Глава 11. ДВОР СЛОМЛЕННОГО КОРОЛЯ

Ларайин проснулась в незнакомом холодном месте. Сознание вернулось постепенно, по пятам за ним пришло понимание, где она находится, а следом хлынула паника. Она хотела свернуться в клубок и исчезнуть, сбежать, умереть, сделать что угодно, лишь бы не оставаться здесь. Но она не могла. Тяжелые круглые оковы врезались в плоть и сковывали ее, как животное. Мрачный, но мелодичный голос заговорил где-то вблизи:

– Физическое сдерживание всегда лучше альтернатив. Мы могли бы просто отключить контроль над мышцами и запереть тебя внутри собственного неуправляемого тела, но это менее эффективно. Примитивная часть мозга, животная часть, с которой, как я уверен, ты хорошо знакома, лучше всего активируется физическими ощущениями. Ужас, запертый внутри, чрезмерно пассивен, хотя, конечно, он тоже может играть свою роль. Теперь открой глаза, иначе мне придется отрезать тебе веки, а я не хочу этого делать. Если ты откроешь глаза, то, обещаю, это тебе не навредит.

Глаза Ларайин невольно распахнулись, и она обнаружила прямо перед собой лицо, как будто явившееся в кошмаре. Мертвенно-белая фарфоровая кожа, туго натянутая на острые нос и подбородок, впалые морщинистые щеки и высокий лоб. Между худыми щеками растянулась улыбка, невероятно похожая на акулий оскал. Глаза казались совершенно черными ямами, в которых виднелись только несколько случайных отблесков света, спасшиеся из их голодных глубин.

– Вот так-то лучше, – сказал кошмар. – Я – мастер Беллатонис, и ты в моей власти. Мы с тобой будем творить такие чудеса, что наши имена будут помнить и через многие эпохи. В моих руках ты, милая, уподобишься своей драгоценной Ише, что создает новую жизнь.

Лицо на миг уставилось куда-то вверх, и Ларайин с трепетом проследила за его взглядом. Над ней свисало что-то вроде двух шкафов со стеклянными передними стенками. Один был пуст, в другом находился красный от крови скелет, покрытый клочьями плоти, как будто его объели падальщики. Ларайин никогда не боялась мертвецов, ведь смерть была частью жизненного цикла. Но, когда труп зашевелился и захлопал бескожими руками по хрустальной крышке, она закричала, как перепуганный ребенок. Беллатонис издал мрачный смешок.

– Строго говоря, мы, скорее, восстановим старую жизнь, – признал он. – Не обращай внимания на архонта Крайллаха. Он просто очень ждет, когда мы начнем.

Губы Ларайин зашевелились, как будто она пыталась что-то сказать. Гемункул снова перевел взгляд на нее.

– У тебя есть вопрос, милая моя? – сказал он с обезоруживающей вежливостью. – Или, может быть, просьба? Я дам тебе что угодно, но, боюсь, за исключением свободы.

– Почему вы это делаете? – спросила она с детской наивностью. Только самое черное сердце не дрогнуло бы от ее невинности. Беллатонис обладал чернейшим из сердец, но даже его ответ звучал на удивление незлобиво:

– У разных личностей разные причины, дорогая. Кто-то хочет возродить утраченную славу, кто-то – изменить существующее положение вещей, кто-то хочет навредить другим. Что же касается меня, то я делаю это по наиболее личной из всех причин – потому что мне это нравится, и потому что я могу.

Иллитиан оглядел выживших участников миссии на Лилеатанире. Услышав их доклад, он испытывал смешанные эмоции. Он приказал им явиться в потайной закоулок рядом с новой лабораторией Беллатониса. Как только слуги гемункула поспешно оттащили прочь плененную миропевицу, прибыл Иллитиан, чтобы выслушать рассказы агентов, пока тем лечили раны. То, что они поведали, предоставило ему богатую пищу для размышлений. Он тщательно изучил узел эмоций внутри себя и хирургически рассек его, чтобы добраться до самого главного.

Здесь было, конечно же, облегчение, в основном потому, что ему больше не надо было искать агентов или думать, кто мог их поймать. Была и гордость за то, что его план оказался успешным, и что удалось добыть катализатор, который требовался мастеру-гемункулу. Несмотря на многочисленные препятствия, этой необычной группе удалось все преодолеть, хотя во многих случаях им скорее помогла удача, чем умение. Однако чувство облегчения было подпорчено растущей тревогой.

Вызвало ее не разрушение, которому подвергся девственный мир – Иллитиана нисколько не волновало, что осквернение Мирового Храма Лилеатанира вызвало у планеты конвульсии, которые, вероятно, отбросили его тщательно рассчитанное развитие на тысячи лет назад. На самом деле он даже неосознанно гордился тем, что сыграл свою роль в этом злодеянии. Нет, его беспокоила грандиозность тех сил, которые были выпущены на свободу так быстро, будто ждали этого. Впервые Иллитиан начал по-настоящему чувствовать, насколько мощные энергии Беллатонис хотел использовать для оживления Эль’Уриака. И снова к нему вернулось эхо слов карги, предупреждающей о Разобщении. После историй о Лилеатанире опасность вдруг стала куда более реальной.

Иллитиан тихо вздохнул, тщательно стараясь сохранить спокойное выражение лица. Одна из тринадцати основ мести гласила: «однажды взявшись за дело, не бойся клинка». Иллитиан не раз советовал своим союзникам без раздумий браться за самое мощное оружие, какое только можно найти, но теперь он сам засомневался. Ему надо было чем-то занять себя, чтобы отвлечься от этой мысли, и он переключил внимание на маленькую деталь головоломки, которая не сходилась с остальными.

– А что с тем существом, которое помогло вам в Паутине? – спросил Иллитиан. – Оно видело, как вы унесли миропевицу, и при этом осталось в живых. Почему? Кто это?

