на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить

реклама - advertisement



VIII ПРИКЛЮЧЕНИЯ МИСТЕРА ТОУДА

Ветер в ивах

Когда мистер Тоуд оказался в сырой и зловонной темнице, он понял, что весь мрак средневековой крепости лежит между ним и внешним миром, где сияет солнышко. Там пролегают великолепные мостовые, где он еще так недавно бывал счастлив и развлекался как хотел, словно приобрел в безраздельную собственность все дороги Англии! Он бросился на пол ничком, зарыдал и предался самому черному отчаянию.

«Все, всему конец, — говорил он, — во всяком случае, конец процветанию мистера Тоуда, а это, в сущности, одно и то же, известного мистера Тоуда, прекрасного мистера Тоуда, богатого и гостеприимного мистера Тоуда, веселого, беззаботного и жизнерадостного! И как я могу надеяться снова оказаться на свободе, когда это вполне справедливо, что меня посадили в тюрьму (говорил он), потому что я угнал прекрасную машину таким наглым образом да еще так самоуверенно дерзил стольким толстым, краснолицым полицейским! (Тут рыдания стали его душить.) Дурак я, дурак, теперь придется мне томиться в этой крепости. За это время те, кто гордился знакомством со мной, окончательно забудут даже самое имя мистера Тоуда! О мудрый старина Барсук! О мудрый и дельный дядюшка Рэт! О благоразумный Крот! Какими основательными суждениями, каким великолепным пониманием людей и обстоятельств вы обладаете! Бедный, покинутый Тоуд!»

В жалобах, подобных этим, проводил он дни и ночи в течение нескольких недель, отказываясь от завтрака, обеда и ужина и даже от легких закусок, хотя старый и мрачный тюремщик, зная, что в кармане мистера Тоуда водятся денежки, неоднократно намекал ему, что кое-что для утешения и ободрения можно организовать с воли за соответствующую мзду.

У тюремщика была дочка, приятная девчонка, к тому же добросердечная, которая помогала отцу в нетрудных делах во время его дежурств. Особенно она любила животных. У нее была канарейка, чья клетка днем висела на гвозде, вбитом в массивную стену главной башни в крепости. На это очень досадовали заключенные: канарейка мешала вздремнуть после обеда. Кроме того, дочка тюремщика держала еще несколько пестреньких мышек и беспокойную, вертящуюся в колесе белку. Этой доброй девушке было от души жаль несчастного мистера Тоуда, и она однажды сказала отцу:

— Отец! Мне невыносимо видеть, как страдает и худеет этот несчастный зверь. Позволь мне им заняться. Ты же знаешь, как я люблю животных! Я его заставлю есть у меня из рук и вообще поставлю его на ноги.

Отец разрешил дочери делать все, что она хочет, потому что мистер Тоуд успел ему надоесть со всей его тоской, и капризами, и подлым характером. Она занялась подготовкой милосердного дела. И в тот же день постучалась в дверь погреба, где томился Тоуд.

— Ну, Тоуд, давай-ка взбодрись, — обратилась к нему девушка. — Садись к столу, вытри глаза и будь благоразумным зверем. И давай пообедай. Я сама приготовила. Все теплое, только что с плиты.

Это было жаркое с овощами, положенное между двух тарелок, и его аромат наполнил тесное подземелье. Всепроникающий запах капусты добрался до носа, когда мистер Тоуд в тоске лежал ничком на полу, и стал внушать ему мысль, что, может быть, жизнь не такая уж пустая и безнадежная вещь, как он себе вообразил. Но он продолжал подвывать и брыкаться ногами, не позволяя себя утешить. Сообразительная девушка на время удалилась, и, так как большая часть запаха горячей тушеной капусты осталась в помещении, мистер Тоуд между приступами рыданий потянул носом и немножечко призадумался, и постепенно к нему стали являться новые и вдохновляющие мысли: о рыцарстве, о поэзии, и о том, что ему еще предстоит совершить, и о просторных лугах, и о коровах, которые на них пасутся, и как их поглаживает ветер и солнышко, и об огородах, и о цветочных бордюрах на клумбах, и о теплом львином зеве, облепленном пчелами, и о приятном звоне тарелок, когда в Тоуд-Холле накрывают на стол, и о том, какой приятный звук издают ножки стульев, когда каждый из гостей пододвигается к столу, чтобы заняться важным делом. Воздух в тесном его погребе вдруг приобрел розоватый оттенок, и мистер Тоуд стал думать о своих друзьях, что они, наверное, что-нибудь предпримут, об адвокатах, которые, должно быть, с удовольствием возьмутся его защищать, и какой он осел, что до сих пор ни одного из них не пригласил, и под конец он подумал о собственном уме и скрытых возможностях, и о том, на что он способен, если заставит свой великий ум как следует работать, и, таким образом, курс лечения почти что был завершен.

