13
По лестнице Агата поднималась, как на казнь. Надо было найти правильные слова. Но как объяснить Настасье, что она осталась сиротой по вине мадемуазель Бланш?! Нужных слов не было и не могло быть. Так случилось, трагическая вереница случайностей. Хотя никакой вины за ней нет: кто мог предположить, что шальной купец ударит прямиком в сердце. Теперь уж ничего не исправить…
Она вошла в номер, села на диван и позвала Настасью. Бедняжка, не догадываясь, какая весть ее ожидает, села рядом, доверчиво положив свои руки на ее ладони.
– Что вас задержало, мадемуазель Бланш? – спросила она. – Я уже начала тревожиться.
– Дорогая моя… Моя дорогая… – начала Агата и не смогла продолжить. Кажется, сейчас расплачется…
Настасья чутко заметила, что с мадемуазель Бланш творится неладное.
– Вы что-то узнали о Прасковье? Скажите, ничего не скрывайте…
Агата покачала головой.
– О Прасковье нет новых сведений… – Она собралась, чтобы не тянуть мучение. – Дорогая моя, милая Настасья. У меня дурные новости… очень дурные… Ваш отец… Андрей Алексеевич… скончался…
Последнее слово Агата с трудом вырвала из себя. Настасья слушала внимательно. Как будто не понимая того, что случилось…
– Простите, моя милая, что не уберегла его, – продолжила Агата. – Такая утрата… Простите меня…
– Это точные сведения? – довольно холодно спросила Тимашева…
– Он умер почти на моих руках… Ваш батюшка приехал вчера, хотел сделать вам сюрприз, но сегодня утром в ресторане… Один негодяй ударил его…
Больше говорить Агата не могла. Хватило сил, чтобы сдерживать рыдание, рвавшееся наружу.
Тимашева встала, отошла от дивана и раскинула руки, будто хотела взлететь.
– Свободна…
Агате показалось, что она ослышалась. Или бедняжка умом тронулась.
– Что, простите? – спросила Агата.
– Я свободна, мадемуазель Бланш! Свободна как птица! Могу любить, кого захочу! Делать, что захочу! Это свобода!
Так, с распахнутыми руками, Настасья обернулась. Лицо сияло улыбкой.
– Вы не представляете, как долго я этого ждала! Как ненавидела его! Как презирала! Но теперь все кончилось! Я хозяйка своей жизни! Все теперь – мое! – И она загребла к себе воображаемое счастье.
Нет, барышня не тронулась умом. Она была в здравом рассудке. Агата увидела в ней то, о чем говорил Тимашев. Да, эта наследница задаст жару. Самовластная, богатая, ни перед кем не держащая ответ… Отца не пожалела и про Прасковью легко забудет. Как и не было лучшей подруги… Агата ясно, будто пророчество, увидела, что случится: Настасья, войдя в права наследства, продаст имение, продаст дом на Большой Молчановке и укатит в Париж. Там найдет какого-нибудь юного смазливого барона, станет баронессой Кто-Нибудь и окунется в такой водоворот развлечений, в котором сгорит наследство. По сравнению с тем, что грядет, рулетка покажется детской шалостью.
Смахнув глупые и никому не нужные слезы, Агата встала.
– Примите мои искренние соболезнования, мадемуазель Тимашева, – сказала она.
Настасья бросилась и сжала ее в объятиях. Теперь все можно…
– Милая мадемуазель Бланш, не грустите! И не смейте ни в чем себя винить. Вы не знаете, каким чудовищем был этот человек.
– Как вам будет угодно…
– Прошу вас, не печальтесь! – Тимашева тормошила Агату. – Хватит нам слез. Сегодня вечером едем на рулетку. Вы со мной?
– Вы же дали слово…
Она засмеялась.
– Раз нет того, кому дала слово, то и слово не действует! Прошу вас, составьте мне компанию… Вдруг выиграем много денег…
Молча поклонившись, Агата поторопилась уйти. Она больше не могла и не хотела находиться в обществе мадемуазель Тимашевой. Пусть Пушкин живьем сожрет ее, отныне не станет ни охранять, ни опекать эту барышню. С такими, как Настасья, ничего не случается. Живут себе припеваючи. А страдают и гибнут только те, у кого есть сердце. Бессердечным барышням ничто не угрожает.