Грэм Анна
   Зверь
  

  

   

    Пролог
   

   — Невозможно.
   Эллен почти бежала, стараясь не замечать кромешной темноты вокруг. Сердце бешено стучало в висках, и далекие огни казарменных окон казались ей спасительным маяком. Вся база погрузилась в ночь, словно в жидкий мазут, и каблуки вязли в густой тьме, заставляя в отчаянии хвататься руками за воздух, лишь бы не упасть.
   Мокрой от пота спиной она ощущала чужой взгляд, а сплошная стена леса, окружавшая Форт-Келли с трех сторон, казалось, движется на неё, вызывая приступ панической атаки. Страх сжимался удавкой вокруг шеи, когда она неслась по длинной кишке прохода между шеренгами складов и грузовых вагонов, заполненных лесом. Их железные скелеты подсвечивал лишь слабый отблеск луны.
   — Невозможно. Это бред.
   Эллен пыталась уговорить себя, но выходило из рук вон плохо. Она не могла остановить поток мыслей, которые обрушились ей на голову волной цунами в десять баллов. Догадки, одна нелепее другой, паразитом въедались в разум, отравляли привычную картину мира, основанную на логике и фактах. Зверь. Эллен была готова сдаться психиатру сразу, как вырвется из этой проклятой глуши. Если вырвется.
   Ночью здесь экономили свет, фонарь горел лишь на КПП в будке охраны, и Эллен удалялась от него всё дальше и дальше, ныряя в вязкую темноту, словно в море. Споткнувшись на ровной дороге, она проехалась на коленях по острым сколам гравия и потревожила отбитые накануне в синеву пальцы на ногах.
   — Чёрт!
   Эллен сжала зубы, чтобы не закричать от боли. Она готова была продолжать двигаться даже на четвереньках, лишь бы скорее покинуть открытую площадку комбината и оказаться рядом с жилыми блоками.
   Превозмогая боль, она влетела по лестнице на второй этаж и трясущимися руками воткнула ключ в замок, подсвечивая бесполезным телефоном. Ни связи, ни сети, ни электричества — где-то снова произошёл обрыв. Эллен нащупала простую стеклянную банку со свечой и зажигалку: эти вещи она по совету фельдшера всегда держала под рукой. Дрожащий огонёк осветил комнату, и Эллен торопливо зажгла ещё три свечи, которые накануне расставила по углам. Она плотно захлопнула ставню, занавесила окно и закрыла дверь на замок. Где-то в глубине сознания Эллен понимала, что его это не остановит, но эти простые действия создавали призрачное ощущение безопасности.
   Ноутбук был полностью заряжен, и она торопливо защёлкала мышкой. За интернет Эллен готова была продать душу, но пустой треугольник внизу монитора продолжал мигать в безуспешных поисках сети. Ей ничего не оставалось, кроме как найти сохраненную копию материалов, которые прислал ей Фрэнк Делино.
   То, что она прочла, не хотело укладываться у неё в голове. Наверняка Делино продал душу дьяволу, чтобы достать эти архивы. Сканы протоколов исследований, проходивших на Форт-Келли, больше походили на бред сумасшедшего или огрызок сценария дешёвого триллера, если бы не были привязаны к реально существовавшей в пятидесятых годах прошлого века военной базе. Даты, подписи и гриф «секретно» не позволяли сомневаться в подлинности документа. «Проект „Зверь“, условное наименование испытуемого субъекта идентично» — сухие строчки протокола перемежались карандашными набросками дневника одного из лаборантов, которые детектив Дэлино соотнёс друг с другом по времени написания. «… то существо действительно меняет форму под воздействием фактора стресса, при этом испытывая адские боли… я слышал хруст костей… я видел своими глазами, как человеческая кожа словно выворачивается наизнанку… Природа этого процесса неизвестна нам».
   Эллен торопливо пробежалась по строчкам и вздрогнула. Разум отказывался принимать это за истину, но сходство было слишком очевидно. Она вспомнила легенду индейцев Навахо, которую ей рассказал этот чокнутый шериф Нильсен. Теперь он казался не намного безумнее, чем она сама, ведь Эллен почти поверила в реальность происходящего.
   Ночи здесь были хуже пыток: долгие, тёмные, тягучие, когда от бессонницы трещала голова, а от густой тишины закладывало уши. В шумном мегаполисе с постоянным доступом к благам цивилизации, с бесперебойной связью, яркими вывесками и круглосуточными моллами одиночество ощущалось не так остро, как здесь, в тихом посёлке на два десятка домов.
   Лишь он один спасал её от этой тишины, от той пустоты, которая расползлась в её душе после исчезновения брата, как-то легко и просто поселившись в её сердце, покрытом коростой цинизма и скепсиса. Близость их душ была невероятной — казалось, она знает его долгие годы. Адам Бишоп проник в каждую клеточку её тела и растворился, словно вирус, от которого нет и никогда не будет вакцины. Эллен думала, что впервые влюбилась — безотчетно, стремительно, глупо, как девчонка-школьница, — но теперь она боялась его до смерти. Единственное, чего она хотела прямо сейчас — это выбраться отсюда.
   
* * *

   Пять недель назад.
   Эллен Барр перебирала листы толстенной папки, не понимая ни слова из того, что было написано там. Она не слышала, что говорит ей адвокат. Разум отказывался обрабатывать звуки, они превращались в фоновый шум и смешивались с гулом утреннего города за окном.
   Эллен редко бывала дома, но мысль, что где-то у неё есть тихая гавань и люди, которые всегда ждут её, грела душу в постоянных разъездах по миру. Почти семь лет бесконечных командировок. Эллен сама выбрала такую жизнь — вечное горе и ожидание новостей, въевшееся в стены её дома, словно плесень, угнетало, ровно как и постоянные дожди с туманами. Её брат пропал без вести семь лет назад и все эти семь лет родители жили поисками. Полиция давно поставила в этом деле жирную точку, но они не теряли надежды. Любые обрывки слухов, любую скудную информацию и откровенно нежизнеспособные теории они складывали в папку, которую Эллен теперь беспомощно вертела в руках. «Натаниэль Барр» — надпись простой синей ручкой впиталась в затёртый до проплешин картон и навечно в её память.
   — Такова была их последняя воля, — адвокат подытожил речь, которую Барр так и не услышала. — Эллен?
   Весть об их гибели настигла её в Рейкьявике, ночью, в номере отеля, где она корпела над расшифровкой текста. Эллен молча кивала в трубку, а после пошла собирать чемодан для полёта в родной Висконсин. Её ждала огромная, просто чёртова куча дел.
   За организационной суетой она не успела толком ощутить горечь утраты. Последний раз она приезжала домой два года назад на Рождество и за это время лица близких стёрлись из памяти, оставив лишь мутные образы и обрывки воспоминаний. В день похорон она смотрела на блекло-серые оттиски их лиц и в этих заострившихся чертах не узнавала своих родных. В кресле юриста по наследственным делам она оказалась лишь спустя два месяца после церемонии прощания: всё время находились какие-то дела.
   — Эллен? — адвокат наклонился к ней и дотронулся до её руки, пытаясь обратить на себя внимание.
   — Ещё раз, пожалуйста, — Барр перевела на него рассеянный взгляд.
   — Мистер и миссис Барр просили вас не бросать поиски Нэйта. Это была их последняя воля.
   Эллен молча кивнула. Сложив в портфель досье, документы на дом и ключи от банковской ячейки, она вышла из кабинета, зная, что сегодня снова заночует в отеле. Она не хотела возвращаться в дом, где запахом горя пропиталась каждая доска паркета. Эллен собиралась продать его как можно скорее.
  

  

   

    Глава 1
   

   Эллен собрала все вечерние пробки, пока добралась до ресторана, чтобы встретиться с Трэвисом Хартом. От отеля до ресторана было больше часа езды, а с учётом запруженных машинами улиц она едва управилась за два. Трэвис выбрал самое приличное заведение города и долго убеждал Эллен, что ей надо развеяться. Она не хотела ехать на эту встречу, но в последний момент передумала. Рвать нити, связывающие её с родным Берлингтоном, нужно было раз и навсегда, и Барр не хотела делать этого по телефону.
   «Давай сделаем перерыв» можно было смело назвать девизом их с Трэвисом отношений. Эллен не хотела ограничивать его свободу, пока месяцами пропадала в разъездах, и отказывать себе в новых впечатлениях не желала тоже. Наверное, она просто никогда его не любила. Трэвис был удобен, как старый поношенный свитер. Соседский мальчик, который всегда под рукой. Возвращаться Эллен не собиралась и тащить его за собой не планировала — он, словно пережиток прошлого, тянул её назад в болото горечи утраты, из которого она так отчаянно жаждала выбраться.
   Эллен проехала почти весь центр с черепашьей скоростью. Она запоминала город, в котором родилась и выросла: дома из красного и белого кирпича, площади и улицы, выложенные брусчаткой, острые башенки Университета, стремившиеся в низкое, дождливое небо. Тихий, живописный городок на берегу озера, казалось, никогда не был ей родным, в нём всегда было тесно, а сейчас просто невыносимо. Какая-то патологическая жажда движения гнала её вперёд, словно кнутом. Барр знала, что сумеет скинуть с себя тупое оцепенение, лишь ступив на трап самолёта, и после сможет забыться в работе.
   — Эллен! — Трэвис махнул ей рукой, как только она появилась на пороге.
   Она отдала плащ метрдотелю и направилась к маленькому круглому столику в центре зала, аккуратно огибая другие столы, разбросанные по помещению в порядке хаоса. Зал был забит под завязку, играла живая музыка и было душно, несмотря на распахнутые панорамные окна и промозглую погоду.
   — Как ты? — Харт поцеловал её в губы и отодвинул стул, помогая присесть.
   — Сойдёт, — Эллен отмахнулась от разговоров о себе и нетерпеливо стукнула ладонью по звонку, вызывая официанта. — Ужасно есть хочу.
   Она не знала, как обозначить своё эмоциональное состояние и как донести до Трэвиса свои решения. Он увлеченно что-то рассказывал ей, а Эллен изредка кивала и вставляла междометия, старательно притворяясь, что ей интересно. Глухая апатия расползалась внутри, словно тяжёлая туча с градом и снегом. Эллен чувствовала себя полой куклой, которая не умеет ни плакать, ни радоваться. Она словно застыла в перманентном состоянии безразличия ко всему живому, и это пугало её больше, чем мысль, что у неё больше никого не осталось.
   — Нам нужно поговорить, — Трэвис прервал непринужденную беседу. Его тон стал серьёзным.
   — Да, ты прав, — Эллен отодвинула остатки ужина и взглянула ему в глаза.
   Пауза затянулась. Трэвис явно нервничал, и Барр решилась первой взять слово.
   — Нам нужно разойтись окончательно, Трэвис.
   — Ты выйдешь за меня?
   Они сказали это одновременно, и только сейчас Эллен ощутила, как тихо стало вокруг. Посетители смотрели только на них, в дальнем конце зала послышались жидкие аплодисменты, которые никто не поддержал, потому что Эллен молчала. Словно из ниоткуда перед ними возникли два скрипача и заиграла их песня, под которую они танцевали на выпускном и под которую впервые поцеловались.
   Эллен прикрыла глаза ладонью. Хотелось провалиться сквозь землю — фееричное расставание под оркестр с пятью десятками свидетелей не было в её планах. Трэвис изумленно смотрел на неё, сжимая в кулаке бархатную коробочку, которую так и не успел открыть, и Эллен почувствовала, как внутри нарастает волна раздражения. Прозвучали последние аккорды и музыканты замерли у их столика, ожидая ответа. Их лица сияли.
   — Вы закончили?
   Эллен взяла сумочку и бросила на столик пару купюр.
   — На чай.
   Она так резко поднялась со стула, что ножки оглушительно царапнули пол, привлекая к ней ещё больше внимания. Не поднимая взгляда, Эллен бросилась прочь из зала. За секунду до того, как за ней закрылась дверь, она услышала, как возобновился звон столовых приборов, и снова заиграла музыка, будто ничего не произошло. Зажигательным латино оркестр стремился сбить неловкость, повисшую в зале гробовой тишиной, но гости ещё долго обсуждали этот провал за бокалом вина. Барр была уверена в этом.
   От злости у неё дрожали руки, Эллен никак не могла выудить из сумочки ключи от машины. Она злилась на Трэвиса за его глупость — спустя всего два месяца после смерти родителей замужество было последним, о чём она думала. Она вообще об этом не думала. Эллен поймала себя на мысли, что никогда не хотела замуж. Жена в разъездах — плохая жена.
   — Я хотел поддержать тебя.
   На парковке возник Трэвис. Он был расстроен и потерян, как дворовый пёс, которому ни с того ни с сего дали под зад. Харт кусал губы и мялся, и ярость покинула Эллен, оставив после себя лишь голую пустоту.
   — И выбрал самый нелепый способ, — она нащупала в сумке заветный брелок и в последний раз взглянула на сутулую фигуру бывшего возлюбленного. — Я уезжаю. Продаю дом и уезжаю. Теперь навсегда.
   Она, наконец, сказала это вслух, и поняла, что ей стало гораздо легче, словно всё встало на свои места. Эллен даже удалось улыбнуться ему на прощание.
   — Ты просто убегаешь, Эллен.
   Барр не ответила. Выруливая с парковки, она ни разу не оглянулась. Прошлое осталось в прошлом.
   Она не хотела думать, насколько Трэвис был прав. Под ней всегда словно горела земля, вынуждая двигаться всё быстрее и дальше. В детстве мама ругала её за излишнюю суетливость и неусидчивость, и по её настоянию Эллен выбрала профессию, которая требует большой концентрации, но и тут она сумела выкрутиться. После окончания учёбы она отказалась корпеть над переводами в стенах Университета и согласилась на предложение от лингвистической лаборатории Нью-Йорка, связанное с частыми командировками. Это произошло через год после исчезновения брата, и Эллен была почти рада вырваться из плена безнадежного горя, в который превратился их дом.
   Это было сложно вынести. Когда Натаниэль перестал отвечать на звонки и письма, она поняла, что ничего уже не будет, как прежде. Внутри что-то бесповоротно сломалось, и когда полиция развела руками, включив его имя в список пропавших без вести, Барр осознала, что потеряла свою семью. Общение с родителями было сведено к ежедневным сводкам их личного расследования, и со временем отчуждение между ними выросло до размеров пропасти. Она пыталась заставить их жить дальше, превозмогая боль, но родители лишь винили её в чёрствости. Эллен ничего не могла с этим сделать, она ступила на путь смирения в одиночку. Согласно статистике ежегодно пропадает без вести более тысячи человек и возвращаются живыми единицы, а Эллен не верила в счастливый случай. Под эти мысли Барр свернула на дорогу, ведущую к дому. Нужно было разобрать коробки с личными вещами, которые ей передали в участке после окончания расследования автомобильной аварии, унесшей жизни её родных.
   Чёрные квадраты окон были пусты и безжизненны, дом был похож теперь на склеп. Эллен отвыкла, чертовски отвыкла от этого места, и въезжая во дворик, она невольно передёрнула плечами, словно почуяла кладбищенский холод. Фонари во дворе не горели, порывы сквозняка качали лёгкую, хорошо потрепанную грушу на спортивной площадке.
   Нэйт часто пропадал здесь. Под лавкой валялись его перчатки, словно он бросил их туда только вчера. Эллен подняла с земли баскетбольный мяч, покрутила его в руках и бросила в корзину, в темноте попав по ободку. Мяч ускакал за дом, и его удары напомнили ей звук удаляющихся шагов.
   Металлическая сетка кольца всё ещё гремела по инерции, нарушая мертвую тишину двора, и Барр отчего-то захотелось остановить этот мерный звон, будто он пугал её. Порыв сквозного ветра растрепал ей волосы, и Эллен резко обернулась, почуяв чужое присутствие.
   — Нервы ни к чёрту.
   Любую тень в густых сумерках двора при должном уровне фантазии можно было принять за чужой силуэт. Жизнь после смерти не доказана — оттуда ещё никто не возвращался, и мысль о призраках Эллен отмела сразу же, пока та не успела прокрасться в сознание и вызвать приступ паники. Барр больше опасалась живых, надеясь, что в покинутый дом ещё не успели пробраться воры или бродяги.
   — Мне не пять лет, в конце концов.
   Толкнув грушу, Барр направилась к дому. Она стукнула ладонью по выключателю над крыльцом, и над площадкой разлился мягкий, желтоватый свет. Сигнализация была исправна, значит, дом по-прежнему пустовал. Она открыла дверь и вошла внутрь.
   Замерев на пороге, Эллен вдохнула застойного воздуха с привкусом пыли и плесени. В секундном порыве ей захотелось распахнуть окна и проветрить родной дом от этого затхлого, нежилого запаха, но Барр решила не тратить время. Она не хотела задерживаться здесь дольше, чем необходимо.
   Эллен поднялась на второй этаж, попутно включая свет, чтобы не споткнуться. У двери комнаты Натаниэля она остановилась, и, помешкав, всё же решилась войти. Здесь всё было так же, как и семь лет назад. Даже его любимая кружка с надтреснутым краем сиротливо стояла на углу письменного стола, остатки кофе на дне её покрылись густой шапкой плесени. Эллен дотронулась до спинки кровати и собрала ком серой пыли подушечками пальцев.
   Барры не побоялись взять из приюта сложного ребёнка. Вспышки агрессии сменялись приступами глухой апатии, но врачи не находили у него видимых отклонений, списывая всё на трудные условия, в которых он рос. Лекарства давали временный эффект, а в минуты просветления они здорово проводили время вместе. Несмотря на то, что Эллен была старше, ей было интересно с ним. Мальчик был развит не по годам, ей всегда казалось, что для ребёнка у него слишком взрослый взгляд, словно нелёгкий жизненный опыт оставил отпечаток на его лице. Нэйт сменил три семьи, пока не обосновался здесь, чтобы после исчезнуть без следа.
   Коробку она нашла в своей бывшей спальне. Эллен не помнила, когда успела поднять её туда, слишком много дел навалилось в тот день. Личные вещи родителей были аккуратно упакованы в полиэтиленовые пакеты: содержимое маминой сумочки, отцовские часы, мобильные телефоны с треснутыми экранами, записная книжка в кожаном переплёте с пятнами крови на корешке. Она неосознанно провела по нему пальцем, словно эти высохшие капли всё ещё хранили частицу жизни её родных.
   Внутри нашёлся сложенный пополам листок, и Эллен развернула его.
   — Не ищите меня.
   Она прочла содержимое вслух, и сразу же прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Это был его почерк. Это была записка от Нэйта. У Эллен мелко задрожали руки, и маленькие, круглые буквы слились в одно сплошное пятно. Когда детектив, расследовавший автокатастрофу, сказал ей, что Барры спешили в участок, чтобы добиться повторного открытия дела, Эллен решительно не понимала зачем. Не понимал и детектив, с которым мать говорила перед поездкой по телефону, ведь на записке не было ни даты, ни адреса. Она не дала бы ровным счётом ничего, но родители вцепились в эту прозрачную надежду, словно в спасательный круг. Теперь всё встало на свои места. Они торопились в участок и попали в сильнейший ливень. Эллен была уверена, Нэйт не хотел, чтобы родители погибли из-за него. Он не хотел, чтобы его искали. Возможно, он жив. Возможно, он в беде.
   Эллен захлопнула книжку и сжала её в руках. Где-то под ребрами словно вспыхнул огонь, его жар растекался по венам, впитывался в мышцы и сухожилия, заставляя её без толку метаться по комнате, лишь бы сбить эту назойливую жажду действия. Эллен знала это чувство. Её тело откликнулось на него быстрее разума, настолько оно въелось в подкорку. Она понимала, что в этот раз не сможет оставить всё так, как есть.
   — Такова была их последняя воля.
   Эллен вспомнила слова адвоката по наследственным делам, и решение пришло само собой. Она достала из кармана телефон и набрала номер офиса.
   — Мне нужен отпуск. За все три года.
   Летя по ночному шоссе в отель, Барр бросала нетерпеливые взгляды на папку с делом Нэйта и вслух проклинала дорожные знаки с ограничением скорости. Ей казалось, что она теряет драгоценные минуты. Эллен дала себе слово. Она выполнит последнюю просьбу родителей и найдёт Нэйта. Живым или мёртвым.
   Следующие сутки Эллен обрывала телефоны. Двое частных детективов отказались, сославшись на занятость, ещё двое — ознакомившись с материалами дела, которые Барр выслала им по электронке, и лишь один, Фрэнк Делино, согласился с ней на встречу.
   — Ваша мать была у меня, — детектив, престарелый мужчина с залысиной на макушке, сухой и высокий, как жердь, ошеломил её с порога. — Вот что я скажу вам, Эллен. Вам не стоит ввязываться в это дело.
   Барр так и осталась стоять в дверях, в плаще, завернутая в шарф до самого подбородка. Отрицание и раздражение от его слов будто обернулось вокруг неё колючей шкурой: Эллен готова была спорить с ним до хрипоты и предлагать любые деньги, лишь бы не оставаться со своей бедой один на один.
   — Оно безнадёжно, поверьте моему опыту. Ваш брат хотел уйти. Хотел, Эллен.
   Она не верила ему, хотя детектив был убежден в своей правоте. В его пользу говорило безупречное резюме, опыт и стопроцентное раскрытие многих и многих запутанных дел ещё в бытность его работы в полиции.
   — А если с ним что-то случилось? У него были проблемы с психикой…
   — Я тщательно изучил дело Натаниэля, я провёл всесторонний анализ и привлёк специалистов из психиатрической лечебницы. Он был абсолютно адекватен, я бы сказал, адекватнее, чем когда-либо. Уйти было взвешенным, хорошо обдуманным решением.
   Дэлино говорил так уверенно, будто пытался убедить её во что бы то ни стало. Казалось, он жалел её. Иначе и не могло быть, наверняка в его глазах Эллен была потерянной сиротой, которая отчаянно цеплялась за любую возможность отыскать единственного, оставшегося у неё родного человека. Детектив по-отечески жалел её, но Барр не собиралась принимать его жалость.
   — Даже если с ним что-то случилось, вы уже ничем не сможете ему помочь. Он не объявится, пока сам этого не захочет, — он настаивал, но Эллен уже не слушала его. Она сунула папку подмышку и взялась за ручку двери.
   — Спасибо, что уделили мне время.
   Громкий стук каблуков по гладким гранитным плитам парадной перебивался глухим звоном в ушах. Казалось, сердце грохочет в висках, и на языке вертелось «да идите вы все к чёрту», которое Эллен держала за плотно сомкнутыми зубами.
   — Эллен! — её окликнули сзади.
   Она обернулась. Сутулая фигура Дэлино застыла в дверном проеме, его морщинистая, обветренная ладонь слишком крепко сжимала дверную ручку. Казалось, одним лишь взглядом он умолял её оставить всё, как есть. Эллен невольно дернула плечами, прогоняя плохое предчувствие.
   — Вы ведь не остановитесь, верно?
   — Нет, — она ответила резче, чем собиралась, и следом увидела, как в глазах старика погасла надежда.
   — Храни вас Бог.
   За ним с тихим щелчком закрылась дверь, и Эллен услышала, как шуршит ключ в замочной скважине. Она растерянно повертелась на узком пятачке лестничной клетки и направилась к лестнице, решив не пользоваться лифтом.
   Барр не знала, что делать. Она машинально пересчитывала ступеньки, пытаясь собрать мысли в кучу. Нэйт не мог хотеть страданий родителей, он любил их. Он должен был понимать, к чему приведёт его уход, и что это его «не ищите меня» не только не остановит их, а наоборот лишь подстегнет. На всё должна быть причина, и Эллен собиралась выяснить её. Слова детектива расстроили её и насторожили, но решимости ей это не убавило. Теперь всё придётся делать самой, хоть у неё и не было опыта в подобных делах.
   Барр села за руль, но не стала заводить машину. Она взяла в руки папку с делом брата и открыла на последней заполненной странице. В пластиковом кармашке лежала открытка, исписанная мелким, торопливым почерком прямо поперёк типографской линовки. Это было последнее его письмо. Натаниэль говорил, что нашёл тот маленький городок, где родился и откуда началась его кочевая жизнь по приёмным семьям. Он часто говорил об этом, несмотря на то, что мама обижалась на него. Нэйт хотел найти свои корни, у него были вопросы, и Эллен считала это нормальным для ребёнка, оставшегося без родной семьи. Она понимала его чувства.
   Брат писал, что нашёл работу на местной лесопилке, и что ему нравится там. На открытке зеленел густой, живописный лес и на фоне сломанной сосны был изображён медведь гризли — полноправный хозяин лесов северных штатов и Канады. Обратным адресом значился некий Форт-Келли, и Эллен слабо представляла, как будет добираться до этой глуши, которой даже на карте не нашлось.
   Барр запустила навигатор и дождалась, когда он рассчитает путь. Несколько суток в дороге. Эллен вздохнула и завела мотор. Она не хотела терять времени, ей нужно было собрать вещи. Выезжать она планировала следующим же утром.
  

