоколонок в этих степях не наблюдается, а моторы у нас имеются. Причём такие, что лей в них всё, что горит. На водке можно ехать. Но водочных отделов в местных магазинах тоже еще не построили, как, впрочем, и магазинов. Подсолнечного масла мы в год по литру на нос давим, потому что подсолнечник здешний ужасно некультурный, головки имеет с гулькин нос. Немножко всяких эфиров-ацетонов получаем при сухой перегонке древесины. Уголёк для кузниц, и немного остро пахнущей жижи на радость химикам. Ну, хоть убейся, в бак залить нечего.

Сахарную свёклу не нашли. Сахарного тростника не встретили. Сахарные клёны тоже обнаружить не удалось. А ведь всего-то нужна хорошая самогонка. И тут Лёня, есть у нас такой кадр, предлагает мне попробовать мексиканский национальный напиток, пулька называется. Ух, и гадость? Короче вылили мы все три кувшина в перегонный куб, а оттуда закапала текила, которая мескаль. И, ведь, горит, что не может не радовать.

Оказывается, из сока агавы эта вещь готовится. А сами агавы они отыскали, правда, не близко, и простояли в тех местах из-за ремонта несколько дней, как раз успело этого сока накапать.

Не вопрос, съездили мы туда специально, набрали сока уже как следует, вернулись, сбродили, перегнали через нормальную ректификационную колонну. Заливаем в бак, заводим — мурлычет наш дизель, как сытая кошка. Вот. Короче, мы той агавы к себе привезли, и понасадили. А дизель — опять на консервацию. Ведра горючки ему надолго не хватит, а чтобы нормальное количество сделать, требуется уже совсем другое производство. Так что, растёт агава, а вместе с ней опунция, и еще целая куча всякого разного пустынного добра из тех же мест, там оказалось и алой для лекарств, и юкка для тканей, и другие не помню, как звать для лекарств, и насекомых травить, и древесина, пригодная для подшипников. Хорошие растения, не нужно даже поливать, торчат себе из песка и растут. Так о чём это я?

— О квалифицированных пользователях, — улыбается Генка.

— Ну да. Увлёкся. Речь о том, что всеми этими богатствами надо научиться правильно распоряжаться. В смысле, не переделывать мир под себя, а просто знать, где чего взять.

— Биоцивилизация, что ли?

— Тебя, Гена, мечет из крайности в крайность. И био, и электро, и химическая, и машинная. Нам нужно просто научиться делать всё так, чтобы лик планеты не покорябать. Ну, и не страдать самим.

— А зачем вам нужно место с видом на Днепр?

— По реке дорога ровнее. Вы же, считай, на самом берегу живёте, — Михаил подкладывает в костёр несколько сучьев. — Удачный лесок вам при переносе перепал. Они в этих степях редкость.

— А разве мы не на границе лесов и степей? — Генка подливает в чашки понемногу травяного отвара.

— Степь да степь кругом. У рек, да в низинах только и встречаются деревья. Чем дальше к югу, тем суше. Здесь у вас просто рай.

— Зато у вас текилоносные кактусы растут, — улыбается юноша.

А из большого шатра выбирается Клара.

— Извините, я тут невольно подслушала ваш разговор про растительное масло. Спросить захотелось, почему вы рапс не сеете?

— А зачем он нам, — удивляется лейтенант.

— Так из него как раз больше всего масла и добывали для использования в двигателях в качестве топлива. Смешивали со спиртом и ездили.

— Надо же, не знал. Осталось этот рапс разыскать.

— Он в этих местах встречается.

— Тогда почему вы его не выращиваете? — Мишка смотрит с недоумением.

— Он для пищевых целей не всегда подходит, там масса тонкостей, которые без хорошей лаборатории не решить, а на людях пробовать не хочется.

— И откуда нам это известно?

— Работала на испытательной станции, пока сюда не попала. Растениеводом была, на него и училась.

— Ага, — выражение лица мужчины меняется, — опыления-скрещивания, гибридизация, методы генной инженерии. Томаты-мутанты, я так понимаю? Эту Викульку убить мало. Разведчиться, через пень её хрустальной кочерыжкой. Всё напутала, ничего толком не разузнала. Вы хоть понимаете, что у нас уже восемь лет сельское хозяйство ведётся эвристическими методами. Теми, что Авраам завещал… этому… самому… Линкольну, во! Короче, письма сыну не пишите. Свидитесь… ненадолго. Мимо ранчо не проедете.

— Зря вы так на Викторию серчаете, — заступается за девушку Клара. — Она очень много успела сделать за те сутки, что провела у нас…

— … сосны даже нашла, — ворчит её собеседник.

— Руки вверх, — в тон разговора произносит кто-то из темноты.

Мишка и Генка делают это молча, а Клара, как-то напряжённо. Потом неподалеку от Иванова типи на землю рушится тело, и издаёт звуки агонии — хрипение, подвывания, рывки. Охотник не удивлён. Он видел, что происходило с леопардом, представляет себе, какую выучку прошли взрослые, спящие, как кажется со стороны, кулями. И его ни капельки не удивляет детский голосок из темноты.

— Вань, их прикончить, чтобы не мучались, или добавить впечатлений? Не сразу поймёшь, мальчик или девочка. С лёгкой хрипотцой голосок, не иначе Нютка.

— Дай им в себя прийти, — Иван уже вышел из своего шатра. — Вы пошто дали им так близко подобраться?

— Люди не обижают людей. Вдруг они хотели просто сказать «Гав», — этот голосок явно пацанячий, незнаком. — Ну, а как арбалеты наводить стали, мы и вспомнили, что люди не обижают людей.

— А Максютка с вами? — Ивану просто интересно.

— Нет, он ещё маловат для серьезной охоты.

— Сам ты, Герка, маловат, — вот, это точно Максютка.

— Дурак, тебе же попадёт, — опять Нютка.

Бесплотные тени выволакивают к костру четыре тела, извивающиеся в судороге, которую хочется назвать предсмертной. Серьёзный токсин у ребятишек в этих самых, «харькачках». В тенях опознаются возницы и Славка. В телах опознаются «соотечественники» — те самые ребята, которых в своё время не до конца прибили возмущенные бандитским произволом мужики. До Ивана доходит, что вокруг их тихого лагеря и спокойной ночной беседы «за жизнь» было раскинуто кольцо секретов из «волчат». И откуда там взялись спящие сном младенцев намаявшиеся в дальней дороге путники?

Славка, впрочем, быстренько отходит к местам, где спят Рипа и Галина и возвращается обратно. — Всё в прядке. Не разбудили.

А Иван думает дальше. Волчата прозвучали, но «нейтрализованных» притащили спящие. И кто же сегодня так спит, что их даже не разбудили? Рипа и Галина? Как-то картинка не складывается. Противоречие, однако. Эти женщины не производят впечатления… а какое впечатление они производят?

Совсем запутался.

— Слав, эти парни занимались грабежами, когда мы только прибыли сюда. Потом их вытурили, и они ни в чём предосудительном не замечались, — Генка в то время еще был в окрестностях «базового» лагеря. Всё видел своими глазами.

— Миш, я с настоящими врагами как обращаться, только в кино видел, — Славкин голос. — Что кончать нужно, вроде из всех источников следует однозначно. Но сперва их иногда мучают, и спрашивают, где находится штаб.

— Да, мне тоже так говорили, — лейтенант чешет затылок. — Но тогда генетический материал пропадёт. Ты представляешь себе, что нам за это Док открутит. Хотя, тебе большее количество раз.

— Не хотелось бы, — теперь чешет затылок Славка, — что открутит, то фиг с ним, а вот про генетический материал, это печально.

— А про технологию засолки яиц, в наших запасах информации ничего не встречалось? — включается в разговор кто-то из возниц.

Корчащиеся от боли тела замирают. Похоже, вкатили им не по четыре ампулы, намного меньше.

— Миш! Не нравится мне этот генетический материал, — жалобно произносит Славка.

— Мне тоже, — откликается лейтенант. Но не при детях же их кончать.

— Можно подумать мы змеюк не убивали, доносится из темноты незнакомый детский голос.

— Не сравнивай, аспиды безобидны, пока на них не наступишь, — и этот детский голос из той же темноты незнаком.

— А на счёт «Кто вас послал», спросить не хотите, — вот это уже точно Галина. Причём, тоже из темноты и явно издалека.

— Можно подумать, кроме Веника тут кто-то побывал, и солёного супа отведал, — это Клара. — А про то, кто ему паёк выдаёт, все ведь знают. И нечего жалеть такой генетический материал. Ни одного положительного свойства.

— Кхм! — Славка откашлялся. Тишина. — Пострадавшие, встаньте.

Четыре молодых неслабых парня. Наверняка и охотиться умеют, и на многое другое способны. Ведь восемь лет уже здесь! Казалось бы, всё ясно. Ничего нет, и не будет, пока сам не сделаешь. Нет, всё бы им у кого-то что-то отнять, и попользоваться. Столько лет понимали, что здесь не город, что следы всё расскажут, а люди увидят. И вот, при первом же намёке на появление безусловного сокровища — соли — полный отказ разума. Ивану даже неудобно за то, что стоит с ними на одной поляне.

— В общем, идти вам четыре дня на запад. А потом, хоть живите там, хоть дальше идите, нам без разницы. Но на восток — ни шагу. Пошли.

Славка произнёс это негромко, почти вез выражения. А парни пошли.

Все молчат, стихают шаги.

— Максим, ты сегодня, чем ужинал? — Вот теперь в Славкином голосе слышится жизнь.

В ответ несколько минут тишины. Все разбредаются по подстилкам, костёр, оставшийся без подкормки, слабеет, а Иван, на несколько минут оказавшийся в бурлении незнакомой жизни, понимает, что лучше всего ему прилечь и постараться уснуть. Слишком много впечатлений за один короткий вечер. Оказывается, из большого типи прекрасно слышны все речи, что ведутся у костра, и младшая жена могла слышать их с Генкой разговор, в том числе и о ней. Неудобно.

Глава 27

Рассветную пляску с кистенями в исполнении пяти мужчин и двух женщин Иван не пропустил. Генка к танцорам тоже присоединился, хотя и без инструмента. И несильно отстал — подвижный юноша. В награду получил зубную щётку и коробочку порошка. О волчатах не было ни слуху, ни духу, если не считать того, что пару солдатских котелков овсянки Рипа отнесла куда-то в лес. Потом Генка повёл кавалькаду гостей в сторону Днепра, а Иван крепко призадумался. По всему выходило, что его семейству предстоит сниматься с этого места, оставив немало скарба и утвари. Кому? И с Ларисой ничего не решено. Охо-хо-нюшки! Охотился, растил детей. Всё было понятно. А ведь теперь и ему предстоит не только дальняя дорога и новые места, ещё ведь и учиться придётся не по-детски. Хотя, скорее, именно по-детски. Не исключено, что степной травологии или извлечению рыбы из воды его будет обучать кто-то, не умеющий даже писать. Его, потомственного, можно сказать, рыбака! И пусть. С этими ребятами лучше потерять, чем без них найти.

