Папка № 8
Ванзаров положил на стол полицейский снимок:
— Что можете сказать об этом?
Отбросив салфетку, барон внимательно рассмотрел фотографию и явно встревожился:
— Где это нашли… То есть, я хотел спросить, кто это?
— Некий господин. Найден замерзшим на невском льду.
— Пентакль выжжен?
— Насколько знаю — нет.
— У этого… жертвы нет каких-то телесных особенностей?
— Только одна: он — гермафродит. Или она.
Фон Шуттенбах присмирел:
— И вы знаете, кто это сделал?
— Очень хотел бы узнать. Могу рассчитывать на вашу помощь?
Барон одарил презрительным взглядом:
— Все ясно. Вы из охранки. Это подло.
— Я чиновник сыскной полиции и подлостями не занимаюсь, — сказал Ванзаров. — Верю, что лучший специалист по магии сможет помочь в раскрытии преступления.
Недовольно хмыкнув, фон Шуттенбах все же принялся изучать карточку.
— Это не черная магия и не жертвоприношение, — наконец сказал он. — Иначе отрубили бы голову или руку. Резаных ран на теле нет?
— Угадали.
— Маг не посмел бы ставить пентакль на тело жертвы.
— Тогда кто?
— Игры дилетантов. Или привет от нового культа.
— Чем может грозить?
— Чем угодно. Готовьтесь к худшему. Думаю, последуют новые жертвы.
— Культ чего?
— Чего угодно. Забытого божества древности. Могу допустить эротический культ. Пентакль ведь наделялся эротическим значением. Надеюсь, господин Ванзаров, я отдал вам долг? — Барон поднялся.
— Кто из людей вашего круга мог бы пойти на такое? Профессор Окунёв?
Фон Шуттенбах застегнул две верхние пуговицы английского пиджака.
— О господине Окунёве не имел чести слышать. А в моем окружении нет ни одного, кто бы пошел на такое. Честь имею…