С запада надвигалась черная грозовая темень. Время от времени набегал ветер и колыхал вершины деревьев.

Прорубаясь к берегу через густые заросли камыша и рогоза, Глеб в одном месте наткнулся на обглоданное тело волколака. Плоть чудовища рвали с таким остервенением, что в нескольких местах выгрызли вместе с мясом и куски костей.

Глеб отвернулся и пошел дальше.

Картина, открывшаяся Глебу, когда он вышел из камышей, заставила его остановиться и ахнуть. Последние лучи заходящего солнца воспламенили озеро. Небо было под стать озеру – багровое, зловещее, в серых и черных подтеках.

У берега покачивалась на волнах черная лодка. В ней Глеб разглядел сгорбившуюся фигуру, закутанную в плащ с накинутым на голову капюшоном. Человек в лодке сидел абсолютно неподвижно, словно дремал.

Положив пальцы на рукоять меча, Глеб неторопливо подошел к кромке пепельно-серой воды и громко окликнул лодочника:

– Эй, на пароме! Подкинешь до острова?

Лодочник медленно поднял голову, и на Глеба глянули два пустых, темных глаза. Это был упырь.

Глеб схватился рукой за рукоять меча, но вытягивать меч из ножен не спешил. Уж больно чудной был упырь – спокойный, угрюмый, невозмутимый. Глядя на Глеба пустыми глазами, упырь разомкнул спекшиеся, изъеденные червями губы и сипло выдохнул:

– Плата.

Глеб не поверил своим ушам. Живой мертвец требовал от него плату!

– Ты хочешь, чтобы я тебе заплатил? – спросил Глеб, растерянно усмехнувшись.

– Плата! – повторил упырь безжизненным голосом и протянул костлявую бледную руку.

Глеб сунул руку в карман, достал золотую монету и вложил ее в ладонь мертвеца. Упырь поднес монету к лицу, осмотрел ее, скривил губы и швырнул в озеро.

– Плоть! – рявкнул он. – Живая плоть!

– Ты хочешь, чтобы я расплатился с тобой живой плотью? Где же я тебе ее возьму?

Глеб ненадолго задумался, затем вынул из ножен кинжал, быстро надрезал ладонь и, сжав пальцы, выдавил кровь в ладонь упырю. Тот поднес ладонь к лицу, понюхал кровь, а затем жадно слизнул ее синим языком.

Глеб перешагнул через борт лодки и уселся на деревянную скамью. Упырь, не глядя на Глеба, заработал веслами, неуклюже отчалил от берега и, широко загребая пепельно-багровую воду озера, направил лодку к острову.

Как только Глеб оказался на твердой почве, упырь-переправщик развернул лодку и поплыл обратно по пепельно-багровой поверхности озера.

– Эй! – окликнул его Глеб. – А как я вернусь?

Упырь не отозвался и не поднял голову.

– Чертов жмурик! – выругался Глеб, поднял камень и швырнул его вслед уплывающей лодке.

Затем повернулся и взглянул на виднеющийся вдалеке черный саркофаг Погребального шатра. Стояла странная тишина. Багровое небо все сильнее затягивалось хищными тучами.

Глеб поправил на поясе меч и решительно двинулся вперед.

Все ему здесь было знакомо. Вот вонючий ручей с серебристой, как ртуть, водой. На поверхности по-прежнему плавают алые цветы, похожие на раскрытые пасти, усыпанные острыми зубами.

Вот старый деревянный мостик. Глеб не без опаски ступил на его полусгнивший настил. Несколько осторожных шагов – и Глеб уже на другом берегу.

Слева – небольшой могильный холм, поросший пробуди-травой. А впереди уже виднеется черный саркофаг Погребального шатра. Глеб зашагал к шатру, и походка его была твердой. На этот раз он войдет в саркофаг и узнает, что или кто прячется внутри.

Вот и Погребальный шатер. Стоило Глебу приблизиться, как саркофаг замерцал, словно кто-то раздул рядом невидимый огонь. Блики от него упали на черные гладкие стены.