  

   

    Глава 2
   

   Эллен загнала машину в автосервис и заказала кофе в соседнем кафе. До Форт-Келли оставалось меньше суток пути, но она заметила, как поредела жилая застройка. Сплошная равнина перемежалась с лесами, издалека напоминающими вздыбленную шерсть дикого зверя, и серая лента хайвея, казалось, врезалась ему в бок. Этот пейзаж окружал её уже добрый десяток миль, словно она топталась на месте или вовсе попала во временную петлю.
   — Далеко отсюда до Форт-Келли? — спросила Эллен у приветливой официантки, когда та принесла ей счёт. Она лишь пожала плечами.
   — Смотря, какой дорогой ехать, — с соседнего столика отозвался крупный бородач. Он был водителем фуры, стоящей на парковке. Барр видела, как он заезжал на неё полчаса назад. — Если свернете на грунтовку и поедете вдоль рельсов, скостите полсуток. Но это если у вас полноприводный внедорожник. А если малолитражка городская, то езжайте прямо до станции, бросьте её там от греха подальше, а сами садитесь на ближайший товарняк, и вы на месте.
   — Спасибо, — сухо отозвалась Барр, взглянув в окно на свой маленький «Шевроле», возле которого вертелся автомеханик.
   — Позвольте узнать, что леди понадобилось в такой дыре? Вы же ведь не местная, верно? — мужик развернулся к ней всем корпусом, демонстрируя чрезвычайную заинтересованность её персоной.
   — Я ищу своего брата. Не видели его?
   Эллен вынула из папки фото и показала ему. Она сбилась со счёта, сколько раз уже вынимала эту карточку из папки: на автозаправках, в магазинах, в мотелях, где останавливалась переночевать, когда вести машину уже не было никаких сил. Казалось, изображение потускнело, пройдя через десятки рук, но никто не мог дать ей ни крупицы надежды.
   Черноволосый, худощавый парень с тонкими, почти девчачьими чертами лица, в которых угадывался лёгкий оттиск черт коренных народов Северной Америки. Никто не знал наверняка, есть ли в мальчишке индейская кровь, но лицо его было из тех, которые врезаются в память своей самобытностью. Водитель долго всматривался в черты Натаниэля, но после лишь пожал плечами.
   — Нет. Жаль, не могу помочь вам, — он грузно слез со стула и небрежным движением нахлобучил замасленную бейсболку на самые глаза. — Будьте осторожны, мэм.
   — Да что там такого?!
   Эллен не сдержалась. Постоянные предупреждения от незнакомых людей, вечные мелкие неприятности и собственные страхи, с которыми она устала бороться — её словно что-то не пускало туда. Барр не верила в знаки судьбы, здравый смысл был её религией, и все эти туманные намёки попросту начинали её раздражать.
   — Ну, это вам не прогулка в парке с белками. Белочки там конечно есть, но покрупнее, — он усмехнулся и стряхнул с бороды крошки. Увидев, что Эллен не поняла шутки, он пояснил. — Волки, медведи. Там гризли водятся. Хотя к железной дороге они не суются, но вот волки, говорят, в этом году оборзели в край.
   — Отлично. Просто замечательно, — вздохнула Барр. Волки и гризли — последнее, о чём она думала, отправляясь в дорогу.
   — Не показывайте им, что боитесь, — посоветовал он ей, уже стоя в дверях. Китайский колокольчик бился о козырёк его кепки, подгоняемый сквозняком с улицы. — Хотя травмат надёжнее, пару выстрелов в воздух, и они разбегутся.
   Водитель вышел из кафе, и Эллен долго наблюдала, как огромная фура корячится на маленьком пятачке парковки, пытаясь развернуться. В мыслях царил разброд, а кофе остыл и стал омерзительным на вкус. Барр оставила деньги на столе и отправилась за машиной в сервис.
   Равнина сменилась редким подлеском, который густел с каждой намотанной на спидометре милей. На дороге было пусто, за всё время пути она увидела лишь две фуры, которые ехали в противоположном направлении. Под мурлыкающее радио она проехала знак «Осторожно, животные» и вспомнила слова водителя. Ей стало не по себе. В этих диких условиях она чувствовала себя беззащитной. Эллен, привыкшая к городским пробкам и непрерывному мерцанию неоновых вывесок по обеим сторонам дороги, ощущала себя отброшенной на несколько столетий назад, и это чувство совершенно не нравилось ей.
   Ровная полоса шоссе прервалась на перекрёстке, и она остановилась на светофоре. Левый поворот выводил на грунтовую дорогу, и Эллен увидела железнодорожные пути, проложенные вдоль неё. Это был тот самый путь, о котором говорил шофёр. Пока горел красный сигнал, Барр беспомощно вертела головой то налево, то прямо на длинную, но безопасную объездную дорогу по двухполосной асфальтированной трассе. Выбор был сложным. У неё отваливалась спина, и лишние двенадцать часов за рулём казались ей пыткой. Перспектива делать большой крюк вокруг лесного массива, ждать поезда, расписания которого она не знала, а после идти на своих двоих или ловить попутки была ничуть не радужнее.
   — Десять лет за рулем, я справлюсь. К чёрту всё! — Она резко, чтобы не передумать, свернула на грунтовку и прибавила ходу.
   Вдоль путей простиралась широкая просека, и по плотно укатанной земле машина шла относительно ровно. Эллен двигалась по направлению к границе с Канадой, к зелёной точке на экране навигатора, установленной почти наобум. Спустя час езды ей пришлось сбросить скорость — ровная дорога сменялась колеёй, наверняка проделанной по мокрой земле трактором или другой рабочей техникой, и рытвинами от выкорчеванных пней. Лес густел и просека становилась узкой, казалось, что столетние сосны обступали её со всех сторон, грозя раздавить. Сердце застучало быстрее, а плотный, наполненный запахом хвои воздух застревал в глотке, слишком густой и свежий для привыкших к городскому смогу лёгких. Эллен не знала за собой боязни замкнутых пространств, но ощущала, как близилась паника, и самоуверенность, которая была при ней ещё час назад, сходила на нет.
   Дорога шла вдоль рельсов, и Барр ориентировалась на их металлический блеск, пока они не взмыли по склону оврага вверх, а дорога, которая стала теперь больше напоминать тропу, осталась внизу. Сплошная стена леса перемежалась длинными просеками, уходящими в глубину до самого горизонта, и Эллен осаживала себя, чтобы не свернуть с тропы на одну такую. Ей безумно хотелось больше пространства, но плутать по лесу с последней канистрой горючего ей хотелось гораздо меньше. Машину ощутимо трясло, Эллен слышала, как натужно скрипели рессоры, даже сквозь бормотание радио. Бодрая попсовая песенка то и дело прерывалась помехами, пока не затихла совсем. Эллен невольно нажала на тормоз. Казалось, тишина оглушила её, она полезла в бардачок, чтобы найти флешку с музыкой, и поняла вдруг, что делает это машинально. Гораздо больше её волновало то, что скорее всего в этом месте нет связи. «Связь со спутником прервана», — навигатор елейным голосом озвучил ей приговор. Эллен потянулась за мобильным, и поняла, что права.
   Она не может позвонить, не может выйти в интернет, не может вызвать помощь, если застрянет здесь до ночи. Всё нутро сжалось в комок, и Эллен, плотно застегнув куртку, вышла из машины.
   Подошвы лёгких кожаных сапог утонули в мягком ковре из сосновых игл и перегнившей травы. Порыв холодного, сырого ветра влез за воротник и растрепал густые, чёрные волосы, которые завились от влажности в тугие кудри. Эллен отбросила их назад и осмотрела машину. Колеса её когда-то белого купе облепили ошметки густой грязи, Барр заметила пару царапин на боковине и погнутый диск. Она не помнила, когда и во что успела влететь. Эллен подняла телефон над головой и прошлась вокруг машины, пытаясь поймать сеть. Связи не было, она влезла на капот, а следом на крышу, чтобы увидеть, как крохотная полоска индикатора зажглась и тут же погасла.
   — Да что же это такое?!
   Эллен вернулась в машину и решила ехать по памяти. Колёса забуксовали по мягкой земле, машина натужно двинулась с места. Она прибавила ходу, потому что начало вечереть. До ночи оставалось не более трёх часов, Барр была в ужасе от мысли, что придётся ночевать в машине посреди глухого леса, населенного дикими животными.
   Она не сразу поняла, что произошло. Её тряхнуло, где-то снизу послышался звук удара и машина встала. Эллен упрямо жала на газ, движок ревел, но не мог сдвинуть авто с места. Барр почувствовала, что у неё мелко дрожат руки, паника сковала мысли, а тело одеревенело. Она с трудом вылезла из машины и заглянула под днище. Эллен не разбиралась в устройстве автомобилей, доверяя это дело профессионалам, но увидев, что правое колесо вывернуто сильнее, чем положено, она поняла, что случилась катастрофа.
   — Проклятье!
   Отказываясь верить в случившееся, Эллен прыгнула за руль, и не закрывая двери, включила задний ход. Она вертела руль, меняла передачи в попытке сдвинуться с места, но машина была бесповоротно мертва. Эллен могла надеяться только на чудо, если бы верила в него.
   Барр выключила двигатель и замерла, облокотившись лбом на руль. Густую тишину разбавлял лишь гул ветра и её сбитое дыхание. Она перегнулась через приборную панель и посмотрела вверх. Казалось, верхушки огромных сосен тычутся в серые облака, вечернее небо заволакивало тучами, и от этого становилось ещё темнее. Воздух наполнился запахом дождя и ночного холода, и Эллен со злости трижды хлопнула по клаксону.
   — Эй! Кто-нибудь! — Она крикнула в пустоту со всех сил, понимая, что вряд ли будет услышана. — Что же я натворила? Боже, какая дура.
   Эллен сотню раз пожалела, что решилась на эту поездку так опрометчиво. Горячее желание найти следы брата сменилось желанием элементарно не умереть. Она чувствовала, как слёзы щиплют глаза и как близко подобралась к ней истерика, лишив её возможности здраво соображать. Внутри полыхал огонь, превращая остатки внутренностей в пепел, ей было страшно так, что хотелось скулить от безысходности. Эллен не знала, как выживать в дикой природе, этот вопрос никогда не интересовал её. Она не ходила в турпоходы, не сплавлялась на байдарках, не покоряла горные хребты, предпочитая отдыхать с комфортом на берегу моря или осматривать достопримечательности городов, в которых ей доводилось бывать. Эллен не могла представить, что однажды жизнь забросит её так далеко от цивилизации, и как беспомощна она окажется перед дикой, первобытной природой.
   Ночь надвигалась слишком быстро, и в салоне авто Барр ощущала себя словно в банке со свечой — она не видела ничего, зато её было видно, как на ладони. Серая моль билась о лобовое стекло, привлекаемая светом, звуки ночного леса росли и множились, превращаясь в мерный гул.
   Она услышала, как с хрустом ломаются сучья, словно кто-то крупный пёр напролом, не разбирая дороги. Эллен с ужасом вгляделась в смоляную тьму, и ей почудился хищный отблеск глаз за тяжёлыми стволами сосен. Барр не знала, что делать. Она боялась потерять сознание от страха. Включив дальний свет фар и закрыв все окна, она смотрела перед собой пустым, невидящим взглядом, пока в зеркале заднего вида не блеснули два бледных фонаря. Это были ходовые огни.
   — Эй, сюда! — она не могла упустить такой шанс. Словно сумасшедшая, Эллен выскочила из машины. Она кричала, размахивала руками, била по клаксону, оглушая саму себя, пока очертания приближающейся машины не стали видны отчётливо. Ей дважды мигнули дальним светом, и она поняла, что её заметили.
   Коричневый пикап «Форд» на высокой подвеске добрался до неё через несколько минут и остановился чуть позади. Из кабины вышел молодой, высокий мужчина, но Барр не могла как следует разглядеть его лица — свет фар бил ему в спину. Несмотря на промозглую погоду, на нём не было куртки, только клетчатая рубашка, штаны и высокие сапоги, запачканные грязью по самые голенища.
   — Помогите мне! — Эллен крикнула, словно он всё ещё был за милю от неё.
   — Всё в порядке, мисс. Вы в безопасности, — мужчина медленно приближался к ней, выставив вперёд ладони. Он пытался её успокоить. — Посмотрите на меня. Дышите.
   Её трясло и она уже не отдавала отчёта в своих действиях, наверняка в его глазах она выглядела спятившей от страха истеричкой, и Барр, послушавшись совета, глубоко вдохнула и выдохнула.
   — Как вы здесь оказались?
   — Машина. Сломалась. И телефон… — Эллен повертела в руках бесполезный аппарат.
   — Не ловит, да? — он понимающе улыбнулся, Барр отчего-то смутилась и опустила глаза. — Это нормально, вы вне зоны покрытия.
   Его голос отозвался вдоль позвоночника мягкой волной, он обволакивал, успокаивал, и Эллен наслаждалась звуками человеческой речи, ведь буквально пару минут назад она и не надеялась ещё когда-нибудь увидеть людей. Адреналиновая лихорадка отступила, оставив после себя слабость и опустошение. Ей ужасно захотелось спать.
   Мужчина обошёл «Шевроле», нагнулся и посветил фонариком под днище, после сел на водительское сиденье, завёл мотор и попытался заставить машину ехать. Эллен заметила, что её городское купе мало ему.
   — Скорее всего, это рычаг подвески. Надо в мастерскую отогнать. У вас есть трос?
   Он выбрался из её авто, словно из тесной коробки, и остановился прямо напротив неё. Эллен пришлось задирать голову, чтобы сохранять с ним зрительный контакт, настолько он высок был ростом.
   — Нет, кажется, нет, — Барр предпочитала пользоваться услугами эвакуатора, трос давно покрылся пылью в отцовском гараже.
   — Жаль. Мой лопнул сегодня утром. Здесь часто такое происходит, — он кивнул на её «Шевроле», и Эллен поняла, что он не раз вытягивал бедолаг на неподходящих такому ландшафту машинах. — Придётся оставить её и вернуться утром. Вряд ли кто-то её тронет.
   Мужчина вернулся к пикапу, открыл для неё дверцу пассажирского места и убрал с сиденья куртку.
   — Садитесь. Отвезу вас к людям, — он улыбнулся и протянул ей ладонь. — Меня Бишоп зовут. Адам Бишоп.
   Барр взглянула на него.
   Чем дальше Барр удалялась от города, тем больше люди, которые попадались ей на пути, напоминали свору необразованных бродяг. Низкий интеллект, лень и алкоголь не позволяли им выбраться из своего захолустья и устроиться получше. Эллен, чей вектор жизни всегда стремился вперёд и вверх, ни за что не смогла бы найти с ними общего языка. Грубые официантки, хамоватые водилы, откровенно глупые кассирши в продуктовых маркетах и билетных кассах, которым Барр совала фото брата, смотрели на неё с завистью и пренебрежением, словно достаток и хорошее образование было чем-то неприличным. Бишоп не был похож ни на одного из таких дикарей. Он держался открыто и доброжелательно, соблюдал дистанцию и все нормы этикета, принятого в цивилизованном мире, словно вовсе был не отсюда или забрёл сюда случайно, как и она.
   — Эллен. Эллен Барр. Спасибо.
   Его ладонь была большая и тёплая, а кожа грубая и мозолистая, не тронутая маникюром и парафиновыми ваннами, которые регулярно делали себе её коллеги по работе. В этом было неуловимое очарование настоящей мужественности, которая давно уже вышла из моды. Ему хотелось доверять, он внушал чувство безопасности на уровне инстинктов, о существовании которых Эллен даже не подозревала — казалось, встреть она волка или гризли, Эллен просто шагнула бы ему за спину и ни о чём не волновалась. От него исходила такая необъяснимая внутренняя сила и уверенность, что Барр не смогла с ним спорить, несмотря на то, что бросать машину в лесу ей совсем не хотелось.
   Барр забрала из багажника чемодан, сумочку с переднего сиденья и поставила машину на сигнализацию. Бишоп помог ей забраться на высокую подножку и мягко, стараясь не хлопать, закрыл за ней дверцу.
   Эллен, не привыкшая к столь бережному отношению, чувствовала себя неловко. В её мире мужчины заботились лишь о себе, даже Трэвис, который и не стремился никогда узнать, что происходит у неё на душе. Ему всегда было достаточно того фасада стабильной пары, за которым скрывалось банальная привычка. Они всегда жили по соседству, были вместе со школы, вместе пошли в колледж, и, казалось, их совместное будущее определено на многие и многие годы вперёд, и Эллен слепо велась на это. Её иллюзии испарились в тот день, когда исчез Натаниэль, и смерть родителей лишь подтвердила это. Она поняла, что ничего и никогда не бывает навсегда, и всё, что строилось годами, может рухнуть в одну секунду. Тот день стал точкой отсчёта. Барр не могла больше рассчитывать ни на кого, кроме себя.
   Погрузившись в угрюмые мысли, Эллен без толку тыкалась в телефон, перебирая скачанные файлы и фото, удаляла ненужные. Она стёрла все совместные фотографии со своим бывшим женихом, и при этом не почувствовала ничего, кроме зияющей пустоты. Магнитола крутила диск с кантри, и от мелодичного, полного грусти голоса певицы становилось ещё тоскливее. Её поездка с самого начала пошла кувырком и продолжилась рядом с человеком, о котором она не знала ничего, кроме имени.
   — Что вы делали в лесу? — спросила Эллен, решившись, наконец, разбавить это давящее на нервы молчание.
   — Я здесь работаю. На лесопилке. Возвращался из города и услышал сигнал.
   Бишоп не сводил глаз с дороги. Дальний свет фар резал вязкую темноту, касался плотной стены молодых сосен, вылавливал за стволами смутные очертания и силуэты, которые воспаленный разум мог принять за что угодно. Ночная птица пронеслась прямо перед лобовым стеклом Эллен едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
   — Форт-Келли? — она развернулась и взглянула ему в лицо с надеждой.
   — Да.
   — О боже, серьёзно? Вы просто моя удача! Я ищу своего брата. Он пропал семь лет назад, он работал у вас. Вы видели его? — Эллен, взбудораженная этой новостью, завозилась на сиденье и полезла в сумку. — Я сейчас фото покажу.
   Её словно окатили ледяной водой. Барр замерла и перестала дышать, когда поняла, что оставила папку с документами на заднем сиденье и на нервах просто забыла о ней.
   — Нам нужно вернуться немедленно! — она почти кричала, но Бишоп лишь виновато пожал плечами.
   — Не выйдет. Горючего не хватит. Далеко уехали.
   — У меня канистра бензина. Разворачивайтесь.
   — Здесь дизельный движок, — он лишь улыбнулся, продолжая спокойно вести автомобиль вперёд. — Не волнуйтесь. Заберем вашу машину сразу, как рассветет, и я отведу вас к хозяину, расскажете ему про брата.
   Эллен не осознавала, что говорит в приказном тоне и Бишоп ей ничем не обязан, скорее напротив, он мог бы бросить её одну с этим её столичным гонором, и она бы ночевала в машине в обнимку с этой чёртовой папкой. Эллен на его месте так и поступила бы, но Адам был на удивление терпелив.
   — Извините меня, — она почувствовала жгучий стыд за своё истеричное поведение и за свою забывчивость. Отвернувшись к окну, Эллен наблюдала, как мелкие дождинки разбиваются о стекло, утаскивая с собой вниз мелкий мусор и пыль. К боковым зеркалам прибилась сырая листва, рытвины под колёсами грузовика ощущались всё сильнее, и Барр поняла, что переоценила себя и совершила опрометчивый поступок. Если бы не Бишоп, скорее всего, она никогда бы не выбралась отсюда.
   — Я понимаю ваше состояние. Не стоит, — отозвался Бишоп, и Барр почувствовала на себе его взгляд. — Откуда вы? К нам нечасто приезжают с Большой земли.
   Она посмотрела на него. В его светлых глазах читалась искренняя заинтересованность и добродушие, а не просто желание забить звуками неловкую тишину. Но Эллен не представляла, что ответить на его вопрос.
   — Откуда? Я… я уже не знаю, — дом в Берлингтоне выставлен на продажу, своим она так и не обзавелась. Почти всем её домом был самолёт, а имуществом — чемодан, ноутбук и машина. Ни камина, ни семейных фото в разных рамках, ни собаки во дворе — всё это осталось в далёком детстве, и, казалось, было вовсе не с ней. У неё словно отрезали корни, и теперь ветер носил её по земле, как перекати-поле. Эллен давно смирилась с этим, но не стала счастливее.
   — Понимаю. Это трудно. Когда вдруг остаёшься один на один с собой и понимаешь, что ни черта не понимаешь. Ни кто ты, ни где твоё место. — Адам говорил со знанием дела, и Эллен взглянула на него внимательнее, словно пыталась найти в его глазах отблески тех же мыслей, что одолевали и её.
   — С вами бывало такое?
   — Увы, — он утвердительно кивнул.
   — И вы его нашли? Здесь? У чёрта на рогах?! — она не понимала его, наверное, Адам был слишком хорош для этой глуши.
   Он был слишком хорош для этого мира — куда бы Эллен его мысленно не отправляла, он наверняка выделялся бы среди серой, вечно спешащей толпы. Небрежные чёрные кудри, волевое лицо и глаза, голубые и кристально-прозрачные: под этим прямым взглядом, становилось неуютно, казалось, он смотрит прямо в душу и читает её, словно раскрытую книгу. Его движения были уверенны, неторопливы, степенны. В том, как он вёл машину в полной темноте по глухому лесу, в котором неподготовленный человек мог просто погибнуть, в его спокойной манере речи, даже в его фланелевой рубашке с закатанными по локоть рукавами ощущалось спокойствие и надёжность. Барр отчего-то назвала его про себя хозяином леса, наверное, отчасти потому что он был здоровенным, как медведь.
   Он лишь улыбнулся ей в ответ.
   — Почему? Здесь же с ума сойти можно.
   — На самом деле я здесь родился и вырос, потом уехал, объездил всю страну, наверное. Но видимо зов родных мест сильнее.
   Зов родных мест. Натаниэль разыскал Форт-Келли, потому что хотел увидеть места, где родился. Он хотел разобраться в своей нелёгкой судьбе и узнать, с чего всё начиналось. Наверное, он нашёл свои ответы. Или нет, и поэтому ничего не сообщил домой, кроме пробравших до дрожи «Не ищите меня». Эллен хотела разобраться с этим, чего бы ей это ни стоило.
   — Нам ещё два часа ехать, вы поспите лучше.
   Казалось, его слова подействовали, как снотворное — Эллен ощутила жуткую усталость. Нервное напряжение и несколько суток в дороге сделали своё — меньше чем через минуту она заснула, уткнувшись лбом в прохладное стекло.
  