– Я не знаю, как его зовут, мой архонт, – с готовностью ответил Синдиэль, слегка помедлив на титуле, как будто впервые попробовал что-то на вкус. – Я даже не знаю, мужчина это или женщина, но другие странники его знали. Когда они говорили о нем, а это было нечасто, то называли его Пестрый, как будто это было все, что нужно о нем знать.

Иллитиан подавил желание ударить отступника. Простодушная фамильярность, с которой он говорил, и явное невежество были оскорбительны, и кабалит на его месте подвергся бы суровому наказанию. Иллитиан тщательно затушил свои чувства, прежде чем ответить. Щенок неопытен, и сейчас не время переучивать его.

– Я опрошу источники, которые могут просветить меня более подробно, – едко сказал он. – А сейчас, я считаю, надо немедленно приступать к следующей фазе моего плана. Судя по этой Пестрой личности и охранникам, которые сбежали от вас в Железном Шипе, можно предположить, что тиран уже прослышал о вашей миссии. Значит, нам надо действовать до того, как Вект начнет воображать себе, что мы можем сделать с пленной миропевицей. Если он просто потребует ее в качестве дани, то план погиб. Чтобы не подвергать его дальнейшей опасности, я намерен использовать вашу группу для следующей фазы. Все вы, кроме Ксириад, не из моего кабала, и я не могу заставить вас отправиться на новую миссию, которая несомненно будет весьма опасна, но знайте, что ваше повиновение тысячекратно воздастся в случае успеха, – Иллитиан сделал паузу и поглядел на каждого агента, прежде чем продолжить. – Также вы должны знать, что отказ повлечет за собой мое вечное неудовольствие.

Морр первым нарушил повисшее молчание.

– Когда восстановится архонт Крайллах? – спросил он. – Беллатонис сказал мне, что не может начать процесс, пока вторая фаза плана не будет завершена.

– А что в нее входит? – спросил Синдиэль, чем заработал резкий взгляд от Иллитиана.

– Надо достать реликвию, – ответил Морр. – Из очень опасного места. Это все, что тебе следует знать.

– Именно, – подхватил Иллитиан. – Подготовительные меры, которые поспособствуют вашему успеху, уже произведены. Нет никаких причин задерживаться.

– Я пойду, – тут же вызвался Морр, чем удивил Иллитиана.

– Ты, возможно, мог бы лучше послужить своему архонту, следя за тем, чтобы Вечное Царствие не разорвало себя на куски, пока тебя нет.

– Необязательно. Я отдам приказы своим братьям, которые служат Крайллаху, и они будут хранить мир до тех пор, пока я не вернусь с возрожденным архонтом.

Один за другим согласились и остальные: Ксириад из верности, Аэз’ашья из любопытства, Синдиэль и прочие из страха перед гневом Иллитиана.

– Очень хорошо, – Иллитиан сделал жест стражникам, и те вынесли вперед узкий черный ящик. Он открыл его, внутри оказался ряд серебряных амулетов. Каждый из них состоял из простой цепочки и гладкого драгоценного камня, который висел в вычурной оправе в виде когтей. В глубинах камней плавали и мягко светились внутренние огни, и от них исходило притяжение, которое ни с чем нельзя было спутать. Плененные души.

– Камни духа… – со страхом прошептал Синдиэль.

– Именно, – Иллитиан открыто наслаждался смятением отступника, пока наконец не захлопнул крышку. – Они настроены так, что их содержимое замаскирует ваше присутствие и полностью защитит вас от… воздействия того места, куда вы должны отправиться. Мои стражники отведут вас к подходящему порталу, как только вы будете готовы к путешествию. Запомните: не надо слишком долго там задерживаться.

Иллитиан развернулся и вышел, оставив шкатулку с амулетами и дюжину вернорожденных воинов, которые должны были проводить агентов на следующую часть их странствия. Он какое-то время размышлял о наполовину законченных, поспешно доведенных до работы талисманах, и о том, смогут ли они действительно помочь на практике. Был риск – но всего лишь один из рисков, на которые он был вынужден пойти. Он успокоил себя мыслью о том, что даже если амулеты всего лишь убедили агентов в возможности выжить в Шаа-доме, то уже сыграли значительную роль в достижении цели.

Недавно отросшими глазами Крайллах голодно глядел на белую фигуру на плите под собой. Бескожие руки шарили в воздухе в поисках ее тепла, но хватали лишь холодный неподатливый хрусталь, испачканный его собственной бледной кровью. Архонт чувствовал тонкий эфирный ручеек жизни и энергии, струящийся от нее под воздействием ее смятения и дискомфорта.

Крайллах жадно лакал из психического потока, мучительно желая испить полную чашу жизненной силы, которую чувствовал в этом хрупком теле внизу. В его ослабленном состоянии она казалась обещанием близкого рая, теплым океаном чувств, в который он жаждал нырнуть и достичь возрождения. От бессилия он тщетно бил окровавленными кулаками по хрусталю и слабо хрипел проклятья. Одетый в черное гемункул и его мечущиеся туда-сюда прислужники-развалины не обращали на него внимания.

– Кто оставил все эти царапины на стенах? Они повсюду.

– Демоны. Архонт Когтя Кириикс попытался заключить с демонами союз, чтобы они помогли ему свергнуть тирана. Но план обернулся против него, и он оказался заперт здесь вместе с ними.

– Это… о боги, это ужасно. Все погибли?

Аэз’ашья фыркнула.

– Только счастливчики.

Синдиэль молча вобрал в себя эту информацию. Извилистые проходы, по которым они следовали, и до этого вызывали клаустрофобию, а теперь давили вдвое сильнее. Он начал понимать, что мудрость Комморры, как она есть, передавалась посредством жестоких сказаний о проваленных и успешных заговорах, неосторожных лидерах и мстительных семействах. Знание надо было искать среди темного гобелена интриг и контр-интриг, которые десять тысяч лет оплетали весь город.

