Трое мужчин, имевших преступное прошлое, и двое подростков, ранее подвергавшихся аресту за распространение наркотиков, были обнаружены застреленными в четырех районах Манхэттена за последние десять дней. Судя по полицейским протоколам, все пятеро убиты из одного и того же револьвера.

Инспектор Фрэнк Очоа, которому поручили в пятницу вести это дело, окрестил его «делом линчевателя». Очоа заявил, что между пятью жертвами не установлено никаких связей, если не считать их «преступного прошлого», и сообщил, что, согласно баллистической экспертизе, все пятеро убиты из одного револьвера 32-го калибра.

На основании косвенных улик полиция предполагает, что все пятеро пострадавших занимались уголовной деятельностью до того, как их настигла смерть. Двое подростков были найдены мертвыми возле фургона, набитого инструментами для «раздевания» машин. Последняя жертва, Джордж Лэмберт, 22 лет, лежал рядом с телевизором возле пожарной лестницы, ведущей к окну квартиры, из которой этот телевизор был украден. На окне имелись признаки взлома.

Еще две жертвы были обнаружены в парках центральной части Манхэттена. Подозревают, что они занимались грабежами и продажей наркотиков. Оба были вооружены ножами.

Эти факты привели полицию к предварительному выводу о том, что в городе появился мститель-одиночка, вооруженный револьвером 32-го калибра. «Судя по всему, этот тип помешался на том, что действует от имени полиции — считает инспектор Очоа. — Он решил, что имеет право судить людей и выносить им приговоры».

Инспектор Очоа добавил: «Теперь мы начинаем настоящий поиск. До вчерашнего дня все дела об убийствах находились в разных участках, вот почему мы так медленно работали. Теперь мы объединяем все дела в одно. Наши силы собраны в единый кулак. Начинается настоящая охота. Мы рассчитываем вскоре задержать любителя-убийцу».

К следующему утру эта новость облетела все газеты. Инспектора Очоа проинтервьюировал спецкор из «Таймс». В «Дэйли ньюс» на страничке редактора в колонке «Любопытный фотограф» задают вопрос прохожим на улице: «Что вы думаете об убийце-мстителе?» Получены шесть ответов, начиная с «Нельзя вершить правосудие своими руками» и кончая «Пусть оставят парня в покое, он делает то, что копам следовало сделать сто лет назад». Дневной выпуск «Пост» подытожил точку зрения газетчиков: «Убийство не является ответом на все вопросы. Мстителя надо остановить до того, как появятся новые жертвы. Мы требуем от районного прокурора Манхэттена и Нью-Йоркского управления полиции не жалеть усилий и отдать этого психопата под суд».

Пол поднялся среди ночи. Снотворное больше не помогало. Он заварил чай и пробежал глазами по заголовкам газетных статей. Чашка и блюдце тряслись в его руке, чай с трудом пробивался в желудок. Пол вдруг понял, что тихо хнычет.

Ничего не могло унять его боль. Он был отчаянно, унизительно одинок; ему не хотелось женщины — ему вообще не хотелось жить. Он подумал об Очоа и его специальной группе. Они выслеживали его, вместо того, чтобы охранять покой мирных граждан. Целый город летит в пропасть, а полиция гонится за одним-единственным человеком, который пытается остановить падение, хочет помочь городу вернуться в нормальное состояние.

Было чуть больше трех часов. Спать больше не хотелось. Он почистил револьвер и долго сидел, обдумывая, следует ли носить его все время в кармане. Может, безопаснее было бы найти для него какое-нибудь укромное место? Насколько Пол понимал, у полиции пока не было ни единой зацепки, которая бы навела их на него; но техника современного розыска — дело серьезное, не исключено, что рано или поздно отыщется следок, который приведет копов к нему домой. Лучше, конечно, не таскать револьвер с собой.

Но куда его спрятать? Естественно, если его начнут подозревать, перероют всю квартиру и кабинет в офисе. А кроме двух мест Пол не знал ни единого места, которое было бы и безопасным, и легко достижимым. Он начал было придумывать варианты в духе готического романа ужасов: например, вынуть кирпич в подвале и спрятать револьвер в стене за ним. Все это было чересчур рискованно. Какой-нибудь мальчишка мог случайно наткнуться на его тайник, слесарь-водопроводчик — тоже. Револьвер был единственной уликой, связывающей Пола с убийствами. Отыскав револьвер, полицейские без труда найдут Пола, потому что серийный номер револьвера зарегистрирован на его имя в Таксоне.

