на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Комментарии

1

У песни вариант:

Били доброго молодца на правеже

На жемчужном перехрестычке [57]

Во морозы во хрещенские.

Во два прутика железные.

 Он стоит удаленький, не тряхнется,

 И русы кудри не шелохнутся,

 Только горючи слезы из глаз катятся.

 Наезжал к нему православный царь,

 Православный царь Петр Алексеевич.

 Не золотая трубынька вострубила,

 Не серебряна сыповочка возыграла,

 Тут возговорит царь Петр Алексеевич:

 «Вы за што добротнова казните?

 Бьете-казните казнью смертною?»

 Тут возговорят мужики приходские:

 «Уж ты гой-еси, православный царь,

 Царь Петр Алексеевич!

 Мы за то его бьем-казним:

 Он покрал у нас Миколу-то Можайскова

 И унес казны сорок тысячей».

 Тут возговорит добрый молодец:

 «Уж ты гой-еси, православный царь,

 Православный государь Петр Алексеевич,

 Не вели меня за слово казнить-вешати,

 Прикажи мне слово молвите,

 Мне себя, добра молодца, поправите,

 Не я покрал у них Миколу-то Можайскова,

 И не я унес у него золоту казну,

 А покрали его мужики-кашилы.

 Только случилося мне, доброму молодцу,

 Это дело самому видети.

 Гулял я, молодец, по бережку

 На желтом песку, при мелком леску,

 И увидел, что они делят казну,

 Не считаючи делят — отгребаючи.

 У меня, у молодца, сердце разгорелося,

 Молодецкая кровь раскипелася,

 Ломал я, молодчик, мостовиночку дубовую,

 Перебил я мужиков до полусмерти,

 Иных прочих чуть живых пустил

 И взял я у них золоту казну.

 Взявши казну, стал пересчитывать:

 Насчитал казны сорок тысячей».

 Тут не золота трубынька вострубила

 Не серебряна сыповочка возыграла,

 Как возговорит надежа — православный царь,

 Православный государь Петр Алексеевич:

 «Ты куда такову казну девал?»

 Тут возговорит добрый молодец:

 «Уж ты гой-еси, православный царь,

 Православный царь, Петр Алексеевич,

 Прогулял я во кружале

 Со голытьбою со кабацкою!»

2

В Холмогорах (Арх. г.) мне удалось записать еще вариант этой песни древнейшего происхождения:

 Мой сизой голубчик,

 Ты зачем, для чего

 В садик не летаешь?

 Буйным ветром

 Сизого относит,

 Частым дождем

 Крылья-перья мочит.

 Мой миленькой,

 Мой милой дружочек!

 Ты пошто, для чего

 Редко в гости ходишь:

Твой отец да мать

 Тебя не спускают,

 Род они, племя

 Тебе запрещают?

 Сидел-посидел

 Удалой молодчик

 В темной темнице.

 У той у темной, у темной темницы

 Ни дверей нету, нету ни окошек,

 Еще в ней нету ни красна крылечка,

 Только есть одна труба дымовая,

 Из той трубы дым-от повевает,

 Меня молоду горе разбирает.

 Пойду я, млада, с горя в зелен садик,

 Пойду-возьму я ключи золотые;

 Отопру я сундуки-ларцы кованы,

 Возьму денег ровно сорок тысяч,

 Стану дружка-дружка выкупати.

 Из неволюшки его выручати,

 Грозен судья, судья-воевода,

 Моей казны-казны не примает,

 Меня молоду горе разбирает!

 Пойду молода я с горя в чисто поле,

 Пойду, нарву я лютого коренья,

 Буду, стану я судью опоити.

3

Вот в каком виде являются эти три песни в Сибири на каторге:

I.

 По горам, горам

 По высокиим,

 Млад сизой орел

 Высоко летал,

 Высоко летал,

 Жалобно кричал.

 Во строю солдат

 Тяжело вздыхал:

 «Мне не жаль, не жаль

 Самого себя,

 Только жалко мне

 Зелена сада.

 Во зеленом саду

 Есть три деревца:

Первое деревцо —

 Кипарисово,

 Другое деревцо —

 Сладка яблонька,

 Третье деревцо —

 Зелена груша.

 Кипарис древо —

 Родной батюшка;

 Сладка яблонька —

 Родна матушка.

 Зелена груша —

 Молода жена.

II.

 Как по морю-моречку по Хвалынскому

 Плывут, восплывают тридцать кораблей:

 Один-от кораблик поперед бежит,

 Он бежит-бежит, соколом летит.

 На том ли на кораблике Рыжков атаман.

 «Гребите вы, молодцы, подгребайте,

 Своих белых рученек не жалейте!