Он всеми силами старался подружиться с Аэз’ашьей. Поначалу его вело простое вожделение. Он ни разу не встречался с эльдаркой, которая была бы столь живой и страстной, и это разжигало в нем чувство, неведомое доныне – желание обладать чем-то и не допускать до этого никого больше. Аэз’ашья понимала его намерения, принимала их и, казалось, получала бесконечное удовольствие от того, что попеременно потакала ему и издевалась над его неуклюжестью девственника. Это поначалу беспокоило Синдиэля, пока он не понял, что она практически также ведет себя с любым мужчиной, включая юнца с жестким лицом, которого звали Харбир, и внушающего ужас инкуба, Морра. При этом ведьма старательно игнорировала уродливого прислужника, который держался рядом с Харбиром, как будто тот не стоил ее внимания – что было вполне вероятно, учитывая, как слуга постоянно пресмыкался перед ней.

Аэз’ашья была настоящим кладезем знаний о реалиях жизни в Темном Городе, и, похоже, ей очень нравилось просвещать Синдиэля. Однако ее ответы на вопросы о Комморре начали казаться ему довольно предсказуемыми. Характер расы окрашивал все. Когда он спросил, почему они не использовали портал или летающий транспорт, чтобы добраться до Когтя Кириикс, ведьма посмеялась над ним.

– Если бы мы хотели, чтобы все в городе знали, куда мы идем, то можно было бы объявить это куда более простым способом. Враги Иллитиана попытались бы помешать нам просто из принципа. Все машины, улетающие из крепости Белого Пламени, под наблюдением, все порталы охраняются, поэтому мы идем пешком. Просто так оно и есть.

Просто так оно и есть. Даже сильным мира сего приходилось жить как преследуемым животным, ибо на них действительно охотились те, кто обладал меньшим могуществом. Вся иерархия Темного Города пребывала в постоянном движении, ибо те, кто был выше, подавляли тех, кто ниже, а низы стремились восстать любым возможным способом.

Личность Аэз’ашьи была такой же гладкой и непроницаемой, как обточенный рекой камешек. Она, судя по всему, жила лишь настоящим моментом, не думая о будущем, кроме того, что было непосредственно вызвано ее действиями. Да и об этом она не слишком задумывалась. Насколько мог сказать Синдиэль, она не знала покоя, и если ей слишком долго было нечего делать, это заканчивалось втыканием ножей в кого попало. Ведьма постоянно искала новую дозу адреналина. Влечение Синдиэля начало угасать, но он по-прежнему чувствовал к ней приязнь.

– Значит… то место, куда мы сейчас идем, оно считается хуже, чем это?

– Гораздо хуже. Говорят, что после того, как Вект разрушил Шаа-дом, демоны так и не покинули его.

Сначала было холодно и невозможно дышать, через миг чувство сменилось на влажную жару. Агенты Иллитиана оказались на обочине широкой улицы. Под ногами лежали почерневшие камни, искаженные останки деревьев и статуй, словно когти, рассекали бурлящие небеса. В воздухе висела густая скверна варпа, и сама реальность ощущалась болезненной, грязной. Горизонт озаряли неземные огни, в воздухе витали хлопья пепла.

Харбир мог с трудом разглядеть оболочку, которую создавал вокруг него защитный амулет – неуловимое сияние, которое мерцало на краю восприятия и не внушало особой уверенности. Он оглянулся на остальных и увидел, что все, кроме Морра, нервно озираются. Инкуб же, как всегда, выглядел невозмутимым, несмотря на ненормальность того, что их окружало.

– Дворец Эль’Уриака находится в самом сердце пепелища, – прогремел он. – Надо двигаться побыстрее, прежде чем наше прибытие заметят.

– У нас есть что-то, хотя бы напоминающее план? – спросил Синдиэль с наигранным весельем.

– Добраться до дворца, не попасть в когти демонам, а потом импровизировать, – сладким голосом предложила Аэз’ашья.

Найти дорогу было несложно. Жар незримого разлома чувствовался кожей даже на расстоянии, и вечные огни освещали их путь. Отряд осторожно двигался по разоренным проспектам и бульварам, стараясь найти равновесие между скоростью и скрытностью. По мере продвижения путь становился все сложнее, и все чаще приходилось отступать и обходить завалы обломков. Разрушенный город выглядел заброшенным, но им никак не удавалось стряхнуть с себя ощущение, что кто-то наблюдает со стороны.

Ксириад первой заметила одного из бездушных. Это была ужасно истощенная фигура, сидящая на тротуаре впереди, которая охватила руками колени и тихонько покачивалась. Существо подняло голову при их приближении и начало озираться светящимися голодными глазами, бездумно двигая отвисшей челюстью. Оно чувствовало чье-то присутствие, но, похоже, не могло воспринимать их по-настоящему. Бездушный разочарованно заскулил и начал метаться по сторонам, выискивая души, которые чуял неподалеку. Агенты обошли существо стороной и двинулись дальше. Синдиэль то и дело оглядывался на него.

– Это происходит, когда… Она… забирает душу, да? – шепотом спросил он Аэз’ашью.

– Если повезет, – ответила она. – У этого хотя бы клочок разума остался. Большая часть не настолько владеет собой.

Синдиэль содрогнулся. На краю сознания он чувствовал ровный, пронзительный плач, навсегда застывший на грани вопля. От ощущения собственной уязвимости дрожали колени, но он продолжал шагать вперед. Бывший странник никак не мог избавиться от мысли, что времена Падения, должно быть, походили на это, только неизмеримо хуже. Бравада, которая заманила его сюда, испарилась, и он изо всех сил старался держаться ближе к своим зловещим спутникам, ужасно боясь отстать.