  

   

    Глава 3
   

   Эллен проснулась от того, что луч прожектора бил ей в лицо. Они остановились перед КПП, и Адам ждал, когда поднимут шлагбаум. Фонарь сиял на крыше смотровой вышки. На её жестяном крылечке, к которому вели тонкие прутики-ступеньки, кто-то завозился.
   — Бишоп, кто это с тобой? — сально хмыкнул охранник, и Эллен отвернула заспанное лицо от окна.
   — Заблудилась, — терпеливый и доброжелательный тон, к которому Эллен уже успела привыкнуть за время поездки, резко сменился. В его голосе появились грубые, властные нотки, а плотно сжатые челюсти и злой взгляд говорили о том, Бишоп не собирался тратить время на болтовню и допускать в её адрес шуточки. Барр была ему благодарна за то, что он избавил её от необходимости в тысячный раз рассказывать, кто она, откуда и зачем забралась в такую глушь.
   Охранник мотнул головой и шлагбаум поднялся вверх, пропуская машину вперёд.
   — Где мы?
   — В Форт-Келли, на лесопилке, — пояснил Бишоп, заглушив мотор.
   Они остановились у ряда двухэтажных домов, оббитых светлым сайдингом. Их было не больше десятка, и свет горел только в трёх из них и только на верхних этажах.
   — Я помогу, — когда Эллен взялась за ручку двери, чтобы выйти, Адам остановил её.
   — Не стоит, я сама… — Барр попыталась в очередной раз отказаться от чрезмерной опеки, но Бишопа было не переспорить.
   — Темно, высоко, асфальта нет. Расшибётесь.
   Он снял её с сиденья за талию и аккуратно поставил на землю, как фарфоровую куклу, а следом вытащил с заднего сиденья её вещи. Она не чувствовала, что Адам относится к ней снисходительно или со скрытой насмешкой над дамой в беде, которая легкомысленно сунулась в такие суровые условия. Его забота была искренней, и Эллен в очередной раз растерялась, забыв сказать спасибо.
   Она осмотрелась. Лесопилка была огорожена высоким бетонным забором, на котором кое-где виднелись остатки колючей проволоки. Редкие фонари слабо освещали периметр, но этого было достаточно, чтобы понять масштабы. Территория была немаленькой, она, скорее, напоминала рабочий городок с главной улицей и ответвлениями-переулками, которые уходили в темноту. Эллен рассмотрела аккуратно сложенные бревна, тракторы на гусеничном ходу, огромные циркулярные пилы под открытыми навесами, длинные одноэтажные подсобки, рельсы, уходящий вглубь леса, и вагоны на них. Вокруг, там, куда не мог добраться рассеянный свет фонарей, было темно и глухо. Густой лес, чёрное, заволоченное тучами небо без звёзд и стойкий густой запах смолы, который, казалось, можно зачерпывать руками. Эллен чувствовала себя запертой в тесной коробке несмотря на то, что дикая природа простиралась на многие мили вокруг.
   Бесконечное напряжение и необходимость постоянно быть начеку стянули грудь стальным обручем, и Барр не знала, сколько ещё так выдержит. Хотелось отмотать жизнь на несколько лет назад, закрыть глаза и проснуться в тёплой девчачьей постели в доме родителей, снова стать любимой дочерью и сестрой. Тогда, после похорон, ей казалось, хуже уже не будет, но это «хуже» застало её здесь, посреди ночи, в той части страны, куда ещё не проложили дорог и вряд ли проложат. Беспощадное одиночество и беспомощность свалились на неё каменной плитой и нещадно придавили к покрытой щепками земле. Она устала так, что хотелось сползти на землю, приткнуться головой к боковине авто и заснуть, но присутствие Бишопа заставляло её держать себя в руках.
   — Здесь есть гостиница?
   — Ближайшая на трассе в шести часах езды.
   Эллен едва не застонала от бессилия.
   — Здесь вообще негде остановиться приезжим?
   — В городе сдают комнаты, но до него ещё доехать надо. И это не точно, узнавать надо, а сейчас ночь, — Адам вытащил из кузова пикапа несколько круглых, упакованных в чехлы дисков для пилы и, взяв её вещи, пошёл к одному из домов. — На территории есть общежитие, но ключи от свободных комнат хранятся у владельца, поэтому заночуете у меня.
   — Это не совсем удобно, — Эллен вцепилась в ручку двери машины, как в спасательный круг. Это было слишком, Барр не привыкла злоупотреблять чужой добротой. Бишоп не внушал опасений, но ночевать в доме незнакомца казалось ей по меньшей мере неосмотрительно. Опасно и глупо было бросаться на поиски, не продумав всё, как следует. Она не привыкла к себе такой, и непростая ситуация, в которой она оказалась сейчас, была неизбежным последствием её опрометчивых решений.
   — У вас выбора нет, только в машине спать, но я вам этого не позволю, — Адам объяснялся с ней терпеливо, словно с несмышленым ребёнком. — Вы меня боитесь?
   Барр промолчала, всё её существо на уровне инстинктов хотело доверять ему, но разум упорно твердил, что она знает его всего несколько часов. Бишоп вздохнул, сложил вещи у крыльца и спустился к ней.
   — Слушайте, я вас нашёл, я несу за вас ответственность, — он почувствовал её сомнения и, казалось, это его расстроило. Бишоп склонился к ней так, чтобы смотреть прямо в глаза, потому что Эллен едва дотягивала ему до плеча. — Мне бы не хотелось объясняться перед вашим братом, если вдруг с вами что-то случится. Когда вы его найдёте, я передам вас ему в целости и сохранности.
   Она хотела возмутиться, что она взрослый человек и сама способна нести ответственность за себя, но поняла, что едва не угробила себя в лесу. Это было слишком самонадеянно, и Эллен нехотя признала, что в этот раз ей не обойтись без помощи.
   Бишоп улыбнулся так тепло и искренне, что Эллен расплылась в ответной улыбке против воли, но напоминание о брате стало ударом под дых. На глаза навернулись слёзы. Барр улыбалась, стараясь незаметно смахнуть с лица предательские капли, надеясь, что Адам не заметит её слабости.
   — Я в долгу у вас, — Эллен закашлялась, прежде чем произнести эти слова, чтобы Адам не услышал, как дрогнул её голос.
   — Да перестаньте, — он покачал головой и пошёл назад к двери. Барр посеменила следом, почувствовав, что от усталости вконец сдалась.
   Резкий, раскатистый лай за спиной заставил её вздрогнуть. Эллен услышала позади топот и свистящее дыхание стаи собак. Они неслись прямо на неё. Услышав псов, Бишоп резко развернулся и посмотрел куда-то поверх её головы. Едва совладав с ужасом, она посмотрела туда же. К ним мчались три собаки, они скалились, подвывали и заливались низким, утробным лаем, и Барр поняла — ещё секунда и они просто разорвут её на части. Ноги приросли к земле, а мозги отключились, превращая восприятие в месиво замедленных кадров. Ни кричать, ни бежать. Страх парализовал тело, отключая элементарный инстинкт самосохранения, она ничего не могла сделать. Эллен зажмурилась и закрыла руками лицо, ожидая боли.
   Боли не случилось. Никто не напал, не свалил на землю, не вонзил в неё зубы, никто не рычал возле неё, стараясь загнать в угол — увидев Бишопа, обе огромные сторожевые псины заскулили и, поджав хвосты, бросились под вагоны. Немыслимо. Бишоп не произнёс ни звука — им хватило лишь одного его взгляда. Псы боялись его и Эллен наверняка следовало бояться тоже — так вопили вдруг обострившиеся инстинкты, которые словно глушил кто-то извне.
   — Не ходите одна по территории. Они не любят чужих.
   Её трясло. Открыв дверь нараспашку, Адам спустился за ней, аккуратно взял её под локоть и помог подняться. Впав в оцепенение от страха, Эллен больше не сопротивлялась.
   Первый этаж таунхауса не был жилым: в нём был гараж, подсобка и мастерская. Краем глаза Эллен заметила полки с инструментом, электрогенератор и небольшую эстакаду. На верстаке висела синяя униформа в пятнах машинного масла — наверняка Адам занимался ремонтом и обслуживанием всей той техники, которую Барр видела на территории лесопилки. Лестница на второй этаж была закрыта крышкой люка. Она была тяжёлой на вид, словно хозяин в целях безопасности задраивал все пути наверх. Оставив на верстаке диски, Бишоп отпер люк и подал Эллен руку, помогая забраться по крутым ступенькам.
   Наверху было теплее, чем на первом этаже, Барр сняла куртку и осмотрелась. Дом не показался ей ни уютным, ни обжитым, скорее он походил на крепость: на окнах были толстые деревянные ставни и дверь, выводящая на внешнюю, пожарную лестницу, оказалась заложена кирпичом. В комнате не было ничего лишнего, кроме камина, украшенного лепниной — его часто использовался по назначению, судя по свежей золе. Напротив камина стояли стол и диван, на который Эллен почти упала, откинув голову на спинку.
   — Есть хотите? — донеслось с кухни, отделенной от комнаты лишь фанерной перегородкой, на что Эллен промычала что-то невнятное.
   Барр не хотела ничего, лишь закрыть глаза и оказаться снова в норме. Она не владела своим телом: нервное напряжение и усталость физическая измотали её до предела. Разум отказывался впитывать новое, язык комом застыл во рту, а на глаза против воли наползали отяжелевшие веки. Эллен завалилась на бок, едва не упав с дивана, и заснула. Последнее, что она почувствовала — чужие заботливые руки, которые аккуратно отодвинули её от края и укрыли пледом.
   Эллен проснулась, услышав возню на кухне. Умопомрачительно пахло свежим кофе; она осторожно поднялась с дивана и заглянула за перегородку. Адам варил кофе над мерно шипящей газовой конфоркой, он был в простой серой футболке, и ткань её натягивалась слишком сильно, подчеркивая широкий разворот плеч, острые грани лопаток и мышцы спины, вышколенные тяжёлым физическим трудом. У него были красивые руки, покрытые густой сетью тёмных волос. Эллен поймала себя на мысли, что бессовестно разглядывает его. Адам почувствовал, что на него смотрят. Он обернулся, поприветствовал её молчаливой улыбкой и вернулся к процессу.
   При свете дня Адам Бишоп оказался непростительно хорош. Эллен одернула себя, стараясь вернуть себе деловой настрой. Она приехала сюда, чтобы найти брата, не более.
   — Сколько времени?
   — Почти двенадцать. У меня перерыв, — ответил Бишоп, снимая с огня турку.
   Вчерашнее странное происшествие с собаками осталось в памяти бледным оттиском, незначительным событием, от которого разум старался избавиться, потому что не понимал. Гораздо ближе ему были более объяснимые и очевидные вещи, например, голод. Эллен убедила себя, что придала слишком большое значение этому эпизоду. Она снова чувствовала себя в безопасности.
   Запах кофейных зерен туманил мозги, ровно как и мужчина, который ловко управлялся на кухне. Эллен невольно задумалась, есть ли у него вообще недостатки. «О чём ты думаешь, Эллен, совсем с ума сошла?» — Барр потерла заспанное лицо, стремясь избавиться от дурного наваждения.
   — Зря вы меня утром не разбудили, — в её голосе сквозили нотки недовольства, но Адам, казалось, не услышал их.
   — Поверьте мне, я пытался, — он лишь плечами пожал. — Будете кофе?
   Непробиваемый. Казалось, он не ощутил, как Эллен ощерилась, будто сама себя наказала за неуместные мысли. Ей положено скорбеть. Она потеряла семью, мужчину, поставила под угрозу карьеру и своё будущее, но отчего-то в присутствии Бишопа всё это терялось на дальнем плане. Он занимал собой всё пространство маленькой кухни, но не вытеснял её, а обволакивал своим теплом, пониманием и невероятным магнетизмом, который Эллен почувствовала ещё тогда, в лесу. Хорошо и спокойно — именно так она ощущала себя рядом с ним, и это её злило. Ей не может быть хорошо, пока она не найдёт Натаниэля.
   Бишоп варил изумительный кофе. Она проглотила остатки завтрака почти не жуя и ощутила, что наконец приходит в относительную норму. Посторонние мысли вытеснил железный самоконтроль и желание поскорее достигнуть цели.
   — Я отведу вас к шефу, пока он еще здесь, — Адам окинул её придирчивым взглядом с головы до ног, задержавшись на груди у глубокого выреза майки, оголявшей плечо, и на ногах, обтянутых в узкие, рваные джинсы. — У вас что-нибудь другое есть?
   — А что не так? У вас дресс-код? — Эллен не находила свой внешний вид развязным, ей было удобно в этом и колкость сорвалась с языка сама собой.
   — Оденьтесь потеплее, там холодно сегодня, — Эллен снова почувствовала жгучий стыд. Она восприняла его слова в штыки, а Бишоп всего лишь в очередной раз заботился о ней.