* * *

Князь появился около палатки медпункта во время, обозначенное пригласительной запиской. Девушка в легкомысленном комплекте из просторной юбки и просторной накидки гусиным пером, которое макала в вычурную чернильницу, исписала три листа о нём, его жизни, болезнях и видах деятельности, которыми он занимался. Книжечка, которую она заполняла, была сшита суровыми нитками, а бумага имела бледно-серый цвет. Признаки полиграфии не отмечались.

— Вы вообще, откуда здесь взялись? — наконец решился он задать вопрос. — Народ о каких-то южанах толкует.

— Да, это про нас, — девушка прямо у него на глазах сгибает пополам стопочку листов и принимается сшивать их в брошюрку.

Понятно, готовится к приёму следующего пациента. А князя приглашают в «кабинет» — шатёр. Врачиха, такая же босая, как и медсестра, одета не более тщательно. Осмотр, однако, по полной программе. Она диктует, а записывает дюжий мужик.

— Что же, Алексей Георгиевич! Состояние Вашего здоровья, грубо говоря, соответствует возрасту и образу жизни. Рекомендую лёгкий физический труд и заваренные травы, которые для Вас приготовят через несколько минут, — врачиха протягивает ему мешочек соли. — Это советую включить в рацион. На следующий осмотр Вас пригласят осенью. Здесь, скорее всего, будет принимать другой доктор, так что я с Вами прощаюсь.

Ещё он получил зубную щётку, коробочку зубного порошка и брусок доброго мыла, похожего на банное. Потом мальчишка под навесом, поглядывая в бумажку, позакидывал в большую воронку пучочки, пригоршни и щепотки сушёных листьев и стеблей из коробов и корзинок, покрутил рукоятку, на манер мясорубочной, отчего из выходного окна в подставленный полотняный мешок насыпалось изрядное количество мелко нашинкованной трухи. Горловина завязана. Всё? Им что, ничего от князя не нужно? И почему Серёга из рода Чонки и Колька от кузнеца месят глину? Их наняли? Или заставили?

— Нам до холодов нужно тёплый медпункт построить с комнаткой для доктора, — объясняет мальчишка. — Парни, пока не заняты, взялись саманных блоков наформовать.

— И что им за это будет? — интересуется взрослый.

— За дело не наказывают, — недоумевает ребёнок. — Если, конечно, не сломают ничего.

А вдалеке в тенёчке жуют травку непонятные ослики, покрытые добротной шерстью. Уходить отсюда почему-то не хочется. Мальчишка с девчонкой тащат на вицах крошечную копёшку сухой травы. Вот ведь незадача! Он в течение стольких лет не мог людей заставить ничего сделать сообща. Вернее, всё приходилось брать горлом, угрозами, посулами. А тут спокойный праздник освобождённого труда. Влиться, что ли?

К высокому дереву прислонена лестница. Снизу из-под откоса со стороны невидимой из-за деревьев реки мужчина несёт на коромысле два ведра. Под навесом на круглой печурке парит горшок, в который другой мальчуган что-то сыплет с разделочной доски. И тишина. И откуда ни возьмись — кабан. Выходит тоже из-под откоса.

Словно тихое веяние ветерка, парнишка, занимавшийся упаковкой медикамента, извлекает самострел… арбалет… легчайшие, как веяние всё того же ветерка возвратно-поступательные движения рычагом, щелчок стопора, болт, похожий на колено тростины, тупой, словно обрезанный, ложится в приготовленное место и, нет вращальщика мясорубочной рукоятки. Растаял.

Кашевар растворился, мужик, что нёс воду — исчез, хотя сама вода никуда не девалась. Стоят вёдра, и коромысло рядом на сучке. Бормотание из медпункта уже не слышится, а два тела, мелькнув ласточками, скрылись за стволами деревьев. И детишки увели месильщиков глины. Куда? Разве уследишь боковым зрением? Тишина.

Кабан не стар. Молодость в полном расцвете. Такой не пощадит, не помилует. Разнесёт, размечет. Подходит к печке, валит боком лавку, связанную из ошкуренных жердей. Хрюкает. Или рявкает? Это вопрос восприятия. Берёт правее, и, под растяжкой прокладывает путь в одному ему известном направлении. За ним пяток свинок, поросята… ушли. Тенькают спускаемые тетивы. Пять слышно отчётливо, и еще несколько менее внятных звуков.

Паренёк подаёт мешок. Откуда он взялся? В шатёр проходят люди. Приём продолжается. Парень с вёдрами уже вступил на свой путь к месильщикам глины. А мальчик и девочка оттаскивают опустевшие вицы.

У князя словно включается другой уровень восприятия. На мальчишках юбки и пелерины из слабо скрученных верёвок. Комар не прокусит, поскольку не хватит длинны хоботка. Солнце не прожжёт. В холод эта одёжка не спасёт. Прикид для лета. Кстати, девчонки также одеты и стрижены. Отличие только в грации движений. А из-под того же откоса шестеро мужиков выволакивают бревно.

* * *

— Опять, ты, Славка, верно угадал, — Мишке досталась целая ножка, и он сейчас размышляет, как бы половчее в неё вцепиться зубами. — При здешней организованности ничего ломать и не нужно. Видимость одна, а не единство. Роды крепки, медпункт им нужен. Гайка уже график составила, кто за кем на стройке работает, а то, как придет разом человек двадцать — сутолока получается.

— Вторая группа вышла с Пасеки, — докладывает Нюта. — Было радио, что везут и генератор, и детали ветряка. Наш аккумулятор протянет завтра и послезавтра, потом придётся в батарею заливать электролит. Фимкин тримаран спустили на воду выше порогов и собрали. Полтонны крупы в керамических сосудах сейчас грузят как раз. Интересно, сколько здесь времени плыть?

— Знаешь, Днепр-то он нынче не так быстр, так что течение меньше мешает. Если будет ветер, за неделю с небольшим добежит, — Мишка так и не вонзил зубы в ножку. — Смотри, князь возвращается, Ну-ка, раздвинулись. Садитесь, княже! Вот Вам ложка, поддержите начинание.

Некоторое время все сосредоточены на еде. Похлёбка у этих южан добрая. За вкус хвалить не стоит, да и видел он, что за недоросль её варил, крышку снимал двумя руками. Но нажористая.

— А скажите мне, уважаемые южане, кто из вас самый старший… как бы это… по положению.

— Со мной можно говорить, — никогда бы не подумал на водоноса. Но, судя по молчаливой реакции Ивана, а у него всё на лице написано, приезжий не шутит.

— Вы вот тут появились затем, чтобы всё под себя подмять? — почему-то князю кажется, что чем прямее вопрос, тем прямее ответ.

— Можно и так рассудить, — отвечает почему-то докторша. — Под себя — точно. А мять не будем. Нам нужно, чтобы побольше народу живыми осталось. Желательно — подольше.

— А к себе, что, скажете, не сманиваете? — Алексей Георгиевич сам не понимает, кто тянет его за язык.

— Отчего же не сманить. Нужны нам люди, не скрываем, — медики вообще народ довольно циничный. А эта, похоже, ничего не боится. А чего ей бояться? Выглядит как Зена, королева воинов. И движется так же.

— Так что же, нам тут тогда прикажете делать?

— А что вам такого здесь вообще надо делать? — это «медсестричка» вдруг включилась в разговор. — Лекарь будет. Соль — тоже. Три воспитательницы для детских садиков сюда скоро приедут. Живи и радуйся.

Действительно, что на это ответишь? Да и вообще, зря он раздражение проявил.

Двое ребятишек подошли. Маленькие ещё, дошколята. Другие двое подхватились и куда-то учесали.

— Па, — это один из прибывших, — что было! Кабан своих под гледичии привёл, а там павианы что-то из травы собирают. Обезьяны сразу по веткам, а свинтусы давай с земли подбирать и чавкать. А те верещат и их сверху чем-то забрасывают. А пороси трескают.

— Не пороси, а кабаны, — поправляет крепыш. — А слово «трескают» лучше заменить словом «кушают».

Разговор прервался. Чуть погодя заговорил тот парень, что назвался главным.

— Живите, как жили. Нам до вас нет никакого дела, лишь бы не болели, и детишек учили.

— А Иван, что, теперь ваш человек?

— Наш. И Вы наш. Нет здесь чужих, — это снова докторша. — Клара с детьми уже на ранчо, Лариса с другим сошлась, а сам Иван по реке вместе с нами вернётся, когда транспорт со сменой пойдёт назад.

— Какой транспорт? — Что-то князю совсем непонятно. Тут что же, регулярное сообщение налаживается?

— По Днепру парусный тримаран привезёт фельдшера и воспитательниц, — поясняет пацан, что рассказывал о павианах. — И будет ходить туда сюда. Одно привозить, другое отвозить. Называется — курсировать.

* * *

Иван наконец добрался до ранчо. Название, конечно, обманчиво. Здесь целый городок в удивительно зелёной долине посреди голой степи. Озерца, тростник, прибрежные заросли кустарника и молодых деревьев, каждое четвёртое из которых — плодовое. Похорошевшая Клара быстренько ведёт его на кухню, где уже кормят возницу, доставившего её мужа и какие-то мешки из Вишнёвки. Потом в комнатку. Ненадолго. Соскучилась, хорошая. Он тоже истосковался.

— Говорили же, что в Балке у них центр земледелия. Кстати, где дети? — наконец настало время для вопросов.

— Дети в садике. А Федю с подготовительной группой отправили на полуостров Южный сажать джузгун, как раз транспорт с саженцами ожидается. Воспитательница говорит, что сынок наш хорошо скоординирован и быстро соображает. Митенька, конечно, в ясельках ещё, они, в основном, в прятки и догонялки играют, да катают мячики, когда не разучивают по картинкам разных зверушек, а Сонечка в садике. Там народ уже солидный, на лошадках учатся ездить, из трубочек плеваться и осликам шёрстку вычёсывать.

— Джузгун, он кто? — радостно охотнику, хочется спрашивать и спрашивать.

— Колючка такая пустынная. У них на этом полуострове тамариски, саксаулы, верблюжьи колючки и разные кактусы растут. Я не бывала, Ниязов хвастался. Он тут всё озеленяет, а для этого повсюду занимается задержанием влаги. Дамбочки насыпает, ставочки выкапывает.

