на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить




II

Утром, на следующий день после смерти мистера Поупа, Певун Томас осмелился задержаться у дверей комнаты в надежде повидаться с Кэти, и был вознагражден её внезапным появлением, когда та искала банку варенья. Кэти выглядела расстроенной событиями прошлой ночи, и ей не терпелось поговорить с ним. Внезапный сердечный приступ мистера Поупа, Кэти это понимала, временно установил между ними более доверительные отношения, нежели раньше.

Братья Томасы жили холостяками. У Джона, самого старшего, была подружка по прозвищу Порыгунья Митчелл, у неё дергался один глаз и был лежачий глухой муж. Джон Томас ночевал у неё каждый день, когда не выходил в море. Второго брата по имени Мастак, старше Певуна всего на год, часто связывали с младшим братом по имени — ведь мастерство и музыка неразделимы, — но Мастак отличался и внешне, и по нраву: его расчётливость находилась за гранью понимания Певуна. Мастак ухаживал за вдовой Эди Пермеван, которая годилась ему в матери, в надежде заполучить кожевенную мастерскую, оставленную ей в наследство покойным мужем.

Певун, откровенно говоря, был не склонен забегать вперёд и не думал о будущем, а лишь довольствовался настоящим и надеялся на улыбку Кэти, что девушка благосклонно снизойдет до общения с ним.

— Наверное, всё станет по-другому без хозяина, — уже в третий раз повторил Певун, в надежде, что капля камень точит.

И точно.

— Тебя это не касается, Певун Томас, — резко оборвала Кэти, — и будь жив хозяин, ты бы здесь так не расхаживал!

— Я не расхаживаю, — стал оправдываться Певун. — Я был поблизости, понимаешь, и... — он замолчал, не в силах признаться в истинной причине: увидеть её. — Ты сказала мне вчера вечером...

Кэти нашла нужную банку. Вытерла пыль с крышки рукавом и чуть её не выронила.

Она прожгла его взглядом.

— Видишь, что я чуть не натворила из-за тебя! Ну же, или отойди, или скройся.

Он посторонился, чтобы дать ей пройти, и вдруг заметил в конце коридора Этель, главную горничную.

Этель всем своим существом выражала неодобрение.

— Кэти, ты нужна в музыкальном салоне. Тебя ждет хозяйка. А ты что здесь делаешь, Томас? Здесь тебе не место, хоть сегодня и траур.

Они поспешно разбрелись в разные стороны.

«От Певуна в музыкальный салон, — подумала Кэти. — И что вдруг понадобилось хозяйке? Не обсуждать же вчерашний вечер, потому что я этого не вынесу. Мама дорогая, я правда не могу! Что она скажет?»

Комнатка, раньше служившая сэру Джону кабинетом, превратилась в музыкальный салон для двух девушек, но сейчас там была только миссис Поуп.

Чёрный цвет ей шёл. Наряд соорудили на скорую руку, но простое платье с чёрной вуалью не производило впечатления вдовьего траура. Даже строгая причёска не умаляла её красоты. Только выражение лица говорило о другом. Кэти показалось, что она скорбит; по крайней мере, ей хотелось так думать.

Они не виделись со вчерашнего вечера. Кэти возилась на первом этаже, чтобы только не попадаться на глаза.

Странная тема для первого дня тяжелой утраты, но миссис Поуп начала разговор с фортепиано мисс Мод, которое не содержится в должной чистоте. Клавиши залипают и пожелтели. Само собой, сказала она, никакой игры на инструменте, пока соблюдается траур; но крайне важно, чтобы раз в неделю клавиши протирали молоком, и небрежным, беспечным и неряшливым служанкам негоже этим пренебрегать. Мисс Мод только вчера жаловалась.

Затем последовал строгий нагоняй за качество работы в доме. Кэти отвечала: «да, мэм», «нет, мэм», «ну, мэм, я пыталась, но они говорили»... потом опустила голову, надеясь, что скоро обстрел закончится. Кэти всегда восхищалась хозяйкой и завидовала её женскому обаянию: красивая хозяйка с ключами на поясе, мягко следившая за порядком в доме, какое это имело значение, и так далее и так далее... Строгости всегда следовали со стороны мистера Поупа, но он имел на это право; Кэти искренне надеялась, что миссис Поуп не станет брать на себя его роль, пока наверху ещё лежит покойный. Ведь такое порой случается.

Вероятно, у миссис Поуп просто шок, она скорбит. Это пройдет, и скоро она придёт в себя. Или это не скорбь. Может, гнев из-за вчерашнего вечера? Кэти понимала, что именно она является предметом раздражения хозяйки. Наверное, пусть лучше она её отчитает, если на этом всё закончится.

Вскоре миссис Поуп замолчала. Посмотрела на арфу, села на низкий стульчик и тронула пальцами струны, но так тихо, что за дверью никто не услышал.

— Кейт, — спросила она, — вчера вечером ты ведь пришла первой, когда с мистером Поупом случился сердечный приступ?

Святой Моисей, ну вот и началось!

— Да, мэм.

— Я благодарна тебе за помощь. Моего дорогого супруга сразило так внезапно, что я чуть не упала в обморок, увидев его на полу.

— Да, мэм. Для вас это стало ужасным потрясением.

— А случайно, — согласилась миссис Поуп, глядя по-кошачьи, — в той суматохе ты не вообразила то, чего нет на самом деле?

