1. В долине Ковровых Змей

На пятые сутки Петька выбился из сил…

Бамбар-биу гнал, словно хотел поставить мировой рекорд. Ночи они шли напролет — от последнего солнечного луча, гаснувшего в янтарной или в рубиновой вспышке, до первого, дарившего ясными улыбками красную пустыню, за ночь стосковавшуюся по зною. Днем они отдыхали. Во время похода передышки допускались редко, и то самые короткие: всего несколько минут. Но не эти условия изнурили пионера. В ходьбе он не так давно слыл за неутомимого: минувшим летом (европейским летом, а не австралийским), во время стоянки пионерского лагеря в селе Басове, пионеры ежедневно совершали прогулки по 15, 20, а то и по 30 километров, к тому же, идя в поход налегке, возвращались солидно нагруженные минералами, ботаническим и другими материалами. Тренировка у всех была великолепной, и Петька, как вожатый звена «Изучай свою страну», как главный зачинщик всяких экскурсий, естественно, лицом в грязь перед товарищами не падал. Никогда не падал, всегда был в числе первых. Здесь же, в Австралии, его подвел дневной отдых.

Помилуйте, при этакой жарище, когда в песке можно печь яйца, когда над головой единственным заслоном от безжалостного солнца служит крона эвкалиптов, редкая, как самое редкое сито, когда от зноя превращаешься в мумию и высовываешь язык, точно загнанная собака, и потеешь скудным липким потом… помилуйте, до сна ли тут…

Бамбар-биу, нечувствительный «к таким нежностям» (его выраженьице!), добросовестно отмахав положенную им самим длиннейшую ленту километров, падал носом в песок или носом в небо и в ту же секунду начинал храпеть как повешенный. Петька мрачно смотрел ему в затылок или в ноздри, испытывая мучительное желание спать, но спать не мог, а если забывался в тяжелой дремоте, то пробуждался разбитым по всем направлениям. И после такого-то отдыха предстояло маршировать целую ночь…

На пятые сутки пионер выбился из сил и сказал неуязвимому гиганту, что отныне он, неуязвимый гигант, может считать себя свободным и может идти куда ему угодно и с какой угодно скоростью, Петька же, пожалуй, отставит эту ночь, чтобы выспаться, а потом, очевидно, или догонит его, или как-нибудь обойдется…

Не выражая удивления, гигант раздумчиво посмотрел на звездное небо, себе на ноги, Петьке на ноги, затем присел, подставив пионеру плечи, и кротко молвил: «Ползи». Не заставляя себя просить вторично, тот так и сделал, т. е. оседлал могучие плечи и с их высоты стал любоваться лунными окрестностями, пока не заснул.

— Пионер, спишь? — осторожно спросил Бамбар-биу, когда Петька просматривал конец седьмого сна, соответствующего исходу седьмого часа, проведенного им на спине.

— И не думаю, — отвечал Петька, мигом пробуждаясь.

— Тогда посмотри вперед и слезай, — прошептал Бамбар-биу.

Они стояли на краю глубокой долины под прикрытием «травяного дерева», странного, коренастого дерева с косматой башкой из длинных и тонких дугообразных листьев. Светила луна. В долине, ограниченной с противоположной стороны рощей эвкалиптов, клубился лунный свет в прозрачном тумане; сквозь туман проглядывало никелированной поверхностью большое озеро. К берегу озера, в тесном строю кустарников, притулились два деревянных домика из некрашеного теса и плетеный загон, в котором находилось голов десять коней. По зеленому ковру, широко раскинувшемся вокруг озера, бродили неисчислимые стада овец, казавшиеся издали волнами застывшей лавы.

— Почему надо говорить шепотом? — полным голосом спросил Петька, вдоволь наглядевшись и неохотно расставаясь с комфортабельными плечами.

Вместо Бамбар-биу ему ответило громким ворчанием четвероногое существо из долины — собака, скрывавшаяся шагах в тридцати от друзей в тени второго травяного дерева. И тотчас заговорили еще две собаки. Сумрак под деревом ожил и родил трех насторожившихся овчарок и одного голого человека с карабином в руках.

— Слепая мокрица, — выругался вполголоса Бамбар-биу, — поставь револьвер на синее и — чтоб все четверо скрючились. Не промахнись, иначе попадем в кашу.