 Как за нами, за молодцами, три погони:

 Первая погонюшка — то солдаты,

 Вторая погонюшка — то гусары,

 Третья погонюшка — донски казаки.

 Первой погонюшки не боюся,

 Второй-то погонюшки не страшуся,

 Третьей же погонюшки я боюся».

 То не пулечка свинцовая пролетает,

 Не калено ядрышко прилетает.

 Атамана Рыжкова убивает.

III.

 Не шуми-ка ты, не греми,

 Мать зелена дубравушка!

 Не мешай-ка ты, не мешай

 Мне, молодцу, думу думати!

 Ах, приходит же на дубравушку,

 Приходит невзгода.

 Вот невзгодушка да на дубравушку —

 Зимонька холодна.

 Исповысушит, исповыкрутит

 Все листья-коренья

 Как на крутеньком и на прекрасненьком

 Был я на ярочке,

 Как на желтеньком на рассыпчатом

 На мелком песочке.

 Что не черные-то в поле

 Вороны слетались, —

 Слеталися-собиралися

 Молодцы ребятушки.

 Вы солдатушки, вы молоденьки,

 Вы новобраны!

 Получили ли вы, ребятушки,

 Царские присяги?

 Что ж ты, реченька, что ж ты, быстрая,

 Долго не проходишь?

 Ледок тоненький, ледок осенненький

 Долго не проносишь?

 Наших милых голубушек

 Долго не провозишь?

 Наши милые голубушки

 Сами переедут.

Известная былина-песня «Соезжает князь Михайло со широкого подворья… рассказывающая об убийстве свекровью невестки, в сибирских тюрьмах известна до мельчайших подробностей и даже представляет лучший, полнейший вариант. В Сибири одно убийство служит поводом к двум новым убийствам:

 Вынимает князь Михайло

 Из ножон булатный ножик:

 Он пронзает свое сердце,

 Он пронзает ретивое.

 Как возговорит его матушка родима:

«Ахти, злодейка я, согрешила,

Три души я погубила:

Се-де сына, се невестку,

Се младенца во утробе!»

4

Отрывки эти, оставшиеся в сибирских тюрьмах, принадлежат песне, сохранившейся в целом виде на Волыни и записанной там Н. И. Костомаровым:

Повернулся я з Сибиру,

Не ма мине доли,

А здаеться, не в кайданах (в кандалах),

Еднак же в неволе.

Следят мене в день и в ночи,

На всяку годину:

Негде мене, подетися,

Я от журбы гину.

Маю жинку, маю дети,

Хочь я их не бачу,

Як згадаю про их муку,

То гирько заплачу.

Зибрав себе жвавых (т. е. резвых) хлопцив,

И що ж мине з того?

Заседаю при дорозе,

Жду подорожного?

Чи хто иде, чи хто еде —

Часто дурно ждати:

А так треба в лесе жити,

Бо не маю хаты.

Часом возьму з богатого —

Убогому даю.

А так гроши поделивши,

Я греха не маю.

Зовут меня разбойником

Кажут — разбиваю.

Я ж никого не забив,

Бо сам душу маю.

Асессоры, справники

Все меня гоняют,

Билып вони людей забили,

Ниж я грошей маю.

Пишов бы я в место, в село:

Всюду меня знают —

А бы б только показався,

То зараз поймают.

А так треба стерегтися, —

Треба в лесе жити, Х

очь здается свет великий —

Негде ся подити.

5

Песня эта, как взвестно, у нас переводилась Козловым, М. И. Михайловым», г. Минаевым, Гольц-Миллером, также переведена Мицкевичем на польский язык, но все-таки та роскошь поэзии и полнота картин, ко- торыми обладает подлинник, не были вполне переданы никем. Лучший перевод Михайлова обладает легкостью стиха и чувством, но сокращает картины. Подстрочный перевод Гольц-Миллера подражает подлиннику, но теряет легкость и размер. Вероятно, трудность перевода состоит в том, что английский язык слишком сжат и выразителен. Так, например, строки:

The night-winds sigh, the breakers roar

And shrieks the wild sea-mew

т. е. «Ночной ветер стонет, шумит бурун и дикая морская чайка несется надо мною с пронзительным криком», или

And now I’m the world alone

Upon the wild, wild sea

«И опять я один в мире среди этого широкого, широкого моря», и другие подобные выражения не могли сохраниться со всею силою чувства, полнотою картины и мысли.

6

«Записки из мертвого дома», с. 228.

7

Песня даже изображает Травина мифическим героем:

Как выехал наш Травин

На охоту сам один;

Как забрал табун Травин

В сорок тысяч сам один.

Затем он попался в острог и наконец бежал.

И выехал наш Травин

Он в параше сам один.


С. В. Максимов. Тюремные песни | Песни каторги |