Глеб остановился у входа, похожего на черный провал, за которым не было ничего, кроме клубящейся тьмы. Ну, вот. Осталось только шагнуть внутрь.

Сердце Глеба учащенно забилось, в горле пересохло. Однако отступать он был не намерен. Постояв еще немного, Глеб поправил на поясе меч, перекрестился и хотел шагнуть в черный провал, но на пути у него встала высокая, сухопарая фигура.

– Осьмий! – выдохнул Глеб.

Старик усмехнулся:

– Пришел? Не остановили тебя, значит, мои посланники. Не на тех положился, будет мне уроком.

Осьмий выглядел так же, как пять лет назад. Только седые волосы его стали длиннее, а борода заметно поредела. Одет старый упырь был в темную власяницу. С плеч старца, подобно концам длинного шарфа, свисали чьи-то бледные руки.

– Я хочу войти, – сказал Глеб.

Осьмий покачал головой:

– Тебе не стоит это делать.

– Я войду в Погребальный шатер, – упрямо повторил Глеб. – Даже если мне придется въехать туда на тебе верхом.

Осьмий прищурил темные, глубоко запавшие глаза. Длинные нелепые руки, лежащие у колдуна на ключицах, слегка шевельнулись.

– Что ж… – сипло проговорил упырь. – Ты можешь туда войти. Я не в силах тебе помешать. Но как только ты это сделаешь, дверь за тобой захлопнется навсегда, и ты никогда уже не сможешь вернуться домой.

Глеб озадаченно нахмурился. Такого поворота он не ожидал.

– Если я войду в эту дверь, я уже никогда не смогу вернуться в свое время? – уточнил он.

Осьмий кивнул седовласой головой.

– Не сможешь.

Глеб сглотнул слюну и глянул в черный провал за спиной у Осьмия.

– А что за этой дверью? – спросил он. – Что там?

Старик прищурил глаза и ответил:

– Ответы на вопросы.

– И что будет, если я их узнаю?

– Тебе станет очень больно. Знание не приносит ничего, кроме скорби, поверь мне. – Старик помолчал и добавил: – Тебе решать, Первоход. В этом месте каждый делает свой выбор. Твой выбор не так уж и сложен.

Глеб надолго задумался. То ли Осьмий нагнал на него чары, то ли воспоминания нахлынули некстати, но он вдруг сильно затосковал по дому, по знакомым лицам, по комфорту и привычному укладу жизни.

Какого черта он вообще тут делает?

Глеб посмотрел на дверь. Ну, что он может за нею увидеть? Оригинал Корана? Полыхающий куст? Замшелую балку от креста, на котором был распят Иисус? Супермена с бластером в руке?

Глеб усмехнулся – лезет же такая галиматья в голову. Скорее всего за дверью будет какая-нибудь глубокомысленная обманка вроде «темного зеркала». Войдет туда Глеб, увидит свою небритую рожу в зеркале и мигом прозреет. Поймет, какой неправильной и неправедной жизнью он жил до сих пор.

Да только нужно ли ему такое прозрение?

Глеб облизнул пересохшие губы и снова глянул на Осьмия. Тот стоял перед дверью и терпеливо ждал.

– А если я захочу вернуться домой… – тихо пробормотал Глеб. – Я действительно вернусь?

Осьмий кивнул:

– Да.

– И как это произойдет?

– Ты просто проснешься в своей постели. Тебя разбудит телефонный звонок. Ты чертыхнешься и возьмешь телефон. В трубке ты услышишь голос Кати Корольковой. Она скажет: «Глеб, куда ты пропал? Турук рвет и мечет!»

Сердце Глеба сжалось. Теперь ему до головокружения, до слез, до смерти захотелось вернуться домой. Подарить Катьке букет ее любимых фиалок, чмокнуть ее в щеку и позвать на Поклонную гору – покататься на роликах. Или сходить с Яшкой Фенделем в спортбар и нахлестаться пива, глядя на то, как наши под орех разделывают канадцев. Но… как же Диона? Как же Громол? А Прошка с ученым мужем Лагиным? Хомыч?