   При свете дня лесопилка напоминала муравейник. Под навесами рабочие делали распил, грузчики складывали пиломатериал в вагоны, вдалеке, у распахнутых настежь ворот КПП с машин выгружали цельные сосновые бревна. Эллен шла вслед за Бишопом к административному корпусу, возле входа в который толпилось несколько человек. У её лица клубился пар, кончик носа и щеки кусали утренние заморозки, Барр натягивала манжеты рукавов на ладони, пытаясь согреться. На её голые коленки откровенно пялились рабочие. Они цокали языком и растягивали рты в слащавых улыбках, а Барр куталась в утепленную кожанку и прятала лицо в меховом вороте, отбивая назойливый интерес злыми взглядами исподлобья. Бишоп оказался прав и здесь — будь она в безразмерной спецовке и сапогах, то привлекла бы гораздо меньше внимания.
   — Это Эллен. Я говорил о ней вчера.
   Адам привёл её к высокому худощавому мужчине. Он снял перчатку и протянул ей руку.
   — Эйдан Хилл. Рад познакомиться.
   На вид Хиллу было не больше сорока, он был жилист, энергичен, в его светлых глазах горел огонь юношеского азарта и страсти к делу. Его истинный возраст выдавали лишь рано поседевшие виски.
   — Адам, там лебедку заклинило, проверь, — Хилл махнул рукой в сторону КПП, где шла разгрузка. В его голосе не было приказных ноток, казалось, он просил его об услуге. Адам молча кивнул головой и направился в сторону ворот, по ходу надевая рукавицы.
   — Бишоп говорил мне о вас. Тяжёлая дорога была, да? — он сочувственно улыбнулся ей, словно плохое расположение лесопилки отчасти было его виной, как хозяина.
   — Да, — Эллен передёрнула плечами, вспоминая, что могла бы погибнуть там. — Если бы не Адам…
   — Да уж, это везение. Бишоп у нас незаменимая единица, мастер на все руки. Он достался мне в наследство, как и большинство рабочих.
   За недолгое время пребывания Хилл ещё не успел заработать авторитет, а вот у Бишопа он был несомненным. Барр посмотрела в его сторону. Рабочие обступили его, наперебой рассказывая свои версии случившегося, а водитель погрузчика виновато чесал затылок. Казалось, рабочие держались на уважительной дистанции, избегая панибратства, которое щедро проявляли друг к другу, словно эта его необъяснимая внутренняя сила действовала на всех без исключения.
   — Знаете, я купил предприятие полгода назад. Бывший хозяин очень спешил избавиться от него, и я забрал его по дешевке. Тут был полный бардак. Кадровую документацию я сдал в архив, мне не до неё было. Имя мне не знакомо, наверное, ваш брат работал здесь до меня.
   Они неспешно шли вдоль длинного ряда построек с проржавевшими от времени табличками на фасадах, и Барр ощущала, как нарастает тревога с каждым пройденным шагом. Она словно ткнулась лбом в тупик: единственный человек, который мог помочь ей, не знал ничего.
   Пахло кухней. Из хозяйственного корпуса вышла немолодая темнокожая женщина: она несла в руках ведро, полное мутной, горячей жидкости. Кивнув Хиллу в знак приветствия, она недовольно взглянула на Эллен и следом вылила содержимое прямо на землю. От мокрой земли заклубился пар и лёгкий, сизый иней растаял, оставив после себя чёрную прогалину, словно дыру в земле. Опрашивать рабочих без фото не имело смысла, ведь даже Бишоп, родившийся в Форт-Келли, не слышал его имени. Другие фото хранились в «облаках», и при отсутствии интернета к ним невозможно было пробиться. Нужно было срочно возвращаться за машиной и чертовой папкой, иного варианта она не видела.
   — Слушайте, Эллен. Мне жаль, что я не могу помочь вам сам, но если хотите, оставайтесь здесь, я дам вам жильё и доступ к архивам.
   Эйдан Хилл искренне сочувствовал ей, но от этого было ничуть не легче. Эллен не хотела оставаться здесь, надеясь, что её вопрос решится быстро. Взяв незапланированный отпуск, Барр клялась, что сдаст все незавершенные проекты по электронке, но наличие связи здесь было под большим вопросом. Она достала телефон. Ничего не изменилось, индикатор всё так же беспомощно искал сеть.
   — Как вы без телефона обходитесь?
   — У шерифа есть проводной. Если кабель исправен, то можно звонить хоть на Аляску.
   — Про интернет можно не спрашивать?
   Хилл лишь виновато пожал плечами. Эллен просто не представляла, как будет жить здесь без него. Спасало лишь то, что перед поездкой она догадалась сделать копии текстов на жёсткий диск ноутбука. Жаль, что не догадалась сделать то же самое с фотографиями Нэйта.
   — Как вы оплачиваете счета?
   — Я езжу в Портленд раз в месяц. Восемь часов в одну сторону, — устало вздохнул он. Его не особенно устраивал такой расклад, но, казалось, что-то изменить Хилл был не в силах.
   Он остановился возле длинного, как поезд, здания. Оно было жилым: на окнах кое-где висели простые марлевые шторки и жалюзи, на подоконниках стояли жухлые цветы, пепельницы и прочий мелкий бытовой хлам. Стёкла остальных окон были покрыты толстым слоем пыли, а внутри царила вечная ночь, настолько они были черны. Кирпичная кладка по углам неумолимо превращалась в труху и сыпалась, оседая на растрескавшемся от времени фундаменте жёлтой пылью.
   — Если хотите, можете остановиться в общежитии, там есть изолированные комнаты, но ванна и туалет одни на этаж. Еще можете занять таунхаус, правда через всю территорию придётся идти. Или вы передумали?
   Хилл взглянул на неё и нахмурился. Наверняка на её лице отражались все оттенки чувств от отвращения до отчаяния. Она побывала в доме Бишопа, и ничего, кроме самого Бишопа, не вызвало у неё положительных эмоций. Она не имела понятия, как работает газовый баллон, как вскипятить себе воду, как отрегулировать отопление и температуру воды в душе, несмотря на то, что выросла в коттедже. Уровень удобств в пригороде Берлингтона был несравним с полудикарской жизнью в Форт-Келли, но перспектива стоять в очереди в душ вместе с рабочими, которые глядели на неё, как на кусок мяса, прельщала её гораздо меньше.
   — Таунхаус, — выдохнула она, словно подписала себе приговор. — А чтобы передумать, мне, как минимум, надо забрать и отремонтировать машину. Я остаюсь.
   Слова сходили с языка против воли. Что-то внутри яростно сопротивлялось этому — будь она на колёсах, то немедленно уехала бы в мотель на трассе, о котором говорил Бишоп, арендовала бы внедорожник и лучше бы разорилась на горючем, мытарясь туда и обратно, чем осталась здесь. Частокол дремучего леса казался ей стенами ямы, в которую она угодила из-за своего упрямства, и можно орать сколько угодно: никто не спасёт.
   Влажный, насыщенный дух свежеспиленных брёвен с трудом добирался до лёгких, словно вычищал осевшую на слизистой копоть городского смога. Голова кружилась, а кончики пальцев замерзли так, что она почти не чувствовала их, несмотря на то, что температура воздуха едва колебалась у отметки ноль градусов.
   — Хорошо, завтра я еду в «Белый дом», захвачу вас с собой, покажу, что и где. За машиной поедете с Бишопом и Джо, сразу, как они освободятся.
   — Спасибо.
   Эллен понимала отчасти, почему местные воспринимали Хилла не слишком серьёзно: он был добросердечен и искренен, хотя тем бестолковым увальням, которые пялились на её коленки, требовался хороший кнут, никак не пряник. Таких людей редко везёт встретить: в её мире гнались за выгодой, будь то работа или удачный брак, и не разменивались на помощь ближнему. Наверное, Барр и сама была такой — она не помнила, когда в последний раз со времен колледжа заводила близких друзей. Держать душу на замке стало неистребимой привычкой с того дня, когда в их доме поселилось горе. Она не представляла, насколько сильна окажется боль потери, и что иметь близких станет слишком большой роскошью.
   — Не благодарите. Сожалею о вашем брате. Надеюсь, он найдётся.
   Эллен надеялась тоже.
   Из двенадцати домов были заняты лишь три: в них жили Бишоп, сам Хилл и фельдшер — в том же доме он принимал пациентов. Барр получила ключи и бросила вещи на пороге. Она решила, что не станет распаковывать чемодан и раскладывать вещи по полками старого пыльного шкафа: она всё ещё надеялась, что не задержится здесь долго.
   У ворот стояла небольшая платформа с лебедкой, Бишоп и коренастый мужчина с седой бородой проверяли работоспособность механизма. Мужчина оказался тем самым Джо, о котором говорил Хилл. Он был вальщиком — Эйдан снял его со смены чтобы помочь с погрузкой «Шевроле». Эллен сидела сзади и почти не слышала, о чем они говорят. Джо бубнил, хохмил и рассказывал байки, поворачиваясь к ней, чтобы перевести профессиональный жаргон на человеческий язык. Барр натянуто улыбалась ему в ответ, изредка ловя на себе взгляд Бишопа в зеркале заднего вида.
   Днём здесь всё выглядело иначе, Эллен ни за что не смогла бы найти место сама. Неровная дорога, бормотание Джо и бесконечная темно-зелёная стена вызывали у неё приступ тошноты и сонливости, но когда Адам вдруг резко ударил по тормозам, она едва не вскрикнула от неожиданности.
   — Что за…? — Бишоп быстро вышел из машины и направился к поляне. Эллен поспешила за ним, едва не свалившись с высокой подножки.
   — Чёрт! — она припала на колено, потеряв равновесие. В кожу впились сухие иглы, а штанина измазалась в грязи. Барр поспешила подняться и отряхнуть руки, пока Адам в очередной раз не ринулся её спасать.
   Но ему, казалось, было не до неё. Бишоп был напряжен до последнего мускула, его огромные ладони были сжаты в кулаки, а желваки вздулись на острых скулах. Он прищурился, вглядываясь вдаль и повёл носом, словно хищник, пробующий воздух.
   — Адам, ты чего застыл? — нетерпеливо вскрикнул Джо. — Тут же нет ничего!
   — В том то и дело, — глухо откликнулся Бишоп, и у Эллен внутри всё сжалось в тугой ком. — Машины здесь нет.
   — Не поняла, — Эллен кашлянула, прочищая горло.
   — Её здесь нет, — повторил Адам, не глядя на неё. Ничего не объясняя, он отправился вглубь редкого подлеска, бесконечно сканируя взглядом округу от земли до неба. За напряженной отстраненностью и холодной сосредоточенностью Эллен едва могла разглядеть того Бишопа, который спас её вчера на этом самом месте. Он изменился так, что Барр растерялась. Взбудораженный разум отказывался принимать действительность — «Шевроле» в самом деле не было на месте.
   Когда широкая спина Бишопа исчезла за тощими стволами подлеска, Джо бросился вслед. Едва Эллен сделала шаг за ним, грубый, суровый окрик Адама буквально пригвоздил её к почве.
   — Оставайтесь у машины. Заблудитесь. Ещё вас искать.
   Она влезла на переднее сиденье с ногами и со злости оглушительно хлопнула дверью. Ожидание превращалось в пытку. Пустой желудок неумолимо подбирался к горлу, а кончики пальцев на ногах в тонких кожаных сапогах немели от холода. Эллен пробралась на место Бишопа, завела мотор и выкрутила колесико печки на максимум, подставляя потокам воздуха замерзшие руки. Она глубоко дышала, уговаривая себя, что Адам просто ошибся местом. Когда две фигуры снова появились на поляне, Барр вышла им навстречу.
   — Следов шин нет, обломков нет. Она что, вверх поднялась?! — Джо пинал вздыбленные комья земли и скрёб затылок под кепкой. Адам молчал.
   Эллен тщетно пыталась попасть в фокус его взгляда: он был рассеян и направлен куда-то внутрь. Черты его лица осунулись и словно заострились. Казалось, он был полон глухой злобы, не имевшей выхода, и Барр поняла, что эта перемена её пугает.
   — Я отвезу вас к шерифу, оформите угон, сядете на поезд и доедете до Портленда, а потом отправитесь домой. Полиция штата займётся машиной. Вашего присутствия не требуется, — сухо отчеканил Бишоп, смотря куда-то поверх её головы, и направился к машине.
   — Бишоп, не указывайте мне, — Эллен повысила голос. Она не могла уехать, не взглянув на архивы. Не разобравшись, что за дерьмо здесь только что произошло. — Пока я не решу свои вопросы, я никуда не двинусь. Это вы обещали мне, что машину никто не тронет. Откуда мне знать, может это ваших рук дело?!
   Джо подавился воздухом и замолк, Адам взглянул на неё, но в его глазах не было ни гнева от несправедливого обвинения, ни желания послать её к чёрту с её проблемами. В них была горечь, сожаление и тревога.
   — Зря вы приехали, Эллен.
   До самых ворот КПП никто из них не произнёс ни слова.
  