Когда через пару часов девушка пришла снова, она несла на подносе чашку душистого чаю, от которого шел пар, и тарелочку с горкой горячих, намазанных маслом тостов, толстых, с коричневой корочкой с обеих сторон, и масло стекало по ноздреватому хлебу золотыми каплями, как мед вытекает из сотов. Запах намасленных тостов ну просто говорил с мистером Тоудом о совершенно конкретных вещах: о теплых кухнях, о завтраке ясным морозным утром, об уютном кресле возле горящего камина зимним вечером, когда уже все прогулки завершены и ноги в тапочках покоятся на каминной решетке, о сытом мурлыканье кота и тихом чириканье засыпающей канарейки. И мистер Тоуд в очередной раз возродился к жизни. Отер глаза, хлебнул чайку, зачавкал теплыми тостами и вскоре разговорился. Он стал рассказывать о себе самом и о доме, в котором он живет, и о своих деяниях, и о том, какая он значительная фигура, и какого его друзья о нем высокого мнения. Дочка тюремщика заметила, что разговор на эту тему приносит ему пользу не меньшую, чем намасленные тосты с чаем, что и было на самом деле, поэтому она всячески поощряла его и просила продолжать.

— Расскажи мне о Тоуд-Холле, — сказала она, — это звучит так привлекательно.

— О, Тоуд-Холл — это очень подходящая резиденция для джентльмена, там есть абсолютно все необходимое, это уникальное имение, оно частично восходит к четырнадцатому веку, но снабжено всеми современными удобствами. Современный санузел. Пять минут ходьбы от церкви, почты и площадок для игры в гольф. Подходящее для…

— Да будет тебе, — засмеялась девушка, — я же не собираюсь его у тебя покупать. Расскажи мне про него что-нибудь интересное. Но сначала я схожу еще за одной порцией чаю.

Она упорхнула и тут же появилась с полным подносом. Тоуд с жадностью набросился на тосты, при этом его настроение окончательно поднялось до обычного уровня. Не переставая жевать, он рассказал ей о лодочном сарае и о пруде, где водятся караси, и про обнесенный высоким забором огород, и про свинарник, и про конюшни, и про голубятню, и про курятник, и про маслобойню, и прачечную, и про буфеты с посудой, и гладильные приспособления (это ей понравилось больше всего), и про банкетный зал, и как там бывало весело, когда другие звери собирались у него за столом, и как он бывал в ударе — пел песни, рассказывал разные истории и вообще был душой общества. Потом она расспросила о его друзьях и проявила большой интерес ко всему, что он о них рассказывал, и как они живут, и как проводят время. Конечно, она не сказала ему, что звери для нее — просто домашние любимцы, у нее хватило такта понять, что Тоуд на это страшно обидится. Когда вечером она пожелала ему спокойной ночи, взбив перед тем солому на которой он спал, Тоуд был уже в значительной степени прежним — уверенным и самовлюбленным зверем. Он спел песенку-другую из тех, что любил певать во время своих застолий, зарылся в солому и отлично отдохнул за ночь, причем ему снились приятные сны. С того дня печальное заточение мистера Тоуда скрашивалось множеством милых бесед, так как дочке тюремщика было очень жаль бедного узника. Ей казалось сущим безобразием то, что несчастный маленький зверек томится в тюрьме. Ей казалось, что он осужден за совсем небольшую провинность. А тщеславный Тоуд, как водится, вообразил, что она проявляет к нему вполне определенный интерес, и очень сожалел, что она не такого высокого, как он, происхождения, потому что она была очень хорошенькой девушкой и к тому же восхищалась им выше меры.

