Глава 10. Облом…

17-18 октября 1904 года. Порт Дальний.

БУМ!!! Грязное бело-серое облако разрыва над втянутой в плечи головой, истошный визг круглых шрапнельных пуль, и частая дробь по бревенчатому козырьку.

— Ну, что я могу поделать, — обиженно проговорил Шталькенберг, близко к сердцу воспринявший матерное высказывание Балка по поводу японской артиллерии, — у них тут всего то пара батарей. Но как я их подавлю, если они стреляют только с закрытых позиций, а на "Илье" осталось по полтора десятка снарядов на орудие? На батарее, вернее уже полубатарее, трехдюймовок и того хуже. Да и прошлый поход "Добрыни" и "Святогора" нам хорошо памятен, когда стало ясно, что морских 75-миллиметровок у них не одна… И лафеты эти их колесные, импровизированные, хоть и из дерева, но вполне себе цели отвечают. Позиции их пушечки меняют быстро, только снаряды зря мы кидали потом…

— Да не волнуйтесь, Курт Карлович, все все понимают, — извинился за невольный наезд Балк, — но все гвоздят и гвоздят, надоело… Салют по поводу моего возвращения как-то подзатянулся, блин. А что так плохо со снарядами, разве позавчера миноносец из Артура не прорывался?

— Да приходить то он приходил, но это был "Бураков", на него много не нагрузишь… А атаку шрапнелью мы вчера уже после этого отбивали. Так что имеем то, что имеем.

Как бы в подтверждение слов барона в небе рванул еще один снаряд.

— Вы мне лучше, Василий Александрович, вот что объясните. Когда на той неделе к нам два "Сокола" прибегали. Что за бочки были навалены на "Решительном"? Половину груза они съели, а что в них — вы никого не предупредили… Миноносники сказали, что это Ваш заказ, персональный. Оно того правда стоило? Михаил Александрович сказал, что вы как вернетесь с моря, все нам сами расскажете.

— Как придет время — все увидите, — с прищуром усмехнулся Балк, — кстати — обстрел вроде кончился. Неужели опять полезут, как думаете господа — товарищи?

— А куда им деваться то? — удивился открывший глава ТВКМ^[128], до этого передремывающий обстрел привалившись к стенке окопа.

— Как спалось, товарищ Великий?

— Да, нормально спалось, Василий Александрович, нормально. Только вот бухать перестали — и все. Сон испортили. Ну, никакой заботы об удобствах младшего брата российского императора. Просто хамство какое-то. Третью неделю с лишним недосып хронический.

— Вот-вот. Оставь вас тут всех на месяц, вернешься, а под самым Артуром уже Ноги сидит, блин… У Вас здесь есть достоверная информация о том как далеко они к крепости продвинулись?

— Мне лейтенант Долгобородов, командир "Буракова", рассказал как у японцев под Артуром вышло… Они же нас первую неделю, как прорвали линию обороны, вообще серьезно не беспокоили, помните?

Так они, оказывается, на полном серьезе решили, что уже взяли Порт-Артур! — дождавшись утвердительных кивков от слушающих его морских и армейских офицеров, продолжил Михаил, — и чуть ли не парадным маршем, полковыми колоннами, практически без разведки стали маршировать почти до линии фортов. Ну, впрочем и наши, спасибо приказу Фока, так драпали, что в какой-то степени я японцев понять могу… Кроме Третьякова и его орлов, конечно, дай бог ему поправиться скорее. К ним это не относится… Слава богу и Лощинскому, что большую часть из его бойцов, что к южному берегу отошли, канонерки и миноносцы ночью сняли, а то добили бы их японцы в том мешке у залива. Ну, и к нам человек триста пробилось, ночью вышли…

Но откуда японцам было знать, что за месяц, пока мы их у Нангалина держали, форты успели достроить? А про то, что Кондратенко еще до ранения у нас на перешейке, пристрелял артиллерией все дороги на несколько километров от крепости не знали и подавно. Причем, он же не только крепостную артиллерию задействовал. Он у Белого забрал одиннадцатидюймовые мортиры, с Золотой горы. Ну, помните те, что при прорыве "Фусо" совсем оскандалились и даже по стоящему никак попасть не могли? Но, если по кораблям они и правда больше попадать почти не в состоянии, то по пехоте, по площадям как выяснилось — самое то!

Так вот, сначала их Смирнов приказал подпустить почти до линии фортов, а потом… В общем накрыли япошек так, что они еще неделю даже в ближнем тылу мелкими перебежками передвигались. Они от огня пушек догадались укрыться в двух лощинах, а вот их-то мортирами и пристреляли заранее… Потом артиллеристы Долгобородову еще жаловались, что их Кондратенко заставил тогда после пристрелки закапывать воронки от практических снарядов. Да и сами снаряды, куда их еще девать, не назад же в Артур было везти. Зато для японцев был сюрприз! После этого у них снова встал вопрос — а чем воевать? Ведь порта для разгрузки снарядов как не было под рукой, так и нет. А осень в разгаре, временные причалы в Бидзыво то и дело ломает штормами, да и миноносники наши раз в неделю туда наведываются. Потому они и решили обосноваться пока на Волчьих горах, благо никакой решительной контратаки со стороны Фока естественно не последовало.

Говорят, что он и Стессель теперь со Смирновым в контрах по-полной, но нам с того не легче. Уж не знаю, была ли столь великая необходимость Макарову самому с вами к Токио ходить… Сам видишь, Василий Александрович, как все обернулось… Да еще Роман Исидорович под пулю подставился…

Ко мне уже три раза "парламентера" из Артура, пока вы не вернулись, засылали. "Не соблаговолит ли его высочество, Великий князь Михаил Александрович, эвакуироваться в крепость, поскольку дальнейшее удержание порта Дальний военному совету представляется невозможным…"

Ну, и накликали, естественно. Японцы, судя по всему с нашим крепостным начальством согласились, и о нас вспомнили. Теперь держимся на границе китайского города одним полком против трех, как минимум. И ведь — ни позиций правильно оборудованных, ни люнетов, ни фортов. Только окопы что китайцы вдоль крайней улицы откопали… Когда только успели, непонятно, и кого за это благодарить?

— Мне за эти окопы еще, чувствую, голову оторвать попытаются, — мрачно проворчал Балк, — думаете они за бесплатно или из-под палки их рыли? Я ведь сразу, еще как нас к Нангалину отжали, решил соломку подстелить. Позиция эта не то, чтоб уж больно удобная. Просто она — единственная… Как чувствовал одним местом. Вы, кстати здесь хорошо похозяйничали. Это я блиндажи, схроны и ходы сообщения в тыл в виду имею, когда отрыть успели?

— Третьяковцев послал вместо положенного им отдыха. Пока мы во-о-н на тех высотках впереди держались три дня. Потом ночью отошли…

— Все правильно. Теперь позиция до ума доведена… Но чувствует моя пятая точка — как кончится война, придется мне отвечать по-полной за нецелевую растрату казенных пятидесяти рублей. Если Вы, Михаил Александрович не заступитесь, ведь теперь у вас здесь хоть поспать где есть…

— Не расстраивайтесь, Василий Александрович, может еще пронесет вас, не доживете до победы то… — попытался как мог "утешить" товарища Ржевский, никогда не упускающий шанса на реванш, в затянувшемся поединке "ослоумий" с Балком.

Но в этот раз до очередной ржачки не дошло…

— Вашбродь! — вылетел из за изгиба траншей посыльный солдатик, — там япошки долом лезут! Ну лощиной то бишь. Их благородие, товарищ прапорщик просили передать: под прикрытием артобстрела уже два батальона насосались! В…

— Что два батальона наделали? — не понял Михаил, от удивления даже привставший со дна окопа, за что и был водворен на место резким рывком Балка.

— Голову поберегите, или хотите в компанию к Роману Исидоровичу… Наверное Ваш командир сказал "просочились"? — пришел тот на помощь лупающему глазами солдатику.

— Так точно, н-насочились… А наши пулеметы, оне же только поверху балки стригут. Япошка то там внизу набился, если все скопом кинутся, то просили передать, что можем и не удержать. Шибко их много и близенько они, почитай пять десятков шагов до нас. Когда оне из балки в атаку полезут, с нашего конца, их благородие даст ракету. А бонбочек у нас, того… Нету уж совсем.

— Понятно, благодарю за службу, беги назад и передай прапорщику Кружевному, чтобы не беспокоился. Пусть только даст ракету, как они из балки начнут лезть, а об остальном я позабочусь, покруче бонбочек будет… — Балк вытащил из ящика батарею и начал осторожно приматывать воткнутые до этого в землю провода к клеммам, — ну, господа офицеры, у меня для вас есть две новости…

— Хорошая и плохая, как обычно? — саркастически спросил Михаил.