Вскоре они увидели и других бездушных, которые бесцельно бродили по улицам и сбивались в маленькие группы там и сям. Строения вокруг становились все более разрушенными по мере того, как они двигались вперед, словно черви, проникающие глубоко в кишки трупа. Все больше домов оказывалось всего лишь пустыми оболочками, чьи слепые окна уставились на выжженные пустоши. Огни на горизонте стали ближе, от них исходило потустороннее сине-зеленое сияние, которое объяло полнеба.

Многие бездушные убого пытались воспроизводить детали своих утраченных жизней – гуляли с мертвыми друзьями, посещали разрушенные базары. Скверна варпа становилась все гуще, и в реальности начали проявляться фрагменты воспоминаний: чистые светлые улицы, многоцветные минареты, играющие дети. Видения исчезали, как дым на ветру, так же быстро, как появлялись, отдельные обрывки задерживались и повторялись снова и снова в сотне разных вариаций.

До сих пор Морр уверенно шагал впереди, но теперь остановился, видимо, не зная, как вести себя среди этих переплетающихся реальностей. Небо громыхнуло, куски перекрученного камня полетели мимо, собираясь в полосы и ленты. Тени поднимались в трещащей атмосфере, образуя силуэты дворцов и башен, как будто насмешки над разоренной улицей внизу, и темные камни то слетались вместе, то снова расходились, образуя тысячи различных форм.

– Впереди что-то происходит, – выдохнула Ксириад.

– Фрейлина, – предупредил Морр.

Бездушные как будто вытекали из теней, собирались вместе и окружали лучистую фигуру на перекрестке, преклоняя колени и раболепствуя перед ней. Существо, идущее между ними, было окутано золотым сиянием, и астральные огоньки скользили по его рукам и лбу. По виду и стати это была идеально сложенная эльдарка, но в сверкающих глазах не было ничего от смертных. Крошечные искры света падали с вытянутых пальцев на бездушных, отчего те содрогались в пароксизмах экстаза. На губах существа играла жестокая полуулыбка, когда оно щедрыми жестами разбрасывало свои дары, в точности как фермер, кормящий скот.

Агенты постарались слиться с теми укрытиями, которые успели найти, и замерли. Светящийся взгляд медленно поднялся в их направлении и снова ушел в сторону. Мгновения растянулись в часы, но наконец сияющая фигура ушла и исчезла из виду, все еще сопровождаемая шлейфом из бездушных просителей.

– Фрейлина? – со страхом прошептал Синдиэль.

– Оскверненный сосуд, – ответил Морр. – Если верить легендам, их было семеро. Они оберегают внешние пределы.

– Как мы будем с ними бороться?

– Не будем, если не придется.

– А если придется?

– Нужно полностью уничтожить их тела.

– И поэтому ты заставил меня взять это? – Синдиэль приподнял короткий бластер, который, судя по виду, состоял исключительно из крюков и лезвий. Ксириад тоже поменяла осколочную винтовку на мономолекулярный шредер, столь же опасное с виду оружие, которое стреляло облаками тончайшей проволоки.

– Лишние вопросы, особенно об очевидном, надоедают. Молчи.

Агенты безмолвно пошли дальше, мимо перекрестка, на котором видели Фрейлину, через заваленную обломками аллею. Реальность снова содрогнулась, и на миг они оказались под балконами, с которых свисали гирлянды цветов. Благородные дамы и господа окликали их скучающими голосами, предлагая развлечения и дружбу. Видение лопнуло, как пузырь, и исчезло так же быстро, как и появилось, и агенты снова очутились под полуразрушенными стенами и небом, похожим на кровоподтек. Они подошли к огромной расщелине, которая тянулась через улицу от здания к зданию, насчитывала почти три метра в ширину и неизвестно насколько уходила в глубь. Из бездны поднимались синие и фиолетовые испарения, неестественно искажаясь и образуя силуэты размытых лиц или рук, которые метались друг за другом, пока не стирались из воздуха незримыми силами разлома.

– Здесь не пройти! Надо повернуть и найти другую дорогу! – с некоторым облегчением воскликнул Синдиэль. Нечто в этих испарениях глубоко тревожило его и живо напоминало голодное пламя погребального костра.

Морр только бросил на него презрительный взгляд, отошел на несколько шагов и побежал. Он перепрыгнул через зияющую пропасть и с отдающимся эхом шумом приземлился на той стороне. Потревоженные струи пара заизвивались вокруг него. Аэз’ашья тут же последовала за инкубом, легко перемахнула расщелину и кувыркнулась в середине прыжка. Харбир и Ксириад были не так уверены, наемник даже чересчур далеко разбежался, прежде чем прыгнуть. Ксагор безропотно швырнул себя через провал, явно ожидая, что свалится навстречу гибели. Он не рассчитал, прыгнув слишком скоро, приземлился прямо на осыпающийся край и отчаянно замахал руками, пошатываясь над бездной. Его товарищи бесстрастно наблюдали, ожидая, упадет он или нет. В самый последний момент Харбир как будто сжалился и, наклонившись вперед, схватил Ксагора за плечо и оттащил его в безопасное место.

Синдиэль остался один на другой стороне разлома, задаваясь вопросом, долго ли его будут ждать остальные. Если он хоть что-то понимал в характере Аэз’ашьи, то много времени это не займет. И снова ужас перед одиночеством в этом населенном демонами месте погнал его вперед. Бешено перебирая ногами, он помчался вперед, решительно не желая повторить ошибку Ксагора и прыгнуть слишком быстро. В результате он чуть было не опоздал. Когда Синдиэль оттолкнулся от края пропасти, камни осыпались под его ногами, и он не получил достаточный импульс, чтобы пересечь разлом. Разноцветные испарения, поднимающиеся снизу, зашипели и испустили искры вокруг него, опутывая ноги и затмевая мысли. На миг он завис вне времени, понимая, что не допрыгнет, и его разум заполнился хихикающими, шепчущими, вкрадчивыми голосами, которые не принадлежали ему.