Однажды девушка пришла к нему какая-то задумчивая, отвечала невпопад. Ему показалось, что она не обращает достаточного внимания на его остроумные фразы и искрометные замечания.

— Тоуд, — сказала она наконец, — я прошу тебя, послушай внимательно. У меня есть тетка. Она работает прачкой.

— Ну, ничего, не огорчайся, — сказал он изысканно-любезно. — Забудь про это. У меня есть несколько теток, которые заслуживают того, чтобы быть прачками.

— Помолчи минуточку, — сказала девушка. — Ты слишком много говоришь, это твоя главная беда. Я стараюсь что-нибудь придумать, а от твоих разговоров у меня начинает болеть голова. Как я уже сказала, у меня есть тетка, и эта тетка — прачка. И она обстирывает всех заключенных в этой крепости. Мы стараемся, как ты понимаешь, чтобы тут все члены семьи могли зарабатывать. Она забирает грязное белье в понедельник утром и приносит выстиранное в пятницу вечером. Сегодня четверг. Вот что мне пришло в голову. Ты — богатый, так ты мне, по крайней мере, говоришь, а она — бедная. Несколько фунтов для тебя не составят никакой разницы, а для нее они имели бы огромное значение. Ну, если с ней как следует поговорить, вы бы могли договориться. Она бы тебе дала свое платье и чепец, ну и так далее, и ты бы выбрался из крепости под видом прачки. Вы с ней во многом похожи, в особенности фигурой.

— Нисколько не похожи, — сказал Тоуд раздраженно. — У меня очень изящная фигура для такого, как я.

— У нее — тоже, — ответила девушка. — Для такой, как она. Ну, делай как знаешь, ты жуткий, самовлюбленный, неблагодарный зверь. Мне просто тебя жаль, и я стараюсь тебе помочь!

— Да, да, конечно, огромное тебе спасибо! — сказал мистер Тоуд торопливо. — Но послушай, как же ты хочешь, чтобы мистер Тоуд из Тоуд-Холла бродил по окрестностям в обличье прачки?

— Ну, тогда сиди здесь в своем собственном обличье! — ответила она с жаром. — Я думаю, тебе хочется умчаться отсюда в карете, запряженной четверкой рысаков?

Честный мистер Тоуд всегда был готов признать свою неправоту.

— Ты хорошая, добрая, умная девочка, — сказал он. — А я и на самом деле самовлюбленная и глупая жаба. Познакомь меня с твоей достойной тетушкой, прошу тебя, и я полагаю, что мы с этой милой леди сумеем договориться на условиях, приемлемых для обеих сторон.

На следующий день девушка провела к нему свою тетушку. В руках было завернутое в полотенце и заколотое булавкой выстиранное за неделю белье. Старая дама была уже подготовлена к беседе заранее, а блеск некоторого количества золотых монет, которые мистер Тоуд предусмотрительно разложил на столе на самом видном месте, практически завершил дело и оставил очень мало простора для обсуждений. В обмен на наличные Тоуд получил платье из ситчика в цветочках, передник, шаль и поношенный чепец.

Единственное условие, которое старая леди поставила, желая избежать подозрений, — чтобы ее хорошенько связали, швырнули на пол и засунули в угол. Этим не очень убедительным ухищрением и при помощи выразительного рассказа, который она сочинит, она надеялась сохранить свое место постоянной тюремной прачки, несмотря на то, что все, конечно, будет выглядеть довольно подозрительно. Тоуд был в восторге от этого предложения. Оно придаст блеск его бегству, и его репутация неисправимого и опасного существа снова подтвердится. Он с готовностью помог дочке тюремщика придать тетушке такой вид, будто она явилась жертвой непреодолимых обстоятельств.

— Ну, теперь твоя очередь, Тоуд, — сказала девушка. — Снимай-ка пиджак и жилет, ты сам по себе достаточно толстый.

Трясясь от смеха, она застегнула на нем крючки ситцевого платья, накинула на него шаль и завязала под подбородком ленточки поношенного чепчика.