— Нет, не поверите… Обе хорошие. Во-первых — любопытство некоторых по поводу давешних бочек сейчас удовлетворим. А во-вторых — барон наконец получит назад половину проводов, что столь неохотно мне ссудил. Как только увидите на западе ракету белого дыма — будет нам фейерверк… А вот и она!

Балк провернул рукоятку замыкателя, но против ожидания жадно глазевших на злосчастную балку господ офицеров, земля от мощного взрыва не колыхнулась. Но секунд через десять, со стороны балки показались несколько огромных багрово черных шаров… Спустя еще пяток секунд с запада донесся многоголосый вой, настолько жуткий, что на капитана уставились несколько десятков пар глаз, явственно ожидающих разъяснения… Из оврага во все стороны, не обращая внимания на пули, прыснули дымящиеся японцы, падая под перекрестным огнем пулеметов…

— Как тараканы из-под тапка, — спокойно выдал свое резюме Балк, как будто крики заживо жарящихся людей для него были вполне привычны, — а всего-то и надо — бензин, керосин, немного мазута тоже можно, ибо бензина в Артуре почти не нашлось. Слили остатки с минного катера, что "Баян" в порту оставил, там все одно двигатель давно запороли. Все это перемешать и по пуду мыла в бочку, как загуститель. Перемешивать до состояния бабушкиного киселя. Под каждую бочку по динамитной шашке, и получается огненный фугас. Я думаю на сегодня японцы отнаступались — два батальона разом, да еще таким неприятным способом…

— А как вы смогли в той лощине дюжину бочек спрятать? Там же грунт — сплошная скала, это сколько же вы китайцам заплатили, чтобы они в ней дюжину ям выкопали?

— Да никто эти бочки не прятал, просто наш любезный Ржевский, как я ему перед отбытием в гости к Микадо велел, расставил пару штабелей на входе и выходе из того оврага. На всякий случай, типа их прорыва к Дальнему. Вот и получается, что как в воду глядел… А Вы, Курт Карлович, еще провода давать жались. Помните?

То, что они этот овражек будут использовать как естественное укрытие, мне было ясно как дважды два, еще когда китайцы эти окопы копали — он тут один. Без вариантов, знаете-ли. И приказал еще наш любезный Ржевский солдатикам использовать штабеля эти в качестве, пардон, отхожего места. Ну, а как она на нейтральной полосе осталась, эта балочка, так сцена и была готова.

Надеюсь спектакль всем понравился? Расчет был на психологию — что не спрятано и мерзко воняет, того можно не опасаться. Ну, естественно — разведка их в одну бочку залезла, там какая-то вонючая густая каша. То ли краска старая, то ли самогон перебродил в конец… Как ни странно — получилось, динамит не нашли… Но вот теперь любой штабель бочек японцы будут обходить за версту или расстреливать с безопасного расстояния. Так что слушай боевой приказ — собрать все пустые бочки, что только есть в Дальнем.

— А что, бензин и керосин еще есть? — радостно подпрыгнул сияющий герой дня.

— Нет, поручик, Господь с вами! Весь израсходовали. Но противнику-то об этом не известно, если конечно не разболтаете… Расставим бочки за линией окопов, кучками по пяток штук, забросаем их ветками и пусть японцы боятся. А если будут бояться хорошо, то нальем и бензина.

Ответом Балку стало долгое недоуменное молчание.

— Шутка. На сегодня, я думаю, можно и расслабиться, отсылайте по полуроте от батальона в город за бочками. Миноносцев из Артура сегодня не планируется, так что остальным отдыхать, вполглаза. Поздравляю господа-товарищи — еще один день войны нами успешно прожит. Только одна грусть меня одолевает, что же делать с фольклором, если Ржевский вдруг капитаном станет… Кстати и обстрел кончился. Давайте-ка все по местам.

Дождавшись пока весело ржущие молодые офицеры подначивая Ржевского разбежались по батальонам, а барон Шталькенберг полез в блиндаж к телефону, Михаил тихонечко обратился к Балку.

— Василий Александрович, два вопроса?

— Ради Бога! Хоть три, Михаил Александрович.

— Первый — зачем вы провода от фугаса в землю велели Ржевскому воткнуть, а не сразу к батарее подключить? Время ведь, могли и не успеть… Он об этом Вас не спросил, а я так до сих пор и не понял, к стыду своему.

— Осенью грозы часто бывают. Если цепь не заземлить, то во время грозы наведенного тока вполне может хватить для случайного подрыва закладки. А нам этого было не надо^[129]. Минеров в Артуре я уже просветил. А второй?

— Сколько мы еще тут продержимся? Как Вы оцениваете?

— Как оцениваю? Будь моя воля, я бы вас, товарищ Великий, отправил в Артур первым же миноносцем. И в этом с Фоком и Стесселем полностью солидарен. Но вы все упорствуете…

А держаться мы тут сможем до первого правильно, грамотно организованного японского наступления. Я не говорю об отдельных атаках, силой до полка при поддержке тех полевых пушек, что нас развлекает шрапнелью. Этого добра мы на такой позиции можем еще с десяток отбить и не поморщимся. А коли патроны, снаряды и хоть роту в неделю из Артура подвозить, то вообще до морковкиного заговенья. Жаль только местное население — от их старого города точно мало чего останется…

Но даже одной правильной, скоординированной атаки пехотной дивизии при поддержке пары десятков гаубиц и нескольких батарей трехдюймовок с фугасными шимозными гранатами в боекомплекте нам хватит.

— Так почему же нас до сих пор, уже почти месяц как не могут сбросить в море, если все так просто?

— Сначала вы отошли на те холмы впереди, где вас дня два не беспокоили. Затем они поперлись, полагая, что из Дальнего или все уже эвакуировались морем, или ушли горами. К какому безудержному веселью это привело сами же рассказывали. Да и драп уважаемого товарища Фока наводил на приятные мысли об аналогии типа "русские сдулись".

— Знаете, Василий Александрович, вы меня иногда пугаете. Расстрел дух рот, почти до последнего человека кинжальным огнем полдюжины пулеметов в упор… и говорить об этом как о "безудержном веселье"… Что же тогда для Вас на войне и впрямь ужасно, если таковое вообще есть? Может этот ваш "огненный фугас"?

— Лучше вам этого не знать пока, авось не случится…

Так вот, получив по сопатке, они не могли поверить, что вы больше не отходите, и чрезмерно осторожно нащупывали вашу линию обороны и выясняли ваши силы. Уважать себя вы их при отходе заставили, боялись что снова подловить хотите. Все просто и логично.

Ну, а дальше — классический пример Буриданова осла в исполнении генерала Ноги. Его грубейшая тактическая ошибка. И наше счастье, по другому не скажешь… Я так понимаю: он хотел сразу взять и Артур, и Дальний. Вернее взять Артур и ЗАНЯТЬ Дальний. Ринувшись почти всем что есть за удирающим Фоком, он только потом понял — то, что выделено для Дальнего совершенно недостаточно, особенно в плане артиллерии, поскольку городишко этот серьезно и упорно продолжают оборонять! Но… Все орудия калибром более трех дюймов уже были под Артуром! Теперь пока их перевезут назад…

Однако сегодняшняя попытка прорваться к нам в тыл по лощине, которую мы отбили с огоньком, — Михаила передернуло, наверное ветер некстати донес запах горелого мяса, — говорит, что за нас берутся серьезно.

Понеся серьезные потери при первом штурме Артура, воевать на два фронта Ноги не сможет. Нужны подкрепления. И быстро. Значит нужно сократить наземные коммуникации и иметь порт для выгрузки. Вывод: теперь нам осталось жить дня три после первого выстрела по нашим позициям из двенадцатисантиметровой гаубицы господина Круппа. Или, если пойти другим путем — из тех же орудий можно топить миноносцы, что нам подвозят припасы, пополнения и забирают раненых. И хотя пополнений этих они доставляют слишком мало, а раненых могут забрать далеко не всех, тем не менее это наша единственная связь с крепостью, с большой землей. Единственная пуповина… Чтобы ее отрезать, артиллерию надо установить на другом берегу залива, напротив причалов. В этом случае мы тут просидим еще недели две, но японцам наше уничтожение обойдется дешевле.