— Он главный землекоп? — Ване откровенно хочется приколоться.

— Директор школы, — жена вдруг делается серьезной. — Знаешь, если бы в нашем лесу столько сделали, сколько южане здесь… а я в сурепках запуталась. Признаки неожиданно комбинируются, такое впечатление, что кругом сплошные гибриды. Или один вид, но меняющийся в зависимости от условий произрастания. Столько лет этим не занималась. Микроскопа нет, пресс никак не сделают, центрифуги, кажется, не будет вообще никогда. Правда, химикаты кое-какие в наличии имеются, хотя бы с реакцией почв разобраться можно.

Кстати, послезавтра в Балку возок пойдёт с заходом на Западный Кордон, где плантации подсолнечника в этом году. Поехали со мной, пока тебя нигде не припахали. А то всё равно для этой поездки мне охранницу выделили, а так — со своим охотником.

— Я до тебя сейчас охотник.

— Подозреваю, что здешние женщины именно этот смысл и вкладывают в это слово.

— А жить мы, где будем?

— Пока все считают, что в Балке, где я ещё не бывала, там растениевод Коля хочет обсудить агротехнические приёмы полеводства. Потом в Куренёвском саду нужно побывать, в Вишнёвке тоже. Это, тут как остеклённые окна увидишь, кажется, что полный порядок. А на самом деле — всюду конь не валялся.

— Кстати, — вдруг без перехода сообщила она, — здесь на ранчо воду экономь. Не когда пьешь, а при мытье. Зимой её будет много, а пока — дебет источника таков, что на всё про всё полторы тонны в сутки на население посёлка.

— А прудики?

— Полагаешь, их следует вычерпать? Ты себе представить не можешь, куда мы попали, — рассказывает Клара. — Это уже цивилизация. Она очень маленькая, но у них имеется библиотека. Печатного станка нет, делать его пока некогда, но все сплошь или писатели, или переписчики, или рисовальщики. Каждый выпускник школы обязательно оставляет после себя в библиотеке хоть какую-то книжку, изготовленную своими руками. Переписанную или им самим составленную. Та Виктория, что приводила к нам пострелят, работает над описанием растительного мира степи. Она написала её ещё в период учёбы, но постоянно дополняет, поскольку отыскивает какие-то новые былинки, зарисовывает, описывает.

А её Васенька о каждом дереве или кустике составляет отчёт о деловых свойствах древесины, составе и качестве угля, летучих соединениях и дёгте, получаемых при сухой перегонке. Директор здешней школы — фанат оазисов. В радиусе тридцати километров овраги в верхней части перегораживаются земляными дамбами, где после зимних дождей и весенних ливней скапливается вода. Берега обсаживаются деревьями десятков видов, кустарниками, что тоже способствует снижению скорости их пересыхания.

А мне, кроме проблемы с масличными культурами, прожужжали все уши каким-то молочаем, сок которого они хотят использовать для получения резины. Он в этих местах растёт неохотно, встречается крайне редко и далеко, так сейчас идёт бурная дискуссия о том, как его культивировать. Такое впечатление, что это сообщество натуралистов, естествоиспытателей, исследователей и придумщиков. В Балке, где мы поселимся, и в соседней с ней Камышовке расположены отличные мастерские. Жалуются, что оборудование у них примитивное, самодельное, низкопроизводительное, но микроскопы делают.

На Южном полуострове, кроме плантаций пустынных растений, культивируют финиковые пальмы. Собираются в экспедицию на поиски оливковых деревьев, как только смогут обеспечить кораблик мотором и горючим. Имеется ввиду, когда сделают его достаточно. И спорят о месте для размещения электролизного заводика. Им, видите ли, надо из морской воды извлекать не только химикаты для аналитической лаборатории, но еще и цезий требуется для электронных ламп, и присадки для постоянных магнитов, и проводники для генераторов и электромоторов. Мечтатели, но очень деятельные.

— Клар, а законы у них какие-нибудь уже есть?

— Не поняла ещё. Пока меня только об одном предупредили. Но это, скорее, правило, потому что юридически точно его не сформулируешь: «Выбирает женщина». Это для того, чтобы мужики от ревности глупостей не наделали.

— То есть, если другая меня пожелает, то я не должен ей отказывать?

— Примерно так. Это, кстати, упрощает и зачатие детей от запланированных партнёров. Словом, понятие супружеской верности здесь приобрело особый оттенок. С некоторой генетической окраской. Ну, помнишь, Виктория высказывалась в этом ключе. Причём имеется особенность. Женщина должна точно указать отца ребёнка, и знание генеалогического древа для всех обязательно. Хотя, это больше задел на будущее. В общем, разврат не поощряется. Хотя контрацепция уже отработана, причём есть разные варианты.

Что непонятно, так это то, как они столь малым числом со всем этим управляются. Нет, в том, что много работают, сомнений нет. Главная проблема — организационная. Как, скажи на милость, можно так поставить дело, чтобы всё получалось без сокрушительных ошибок, чтобы материалы оказались в нужном месте вовремя, а у людей было и представление о поставленной задаче, и инструменты?

* * *

На ранчо малолюдно. Само оно немного напоминает толи пионерский лагерь, толи военный городок. Правда, ограждение отсутствует. Одноэтажные корпуса на каменных фундаментах облицованы керамической плиткой. Узкие высокие окна. Вот столярная мастерская. Верстаки, на стене рубанки, киянки, ножовки. В уголке токарный станочек с ножным приводом. Под ним сидит хорёк. На вошедшего — ноль внимания. Стало быть, он тут в своём праве.

В следующем классе сидения расположены полукругом. На стенах образцы вязания, макраме, лапти из ремешков, лыка, верёвок, сандалии. Свайки, шила, крючки, спицы. Понятно, идём дальше. Вот и обычный класс с классическими партами и доской. Химическая лаборатория: штативы с пробирками, огромный шкаф, заставленный емкостями с притёртыми пробками. Сводчатый горн, вытяжные шкафы.

А вот и кузница. Глаза разбегаются от обилия наковаленок, бородков, молотков. Ручные точила, тиски. Да уж, скучать здесь детки не будут. Не ошибся он тогда, когда отправил Федю с этими людьми.

Иван снова на улице этого крошечного городка. Мужчина снимает с покатой кровли тростник и сбрасывает его на землю. Рядом — стопа черепицы. Понятно, пока тепло, идёт замена кровли. За изгородью несколько телят. Ясли с кошениной, поилка. Дальше девушка в просторном загоне заставляет бегать по кругу лошадку. Неподалеку Дон Гуан, или его соплеменник следит за процессом ревнивым оком. С юга пылит по степи арба, запряженная бычком, а правее стайка здоровенных козлов просто пасётся без всякого присмотра.

Кругом посажены молодые деревца. Акации и гледичии узнаваемы. Ещё вязы и ясени. Много неизвестных Ивану видов. Выглядят посадки пока неубедительно, хотя, судя по крошечным промоинам у ствола, их регулярно поливают, причём необильно. Вот! А люди пусть воду экономят. Нет, Иван не возмущается. Он просто заприметил для себя обстоятельство, которое следует принять в расчёт, чтобы гармонично вписаться в эту команду. Аскеты и альтруисты неплохо устроились в здешних степях. Надо бы и ему притвориться таким же.

Единственное в этом поселении двухэтажное здание с пристроенными к нему одноэтажными сараями или навесами. Как раз здесь расположена столовая. Стол, лавки, а во втором ряду лежанки. Обдувает ветерок, Клара как раз подошла. Народ подтягивается к обеду. Поливают друг другу на руки из ковшика. Похлёбка без ограничения, густая, наваристая, с мясом и картошечкой. А к этому еще и пшеничный хлеб. И зелёный лучок.

* * *

Клара растолкала его затемно.

— Вставай, Ленка уже запрягла антилопу.

— Что, какую антилопу?

— Обычную гну, что тележки возят. Забыл уже, что вам нынче в лесничество ехать?

Взгромоздился на облучок рядом с возницей, поехали. Поначалу повозка катила по дороге к Вишнёвке. Позавтракали хлебом с сыром, запивая молоком из фляжки. Тем временем рассвело, и они приняли вправо от дороги и высаженных вдоль неё редких и хилых деревцев. На месте оказались ещё до восхода солнца. Их работа на опушке. Спиливают можжевельник, секут на прихваченной с собой колоде, и в кузовок. Кусты уничтожают не подряд, а через один. Корневища корчуют, вонзая в грунт специально откованные штыри и выворачивая за длинные рукояти. Лена быстро научила его этому несложному делу.

Кстати, девушке лет пятнадцать, но держится она уверенно и спокойно. Вот замерла, прислушивается.

— Кажется, леопард крадётся.

Иван напрягся, поудобней перехватил корчеватель.

— Ты что, его шаги расслышала?

— Смеешься? Это никому не под силу. Пятно тишины смещается. Здесь уйма птичек, слышишь, перекликаются на все голоса. А как кошечка приближается — смолкают. Стесняются, наверное.

Прислушался. Вроде бы действительно, есть что-то подобное.

— Этот зверь давненько живёт в здешних местах, от людей хоронится. Вот, наверное, уловил наши голоса и удовлетворил своё любопытство. Уходит.

Продолжили работу, наполняя тележку и хорошенько ровняя ямки, образовавшиеся на местах извлечённых корней. Никуда не торопились, но возок с надставленными бортами наполнили ещё до того, как наступила жара. Вдоль опушки поехали обратно к дороге.

С утра, пока не вполне проснулся, и позднее, когда работали, разговор не завязывался. А тут, пока путь-дорога, Лена ответила на все вопросы.

Ей действительно пятнадцать лет и она уже два года, как окончила школу. Постоянно живёт в разных местах, где сейчас нужны рабочие руки, но попутно собирает материалы по орнитологии. Составляет атлас птиц, описывает их жизнь, способы гнездования, и вообще всё о них узнаёт и записывает. Горюет о том, что нет для неё бинокля, а обзавестись диктофоном, чтобы зафиксировать голоса — это предел мечтаний. Бинокль у неё точно будет, работают в Балке с оптикой и поставлены в известность о нужде девушки. А вот с фонографом ничего не получилось.

Нет, не в Балке. Она сама его изготовила в школьных мастерских. Нормально пишет. Беда в том, что заставить птичку свистеть в раструб не получается, а когда подслушиваешь их в естественных условиях, сигнал слабоват. Так что она пока «надиктовывает» сама, подражая голосам. Довольно похоже получается. А сейчас она интересуется удодами, но встречи с ними редки, и толком понаблюдать за этими птицами не получается — они держатся открытых пространств, трудно подобраться поближе. Или так маскируются, что и не заприметишь?