— Ну, ты просто вылитая тетушка, — рассмеялась она, — и, я уверена, ты никогда в жизни не выглядел таким респектабельным. До свидания, Тоуд, счастливо тебе! Иди вниз тем же путем, каким тебя сюда привели, и, если эти мужланы стражники будут отпускать в твой адрес нелепые шуточки, ты лучше просто отшутись и помни — ты вдова, совершенно одинокая, которая вынуждена дорожить своим честным именем.

Ветер в ивах

С бьющимся сердцем и настолько твердой поступью, насколько это ему удалось, мистер Тоуд двинулся в свое рискованное и опасное путешествие. Вскоре он с радостью обнаружил, что все идет как по маслу, хотя его немного унижало то, что ни пол, ни одежда, которые облегчали ему путь, ему лично не принадлежали.

Приземистая фигура прачки в знакомом платье из набивного ситца сама по себе была пропуском, отпиравшим любую запертую дверь, дававшим возможность миновать мрачные тюремные коридоры, и даже, когда он один раз засомневался, не зная, куда было бы правильнее свернуть, ему помог стражник, стоявший на часах у ближайших ворот, который спешил выпить свою чашечку горячего чая и поэтому прикрикнул на «прачку», чтобы она проходила быстрее, а не заставляла бы его торчать тут целую ночь. Самой главной опасностью для мистера Тоуда были всякие шуточки и заигрывания, на которые он должен был быстро и язвительно отвечать. Мистер Тоуд был зверем с развитым чувством собственного достоинства, и ему трудно было отшучиваться, когда на него сыпались остроты, как ему казалось, лишенные всякого юмора и изящества. Он, однако, старался не выходить из себя и, хоть и с большим трудом, приспосабливал свои реплики к уровню умственного развития остряков, но при этом всячески старался остаться в рамках приличия.

Ветер в ивах

Ему показалось, что несколько часов прошло, пока он пересек последний внутренний двор, сумел отвертеться от настойчивых приглашений из последней дежурки, уклониться от протянутых рук последнего стражника, который, притворяясь очарованным, пытался обнять прачку на прощание. Но наконец он услыхал, как замок в калитке, вделанной в огромные наружные ворота крепости, защелкнулся за ним, ощутил прикосновение вольного воздуха к покрытому испариной лбу и понял, что он свободен!

У него закружилась голова от того, как легко совершил он этот подвиг, и он быстро зашагал туда, где мерцали огоньки ближайшего города. Он не имел ни малейшего представления, что ему теперь делать, и знал только одно, что ему нужно срочно убраться из тех мест, где леди, которую он вынужден был изображать, была такой известной и популярной фигурой.

Когда он, размышляя, вышагивал по дороге, его внимание привлекли красные и зеленые огни чуть поодаль от него и слегка в стороне от города, а слуха коснулось пыхтение паровозов и лязг товарных платформ на стрелках.

«Ага! — подумал он. — Вот это повезло так повезло. В данную минуту железнодорожный вокзал — это для меня самое нужное место на свете. И главное, мне не придется идти через город и делать вид, будто я прачка. Правда, мои находчивые ответы в стиле прачки послужили мне и помогли выбраться из тюрьмы, но они нисколечко не служат самоуважению».

Таким образом, он направился к вокзалу, изучил расписание и выяснил, что поезд, который шел примерно в том направлении, какое ему было нужно, должен отправиться через полчаса.

— И снова повезло! — заметил мистер Тоуд.

Его настроение еще улучшилось, и он направился в кассу покупать билет.

Он назвал город, который был расположен ближе всего к той деревне, где Тоуд-Холл был главной достопримечательностью, и машинально стал шарить в том месте, где находится жилетный карман, а в нем — деньги на билет. Но в дело вмешалось ситцевое платье, которое все еще было на нем и о котором он начисто забыл. Точно в дурном сне, он пытался победить эту жуткую незнакомую материю, которая, как ему казалось, ловит и держит его руки, и смеется, и издевается над ним, а другие пассажиры, выстроившись за ним в очередь, ожидали с нетерпением, давая советы более или менее полезные и отпуская замечания более или менее сердитые. Наконец — он сам не понял, каким образом — он все-таки победил этот ситец, достиг того места, где от начала веков располагаются жилетные карманы, и не обнаружил там не только денег, но и решительно никакого кармана, где эти деньги могли бы помещаться!