Кэти уставилась в одну точку и засопела, изо всех сил сопротивляясь желанию утереть нос тыльной стороной ладони.

— Точно не могу сказать, мэм. Ничего не знаю об этом, мэм.

Селина Поуп с серьёзным видом неторопливо кивнула, подтверждая это признание в смятении.

— Именно так. В такие моменты часто может привидеться невесть что...

Кэти сказала:

— Ну, мэм, я видела только...

— Хватит, — перебила миссис Поуп. — Всё, что, по-твоему, ты видела, к делу не относится. Как я сказала, в минуты потрясения можно вообразить всякое, чего и в помине нет на белом свете.

— Правда, мэм? Не знаю, мэм. Для таких, как я...

— Меня волнует только одно: рассказывала ли ты кому-нибудь свои байки.

Кэти уставилась на неё.

— А?

Миссис Поуп повторила вопрос.

Кэти пыталась запихнуть выбившуюся прядь обратно под чепчик.

— Байки? Выдумки, мэм? О нет, мэм. Я не рассказывала никаких баек.


Она снова принялась теребить волосы.

— Оставь в покое чепец.

— Да, мэм. Вчера вечером, когда доктор Энис уходил, он спросил...

— Что? Что насчёт доктора Эниса?

— Насчёт сердечного приступа, и он не мог понять, почему мистер Поуп лежал в таком положении.

— И что ты ответила?

— Ничего, мэм. Негоже мне говорить чего-то.

Из-под пальцев миссис Поуп зазвучали переливы арфы. Знает она этих корнуольских девчонок, которые вывернутся из любой ситуации. Но Кэти простушка, не в том смысле, что туповата, но доверчива, малограмотна и наивна. Похоже, у неё совсем мало друзей. Немного притворства и женской хитрости ей бы не помешало. Маловероятно, что сейчас она притворяется.

— Кейт, помнишь, как в прошлом году ты разбила японский чайник?

— О да, мэм. Разве такое забудешь!

— Мистер Поуп страшно рассердился и расстроился из-за такой потери. А помнишь те две стаффордширские тарелки с золотой каймой, которые ты разбила в январе?

Кэти понурила голову.

— Да, мэм.

— Когда это случилось, мистер Поуп был готов тебя уволить, решил, что всей нашей фарфоровой посуде грозит опасность.

— Вы удержали их стоимость из моего жалованья, мэм. Придётся до ноября расплачиваться.

— Возможно. Но полагаю, ты бы хотела остаться горничной.

— О да, мэм! Даже не представляю, что буду делать, куда пойду, если вы меня выгоните!

— Что ж... теперь я овдовела и могу сократить число прислуги. Пока рано, но потом я начну думать об этом. Мне ничего не остаётся, как жить менее роскошно.

Миссис Поуп замолчала, чтобы до Кэти дошел смысл сказанного. Разговор ужасно неприятный, но пока складывался удачно.

— Все, что случилось вчера, — решилась на откровенность миссис Поуп, — что случилось, или что ты там надумала, привиделось только тебе. Больше никто не видел, Кейт. Никто, кроме тебя. Тебе понятно?

— О да, мэм!

— Само собой, мне бы хотелось, чтобы случившееся между мной и мужем осталось в тайне. Я не желаю, чтобы деревенские бабки бешено ухватились за пустые слухи. Стало быть, если поползут сплетни, то кто окажется их виновником?

— А? — Кэти нахмурилась, пытаясь разрешить в уме столь трудную задачку на тему этики и логики.

— Кто окажется виновным? — повторила Селина, теряя терпение. — Ты, конечно же! А кто же ещё? Только ты.

— Но мэм, я и словом не обмолвилась! Ни разу! Ничего не сказала! Это какой-то другой чокнутый открыл рот, говорю же. С чего бы мне...

— Я не сказала, что пошли слухи! И пока ещё никого не обвинила в распространении небылиц! Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что если расползутся какие-нибудь россказни, то виновата в этом будешь только ты. — Миссис Поуп поспешила поправиться: — Потому что только ты могла неверно истолковать случившееся вчера. Кроме тебя некому, потому что только ты была там. Тебе ясно? Значит, если пойдут лживые слухи и болтовня, то я сразу пойму, что это ты, поняла?

В глазах Кэти блеснули слёзы.

— Я ничего не сказала, мэм. Богом клянусь, ни одной живой душе не обмолвилась. Я знаю, что была там, но никому про это не сказала.

— И не скажешь?

— А?

— Стало быть, ты обещаешь, что не заговоришь?

— О да. Я тут ни при чём. Совсем ни при чём!

«Мама дорогая, — думала она, — надо поскорей предупредить Певуна Томаса, чтобы держал рот на замке!»

Миссис Поуп поднялась из-за арфы и медленно подошла к горничной.

— Ну-ну, перестань плакать... Мне лишь хотелось тебе чётко всё разъяснить. Хочу, чтобы ты осталась здесь горничной. Пусть ты иногда неуклюжая и небрежная, но я считаю, что ты можешь стать хорошей служанкой, и мне хочется тебя оставить. Но ты же понимаешь, Кейт, что всё зависит от того, поползут ли по деревне мерзкие слухи.

— О да, мэм. — Кэти моргнула. А затем, чтобы разом всё прояснить, спросила: — То есть, вы говорите, что мне нельзя заговаривать о мистере... о молодом человеке, который был с вами вчера вечером?



предыдущая глава | Чаша любви | cледующая глава