Августа 8 дня, восемь вечера, +19 °C

Каменноостровский проспект

— Где вас носит? — раздраженно бросил полковник. — Весь день как на иголках. Никаких улик. Барон в бешенстве. Я на волоске. Телефонируете под вечер… Что у вас с лицом?

Коллежский советник извинился, вынул не столь чистый платок, как полагается в обществе, и отер со щек черные мазки.

Ягужинский неодобрительно поморщился:

— Следите за собой… На пиджаке пятна… Это что?

— Доченькам гостинчик, — по-домашнему выразился отец семейства.

Начальник дворцовый охраны хотел было отодвинуться, да в тесной пролетке некуда. Они медленно катились по вечернему проспекту к Троицкому мосту и Марсову полю.

— Докладывайте, — скомандовал Иван Алексеевич.

— Удалось привезти что я попросил?

Полковник в костюме от лучшего портного, видимо, Гедески, вытащил откуда-то снизу папку, и не выпуская из рук, раскрыл ее. Два листа плотной бумаги скрывали документ, но оставили меж собой узенькую щель, в которой виднелось предложение, напечатанное машинописным шрифтом: «не изволите внять словам и станете препятствовать неизбежному финалу». Сумерки не помешали разглядеть на всех буквах «а» знакомые засечки.

— Удовлетворены? — спросил Ягужинский. — Теперь слушаю.

Кратко доложил Родион Георгиевич, что удалось установить: князь Одоленский состоял и даже управлял обществом «Первая кровь», члены которого называли себя содалами. Целью общества было совершение крупного преступления. Какого именно, пока не известно. Видимо, имеющее отношение к подброшенным письмам. Так же обнаружен еще одни участник заговора, стряпчий Выгодский — он успел признаться перед внезапной смертью.

— Опять преподносите бесполезный труп, — недовольно буркнул Иван Алексеевич. — Что доложу министру Двора?

— Хотя бы то, что завтра я намереваюсь схватить организатора четырех убийств и, наверняка, тайного лидера «Первой крови», — спокойно ответил Ванзаров.

— Шутите?

— Никак нет, господин полковник, в мыслях не было. К вечеру он будет разоблачен.

— Но как?

— При помофи буковки «а». Предоставленный вами секретный документ окончательно убедил меня в этом.

Пролетка съехала с моста и повернула налево, мимо Летнего сада.

— Что ж, коли так… — Полковник помолчал и вдруг насторожился: — Почему четыре убийства? Одоленский, Меншиков, этот… Выгодский, а кто еще?

— Некий Петр Александрович Ленский, если угодно, незаконнорожденный отпрыск рода Одоленских… Кстати, вы могли лицезреть его в неглиже с князем на «живой картине».

— Да? Он тоже член заговора, содал?

— Вероятно.

— Где его тело?

— В морге Медико-хиругической академии. Выставлено для публичного опознания. Правда, сделать это затруднительно — у юнофи отсутствует голова.

Они подъехали к Фонтанке.

Ягужинский слишком быстро попрощался, напомнив, что будет с нетерпением ждать завтра вестей, и стремительно умчался в сторону Зимнего дворца.

В умолчании полковника нашлось излишне много смысла. Во-первых, чистейший блеф с Ленским оказался, на удивление, самой что ни на есть правдой. Обычная догадка, один из вариантов логического расклада, нашла внезапное подтверждение. Да еще какое! Выходит, «чурбанчик» и вправду Ленский… Судя по всему, Ягужинский знает это наверняка.

Но как быть с инициалами? «П.А.Л.», в любой комбинации, нет в списке содалов. И кто в таком случае ухлестывал за госпожой Ванзаровой? Кто пришел прощаться с ней в среду, как говорит Глафира? Кого привез князь на знакомство с Берсами?

А еще честный и прямой начальник дворцовой стражи не так прост и глуп, как хочет казаться. И знает куда больше, чем должен, сомнений нет.

Родион Георгиевич глянул темную вдаль, в которой скрылась пролетка, и отправился в противоположную сторону.