Конечно, в силе пока и наш вариант с прибытием на подмогу подкреплений морем. Но как там у Чухнина и Руднева в море, мы понятия не имеем. Телеграф молчит. Можем лишь надеяться и молиться чтобы Того с ними разминулся. Честно говоря, и у меня кошки скребут, ведь по прикидкам Степана Осиповича они должны были быть здесь еще вчера утром. Представляю, что сейчас у него в штабе творится… Кстати, наши наблюдатели видели как в утренней дымке там, на входе в залив кто-то копошился. Но кто и сколько не разобрали.

Так что я бы вам рекомендовал сегодня же из Дальнего эвакуироваться. Все ведь и вправду на ниточке висит. Это уже без шуток.

— На миноносце в Артур? — усмехнулся Михаил, — а потом, когда его начнут обстреливать из крупнокалиберных орудий, которые выгрузят, перебив вас, на пирсы Дальнего, куда я сбегу? Куда "эвакуироваться"? На миноносце же в Шанхай?

— Сегодня к пирсу подойдет "Монголия", плавучий госпиталь из Артура. На нем мы отправим всех тяжелораненых, и не в Артур, а во Владивосток. Об этой договоренности с японцами Витгефт упомянул, когда докладывал по телеграфу Макарову о происходящих событиях. Сделано это было по инициативе Смирнова. Тогда-то я и понял, что дела у Вас здесь совсем уже херо… Простите, неважные. И отпросился у Степана Осиповича на "Безупречном" к Вам на подсобу, когда возвращались — истребители нас у Циндао встречали. Но вот братца моего и большинство ребят он не отпустил, думаю решил, что и в Артуре могут пригодиться. Тем более, что точно мы не знали, что под крепостью происходит. Остановить-то японцев остановили, только вот как все прочно? Поэтому, хоть ваша рана почти зажила, но…

— Капитан Балк! Если вы еще раз так оценивающе посмотрите на мою ногу, то я вам сам что-нибудь отстрелю! И без этого Вы вполне спокойно проживете… За Вашу пассию из госпиталя не ручаюсь!

— Да и в мыслях не было, — поспешно пошел на попятный слегка покраснев вышеупомянутый Балк, — можно просто намотать бинтов побольше и…

— Все, Василий, давай оставим это, — ответ Михаила прозвучал просто, без криков и истерик, но было ясно, что никуда из Дальнего он не собирается, и уговаривать его бесполезно.

— Да поймите же вы, ТАМ вы нужнее. Я могу себе позволить здесь погибнуть от шального снаряда или пули. Вы — нет. Без вас…

— Знаю, слышал — "хана всей России". А со мной в роли труса и беглеца, что — не хана? Нет уж, друг мой, я знаю только один способ управлять людьми, которым угрожает смерть — быть с ними на равных, хотя бы в шансах попасть под тот самый шальной снаряд.

А про "Монголию" я естественно в курсе, сам подписывал обращение к Катаоке, с просьбой о пропуске некомбатантов и раненых. Через пару часов надо быть в порту, встречать. И раненых проводить. Кстати, Вера твоя на борту. Я подумал, что так тебе будет спокойнее. Тем более у нее брат во Владике, сам же говорил…

— Спасибо, Михаил.

— Не за что… Не понял я только, почему японцы зная о скором шестичасовом перемирии затеяли эту атаку, которую вы так, с огоньком…

— Восток — дело темное. Сдается мне, понимают самураи, что война уже едет совсем не по тем рельсам, потому и джентльменство их тяготит все больше. И звереют, естественно. Ну ничего, напалм им дурь-то слегка повыветрил.

— Напалм?

— Так у нас назывался тот тип огнесмесей, что мы сегодня здесь, так сказать, впервые применили.

****

Погрузка раненых на "Монголию" закончилась за три часа до заката. Первый час погрузки Балк провел за штабелем пустых ящиков в конце северного пирса, обнимаясь с Верочкой Гаршиной, которая была приписана к госпитальному судну. Благо медицинское начальство все правильно понимало, а сестер на подмену хватало. Еще полчаса, он убеждал вышеупомянутую девушку, что ей остаться в Дальнем нет никакой возможности. Их диспут завершился тем, что Балк на руках отнес сопротивляющуюся даму по трапу на палубу "Монголии". У лееров парохода Верочка перестала наконец молотить своими маленькими кулачками по плечам и спине Василия. Она положила голову ему на плечо, и глядя прямо в глаза произнесла:

— Я согласна остаться на "Монголии", но с одним условием. Ты должен мне пообещать, что тебя не убьют.

— Наверное это тебе должны обещать японцы, а не я, солнце мое.

— Ты умнее и лучше всех японцев на свете! И они тебя смогут убить только если ты сам им это позволишь, своей глупостью или неосторожностью… Пообещай мне что ты этого не сделаешь, и я безропотно останусь на "Монголии". Иначе… — с угрозой начала Верочка.

— Хорошо, родная, хорошо! — успевший немного изучить характер своей подруги Балк решил не рисковать, — обещаю не бросаться в одиночку больше чем на взвод японцев, и всегда одевать калоши во время дождя и шрапнельного обстрела. Только и ты облегчи мою задачу — зная, что ты в безопасности, мне будет проще сосредоточиться на войне и собственном сбережении.

— Ну вот и договорились, — радостно захлопала в ладоши Верочка, грациозно слезла с рук Балка, и задумчиво глядя на на панораму затянутого дымом Дальнего грустно добавила, — но мы в любом случае теперь не увидимся несколько месяцев… Васенька, проводи меня в мою каюту. Моя соседка сейчас должна принимать раненых, а до отхода еще четверть часа. Мы же успеем, правда?

— Вера, ты уверена, что сейчас подходящее время для… — начал было Василий монолог "голоса разума", пытаясь уговорить скорее себя чем Веру, но был жестко/нежно прерван поцелуем.

— Капитан Балк, вы самый не решительный морской офицер, что я когда — либо знала.

Усмехнувшись Балк внезапно вытащил из кобуры наган, а левой рукой стал что — то долго искать за пазухой.

— Вася, если ты меня хочешь брать "силой оружия", это совершенно не необходимо, я и так уже давно твоя, всей душой. Пока правда не телом, — Верочка пыталась привычным сарказмом подавить свой страх перед первым в жизни настоящим свиданием.

К ее удивлению, в вынырнувшей из-за обшлага мундира левой руке Василия был зажат золотой червонец.

— А уж платить мне точно не надо, — слегка ошарашено и обижено произнесла Верочка надув губки.

Такой реакции на свою откровенность и смелость она точно не ожидала.

— Платить и не подумаю, а вот наган мне сейчас и правда пригодится, — весело ответил Балк, бросил червонец на палубу "Монголии" и, внезапно, выстрелил в него.

Подняв получившийся золотой "бублик" (вид прострелянного профиля императора всероссийского вызвал у него нездоровые ассоциации), капитан второго ранга Балк, встал на левое колено и глядя снизу вверх в глаза любимой женщине изложил:

— Я могу пойти с тобой только если ты примешь от меня это. Другого кольца у меня для тебя нет, но для помолвки сойдет пока и так. Ты же, когда вся эта кутерьма закончится, правда выйдешь за меня?

Спустя двадцать минут, наспех одетые Василий и Верочка никак не могли оторваться друг от друга на площадке трапа. Но когда матросы уже вытягивали трап на борт парохода, Верочка, в своем репертуаре, задала последний вопрос, не имеющий отношения к их отношениям и звучащий совершенно не к месту.

— Вася, а зачем ты с собой таскаешь столько золотых червонцев? У тебя же китель весит не меньше полпуда?

— Видишь ли Верунчик, если японцы нас все же окончательно прижмут, мне придется не только уходить самому, но и любой ценой вытаскивать отсюда Михаила. А уходить нам придется через Китай. Китайцев же, зачастую, проще купить, чем пытаться перебить, уж слишком их много…

Пока "Монголия" пробиралась к выходу из гавани, Балк успел присоединиться к Михаилу на маяке. Наблюдая за медленно удаляющимся пароходом, увозящим его Веру, Василий невольно тихонько насвистывал столь подходящее к его настроению "Прощание славянки".

— Что это была за мелодия, Василий Александрович? — поинтересовался заслушавшийся великий князь.

— Неужели я настолько фальшивлю, что вы не узнали "Прощание славянки"? — не на шутку обиделся Балк, гордящийся своим слухом.

— Никогда не слышал ни мелодию, ни название, — отозвался Михаил, — а такую мелодию я думаю не забыл бы. Не наиграете потом?