Приехали. Вывалили груз на ровную площадку у дороги и «раздербанили» кучу потоньше, чтобы сохла на солнышке и ветерке. Причём корневища сложили отдельно от ветвей и стволов. Потом из соседних куч закидали полную тележку уже высохшего материала и въехали в лес. Тут неподалёку лесничество

Домик, постройки, несколько куч деревянного хлама типа того, что они привезли. Керамическая колонна печи, построенной внутри деревянной конструкции, составленной из балок и стоек. Лесенки, площадки. Мальчишка или девчонка подкармливает дровами топку. Из носика, торчащего чуть выше, в подставленный горшок капает смола. Запах выдаёт.

Разгрузились, куда указали. У хозяев как раз поспел обед, а тут из Вишнёвки подкатила тележка с туевой щепой и опилышами. Это сложили в другую кучу. И за стол. Опять похлёбка из широких мис, но хлеб совсем другой.

— Из съедобных каштанов пытаемся печь. Говорят, на каком-то средиземноморском острове из этих плодов вообще всё готовили в наши времена. Ну, вот и пробуем разные приёмы, — это лесничий поясняет. — На весь лес обнаружили тридцать семь деревьев, так что сейчас занимаемся посадками. Они немного капризные, разбираемся, где лучше растут. Саженцы, опять же готовим.

А Иван, кроме горшков со смолой, видит под навесом и запечатанные кувшины с надписями «конденсат» и указанием пород деревьев, из которых этот конденсат получен после сухой перегонки. Вот ведь, большая химия в малых объемах. Смола, надо полагать, не только на покрытие лодок идёт, в ней ведь чего только нет, и здешние химики, насколько он понял, из этого самого конденсата разных эфиров и ацетонов извлекают немало.

Из фрагментов складывается цельная картина. Это крошечное человечество озабочено средой своего обитания. Приспосабливается к ней и старается её не перенапрягать. Сохранить влагу, увеличить количество деревьев, ужиться с животными. Может быть, какие-то из предпринятых шагов наивны или неуклюжи. Поправятся, сообразят.

* * *

Славка прибыл на ранчо сухим путём верхом на лошадке. За ужином рассказал о том, как идут дела в княжестве. В частности, упомянул, что детишек своих в школу никто отправлять не собирается, воспитательниц прогнали из Стольца-Вагенбурга, сказав, что с детьми управятся и сами. Зато девушек пригласили охотничьи роды, чуть не подравшись при этом между собой. Пока не вполне понятно, будет ли от этого толк, поскольку звали их именно туда, где есть неженатые мужчины.

А еще, пока Иван ни к какому делу не пристроился, нужен местному командиру попутчик в поездку на поиски оливковых деревьев. Приглашает, в общем, с собой.

Переглянулся с Кларой. Ну да, тут не их тихий лес. Скучать некогда. Оглянуться не успел — вся семья в разгоне. Старший ребёнок на полуострове Южный, младший с матерью будет в центральном посёлке, средний настрого не велел никуда не забирать его с ранчо, пока он не подружится с верблюдиком — у них как раз идут занятия по этой теме. А он поедет в края неведомые искать вот эти самые деревья, изображения которых рассматривает сейчас в специально составленных для путешествия альбомах. Тут кстати, и апельсины, и мандарины, и лимоны. Да пухлый сборничек. Надо проштудировать, а то не в любой момент в него заглянешь.

Глава 28

Шкипера зовут Сева. Годков ему восемнадцать. По здешним меркам он опытный моряк. Его двенадцатиметровая дубовая долблёнка с надставленными бортами снабжена палубой и бензиновым двигателем от «Оки». Что-то там переделано, перенастроено, и, хоть и с пониженной мощностью, он способен работать на смеси текилы, рыбьего жира и каких-то эфиров-ацетонов. Кстати, смесь полагается готовить непосредственно перед употреблением, сливая ингредиенты в нужных пропорциях и тщательно взбалтывая. Но это только для прибрежных маневров и ненастной погоды. Основной привод — от паруса. Еще изредка можно немножко воспользоваться вёслами, но это, скорее, теоретически. Два гребца для такой посудины это маловато. Кроме шкипера в путь отправляются только Иван да Слава.

Двухмачтовая лодка, вооруженная гафельной шхуной, спокойно идёт вниз по течению под одним только гротом. Тесновато, много поворотов и мелких мест. На широком плёсе, который они проходят, оживлённо. Лёгкая лодочка тащит к берегу конец каната. На песчаной косе выволакивают на сушу огромный топляк.

— У Куренёвки заночуем, — это один из попутчиков.

Второй кивает. — Свежей кураги нужно попросить. А то урожай этого года еще не развозили, так что у нас прошлогодняя.

— Точно, и гвоздей сотчиков десятка полтора.

* * *

Настоящий морской простор начался после захода в Маяковку. Это юго-западная оконечность полуострова Южного. В глубоком лимане выгрузили продукты, воду, дрова — места здесь суровые. Пустыня. Почти. Кроме семерых будущих первоклассников, в том числе и сына Феди, здесь сейчас только воспитатель и двое постоянных обитателей. Воспитателя зовут Семён Аркадьевич. Он очень строгий и не позволяет детям ходить без обуви — толстых носков, похожих на валенки.

— Песок горячий, жжётся, — поясняет педагог. — Хватит мне переживаний за то, что они в море делают. Кстати, Фёдора выучили плавать. Пока не очень, но на воде держится. Короче — всплывёт он всегда. И змей больше не боится.

А сынок выглядит озабоченным.

— Пап, эти малявки действительно всё мне рассказывают. И стреляют они лучше. Но бегаю я быстрее, и больше могу нести.

— Ты старше их на целый год, сынок. Или даже больше, — на глаза попался Максютка, который упорно тянется за другими детьми, правдами и неправдами стараясь оказаться в первом классе вместе с сестрицей Анной, которая старше него на восемь месяцев, и родившимся еще на полтора месяца раньше Антоном. Взрослые, как он понял, изредка «не замечают» его «ошибок» с местонахождением и компанией. Хотя, в остальном, не щадят. Собственно, остальных они не щадят точно также. Помнит он, как Сонечка — дочка его средняя — приползла домой из садика покачиваясь на полусогнутых. Положила голову на подушку, улыбнулась, вякнула: «Па!» и выключилась.

Кстати, утром «включилась», и понеслась умываться и заряжаться, как будто там мёдом намазано. Воспитательница посвистела в свой свисток. Младшенький, конечно, не среагировал, но продлится это недолго, чует Иваново сердце. Играют эти ребята на детском любопытстве так, что завидки берут. Тот же Федька. Сын охотника, выросший в лесу. Сильный и выносливый для своих лет мальчик. И держит себя, как прилежный ученик, не то, что дома. Понятно, что Нютка с Антоном бывали здесь раньше, но он ведь и с остальными детьми ведёт себя… учтиво. Хотя, здесь это вообще принято… кажется. Он же, Иван, хоть и старше шкипера чуть не вдвое… хм. Почему это ему вдруг такое подумалось?

* * *

Вечером, когда детвора натурально вырубилась, а взрослые уснули, Иван как-то помаленьку разговорился с Семёном Аркадьевичем.

— Понимаешь, Ваня, поначалу сорок душ оказались в моём посёлке. Всё было по науке. Дисциплина, порядок. А потом начало разлаживаться. Назовём это центробежными настроениями. А рядом Славкина община жила. Люди к ним тянулись, но, заметь, не от меня. Из нашего посёлка народ туда пошел, что называется не по зову сердца, а уже когда стало видно, что живут они всё лучше, а наши дела в гору не движутся.

Я тоже к ним перебрался в числе первых. Вроде как за сильную руку взялся. Не ошибся, кстати. Но разгадать, чем этот молокосос так увлёк людей не мог долго. Уже потом, когда он начал меня с женой и кузнеца вместе с его старухой обучать добыванию огня трением и ловле рыбы травяной сеткой, стало до меня кое-что доходить. А, научившись набирать кореньев и клубней на добрый суп, причем рядом с домом, сообразил, что он всем даёт полное право сделать собственный выбор.

Иными словами, кто не хочет во всём этом участвовать, волен уйти. Это не грозит ему ничем. Обогреется, прокормится. Славка никого не принуждает действовать по своим правилам. И ему пофиг, почему человек играет в его игры. Глас рассудка или зов сердца. Малодушие или лень. Он не зовёт и не прогоняет. С ним — значит сподвижник. Нет — тоже хороший человек. Соли подбросит, крупой поделится, на совместную охоту позовёт.

Пока Семён Аркадьевич запивал свой монолог глотком травяного отвара, Иван прикинул, что прав мужик. Над ним-то, Иваном, не капало. А поди ж ты, как с цепи сорвался.

Рассказал историю встречи с Нюткой, Максюткой, Викторией.

— Знаешь, Иван, эти пострелята не раз успели повздорить с павианами. Те смотрят, что малыши, ну и аппетит в них берёт верх над осторожностью. А про копья и топорики догадываются позднее, как говорится, по результатам встречи. Когда малыши начинают с самых смелых шкурки обдирать, — Аркадьевич криво ухмыляется. — От обезьяньих клыков, пожалуй, только у Фёдора отметок нет. А хвостатики эти теперь к детям ближе, чем на бросок камнем не подходят. Вернее, на выстрел из рогатки. Нет, не жалеет Славка детвору, даром, что у него в этой группе двое родных.

В общем, только Квакушки, наверное, обладают большим количеством степеней свободы, чем этот выводок. Хотя, ребятишки следующего года рождения тоже не подкачали. Им, по-моему, что дома, что в степи, что в пойме — без разницы. Лишь бы сказку на ночь рассказали.

— А, слушай, Аркадьевич, островитяне, что отдельно живут, их-то, что не устроило? — Ивану хочется всё прояснить до конца.

— В основном там собрались самые ленивые, уж поверь мне, я ими руководил. Делают вид, что имеют идеологические разногласия, но всё намного проще. Детишек-то среди них не имеется, а как кто заводит — быстро перебирается в какой-нибудь из посёлков, как ты их называешь, южан.

* * *

Всё пошло наперекосяк. Вообще-то они намеревались попасть в Босфор, но, едва скрылась из виду западная оконечность Крыма, задуло с юга. Пришлось идти галсами. Потом ветер окреп, что называется, засвежело. И, наконец, разгулялся шторм. С определением места сразу стало сложно — оставили маленький кусочек парусины, чтобы лодка только-только слушалась руля, и, практически дрейфовали. А ветер зашёл с востока, потом с севера, и, наконец, с запада. Маленькая лодка восходила на плавные вершины водяных валов, скатывалась в ложбины и уверенно двигалась по ветру.