  

   

    Глава 4
   

   Когда, они заехали на лесопилку, чтобы Эллен взяла документы, Эйдан Хилл вызвался сам отвезти её к шерифу. Лесопилку от поселения разделяла пара часов езды на машине, но технически они были едины, имели одно название и почтовый адрес. Эйдан рассказал, что раньше городок был больше и предыдущие хозяева каждое утро и вечер пускали по этой дороге автобус для местных рабочих, чьё жилье было в городке. Приезжие вальщики оставались жить прямо на лесопилке в течение всего сезона.
   У Хилла был здоровенный «Шевроле Тахо», сплошь в шлепках грязи по всему кузову, потому что ближайшая мойка была лишь на объездной трассе в нескольких часах езды. Эллен сидела впереди, обдумывая то, что сегодня случилось. Она не знала, кому верить. Исчезновение машины не на ходу посреди глухого леса было настолько странным, что не укладывалось в голове. Этому не было объяснения. Нет, она не винила в этом Адама — он просто попался под горячую руку — Эллен злилась на него за то, что он посмел принять решение за неё. Она вернулась бы на лесопилку из принципа, лишь для того, чтобы ему досадить, но Барр не хотела возвращаться. Удаляясь от территории всё дальше, она ощущала безотчетное чувство облегчения, словно это место было окутано какой-то необъяснимой, гнилой аурой.
   Собаки, сидевшие теперь на цепи у КПП, облаяли машину Хилла на выезде с территории. Эллен взглянула на их ощеренные пасти. Они рвались вперед, натягивая цепи, вставали на задние лапы и пытались дотянуться до авто. Псы были крупные, на массивной шее и груди бугрились мышцы, уголки обрезанных ушей стояли торчком — они походили на бойцовых собак. Барр надеялась, что цепи достаточно крепки, чтобы выдержать такую мощь.
   — Дикие какие-то, чтоб их, — выругался Эйдан и ткнул пальцем в их сторону. — Вон та сука мне в первый день прокусила ногу. Я сказал привязать их, пока не привыкнут, и выпускать только ночью.
   Эллен вспомнила свою первую ночь в Форт-Келли, когда эти звери едва не загрызли её. Если бы не Бишоп, чёрт его дери.
   — Зоозащитники бы вас засудили.
   — Меня бы засудил любой юрист, — он усмехнулся. — Это питбули. Они запрещены здесь. Так что я кругом выхожу виноватым.
   — Почему бы их не усыпить, раз они такие неадекватные?
   — Они хорошо знают свою территорию. Зачем избавляться от такой отличной охраны? Да и какой правозащитник сюда сунется?
   — А вы рисковый, Эйдан, — Барр улыбнулась ему.
   — Я веду бизнес, а бизнес — это всегда риск, — Хилл тепло улыбнулся ей в ответ.
   Ей не хватало такой вот непринужденной беседы с человеком, от которого её не бросало то в жар, то в холод, как то было с Бишопом. С Хиллом она могла держать себя в привычных рамках, а не ловить свои эмоции в диапазоне от блаженного спокойствия до лютой ярости. Бишоп и даже отголоски мыслей о нём вызывали какой-то необъяснимый зуд под рёбрами и даже расстояние не могло этот зуд угомонить. Её мучила недосказанность, вопросы и отчасти совесть за то, что сорвала на нём зло. Её мучил Адам Бишоп целиком, словно острая заноза, засевшая в мозг.
   — Вы сказали, предыдущий хозяин хотел поскорее избавиться от предприятия?
   — Да, я забрал его в полцены.
   — Вам не показалось это странным?
   — Поначалу да, — согласился Хилл. — Техника исправна, бумаги в порядке, долгов нет. Далековато, конечно, от основных точек сбыта, но зато здесь нет конкурентов, — он пожал плечами, выруливая с неровной тропы на грунтовку. — Я не понимал, зачем так спешить с продажей.
   — Он назвал причину?
   — Сказал, это личное. Я не стал вдаваться.
   Эллен задумалась. Какие причины могли заставить предыдущего хозяина бросить с виду вполне доходное дело? Их могло быть море, не только ведь дрянная атмосфера, которая угнетала Барр всю дорогу. В этом чертовом месте у неё угнали машину, здесь она потеряла документы, которые родители так тщательно собирали на протяжении семи лет. Ей казалось, что она упорно карабкалась на вершину скалы без страховки, а теперь сорвалась и летела вниз, в бездну, не имея возможности зацепиться хоть за что-нибудь и удержаться. Она застряла здесь. Застряла так, что поиски брата перестали быть для неё задачей номер один — Эллен хотела разобраться с тем, что происходило сейчас лично с ней.
   — А теперь всё в порядке?
   — Я бы не сказал, что всё гладко, но трудности всегда были и будут, правда? — Эйдан улыбнулся ей, и в его светлых глазах мелькнула тень усталости. Он чего-то не договаривал ей, но Барр не винила его в этом. Они знакомы считанные часы, было бы странным, если бы Эйдан Хилл вдруг вывалил на неё все свои проблемы.
   Лес редел. Спустя ещё десяток миль они выехали на открытую местность. Грунтовка сменилась дорогой, покрытой старым асфальтом, а подлесок остался позади. Они ехали по сухой пустоши вверх, движок рычал, словно машина поднималась из глубокого оврага. Впереди простиралась линия горизонта, укрытая далёкими шапками сосен, будто одеялом. Вдалеке Эллен разглядела красные, жёлтые и белые пятна — крыши зданий.
   — Здесь в тридцатые была бесконтрольная вырубка, — Хилл объяснил ей появление этой проплешины посреди глухих лесов. — Там дальше федеральная трасса, автозаправка и мотель. Чуть ближе к цивилизации, но всё равно бесконечно от неё далеко.
   Он улыбнулся ей с долей грусти и сочувствия: Хилл понимал, насколько непривычны ей эти условия.
   Дома, расположенные ближе к лесу, были брошены, и жизнь теперь была сосредоточена в плотном кольце зданий, окружавших центр городка. «Белым домом» местные с иронией, называли единственное административное здание в городе. В нём был полицейский участок, пожарная часть, отделение почты, архивы и библиотека, здесь работал глава города, проходили выборы, заключались браки, регистрировались смерти и рождения и при всём при этом здание по меркам Эллен был совсем небольшим.
   Оно находилось на главной площади, которую можно было обойти пешком за пятнадцать минут. Барр ощущала себя Гулливером в стране лилипутов, но несмотря на это городок казался ей светлым и полным воздуха после Форт-Келли, который столетние сосны окружали плотной стеной, давившей на нервы своей герметичностью. Чуть дальше была железнодорожная станция, на которой, по всей видимости, работали те немногие, кто не был занят на лесопилке.
   — Здесь вообще есть можно? — Эллен ткнула пальцем в сторону блеклой вывески «Закусочная». За прозрачным панорамным окном виднелись аккуратные столики и официантка в жёлтой униформе, снующая между ними.
   — Я ещё ни разу не отравился, — обнадежил Хилл. Эллен решилась рискнуть, пока Эйдан занимался своими вопросами и искал шерифа.
   Она спрыгнула с подножки и не спеша пересекла площадь. Уборщик мёл подгнившие листья, пожилой мужчина, прозвенев звонком, проехал мимо на велосипеде, две женщины средних лет оживленно общались возле продуктовой лавки, и все, как один, мигом оторвавшись от своих дел, уставились на неё во все глаза. Эллен почувствовала, что попала на территорию африканского племени, где никогда не видели белых, и, спрятав лицо в воротник куртки, толкнула дверь.
   Запах свежей выпечки, ванили и кофе окутал её густым туманом. Казалось, в маленьком, уютном помещении рассеяна мука: мягкий, желтоватый свет, струящийся из низких абажуров, прозрачные, чистые шторки на окнах, тёмная цельнодеревянная мебель и обшивка стен создавали ощущение уютной кухни, где на закате дня собралась поужинать семья. Здесь работали две официантки — помладше и постарше, и та, что постарше, с искренней улыбкой проводила её за свободный стол и подала меню. Эллен взглянула на вторую: молодая блондинка в униформе, которая была тесна ей в груди и коротка по длине. Барр удивилась, что из этого городишки удрала ещё не вся молодёжь.
   Меню не блистало разнообразием: фастфуд, газировка, три вида кофе и несколько позиций более-менее здорового питания, которые следящая за фигурой Эллен предпочитала в первую очередь. Сделав заказ, она в очередной раз достала телефон, чтобы вновь убедиться в его бесполезности.
   — Не было ли в вашем роду коренных американцев, юная леди? — послышалось сзади, и Эллен немедленно обернулась.
   За соседним столиком сидел мужчина. Его тёмные глаза улыбались и вокруг них вилась сеть глубоких морщин; в гладких, чёрных волосах, зачесанных назад, серебрились нити седины. Под серой рубашкой скрывался круглый живот, а к нагрудному карману куртки, лежащей на соседнем стуле, был прикреплен значок шерифа. Коренным американцем был он сам — яркий оттиск принадлежности к потомкам одного из местных племён повторился в чертах его лица.
   — Нет, моя мать из Пуэрто-Рико, — ответила Барр.
   — Она подарила вам удивительный цвет кожи и глаза, — произнёс он, и Барр рассеянно кивнула, искренне не понимая, что удивительного в чертах обыкновенной латиноамериканки. Возможно, мужчина просто нашёл повод с ней заговорить. — Генри Нильсен, шериф округа Форт-Келли.
   Он склонил голову в знак приветствия, а Эллен, сидящая к нему в пол оборота, развернулась полностью, скрипнув ножками стула по полу.
   — Я как раз искала вас. Меня зовут Эллен Барр, и я хотела бы заявить об угоне машины.
   Шериф посмотрел на неё серьёзно и пристально. У него были совсем чёрные глаза, его острый, волчий взгляд с прищуром, казалось, пробрал её до костей. Наверное, это профессиональное. Эллен хмыкнула — с таким сканером вместо глаз ему не требовалось снимать отпечатки.
   — Что ж, Эллен, — он вздохнул, его взгляд смягчился и в голосе появились нотки сочувствия, — давайте расправимся с нашим обедом и пойдём в участок.
   Возле «Белого дома» был припаркован полицейский «Форд» родом из восьмидесятых. Эллен, плетясь следом за Нильсеном, смотрела на сине-белый кузов, словно на ориентир, стараясь не замечать косых взглядов.
   — Здесь всего восемьдесят пять человек живут, все друг друга знают и приезжие вызывают у них живой интерес, — пояснил шериф, заметив, как Эллен едва ли не ощерилась, раздражаясь от назойливого внимания всё сильнее с каждым шагом. — Скоро они привыкнут к вам.
   Его слова Барр не обнадежили: она не была уверена, что привыкнет сама. Ей вовсе не хотелось привыкать здесь.
   — Почему Форт-Келли, откуда такое название?
   — Это бывшая военная база, — пояснил шериф, подтверждая её догадки. Название, расположение зданий, вышка на КПП и колючая проволока, которые Эллен рассмотрела при свете дня, скорее принадлежали военному, нежели промышленному объекту. — В начале семидесятых военные вывезли отсюда весь личный состав и технику, оставив голые стены. Землю выкупили под лесопилку, а название так и осталось.
   — Как часто менялись хозяева?
   — После двадцатого я сбился со счёта, — усмехнулся Нильсен и повернулся с ней. — Почему интересуетесь? Хотите её купить?
   Он по-доброму рассмеялся, стараясь разрядить обстановку и отвлечь её от липких, неприятных взглядов местных. Эллен натянуто улыбнулась в ответ.
   — Я ищу своего брата. Это второе, о чем я хотела с вами поговорить.
   Аккуратно заполняя бланк заявления на угон, Эллен в сотый раз рассказывала свою историю. Шериф внимательно слушал, мрачнея с каждым произнесенным ею словом всё больше и больше. Отказ детектива Дэлино, машина, папка с документами — она проговаривала это вслух и все происшествия становились в ряд, нанизывались, словно бусины на нить, выстраивались единой картиной в её голове. Эллен не хотела верить в свою новую теорию, которая сложилась неожиданно для неё самой: ей кто-то намеренно мешал. Барр решила, что рассмотрит этот вариант, когда не останется других. Она надеялась, что ошибается.
   Когда Эллен вышла из участка, уже вечерело. «Тахо» поблизости не было — наверное, Хилл закрутился и забыл о ней. Нарастающее чувство паники остановил Нильсен, который вышел следом за ней.
   — Садитесь, Эллен, — шериф махнул ей рукой, приглашая сесть в полицейское авто. — Поедем опрашивать свидетелей.
   Барр предстоял обратный путь. Снова в глухой лес по глухой неровной дороге, вдоль которой не было ни единого фонаря, и видит Бог, она не хотела возвращаться и не хотела никому ничего доказывать. Бишоп был прав, она приехала зря, лишь нажила себе проблемы, которые росли, словно снежный ком. Но все её вещи остались в таунхаусе, у неё не было иного выбора. Эллен пообещала себе поискать комнату в городе, сразу как снова окажется там.
   Опрос лесорубов без фотографии не имел особого смысла. Его имени никто не помнил, под описание подходил каждый третий рабочий, а знать по пальцам всех тех, кто проходил через лесопилку в течение всех этих семи лет — а их было много — не могли даже самые внимательные старожилы. Белый Шевроле Круз купе также никто не видел. Без толку помотавшись по территории до самых сумерек, шериф подбросил её до таунхауса, пообещав обратиться в управление за копией личного дела Натаниэля. Фотографию он надеялся взять оттуда, пока ищется машина и папка. Ехать обратно в город прямо сейчас она была не готова — вещи в беспорядке валялись по постели, да и шериф отчего-то не поддержал её, ссылаясь на скорое наступление ночи.
   — Как только что-то появится, я сразу сообщу вам, — Нильсен взялся за козырёк фуражки, прощаясь с ней. Эллен сиротливо осталась на крылечке, обняв себя за плечи.
   Было холодно. Усталость и тревога, которые в городе ощущались не так остро, здесь навалились на неё с новой силой. Ей не хотелось двигаться с места: от одной лишь мысли, что придётся обустроиться на ночь в холодном, мрачном доме, который мало напоминал жилой, у неё опускались руки. Барр вздрогнула, увидев на противоположной стороне дороги тёмную фигуру, которую скрывал только что отъехавший «Форд» шерифа.
   — Всё-таки решили остаться? — тень говорила голосом Бишопа, и Эллен выдохнула с облегчением. За последние сутки она стала слишком пуглива.
   В тоне его голоса не осталось и налёта той глухой ярости, полыхавшей внутри него тогда в лесу, словно ядерное топливо за толстым слоем бетона. В его ссутуленной спине, в руках, опущенных вдоль тела, будто плети, сквозило сожаление и горечь. Казалось, он разочарован её решением.
   — Ненадолго, — грубо отрезала Эллен, развернулась к нему спиной и попыталась нашарить в карманах ключ. Она вывернула подклад, похлопала по нагрудным карманам и залезла в джинсы, но тщетно — проклятого куска металла не было нигде.
   — Вы забыли вчера в замке, — Бишоп подошёл к ней со спины бесшумно, и Эллен снова вздрогнула, увидев его так близко. Он протягивал ей ключ.
   Хотелось биться лбом в дверь с досады: видимо вчера она поторопилась и не вынула его из замочной скважины. Барр надеялась, что тот, кто украл её машину, не успел обшарить её вещи. Она так разозлилась на себя, что не сумела сдержаться, обрушив своё раздражение на Бишопа потоком грубостей.
   — Послушайте, не надо нянчиться со мной, Адам. Я в состоянии сама… — Эллен запнулась на полуслове, понимая, что врёт сама себе. Ни черта она не в состоянии. Ей, привыкшей полагаться только на себя, сложно было принимать чью-либо протянутую руку, а резкая смена его настроений сбивала с толку и пугала: ещё утром Адам желал ей поскорее убраться из города, а сейчас снова бросается ей на помощь.
   — Пойдемте, разберёмся со светом и отоплением, — он вздохнул и покачал головой, словно понял и принял причину её злости, которой отчасти являлся. Эллен так и не взяла ключ из его рук, и Бишоп отпер дверь сам.
   — Первый этаж не жилой из-за хищников, — пояснял он по пути. Плетясь за его широкой спиной, Эллен почти ничего не видела впереди; она глядела под ноги, стараясь не навернуться. — По плану тут была кухня и гостиная, а сейчас котельная и гараж.
   — Хищников?! — изумилась Барр, застыв на пороге, готовая бежать прочь сию же секунду, если ответ ей не понравится.
   — Волки, лисы. Прочее мелкое зверьё. Сейчас их почти нет, но однажды — мне лет десять было — волки загрызли всех собак на территории. С тех пор это меры предосторожности.
   Он зашёл в подсобку и щелкнул несколькими реле. В прихожей и котельной зажглись тусклые пыльные лампочки.
   — Вот здесь регулятор мощности, если замёрзнете — прибавите тепло.
   Адам тщательно и терпеливо пояснял ей назначение каждой кнопки, индикатора и реле в электрощитке и на бойлере, но слова пролетали мимо, превращаясь в массу непонятных слов. Дома они с матерью никогда не совалась ни в подсобку, ни в подвал: отец считал, что обеспечение комфорта своих женщин только их с Нэйтом дело, а в отелях и на съемных квартирах, где она жила в последние семь лет, думать об этих вещах не приходилось совсем. Но сейчас, когда в этих знаниях появилась жизненная необходимость, Барр не могла сосредоточиться на объяснениях: дикие волки и разодранные глотки собак стояли у неё перед глазами алыми пятнами. Ей живо представлялось, как хищник лезет в окно, которое забыли запереть на ночь, и от одной этой мысли хотелось по-детски вцепиться Адаму в рукав и умолять его остаться.
   Бишоп двигался в тесной подсобке, как тот огромный тягач на мелком пятачке парковки: ему было тесно, низкий потолок давил на макушку, а широкий разворот плеч не вмещался в бетонную коробку помещения и с каждым движением задевал пыльные серые стены. Эллен не понимала его, но что-то внутри против воли жаждало расставить все точки над i, иначе она просто не сможет заснуть.
   — Почему вы делаете это? — Адам непонимающе взглянув на неё и Эллен уточнила вопрос. — Вы чётко дали мне понять, чтобы я проваливала отсюда.
   — Нет, это не так, — наклонив голову, чтобы не удариться об косяк, Бишоп вышел из подсобки.
   Эллен заметила, что он всё ещё был в рабочем комбинезоне, надетом поверх рубашки в клетку, и на нём снова не было куртки, словно холод поздней осени не брал его. Но даже эта синяя, потертая ткань не скрывала мощи и стати его фигуры, и Эллен неотрывно смотрела на его длинные, красивые пальцы, когда он доставал из кармана ветошь, чтобы вытереть руки от масла и пыли. Во рту становилось сухо, а сердце застучало где-то в висках, заглушая посторонние звуки. Эллен невольно сделала шаг назад. Эта вынужденная близость путала ей мысли, и ей не нравилось то, как её тело на эту близость откликалось.
   — Я не хотел бы, чтобы вы здесь задерживались, Эллен. — Он стоял напротив неё, опустив глаза, и не спешил отвечать, будто подбирал верные слова. — Вы хорошая девушка. Я не хочу, чтобы здешние проблемы становились вашими.
   — Они уже стали моими, Адам, — она с жаром прервала его, открыто намекая на угнанную машину и потерянные документы.
   — Ещё нет… — Бишоп вздохнул и снова опустил глаза. Он чего-то не договаривал, но Эллен не понимала, что может быть хуже того, что уже произошло с ней в этом чёртовом месте.
   — Я не уеду отсюда, пока не получу ответы, — она снова решительно отринула все сомнения, которые снова едва не овладели ей после его слов. — Здесь что, какая-то банда орудует?
   — Мало кто хочет ехать в такую глушь. Рабочих не хватает, Хилл часто нанимает бродяг и бывших зеков. Для вас это не лучшее окружение, — он прикрыл дверь в подсобку и вышел на крыльцо. Эллен по инерции поплелась следом за ним. Она молчала, потому что словом «спасибо» уже натёрла на языке мозоль. — Если соберетесь в город, дайте мне знать.
   Бишоп сбежал по ступенькам вниз, растворяясь в рассеянных вечерних сумерках. Эллен смотрела ему вслед и жадно запоминала его образ, словно он был спасительным маяком в будущей стихии, который вот-вот погаснет. Всегда одна, всегда сама по себе, цельная, не нуждающаяся ни в жилетке, ни в той пресловутой «половинке», о которой все так мечтают, Эллен Барр не узнавала себя. Ей хотелось, чтобы Адам остался.
   — И если возникнут проблемы, помните, мой дом в самом конце, — обернувшись, напомнил он.
   — Я боюсь ваших собак. Они похуже волков, — отозвалась Барр осипшим не то от холода, не то от волнения голосом.
   — Я с ними договорился.
   Он улыбнулся, и в его светлых, прозрачных, как две льдинки, глазах мелькнули озорные огоньки. Эллен почувствовала, как её губы против воли тянутся в ответной улыбке.
   Бишоп ушёл, и щемящее чувство тревоги заполнило грудную клетку, распирая рёбра и грозя вылиться через край. Душа металась, мысли бились о черепную коробку пойманным в силки зверьём, но не предупреждение Адама пугало её, а то, что между ними происходило. Крылечко заиндевело, и холод, казалось, кусает пальцы даже сквозь подошву. Эллен отмерла, зашла в дом и закрыла дверь на замок.
   В отличие от дома Бишопа вход на второй этаж не был похож на задраенный люк — наверх вела обыкновенная винтовая лестница, откликающаяся скрипом на каждый её шаг. В ванной пахло сухой пылью и бетонной крошкой, душевой поддон проела ржавчина, а зеркало покрылось толстой коркой из мутных брызг, грязи и плесени. В этом доме не жили по крайней мере лет пять и привыкшие к влажности материалы высохли и пошли трещинами.
   — Твою мать! — огромный чёрный жук скользнул под скол плитки, и Барр отпрянула к противоположной стене. — Возьми себя в руки. Это всего лишь насекомое, — проговорила Эллен своему отражению в зеркале, которого даже не видела. Гораздо больше её волновала антисанитария, царившая в ванной. Здесь необходим был клининг и дезинсекторы, но подобная роскошь вряд ли есть в такой дыре, как Форт-Келли.
   Вернувшись в комнату, Эллен взяла металлический настил, лежащий возле камина, и бросила на дно душевой, чтобы не касаться его голыми ногами. Она вывернула краны, услышала как по трубам поднялась вода, увидела, как смеситель выплюнул ком ржавчины. Вода не успевала нагреваться, и полотенце, которое нашлось в чемодане, было слишком маленьким для густой копны её волос. Оно моментально превратилось в мокрую тряпку и Эллен пожалела, что в чемодане не нашлось фена. Ночью, сидя перед ноутбуком за проектом, который определенно теперь не сможет отправить в срок, она услышала, как уехали вагоны с пиломатериалом. Растворимый кофе, который она захватила на сдачу в кафе, жёг пищевод и был отвратительно дешёвым на вкус, но желание хоть как-то согреться пересилило отвращение.
   Мысли о Бишопе не давали ей покоя, и текст на исландском языке превращался в сплошное месиво знаков. Она чувствовала, как кровь приливала к щекам, даже когда она видела его издали и как сбивалось дыхание, когда он подходил к ней ближе. Барр теряла контроль. Наваждение, с которым не было сил бороться — Эллен приехала сюда не за этим, это было не то место и не те обстоятельства. Досада и стыд за чувства, охватившие её так некстати, не давали ей сосредоточиться: всё падало из рук, на чемодане заел замок и трясущиеся руки никак не могли зацепить молнию на сапогах. Ей нужен был ещё один холодный душ и полная изоляция от общества Бишопа. Она не станет принимать его помощь и тем более не станет сообщать ему о своих перемещениях. Лучше вовсе перестать попадаться ему на глаза, пока всё не зашло слишком далеко.
  