— Тут не гитара нужна, здесь даже рояля будет маловато, скорее полковой оркестр должен быть… Это же лучший русский военный марш из всех что были и будут. Неужели его еще не написали?^[130] Ну как с этой войной немного разберемся — ноты запишем обязательно. Ибо как бы не пошла теперь наша история, а война эта в русской истории далеко не последняя…

С площадки маяка было видно, как на линии горизонта, к белоснежному борту госпитального судна подлетел дымчато серый японский крейсер. Через пол часа, уже в сумерках они бок о бок продолжили движение. После беглого досмотра "Акаси" проводил "Монголию" через минные поля, и на утро они разошлись навсегда. Досмотрев морской спектакль, Балк с Михаилом не торопясь спустились вниз по винтовой лестнице, решив заночевать в расположенном неподалеку депо, где сейчас заканчивали латать "Добрыню".

Но спустя всего часов пять им пришлось в кромешной темноте вновь сломя голову по ней нестись. Но теперь уже вверх.

Уважительно растолкавший прилегших отдохнуть отцов-командиров вестовой доложил, что "на море что-то эдакое затевается, прожектора светят и взрывы на горизонте, а на миноносцы это никак не похоже, да и не должно их сегодня вообще быть". Спешно добравшись до верха маяка Балк с Михаилом стали в четыре глаза вглядываться в ночь. В бинокли было видно, как далеко в море, почти на горизонте, мелькали вспышки орудийных выстрелов, метались прожектора и что-то моргали морзянкой, что именно из-за расстояния прочитать было невозможно.

— Проспали, блин… Но будь это наши, то связались бы с нами по телеграфу, у нас на "Муромце" радиовагон зачем? И всему флоту об этом известно… Хотя… Ну-ка, друг любезный, — рассудительно обратился Балк к вестовому, — метнись на тяжелый бронепоезд, узнай — были ли радиограммы. И если были, то почему эти сукины дети Маркони, мне ничего не доложили?

Вестовой, однако не успел добежать даже до низа лестницы. Примерно на пол дороги его сбил с ног летящий по ней вверх матрос с радиовагона. Доскакав до площадки он смущенно протянул бумажку с радиограммой Балку, и пока тот был занят чтением, почему-то попытался сразу скатиться обратно в темноту лестничного люка. Однако был остановлен резким и властным движением руки Михаила.

— Были ли телеграммы до этой, товарищ боец? — грозно спросил он.

— Ваше Имп… Товарищ Михаил Александрович! — из-за того, что матросик буквально плюхнулся на колени, его реплика более всего походила на старорусское "не вели казнить, великий государь", — у нас Васька Клинов случайно рубильник с питанием перекинул, и с вечера приемник не работал! Только десять минут как разобрались, включили!

— А я-то думаю, чего это Петрович с места в карьер! — отозвался из под фонаря Балк, протягивая Великому князю бланк, — нужно немедленно обесточить крепостное минное заграждение и включить маяк! А ты, голубок, рысью лети на минную станцию, приказ Великого князя — минное поле обесточить! Исполнение доложить. И пусть проверят освещение причалов, ночь на сегодня кончилась. Потом отоспимся. Всех в ружье, блин, сонные черти! Счастья нам привалило! НАШИ идут!

Вестовой козырнув скатился вниз, в темноту…

Телеграмма гласила следующее, — "Вася, за кол ебалк, сколько можно ждать? Немедленно дай свет на маяке. "Урал" уже по счислению вылез на мины, на хвосте Камимура и Того. Просыпайся, сукин сын, кол тебе в задницу".

— А это не могут быть японцы? — поинтересовался Михаил, — сейчас подойдут, высадят пару батальонов прямо на пирсы, и все. Удар с тыла нам парировать просто некем.

— Нет, Ваше высочество, гарантирую, это Руднев. Видите — два раза "кол" в телеграмме? Это мой позывной… Из той жизни… — уже шепотом добавил Балк, и продолжил в полный голос, — Слава Богу, к нам явилось долгожданное подкрепление. Помните, мы с вами и Кондратенко прикидывали, как лучше нанести удар парой полков, чтобы отбросить японцев от Артура обратно на перешеек?

— У нас тогда, кстати, ни черта путного не вышло, даже на бумаге! Может лучше ими просто оборону усилить?

— Сейчас Ноги от нас ждет чего угодно, только не наступления. А удивить — значит победить. А там не два полка, смею Вас заверить. Вы простите ради бога, что молчал, но, во-первых, приказ Макарова, а во-вторых, чтоб не сглазить и не будоражить ни Вас ни народ раньше времени. Но, судя по тому, что говорилось на военном совете у Токийского залива, на кораблях этого конвоя не два полка, о чем в Артуре только ленивый не знает. Там тысяч пятнадцать человек, причем гвардейцы. Десантный корпус. Но, во-первых, нужно чтобы они сначала до Дальнего дошли. А потом, если хоть один батальон доберется до позиций японской артиллерии, то дело будет сделано. Может не сразу, но уничтожив артиллерию, от Артура мы японцев точно отгоним. У Ноги просто другого выхода не будет как отходить по северной стороне перешейка.

Но мы пока с Вами не знаем точно, сколько войск из этой обещанной посылочки к нам дошло. Если все прошло по плану, так и вообще раскатать его 3-ю армию можно было бы… Только боюсь, что без Кондратенко ни Смирнов, ни Фок, ни тем паче Стессель не рискнут, и на согласованный с нами мощный удар не сподобятся. А как заманчиво мешок Ноги устроить, блин! Перешеек этот, если гвардейцы в полном штате и без потерь, мы за день оседлаем. Ох как…

Нет. Стоп. Что всегда губит? Жадность и злобность. Поэтому по порядку: первым делом надо лишить их артиллерии…

Теперь ты, заразоид радиофицированный, — матрос-радист с "Муромца", которому и относилась последняя фраза Балка напрягся не на шутку — тот ругался очень редко, и только в исключительных ситуациях, — немедленно передайте в Артур для Комфлота. "У Дальнего войсковой конвой. Готовимся к приему. В соответствии с Вашим распоряжением вариант "Герострат" отменяется, работаем "Молот и наковальню". Сейчас я тебе лучше напишу, а то опять чего — нибудь перепутаете, раздолбаи…

— Что это за Герострат с молотком? — шепотом поинтересовался у Михаила Ржевский.

— Мы с Макаровым обговорили варианты наших действий, "Герострат" — мы больше не можем держать Дальний. По этому варианту мы взрываем пирсы, топим на фарватере все баржи, что есть в порту, топим все управление крепостным минным полем, чтоб японцам его не отключить было. А нас снимают миноносцы и канонерки, всех кто прорвется к порту. А "молот с наковальней", это то, что мы попробуем сделать сейчас. Японцы с нашей стороны наступления не ждут. Хоть они и докладывают, что в Дальнем окопалась целая дивизия (Ржевский так уморительно, до слез хохотал над перехваченным донесением Ноги, в котором гарнизон Дальнего оценивался в дивизию вместо неполного полка, что над ним, в свою очередь, ржали все) это скорее для оправдания собственного топтания.

Из Артура Смирнов попробует организовать атаки по всему японскому фронту, скорее правда демонстрационные. Мы же с прибывшими свежими силами, должны прорваться к позициям японской артиллерии. Из-за рельефа местности количество мест, где можно установить орудия у японцев весьма ограниченно.

И если все пройдет как надо, вот тогда можно брать перешеек. Ноги, естественно, соберет все в кулак и ломанется на прорыв. И мы его выпустим. Нам лишние потери гвардейцев в лобовом бою с его очумевшими самураями не нужны. Но выпустим мы его сквозь гребенку нашей шрапнели и пулеметов… Подобное в ТОЙ, моей, истории было… Когда под Ленинградом, так тогда Петербург назывался, вырывалась из мешка наша 2-я ударная армия. Немцы пулеметами и минами тысяч двадцать положили… Потом мы им тем же отплатили под Корсунем. Ну, а сейчас опробуем эту технологию на японцах, — в глазах Василия зажегся зловещий холодный огонек.

Заметив это Михаил, хотевший что-то еще сказать, предпочел промолчать…

После включения маяка Балк приказал "отмигать" флоту "Мины обесточены, добро пожаловать". И не удержавшись, в качестве мести за Кола, добавил "Петрович". Спустя примерно час, разослав по батальонам приказ "готовиться к атаке" Балк наблюдал, как к причалу величественно подходит громада первого транспорта. Впрочем, как тотчас же выяснилось, наблюдал не только он.

С противоположенного берега бухты, у городка Талиенван, занятого японцами, засветил прожектор, который уперся в шаровый борт выкупленного в Германии лайнера. Через минуту по освещенному кораблю открыли огонь два или три орудия, установленные рядом с прожектором. Судя по столбам воды, поднявшимся в месте падения снарядов, калибр сюрприза был не менее ста двадцати миллиметров. Японцам, похоже, надоели русские миноносцы, каждую вторую ночь прорывающиеся в Дальний со снабжением и подкреплениями. И они, как и предсказывал Балк, решили устроить им артиллерийскую засаду.