Вдруг перед ним взмыл дальний край пропасти и врезался в живот, выбив из него весь дух. Руки отчаянно заскребли по разбитым камням, но Синдиэль продолжал скользить вниз, дергая ногами в пустоте, лишенной всяких опор.

– Помогите! – выдавил он. От голоса испарения вокруг превратились в издевательские визжащие гримасы. Никто не сдвинулся с места. Синдиэль попытался опереться на локти и соскользнул еще на несколько сантиметров вниз. Никто по-прежнему не попытался помочь ему, и тогда Синдиэль вдруг понял еще одну истину о Темном Городе. Никто из них, даже Аэз’ашья, не ценил его настолько, чтобы немного рискнуть и вытянуть его из бездны. Они бы предпочли стоять и смотреть, как он умирает, насыщаться его отчаянием до последнего вздоха, чем двинуть хоть пальцем, чтобы помочь.

Синдиэль выругался, взмахнул ногой и наконец за что-то зацепился. Понемногу ему удалось перебраться через край и свалиться рядом без всякого достоинства. Его одолело жуткое головокружение от страха, что он мог в последний момент нечаянно оступиться и сбросить самого себя в разлом. Бывший странник лежал на спине, тяжело дыша и чувствуя, как в сердце впервые ярко разгорается пламя ненависти. Он почуял его искорку раньше, когда убил Линтис – это был короткий импульс, пронизавший его в тот миг, как он вложил весь свой гнев в единственный удар, который спас его жизнь и забрал ее. Но этот огонь был иным, более глубоким, более сильным. Он продал собственную душу, чтобы присоединиться к ним, отдал все, чтобы быть рядом, но не понимал, насколько они в действительности извращены и насколько мало ценят его жизнь. Синдиэль принял эту ненависть и впустил ее в свое сердце. Ее жар послужит ему якорем среди бушующего безумия. Через миг он безмолвно поднялся и присоединился к остальным, все еще чувствуя на себе их пристальные, безжалостные взгляды.

Агенты вышли на край открытого пространства, в прошлом, возможно, широкого променада или площади для парадов, теперь же представляющего собой лишь пустошь, засыпанную растрескавшимся камнем и нанесенной ветром пылью. Бездушные апатично бродили среди развалин и перебирали кости своего утраченного мира. Справа вдали виднелись изуродованные останки огромного дворца, похожие на когти, торчащие из земли. Оплавленные кварцевые башни кренились над просевшими стенами из обсидиана и алебастра. Оттуда доносились обрывки странной музыки, смесь визгливого хохота и горестного плача. Над дворцом нависла чудовищная черная туча, раздираемая вспышками разноцветного огня, которая извивалась подобно змеям и временами вдруг озарялась пламенем ярче молний.

– Выглядит более гостеприимно, чем я думала, – прошептала Аэз’ашья. – Как там можно что-то отыскать?

– Эль’Уриак не был глупцом, и корни его дворца зарываются глубоко под землю, – ответила Ксириад. – Бьюсь об заклад, его кости внизу.

Морр покачал головой.

– Сейчас мы видим только руины, – сказал он. – Ближе к разлому все станет… другим.

Инкуб поднял клинок и пошел вперед с большей осторожностью, чем все остальные когда-либо видели. Несмотря на свой рост, он двигался с удивительной грацией, практически паря над камнями и не издавая почти ни звука. Отряд последовал за ним, с переменным успехом стараясь идти так же ловко и бесшумно. Они пересекли открытое пространство и с опаской двинулись в руины дворца. Первые бездушные, которых встретили агенты, похоже, все так же не чувствовали их присутствие, но по мере приближения к многоголовой гидре грозовой тучи жалкие существа начали тревожиться. Истощенные фигуры дергались по сторонам и крутили головами, как будто пытаясь учуять запах.

– Амулеты отказывают! – прошипел Харбир. – Нам не дойти!

– Тихо, – отрезал Морр. – Отступать нельзя.

Все они уже чувствовали пугающую дрожь, мельком касающуюся их душ. Тусклый, как рыбья чешуя, блеск, который окружал их при входе в Шаа-дом, стал ярче и превратился в ровный свет. Камни духа на шеях сверкали, как красные угли.

– Нет, нет. Не отказывают, – тихо пробормотал Ксагор. – Напряжены. Тяжело работают.

– Что ж, это вселяет уверенность, – заметила Аэз’ашья. – Морр прав, нечего и говорить о том, чтобы вернуться. Если мы подведем Иллитиана сейчас, он нас лично скормит демонам.

Ее голос казался хрупким, готовым в любой момент сорваться на истерический крик.

Дворец впереди рассыпался на множество фрактальных образов. Башни вздымались и падали, стены рушились и восстанавливали себя. Сражаясь друг с другом, осколки реальности меняли все вокруг, и двери открывались в пустоту, а лестницы закручивались невозможными геометрическими спиралями.

Вглядываясь в этот хаос, Синдиэль почувствовал, что часть его разума бессвязно молит его сбежать, но ужас одиночества по-прежнему заставлял его шагать в ногу с остальными. Его товарищи, может, и не помогли бы выжить лично ему, но защитили бы себя, как группу, зная, что в этом их единственный шанс на выживание. В этот миг он ощутил странную смесь восхищения и отвращения к Темным Сородичам, хотя она и не притушила пламя ненависти к ним. Их, похоже, совсем не пугало это место, и в это было практически невозможно поверить. Как будто все они были глухие, и только он один мог слышать рев и фырканье чудовища, идущего прямо за ними.

