• 49 •

Ничто человеческое приставу Носкову было не чуждо. Засидевшись вечером в гостях, под блины и масленичный стол, пристав остался ночевать. И хоть обязан был вернуться в любое время в участок, где находилась его казенная квартира, но иногда обязательства отступают перед человеческой слабостью. На самом деле почти всегда отступают, но что тут говорить.

Проснувшись рано утром на чужом диване, пристав выкушал лекарственную настойку, заел свежими, с утра испеченными блинами, попросил у всех прощения и сам простил друзьям их прегрешения и в отличном настроении направился в участок. Тут ему с порога сообщили о происшествии: в кабинете частного доктора на Кудринской улице с вечера лежит труп. Помощник Татарский нигде не мог найти Носкова, а сам трогать тело и доставлять в участок не решился ввиду исключительных обстоятельств. Что за обстоятельства, Татарский пояснить отказался, дескать, пусть его благородие самолично во всем разберется.

Доктора пристав знал и был о нем не самого лучшего мнения: не столько занимается святым долгом лечения, сколько набивает кошелек. Сам Носков не стал бы лечиться у Австидийского, даже если бы умирал на его пороге. А попросил бы отнести в мертвецкую участка, чтобы доктор Воздвиженский уморил окончательно.

Прибыв на Кудринскую, Носков обнаружил в приемном кабинете уличный холод. Австидийский дремал в кресле, одетый в пальто и шапку. Городовой Лопахин с напарником распечатали окна и распахнули настежь, чтобы морозный воздух задержал тление и запах. Тело лежало, как его на ковер опустил доктор. Молодой человек подогнул ноги, далеко откинув левую руку. Правая крючком прижалась. Галстук распущен, сорочка разорвана. Пристав не заметил ничего, что бы отличало погибшего от других несчастных. Ни топора в голове, ни кола, прошившего тело насквозь. Самый заурядный погибший. Он уже хотел обратиться с недоумением к помощнику, но тут в проеме сорочки заметил нечто, что его сильно взволновало.

– Что такое значит? – обратился он к Татаринову.

– Вот пусть господин доктор и пояснит, – ответил помощник.

Австидийский уже проснулся. Засунув руки под мышки, он смотрел на полицию недобрым взглядом. Мысленно проклиная Лопахина, который устроил ему такой сюрприз. Чего доброго, на день закроют кабинет, когда народ валом повалит.

– Господа, для чего устроен весь этот цирк? – спросил он недовольным тоном.

– Это я у вас хочу узнать, Австидийский, каким образом… это… оказалось у вас в кабинете?

Пристав не скрывал неприязни. Имея на это полное право: мало по участку двух трупов, которыми сыск занимается, так извольте – еще один. Носков уже знал, что с этим делом легкого раскрытия не предвидится.

– Ваш городовой выполнил свой долг: привел с улицы пьяного, чтобы не замерз…

Лопахин кивком подтвердил: так и было, ваше благородие, исполнил свой долг.

– Мой долг оказывать помощь любому, кто в ней нуждается, – продолжил доктор. – Этот человек не назвал себя, у него случился приступ, и он умер у меня на руках. После чего я побежал за городовым… После чего городовой побежал за вами в участок… Вместо вас из участка прибыл господин Татаринов… Господин Татаринов не захотел забрать тело в участок, а оставил у меня… Чтобы не запахло, приказал открыть все окна… Я достаточно подробно дал пояснения?

Пояснения были хоть куда. Но это только разозлило пристава. Доктор такой правильный и ловкий, что не подберешься. Ну, на этот случай у Носкова свои методы. Совершенно законные, дозволенные полиции. Не закрывая окон, он приказал Татаринову составить протокол осмотра места преступления. Тщательно составить, до каждой мелочи. Опросить кухарку, которая пряталась на кухне. После чего вызвать санитарную карету и доставить тело в мертвецкую участка.

Татаринов понял, что у пристава личные счеты с доктором, и взялся со всем усердием. Даже чернила согревал дыханием.

– Собирайтесь, Австидийский, – сказал Носков, оправляя портупею.

Доктор выразил все возмущение, какое успел накопить за ночь:

– Что значит «собирайтесь»?

– Едете в участок со мной.

– По какой такой надобности? Это что такое?

– Надобность очевидная, – сказал пристав, чувствуя, как бессильная злоба раздирает докторишку. – Труп в вашем кабинете.

– Вы что, меня подозреваете? Это абсурд!

– Будем разбираться… Тщательно.

Вскочив, доктор угрожающе замахал рукой:

– Не сметь со мной так обращаться! Я вас не боюсь! Я вам не позволю! На каком основании меня арестовали? Я буду жаловаться прокурору!

– Не арестовали, а задержали для выяснения и дачи показаний, – меланхолично ответил Носков, привыкший к подобным воплям.

– Не поеду! Не имеете права! Произвол!

– Не поедете? Так поведем… Лопахин, конвоируй задержанного в участок…

Как только Австидийский понял, что его поведут под револьвером городового по улицам, где живут его пациенты, боевой дух испарился. Он стал мил, покладист и даже любезен, прося прощения за глупую выходку: устал, не спал ночь…

Пристав явил милость не позорить доктора, но решение не изменил: разбирательство будет в участке. И точка.