1 июня
Радик капризничал. Антонина носилась из комнаты на кухню и обратно – она опять опаздывала.
– Раз ты так! – взвизгнула Антонина, – то пойдешь без манной каши! В яслях за государственный счет невкусным геркулесом позавтракаешь!
Радик взревел, примерно через час взревел завгар трамвайного депо номер один Кильмаматов:
– Загубина! Опять опоздала! Где шлялась?! Все, кончилось наше с Шарунасом терпение, лишаешься квартальной премии!
– У меня ребенок! – жалобно всхлипнула Антонина.
– И у меня ребенок! И у Шарунаса двое! И Ашот, пока в Карабах не уехал, алименты платил! Нечего безмолвными и невинными херувимами прикрываться! – Кильмаматов бушевал.
На помощь подруге пришла Люся:
– У вас, Раис Абдрахманович, взрослые школьники, за которыми и учителя с дворниками, и милиционеры с пожарниками приглядывают, а у Антонины Радику всего полтора годика!
– Радику?! – обомлел Кильмаматов и тут же обрадовался: – Что ж ты сразу не сказала! Моего дедушку, папиного папу тоже Радиком звали! Не будем тебя премии лишать! Мы тебя только в «Молнии» нарисуем, чтобы Шарунас, когда о мерах пресечения безобразий будет спрашивать, не сердился. Вот, Кренделькова и нарисует, она же у нас культмассовый сектор!
– Ой, не надо! – сильно испугалась Антонина.
– Да не бойся, ты! – успокоила подругу Люся, – уж лучше нарисованной быть, чем без премии!