С ужасом он вспомнил, что и пиджак, и жилет он оставил в покинутой темнице, а вместе с ними и записную книжку, бумажник, ключи, часы, спички, пенальчик с карандашами — все то, что придает смысл жизни и отличает зверя со множеством карманов от тех, которые имеют всего один карман или не имеют их вовсе, и прыгают, и бегают вокруг совершенно неэкипированные.

Приходя в отчаяние, он сделал безнадежную попытку спасти положение и сказал в своей прежней манере, которая была смесью манер богатого помещика и кембриджского профессора:

— Послушайте! Я забыл захватить кошелек. Дайте мне билет, и я пришлю вам деньги завтра. Имя мое хорошо известно в этих местах.

Кассир поглядел на него и на его поношенный чепчик и рассмеялся:

— Думаю, тебя и вправду хорошо знают в этих местах, если ты частенько пользуешься этой выдумкой. Отойдите от окна, госпожа, не мешайте другим пассажирам.

Какой-то старый джентльмен, который уже давно сверлил его пальцем в спину, оттолкнул его от кассы и, что хуже всего, назвал его «милейшая», что рассердило мистера Тоуда больше всего из случившегося с ним в этот вечер.

Впадая в полнейшее отчаяние, ничего не видя перед собой, побрел он вдоль платформы, у которой стоял поезд, и слезы струились по обеим сторонам его носа. Он думал, как это жестоко быть так близко от безопасного места, от собственного дома, и встретить препятствие в виде нескольких жалких шиллингов и вздорного формалиста кассира. Очень скоро его побег обнаружится, и будет выслана погоня, и его поймают, и закуют в цепи, и потащат снова в темницу, и посадят на хлеб и воду, и удвоят охрану, и удвоят срок! А какие язвительные замечания будет отпускать девушка! Но что же делать? Он не очень-то скор на ноги, а фигура его, к сожалению, легко узнается в этих местах. Может, втиснуться под лавку в вагоне? Он видывал, как школьники пользовались этим методом, когда деньги, данные на проезд заботливыми родителями, бывали истрачены на иные, более важные дела. Размышляя, он не заметил, как очутился возле паровоза, который смазывал, вытирал и всячески ласкал любящий машинист — здоровенный дядька с масленкой в одной руке и с ветошью в другой.

Ветер в ивах

— Эй, матушка, — сказал машинист, — что случилось? Вид у тебя что-то не очень веселый, а?

— О, сэр! — сказал мистер Тоуд, снова заливаясь слезами. — Я несчастная, убогая прачка, и я потеряла деньги, и теперь мне нечем заплатить за билет, а мне просто необходимо попасть домой, и что теперь делать, я не представляю себе. О боже мой, боже мой!

— Да, действительно плохо дело, — сказал машинист задумчиво. — Потеряла деньги, и домой тебе не попасть, и детишки у тебя, наверное, есть, правда?

— Страшное количество, — всхлипнул мистер Тоуд. — И они все останутся голодными, и начнут баловаться со спичками, и поопрокидывают керосиновые лампы, бедные, невинные крошки! И передерутся, и невообразимо что еще натворят. О боже мой, боже мой!

— Послушай, я тебе скажу, что мы с тобой сделаем, — стал утешать его добрый машинист. — Ты говоришь, ты прачка по профессии. Ну и хорошо, пусть так и будет. А я, как видишь, машинист, и тут уж ничего не скажешь, работа эта страшно грязная. Рубашек уходит — сила, супружница моя замучилась их стирать, если ты выстираешь мне несколько рубашек, когда доберешься до дому, я тебя довезу на паровозе. Это, конечно, запрещено администрацией, но в этих отдаленных местах мы не так уж строго придерживаемся правил.

