Масло в огонь. Пламя разгорелось
На следующий день, когда Зеб-ун-ниса встала с постели, ее нельзя было узнать. Она и так была худой и бледной, прозрачной, как облако; с первого взгляда можно было понять, что с ней что-то произошло. Зеб-ун-ниса выглядела, как женщина, поднявшаяся на погребальный костер, не сгоревшая, но опаленная его жаром. Она таяла на глазах.
С большой неохотой одевшись, она немного поела, только из чувства приличия и отправилась к Удипури. Та сидела одна, перед ней стоял образ святой Марии и распятие. Удипури давно не вспоминала о Христе и Богородице. Она постоянно носила с собой эти символы христианства, но вспомнила о них только теперь, в дни несчастья. Эти символы появились, как появляется старый зонтик бедняка в дождливые дни. Из глаз Удипури непрерывным потоком струились слезы. Капля за каплей омывали ее щеки, которые были белее, чем молоко. Зеб-ун-ниса никогда еще не видела Удипури такой красивой. Обычно ее несравненную красоту искажало выражение гордости, чувственности, ревности. Сейчас слезы смыли с ее лица все, что его портило, и ее красота раскрылась во всей полноте.
Удипури рассказала Зеб-ун-нисе о своих злоключениях.
— Я была рабыней, — воскликнула она, — меня продали как рабыню! Почему я не осталась ею! Зачем мне на долю выпало богатство!..
Взглянув на Зеб-ун-нису, она спросила:
— Что с тобой? Что-нибудь случилось? Над тобой надругался неверный?
Зеб-ун-ниса испустила тяжелый вздох:
— Что может сделать неверный? То, что со мной случилось, совершил Аллах.
— Все, что происходит, — сказала Удипури, — совершается по его воле. Но скажи мне все-таки, что с тобой?
— Сейчас я не могу говорить об этом. Скажу только на смертном ложе.
— О, пусть Бог покарает раджпутов за их злодеяния!
— Раджпуты здесь ни при чем.
После этих слов Зеб-ун-ниса умолкла. Удипури тоже больше ничего не сказала. Наконец Зеб-ун-ниса поднялась, собираясь идти к Чанчал-кумари.
— Зачем ты идешь? Она звала тебя? — спросила Удипури.
— Нет.
— Тогда не ходи к ней, как просительница. Ты ведь дочь падишаха.
— Мне самой очень нужно с ней повидаться.
— Если увидишь ее, спроси, за сколько золотых эти разбойники согласятся отпустить нас на свободу?
— Спрошу.
Зеб-ун-ниса вышла. Она попросила у Чанчал-кумари разрешения повидаться с ней. Чанчал-кумари приняла ее так же, как и накануне, справилась о ее здоровье.
— Ну как, — спросила она под конец, — вам хорошо спалось?
— Нет, — ответила Зеб-ун-ниса. — Я исполнила ваш приказ, но не смогла заснуть от страха.
— И вы ничего не видели во сне?
— Во сне ничего не видела. Но видела нечто наяву.
— Плохое или хорошее?
— Трудно сказать. Во всяком случае, не хорошее. Но в связи с этим у меня есть к вам просьба.
— Говорите.
— Могу ли я снова увидеть то, что я видела.
— Я смогу ответить на этот вопрос, только поговорив с астрологом. Дней через пять-шесть я пошлю к нему человека.
— А сегодня к нему нельзя послать?
— К чему такая поспешность, дочь падишаха?
— Я согласна стать вашей рабыней, если вы сейчас сможете показать мне то, что я так стремлюсь увидеть.
— Странно. Что же это такое было?
Зеб-ун-ниса не ответила. В глазах ее блеснули слезы. Но слезы не тронули Чанчал-кумари.
— Подождите несколько дней, — сказала она. — Я подумаю.
Тогда Зеб-ун-ниса забыла о пропасти, разделяющей индусов и мусульман. Нарушив запрет, она коснулась ложа, на котором сидела Чанчал-кумари, и, рухнув к ее ногам как сорванная лиана, прижалась к ним лицом и оросила своими слезами, как роса лепестки лотоса.
— Спасите меня! — взмолилась она. — Я погибаю.
Чанчал-кумари приподняла ее с пола и усадила рядом с собой. Она тоже забыла о том, что они принадлежат к разной вере.
— О, дочь падишаха! — сказала она. — Ложитесь спать так же, как и вчера с открытой дверью. Ваше страстное желание непременно исполнится.
Удипури с нетерпением ожидала возвращения Зеб-ун-нисы. Однако Зеб-ун-ниса так и не зашла к ней. Отчаявшись, Удипури сама отправилась к Чанчал-кумари.
Когда они встретились, она спросила Чанчал-кумари, за сколько золотых та согласится их отпустить.
— Если падишах разрушит в Индии все мечети, — отвечала Чанчал-кумари, — в том числе и Джумма Масджид в Дели, привезет сюда Павлиний трон и согласится выплачивать нам ежегодную дань, то тогда я смогу вас отпустить.
Удипури вспыхнула от гнева.
— Удивительная дерзость у невежественной девчонки, — сказала она.
С этими словами Удипури встала и хотела выйти.
— Куда ты уходишь без разрешения? — усмехнувшись, остановила ее Чанчал-кумари. — Ты забыла, что ты служанка невежественной девчонки.
Затем она приказала одной из своих служанок представить Удипури женам махараны, как новую служанку, которая была куплена у работорговца братом Аурангзеба Дарой.
Обливаясь слезами, Удипури вышла вместе со служанкой, которая повела показать женам Радж Сингха любимую жену Аурангзеба.
— Махарани! — сказала Нирмал Чанчал-кумари. — Ты забыла про самое главное? Для чего ты привезла сюда Удипури? Ты помнишь предсказание звездочета?
— Я не забыла, — улыбнулась Чанчал-кумари. — Просто в тот день мне не хотелось мучить бегум — она была такой жалкой. Но Удипури сама делает все для того, чтобы заставить меня забыть про жалость.