  

   

    Глава 5
   

   Эллен задремала только к рассвету и проспала почти до десяти. Утро выдалось солнечным. Она подставляла лицо тёплым лучам, пока плелась до столовой, о которой накануне ей рассказал Хилл. У неё не было времени закупать продукты и не было цели оставаться на лесопилке: найти комнату в городе она собиралась сегодня же. Свежий лесной воздух, приправленный запахом мороза, смолы и дыма прочищал разум, прогоняя вчерашние мысли. По ночам всегда в голову приходит дурное, и вину за вчерашнюю слабость Эллен возложила на темноту.
   Эта тьма была оглушительно тихой, но была, словно живая. Субстанция, которая питает страхи и поднимает со дна души всё, что там было похоронено без права на воскрешение. Барр не привыкла к такой тишине. За её окнами всегда ревела сигнализация, рычали движки ночных автогонщиков, слышались смех, разговоры и музыка — всё, чем жил и питался мегаполис, питало и её тоже. За шумом толпы не слышно, как плачет душа, здесь же одиночество и боль потери, страх за себя и за брата, злость и сомнения обретали формы, цвет и запах так, что снова хотелось бежать. Что она и сделает. Собранный чемодан стоял за дверью, ключ лежал в кармане под молнией, и Эллен ждала, когда кто-нибудь кроме Бишопа соберется в город.
   — Вы поздно.
   Темнокожая женщина, которую Эллен увидела в первый день, мыла шваброй пол. Она легко лавировала между столами, несмотря на немалые габариты.
   — Зайдите на кухню, я уже всё в холодильник убрала. Меня кстати Пэтти зовут.
   — Очень приятно, — буднично выдавила из себя Барр. Хамоватая Пэтти, которая буравила её придирчивым взглядом, ей не нравилась ничуть. — Меня зовут…
   — Эллен, я знаю. Брата ищете. А я-то думала, мистер Хилл мне помощницу нашёл, — фыркнула она, гремя стульями. — Кстати, если хотите место свободно. Я тут и за кухарку, и за посудомойку и за уборщицу…
   — Нет, я здесь не за этим!
   Барр резко прервала её жалобы. Место кухонной работницы при её диссертации по северо-германским языкам интересовало её в последнюю очередь. Казалось, Пэтти почувствовала её брезгливость: она едко усмехнулась, задрала подбородок и отвернулась от нее. Эллен отправилась на кухню в поисках кофеварки.
   — Его зовут Натаниэль Барр, — крикнула она с кухни. Вчера, без толку мотаясь с шерифом по территории, Пэтти они не видели. Кухарка осталась не допрошенной. — Ему сейчас двадцать пять, но, возможно, выглядит моложе. Тёмные волосы, тёмные глаза, средний рост. Не помните его?
   — Нет, не помню. Хоть бы фотокарточку показали.
   — Фотографии пропали вместе с машиной.
   Она проклинала себя за педантичность: на жёстком диске не было ничего лишнего и все необходимые файлы хранились в строгом порядке на виртуальных дисках. Барр не думала, что в мире ещё остались места, не охваченные всемирной сетью, и не могла представить, что однажды застрянет в одном таком.
   — Тогда не знаю, как вы его найдёте, — она покачала головой, и вернулась к уборке. — Зато Адама нашли.
   В тоне её голоса звучал неприкрытый намёк. Эллен вспыхнула, будто эти слова кольнули её прямо в болевую точку, но быстро взяла себя в руки.
   — Не понимаю, о чём вы, — она вышла с кухни и остановилась напротив Пэтти.
   — Ха. Да как же, — Пэтти скривила губы в ехидной ухмылке. Эллен захотелось с размаху пнуть её ведро, полное мутной грязной воды и заставить её ползать на карачках, вытирая огромную лужу. Её остановило лишь то, что такая дама, как Пэтти явно не останется в долгу. Опускаться до бабской драки ей не хотелось совершенно тем более, по такой двусмысленной причине. Барр почувствовала себя гадко, словно её только что макнули лицом в грязь.
   Помахав кому-то в окно, Пэтти отставила швабру и подошла к Эллен ближе.
   — Только вот насчёт Адама не стройте планов. Он отсюда больше не уедет, да и вы не останетесь. Он хороший парень, не пудрите ему мозги зазря, — в её тёмных глазах не было ни желчи, ни пренебрежения, лишь беспокойство и тихая печаль. Казалось, Пэтти по-матерински заботится о Бишопе, усмотрев в Эллен угрозу его душевному равновесию.
   Эллен задохнулась от возмущения. Ядовитый коктейль из стыда и злобы застил мозги, Барр не могла подобрать слов, чтобы убедить её в том, что она ошибается. И убедить в первую очередь себя саму. В её мире каждый тыкался в экраны своих смартфонов, отслеживая собственные успехи в виде лайков и фолловеров, а любимым хобби местных, по всей видимости, было наблюдать за другими.
   — Как же, чёрт возьми, скучно вы живёте, — процедила она сквозь зубы, но Пэтти лишь улыбнулась ей в ответ.
   Либо эта женщина слишком проницательна, либо у Эллен всё написано на лице. Барр отчаянно шарила по периметру взглядом — к тому, чтобы уехать отсюда как можно скорее прибавился ещё один повод.
   Хлопнула дверь. В помещение вошёл Джо, а следом за ним Бишоп. Эллен потерла глаза, надеясь, что его фигура, занявшая собой весь дверной проём вширь и ввысь, испарится, как дурной сон.
   Казалось, Адам Бишоп был везде. Он постоянно находился в поле зрения, оказывался рядом в трудные минуты, будто ангел-хранитель. Он словно преследовал её, как преследовали навязчивые ночные мысли, и Эллен начинала понимать, что заставило Пэтти сделать такие выводы. Не бывает дыма без огня — в его глазах она увидела отражение собственных метаний. Не на её лице Пэтти прочла невысказанные чувства. Их осторожный интерес был взаимным.
   — Салют, мисс, — Джо приподнял кепку и шутливо поклонился Эллен, а после подобрался к Пэтти сзади и резко протянул её к себе. — Как проживаете, моя лесная нимфа?
   Лесная нимфа — последнее, с чем Эллен сравнили бы мощную повариху, да и сама парочка смотрелась весьма самобытно и местами даже комично. Пэтти была шире Джо раза в два, её насыщенно-кофейная кожа и чёрные волосы сильнее подчеркивали его розовато-бледное лицо и рыжую с проседью бороду.
   — Они женаты, — с улыбкой пояснил Бишоп в ответ на скепсис и удивление, которые наверняка свободно читались на её лице. — Как ночь прошла?
   Она боялась посмотреть ему в глаза, словно на их льдисто-голубом дне полыхал огонь, от которого у неё плавились рёбра. Эллен блуждала рассеянным взглядом по его лицу от небритых щёк до тёплой улыбки и чуть выступающих вперёд клыков, от растянутого ворота майки, под которой виднелись тёмные волоски, до загорелых рук, питавшихся солнцем каждый день. Она отчаянно желала найти в нём хоть что-то отталкивающее, но не находила. Адам отнял у неё кислород и заменил его собой. Она тонула в нём, вязла, и чувство вины поедало её изнутри — всё, что с ней происходило, было неправильно, не вовремя, не к месту. Отчаянно не хватало пространства, хотелось бежать прочь на улицу, но его мощное тело отрезало ей пути отступления. Эллен оказалась в тупике между ним, стеной и рядом длинных столов.
   — Нормально, — сухо ответила она, старательно отворачивая от него лицо.
   — Адам, не часто ты радуешь меня своим появлением, сынок. Или тебе, наконец, надоело стоять у плиты? — Пэтти по-доброму рассмеялась, не выпуская Джо из медвежьих объятий.
   Под пронзительным взглядом Адама Эллен становилось неловко и она мысленно поблагодарила Пэтти за то, что ей удалось его отвлечь. Бишоп сделал шаг назад, оставив Эллен узкую лазейку для побега.
   — Нет, ты же знаешь, я люблю готовить. Решил зайти поздороваться.
   Адам снова перевёл на неё взгляд, и Барр поняла — он шёл, чтобы увидеться именно с ней, и ни с кем больше.
   Бишоп не мог увидеть её с улицы и не мог знать, где она. Следит он, присматривает или просто на территории не так много мест, в которых она могла бы оказаться — Эллен терялась в догадках и искала повод выйти из-под его настойчивой опеки как можно скорее. Наплевать на всё и поддаться чувствам, которые, казалось, были взаимны, означало предать память родных, предать брата, который мог нуждаться в помощи. Эллен не могла сейчас думать о себе, не могла тратить время, забивать голову посторонними мыслями, ставить свои желания выше цели.
   Она увидела, как Шевроле Тахо выехал на дорогу к КПП, притормозив у распила. Эйдан опустил стекло, чтобы переговорить с рабочим.
   — Извините меня, — Эллен почти бегом бросилась на улицу. Добравшись до КПП за считанные минуты, она стукнула ладонью по борту машины. — Вы в город?
   — Доброе утро, Эллен. Да, — ответил Хилл, толкая для неё пассажирскую дверцу.
   — Отлично. Только притормозите у таунхаусов, я заберу вещи.
   Барр двигалась так быстро, словно за ней гнались хищники. Добежав до крыльца, она смела за собой чемодан, наспех закрыла дверь и бросилась обратно к машине Хилла. Эллен смотрела, как удаляется от них смотровая вышка, где-то в глубине души понимая, что снова бежит. Трэвис оказался прав — побег всегда был единственным решением всех её проблем. Она просто не знала, как поступать иначе.
   — Простите, я тогда замотался и забыл забрать вас, — он извинялся за тот вечер, когда Барр вернулась на территорию с шерифом, но она уже забыла об этом. Это было не самым страшным её злоключением.
   — Всё в порядке. Шериф Нильсен очень мил, — отмахнулась она, в сотый раз рассматривая неизменный пейзаж за окном.
   Бесконечная тусклая зелень, кусок свинцового неба над головой и грязь под колёсами — этот набор угнетал и давил на психику своим унылым однообразием и Эллен не понимала, как можно хотеть жить здесь. Существование здесь походило на добровольную ссылку в наказание за прошлые грехи. Какие грехи здесь искупил её брат? А Бишоп?
   — Нильсен хороший человек. Он здесь и за шерифа, и за главу города. Ему можно доверять.
   Она снова подумала о брате. Ему не повезло родиться здесь, не повезло испытывать тягу к этим местам, которые он привык считать родными. Почему он остался один? Кем были его родители и живы ли они? В этом городе все друг друга знают, но даже шериф не дал ей внятного ответа, пообещав поднять старые базы. В документах, которые Баррам передали в приюте, значилась фамилия Форест, её давали тем детям, о родителях которых ничего не было известно — подкидышам или найденным случайно на железнодорожной станции. Что мог найти Нэйт при таком «дано» и почему не захотел вернуться или хотя бы дать о себе знать? А Бишоп? Неужели у него нет здесь близких?
   Барр больно ущипнула себя за запястье — выгнать его из головы становилось сложной задачей.
   — Почему не протянете сюда телефонный кабель? Это же проще, чем каждый раз по полтора часа мотаться туда и обратно.
   — Это одна из необъяснимых проблем, с которой я столкнулся после покупки лесопилки, — в этот раз Эйдан был более откровенен — чувство вины ли было тому причиной или желание поговорить с тем, кто в этом котле не варится— было неизвестно. Эллен слушала и пыталась вынимать, ловя ускользающие мысли — они тянули её на несколько миль назад.
   — Кабели пропадают, портятся или их обрывают. Местные шутят, что медведи не хотят, чтобы в Форт-Келли пришла цивилизация. Им и так хорошо, — он устало хмыкнул, сворачивая на уже знакомую грунтовку.
   — А что ещё?
   Какое-то время Эйдан молчал и хмурился, подбирая слова, прежде, чем ответить.
   — Некоторые, в основном, старики, какие-то зашуганные. Говорят, Форт-Келли построен на нехорошем месте.
   — В смысле?
   — Ну, проклятие там какое-то или легенда местная, я не вникал, — Хилл изображал шуточные колдовские пассы, рассекая воздух ладонью, и Барр невольно улыбнулась. — Иногда несут несусветную ересь про какого-то зверя. Проклятьями обычно легко объяснить элементарные лень и невежество.
   Она была согласна с ним. Во всю эту мистическую дребедень могут верить только весьма недалекие люди. Оставалось только догадываться, как трудно ему работать с этими дремучими дикарями.
   — Многие с наступлением темноты вообще их дома нос не высовывают. На лесопилке мало таких индивидуумов, но они прилично забивают мозги новеньким. Сложно тут вести дела, понимаете?
   Здесь было сложно находиться, не то, что вести дела. Форт-Келли напоминал ей болото, в которое она угодила и из которого так отчаянно пыталась выбраться, увязая всё глубже. И дело было не только в брате и машине.
   Они высадились у «Белого дома», Хилл отдал ей дубликат ключа от архивов лесопилки и представил её пожилой женщине-архивариусу в очках с толстыми стеклами.
   — Выносить ничего нельзя, шуметь нельзя, портить бумаги нельзя, картотеку не путать. Я закрываюсь в пять, просьба меня не задерживать, — женщина провела краткий инструктаж, не отрываясь от своих дел и даже не взглянув на Эллен. Барр была рада, что хотя бы в этом месте избежала назойливого внимания.
   Несмотря на то, что в помещении соблюдался строгий температурный режим, пахло плесенью. Воздух был насыщен запахом ветхого старья и отсыревшей бумаги, и Эллен не знала, как продержится тут хотя бы час. Гораздо проще было бы погрузить коробки Хиллу в багажник, но старуха-архивариус была категорически против, тыча в неё какими-то предписаниями. Здесь, в Форт-Келли, будто царили свои законы и нормативы, которые отличались от общепринятых.
   Трудовые договоры, платёжные ведомости договора на поставку — во многих папках отсутствовали описи и Эллен приходилось переворачивать каждый листок. Кончики пальцев почернели от пыли и типографской краски и руки неумолимо начинали ныть от монотонных движений. Через два часа непрерывной, бестолковой работы Эллен решила продышать лёгкие от пыли и перехватить что-нибудь.
   Солнце расползалось масляным пятном на небе, подернутом лёгкой рябью облаков. Вдалеке слышался стук колёс, разносившийся далеким эхом во все стороны — на станцию прибыл состав. Городок, находящийся на проплешине среди лесов, продувался всеми ветрами — Эллен по дороге в закусочную то и дело убирала с лица разметавшиеся пряди.
   Сегодня, как и в прошлый раз, работали те две официантки, и Барр, сделав заказ, со скуки прочла их имена. Мария, и та, что помоложе — Лилит. Они были аккуратно написаны ручкой на картоне, прикреплённом на униформу простыми булавками.
   — Бишоп сегодня был? — Лилит обратилась к Марии.
   Расстояние в несколько десятков миль не сыграло роли — имя Бишопа преследовало её и здесь. Эллен невольно вслушивалась в разговор, заставляя себя потише орудовать приборами. Любопытство пересиливало все другие чувства, даже элементарное чувство такта. Она снова по привычке достала телефон, чтобы хоть чем-то занять руки и сделать вид, что занята.
   Заряда батареи было больше половины: будь она в городе, за это время уже зарядила его минимум трижды. Здесь же он был бесполезной коробкой с цветными картинками. Эллен насчитала семь снимков, которые хранились на карте памяти, и которые она не успела скинуть на виртуальный диск. Пара дурацких селфи с коллегами, броское граффити, случайно обнаруженное в одном из глухих дворов, замысловатый букет от поклонника, который так и не добился от неё свидания и рабочие тексты, сфотографированные на бегу. То, что она считала полной, насыщенной жизнью теперь казалось ей пустой тратой времени, бесполезной суетой, поиском смысла, которого нет. Теряя связь с внешним миром, начинаешь видеть себя настоящим и то, что Эллен видела в чёрном зеркале мобильного, не нравилось ей. Казалось, она становится похожей на местных — ловить со скуки сплетни становилось единственным доступным ей развлечением.
   — Нет, Марти сказал у них ЧП на лесопилке. Джо придавило ногу на валке. Говорят, увидел медведя и метнулся со страху под свою же сосну, — ответила Мария, и Лилит изумленно вздохнула, прижав ладони ко рту.
   Тот самый Джо, который помогал ей искать машину. Эллен вскинула голову и повернулась к официанткам, но тут же осадила себя — ей не хотелось подавать вида, что она слушает их разговор.
   — Ужас какой. Ни разу не слышала, чтобы медведи так близко подходили к валке. Оголодали, что ли? Не зима вроде, — суетливо затараторила Лилит. — Насмерть?
   — Говорят, живой, — ответила Мария, и Эллен выдохнула. — Зачем тебе Бишоп? Всё не теряешь надежды?
   — Да ну, — она махнула полотенчиком, — похоже, у него целибат. Я уже и так, и эдак, и всё без толку.
   — Разве ты не знаешь, говорят, у него невеста погибла. Наверное, ещё не отошёл.
   Информация жадно ввинчивалась в мозг против воли, рука с чашкой чёрного кофе застыла у рта — Эллен забыла сделать глоток. Он пережил трагедию, и Барр как никто могла понять всё, что он испытал. Слишком много общего, слишком много параллелей. Эллен была рада, что уехала, не прощаясь, и лёгкий интерес не успел перерасти в привязанность, основанную на влечении и схожей боли потери — то есть ни на чём здравом.
   — Бедный-бедный, — вздохнула Лилит, кажется, проникаясь к Бишопу ещё большей симпатией.
   — Где здесь можно снять жильё? — Эллен оборвала их разговор. Она закончила с обедом и встала из-за стола. Слушать пересуды об Адаме и смотреть, как Лилит растекается лужей от звука его имени отчего-то было ужасно мерзко.
   Наверное, Эллен взглянула на Лилит волком: та промолчала и, гордо задрав подбородок, ушла убирать стол. Мария объяснила ей, как пройти к дому женщины, которая сдавала комнаты приезжим. Комната должна быть свободна — никто, кроме Эллен, за эти дни в город не прибывал.
  