Но одно дело расстреливать с трех миль миноносец, которому толком и ответить на такой дистанции нечем. А вот войсковой транспорт, в роли которого выступал вспомогательный крейсер "Терек" (хотя для бывшего 20-узлового трансатлантика Норд-Дойче Ллойда сегодняшняя роль была более свойственна), да еще прибывший в составе целой эскадры, это совсем другой коленкор. Если бы японские артиллеристы знали, что прилетит им в ответ на их снаряды, они бы огня не открывали.

Первым ответил сам "Терек", на носу и корме которого было установлено по одной шестидюймовке. Но это были только цветочки. По обнаружившим себя орудиям радостно отстрелялись и канониры остальных транспортов, отрываясь за месяцы учебы без возможности пострелять по настоящему, живому противнику. А добавил огоньку "Варяг", который шел несколько отстав от лайнеров, прикрывая их от возможных атак миноносцев. В отличие от наводчиков с транспортов, его артиллеристы не только были полны энтузиазма, но еще и умели стрелять. На позиции японских пушкарей обрушился град шестидюймовых снарядов. Менее чем через пять минут, на месте батареи была качественно перемешанная каша из земли, металла, мяса и костей. Последнюю точку поставил "Сисой Великий", два двенадцатидюймовых снаряда которого были абсолютно не нужны для подавления японских орудий, но весьма порадовали высаживающуюся русскую пехоту. Из выпущенных японцами девяти снарядов, в транспорт попали два. В ловушку для пескарей случайно заплыла акула…

К спустившимся с маяка Балку с Михаилом, которые с чувством выполненного долга наблюдали за начинающейся спешной выгрузкой войск на освещенные прожекторами причалы, подбежал странно выглядящий худощавый генерал, совершенно не по уставу экипированный.

— Генерал-майор Брусилов, заместитель командующего Гвардейского экспедиционного корпуса генерал-майора Щербачева. Господа, я имею честь видеть Великого князя Михаила Александровича и лейтенанта Балка?

— Так точно, они самые мы и есть, — с улыбкой ответил ТВКМ, — правда Балк уже капитан второго ранга. А что у вас за шелом такой на челе, Алексей Алексеевич? Мне право слово головной убор этот что-то из эпохи Александра Невского напоминает.

— И вы туда же, Михаил Александрович, — Брусилов был явно польщен, что Михаил без подсказки вспомнил его имя отчество, — это новейший защитный противушрапнельный шлем. Если на полигоне при обстреле чучел шрапнелью ничего не напутали, то данные шлемы позволят снизить безвозвратные потери от шрапнели в поле на 20 процентов, а в окопах так вообще чуть ли не в половину. Что до формы — как мне объяснили, их проще изготавливать штамповкой. Кстати, посмотрите на обороте шлема, думаю вам будет любопытно.

Балк тоже с любопытством разглядывал каску с кожаным подшлемником, подозрительно напоминающую защитный шлем пехоты армии ГДР — страны, которая в этом мире вряд-ли когда-нибудь появится.

— "Спаси и сохрани. Производства завода ЕИВВК Ольги", — прочитал выбитую на изнанке поданного Брусиловым шлема надпись Михаил, и добавил внезапно потеплевшим голосом, — молодец сестренка, заботится о нас, не забывает. А сколько у вас этого добра?

— На каждого солдата и офицера, да десять тысяч в запасе — вашим, в Артур и Макарову. Когда уходили — выгребли с заводских складов все.

— Макарову?

— Естественно. Хотя, возможно, что Вы и не в курсе… Но у флотских теперь все артиллеристы, палубные команды и офицеры обязаны отдельным циркуляром МГШ одевать их в бою. А артиллеристам палубных установок, плутонговым офицерам, дальномерщикам и сигнальщикам еще и противоосколочные кирасы специальные предназначены. Эскадра Чухнина уходила из Суэца все это уже получив — черноморцы привезли. Жаль только, что для всего флота кирас этих все равно не хватит — с производством какие то проблемы…

Так что будьте добры, Ваше высочество, пошлите по паре человек от полуроты, получить на ваших людей шлемы тоже. И повязки на лицо не забудьте.

— А вот про повязки для меня новость… — вмешался в разговор Балк, — мы что, попытаемся ввести противника в заблуждение изобразив из себя ковбоев Северо Американских Соединенных Штатов?

— Повязки привез "Ингул", он вышел из Одессы на пару недель позже, и на него загрузили не только эти тряпочки, — Брусилов потеребил висящую вокруг шеи полоску ткани, — там кроме плавсредств и прочего имущества Одесского морского батальона, трех артбатарей 120-мм гаубиц, да кучи бочек с составом для постановки дымной завесы, есть и пара десятков бочек с этим… Хлорпеканом, что-ли? Никогда не был силен в химии…

— Хлорпикрином?? — оживился Балк, — а что, по не ожидающему противнику…

— Вы в курсе что это такое? — пришла очередь удивиться Брусилову, — и как мы можем эту слезную гадость и намордники с пользой применить? С ними еще загрузили все мотоциклетные очки, что удалось найти и купить в России. Всего пару сотен, для защиты глаз офицеров.

— Так… Ветер западный… Черт, ветер вдоль позиций! Что у нас за высотка на правом фланге в полуверсте перед линией окопов? Придется первым ударом ее захватить. Алексей Алексеевич, сколько времени надо вашим орлам чтобы с первого транспорта всем слететь?

— Часа полтора, не менее… А весь корпус часов за шесть, потому как у вас тут больше трех кораблей нашего размера к пирсам сразу не поставишь. К тому-же один подорвался на мине…

— Не пойдет, японцы успеют подготовиться…

Итак, Михаил Александрович, нашему бронедивизиону предстоит совершить очередное, но может статься, что последнее в истории его существования ратное чудо. Пока вновь прибывшие разгружаются, мы должны во что бы то ни стало взять вон ту высоту, и с нее пустить дымку в глаза японцам. Под его прикрытем наша гвардейская пехота сможет устроить японцам козью морду с куда меньшими потерями.

— А почему только бронедивизиону? У нас тут почти сводный полк…

— Да этот полк де факто под вашим командованием уже полторы недели, как Третьякова, командира их, опять ранило, они и сами себя иначе никак не называют, и даже гимн выучили…

— Какой гимн? — поинтересовался Брусилов.

— Как в атаку пойдем — узнаете. А пока — через полчаса бочки должны быть сгружены, и необходимо срочно переправить их к передовой. Лучше всего загрузить в "Поповича" Он пойдет за "Добрыней", а уж там, пардон-с, пердячим паром катить придется. Слава богу недалеко — железка рядом проходит. Главное не влепить по насыпи при артобстреле… Сразу как высоту возьмем, надо дать дым и начинать наступление, теми силами что к тому моменту высадятся. С остальных транспортов ваши гвардейцы пойдут в уже готовый прорыв. Кстати, кого вы нам вообще привезли, Алексей Алексеевич?

— "Ингул" уже ошвартовался, так что с химией вашей сейчас организуем. А по составу корпуса — вот рапортичка, будьте добры.

Балк и Михаил внимательно вчитывались в написанное, благо прожекторы на причалах и кораблях давали такую возможность…

1-е отделение десантных кораблей.

Кр2р. "Неман". На борту: Штаб Гвардейского экспедиционного корпуса, командующий корпусом генерал-майор Щербачев Дмитрий Григорьевич. Лейб-гвардии Преображенский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Гадон Владимир Сергеевич

2-я, 8-я, 10-я, 16-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Преображенского полка.

4-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии 1-го Стрелкового Его Величества батальона.

Взвод 2-й батареи Лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады.

Команда Гвардейского экипажа.

Взвод 3-й роты Лейб-гвардии Преображенского полка.

Взвод 3-й роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Кр2р. "Урал". На борту: Лейб-гвардии Семеновский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Мин Георгий Александрович.

4-я, 6-я, 10-я, 13-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Семеновского полка.

2-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии 3-го Стрелкового Финского батальона.

Взвод 2-й батареи Великого князя Михаила Николаевича Лейб-гвардии конной артиллерии.

Команда Гвардейского экипажа.

Взвод 3-й роты Лейб-гвардии Семеновского полка.

Взвод 2-й роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Кр2р. "Ока". На борту: Лейб-гвардии Измайловский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Порецкий Александр Николаевич.