Сторож с овчарками двигался к прикрытию друзей. Все три овчарки были на привязи. Почуяв незнакомцев, они рвались вперед, хрипя в ошейниках.

Не возражая более и проглотив «мокрицу», пионер пометался хорошенько и спустил курок. Человек и овчарки упали на землю с парализованными мышцами.

— Все равно нам бы этого не избежать, — молвил Бамбар-биу, трогаясь в прерванный путь.

— Не избежать, так нечего было лаяться, — проворчал Петька, не особенно добрый спросонок и слегка задававшийся метким выстрелом.

— Заткнись, пионерище, — посоветовал Бамбар-биу, — мы в новоприобретенных владениях мистера Брумлея, эти стада — его стада, эти кони — его кони…

— Куда ж тогда мы идем?

— Держи револьвер наготове. Для сокращения расстояния мы пройдем через брумлеевские владения.

Где по кустарникам, где по открытым местам, ползком или перебегая от дерева к дереву, они прошли мимо парализованной группы и обогнули лавовые волны справа, не встретив более ни людей, ни собак. На линии домиков, видных сквозь широкую просеку, Бамбар-биу остановился, задержал пионера и, вытянув шею, уставился на нечто черное и лакированное, наполовину невидимое из-за густой тени, падавшей на него от построек.

— Клянусь Арлаком, — авто!..

Тело гиганта сотряслось в порыве немого смеха; исказившееся лицо его стало походить на маску потешного китайского божка.

В паузах смехотворной пантомимы Бамбар-биу заметался между скоропалительными решениями:

— Стой здесь. Подожди меня. Нет, идем вместе. Впрочем, оставайся, но дай револьвер. Дай мне револьвер…

«Игрушкой, которую я тебе дал, смотри, не балуйся. И не одалживай ее никому, особливо человеку неуравновешенному». Призрак техника Лялюшкина колыхнулся в Петькином воображении и растаял, предостерегающе поматывая ржавым от постоянной возни с железом пальцем.

Петька невольно осел назад перед буйным напором неуравновешенного гиганта:

— Шалишь. Идем вместе…

— Но помни, пионер, помни: надо ползти неслышней мыши, надо, если собаки нас откроют, так, чтобы только на самом близком расстоянии…

— Человеков не смей убивать, — строго предупредил Петька.

Но ветрогон уже извивался в траве, подобно громадному желтокожему ящеру, и последних слов пионера не слышал.

— Убивать никого не смей, — настойчиво повторил Петька, догнав его в три обезьяньих прыжка.

— Даже Яшку Брумлея?..

— Все равно… в плен возьмем… устроим суд…

— Хха, ладно…

Собак они не потревожили: около домиков собак не было. Только чуткие лошади, справа, в загоне, реагировали на подозрительный шорох двухминутной стачкой, прекратив на это время хрусткую жвачку.

Держась рядом, приятели проползли между спящим домиком и притаившейся в тени его лакированной машиной. Как раз против машины находилась дверь из домика. Приложив губы к уху пионера, Бамбар-биу прошептал:

— Люди здесь, слышишь их дыхание?

Петька ничего не слыхал, но, доверившись собачьему слуху своего друга, качнул утвердительно головой.

— Надо осмотреть вторую постройку, — продолжал Бамбар-биу, — сиди здесь и сторожи… я сейчас…

Одним скачком он пересек лунную полосу, отделявшую их от второго домика, и к стене из тонких тесин приложил ухо.

— Там хозяйничают мыши, — сообщил он, вернувшись, — там склад провианта… — Он кривился в пароксизмах беззвучного смеха и каждый раз, проползая мимо машины, похлопывал ее по туго надутым шинам.

В дверь они не пошли, — к двери Бамбар-биу подкатил огромный камень, каких было много в долине, и забаррикадировал им выход из домика. Делал он все проворно, возбужденно и вместе с тем без малейшего шума.

Они подползли к окну, выходившему на озеро. Тут царствовала луна, обливая фасад домика медвяно-желтым светом и врываясь через открытое окно внутрь.

Заглянули в окно и Бамбар-биу и Петька одновременно. На полу, на соломе, рядышком покоились две голые темнокожие фигуры, за ними — у стены на койке — лежал белый человек в одном нижнем белье.