Глеб нахмурился и взволнованно спросил:

– Я буду помнить то, что произошло со мной здесь?

Осьмий усмехнулся сухими губами и чуть качнул головой:

– Нет. Ты все забудешь.

Глеб облегченно вздохнул:

– Это хорошо.

«Обратного пути не будет, – зазвучал у него в голове голос Осьмия. – Мы сами выбираем свою судьбу».

Глеб снова посмотрел на черный провал и вдруг понял, что не войдет туда. Никогда, ни при каких условиях. На глазах у него выступили слезы. Он вытер слезы грязными пальцами и прошептал:

– Прости, Громол. – Потом взглянул Осьмию в его мертвые глаза и сказал: – Если можешь вернуть меня домой, верни.

Старец кивнул и торжественно изрек:

– Да будет так. Закрой глаза, ходок!

Глеб послушно зажмурил веки и услышал негромкий, спокойный и властный голос Осьмия:

– Руксун… тройчан… гибло…

И тут в сердце у Глеба кольнуло. Нетленные! Он снова открыл глаза и торопливо проговорил:

– Подожди! Совсем забыл тебя спросить! Что ты делаешь с нетленными?

Осьмий замер. Несколько секунд он смотрел на Глеба, словно размышлял, стоит ли доверять ходоку свою тайну или лучше оставить ее при себе, потом разомкнул спекшиеся губы и пробормотал:

– Ты слишком любопытен, чужеземец. Но я скажу. Нетленные – просто коконы. Ты пришел из времени, в котором обожают эксперименты. Считай это моим экспериментом.

– Коконы? – Глеб едва не засмеялся. Вот оно что! Старый упырь решил вывести новых тварей. Как просто и как глупо.

Осьмий, казалось, прочел его мысли. Старец прикрыл веки и заговорил чужим, но знакомым Глебу голосом:

– «На то, чтобы люди смогли подняться до последнего уровня, могут уйти тысячи лет, тысячи проб и ошибок, тысячи неудачных вариантов. Возможно, когда это случится, люди превратятся в других существ». – Осьмий открыл глаза и, глянув на Глеба в упор, сухо спросил: – Помнишь эти слова?

– Ты решил вывести новую расу землян? – усмехнулся Глеб. – Но это глупо.

– Не глупее прочего, – пожал сутулыми плечами Осьмий. – Простые решения – самые верные. Эти создания будут лучше вас. Они будут лишены алчности, зависти, ревности, мстительности. И они будут сильнее вас.

– И много их будет? – осведомился Глеб, которому идея Осьмия все еще казалась фантастичной и глупой.

Старец усмехнулся:

– Много. Благодари купцов – бурая пыль далеко расползлась по земле. И каждый, кто ее испробовал, получит возможность измениться. Я об этом позабочусь.

– Ты хотел сказать «переродиться»? Умереть, стать нетленным и вызреть в утробе кокона в чудовищного мотылька?

– Называй как хочешь. Людей спасти уже не удастся. Рано или поздно они погубят себя сами. Не бойся, Глеб, твое будущее не изменится. Это будет совсем другая история. А теперь расслабься и ступай домой. Руксун… тройчан… гибло… калоста…

Глеб почувствовал, что у него закружилась голова. И вдруг на него нахлынуло видение: орды диковинных крылатых существ наступают на села и города, уничтожают людей, чтобы занять их место под солнцем и создать новую, свободную от страстей, эмоций и предрассудков цивилизацию. И все это из-за того, что Глебу не хватило духа прикончить старого упыря, вообразившего себя новым богом.

Гнев захлестнул Орлова. Рука, привыкшая решать все проблемы просто и эффективно, сама собой потянулась к мечу.

Почти не сознавая, что делает, Глеб выхватил из ножен меч и бросился на Осьмия. Он успел услышать предсмертный крик колдуна, когда лезвие меча вошло тому в сердце, а потом что-то ярко вспыхнуло у Глеба перед глазами, и в следующее мгновение он погрузился во тьму.