Небесных светил не наблюдалось, а по счислению на основании показаний компаса и лага получалось, что занесло их куда-то южнее Крыма. И продолжало увлекать на восток. Единственное, что не могло не радовать, это осознание того, что погодный катаклизм, несомненно, принёс в степи, расположенные севернее, дожди. Так что вместо суховеев и пыльных бурь дома сейчас моросит или льёт, что одинаково хорошо. А особенно хорошо второй пшенице и осенним овсам. А уж у Ниязовских лесопосадок вообще праздник.

Чтобы не слишком быстро дрейфовать, бросили за корму водяной якорь — трал, но не сетчатый, а сплошной. Встреча с берегом не сулила ничего хорошего. Запускать двигатель смысла не было. Чтобы двигаться, нужно иметь цель, а куда стремиться, если место не определяется?

Ветер постепенно стих после восьми дней непогоды. Волнение улеглось. Сева «взял» солнышко, поколдовал с таблицами.

— Мужики! Нас вынесло к Синопу. Он южнее. Непонятно, почему не виден берег.

Паруса почти обвисли. Если они делают два километра в час, то это хорошо. Время около полудня, пекло. Конечно, искупались. Перемешанная штормом вода прекрасно взбодрила, а догнать шхуну вплавь ни для кого труда не составило. Так что, насчёт скорости они, похоже, удвоили оценку.

К вечеру ветер обозначился явственней. Сказать про это «окреп» язык не поворачивался. Лунная ночь, бесшумное скольжение парусника по слегка волнующемуся после недавнего шторма морю. Тысяча и одна ночь. Горы впереди по курсу они разглядели утром. А через час увидели дым. Утренний бриз был вполне ощутим, так что пошли уверенно прямо туда, куда их явно звали.

С верхней точки одной из прибрежных возвышенностей замахал флажками сигнальщик. Ответить ему не получилось, никто не знал семафорной азбуки. Однако предложение взять правее поняли. Действительно, открылся проход вглубь берега. Отличная, закрытая со всех сторон гавань, а в глубине её у берега — теплоход.

* * *

— Привет! Я — Слава. А это Иван и Севастьян. — Славка пожимает руку человека в капитанской фуражке.

— Здравствуйте! Очень приятно. Игнат Петрович. А это Андрей и Алексей, — кивок в сторону мужчин, принявших швартовы. — Издалека к нам?

— Из Приднепровья. С одной маленькой речки, что раньше была притоком Днепра, а сейчас впадает прямо в лагуну. — Видно, что капитану нехорошо. Пот ручьями, дышит тяжело. — Бежали нас встречать?

— Да. До посёлка больше пяти километров. Здесь только дежурные. Один распалил дымарь и вам отмашку давал, а второй за мной сбегал.

Севка уже выволок на берег спиртовку и поставил на неё алюминиевый котелок с водой. Ковыряется в мешке с травами. За скалой невнятный шум, но к копьям никто не тянется.

— Посидите пока, — капитана усаживают под навес у пристани, — мы никуда не денемся. Пока наш шкипер заварит Вам травок, Иван побеседует с почтеннейшей публикой. Нарочно ведь мирных жителей спрятали, чтобы мы толпы не испугались?

— Нарочно, вы у нас первые гости за восемь лет. Обидно было бы, если бы сбежали с перепугу.

На площадке появляется множество людей, образуется толпа. Гостей трогают руками, словно желая убедиться, что они настоящие. Гвалт, слёзы у женщин. Короче, то столпотворение, которого хотел избежать местный начальник, успешно состоялось.

* * *

Самый обычный речной теплоход, следовавший по Каме, оказался посреди морского простора. Ни берега, ни спутников системы позиционирования. Эфир пуст. Что делать капитану? Понятно, что нужно искать ближайший берег, но где он расположен, неизвестно. Начнись мало-мальски серьёзный шторм, и всё. Речные суда на морском просторе чувствуют себя крайне неуютно. Пошли на юг и вскоре добрались до каменистых неприветливых мест. Разыскали хорошо укрытую бухту и разослали народ во все стороны, требовалось найти людей и пресную воду. На речном судне её запасы не слишком велики.

Немало нервов ушло на то, чтобы утихомирить пассажиров. Скандалы и истерики оставили в памяти людей неизгладимый след. Все требовали, то объяснений, которых не было, то доставки к месту назначения, путь к которому оказался неизвестен, то полноценного питания и удобств, которые обязана предоставить команда. А команда не подвела. Сплаванный коллектив поддерживал порядок и своего командира.

У пассажиров нашлось охотничье ружьё и воздушка, так что первые партии разведчиков ушли в поиск не совсем безоружными. Из подручных средств соорудили несколько плавсредств и началось рыболовство. Окрестные горы не изобиловали растительностью, однако зелёные долины встречались. Отыскали оливковые деревья, ячмень рос на возвышенных местах. Среди камней отыскались небольшие ручейки. Дичью эти места не изобиловали, хищники не беспокоили.

Люди постепенно перебрались из кают и кубриков в построенные из камня дома, развели огороды. Дефицит дров с лихвой покрывался отсутствием холодов. Четыре жизни унесла дизентерия, один парень насмерть расшибся, упав со скалы. С координатами определились по контурам береговой линии — карты у них нашлись существенно лучшего качества, чем те, которыми пользовались южане, а вдоль берега они прошли и на запад и на восток. Искали людей. Тщетно.

* * *

Ребята сидят в тени виноградной лозы за столиком из судовой столовой на лавке из салона третьего класса. Итак, они отыскали почти двести человек, живущих совсем неплохо. Сыты и не мёрзнут. Капитан присматривает за тем, что творится во всех девяти посёлках, разместившихся на клочках плодородной почвы, разбросанных в горах. Пойманная рыбаками рыба и собранный урожай распределяются так, что никто не голодает. Соль выпаривается, крыши не протекают. Люди помогают друг другу, дети рождаются.

На будущее уже присмотрены места, годные для расселения растущего населения вдоль морского побережья. Однако нет у этой общности перспективной цели, не сформулировано сверхзадачи. Пройдут годы, они разберут до последнего кусочка свой теплоход, и металлические изделия станут передаваться от отцов детям. Дольше всего сохранятся книги из судовой библиотечки, по ним будут учиться читать. Возможно, содержание какой-то из них, например, Барона Мюнхгаузена, ляжет в основу местной религии.

Спокойно течёт неспешная беседа. Славке некуда торопиться. Моторист и многодетная семья сисадмина из Нижнего уже попросились с ними. А большее количество пассажиров везти рискованно. Саженцы готовы к погрузке. Семена культурных растений, что были у них с собой, переданы местной администрации. Есть нормальный контакт. А следующим рейсом сюда следует привезти команду разведчиков. За хребтом лежат равнины, страдающие от жары и отсутствия влаги, но в редких зелёных долинах этих гор вполне можно жить, и искать полезные ископаемые.

Ни за власть над этими людьми, ни за право этого сообщества на самоопределение борьбы не будет. Капитан просто выполнял свой долг — долг перед экипажем и пассажирами. Ему, конечно, первому бы следовало покинуть эти места, чтобы попасть в лапы настоящего врача. Однако, не тот он человек, чтобы бросить всё и первым удрать.

Иван уже побродил по окрестностям. Действительно, жить здесь не так просторно, как в их степях. Скалы, кручи, безжизненный камень. Потом — густо заросшая долина. Ходить тут непросто. И животный мир проявляет себя крайне сдержанно. Вездесущие птицы — вот, пожалуй, и всё, что бросается в глаза. Хотя, окажись в тутошних местах эти беспокойные островитяне… ха! Тут бы сейчас ручьи журчали. Вот ведь ложбинка, так и просится, чтобы плотинку соорудили. Соберётся дождевая водичка, зазеленеет травка на берегу. А эти парни ещё бы и водяное колесо приладили и запустили от него ткацкий станок.

* * *

Пятеро детей на борту двенадцатиметровой лодки — это очень существенный груз. Значение имеет не масса, а подвижность. Уже через час ходу паруса убрали и запустили, наконец, двигатель. Это галдящее и шныряющее повсюду воинство необходимо в кратчайший срок доставить на берег, а то все с ума сойдут от бесконечных вопросов, воплей и беготни.

Вышли затемно, ещё при лунном свете, скорость очень приличная. Сева полагает, что вечером добегут до Маяковки. Славка задумчив.

Вот ведь как выходит, как только начали проводить разведку на большие расстояния, стали встречать людей. Едва оборудовали медпункт в «княжестве» — надо хлопотать о таком же в Синоповке. Здесь, конечно, всё намного проще. Народ, хоть и расселился на десятки километров, но не разбрёлся. Действуют сообща. К покинутому сисадминовым семейством дому прилаживают загончик для гуанако. Ждут медика. Рипа обязательно наведается, всех осмотрит, оставит фельдшера. Семьи со старшими детьми будут переезжать на север, чтобы не росли чада неучами. А сюда придётся подвозить зерно и медикаменты. И тушоночку, ням-ням. И окорока копчёные да капустку морскую.

Конечно, с точки зрения стратегии, в первую бы очередь забрать народ постарше, помастеровитей. Но кораблик тесноват. Опять же, как-то еще воспримут бывшие пассажиры и члены команды своеобразие обычаев, что сложились в Приднепровских землях? Есть у них, конечно, посёлок «островитян», куда уходят недовольные, но возить людей через море, чтобы пополнять ряды неконструктивной оппозиции, удовольствие сомнительное.

Так он всё-таки и не понял — продолжать поиски других групп, или погодить? Наверное — погодить. Проверить сначала, выдержит ли их своеобразная культура столкновение с массой новых людей. Доброжелательных, намеренных дать детям образование, но всё ещё живущих в представлениях той старой жизни.

С капитаном — Игнатом Петровичем, потолковали откровенно. С тем, что основную массу людей из Синоповки нужно вывозить, он согласен. И список «личного состава» предоставил полный. Так что Тинка быстренько разработает график, и заснуёт шхунка через море. Вспомнилась младшая жена. Вот почему так, второй раз он двоежёнец, а этот вариант его не напрягает, так как первый? Привык? Нет, пожалуй. Скорее, дело в том, что его женщины — подруги. Помогают друг другу во всём. Затейницы. Так его измотали, когда провожали!

* * *

Виктория занимается перемешиванием навоза. После победы её воспитанников над леопардом она приняла решение — до наступления зимы выполнять самую грязную работу до тех пор, пока… короче, безалаберность должна быть наказана, а действия, связанные с получением селитры ни у кого не вызывает энтузиазма.

«Реактор» размещается в десяти километрах к западу от ранчо и из удобств оборудован только навесом. Воду подвозят. Последние дни устойчивый восточный ветер отгоняет благоухание перерабатываемого материала на запад.

