Шестьдесят третья ночь

Когда же настала шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Нузхатаз-Заман говорила: „Знаю, о царь, что Муайкиб управлял казной в халифат Омара ибн аль-Хаттаба, и случилось так, что он увидел сына Омара и дал ему дирхем из государственной казны. „Я дал ему дирхем, – рассказывал он, – и ушёл домой, и вот я сижу, и приходит ко мне посланный от Омара. И я испугался и отправился к нему и вдруг вижу тот дирхем у него в руке. „Горе тебе, о Муайкиб, – сказал он мне, – я нашёл кое-что, касающееся твоей души“. – «А что же это, повелитель правоверных?“ – спросил я, и он ответил: «В день воскресения ты будешь тягаться за этот дирхем с народом Мухаммеда, да благословит его Аллах и да приветствует“.

Написал Омар Абу-Мусе аль-Ашари^[129] письмо такого содержания: «Когда это моё письмо придёт к тебе, отдай людям то, что им принадлежит, и доставь мне остальное», – и он это сделал. Когда же стал халифом Осман^[130], прибыл к нему с податью. И когда подать сложили перед Османом, пришёл его сын и взял оттуда дирхем. И Зияд заплакал, а Осман спросил его: «Почему ты плачешь?» И Зад сказал: «Я доставил Омару то же самое, и когда его сын взял дирхем, Омар велел отнять его у него, а твой сын взял, и я не видел, чтобы ему сказали что-нибудь или отняли у него дирхем». И Осман отвечал: «А где ты встретишь подобного Омару?»

Передавал Зейд ибн Аслам, что его отец говорил: «Однажды ночью шёл я с Омаром, и мы подошли к пылающему огню. И Омар сказал мне: „Аслам, я думаю, это путники, измученные холодом. Пойдём к ним“. И мы пошли и пришли к этим людям и увидели женщину, которая жгла огонь под котелком, а с ней были плачущие дети. И Омар сказал им: „Мир вам, люди света (он не хотел сказать – «люди огня“^[131], что с вами?» – «Нас мучит холод и мрак ночи», – ответила женщина. И Омар спросил: «А что плачут эти дети?»

«От голода», – сказала женщина. «А что это за котёл?» – продолжал Омар. «Я их успокаиваю этим, – ответила она, – и поистине Аллах спросит о них Омара ибн аль-Хаттаба в день воскресения». – «А откуда Омару знать о них?» – воскликнул халиф. И женщина отвечала: «Как же он вершит дела людей и пренебрегает ими!»

И Омар обернулся ко мне, – продолжал Аслам, – и сказал: «Пойдём!» – и мы поспешно пошли и пришли к Дому Расхода, и Омар взял куль муки и кувшин жиру и сказал мне: «Взвали это на меня». – «Я понесу за тебя, повелитель правоверных», – ответил я. Но Омар спросил: «А понесёшь ты за меня мою тяжесть в день воскресения?»

И я взвалил на него припасы, и мы поспешно пошли и бросили куль возле женщины. А затем Омар взял немного муки и то и дело говорил женщине: «Подай мне ещё». И он раздувал огонь под котлом (а у него была большая борода, и я видел, как дым выходит из просветов в ней), пока похлёбка не сварилась, и, взяв кусок жиру, кинул его туда и сказал женщине: «Корми их, а я буду студить кушанье». И они ели до тех пор, пока не наелись досыта, и Омар оставил ей остальную муку и, обращаясь ко мне, сказал: «Аслам, я видел, что они плакали от голода, и мне не хотелось уйти, не выяснив, откуда свет, который я заметил…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.