— Ну, пионер, одним выстрелом троих…

Петька поднялся во весь рост и прицелился. В этот момент от озера, от стожка свежескошенной осоки грянул выстрел. Пуля прошла в миллиметре от правого бока пионера, обожгла ему кожу, сделала дырку в тесине и застряла в теле белокожего на койке. Белокожий икнул и вытянулся. За озером раздался глухой лай собак. От неожиданности Петька выронил револьвер. Бамбар-биу подобрал его цепким кошачьим движением, затрещал барабаном, и прежде чем Петька успел помешать ему, стожок осоки вспыхнул как порох. Освещенный луной и пылающим факелом, из-за стожка, бросив карабин на берегу, с громкими криками шлепнулся в озеро темнокожий человек и отчаянными саженками поплыл на середину. Бамбар-биу собирался послать вторую молнию, когда загрохотала дверь домика.

В это время Петька, подняв камень, со злобой треснул им гиганта по вооруженной руке.

— Дурак, руку отшиб, — спокойно сказал гигант, выпуская револьвер и здоровой рукой увлекая пионера за собой — от окна в густую тень домика.

Дверь трещала, но глыба, подпиравшая ее, не поддавалась. Лай овчарок слышался ближе. Человек в озере неистово вопил.

— Эй вы там, смирно! Я — Бамбар-биу! — гаркнул гигант. За дверью воцарилась внезапная тишина.

— Слышите вы меня? — орал Бамбар-биу.

— Слышим, сэр… — поспешно отвечали робкие голоса.

— Вылезайте в окно.

— Вы нас убьете, мистер Бамбар?

— Пальцем не трону, окаянные предатели.

— Сэр… даете слово?..

— Ладно, даю, поворачивайтесь живей.

Лай все более приближался. Штук пять черных комочков показалось на противоположной стороне озера. Человек из озера выплыл на берег, продолжая вопить. На его вопли отзывались голоса людей, следовавших за собаками. Но Бамбар-биу не торопился и горячки не порол.

— Выбросить в окно оружие! — приказал он.

Два карабина, револьвер и два ножа упали на землю. Петька подхватил оружие и сложил его в автомобиль. Затем выпрыгнули через окно два туземца, выбивающие зубами дробь.

— Белый мертв?

— Д-да, сэр…

— Кто он?

— Главный набольший господина Брумлея.

— Сядьте рядом. Живее.

— Вы нас все-таки убьете, сэр?

— Я сказал: нет, значит, нет.

— Но… у мальчика страшная штука…

— Страшная штука усыпит вас на три часа… Действуй, Петух.

— Подождите, подождите, сэр… Если она только усыпляет… мы бы дали вам слово… мы заснем сейчас без штуки и проснемся ровно через три часа… Право, сэр…

Бамбар-биу рассмеялся.

— Ну, валитесь, — согласился он, — и чтоб ни одного движения за эти три часа.

Туземцы, как по команде, опрокинулись навзничь и действительно замерли, словно сразу перестали жить.

Бамбар-биу снова увлек пионера в тень:

— На собак не трать выстрела. С ними я сговорюсь.

Пять остервенело хрипящих овчарок пустились вброд по излучине озера. Не дожидаясь, когда они вылезут на этом берегу, Бамбар-биу пошел им навстречу — с пустыми руками. Его походка была спокойна и беспечна.

— Бобби, сюда! — он хлопнул себя по бедру.

Первая собака — громадная, лохматая и злая, за секунду перед тем намеревавшаяся разодрать горло первому попавшемуся, вылезла из воды, растерянно помахивая хвостом.

— Сюда, сюда, Бобочка. — В голосе Бамбара-биу и тени не было притворства или неестественности: можно было подумать, что собака была его старинным другом.

Овчарка виновато поиграла хвостом, съежилась вся, подобрав зад, и какими-то замысловатыми зигзагами, повизгивая и всхлипывая, ползком стала приближаться к странному — ласковому и властному — человеку. От этого зрелища остальные собаки остолбенели.