  

   

    Глава 6
   

   Архивариус красноречиво закашлялась, напоминая о времени. Эллен досидела до положенных пяти вечера, но в поисках продвинулась мало — чтобы перелопатить все коробки за прошедшие семь лет, понадобится три-четыре полных рабочих дня, не меньше. Ещё час Барр провела в участке, дожидаясь шерифа: она хотела узнать, как продвигаются поиски машины и есть ли данные о Нэйте в полицейских базах, которые Нильсен обещал поднять. Эллен надеялась, что фото найдётся хотя бы там.
   Начинало темнеть. Дважды отказавшись от растворимого кофе, который предлагал ей дежурный, она решила добраться до съемного жилья, чтобы успеть до темноты. С шерифом она переговорит с утра. Мария дала ей ориентир — маленькую часовню в конце улицы, и Эллен упрямо топала на её облезлый купол, стараясь поменьше смотреть вокруг.
   Если главная площадь была маленькой, но уютной, чистой и при должном уровне фантазии могла напомнить площадь маленького городка старой Европы, то за её пределами всё круто менялось. Пустые коробки построек перемежались запущенными жилыми домами с бледно-желтыми квадратами окон. Мрачно, тихо, глухо. Сломанные заборы, разбитая дорога и мусор, который сквозной ветер гонял по обочинам — казалось, здесь жили свиньи или люди, старавшиеся лишний раз не вылезать из дома. Эллен не могла понять, что ими руководило: страх или желание не сдохнуть от тоски при виде такого пейзажа. Но страх чего? Неужели действительно зверья здесь больше, чем людей? Барр вспомнила предупреждение Адама о том, какой сброд порой нанимается на лесопилку и невольно огляделась по сторонам, крепче сжимая в руках чемодан.
   Липкий страх забирался под куртку вместе с холодом ночи, Барр дернула плечами, стараясь отогнать навязчивое чувство. Она была уязвима. Она была как на ладони на этой пустынной, узкой улочке, утопающей в грязи. Хотелось плакать от беспомощности. Эллен была бы так рада видеть рядом Бишопа, ощутить это необъяснимое спокойствие рядом с ним, малодушно спрятаться за его спину, но выбор сделан и назад пути нет. Остаётся надеяться только на себя, в общем, как и всю сознательную жизнь.
   — Соберись, трусиха, — Барр вслух отругала себя и, стиснув зубы, двинулась вперёд.
   Нырнув в прогал между кирпичных стен, Эллен, наконец, увидела часовню. До дома из ветхого жёлтого кирпича, где сдавались комнаты, было всего ничего.
   Барр замедлила шаг. Сомнения напали на неё стаей жалящих ос: она снова поступила опрометчиво, поддавшись эмоциям и не разузнав ничего заранее. Здесь было гораздо хуже, чем на лесопилке: там был относительный порядок, охрана на КПП и люди, не желавшие ей вреда. Здесь же всё шло по наклонной. Можно кричать до срыва голоса и никто не явится на помощь, Эллен была уверена в этом. Кем могут оказаться её соседи? Мысли разрывали голову, виски противно заныли, Барр остановилась, перехватить чемодан другой рукой, и краем глаза заметила движение.
   К часовне шёл парень. Худощавый и высокий, у него были тёмные, спутанные волосы и длинная, свободная одежда, которая походила на сутану или плащ. Он бросил на неё быстрый взгляд и нырнул в тёмный дверной проём. Пальцы разжались сами собой. Эллен выронила чемодан прямо на мокрую землю.
   — Нэйт! — она крикнула, и звук её голоса эхом разнесся вдоль переулков, вспарывая гробовую тишину.
   Эллен не видела толком его лица, но в его резких, рваных движениях было что-то необъяснимо знакомое. Она бросилась следом, толкнула ветхую дверь, чуть не ввалившись внутрь, и застыла на пороге. Внутри не было ни души. Часовня была давно заброшена. Длинные скамьи выдраны с корнем и наверняка давно ушли на растопку. Узкие окна-бойницы покрылись толстым слоем грязи, а единственным источником света была пробоина в потолке. Дощатый пол местами сгнил и обрушился, идти дальше было опасно — она рисковала провалиться в подвал.
   Парня здесь не было. Эллен открыла рот, чтобы позвать ещё, но захлебнулась воздухом, взглянув прямо перед собой. На алтаре горели две свечи. Казалось, она сходит с ума или на той чертовой военной базе когда-то распыляли галлюциноген; Эллен почувствовала, как резкий порыв сквозняка растрепал ей волосы и затерялся в щели приоткрытой двери, превратившись в глухое рычание и свист. Остро ощущалось чужое присутствие. Барр сорвалась с места и помчалась прочь. Схватив вымазанный в грязи чемодан, она ринулась, не оглядываясь, к первому дому, где горел свет.
   Тело била крупная дрожь, и руки едва слушались, когда она лупила ладонями по окнам и двери. Эллен тщетно пыталась взять себя в руки — безотчетный страх словно вытравил из головы остатки разума. Похожее чувство мучило её в пустом доме родителей, когда она пришла разбирать их вещи и нашла записку от Нэйта. Он предупреждал не искать его. Боже, лучше бы она послушалась.
   Она явно ошиблась адресом. Дверь отворилась на расстоянии толстенного замка-цепочки. Внутри было темно, и белое лицо старухи напоминало выплывшую из чёрных облаков луну. Её блеклые глаза впились в Эллен, а губы зашевелились, обнажая редкие пожелтевшие зубы, но Барр не услышала ни звука.
   — Мне нужна комната, — сказала Эллен, заранее зная, что не ступит за порог этого дома. Женщина продолжила смотреть. Рот её вытянулся в тонкую линию, прежде чем выплюнуть необъяснимый набор слов.
   — Зверь возвращается. Чужая накликала беду. Уходи.
   Перед её лицом захлопнулась дверь. Эллен сбежала вниз по ступенькам и остановилась посреди улицы. Ей хотелось бросить проклятый чемодан, который лишь тормозил её. Бежать до участка, провести там ночь и утром свалить отсюда как можно дальше, а после остудить голову, взять тайм-аут и не торопясь найти нормального детектива, пусть ради этого придётся объездить пару-тройку соседних штатов. Эллен больше не могла здесь находиться.
   Участок оказался закрыт. Немыслимо. Будто негласный комендантский час распространялся и на тех, кто поклялся служить и защищать. Городок словно вымер. Сумерки сгущались, и кроме фонаря над крыльцом «Белого дома» освещения не было.
   Всё вокруг казалось нереальным. Такого просто не могло быть. Оживший кошмар, который можно было трогать руками. Словно запертая в тесной, тёмной комнате Эллен не могла ни уйти, ни уехать, ни улететь ближайшим рейсом — проклятый Форт-Келли отнял у неё брата, машину и теперь поглощает разум, заставляя видеть и верить в то, чего существовать не должно. Две свечи в заброшенной церкви, сумасшедшая старуха и липкое ощущение, что за ней наблюдают.
   Барр отчаянно желала найти машину и уехать, уехать не разбирая пути, но мысли о Нэйте рвали душу пополам. Внутренний голос кричал и бился эхом по грудной клетке, что ей не померещилось. Она видела там своего брата. И эти свечи горели, словно в память об их родителях.
   — Ты сошла с ума. Он не мог там быть. Это галлюцинации. Они что-то добавляют в еду, — шептала она сама себе, пока не услышала вполне человеческие голоса. Они не были ей знакомы, но Барр пошла на звук, надеясь увидеть вменяемых людей. Словно оглушенная, она шла на свет фар, пока не увидела старый «Корвет» и двоих мужчин, копошащихся возле двери закусочной. То, что они пытались эту дверь вскрыть, до неё дошло не сразу.
   — Мне нужна ваша машина. Сколько вы за неё хотите?
   — А сколько у тебя есть, красотка?
   Обойдя «Корвет» с разных сторон, они двинулись к ней. Эллен поняла, что её зажимали в кольцо. В руках одного из них блеснула монтировка. Где-то на задворках потухающего от страха сознания забилась мысль, что вскоре она лишится не только денег и вещей, но и жизни.
   Барр сделала шаг назад. Панический страх сковал тело по рукам и ногам, голова не работала, а инстинкт самосохранения велел отдать им всё и бежать без оглядки, но Эллен словно вросла ногами в почву. Ей не убежать. В темноте, в обуви на каблуках, по дороге сплошь в камнях, рытвинах и скользкой грязи — она всего лишь растерянный зверёк в лапах матёрых хищников, которые лишь позабавятся, гоняя её по округе.
   — Сколько вы за неё хотите?
   Отчаянно хотелось жить. Эллен пыталась тянуть время в надежде, что мозги соберутся в кучу и выдадут решение, которое, возможно, спасёт её. Интеллект, образование и научная степень обратились в ничто перед грубой силой — Эллен Барр превратится в кусок гниющего мяса и костей, если не сможет ничего придумать.
   — Всё, что у тебя есть, — ухмыльнулся один из них. — И мы отвезём тебя сами, куда захочешь, принцесса. У нас элитное такси.
   Звук мотора заглушил их ядовитый смех. Эллен обернулась. Вспыхнул дальний свет фар, ослепив всех троих. Она закрыла ладонью глаза, отвернулась и затрясла головой, судорожно пытаясь восстановить картинку. Злоумышленников спугнули: послышались быстрые шаги, хлопнули дверцы и «Корвет», взвизгнув покрышками, покинул место несостоявшегося преступления. Эллен осталась одна в ярком круге слепящего света. Сквозь прищуренные веки она пыталась рассмотреть водителя, шагнувшего с подножки — его фигура казалась сплошным размытым пятном, затерявшимся на контрасте света и тени.
   — Они не здешние. Вы могли попасть в беду. Снова.
   Это был Бишоп. Снова он выдернул её из лап неминуемой гибели, возникнув из ниоткуда. Будто ангел-хранитель, обретший вдруг плоть и кровь, спустился на землю спасать её бедовую голову, потому что девчонка Эллен Барр превысила лимит благословений.
   — Что вы здесь делаете?
   Легко поверить в судьбу или высшие силы, легко заразиться слепым фатализмом, когда вокруг происходят немыслимые вещи. Это ненормально, его не должно быть здесь в такое время. Бишоп — галлюцинация, сродни той, что случилась с ней в часовне, но сердце радостно билось в груди против воли. И пусть Бишоп — необъяснимое чудо, Эллен была рада остаться живой.
   — Вас ищу, — вернувшись к кабине, Адам приглушил свет фар. — Эйдан сказал, что отвёз вас в город. Назад вы не вернулись, и, судя по тому, как вы сегодня убежали из столовой, я решил, что вы задумали очередную…
   — Глупость? — предположила Эллен, начиная приходить в себя.
   — Авантюру, — Бишоп ответил мягче, но его сурово сведенные брови, резкий тон голоса и сжатые челюсти говорили сами за себя. Слово «глупость» куда вернее отражало его отношение к её поступку.
   Всё оказалось куда прозаичнее, никакого высшего промысла — для того, чтобы спросить Хилла, сопоставить факты и объехать весь городок за полчаса не нужно озарения свыше. Жгучий стыд плавил кости вместе с нестерпимым жаром в груди — наверное, она двинулась головой от страха. Рядом с живым и земным Бишопом Барр всё больше убеждалась, что Нэйт в заброшенной часовне лишь плод её воображения. Там мог быть кто угодно или никого вовсе.
   — О чём вы думали вообще? Почему не предупредили меня? — Адам отчитывал её, как маленькую. Тем временем Эллен вспомнила, что хотела убраться подальше от лесопилки и от Бишопа в частности, но её планы вновь покатились к чертям. Рядом с ним было слишком хорошо и спокойно. Рядом с ним страх отступил. Адреналиновый всплеск сошёл на нет, внутри расползалась пустота и стало легко, так, что хотелось плакать. Слова не шли, а холод и мрак, казалось, забирались под кожу, оголяя нервы и суставы.
   — Я не люблю быть в долгу.
   Самодостаточная, сильная и независимая Эллен Барр словно теряла право голоса. Разум очищался от лишней шелухи, навязанной обществом и от барьеров, которые она сама себе выстроила со дня исчезновения Нэйта в надежде оградиться от новой боли. Сколько ещё бед надо испытать, чтобы понять — одной здесь не выжить? Когда она научится принимать помощь, не думая, что обязана дать что-то взамен? Как долго она будет врать себе и притворяться, что разучилась чувствовать что-то, кроме вины и горечи?
   — Вы ничего не должны мне, — Адам сделал шаг вперёд. Эллен осмелилась посмотреть ему в глаза. Пронзительно-синие, прозрачные, как озеро, и Эллен, захлебнувшись, медленно шла на дно.
   Адам снял куртку и набросил ей на плечи. Её окутали тепло и запах салона его «Форда» — автохимия, смола и горечь лимона. Терпкий и будоражащий, запах мужчины, а не суррогата с ароматом Гуччи и геля для волос. Она точно сходила с ума и этот морок вряд ли рассеется к утру. Стоило быть честной с самой собой — Бишоп поднял со дна её души слишком непозволительные чувства и избавиться от них, просто уехав, не выйдет. Пропавший брат словно якорем приковал её к этому странному месту, а Бишоп стал камнем на шее. Эллен поняла, что не сможет бросить всё вот так и трусливо сбежать, поджав хвост. Не в этот раз.
   Хотелось беспомощно скулить. От слабости затошнило, мир перед глазами сделал сальто-мортале и её повело. Барр едва устояла на ногах, с трудом удержав себя от того, чтобы не повалиться Адаму на грудь.
   — Единственное, что вы должны были сделать — вы не сделали. Я боюсь, что однажды не успею спасти вас.
   Он просил её уехать далеко за пределы Форт-Келли ещё в тот день, когда пропала её машина и ждать новостей там. Если бы она только послушалась… Сейчас уже слишком поздно сдавать назад.
   — Это как-то связано с вашей невестой? Это ваше патологическое желание спасать?
   Пережитый шок развязал ей язык и отключил напрочь мозги. Простое бабское любопытство с нотками ревности к прошлому победили такт и здравый смысл. Адам отвел взгляд и нахмурился. Эллен поспешила извиниться.
   — Простите, я случайно услышала разговор.
   Бишоп молчал, собираясь с мыслями, и эти мучительные секунды Барр корила себя за то, что лезет без спроса ему в душу вместо того, чтобы заткнуться и просто поблагодарить. Святое правило сначала думать, а потом открывать рот вдруг не сработало. В Форт-Келли вообще не работало ни одно правило, исчезли условности и все привычные ориентиры вдруг потеряли чёткость. Тонкая грань между жизнью и смертью заставляет по-другому смотреть на вещи. Эллен ощущала, что вывернута наизнанку и Бишоп стал тому невольным свидетелем.
   По привычке послать к чёрту чужое мнение не выходило: перед ним хотелось оправдаться, хотелось бить себя в грудь и кричать, что не такая уж она и дура, какой кажется на первый взгляд. Стылое одиночество и боль потери вновь рвались наружу, в стальной броне пробило брешь и кто знает, сколько понадобится времени, чтобы вернуть себя в норму. А к Адаму тянуло нещадно, словно он единственный, кто мог её спасти и не только от прямых угроз жизни.
   — Пойдёмте в машину, вы дрожите, — Адам отошёл к «Форду» и открыл для неё пассажирскую дверцу. Эллен посетило чувство дежавю, словно она раз за разом проживает один и тот же день, как в дурацком кино с банальным сюжетом. Стандартный сценарий гласил — чтобы разорвать временную петлю и шагнуть в новый день нужно что-то изменить, и Барр до сих пор не понимала, что ей делать.
   — Она погибла пять лет назад. Несчастный случай. Мы тогда жили в Массачусетсе. Она поступила там в университет. Это была моя вина.
   Он так и остался стоять вполоборота, придерживая для неё дверь. Эта откровенность выбила из неё дух — Эллен не ждала, что он ответит.
   — Мне жаль, — почти шёпотом ответила она, боясь спугнуть эфемерное доверие, вдруг возникшее между ними. — Но вы уверены, что не слишком много на себя берёте?
   Чувство вины за всё на свете — слишком знакомое чувство. Наверняка Бишоп его преувеличил, такой как он просто не мог навредить. Эллен так долго избавлялась от него, но оно нахлынуло новой волной после смерти родных. Будь она рядом в их борьбе, возможно, они были бы живы. Адам был её зеркальным отражением, но казалось, он не борется, а принимает, и Эллен стоило поучиться этому у него.
   — Уверен, — твёрдо ответил Бишоп. — Я не хотел бы это обсуждать. Садитесь, Эллен.
   Он кивнул в сторону салона, продолжая придерживать для неё дверь. Его исповедь закончилась так же внезапно, как и началась, Адам закрылся внутри себя на замок, не желая вдаваться в причины, которые побудили его взвалить ношу этой вины себе на плечи. Он был прост и понятен, но в то же время казался непостижимой загадкой, которую Эллен отчаянно захотела разгадать.
   В салоне авто было тихо. Воздух, пропитанный нотками горького лимона, густел от напряжения и недосказанности. Эллен копалась в себе, и Адам, казалось, делал то же самое. Он вёл машину по тысячу раз изъезженной тропе на полном автоматизме и не смотрел вперёд. Его взгляд был рассеянным, губы плотно сжаты, брови сведены к переносице и руки слишком крепко сжимали оплетку руля — он погрузился в себя так глубоко, что забыл о привычных действиях. В его машине всегда мурлыкало кантри, а в этот раз на уши давила тишина — он забыл нажать на кнопку. Он забыл пристегнуться и забыл включить в машине печь: от холода у Эллен покраснел кончик носа и пальцы в тонких перчатках-митенках потеряли чувствительность.
   — Вам не холодно? — Эллен взглянула на него. У его лица клубился пар, куртка была распахнута настежь, рубашка расстёгнута до середины, словно надетая наспех, из-под неё выглядывала простая белая футболка. Казалось, холод ему нипочём. Наверное, привык — местный климат редко радовал тёплой погодой.
   Адам взглянул на неё и молча повернул колёсико печки на максимум.
   — Что с Джо? — Эллен хотелось сбить неловкость и дождаться от него хоть какой-то словесной реакции и перестать, наконец, чувствовать себя такой дурой.
   — Эйдан повез их с Пэтти в Портленд. Кость раздроблена, Фишер сделал, что мог, но, сами понимаете, здесь нет условий. Надеюсь, нога останется при нём.
   — Говорят, там был медведь?
   — Не знаю, меня не было там.
   Бишоп отвечал ей сухо, из вежливости, просто потому что надо, и Эллен вдруг прорвало. Она поняла, как дорожила его чутким вниманием, стоило только его лишиться. Старая рана вскрылась, забитые на дно души горе и одиночество упрямо лезли наружу и оставаться с ними наедине снова она больше не могла.
   — Адам, простите меня ещё раз, я совершенно неадекватна. Слишком много всего навалилось на меня за последние дни. У меня не только брат пропал. Недавно не стало моих родителей. Мы сильно отдалились в последние годы, и я думала, что переживу это. Оказалось, я себя переоценила и здесь.
   Она произнесла это на одном дыхании — откровенность за откровенность — и почувствовала, что стало легче. Тягучая тоска, выйдя на волю, стала меньше, боль приглушилась, и Эллен тяжело откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза — вынимать из себя душу оказалось изнурительно, зато после стало плевать на всё.
   — Крепитесь. Не всегда будет больно. Потом к боли привыкаешь.
   Его усталый голос зазвучал тихо и вкрадчиво, едва перекрывая звук рокочущего на высоких оборотах движка. Между пропастью отчуждения, которая едва не выросла между ними, появился шаткий мостик, и у Эллен защемило в груди. Боль у них была одна на двоих.
   Фонарь на вышке КПП сиял, словно маяк в чёрном, штормящем океане. Они почти добрались до ворот, когда он вдруг погас. Белесое марево внутреннего освещения, окружавшего лесопилку, растворилось во тьме, будто Форт-Келли исчез с лица земли. Плохое предчувствие стиснуло грудь, и лёгкая дремота, напавшая на Эллен в пути, вмиг исчезла. Она ощутила тот самый жгучий, безотчетный страх, накрывший её в часовне, но сейчас рядом был Бишоп. Эллен неосознанно потянулась к нему рукой и дотронулась до плеча, ища поддержки.
   — Наверное, опять обрыв. Надо резервный генератор запустить. Будьте в машине, — Адам легко коснулся её холодных пальцев и вышел из авто. Его рука была горячей, будто внутри его тела вместо крови плескался кипяток: его лихорадило или это у неё насквозь продрогли руки. Она встревожилась. Хотелось убедиться, что Бишоп здоров, и в то же время страшно было вновь лезть туда, куда её не просили.
   Будку КПП осветил карманный фонарик и на крылечко вышел охранник.
   — Кабель белочка съела, — со смехом сказал он, затягиваясь сигаретой. Вокруг его лица, покрытого точками седой щетины, закружился сизый дымок.
   Похоже на шутку с долей правды, но Эллен промолчала, не став уточнять. Она вспомнила слова водителя тягача в том придорожном заведении, он тоже говорил о белочках, имея в виду животных гораздо крупнее и опаснее, но чем им мог помешать несчастный кабель? Если только медведи действительно не в восторге от того, что в Форт-Келли пришло некое подобие цивилизации. Барр лишь усмехнулась своим мыслям. Пора уже бросить попытки понять, что происходит в этом чёртовом городишке.
   Фонарь на вышке вспыхнул резко и неожиданно, ослепляя привыкшие к тьме глаза. Охранник сощурился и щелчком бросил недокуренную сигарету вниз.
   — Ну, всё, опять живём, — осклабился он и отсалютовал Эллен, пропадая в своей будке.
   Адам появился спустя пару минут. Внешне он был в полном порядке, не было никаких признаков нездоровья, лишь на лице его, покрытом вечерней щетиной, тёмными тенями залегла усталость и злость.
   — Всё в порядке? — она несмело подала голос.
   — Скачок напряжения. Оборудование изношено, — Бишоп ответил ей коротко и после плотно замолчал. Эллен показалось, что это была лишь отговорка, чтобы не грузить её лишними подробностями.
   Адам довёз её до таунхауса и вышел из машины, не глуша мотора, и Эллен смиренно ждала внутри, когда ей подадут руку. Барр начинала привыкать к тому, как бережно он вынимает её из салона и в этот раз не стала сопротивляться и кричать о самостоятельности. В конце концов, гордость её не пострадает. Куда уж хуже.
   Ощутив под ногами почву, Эллен взглянула на дом. Окна неприветливо смотрели на неё пустыми чёрными глазницами, и ей до ощутимой боли в груди не хотелось переступать этот порог. Всё случившееся с ней несколько часов назад казалось теперь дурным сном, наваждением, от которого хотелось скорее отмыться. Мысли тяжело ворочались в голове и разум, загруженный под завязку, отказывался обрабатывать картинки и звуки. Кружилась голова и подташнивало, а нервы словно волочились бесполезными, вынутыми из тела нитками. Единственный кусок пространства, где она ощущала себя в относительной норме, был рядом с Бишопом и он снова ускользал от неё.
   — Идите, я прослежу, чтобы вы заперли за собой дверь. За вами глаз да глаз, — он улыбнулся, и его заострившиеся черты чуть смягчились.
   — Я не была такой раньше, — выдохнула Барр.
   — Что изменилось? Лесной воздух повлиял? — он склонил голову набок и взглянул на неё внимательно, пристально. Под этим взглядом плавились рёбра и кислород горел, не добираясь до лёгких. Барр не смогла выдержать зрительный контакт. Она без толку блуждала взглядом по его широким, сильным предплечьям, по его статной фигуре в простых синих джинсах и одной рубашке с закатанными по локоть рукавами, и, казалось, делала себе только хуже.
   Всё изменилось. Эллен оказалась выдернута из привычной среды, поставлена перед необъяснимыми фактами, ткнута носом в не очевидные вещи, и сейчас мучительно боролась с внезапной влюблённостью, которая обрушилась на неё словно стихийное бедствие.
   — Вам просто нужно успокоиться. Здесь тяжёлые условия, вы к ним не привыкли, Эллен. Вы хотели уехать? — Адам кивнул на вымазанный в грязи чемодан, сиротливо стоящий на крылечке.
   — Хотела. Но передумала.
   Он вздохнул и покачал головой, словно принимал её решение, которое всё ещё не считал правильным.
   — Надеюсь, вы всё-таки сообщите мне, когда снова соберетесь в город?
   — Обещаю, — Эллен приняла свою безоговорочную капитуляцию. Отпирая дверь, она еще раз взглянула на Бишопа. Его слова не расходились с делами— он стоял внизу, облокотившись на боковину авто и сложив на груди руки и упрямо ждал, когда она запрёт за собой дверь, чтобы убедиться в её безопасности.
   Адам Бишоп забрал у неё покой. Эллен всю ночь промучилась от холода, потому что напрочь забыла назначение всех до единой кнопок на отопительных приборах.
  