3-я, 6-я, 11-я, 15-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Измайловского полка.

3-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии 3-го Стрелкового Финского батальона.

Взвод 3-й батареи Лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады.

Команда 12-го флотского Её Величества Королевы Эллинов экипажа.

Взвод 3-й роты Лейб-гвардии Кексгольмского Императора Австрийского полка.

Взвод 2-й роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Кр2р. "Дон". На борту: Лейб-гвардии Егерский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Зайончковский Андрей Медардович.

4-я, 7-я, 12-я, 13-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Егерского полка.

6-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии Стрелкового полка.

Взвод 6-й Донской казачьей батареи Её Величества Лейб-гвардии конной артиллерии.

Команда 6-го флотского экипажа.

Взвод 1-й роты Одесского морского батальона.

Взвод 4-й роты 1-го Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты 1-го Саперного батальона.

Кр2р. "Березина". На борту: заместитель Командующего ГЭК, начальник сил десанта 2-го отделения транспортов спецназначения генерал — майор Брусилов Алексей Алексеевич.

Лейб-гвардии Московский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Бакулин Владимир Дмитриевич.

2-я, 5-я, 9-я, 14-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Московского полка.

2-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии Стрелкового полка.

Взвод 1-й батареи Лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады.

Команда 1-го флотского Генерал-адмирала Великого Князя Константина Николаевича экипажа.

Взвод 1-й роты Одесского морского батальона.

Взвод 3-й роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты 18-го Саперного батальона.

Кр2р. "Волхов". На борту: Лейб-гвардии Гренадерский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Архипов Николай Александрович.

3-я, 8-я, 9-я, 16-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Гренадерского полка.

4-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии 3-го Стрелкового Финского батальона.

Взвод 3-й батареи Лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады.

Взвод 4-й батареи Лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады.

Команда Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота.

Взвод 2-й роты Одесского морского батальона.

Взвод 3-й роты Лейб-гвардии Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты 1-го Саперного батальона.

Кр2р. "Кубань". На борту: Лейб-гвардии Павловский экспедиционный батальон.

Командир: генерал-майор Щербачев Дмитрий Григорьевич.

4-я, 5-я, 10-я, 13-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Павловского полка.

2-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии 4-го Стрелкового Императорской фамилии батальона.

Взвод 6-й батареи Лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады.

Команда Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота.

Взвод 1-й роты Одесского морского батальона.

Взвод 3-й роты 1-го Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты 1-го Саперного батальона.

Кр2р. "Терек". На борту: Лейб-гвардии Финляндский экспедиционный батальон.

Командир: полковник Чернавин Всеволод Владимирович.

4-я, 5-я, 10-я, 13-я роты, нештатная пулеметная команда Лейб-гвардии Финляндского полка.

4-я рота, нештатный пулеметный взвод Лейб-гвардии 2-го Стрелкового батальона.

Взвод 5-й батареи Лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады.

Команда 10-го Флотского экипажа.

Взвод 1-й роты Одесского морского батальона.

Взвод 1-й роты 18-го Саперного батальона.

Взвод Военно-телеграфной роты 18-го Саперного батальона.

Кр2р. "Ингул". На борту: Штаб, средства усиления Одесского морского батальона. Техническое имущество ОМБ.

1-я, 4-я, 5-я батареи Великого Князя Михаила Павловича Лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады.

Командир: полковник Потоцкий Павел Платонович

Особая пластунская сотня Кубанского казачьего войска.

Командир: подполковник Корнилов Лавр Георгиевич.

Спецсредства (груз "ОВ")

— Только боюсь, что с полной высадкой будет задержка, Михаил Александрович, — "Урал" налетел на мину, затоплено машинное отделение, теперь его буксируют. Эти вряд-ли скоро на пирсы попадут.

— Если буксиры с Артура подошли, то я думаю попадут. Там братец Василия Александровича у Макарова под рукой — он точно чего — нибудь эдакое выкинет… — задумчиво проговорил ТВКМ вглядываясь в какое-то копошение у входа на рейд, — хотя лично я даже предположить не могу что именно. И давайте "Ингул" под разгрузку скорее, как я понимаю на нем бухалки Круппа в 120 мм, да и корниловские пластуны нам сейчас ох как в масть!

— Мы так и предполагали — он встал у третьего пирса. Пластуны уже почти все на берегу, но с гаубицами так быстро не получится.

— Пока не смертельно, у нас же за спиной ФЛОТ…

В последние полчаса перед началом атаки Балк успел связаться с Рудневым, и организовал на выбранную сопку огневой налет с "Варяга" и "Сисоя". За 15 минут, в довольно небольшой скалистый холм, флотские артиллеристы успели всадили достаточно стали, чтобы отправить на дно хорошо забронированный крейсер (типа "Идзумо"). Или плохо забронированный броненосец (типа "Осляби"). Крупная и совершенно не способная маневрировать сопка, с дистанции менее двадцати кабельтовых, была для морских артиллеристов простой целью. После двух десятков двенадцати- и сотни шестидюймовых взрывов, на сопке казалось ничего не могло выжить. Да и сама она несколько уменьшилась в размерах. Сотни килограммов стали и взрывчатки, с каждым новым взрывом, все больше втаптывали некстати оказавшийся на пути русской армии холм обратно в землю.

Отстрелявшись, "Варяг" выпустил в небо серию красных ракет. По этому сигналу из русских окопов выплеснулись штурмовые группки, бросившиеся вперед, к еще дымящемуся склону высоты. Вернее должны были выплеснуться. С переходом в атаку возникла небольшая заминка — солдаты были настолько впечатлены эффективностью РУССКОГО же огня, что боялись вылезать из окопов. Когда всего в паре сотен шагов от тебя взрывается снарядик, весом в четыре центнера, очень трудно заставить себя встать, выскочить из уютной ямы окопа, и, самое страшное, побежать ТУДА, где земля только что смешивалась с небом… Даже верный Бурнос, и лихой Ржевский сидели на дне окопа, совершенно не реагируя на команду "Вперед!". Балку, решившему лично руководить как атакой, так и применением "черемухи", пришлось делать то, что сам он всегда считал верхом командирского непрофессионализма. С веселым криком:

— Ребята, запевай! — он неторопливо расстегнув кобуру маузера выбрался на бруствер, и прогулочным шагом, горланя песню и сбивая палкой пучки травы, пошел в направлении японских позиций…

Этого вынести Ржевский уже не мог. Он в два прыжка догнал командира и его срывающийся на фальцет голос слился с Балковским. Ему подтягивал совершенно не музыкальный бас Бурноса. Он еще вчера клялся всеми святыми, что "ни один челАвек не потащит этАт пулемет, как бы вы его ни Аблегчали, таварищ Балк, а палить с рук с Максима это ж вААбще, где виданА-то?". Сейчас же он шел, перевесив через плечо перевязь с максимом, с которого Балк снял кожух с водой и остатки станка, превратив его в жутко тяжелое подобие ручного пулемета. Искоса глянув на его громадную фигуру, Балк поразился, насколько он походил на Шварценнегера из "Хищника". Рядом с ним, согнувшись под тяжестью короба с патронной лентой, семенил второй номер.

Из окопа вылетали все новые и новые люди, и припев грянул уже хор из нескольких сотен пристыженных глоток. Со стороны японских позиций неуверенно хлопнул первый винтовочный выстрел. Пуля, выпущенная дрожащими руками контуженного до полусмерти солдата, скосила несколько травинок не долетев до густеющей на глазах русской цепи. Ответом стал нестройный залп из полусотни винтовок.

Японский артиллерийский наблюдатель довольно быстро разобрался в ситуации, и над русской цепью вспухли два облака от шрапнельных разрывов. Ну, почти над русской цепью — с первого залпа подобрать правильную установку трубки практически не возможно.

Генерал Брусилов, расслышав слова, с удивлением посмотрел на стоящего рядом Великого князя, и удивился еще больше — тот подпевал, не отрывая от глаз бинокля.

"Илья Муромец", прикрыв собой груженого военной химией "Алешу Поповича" расталкивал с колеи мусор, пока не дошел до места где рельсы были подорваны японскими саперами, и его артиллерия стала пытаться нащупать позиции японских коллег. До Шталькенберга уже дошли новости, что где-то в трюмах "Ингула", вместе с гаубицами прибыли еще два боекомплекта к орудиям его бронепоездов, и сейчас торопился расстрелять остатки снарядов с максимальной пользой. Под колесами первого броневагона уже суетилась ремонтная бригада, восстанавливая путь для будущего броска вперед.

