Старик я! Мой шаг слаб, в ногах дрожь, вперед я

Могу лишь тихонько идти, еле-еле.

И то мне большой труд, скрывать я не стану!

Проворства пропал след, годами согбен я.

Тяжел на подъем: нынче, сил нету прежних.

Ох, старость — не радость, ох, дряхлым беда быть!

Несет сколько злой доли тем, кто уж стар стал.

Сказать все и сил нет, и слишком уж долго…

Да вот невдомек мне, чего ж это дочь вдруг

Меня так поспешно к себе просит нынче!

И что тут? Веда в чем? К чему так спешить мне?

Но, кажется, сам я уж знаю, в чем дело.

Опять с мужем спор, верно, стал слишком жарким.

Таков нрав тех жен, что с приданым вошли в дом

Супруга, — хотят, чтоб рабом стал для них он…

Совсем без греха тут и муж не бывает,

К тому же терпенью жены есть предел ведь.

Когда ж звать отца дочь без толку захочет!

Вины мужа тут есть, наверно, немало.

Сейчас все узнаю. Стоит дочка здесь уж,

А вот муж поодаль. Мрачней тучи, вижу!

Ну так, как я и думал. Позову к себе я дочку.

Здравствуй, милый мой отец.

Здравствуй. Все ль благополучно здесь? И почему зовешь?

Ты мрачна, а он рассержен, и стоите оба врозь?

Почему-нибудь, наверно, вы поссорились опять.

Ну, кто прав, а кто виновен, говори без долгих слов.

Я ни в чем не погрешила.

Вот тебе мой первый сказ.

Но остаться здесь и дольше мучиться не в силах, я.

Уведи, меня отсюда!

Почему ж?

А ни во что

Здесь меня не ставят.

Кто же?

Муж, тобою данный мне.

Значит, снова перебранка? Сколько раз я повторял:

Ваших жалоб друг на друга больше слышать не хочу!

Как же избежать мне жалоб?

Стоит только захотеть.

Сколько раз уж говорил я. Мужу угождай во всем,

Не следи, куда идет он, что он делать собрался…

Но завел он здесь гетеру по соседству!

Ну так что ж? За твое шпионство мог бы нескольких он завести.

Но он пьет там!

Что ж, прикажешь, чтоб он вовсе бросил пить

Там, иль тут, иль где угодно? Что ты обнаглела так?

Право, не хватало только, чтоб он в гости не ходил

И к себе гостей не смел бы приглашать. Да что он, раб

Или муж тебе? Ты: рада б дать ему дневной урок,

Посадить среди служанок и заставить пряжу прясть.

Призвала я адвоката, видно, мужу, не себе.

Ты меня возьми в защиту.

Если провинился он,

Обвиню его гораздо строже, чем тебя винил,

Но ведь в платьях, в украшеньях, и в служанках, и в деньгах

Ты не видишь недостатка, что ж ты злишься на него?

Да из ящиков крадет он драгоценности, плащи.

Он меня совсем ограбит, все таская для гетер.

Если правда, это скверно; если нет, то ты скверна,

Обвиняя невиновных.

Видишь, держит он мой плащ.

Я узнала о покраже, вот он и принес назад.

Все сейчас я разузнаю; с ним самим поговорю.

Мой Менехм, тебя прошу я, в чем: тут дело, объясни.

Ты грустишь, она сердита, и стоите оба врозь.

Слушай, старец, кто б ты ни был.

Я Юпитером клянусь

И богами остальными…

В чем же ты клянешься так?

Что ничем я не обидел: этой женщины. Она ж

Уверяет, что украл я плащ из дома у нее.

Да пускай меня отныне все несчастья поразят,

Если был я хоть минуту в доме, где она живет.

Что ты, что ты, сумасшедший, накликаешь на себя.

Будто не был в этом доме, где ты сам всегда живешь.

Что, старик, вот в этом доме я, по-твоему, живу?

Иль неправда?

Да, неправда.

Видно, шутки шутишь ты.

Разве выехал отсюда ночью?

Дочка, подойди.

Выехали вы отсюда, правда?

Что ты, для чего?

А почем я знаю?

Видишь, он смеется над тобой.

Ну, Менехм, довольно шуток.

К делу перейдем теперь.

Нет, скажи, чего ты лезешь?

Кто ты: и откуда ты?

За какие преступленья вы изводите меня?

Вот, глаза позеленели, и на лбу и на висках

Разлилася желчь, ты видишь?

Видишь, как блестят белки?

Думают, что я безумен? Что же, ладно, в добрый час.

Сам прикинусь я безумным и отделаюсь от них.

Рот открыт, руками машет, — что же делать мне, отец?

Подойди ко мне, родная, и подальше от него.

О Иакх, о Бромий, в чащу на охоту ты зовешь.^[269]

Слышу, слышу, но не в силах я уйти из этих мест.

Псица яростная слева стережет мои шаги,

А козел бодливый справа. Он уж многих на суде

Погубил невинных граждан показаньем, полным лжи.

Чтоб ты лопнул!

Вот вещает повелитель Аполлон

Взять воспламененный факел, чтобы выжечь ей глаза.

Ай, ай, ай, отец, ты слышишь, выжечь мне глаза грозит.

Говорят, что я безумен, а ведь сами без ума.

Дочка, горе!

Что ж нам делать?

Не позвать ли мне рабов?

Пусть его скорее схватят, свяжут, унесут, запрут,

Чтобы натворить не мог он больших бед.

Ты прав, спеши.

Что-нибудь придумать надо, чтоб меня не унесли.

Ты велишь мне, что есть силы, исковеркать ей лицо,

Если тотчас не успеет с глаз моих убраться прочь…

Аполлон, приказ исполню!

Убегай-ка поскорей! А не то ведь поколотит.

Убегу, а ты смотри,

Чтобы не ушел он.

Вот уж вправду горький мой удел!

Эту выгнал я недурно.

(Громко.)

А теперь ты мне велишь,

Чтобы дряхлый нечестивец,

Кикнов сын…^[270] чтобы ему,

Бородатому Тифону,^[271] посох выхватив из рук,

Раскроил я череп, кости раздробил.

Эй, берегись! Ты меня не смей касаться, подходить ко мне не смей.

Твой приказ исполню снова. Нападу на старика

И двуострою секирой внутренности раскрошу.

Ну, теперь пора беречься и скорее убегать.

А не то, боюсь, угрозу выполнит и вправду он.

Аполлон, приказ твой труден. В колеснице лошадей

Необъезженных и диких ты велишь теперь мне стать,

Чтоб беззубый и вонючий этот лев раздавлен был?

Я всхожу на колесницу, вожжи взял, и бич в руке.

Мчитесь, кони, быстро мчитесь, пусть раздастся звон копыт,

Ноги легкие согните, напрягите и вперед!

Мне грозишь ты колесницей!

Снова, снова, Аполлон,

На него велишь напасть мне, опрокинуть и убить.

Кто ж, однако, мне вцепился в волосы и вдруг низверг

С колесницы, нарушая твой приказ, о Аполлон!

Старик

Уж вот болезнь ужасная, воистину!

Ведь был еще недавно он совсем здоров —

И вот такое сразу сумасшествие!

Пойду-ка поскорее вызвать лекаря.

Ну, наконец-то удалились с глаз моих

Принудившие здравого безумствовать!

На палубу скорее, благо вырвался!

Вы ж, господа, не говорите старому,

Какой отсюда убежал я улицей.