— Сюда, Бобби, скорей. — Теперь Бамбар-биу казался слегка рассерженным. Овчарка тотчас сократила свои зигзаги, и к ногам гиганта подползла заискивающей и покорной, как овечка. Бамбар-биу нагнулся и потрепал ее кудлатую голову, в благодарность за что получил поцелуй собачьего языка в губы. — Лежи здесь, Бобби… Ну, друзья, а вы разве не хотите, чтобы я вас приласкал? — Он двинулся прямиком на остальных собак. Те сначала подались назад к озеру и заворчали, но от необыкновенного человека исходила такая чарующая, гипнотическая сила, голос его так ласкал слух и был столь непохож на другие голоса, грубые и вечно грозящие, что они, вытряхнув из себя остатки дикой злобы, пристыженные, двинулись к нему навстречу, стараясь не отставать друг от друга, но и не забегать вперед. Так, все четыре в тесном строю, они подошли к очаровательному незнакомцу, от которого пахло солнцем, травами и могучей силой. Тот приласкал их по очереди, не беспорядочно и щедро, но сдержанно и умеренно. Потом с ласковой настойчивостью приказал им ложиться и не трогаться до тех пор, пока от него не будет разрешения.

Покончив с собаками, Бамбар-биу как раз вовремя укрылся за автомобиль. Четыре человека спешили по берегу озера. У двух были ружья, у двух — дубинки. Впереди шел одетый по-европейски, в широкополой шляпе и сверкающих крагах.

— Петушок, для этого молодца приготовь револьверчик, — ласково сказал Бамбар-биу. — Остальные, я думаю, согласятся заснуть без нашего вмешательства.

— Смирно! — в следующую минуту крикнул он. — Я — Бамбар-биу…

Как он и предугадывал, его слова произвели свое действие только на троих, поспешивших отстать на несколько шагов от человека в крагах. Последний, не останавливаясь, взял карабин наизготовку.

— Будь ты сам чертов-биу, — пробурчал он, — мне наплевать, я тебя угощу пулей… Где ты там прячешься?

— Петя, у тебя все готово?

— Все, конечно.

— Эй! — закричал Бамбар-биу, — чернокожие, отойдите в сторону. Живо, живо…

Европеец выстрелил и промахнулся, потом сделал попытку науськать собак, но туг парализующая волна сшибла его с ног.

— Бросить оружие, — скомандовал Бамбар-биу, — и все сюда!

Покуда чернокожие исполняли его приказание, он завел мотор и вывел автомобиль на шоссированную дорогу. Петька уселся рядом с ним.

— Все меня знают? — спросил Бамбар-биу у лихорадящих от страха туземцев.

— Все, мистер Бамбар…

— Ну, так я вам скажу. Все вы предатели и мерзавцы… Перестаньте дрожать: не трону… Паршивые рабы. Продались белым за жалкие подачки. Изменяете своему народу, чтобы каждый день набивать брюхо… Придет час, скоро придет, когда вы сами пожелаете вернуться в племя, и будет поздно: вас встретят палкой и копьем. Это говорю вам я, Бамбар-биу, ваш товарищ, который знает, что говорит… Ну-ка, кто-нибудь, принесите мне все бумаги из карманов белокожих.

Двое опрометью бросились исполнять его приказание, один остался на месте, переминаясь. Бамбар-биу погрузился в молчание. Вернулись двое с пачкой документов, он пересмотрел их, выбросил деньги и ненужные бумаги; тогда заговорил третий, тот, что переминался с ноги на ногу:

— Товарищ Бамбар-биу, я хочу сказать…

— Скажи, моя радость.

— Я хочу вернуться в племя.

— Твое племя?

— Урабунна.

— A-а, земляки… А община?

— Птицы-эму…

— Ага, там главарь племени. Ты боишься, чтобы тебя, как итурку-преступника, не поджарили на костре?

— Боюсь, Бамбар-биу.

— Не бойся. Иди смело в шалаш алагуньи и передай ему от моего имени, что отторженная область Ковровых Змей, вот эта долина, снова принадлежит племени… Не смотри на меня лягушачьими глазами. Уже завтра здесь ни овец, ни коней, ни хижин не будет. Это говорю я — Бамбар-биу…

Мотор затарахтел, чернокожие расступились.

— Возьми собак с собой! — крикнул Бамбар-биу и легким свистом разрешил собакам встать.

— Мне сейчас идти? — спросил чернокожий, вскакивая на подножку.

— Нет. Через три часа, когда очнется белый. Спроси вот тех двух, что лежат, будто мертвые, как вам вести себя до пробуждения белого.

На полном ходу туземец соскочил на землю и, выплясывая, побежал к своим друзьям.