Несмотря на занятость, рефлексы не подвели. Появление человека она не пропустила. Далеко, на самом горизонте появилась крошечная фигурка, и разведчица снова стала разведчицей. Кто бы ни был этот неизвестный, не заметить навес он не мог.

Виктория проверила оружие и двинулась навстречу. Вскоре стало ясно, что это худощавый мужчина, и что он здорово устал. Не изможден, а утомлён. Видит её и продолжает приближаться.

Кореец? Китаец? Японец? Не настолько она различает национальные черты этих народов, чтобы сделать уверенное заключение. Коническая шляпа вообще характерна для того района мира. Копьё, за спиной длинный лук и колчан с не менее длинными стрелами.

— Здравствуй. Я Виктория.

Ответная тирада абсолютно непонятна. Если бы в ней позвучало слово «Нгуен», она бы точно знала, что путник назвал себя. Показала в сторону навеса и сделала приглашающий жест. Пошли. Действительно, гость издалека. Напоила его водой из отпотевающего за счёт просачивания воды сквозь слабопористые стенки кувшина. Полила водички, чтобы умылся, угостила лепёшками и сыром, предложила передохнуть в тени на топчане.

После того, как оба убедились, что ни слова из речи другого не понимают, разговаривать осмысленно перестали. Слова «вода», «хлеб» и «сыр» гость запомнил.

Вечером прибежала с ранчо Манька с колесницей. Она свою работу знала хорошо, особенно после общения с Ириной, готовившей к использованию в упряжке и под седлом и лошадей и волов и кастрированных бычков антилопы гну, прижившихся в быстрых упряжках для дальних поездок после ошибки моторизованных пехотинцев. А уж антилопы канна приручились даже как будто бы по собственной воле. Эти огромные «козы» мало кого боялись в степи, а угощение любили не меньше других.

Эксплуатации их не подвергали, в пищу не использовали. С ними завязалось что-то типа дружбы. По их поведению нередко удавалось угадать приближение хищников, тем более что искать укрытия рядом с человеческим жильём вошло у них в привычку. А клок подсоленного сена легко отвлекал этих обжор от деревьев или кустарника. Ну, или приходилось отгонять. Хотя ручное стадо состояло из Манькиных потомков или их детей, и было невелико. Впрочем, возить тележку «согласилась» только она, зато на дойку приходили еще несколько антилоп. Подсоленное пойло с сухариками — аргумент убедительный.

Гость, назвавший себя «Ко», с любопытством приблизился к лёгкому экипажу, и ступил на его платформу, взявшись за поручень.

Отдавая себе отчёт в том, что её не понимают, девушка всё равно объяснила.

— Понимаешь, Манька быстрая и неаккуратная. Ей опрокинуть возок ничего не стоит, поэтому его и сконструировали так, чтобы ехать на полусогнутых, и в любой момент можно было соскочить. На древнегреческий манер, но с небольшими колёсами от «Оки». Так что, не теряй бдительности.

Хорошо пошла повозка, пружинить ногами приходилось постоянно. Долетели за считанные минуты. Подкатили прямо к столовой. Увидев, как выпряженная антилопа, дождавшись угощения, умчалась в степь, парнишка вдруг на чистом русском произнёс.

— Круто.

Виктория точно знает, что это слово сегодня не употреблялось.

* * *

Костик не виноват, что так похож на китайца. Виноваты в этом бабушки и дедушки. Они действительно уроженцы Харбина. Как уж вышло, что оказались они в СССР, это история давняя. Потом поженились их дети, а уж от них их сын и унаследовал все черты предков. Маленький, подвижный, он по семейной традиции уверенно говорил по-китайски. То, что в классе его звали китайцем, это ни капельки не обидно. Всех как-то называли, а он действительно похож, поскольку он и есть. А он всегда считал себя русским, и прекрасно играл в городки.

Когда их автомобиль перенесло в эти бескрайние степи, за рулём как раз был дедушка. Собственно, вдвоём они и были в машине в тот момент. Они въехали на возвышенное место и разглядели ещё несколько автомобилей, которым, по здравом размышлении, совершенно нечего делать на этой начисто лишенной дорог равнине. Пять легковушек и микроавтобус. Собрались вместе, и отправились на поиски людей, или хотя бы воды. Благо, денёк стоял пасмурный, солнце не палило.

Степь — она не шоссе. Горючее расходуется быстро, а расстояние покрывается небольшое. Хотя, катить по ней можно было до бесконечности. Петляя между склонами оврагов и пологими, чуть заметными холмами, они вскоре наткнулись на колею, проложенную автомобилями. Двинулись по ней, и, как только заметили, что в эту чуть заметную дорогу влился ещё один след, в микроавтобусе закончился бензин. Оказалось, что в баках других автомобилей тоже не так много осталось, и пора сливать горючее в один.

Посчитались, прикинули, что к чему, и именно в микроавтобус всё и перелили. Загрузились, и по значительно лучше укатанной дороге поехали дальше. Вскоре благополучно выбрались к тому месту, где поджидали их оставленные без бензина их собственные автомобили. Три полных круга — это было круто. Сразу многие вспомнили, что дорога казалась им знакомой, но, поскольку уверенности не было, решили промолчать. Начали спрашивать друг у друга, нет ли у кого компаса, потом стали подвешивать на нитку иглу, и, наконец, пустили её плавать в стаканчике с водой, проткнув кусочек чего-то пористого.

Ехали туда, куда повернулось острие. Вскоре начали встречаться овраги, а они дружно толкая машину, преодолевали их в пологих местах, делая для этого объезды в сторону повышения рельефа местности. Наконец, горючее закончилось совсем. И наступила ночь. Дождь загнал всех в тесноту душного автомобиля, и у Костика, наконец, включились мозги. Он понял, что действовать следует по собственному разумению, а в этой компании ничего хорошего его не ждёт.

Едва рассвело, он, не слушая споров о том, что делать дальше, взял дедушку за руку и повел его к оврагу, через который они перетолкали микроавтобус как раз на последних каплях бензина. А потом вниз, под уклон. Солнце палило нещадно, когда добрались до топкого места, поросшего камышом. Руками вырыли ямку, дождались, пока осядет муть в просочившейся в углубление воде, и напились, осторожно втягивая влагу губами. А тут и остальные члены их случайно собравшейся команды стали подтягиваться. Раз мальчишка так уверенно идёт, вдруг знает что-то? Первая же попытка зачерпнуть пригоршню привела к тому, что всё перебаламутилось. Начались упрёки, споры, два мужика вообще схватили друг друга за грудки.

А Костик взял дедушку за руку, и они пошли дальше. Вниз. Под уклон местности. Попадавшиеся чахлые кустики становились всё бодрее, кривая акация порадовала Костика несколькими сухими сучьями, которые он прихватил с собой. Почва на дне всё расширяющегося оврага иногда становилась суше. Его стенки были то крутыми и обрывистыми, то превращались в пологие склоны. Время от времени, то справа, то слева сухая ложбина как бы втекала в понижение местности.

Случалось, обернувшись, убеждался, что вся команда, эти дяди и тёти, растянувшись на полкилометра, следуют за ним. А потом они вышли на берег узкого длинного озерца, поросший корявым редким лесом. Народ полез купаться, вывозился в топкой прибрежной жиже. А Костик усадил дедушку в тенёчке, и они поговорили на языке далёких предков о том, куда попали, и что делать дальше. Они, глупые горожане, оказавшись среди дикой природы, сделали все ошибки, которые были им доступны.

О том, что нужно сразу всем ехать в одной машине, прихватив с собой бензин из остальных, Костик говорил ещё в момент встречи. И о компасе из иголки. Но кто будет слушать мальчишку или старого китайца, хоть он и одет по европейской моде.

Дрофу он упокоил палкой с первого же броска. Сухих лепёшек помёта для костра притащил в собственной застёгнутой и вывернутой ветровке. Потом, когда пошёл к оставленному микроавтобусу, мужики за ним увязались и они его нормально дотолкали под уклон до места становища.

— Дедушка, почему Ваш внук всегда молчит? Он что, не владеет русским. — Спросил один из мужчин.

— Вы его не слышите, — ответил дедушка. — Но видите, что он делает.

Конечно, акустический контакт был, но говорить Костик старался поменьше. Видно было, как большие дяди ломают своё самомнение просто потому, что…

Колодец вырыли там, где он начал копоть. Деревьев не рубили, потому что он отобрал топор. Собирали кизяки, перекатывали автомобили к месту стоянки. Собственно в них и жили, обмазав глиной с теми же какашками жвачных. Плели из травы одежду, охотились на сайгаков, выкапывали в степи тощую редьку, деревянистую свёклу и волокнистую дикую морковь. Топливо вообще собирали по всем окрестностям — сухие ветки, жухлую траву.

Костик ничем не командовал. Он был главным добытчиком и его слышали. Их кольцевой след вообще опоясывал со всех сторон целую систему ложбин, балок, оврагов, сходящихся к одному озерцу. Там они добывали соль. И озеро, где поселилась их команда из шестнадцати человек, располагалось немного выше этого места, и вода в их водоёме скапливалась пресная. Собственно, таких местечек было найдено общим счётом пять.

Шли годы, Костик рос, и всё дальше и дальше от места стоянки прокладывал он маршруты своих вылазок. И однажды ветер донёс до него запах, свидетельствующий о том, что огромное количество собранных вместе фекалий кто-то решительным образом потревожил. А насколько ему было известно, ни сбором, ни перемешиванием этой субстанции дикие звери обычно не занимаются.

Глава 29

Жизнь стала ужасно сложной. Количество событий, происходивших в их крошечном человечестве, просто не укладывалась в одну голову. Славка не успевал не то, что принимать решений, а даже вникать в проблемы. Наблюдая за его мучениями, Маркович довольно хмыкал в бороду.

— Что, не структурируются задачи?

— Не структурируются, дядя Петя. Всё клубком. Отрасли и направления, виды деятельности и навыки людей сплетены и перемешаны. Тинка дирижирует чисто эвристически по приоритетным задачам и непрерывным производствам, а как быть с перспективой, ума не приложу.

— А как тебе хотелось бы с ней быть?

— Хм, — Славка задумался, — начнём с основ. Чтобы люди были здоровы и образованы, так эти приоритеты у нас безусловны и на них, практически все и пашут. Выносим за скобки. Про еду, жилища и одежду сильно напрягаться не стоит, тут всяк о себе позаботится, чай не без рук, и головы не пусты. Остаётся радиосвязь. Без неё рассыплемся по уделам, и, рано или поздно, скиснет и образование, и здравоохранение. Телеграфные линии строить, правда, можно хоть сейчас, но, по самым скромным прикидкам, это нам массу людей придётся надолго трудоустроить. А их у нас мало. Ладно, считаем — радиосвязь.