С каждым шагом беспорядочное месиво впереди становилось все более четким и медленно превращалось в то, что одновременно пародировало древний дворец Эль’Уриака и яростно отрицало его судьбу. Стены возвышались над ними, как замки великанов, и с них свисали километровой длины знамена, прославляющие властителя и императора Шаа-дома. Перед вратами в форме раскрытой пасти несли стражу чудовищные сенешали на странных ездовых зверях. Агенты двинулись к воротам, выглядя рядом с этими титаническими укреплениями, будто медленно ползущие насекомые. Сенешали с насмешливым презрением смотрели, как они приближаются.

Без сомнения, это были демоны из древних легенд, в чем-то жутковато прекрасные, в чем-то отвратительно уродливые. Тонкие руки оканчивались длинными крабьими клешнями, коварные улыбки обнажали ряды острых клыков. Шестеро демонов перед воротами сидели верхом на змееподобных двуногих зверях со странно похожими на лошадиные головами. Животные пробовали воздух мерзкими длинными языками розового цвета. Когда агенты подошли ближе, демоны принялись возбужденно щебетать на темном наречии, от которого болели уши. Слова как будто клеймили воздух своими колдовскими интонациями. Одна демоница, куда более красивая и отвратительная, чем остальные, пришпорила скакуна, выехала вперед и медоточиво заговорила, пародируя древний эльдарский язык:

– Добро пожаловать, братья и сестры! Вы избраны, чтобы сбросить гнетущие оковы смертности и наконец-то присоединиться к нам. Ваше прибытие будет славиться, пока не выгорят звезды! Миллиард рабов будет кричать в вашу честь целую вечность!

Слова твари были теплыми, дружелюбными и вселяющими радость, за каждым из них таилось обещание волнующих тайн. В сравнении с ними голос Морра показался неприятным карканьем, предвещающим рок и скорбь.

– Нам нужен Эль’Уриак, а не подобные вам. Отойдите и дайте пройти, – мрачно проговорил инкуб. Демон сладострастно облизал клыки.

– Пожалуй, нет. Один из вас должен остаться с нами к нашему взаимному удовольствию, и как только вы войдете во дворец, вам будет запрещено покидать его при любых обстоятельствах.

Агенты посмотрели друг на друга, не зная, кого можно выбрать. Взволнованный Харбир уже собирался шагнуть вперед, но скрежещущий голос Морра остановил его.

– Я не буду торговаться с тобой, демон!

Слова еще висели в переполненном эмоциями воздухе, когда его двухметровый клинок сверкнул подобно змеиному языку. Обезглавленный скакун демона скорее не рухнул, а рассыпался, ибо удерживающие его в реальности энергии развеялись в воздухе. Демон упал вперед, Морр аккуратно поймал его на лезвие протянутого вперед клинка и отшвырнул корчащееся, распадающееся тело навстречу другим тварям, бросившимся в атаку.

Очарование дьявольских речей исчезло, как только вспыхнуло насилие. Шредер Ксириад выпустил облако безобидной с виду паутинки, которая рассекла наездника вместе со скакуном, как будто те на полном ходу влетели в стену из вращающихся лезвий. Бластер Синдиэля изрыгнул сгусток изумрудного пламени, который прожег в еще одном демоне сквозную дыру. Аэз’ашья и Харбир прыгнули вперед, парируя хлещущие языки скакунов и когти их наездников.

Мерзостный язык обернулся вокруг лодыжки наемника и по-змеиному стиснул ее. Недавняя рана вспыхнула болью, которая перешла в нестерпимый жар экстаза, и он завыл, как животное. Рядом мелькнули ведьминские ножи, освободив его от хватки. Харбир со стоном сполз на землю, а Аэз’ашья встала над ним, продолжая ткать клинками защитную паутину.

Клэйв Морра одним ударом разрубил еще одного скакуна вместе со всадником, в тот же миг ножи суккуба резанули по лошадиной морде другого и заставили зверя отскочить. Облако мономолекулярных нитей из шредера Ксириад окутали демонического всадника, прежде чем тот успел успокоить скакуна.

Харбир достаточно пришел в себя, чтобы спасти хотя бы толику своего эго и выстрелить в лицо последнему демону. Психически заряженные осколки из пистолета проделали в голове врага кратер, как будто та была слеплена из мягкой глины, и демон распался в облако тошнотворно-сладкого пара. Морр прикончил оставшихся зверей экономными взмахами огромного клинка.

– Демоны, – презрительно сплюнул инкуб. – Пойдемте, надо двигаться дальше. Они скоро восстановятся и вернутся с подкреплением.

Он повернулся и исчез в тенях, которые сгустились в похожих на пасть вратах.

– Ты даже не задумался над их предложением? – спросил Синдиэль, догоняя ушедшего инкуба.

– Демоны всегда лгут, – сказал Морр тоном, не предполагающим дальнейшего обсуждения.

За вратами тянулся постоянно движущийся зал, обрамленный колоннами. В один миг они горделиво поднимались к высокой крыше, как старые деревья, в другой – лежали, будто ряды павших воинов разгромленной армии. Призрачные фигуры двигались по залу, то появляясь из ниоткуда, то исчезая вновь – слуги, стражники, придворные и патриции, вернее, тени их душ, оставшиеся после того, как меч Векта вонзился в сердце дворца и испепелил их тела в ядерном аду. Амулеты агентов засияли еще ярче прежнего, окрасив все вокруг в мертвенный красноватый оттенок. В конце содрогающегося зала возвышались двойные двери, поднимающиеся от мозаичного пола до высокого крестообразного свода. Мысленный взгляд временами видел, как несокрушимые панели дверей срываются с петель и падают на пол, скрученные и выгнутые невообразимой мощью, и сверху сыплются куски разрисованного фресками потолка.