Отчаяние мистера Тоуда мгновенно перешло в восторг, и он живо вскарабкался в кабину паровоза. Конечно, он в жизни не выстирал ни одной рубашки и не смог бы этого сделать, даже если бы и взялся, впрочем, он и не собирался этого делать. Он подумал: «Когда я доберусь в Тоуд-Холл, то у меня снова будут деньги и карманы, куда их класть. Тогда я пошлю машинисту столько денег, сколько хватит заплатить за стирку целой горы рубашек, а это будет то же самое или даже еще лучше».

Дежурный махнул зеленым флажком, машинист ответил ему веселым свистом, и поезд медленно отошел от перрона. По мере того как увеличивалась скорость и по обе стороны полотна проносились мимо поля, и деревья, и живые изгороди, и коровы, и лошади, Тоуд чувствовал, как с каждой минутой к нему приближается и Тоуд-Холл, и добрые друзья, и деньги, которые будут звенеть у него в кармане, и вкусная еда, и похвалы, и восторги, которые последуют в ответ на рассказы о его приключениях и невероятной находчивости и сообразительности, он начал подпрыгивать, и кричать, и петь куплеты из каких-то песенок, что привело в страшное изумление машиниста, который в жизни и встречал иногда прачек, но таких — никогда.

Они уже покрыли много миль, и мистер Тоуд уже обдумывал, что он прикажет подать себе на ужин, когда он заметил, что машинист с озадаченным видом высовывается из кабинки и усиленно прислушивается. Потом он увидал, как тот вылез на тендер и пристально глядит назад. Возвратившись, машинист сказал:

— Очень странно. Мы — последний поезд сегодня, который должен идти в этом направлении, но я могу поклясться, что я слышу, как еще один поезд мчится следом.

Тоуд мгновенно прекратил свои дурацкие ужимки. Он помрачнел, и тупая боль, образовавшись где-то в спине, спустилась в ноги, и он вынужден был присесть и попытаться не думать о том, что может вскоре последовать.

К этому времени полная луна взошла и светила ярко, и машинист, став поудобнее на уголь, мог видеть, оглядываясь назад, на довольно большое расстояние.

Через некоторое время он воскликнул:

— Теперь я отчетливо вижу. По нашим рельсам за нами вслед идет паровоз на очень большой скорости! Похоже, что он гонится за нами!

Несчастный Тоуд, скукожившись на угольной пыли, изо всех сил пытался придумать какой-нибудь выход.

Ветер в ивах

— Они нас нагоняют! — воскликнул машинист. — На паровозе толпятся какие-то чудные люди. Мужчины в костюмах старинных стражников размахивают алебардами, полицейские в шлемах машут дубинками, и какие-то люди, плохо одетые и в капюшонах, несомненно штатские детективы, это видно даже на расстоянии, они грозят револьверами и потрясают тростями. Все чем-нибудь машут и все в голос кричат: «Стой, стой, стой!»

Тогда Тоуд упал на колени прямо среди угля и молитвенно поднял лапы:

— Спаси меня, только спаси меня, милый, добрый мистер машинист, и я признаюсь тебе во всем. Я вовсе не простая прачка, как тебе с виду показалось! И меня вовсе не ждут никакие дети, невинные крошки. Я — жаба, хорошо известный мистер Тоуд, хозяин Тоуд-Холла. Мне удалось бежать благодаря моему уму и отваге из отвратительной темницы, куда меня швырнули враги, и если эти типы с паровоза меня поймают, то это означает — цепи, хлеб и вода, и соломенная подстилка, и нескончаемая печаль для несчастного, ни в чем не повинного мистера Тоуда!

Машинист посмотрел на него очень пристально и спросил:

— Скажи-ка мне честно, за что тебя посадили в тюрьму?

— Да так, чепуха, — сказал мистер Тоуд, сильно краснея. — Я просто одолжил автомобиль у хозяев, которым он в то время не был нужен, потому что они завтракали. Я вовсе не собирался его воровать, но эти официальные лица, особенно в магистратах, они делают такие скоропалительные выводы, не понимая, что может же кто-то поступить опрометчиво, если он человек темпераментный!