По "Муромцу" практически в упор, с пятисот метров, ударили, замаскированные как раз на такой случай, трехдюймовые пушки — установленные на самодельные деревянные лафеты (подсказка Пакинхэма — английское изобретение периода бурской компании) стандартные противоминные орудия, пожертвованные японским флотом. Офицеры страны Восходящего Солнца предвосхитили появление противотанковой артиллерии примерно на два десятка лет — первый броневагон почти без паузы прошило навылет двумя снарядами: корабельное трехдюймовка Армстронга вполне солидно смотрелась бы и против танков начала Второй мировой.

Но сегодня у русского бронепоезда было надежное фланговое прикрытие. С моря по позициям японских артиллеристов ударили четыре шестидюймовки "Варяга". До полного подавления японцы еще успели только продырявить первый бронепаровоз "Муромца", но ни добить поврежденного противника, ни окончательно лишить его подвижности они уже не смогли… "Сисой Великий" тем временем спокойно и методично обкладывал шести- и двенадцатидюймовыми снарядами район вероятного расположения зловредной японской полевой батареи ведущей огонь шрапнелью…

Перейдя на бег русские солдаты ворвались на сопку, и вскоре добежали до японских траншей. Вернее до того места, где эти траншеи когда то имели место быть. Немногие уцелевшие и не потерявшие после обстрела способность соображать японцы, отстреливались до последнего патрона, после чего с криком "банзай" бросились в штыковую, встреченные очередями маузеров, бивших практически в упор. По ожившему было японскому "гочкису", снесшему первой очередью дюжину наших солдат, отработал Бурнос. Широко расставив ноги и наклонившись для компенсации отдачи вперед, он с рычанием выпустил с рук очередь на полленты, навсегда заткнувшую японский пулемет вместе с пулеметчиком.

Над сопкой взвился русский флаг. По этому сигналу команды пластунов покатили к сопке двухсотлитровые бочки с сюрпризами. Не прошло и двадцати минут, как первая развороченная бочка покатилась по склону в сторону японцев, оставляя за собой едкий, зловонный дым. Свежий морской ветерок медленно сносил белесую завесу на японские окопы. Попеременно со слезоточивым газом бросали и бочки с обычной дымовой завесой. Через полчаса пелена дыма и газа обещала стать достаточно плотной, чтобы прикрыть выход в атаку разворачивающихся в боевые порядки гвардейских полков.

— Михаил Александрович, а в этой песне, там где Михаил нас лично поведет…

— Это не я придумал, поверьте Алексей Алексеевич. Глас народа, так сказать…

Михаил не стал пояснять Брусилову, что на этой строчке настоял Балк, невзирая на все возражения того самого Михаила. "Проще любить не абстрактную Родину, но конкретную фигуру. А лучше вас на роль талисмана и символа армии не подходит никто". Михаил правда так и не понял следующей фразы — "при правильной личности ее "культ" должен пойти стране только на пользу".

На фоне восходящего солнца из утреннего тумана наконец проявился "Урал", ползущий на буксире у "Силача", "Свири" и "Роланда". Не доходя до пирса примерно сотню метров грузный, осевший гораздо ниже ватерлинии, раненный корабль окончательно сел на грунт. Видя тщетность дальнейших попыток сдвинуть с места десятитысячетонную махину, Балк — второй, которого Макаров, памятуя о том как он управлялся с "Фусо", отправил руководить этой операцией, сменил тактику. Рассудив, что его главная цель как можно скорее доставить на берег десант, он с помощью двух других буксиров подтащил к борту гиганта три доживавших свой век у дальнего причала угольных баржи. Первые две использовались в качестве плавучего пирса, а третья уже позволяла "дотянуться" до пирса реального. С борта крейсера-лайнера тем временем спускали многоячеистую сеть, по которой гвардейцы с полной выкладкой спокойно и без суеты перебирались вниз на баржи. Вскоре первые солдаты Семеновского полка протопав во скрипящим палубам и наспех набросанным деревянным настилам, предусмотрительно включенным в "хозяйство" Одесского морского батальона, попали наконец на берег.

К этому моменту здесь появился вспотевший и пропыленный, закончивший свои дела на сопке Василий Балк.

— Не зря Великий князь говорил Брусилову, что ты точно что-нибудь придумаешь! — приветствовал двоюродного брата Балк-третий, попутно уклонившись от могучего хлопка по спине, которым тот его приветствовал, — опять болтался на этой пыхтящей посудине там, где настоящие корабли стреляют друг в друга?

— Ну, не всем же на берегу отсиживаться, — ответно подколол Балк Балка.

— Отставить сцену братской любви! У нас тут война, а не пьеса "встреча братьев по оружию"! — неожиданно раздавшийся от причала зычный голос заставил обоих Балков обернуться. Однако с катера в след подходящему контр-адмиралу Рудневу, всем своим видом выказывавшего готовность к разговору на высоких тонах, уже неслось:

— Ваше превосходительство, Всеволод Федорович! На "Варяге" подняли сигнал лично для Вас, "Командующий просит срочно прибыть на "Аскольд"!

— Понял, спасибо, продолжайте наблюдение… Степан Осипович значит уже подошел, интересно, кто там с ним еще? Может быть уже сегодня Того свое и получит. Но сначала у меня получит еще кое-кто…

Ну, здравствуй, красавчик… Ох, и злой же я на тебя, Вася, за это трижды раздолбаное минное поле! Смерти нашей захотел что-ли? Или кромсаться в рукопашной с кучей злобных японцев тебе проще и приятнее чем один раз рубильник повернуть?

— Здравия желаю… Не руби повинну голову, Всеволод Федорович! Не досмотрел. Мой грех…

— Счастлив твой бог, Вася, что "Урал" на плаву остался… Ведь в самом конце, когда все уже сложилось, такую кашу нам заварить мог, блин!

— Федорыч, ну прости же Христа ради! Каюсь, не проверил сам радийный вагон, раздолбаям доверился…

— Ага… Раздолбаям. "Вот сниму с тябя медальку, да медалькой по мордам!" Откуда хоть это помнишь?

— Обижаешь, начальник…

— Так посочиняй на досуге! За копирайт все одно никто не спросит, да и веселее будет. А вот за "Урал" и семеновцев бы спросили. По-полной… Брата благодари. И… С победой вас, черти! Того мы развели в чистую! Эскадра Чухнина здесь. Вся! И мои углееды тоже. Так что теперь МЫ японцам условия ставить будем…

Все, я уехал к Макарову. А по раздолбаям и минным полям у нас теперь с тобой 1:1, если не возражаешь!

Выдержка из книги графа А.А. Толстого "Артурское Утро" (СПб, изд-во "Пальмира", 1954).

Письмо В.К. Михаила Александровича брату (фрагмент)

Комментарии графа А.А.Толстого

…произведённые на основании скучной бухгалтерской работы по учёту истраченных патронов, испорченных винтовок и пулемётов расчёты (на скуку я, впрочем, не жаловался — острых ощущений и увлекательных приключений за время осады Артура и Дальнего хватило с лихвой) повергли меня в настоящий ужас. Я трижды проверял и перепроверял с истинно германской педантичностью собранные для меня штабс-капитаном Штаккелем цифры. Отчаявшись, я обратился к наверняка известному тебе по рассказам доктора капитану Б.*

Он посмотрел на меня, поверь мне, Ники, как на ребёнка. Почти все цифры, к моему отчаянию, были поправлены им даже в сторону увеличения. Пять миллионов винтовок, сорок тысяч пулемётов, триста тысяч ружей-пулемётов и пистолет-пулемётов совокупно, шесть миллиардов патронов в мобилизационном запасе (и половина этого количества в ежегодном производстве во время большой европейской войны) — это непредставимо. Особенно когда вспоминаешь состояние нашей промышленности, казавшейся нам такой основательной и надёжной. И ведь я ещё не закончил подсчёты по расходу артиллерийских снарядов… Боюсь, что "снарядный голод" предстанет в цифрах такой ужасающей геенной, которую ты (и даже я, не испытывавший затруднений с поддержкой со стороны молодцов-артиллеристов из Артура и моряков с залива) не можешь представить.** А ведь ещё есть и новые виды вооружения и снабжения — механизация армии, развитие наших броневых экспериментов, удушающие газы, аэронавтика.