А, слушай, дядя Петя, вроде и всё.

— Ещё от себя детальку прибавлю, — Маркович выглядит довольным. — Мы тут с соседями законтачили, а среди них разный народ встречается. Ну, как впитавшие в себя длинную проповедь индивидуализма и хапка, человечки могут отнестись к кому-то, кто задаром принесёт им нечто ценное? Во имя идеалов выживания и прогресса расы? Возьмут и подумают: «Малахольные, дикари, чокнутые» А значит, несправедливо, что у чокнутых есть много того, чего нет у «приличных людей». Надо исправить несправедливость, ведь они же, даже не понимают, дураки, насколько прибыльными вещами владеют! Сущее недоразумение. И окажемся мы для них низкостатусными лохами, а не партнёрами.

Вот если бы объегорили при торговле, забрали бы детей в залог и вернули за выкуп, недовольным набили морду, а «князя» споили — это цивилизация — сразу видно, хоть глаз и заплыл! Да нет, не принимай это в общем виде. Просто самые злобные — они ведь обычно и самые энергичные. В принципе, чтобы всё испоганить, достаточно одному такому активисту постараться.

Да и вообще халява развращает. Психология толпы из индивидуалистов от уровня первоначального подзабытого образования зависит слабо. И учти, за эти восемь лет традиционные для нашего старого мира отношения в княжестве поддерживались усилиями людей, живущих там. Если Синопцы и Костиковы степняки держались солидарно, то от них и проблем ждать можно не сразу, да и то в виде локальных скандалов о разных видах справедливости, то северяне непредсказуемы.

— Это, да. Слушай, а ведь и пограбить могут захотеть. Нет, князь это не одобрит, слышал я, как у него арифмометр в голове щёлкал, когда он на нас поглядывал. Но власти-то у этого монарха там немного.

— Ты не грузись. Мишка не зря со своей Гаечкой на Пасеке обосновался. И команда Ниязовских лесоводов в аккурат в том направлении дела себе нашла. Присматривают, в общем, за направлением. И есть ужасно добрая новость. Стеклодув из княжества к нам переезжает. А воспитательницы, что так к детям и не были допущены, на границе степи и леса подворье строят. По всему выходит, сурепки на масло сеять нужно в тех местах.

— Нехорошо это, что девчата тяжести таскают, — это Вера вдруг спохватилась.

— Ничего они такого и не таскают. Там вокруг них мужчин вьётся — только держись. Умницы, красавицы, добытчицы. А готовят — пальчики оближешь. Конкурс женихов, одним словом. По женщинам-то нашим ведь не видно, что у них уже детишки растут.

* * *

Чем больше узнаёт Чонка об этих южанах, тем крепче раздражается. Всё-то они знают, всё-то у них ест. Самоуверенные, наглые. Ничего не боятся, никого не слушают. А он тут, понимаешь, который год бьется, охотится в поте лица, чтобы прокормить семью. Дичи всё меньше, искать её приходится всё дальше. А этот фельдшер спускается к реке, снимает с закидушки рыбку. Картошечка у него молодая в огороде… а Наинка, самая красивая баба из Стольца, так вообще с ним поселилась.

Чонка бы тоже не против рыбку ловить, так бы и делал, если бы для этого не приходилось рисковать встречей с секачом. Когда от комарья отбиваешься, не больно-то утаишься от зверя, что оберегает свих хрюшек.

Дать бы этому наглецу по башке! Но здесь нельзя. Слишком много народу сюда приходит. Есть еще три девки из этой компании, на западной кромке леса что-то строят. Так там, опять же куча местного народа толпится. Ухаживают. Нет, нужно бить врага в его логове. Не напрасно в приёмной фельдшерского пункта вывешена такая подробная карта. Обозначено там отличное местечко — Пасека. В таких местах обычно малолюдно — не любят пчёлы шума. А там, наверняка, и хорошая металлическая посуда, а не эти хрупкие горшки. И одежда тканая имеется. Не иначе, как инструменты можно приличные отыскать. И гвозди.

Вот только путь туда не близкий, и стрёмно одному. Сына на такое дело не возьмешь, он вырос уже в этих местах и ничего в настоящей жизни не понимает. Всё крутился с приезжими, больницу строил с Колькой, сыном кузнеца. А вот есть в Стольце Пашка Ляпа и Кузя, что обычно тоже охотятся. Живут они в не слишком большом достатке, так что интерес к делу проявить должны. Больше же никого звать с собой не стоит. Если местный люд про их затею узнает, вряд ли одобрит.

Если приезжих воспитательниц к своим детям не допустили, то это не значит, что от соли или медицинской помощи откажутся. А что южане их «княжеству» запросто эмбарго устроят, прознай они о недружелюбии.

* * *

Лес давно остался за спиной. Открытое пространство бескрайней степи встретило путников жаром раскалённой земли. След колёс виден неважно — не так много их успело здесь проехать. Примятая трава уже распрямлялась. Или наоборот, легла и отмерла, уступая место свежей поросли. Точно, южане ведь последнее время больше по реке шастают на парусной лодке, а здесь последний раз были еще перед дождями.

Тем не менее, идти можно. Вода припасена, вяленое мясо поддержит силы, а дрова им без надобности — только идиот в набеге станет костёр разводить.

* * *

Вода закончилась на пятый день пути. В отдельных группах деревьев никаких признаков источников или колодцев нет. Степь уныла, безжизненна и очень горяча. Ветер дует как из печки. Но если не врёт карта, которую он срисовал в фельдшерском пункте, вон тот лесок окружает озерцо. Это выходит, то, что они преодолели за пять суток, эти южане проезжают на своих лошадях и осликах за один световой день. И впереди таких перегонов ещё два. Придётся сделать нешуточный привал, а то без доброй передышки еще один пятидневный поход может оказаться им не под силу.

* * *

Ну, наконец-то добрались. Кто мог предполагать, что дорога займёт полмесяца и будет столь утомительной. Когда пойдут обратно, обязательно нужно будет взять у этих южан тележку, и, кроме добычи, нагрузить на неё, как следует, воды. В такую жару пить хочется постоянно. А если нести и воду, и добычу — это ведь никакого загривка не хватит. Так что сразу следует разнюхать на счёт транспорта, без него лучше даже не рисковать.

А что это за столб из земли торчит в чёрно-белую полоску? Ага! Указатель. Туда, стало быть, Пасека, и до неё одиннадцать километров, а туда Ранчо, и до него семьдесят три. Все удобства, для путешественника созданы. Отлично. А теперь, скорее, под сень деревьев, и ещё в той стороне обозначена река.

* * *

— Товарищ лейтенант, тройка из степи свернула с тропы к реке. Пили как лошади, купались, потом свалились кулями. Спят, кажется.

— Принято. Наблюдать и докладывать, — Мишка посмотрел, как жена укладывает чадоньку. — Тучков, что твои подопечные поделывают?

— Прошли водораздел, продолжают движение к Пасеке, но леса ещё не видят.

— Тоже принято, — лейтенант обесточил рацию. Аккумуляторы за прошедшие годы заметно потеряли ёмкость. Приходилось связываться по графику. — Как полагаешь, радость моя, это отдельные группы, или они действуют согласованно?

— Уверена, что разные. Причём, те пятеро, что спустились на плоту по Днепру, опаснее. Ими явно не дурак командует. Ты мне лучше скажи, что с этими отморозками делать? Там, в княжестве, после них детишки наверняка остались, наши женщины от них беременеть не захотят, так что, генетическая ценность нулевая, — ребёнок уснул, и на мамин голос не реагирует.

— Ну, ты прямо сразу на физическое уничтожение намекаешь, а они, между прочим, ничего худого ещё не сделали, — Мишка проверяет пистолет.

— А нам оно, это худое, сильно нужно? А как поранят кого? Арбалетные болты, между прочим, не милосердней пули, — Гайка прилаживает перевязь с метательными ножами.

— Не по юрисдикции это, на основании факта скрытого перехода при наличии регулярного сообщения, делать вывод о злонамеренности, — если Мишка заговорил куролесисто, значит, по-существу не спорит. Просто немножко отбивается для приличия. — Хотя, если спросить у них, скажут ведь, что просто гуляют. Может, болячку им сделать, что против леопардов применяем? Или напугать до полусмерти?

— Скажи еще, высадить на необитаемый остров, чтобы осознали гнусность замышляемого. Или на галерах к вёслам приковать. Имеем обе возможности, — жена, конечно, шутит. Но мрачно. Разум и сердце борются в её душе так, что больно смотреть. Только за одно это хочется придушить гадёнышей.

— Слушай, радость моя! А почему мы с тобой вообще должны мучиться этическими проблемами. Разве мы сделали что-то худое?

* * *

Все восемь охотников связаны и устроены кружком, лицом друг к другу.

— Причина вашего появления здесь известна, — Мишка отвешивает увесистую затрещину Чонке, пытающемуся произнести что-то возмущённое. — Так что у вас очень большая проблема. Вам следует решить, что нам с вами следует сделать такое, чтобы у нас от вас больше никогда не возникало никаких затруднений.

Или порешим.

Лейтенант уходит.

— А в чём мы виноваты? — вопрос в спину остаётся без ответа.

* * *

— Ну что там? — спрашивает Гайка солдата, слушающего телефонную трубку.

— Главный пятерки издевается над тремя степными ходоками за то, что они не догадались сплавиться по реке.

Выразительный взгляд в сторону мужа. Типа: а ты сомневался!

— Значит, от жажды помрут, — невозмутимо отвечает тот. — Мне их теперь ни капельки не жалко.

* * *

Костику безумно хочется в школу. Он видел, как сегодня учитель беседовал с мальчишкой двенадцати лет, прибывшим из Синоповки. Парень умеет читать, писать, считать, но не имеет представления ни об алгебре, ни о геометрии, ни о физике с химией. Так же как и он в свои двадцать лет. А дочка стеклодува — пятнадцатилетняя красавица — вообще с трудом складывает буквы в слова. Кажется, ей предстоит заниматься с первоклашками. А девица явно гонористая, ну, как станет обижать малышей?

А пока не начались занятия, та свистулька, что встретила его возле навозной ямы, притащила толстую папку с описаниями и рисунками степных растений, попросила просмотреть, поправить неточности, буде таковые обнаружатся, и дополнить, если ему известно больше. Хотя, на счёт свистульки, это он напрасно. Сам пацаном выглядит. А у Виктории дочурка уже на гуанако разъезжает — четыре года девочке.