Они прошли сквозь двери в огромный амфитеатр, где с потолка свисала целая галактика золотых светильников. Со второго взгляда перед ними предстал кратер и разлетевшиеся от него раскаленные осколки, которые зависли вне времени и кружились в воздухе, образуя неровную сферу. В центре амфитеатра, на ступенях подобного горе трона, восседал красивый эльдар-рыцарь, пребывающий в глубоких раздумьях. С другого угла трон виделся массой почерневших обломков в километры высотой, а задумчивый рыцарь – ухмыляющимся алым черепом на ее краю. Это было все, что осталось после того, как всепожирающее пламя уничтожило его хозяина. Над развалинами трона воздух рассекала бушующая тьма разлома, которая шла волнами и содрогалась в конвульсиях, извергая сырую энергию варпа в насыщенное порчей субцарство.

Говорить и даже думать в такой близости от прорехи в реальности было практически невозможно. Слова вылетали изо рта недосформированными живыми существами, идеи превращались в дерганые, стремительно меняющиеся картины потенциальных результатов. И все же, когда три силуэта в черных доспехах и с красными глазами поднялись перед агентами, преграждая путь, их намерения были совершенно ясны.

«Вам не потревожить нашего архонта, – как будто говорили инкубы-тени. – Долго мы сторожили его в этом месте, наши души навечно привязаны к нему. Вы не получите его ни теперь, ни когда-либо после».

Они подняли огромные двуручные клэйвы, братья клинка, которым владел Морр, и шагнули вперед. Поначалу их фигуры казались нематериальными, но по мере приближения вокруг них сплеталось вещество варпа, и сумрачные тела становились все более реальными. Морр прорычал бессловесный вызов, который обрел вид призрачной драконьей головы, что шипела и плевалась пламенем. Инкуб ринулся в бой, и клинки столкнулись, будто кузнечные молоты с наковальней. Полетели искры, засверкали полосы разрушительной энергии, которые в этом насыщенном силой воздухе могли бы срезать горы или прорубать русла рек.

Шипящий клинок метнулся к Харбиру, тот безрассудно попытался парировать, но только растянулся на земле с наполовину расплавленным ножом в руке. Остальные начали отступать, отчаянно отстреливаясь, понимая, что не в силах противостоять стихийной мощи стражников-теней. Зеленое пламя из бластера Синдиэля без всякого вреда стекло по черному панцирю одного из красноглазых чудовищ. Шредер Ксириад тоже не сработал – смертоносные нити прошли сквозь стражника, как будто тот был дымом. Осколочные выстрелы Ксагора и Харбира тщетно стучали по непробиваемой броне.

Аэз’ашья прыгнула вперед и звонко рассмеялась, сделав открытие. Проскочив под клэйвом, обрушившимся на нее словно коса, она ударила обоими ножами. Когда сверкающие клинки погрузились в доспехи стража, с зияющих краев раны засочилось жидкое разноцветное вещество варпа. Кружась и уворачиваясь, суккуб продолжала атаковать противника, нанося порез там и укол сям, всегда на шаг опережая взмахи огромного клинка. Морр вступил в поединок с двумя другими стражами, от их скрещивающихся клинков по амфитеатру расходились ударные волны и раскаты грома.

Ксагор с отчаянной отвагой ринулся вперед, мимо Синдиэля и Ксириад с их бесполезным оружием, и прыгнул на призрачного воина, пытающегося прикончить Аэз’ашью. Развалина схватил врага за руку, отчего его ладони зашипели, и принялся тянуть. С таким же успехом он мог бы бороться с железным столбом. Красноглазый шлем повернулся к Ксагору, а затем презрительный жест отшвырнул его в сторону.

Только этого мгновенного отвлечения и не хватало Аэз’ашье. Она прыгнула и всадила оба ножа в шею стража, вложив в удар всю свою массу. Из ран засверкали молнии, неуязвимый с виду великан пошатнулся и распался на глазах агентов.

Ксириад бросила шредер и помчалась на помощь Морру. Однако один и тот же трюк не мог сработать дважды против настолько превосходящих врагов. Рефлексы подвели Ксириад, она напоролась на вращающийся клинок, который рассек ее от плеча до бедра. Она могла бы пережить даже такую ужасную травму и возродиться позже, но нанесенный сверху вниз удар сорвал с нее камень духа. Ксириад успела только издать жалобный вопль, а затем ее душу вырвало из тела и унесло в бурю разлома. Синдиэль, который готов был броситься за Ксириад, с искаженным от ужаса лицом отшатнулся от выпотрошенного трупа.

Более практично настроенные Харбир, Аэз’ашья и Ксагор побежали за черепом у подножия разбитого трона. Это отвлекло противника лучше, чем неудачная попытка Ксириад. Один из инкубов-теней, сражающихся с Морром, рванулся за ворами, чтобы не дать им коснуться своего хозяина. Существо либо недооценило скорость Морра, либо переоценило способность своего товарища удерживать инкуба на расстоянии. Прежде чем оно успело сделать второй шаг, клинок Морра снес ему голову с плеч.

Последний страж парировал удары с ошеломительной быстротой, пятясь к трону, но его противник теперь сражался с полной яростью и не собирался отступать от цели. Он отбил в сторону клинок инкуба-тени и вспорол его тело могучим взмахом клэйва, отправив врага обратно в ад. Обожженными руками Ксагор вцепился в череп Эль’Уриака и оторвал его от подножия трона с хриплым криком триумфа, который осыпался дождем из лягушек в коронах. На ощупь череп был гладкий и тяжелый, как будто отлитый из какого-то странного красного металла.

Когда Ксагор поднял его, образы заполнили его разум – парады и дворцы, обманы и секретные союзы, тысячи планов и заговоров древнего императора. Со сдавленным птичьим взвизгом Ксагор положил череп в шкатулку, которую взял с собой для любых реликвий, которые они могли здесь найти.