Машинист поглядел на него неодобрительно и сказал:

— Боюсь, что ты и вправду очень нехорошая жаба и тебя надо бы выдать полиции. Да ты, как видно, попал в большую беду, и поэтому я тебя не предам. Во-первых, я терпеть не могу автомобили. А во-вторых, я терпеть не могу, когда полицейские командуют мной на моем рабочем месте. И потом, если я вижу слезы на глазах животного, это всегда смягчает мое сердце. Так что не вешай нос, Тоуд! Я постараюсь, и, может, мы их еще победим!

Они набили топку углем, отчаянно работая лопатами, топка загудела, поезд подпрыгивал на стыках и качался, но все-таки преследователи постепенно догоняли их. Машинист отер вспотевший лоб ветошкой и вздохнул.

— Боюсь, ничего не получится, Тоуд, — сказал он. — Понимаешь, они налегке, без состава, и ихний паровоз лучше. Нам с тобой осталось только одно, и это наш единственный шанс, поэтому слушай внимательно, что я стану говорить. Через некоторое время мы будем проезжать туннель. По ту сторону туннеля полотно идет через густой лес. Когда мы въедем в туннель, я прибавлю скорости сколько возможно, а те наверняка притормозят, потому что будут бояться столкновения. Как только мы выскочим наружу, я нажму на все тормоза, а ты соскочишь до того, как они успеют выбраться из туннеля. Затем я опять помчусь на полной скорости, и пусть они за мной гонятся, если хотят, и сколько хотят, и докуда хотят. Будь готов прыгнуть, как только я подам знак.

Ветер в ивах

Они снова набили топку углем, и поезд помчался, рыча и стуча, пока они не выскочили на свежий воздух по другую сторону туннеля и под лунным светом увидали лес по обеим сторонам полотна — густой и надежный. Машинист выпустил пар и нажал на тормоза, поезд замедлил ход почти что до скорости пешехода. Тоуд, который спустился на последнюю ступеньку, как только машинист скомандовал: «Прыгай!» — прыгнул, скатился с невысокой насыпи, пробрался в лес и спрятался в чаще.

Выглянув из укрытия, он увидел, как его поезд снова набрал скорость и скрылся из глаз. В этот момент из туннеля вырвался преследующий его паровоз, пыхтя и свистя, а его разношерстная команда продолжала неистово размахивать оружием и кричать:

— Стой! Стой! Стой!

Когда они промчались, Тоуд от души посмеялся — в первый раз после того, как он был брошен в тюрьму.

Но он быстро перестал смеяться, когда немного поразмыслил и вспомнил, что уже очень поздно, и темно, и холодно, а он находится в незнакомом лесу без денег и надежд на ужин и все еще далеко от дома и друзей. Мертвая тишина, наступившая после рычания и рокота паровоза, оглушила его. Он не смел выйти из-под защиты деревьев и поэтому двинулся в глубь леса, считая, что ему следует как можно дальше оказаться от железной дороги.

После долгих недель, проведенных в четырех стенах, он не узнавал леса. Лес казался ему чужим, враждебным и способным на всякие каверзы. Козодои, чья ночная песня была похожа на механическую дробь, представлялись ему стражниками, которые рыщут по лесу и вот-вот нападут на него. Бесшумно пролетела сова, задев его плечо своим крылом, и он задрожал, уверенный, что это чья-то рука, но сова унеслась так же неслышно, взмахнув крыльями и смеясь «хо-хо-хо», обнаружив этим, как подумалось мистеру Тоуду, дурной вкус.

Один раз ему навстречу попалась лиса, которая остановилась, саркастически оглядела его с ног до головы и сказала:

— Привет, прачка! Опять не хватает наволочки и одного носка. Смотри, чтобы это было в последний раз!

И удалилась, важно задрав хвост и посмеиваясь.

Тоуд поискал на земле камень, чтобы швырнуть ей вслед, не нашел и совсем расстроился. Наконец, продрогший, голодный и измученный, он отыскал дуплистое дерево, приготовил себе, как сумел, постель из веток и прошлогодних листьев и крепко заснул до утра.

Ветер в ивах


VII  СВИРЕЛЬ У ПОРОГА ЗАРИ | Ветер в ивах | IX ПУТНИКАМИ СТАНОВЯТСЯ ВСЕ