Половина пятого утра. Мысли не давали ему покоя. Если его схватят, он покончит с собой — так проще всего. Нет, если его схватят, он будет до конца сражаться в суде. Найдет лучших адвокатов, и они привлекут на его сторону симпатии публики. Но почему же это его должны схватить? У полиции нет ни малейшего основания его подозревать, и пока он будет осторожен — не появится. Его кампания отлично продумана, она не была результатом тупого принуждения: он сам выбирал время и место для операций и, пока страсти не утихли, вполне мог отложить действия. У него оставалась свобода выбора. Разумеется, журналисты и редакторы были не правы: никакой он не псих, и его не обуревает бесконтрольная одержимость убивать невинных людей, пока не поймают. Нет, он не свихнувшийся странник, напрашивающийся на то, чтобы его поймали, потому что он сам себя ненавидит… «Конечно, я псих, — думал Пол, — но по сравнению с этим безумным, безумным, безумным миром я почти нормален. То, что я делаю, — вынужденная мера. Кто-то должен взять это на себя, кто-то должен показать выход».

Это заметно по детям, — сказал Джордж Энг. Пол опять разговорился с ним в конторе. — Они ненавидят полицию. По-настоящему ненавидят. Мои дети горят желанием мстить своим обидчикам. Неужели вы можете судить их за это? Наркоманы тащат все, что под руку попадется. Воруют школьные калькуляторы, лабораторное оборудование, грабят ребятишек. У моего сына приятель учится в Уэстчестере — так вот, там на этой неделе школу пришлось закрыть. Залили здание водой из пожарных шлангов, изуродовали стены, мебель, все — залили краской. Знаете, что я вам скажу: парень, убивающий всяких ублюдков, делает нам всем огромную услугу. В нашем доме проживает шестьдесят восемь семей, и сорок одна из них держит у себя доберманов и немецких овчарок. А ведь они не так уж сильно любят собак, можете мне поверить. Особенно когда цена сторожевой собаки достигает почти двух тысяч долларов.

Глаза Энга сузились до щелочек, рот стал маленьким и жестким.

— Детям даже больше, чем нам, взрослым, нужен закон и порядок. Просто с нашим законом о порядке мечтать не приходится: полицейским требуется месяц, чтобы добраться до места происшествия, и полгода, чтобы отрапортовать о нем комиссару.

Вот почему я считаю, что появление этого парня на наших улицах было неизбежным. Я даже подозреваю, что он сам полицейский, который досыта наелся нашими, черт бы их побрал, либеральными судами и взял роль правосудия на себя. Я просто уверен, что это полицейский, потому что он прекрасно знает, что преступники понимают только язык грубой силы. Он дает нам в руки средство для их устрашения. Если нейтрализовать нескольких преступников — представляете сколько мы- предотвратим преступлений?! Интересно, как выглядит статистическая кривая преступности после того, как этот парень вышел на улицы. Бьюсь об заклад, что разбоев стало намного меньше.

Наблюдая за сидящим против него Джорджем, Пол изредка хмыкал, показывая, что слушает его болтовню. Он еще не решил, какую тактику принять на таких дискуссиях: защищать себя или осуждать? Пока что он хотел знать, на чью сторону склоняются симпатии народа. Ему было необходимо знать, чего люди не договаривают. Он выслушивал всех, ему это было необходимо: подозревает ли его кто-нибудь? Поэтому он был как чувствительная антенна: стоило кому-нибудь обронить двусмысленность, как он моментально ее улавливал.

Тяжелая ноша — он никому ничего не мог рассказать, ни с кем не мог поделиться своими сомнениями, ни в чем не мог признаться.

Ни с кем не мог поделиться…

Самое главное — не повторяться. Полиция явно не сидела сложа руки, вероятно, план действий у нее был готов, по нему она и работала. Вычислив его замашки и привычки, она будет ставить ловушки. Следовательно, нужно избегать повторов, каждый его шаг должен отличаться от другого; нельзя использовать регулярные интервалы времени, один и тот же час для совершения акций, один и тот же район действий.