Как только крышка захлопнулась, по амфитеатру прошла дрожь, и бушующий разлом налился удвоенной яростью. Агенты повернулись и побежали к выходу.

На пятки им наступала медленно распространяющаяся заря, жуткий свет разрушения, который преследовал беглецов через зал с колоннами. Толпящиеся призраки теперь заметили их и были полны гнева и тревоги: поднимали прозрачные кулаки, открывали безголосые рты, чтобы позвать стражу. Агенты промчались сквозь эфирное воинство, расшвыривая привидений, как листья. Яркий свет обжигал им спины, жар и звук как будто ползли к ним в замедленном действии, разбивая на куски меняющиеся колонны и пожирая придворных-фантомов. Они выпрыгнули из пасти ворот, и фантастический дворец Эль’Уриака провалился внутрь себя, превратившись в огромную кучу обрушенных стен и разбитого камня.

Морр остановился, когда они пересекли порог, и уставился назад, в сердце варп-разлома, триумфально бушующего над руинами.

– Что случилось? – спросила Аэз’ашья. Морр долго молчал, прежде чем ответить.

– Кости Эль’Уриака служили фундаментом для этой игры теней. Его разрушенный дворец, его мертвые придворные и все остальное держалось только на его воле. А теперь, без него, все исчезло.

– Подожди, о чем ты? – выдохнул Синдиэль. – Он же мертв! Как он мог что-то удерживать?

– Нет, нет. Принимаешь мертвую плоть за мертвый разум, – прошептал Ксагор, держа шкатулку с черепом на вытянутых руках. Синдиэль не был убежден.

– Как его душа смогла выжить? Ты же видел, что случилось с Ксириад!

– Может, спросишь его, когда мы выберемся? – легкомысленно поинтересовалась Аэз'ашья. – А нам лучше сделать это поскорее, если мы не хотим остаться здесь навсегда.

Морр выпрямился, как будто очнувшись из глубокого забытья.

– Да. Надо уходить сейчас. Готовьтесь, обратное путешествие будет не столь легким.

В пустошах зарождались стремительные ветра и быстро перерастали из легких дуновений в воющие вихри, которые хлестали им в лица. Агенты с трудом продвигались в самую пасть бури. Время от времени, вяло размахивая руками, мимо пролетали бездушные, чьи тусклые искры жизни теперь высасывала визжащая пустота. Отряд медленно брел к руинам города, где можно было найти укрытие, и за каждый шаг приходилось бороться с тягой разлома, мощной, как хватка кракена.

– О, нет! – воскликнул Синдиэль, показывая на новые опасности. Вдалеке позади виднелись наездники на изгибающихся двуногих зверях. Впереди же разрушенные стены неожиданно озарились дивно прекрасным сиянием. Перед ними появилась Фрейлина, чьи стройные ноги ступали по воздуху, а руки были окутаны лентами эфирного пламени. Ее окружало спокойствие, ее собственное око бури среди несущихся с ураганной мощью ветров. Без сомнения, на этот раз она их заметила. Яркие, нечеловеческие глаза неторопливо осмотрели агентов сверху вниз. Лучи силы струились из нее, отчего дева казалась раскаленной звездой в темноте. Она заговорила, и голос ее был подобен звону колокольчиков и пению птиц, безмерно более приятный, чем мерзостные уговоры демонов.

– Что за благородные искатели отважились бросить вызов опасностям Шаа-дома?

– Мы пришли, чтобы спасти отсюда кости твоего древнего владыки, Эль’Уриака, чтобы он снова ожил и смог наконец отомстить за себя. Если ты дашь нам пройти, мы немедленно покинем это место, – осторожно ответил Морр.

Сложные эмоции отразились на слишком красивом лице Фрейлины при этих словах. Гнев и печаль смешались в равной мере, и храбр был бы тот, кто не дрогнул бы при виде ее полного страстей лица. Мгновенное смятение прошло так же быстро, как началось, и, когда она снова заговорила, ее выражение было непроницаемым и безмятежным.

– Ты действительно отважен, если смеешь заявлять подобное. Исполни лишь одно мое желание, благородный рыцарь, и я пропущу вас.

Агенты напряглись, готовясь к схватке, и пристально смотрели на Морра, ожидая сигнала. К их изумлению, инкуб даже не пошевелился.

– Каково твое желание? – спросил он. Дева улыбнулась. В ее глазах горел адский огонь.

– Покажите его мне.

Морр сделал жест Ксагору. Развалина повиновался и вышел вперед на дрожащих ногах. Он поднял шкатулку, которую нес, и открыл ее, явив взгляду гладкий красный череп Эль’Уриака. Фрейлина встала на колени и склонилась к нему, печально улыбаясь призрачными губами.

– Мой господин, так много времени прошло с тех пор, как мы услаждали тебя песнями и танцами. Ты помнишь это? Бесконечные ночи в садах, пронизанных ароматами асфоделей и кувшинок. Как мы любили тебя и твою даму! Вы были для нас солнцем и луной! Печально видеть, что ты больше не чувствуешь удовольствий.

Чрезмерно яркие глаза уставились в сторону, а затем снова поднялись, чтобы взглянуть на пришельцев. В их глубинах полыхали опасные огни.

– Идите. Забирайте свой приз, – повелела Фрейлина. – Ради него я пощажу вас. Наслаждайтесь жизнью, пока она у вас есть. Я дарю ее вам за то, что вы снова вернете его в мир. Запомните, если это возможно, что он некогда был более велик, чем вы способны осознать. И запомните также, куда может завести этот путь, если вы решите сами им пойти.

Фрейлина исчезла, как пламя свечи от ветра, и тени, сгустившиеся следом, казались слепящими после ее света.