Жаль, дедушка уехал в Балку. Он, конечно, старенький, но его прошлая специальность сильно заинтересовала здешних химиков. И семья стоматологов была мобилизована немедленно, Рипа их запрягла на медицинском поприще. Всех к делу пристроили в два счёта. Вообще, лагерь свой степной их команда покинула в два счёта и без малейшего промедления. Подкатил обоз телег, арб, и других упряжных экипажей, названия которых он не знает.

— Мы с дедушкой уезжаем, — сообщил Костик, поздоровавшись с людьми, составлявшими его семью долгие восемь лет. — На юго-востоке в ста километрах на берегу реки живут такие же, как мы люди. Они приглашают всех, и прислали транспорт.

На рассвете колонна с пассажирами и их добром проследовала обратно. По дороге встретили три пары волов, тащивших эвакуаторы для оставшихся в овраге автомобилей. Шины за эти годы сильно пострадали, да немалого количества деталей лишились и двигатели, и подвеска.

Вот такие дела. Завтра утром воспитательница средней группы предложила ему позаниматься со своей группой уходом за гуанако. Говорит, что по его птичьей комплекции ослик-верблюдик ему лучше подойдёт, чем лошадь. А Славка — он тут типа главного от всех бочек, предложил сконцентрироваться на геологии. Настоящего-то специалиста всё равно нет, а нужда в нём имеется.

И ещё Ирина, что главная тут по животноводству сделала шокирующее предложение, жить с ней, как с женой, пока она не понесёт от него. Как бы не опростоволоситься, опыта то у него в этом никакого. Он вообще-то к Ленке присматривался, так, на будущее. И дедушки рядом нет. Не с кем посоветоваться. Как-то ни с кем больше не завёл он доверительных отношений. Хотя люди здесь нормальные.

Костик, наконец, дождался завершения копирования содержимого диска с геологической энциклопедией на его пролежавший восемь лет без дела ноутбук. Итак, магматические породы.

* * *

Восточный берег Чёрного моря нынче неприветлив. Каменист и иссушен жарой. На узком пляже восемь осуждённых и груда вещей. И Славка.

— Через год проведаем, поглядим, как вы тут устроились. В трёх километрах к юго-западу долина с плодородной почвой. Семена и мотыги прилагаются. Снасти для рыбалки — тоже. Семьи ваши без еды не останутся, но сюда из них приедут только те, кто пожелает. Так что, всё в ваших руках.

Угрюмые взгляды. Молчание. А чего он хотел?

Вскарабкался на борт шхуны. Парни оттолкнулись, заклокотал бурун за кормой. Теперь в Синоповку, за Рипой. Ну и еще человек пять прихватят. И Костик просил набрать камней отсюда, а то, говорит, по одним картинкам тоскливо разбираться. А вообще — это последний рейс до весны. Весь запас горючего сожгли, а под парусом в осеннюю пору плавать боязно, часто штормит.

Оглянулся. Народ на берегу зашевелился.

* * *

Первоклашки приехали. Восемь запылённых всадников на гуанако. Копья в руках, за спинами лёгкие самострелы. Худые седельные сумы. Их будущие одноклассники с интересом смотрят на эту команду. Костик тоже любопытствует.

А ребятишки взаимодействуют, как части одного механизма. Или организма. Им не всё под силу, и не на всё хватает рук. Воротца загона отворили втроем, синхронно крякнув. Сёдла снимают, взявшись вдвоём. Упихивают в ясли сено, таскают воду в поильное корыто. Никто никому не мешает. Никто не спешит в помещения.

Скакуны устроены, ребятишки тащат пожитки в комнаты. Костик нарочно отправился за ними. Да не на что смотреть. Позанимали свободные койки, развесили самострелы, приладили копья, распихали седельные сумы — и мыться. Тут всё быстро и без затей. Обратил внимание только на то, что на пол участника процесса никто внимания не обращает. Ха, а ведь по трём комнатам они расселялись, тоже игнорируя это обстоятельство. Оттого, что маленькие, или это здесь в обычае? Есть у здешних людей лёгкие странности. Конечно, где это видано, чтобы малыши сами стирали свою одежду? А эти все уже развесили по верёвкам и потянулись в столовую.

— Они сейчас беспризорные, — объясняет Ирина. — С воспитателем распрощались около Курнёвки, через Камышовку и Балку ехали без взрослого. А учительница их класса приедет только послезавтра. Вот и показывают всем, что уже большие и всё умеют делать сами.

А Костик, скосив взгляд, наблюдает, как женщины быстренько снимают с верёвок детские вещички и тащат их перестирывать.

Глава 30

Рипа уложила малышей, да и прикорнула рядышком. Тинка из за своих бумаг изредка поглядывает на эту картинку и многообещающе улыбается. А Славка ждёт, когда она завершит работу, и думает о бытии, каковое, к счастью, не так уж плохо.

Треть населения сейчас на Ранчо. Школа работает. Это только самая первая их зима в этом мире была временем отдохновения и неспешных дел. С началом работы учебного заведения сезонность исчезла. Вернее, жизнь окрасилась в иные тона. Сейчас в других посёлках малолюдно. Тем более что масса народу съехалась в Камышовку на большой праздник земляных работ — насыпают плотину, чтобы организовать пруд. По расчётам получается, что в этом сезоне удастся поднять дамбу метра на полтора. И как всегда, огромный объём посадок — особенно нынче налегают на съедобные каштаны, хотя, полный список наименований садовых культур занимает полтора листа. Одних оливковых деревьев четыре рощицы спланировано. В необжитой степи по низинам и в верхних участках оврагов тоже работы непочатый край. Подходящих местечек для будущих оазисов немного, но рабочих рук мало, так что хватит им этих хлопот надолго.

Это, однако, вещи понятные. Повседневные, можно сказать. Тут перед северными соседями неудобно. Они ведь двух мужчин к себе оттуда переманили, из которых один — хороший охотник. Да ещё двенадцать вытурили. Считай, десятой части населения лишилось «княжество» с тех пор, как они его нашли. Хорошо, хоть воспитательницы не подвели. Верхом на лошадке догнать и завалить зубра — это они проделывают легко. А, поскольку построить коптильню несложно, то с мясными продуктами у северного соседа всё стало даже лучше, чем было до того. Опять же, к этим, ставшими вдруг очень авторитетными, женщинам быстренько привели и сдали в обучение всех мальчишек. А тут собственные мужья воспитательниц с детьми приехали, и местные «женихи» оказались не у дел. Весной туда пойдет упряжка волов, плуг. Пшеничку и овёс высадят, и восемь сортов сурепок, рапсов, рыжиков — начнутся селекционные работы с масличными культурами. К надёжной жизни и окрестный народ потянется. В теплые стены нормальных домов, снабжённых экономичными печами и стеклянными окнами, люди охотно заглядывают из своих землянок и куреней.

После весенних ливней туда перегонят маленькое молочное стадо, а гуртовщики к следующей зиме приведут откормившихся за лето бычков. Нечего на охоту надеяться. Так уж вышло, что провизии южане производят с огромным избытком. А вышло это просто потому, что в каждом поселении рассчитывают и на свои нужды, и соседям послать.

Проглотят они это княжество постепенно. Уже сейчас за кров, питание и спецодежду тамошние люди охотно работают и на санитарной рубке, и на лесопосадках. Вливаются, одним словом. Воспитательницы, они девушки с понятием, с ними не только детишкам нескучно. Еще не забыть бы, с Викторией потолковать, и её Васькой. Перебрались бы ребята на север, и началась бы оттуда бурная разведка во все стороны и стремительный рост промышленности, тем более, такое «месторождение» рядом — электричка.

Другое дело, что на момент переноса на теплоходе была куча детворы, так что теперь в школе нет ни одного класса без учеников. Хотя, с бывшими пассажирами хлопотно. Нет, конфликтов по большому счёту нет. Их просто приходится учить всему тому, что здесь проходят ещё в детском саду. Кстати, люди из степи, наоборот, многое и сами способны преподать, они вообще влились на редкость органично. Удивительно, население подросло резко, почти удвоилось, а напряжения не возникло. Провианта достаточно, тканей хватает, а что в иных местах стало тесновато, так это ненадолго. Строят они теперь легко, можно сказать, с лихостью. Опыт — великое дело.

Ну и ладно, что есть, то есть. А вот насчёт своего намерения погодить с разведкой он был определённо неправ. Менее чем за три месяца отыскали они три группы, явно нуждавшихся в помощи. Причём, две из них даже слегка бедствовали. А ведь он когда-то что-то позволил себе рассуждать о необходимости сохранении человеческой популяции. Да грош цена его намерениям, если он не займётся немедленно прочёсыванием этого мира.

В активе у них пока только одно подходящее для дальних походов судно, та самая шхуна-текилоход. Зато теперь есть речники, чай с их-то помощью удастся соорудить нечто, пригодное для мореплавания. Кстати, на теплоходе сохранилось изрядно дизтоплива, а на БТРах есть неплохие дизели. Запасы пиломатериалов у них поднакоплены, Зиночка уже родила, глядишь, к весне их самый опытный капитан снова начнёт проситься в море. Хотя, стоп! Нельзя так тормозить. Среди речников имеется немало людей знакомых с кораблевождением.

А где искать? Квакушки нашли людей в районе устья Южного Буга. Народ там выглядел вполне состоятельным и занятым. Да, обустраивались, и это хорошо. От Синопа до устья Днестра имеет смысл поискать, на Кавказском побережье, подняться по бывшей Кубани, заглянуть на Дон. А, ведь если вода так поднялась, может быть и в Каспийское море имеется проход, и на Волгу. Понятно. Строить корабли и бороздить водные просторы. А что на счёт суши? Пожалуй, только в западном направлении они немножко с местностью знакомы. А ведь на левом берегу Днепра — бескрайние степи. И отправляться туда надо не пешком. Пара верховых и бочка на колёсах, чтобы не остаться без воды. А ведь для такого похода не нужно ждать весны. Зимой вода в степи имеется, так что, хоть сейчас можно отправляться.

Ладно, завтра это можно обсудить, а то младшая жена уже делает ему знаки.

* * *

Как ни странно, но тон в этой школе задают первоклассники. Именно они здесь всё знают и могут подсказать куда идти, и по какому вопросу куда обращаться. Устанавливать порядков не пытаются, поскольку никаких порядков тут нет вообще. Учителей окликают по имени или по прозвищу, хотя и мамой назвать могут, если мама. Обращение на «вы» или на «ты» применяется непрогнозируемым образом. Формальная почтительность отсутствует. Кстати, копья и кистени никто не носит, только большие ножи или маленькие топорики типа томагавков.

На зарядку по утрам выбегают все, и учащиеся, и преподаватели, раб