18

Доктор разглядывал пистоль с тем особым чувством, с каким ювелир любуется редким алмазом, а охотник доброй гончей. Врачебную профессию он явно выбрал не по душе.

– Великолепное мастерство, – сказал он, откладывая оружие на стол.

Пушкин полностью согласился и спросил, что было извлечено из виска жертвы. К нему подвинули медицинское корытце, в котором блестел стальной шарик.

– Павел Яковлевич, можете сравнить пули?

Преображенский не хотел брать на себя больше, чем полагалось участковому врачу. Но и отказать напрямик не мог. Его тоже интересовал вопрос: из одного крохотного ствола вылетели обе пульки или из разных?

– Что вы от меня хотите, господин Пушкин, – чуть капризно сказал он. – Это в Лондонской и Берлинской полиции есть криминалисты. Это в Петербурге есть Аполлон Григорьевич Лебедев, который создал антропометрическое бюро, – как говорят, великий криминалист. А у нас – Москва. Даже полицейского фотографа и того нет. Что я могу сделать? У меня, кроме лупы, ничего нет… Вот если тело вскрыть, тогда еще кое-как можем быть полезны…

– С помощью лупы можно многое узнать, – сказал Пушкин. – Было бы желание. Давайте попробуем?

Что оставалось бедному доктору? Только удовлетворить свое любопытство. Он достал кусочек воска и размял в лепешку. Из спичного коробка достал первый шарик, повертел, определяя сплюснутую сторону, и закрепил на воске. Новый шарик из миски поместил рядышком. Из глубин стола явилась сильная лупа, Преображенский отошел с воском к окну и принялся разглядывать через увеличительное стекло.

– Подойдите, – сказал он, не отрывая взгляда.

Пушкин подошел. Ему предоставили лупу и воск.

– Взгляните сами…

Под линзой шарики казались глобусами. С каналами, рытвинами и даже кратерами. Как на Луне. Некоторые следы были довольно похожи.

– Ствол гладкий, характерных бороздок нет, – сказал доктор. – Остается предполагать.

– Вижу сходство в царапинах. – Пушкин смотрел в лупу. – Как будто в стволе небольшой дефект или заусеница оставила след.

– Делайте выводы…

Преображенский забрал воск и тщательно протер шарики. Один вернулся в коробок, другой – в миску.

– Вот и вся наша криминалистика, господин Пушкин, – сказал он. – Отстаем от Европы, как только можем…

Выразив благодарность за научный подвиг, Пушкин попросил одолжить револьвер. Обещая вернуть не позже завтрашнего дня.

– Где такую вещицу могли купить в Москве?

Доктор насторожился.

– Да откуда мне знать! Сколько угодно оружейных магазинов…

– Только предположение, Павел Яковлевич.

– Если только предположение… – Преображенский не желал, чтобы его интерес к оружию стал широко известен. Ни к чему это, лишнее… Еще пристав станет вопросами допекать. – Слышал, что у «Силин и Ролен» бывают антикварные вещи…

– Это на углу Неглинного проспекта и Кузнецкого Моста?

Доктор кивнул. Пушкин адрес знал.

Он был уже в приемной части, когда в участок вошел господин в длинном пальто с бобровым воротником. Оглядевшись и вдохнув запашок, поморщился.

– Это что такое? Полицейский участок? Что за глупость…

За ним торопливо вошел Ерохин, наткнулся взглядом на чиновника сыска и повеселел.

– От повезло, господин Пушкин! – бодро заявил он. – Нового гостя изловили. Прибыл на пролетке с чемоданами. Пролетку я тоже задержал до выяснения…

Городовой сиял радостью исполненного долга. Господин с бобровым воротником, напротив, выразил глубокое возмущение полицейским произволом. А еще Москва называется! Почтенному человеку приехать нельзя, чтобы сразу не сцапали…

Господин был среднего роста, не слишком высок, на вид – за шестьдесят, но лицо не обрюзгло, а в манере держать спину отмечалось благородное воспитание. Чем дольше Пушкин вглядывался в его лицо, тем больше оно казалось знакомым.

– Позвольте представиться, – сказал он. – Алексей Пушкин, родной племянник Агаты Кристофоровны Львовой…

Не успел он договорить, как господин распахнул объятия, сгреб его в охапку и принялся тискать и целовать.

– Ах, ты мой дорогой! Ах, ты мой милый! – приговаривал господин. – Так вы с Агатой такой розыгрыш придумали! Ах, хитрецы! Узнаю подругу дней нашей юности! Ах Агата, ах умничка, какой сюрприз приготовила… А я смотрю – одно лицо с Агатушкой! Ах, Алешка, как вырос, возмужал… Молодец! Служишь? Хорошо служи!.. Да ты меня не помнишь, что ли? Я ведь Андрей Алексеевич Тимашев… Ты еще мал был, так мы у вас с тетей бывали… Забыл?.. Ну ничего… Я тебя со своей Настасьей познакомлю… Такая красавица стала… Три года ее не видел… Ты ее и не узнаешь… Совсем малышами встречались…

Объятий было достаточно. Весь участок во главе с Трашантым наслаждался зрелищем. Приложив усилие, Пушкин освободился.

– Рад новой встрече, – сказал он. – Так внезапно приехали…

– Как же внезапно? – поразился Тимашев. – Телеграмму Анна зачем прислала?

– Мадам Терновская прислала телеграмму?

– Чтобы я посреди Святок сорвался? Написала: «Срочно приезжай, важное дело» и тому подобное… И вот он я…

– Когда получили телеграмму?

– Второго января… Утром Анна отправила, днем мне доставили…

– Можно взглянуть?

Тимашев беззаботно взмахнул рукой.

– Зачем мусор копить… Дома где-то валяется… Так чего стоим, поехали обратно к Анне, раз пригласила.

Нельзя, чтобы человек с поезда узнал малоприятную новость. И отпускать его в гостиницу нельзя.

– Анна Васильевна срочно уехала на несколько дней, – сказал Пушкин, чувствуя, как спину ему буравит взгляд Трашантого. – Она просила, чтобы моя тетушка приняла. Агата Кристофоровна будет рада вас видеть…

Красивым жестом Тимашев запахнул пальто.

– Поехали, Алеша! Пролетка подана!

Пушкин пропустил гостя вперед. Сам же подумал, как тщательно будут Трашантый с приставом перемывать ему косточки. Редкая удача выпала участку.