Кстати, известный тебе инициатор всей этой истории Р. предоставил мне при своём (крайне эффектном) прибытии в Дальний американскую газету с описанием полётов бр. Райт. За "адмиральским чаем" (зависть армии к комфорту моряков я полагаю вечной, впрочем, в капитанской каюте "Варяга" заботливо сохранён и покрыт лаком весьма крупный кусок обугленной и выгоревшей дубовой панели — память о прорыве и напоминание о "цене" этого комфорта) Р. немного рассказал мне о перспективах сих хлипких "этажерок". Говорил он со знанием дела, чувствуется его довольно фундаментальная подготовка в области воздухоплавания. По словам Р., первым человеком, с которым он хотел бы встретиться после окончания войны (за исключением тебя, разумеется) для продолжительной, вдумчивой и серьёзной беседы, является неизвестный мне, к сожалению, проф. Жуковский из Московского Училища.***

Возможно, в другое время я был бы воодушевлён открывающимися перед российской армией и флотом перспективами — но проклятые цифры повергали меня в уныние, и все чудеса науки сейчас для меня всего лишь деньги, время и люди, которых нем так не хватает для подготовки к грядущим испытаниям. Хватит ли у России сил оплатить счёт, который выставляет нам неумолимое будущее? Не надорвётся ли основа державы нашей — простой мужик — крестьянин, рабочий, мелкий мещанин?

Будучи брошен войною и в особенности осадою Дальнего в самую глубь народной солдатской массы, я осознал, сколь мало мы, призванные править Россией, знаем всю глубину и всю примитивность жизни огромного большинства нашего народа. Можешь ли ты представить, что некоторые солдаты из самых коренных российских губерний считают нахождение в армии (даже под неприятельским обстрелом) чудесным благом, ибо лишь в армии им впервые доводится досыта поесть (ежели, разумеется, интендант вороват хотя бы в меру)? Меня в самое сердце поразила услышанная от одного из крестьянских сынов ("одноножник" — так описал он семейный свой надел, дав единственным этим метким словом полную картину) поговорка "Коли хлеб не уродился — то не голод, а голод — когда не уродилась лебеда". Однако же за столь скудно питающее его Отечество он же готов драться с необыкновенным упорством и яростью.

Воистину, народное (в особенности крестьянское) долготерпение уступает только долготерпению Господню, но если дойти до его края — несомненно, гнев народный лишь гневу Господню и уступит. И если то напряжение, которое необходимо для сохранения Отечества возложить на тяглые плечи низших сословий — может статься, что предел сей может быть достигнут и без войны. В силах ли человеческих провести Россию по тонкой грани между катастрофой военной и катастрофой экономической? Уповая на Господа нашего я, тем не менее, знаю, что и Господь может отвернуться от России и её владетелей, буде неприлежание их переполнит чашу терпения.

Временами мне кажется, что та бездна, в которую я заглянул, соотнося скучные цифры и опыт схватки, когда от одного-единственного патрона или снаряда из миллионов может зависеть жизнь даже не одного, а сотен и тысяч человек, пожирает мои силы и волю.

Впрочем, Б. утешил меня чудной простонародной присказкой "глаза боятся, а руки делают" и предложил положить на другую чашу весов всю нашу Россию и миллионы жертв грозящей нам новой Смуты и заметил, что цена, в общем, невелика. Особенно, если, как он высказался, "немного меньше внимания уделять балету и красотам Ниццы".

Я понял, в чей огород был брошен сей увесистый камень, хотел было возразить, но не смог. К тому же Б. заметил, что во время второй, наверняка известной тебе войны, горец и его санкюлоты смогли перекрыть ужаснувшие меня цифры многократно. Я уже слышал от Б. о подростках, стоящих на ящиках у станков, о женщинах, ворочающих броневые плиты во имя избежания ещё худшей доли.

Ники, мы просто обязаны принять все меры, чтобы нарисованные Б. картины так и остались в моём (его, и, как я полагаю, твоём) воображении.

Ники, эта война уже близится к концу. Я не знаю, удастся ли нам избежать той, Б. уверен что нет, — но клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы к грядущим испытаниям мы подошли подготовленными настолько, насколько это только возможно. Ты можешь использовать меня тем способом, который сочтёшь благоразумным. Я видел маленький кусочек ада, когда японцы (я не могу называть их "узкоглазыми" — я сам слишком долго вглядывался в их смерть прищурившись, через прицел, так что в плане "косоглазия" мы с ними на равных) сотнями и тысячами ложились под беспощадным свинцом пулеметов и шрапнели. И если мы допустим чтобы так же, тысячами и миллионами, ложились под огнём русские солдаты — неважно, под немецким ли огнём, британским, своим же русским — тогда мы действительно недостойны перед лицом Господа владеть этой землёй.****

Я верю в тебя, брат, я верю в Вас, Ваше Императорское Величество. С нами Бог и Россия.

Михаил.

* Под литерой "Б" достоверно упоминается Василий Александрович Балк, в то время — командир Маньчжурского бронедивизиона. Остаются загадкой мотивы вопиющего нарушения адмиралом Рудневым-Владивостокским всех правил субординации, поставившим имеющего в то время чин подполковника по гвардии В.К. Михаила под начало флотского капитан-лейтенанта. Возможно, сыграл свою роль так называемый "флотский шовинизм", поскольку инициатором создания бронедивизиона выступал флот, возможно — специфика нового на тот момент рода войск, связанного с техникой, более привычной флотскому, нежели сухопутному офицеру, возможно — недостаток боевого опыта Великого Князя. Вероятнее всего, адмирал Руднев руководствовался всеми этими резонами.

Как бы то ни было, в достаточно короткий срок после прорыва дивизиона в Артур, Великий Князь довольно скоро, по мнению большинства исследователей, фактически возглавил войска первой линии, оставив за Балком в основном руководство технически сложными вооружениями.

Выражаемое некоторыми отечественными и зарубежными исследователями мнение о том, что так называемая "Михаиловская" тактика обороны разработана и внедрена именно Балком, не выдерживает никакой критики. Флотский офицер Балк до получения опыта боевых действий на сухопутье просто не имел возможности изучить в достаточной мере армейскую тактику и законы войны на суше. К тому же сам Балк неизменно опровергал подобные слухи, указывая на Великого Князя как на истинного автора всех применённых в войне тактических новаций, оставляя за собой лишь некоторые технические приоритеты.

**Интересно, что подразделения В.К. Михаила никоим образом не испытывали недостатка в артиллерийской поддержке. Вероятно, предположение об ожидающемся в будущих войнах "снарядном голоде" сделано им по результатам наблюдения за действительно испытывавшими жестокую нехватку боеприпасов японскими войсками. Сам термин "снарядный голод", вероятно, является эмоциональной калькой японского термина "dangan-no-futtei". Однако японские проблемы проистекали не из недостаточности производства, проявившейся затем в Великой Войне, а, скорее, из успешных действий на японских коммуникациях как русского флота на море, так и русских казачьих отрядов в оперативном тылу японской армии. Тем ярче вскрывается перед нами экономический и военный гений Михаила Александровича, сделавшего столь глубокие выводы из анализа довольно локального, хотя и эпического, сражения.

***Не существует данных о довоенном увлечении воздухоплаванием адмирала Всеволода Федоровича Руднева-Владивостокского, совершенно точно скрывающегося в данном тексте под литерой "Р". Однако действительно сделанное им летом 1905 года воздухоплавательному кружку профессора МВТУ Жуковского крупное денежное пожертвование из "призовых" средств на строительство аэродинамической трубы, теоретические и экспериментальные исследования аэродинамики, вопросов прочности и теории полёта можно считать отправной точкой в развитии всей русской аэронавтики. Более подробно о роли адмирала Руднева в становлении русской авиации читатель может узнать из книги "Русский Дедал" (граф А.А, Толстой, СПб, изд-во "Пальмира", 1949)

****Вероятно, речь идёт о кошмарах, посещавших, по словам очевидцев, В.К, Михаила в бытность раненым при отражении японской атаки при обороне Порт-Артура. Детали этих видений разнятся в описаниях очевидцев, как и обстоятельства ранения, однако многие отмечают, что после недельного лечения (возможно, с применением препаратов опиума) В.К. Михаил несколько раз проговаривался о картинах ужасного будущего России, якобы открывшихся ему.

В данной записке интересно, что Михаил называет источником видений капитана 2-го ранга Балка. Однако большинство исследователей сходятся на том, что нечеловеческое напряжение при сдерживании многократно превосходящих японских сил и впечатляющие расчёты по тактике и боевому обеспечению войск (см. т. н. "Записку Михаила"), проведённые В.К. Михаилом на основании опыта боёв, стали тяжёлым испытанием для его психики, выразившемся в навеянных синдромом тревожности видениях. Упоминание же Балка вызвано подсознательным отторжением кошмаров, стремлением перенести их на кого-либо другого.