Оглядываясь назад, Пол понял, что создал в своих действиях географическую модель, которой упорно придерживался. Начал действовать в верхнем Уэст-сайде в Риверсайд-парке. Второе убийство произошло в Центральном парке около Пятой авеню. Оба места находились в пределах недолгой прогулки от его квартиры. Затем он переместился в грузовой район на границе Челси и Уэст-виллиджа. А после этого — Ист-виллидж. Начал образовываться круг; может быть, ему поставят ловушку в верхнем Ист-сайде? Если не считать Таймс-сквер, Ист-сайд остался единственным районом, где еще не проявил себя мститель.

Знйчит, туда идти нельзя. Поехали обратно. В Уэст-виллидж.

Хадсон, Гринич, Хорацио, Западная Двенадцатая, теперь — по Бэнк-стрит. Пол тащил бумажную сумку, в которой лежали пачка молока и буханка хлеба: человек с сумкой выглядит менее подозрительно.

Два часа ночи: Пол спустился в метро, на пересечении Седьмой и Двенадцатой улиц. Бросил жетон в прорезь, прошел сквозь турникет и по ступеням сошел на платформу.

Вонь стояла одуряющая. В это время суток станция была совершенно безлюдной. Пол почувствовал, как болят ноги, и устало прислонился к колонне с часами. Он ждал поезда.

Он представлял собой отличную добычу и надеялся, что будет замечен, но, к сожалению, никто не спустился на перрон. В туннеле взревел поезд, Пол вошел в вагон и сел возле двери. На противоположном сиденье спал древний алкаш, в дальнем конце вагона сидели двое дородных негров в рабочих комбинезонах, в руках у них были ведерки, в которых они, видимо, везли свои нехитрые завтраки.

Поезд без остановки промчался через станцию «Восемнадцатая улица». Дежурный полисмен прошел по вагону и остановился возле пьянчужки, чтобы разбудить его и сделать внушение — какое, Пол не расслышал. Потом коп поднял старичка на ноги и потащил к дверям, ведущим в другой вагон. Распахнув их, он впустил в вагон рев и холодный ветер. Дверь хлопнула и осталась незакрытой. Один из негров привстал и притворил створку.

Рабочие сошли на Пенн Стейшн, и Пол остался в вагоне один. Зеленые огни мелькнули в грязных замызганных окнах. Пол принялся читать рекламные объявления.

Поезд ворвался на залитую огнями станцию Таймс-сквер, и Пола бросило вперед, когда он резко остановился. Двое крутых парней вошли в вагон и сели напротив Пола. «Неприятностей ищут», — холодно подумал Пол. Парни нагло пялились на него, один из них вытащил на свет выкидной нож, открыл его и принялся демонстративно чистить ногти.

По их виду было ясно — это подонки. Сколько пожилых женщин они ограбили? Сколько квартир подломили? Сколько магазинов?

Оглушающий грохот поезда заглушит звук выстрелов. Их трупы можно будет оставить в вагоне, и их не обнаружат до самого Бронкса.

Нет, слишком большой риск. В этом вагоне его видели по крайней мере трое: патрульный полицейский и двое черных рабочих. Они могут его припомнить. А если на Семьдесят второй, пока Пол будет выбираться, кто-нибудь войдет? Подземка — мышеловка, здесь зажать человека в угол ничего не стоит.

Если эти ублюдки нападут, он пойдет на риск. Если нет — оставит жить. Так что, ребята, дело за вами. Прищурившись, Пол наблюдал за ними.

Они, казалось, не обращали на него никакого внимания. Казались даже сонными — героина накачались? В любом случае, никто из парней даже не пошевелился, когда поезд ворвался на станцию. Вышли из вагона даже раньше Пола, который следовал за ними по перрону и дальше по лестнице. Может, они сейчас развернутся и нападут? Прямо на лестнице?

Не напали. Улица встретила всю компанию обычным гулом. Переход на углу Семьдесят первой и Амстердам. Ребята перешли улицу и пошли по тротуару на юг. Пол оставил их в покое: следующая станция была границей, которую Пол сам себе обозначил, — все остальные были чересчур близко к его квартире. Ребята, вы и не знаете, как вам повезло…