  

   

    Глава 7
   

   Эллен была на ногах с пяти утра и уже в восемь она стояла на пороге полицейского участка. Её знобило, потому что самым тёплым местом за всё утро и ночь оказалась машина Бишопа. Стоило поискать аптеку и снова обратиться к Адаму за помощью — переохлаждение грозило простудой, шмыгающий нос был тому доказательством. В этот раз они ехали не одни. На заднем сиденье был юноша по имени Марти. Он собирался в почтовое отделение отправить перевод по кредиту. Кажется, его имя Эллен тоже слышала в кафе в тот злополучный вечер, когда пострадал Джо.
   Марти расспрашивал её о местах, где она была, и работе, вслух мечтая накопить на дизайнерский колледж, отдать долг за машину, которая была давно разбита и не подлежала ремонту, и ездить по миру, работая удалённо. Эллен отвечала ему охотно, увлеченно рассказывала ему о командировках и интересных встречах, всё глубже погружаясь в воспоминания прошлой, далёкой, как теперь казалось, жизни. Да и была ли эта жизнь? Мотаясь по свету, Барр лишь забивала внутреннюю пустоту новыми впечатлениями, свято уверенная в том, что живёт полно и насыщенно. Теперь же она казалась себе пластмассовой куклой серийного выпуска, каких сотни тысяч по всей земле. Заводной робот с вшитым алгоритмом в оперативной памяти, которые позволяли обслуживать процесс перевода одного языка на другой, ничего более. Барр никогда не сомневалась в своей исключительности и где-то позволяла себе быть высокомерной, взирая на окружающих с высоты своего интеллекта, но сейчас всё это перестало иметь значение. Эллен стыдилась себя прежней. Раньше она отнеслась бы с иронией к мечтательному пареньку, теперь же Барр от всей души желала, чтобы он достиг цели.
   Бишоп молчал всю дорогу, изредка бросая на неё взгляды, словно чувствовал и оценивал происходящие с ней изменения. Высадив её и Марти возле «Белого дома», Адам направился в маркет, по дороге к которому его перехватила Лилит, выбежав на улицу прямо в своей микроскопической униформе.
   Казалось, Лилит вот-вот взорвётся от распирающих её эмоций — она расспрашивала его о чём-то и без умолку тараторила, выплёскивая на него фонтан междометий. Речь определённо шла о Джо: Лилит нужны были подробности и лишний повод обратить на себя внимание. Адам был с ней терпелив, сдержан и в меру приветлив, стоически принимая на себя её порывы, словно пехота артиллерийский удар, но несмотря на это Барр злилась. Официантка не теряла надежды на взаимность, но Эллен в отношении себя такой возможности даже не допускала, и пусть в его глазах она видела явный интерес. Вчерашний разговор был тому доказательством — Адам никого к себе не подпустит, да и ей всё это было не нужно. Она просто смирилась с тем, что заработала ещё одну головную боль.
   Барр с яростью толкнула ни в чем не повинную дверь в кабинет Нильсена.
   — Шериф, — она кивнула ему в знак приветствия. Нильсен только что закончил телефонный разговор. — Есть что-нибудь по мне?
   — По машине глухо, — вздохнул он, его широкие плечи печально ссутулились. — По Натаниэлю пришёл факс из управления. Фото из старой базы, — шериф оторвал жухлый жёлтый листок от древнего факсового аппарата. — А он проказник был в отрочестве. Ваш брат.
   Нильсен хмыкнул под нос, читая выписку из его личного дела, которая пришла вторым листом.
   Результатами его бесконтрольной агрессии стали два привода, многочисленные драки, угон авто и причинение вреда здоровью средней тяжести: он избил гаечным ключом пьяного отца своего друга, когда тот пришёл выгонять их из гаража, где они собирали мотоцикл. С Натаниэлем не могли совладать ни полиция, ни психолог, ни семья. «Давай обратимся к экстрасенсу», — однажды взмолилась мать, на что отец сказал ей поменьше смотреть телевизор. Порою Натаниэль не контролировал себя, а после будто выбирался из долгого сна, и вёл себя как ни в чём не бывало. Нэйт не мог объяснить свои действия. «Что-то нашло на меня. Я не знаю, как это случилось», — в его словах не было лжи, он раскаивался в поступках, которых, казалось, просто не помнил. Они жили на пороховой бочке, не зная, в какой день рванёт снова, но брат любил свою семью и они любили его, искренне стараясь помочь ему разобраться в себе.
   — Угу, — бесцветно подтвердила она, рассматривая скан фото отвратительного качества. Черты его лица расплылись, а на месте глаз зияли два чёрных пятна — изображение было похоже на первый попавшийся фоторобот. Эллен не представляла, как будет с этим работать.
   — Видно не очень, согласен, когда пропустим через ксерокс, еще хуже станет, — шериф верно понял её взгляд, — оригинал обещали выслать почтой, но сами понимаете, опять время, — Нильсен лишь развел руками.
   Здесь всё и вся, будто застряло в восьмидесятых: бумажная картотека, телефон-автомат в коридоре, старая машина у входа. Эллен не удивилась бы, узнав, что и пистолет шерифа старше неё. И вообще всё здесь делалось чертовски медленно и печально. Понятно, почему по ночам здесь полный карт-бланш для гастролёров с большой дороги.
   — На меня напали вчера.
   — Кто? — вскинулся Нильсен.
   — Двое.
   — Люди?
   — А ещё есть варианты? — она удивилась тому, с какой серьёзностью шериф задал ей этот нелепый вопрос, и не сумела сдержать сарказма. — Не волки, не медведи. Обыкновенные хомо сапиенс.
   — Вам не стоит выходить на улицу с наступлением темноты, — шериф сник и его всегда приподнятое настроение сошло на нет, сменившись задумчивостью. Он машинально переложил папки с одного края стола на другой, силясь занять себя и не выказать ей одолевшую его тревожность.
   — Меня ваш зверь поймает? — она вспомнила слова Эйдана Хилла и усмехнулась, но Нильсен не оценил её иронии. Шериф тоже был подвержен этой заразе, хотя поначалу казался ей здравомыслящим человеком. Однако разочарование ждало её и здесь.
   — Милая Эллен, не всегда легенды являются сказкой. Многие из них имеют под собой вполне реальную почву. Да, со временем они обрастают вымыслом, теряется их суть, а после и вовсе забывается, но лишь для того, чтобы скрыть от нас истину. Истину каждый познаёт сам, если раскроет глаза и впустит её в своё сердце.
   — Я, пожалуй, пойду.
   Барр развернулась и вышла из участка прочь на воздух, подальше от испытующего взгляда Генри Нильсена, который ждал реакции на свою пламенную речь. Эллен не была настроена на беседы о возвышенном и подобная философия из уст служителя закона казалась ей странной. Слова не могут быть страшнее пули, а местные легенды и обычаи казались ей оправданием лени и невежества. Стоило установить в городе освещение, разобрать хлам на улицах, снести никому не нужную часовню и патрулировать улицы по ночам, как это делают нормальные копы, а не разводить бесполезную риторику.
   Она забрала со стола дежурного стопку отксерокопированных фотографий, чтобы отвезти их на территорию лесопилки и обойти с ними немногочисленные общественные места Форт-Келли. В закусочной о нём не слышали, но листок прикололи на доску объявлений без лишних вопросов.
   Аптеки здесь не было, узкую витрину с лекарствами Эллен нашла в продуктовом маркете, который находился через стенку от закусочной. Ничего подходящего, кроме аспирина и бесполезных шипучих таблеток от жара она там не обнаружила. Пришлось довольствоваться тем, что есть.
   — Как в джунглях — выживает сильнейший, а если ты болен, то лучше сдохнуть? — Эллен криво улыбнулась Марии, которая успевала здесь и за кассира. Она лишь пожала плечами, наверняка привыкшая к чужой грубости, сарказму и недовольству.
   Перебирая шестую коробку с архивными документами, Барр всё больше убеждалась в бесполезности этой затеи. В них не было ни единой зацепки. Она сомневалась, что на лесопилке у рабочих вообще проверяли документы, не говоря уже о законном трудоустройстве. Предприятие было не раз оштрафовано, к нему применялась процедура банкротства, его распродавали по частям, а техника уходила кредиторам, оно утопало в многотысячных долгах и в конечном итоге всё же оказывалось на плаву снова. В этом ворохе бумаг и событий отыскать следы одного-единственного человека не представлялось возможным.
   — Я оставлю вам это? — перед закрытием Барр положила архивариусу на стол листовку.
   — Если вы думаете, что здесь кто-то бывает, пожалуйста, — старушка взглянула на неё поверх очков и вернулась к чтению пожелтевшей от времени и сырости книги.
   Боковое зрение выхватило кричащие чёрные буквы периодических изданий, и Эллен задержалась у стойки с газетами. Новостная газета Портленда и, как ни странно, тоненькая местная газетёнка, последнее издание которой приходилось на май две тысячи тринадцатого года — года исчезновения Натаниэля.
   — У вас есть редакция?
   — Закрылась. Люди давно не читают газет.
   Статья на первой полосе портлендской газеты намертво приковала внимание Эллен. Необъяснимые, жестокие убийства пятилетней давности сотрясали Форт-Келли и разносились слухами по близлежащим городам. Пострадавших было восемь и трое из них на тот момент считались пропавшими без вести. Причина смерти — потеря крови и болевой шок от множественных рваных ран и переломов. ФБР не нашли ни орудия убийства, ни убийцу, списав трагедию на нетипичное поведение животных в лесах, прилегающих к лесозаготовительному комбинату Форт-Келли. Люди вторгались в их ареал обитания, добывая древесину, а зверьё вместо того, чтобы уйти глубже в леса, становилось агрессивным. Эта теория устроила всех, кроме одного местного журналиста.
   В газетенке Форт-Келли информация повторялась, но в более личной форме, будто тот самый журналист, писавший статью, не сумел отстраниться от произошедшего. Его звали Пол Мориссон, и в своей статье он приводил даты. Девяносто пятый, восемьдесят второй, семьдесят седьмой и шестьдесят девятый — с самого основания лесного хозяйства «Форт-Келли» случались смерти при схожих обстоятельствах. Он сравнивал трупы с кусками фарша и открыто обвинял полицию в пособничестве и сокрытии преступников. Фраза о том, что убитых могло быть гораздо больше, заставило Эллен нервно сглотнуть ком слюны, прошедший по горлу наждаком. «Многих просто некому было искать» заставило отложить статью и продышаться.
   Она бегло просмотрела таблицу с именами, датами рождения и фотографиями. Нэйта среди них не было. Ещё до поездки сюда мысль о том, что Натаниэль мог быть мёртв, она забила в самый тёмный угол души и старалась не тревожить лишний раз. Эллен допускала такую возможность, но верить в неё не хотела.
   — Где сейчас этот журналист?
   — Повесился в своём доме. Года три назад, — буднично ответила архивариус, словно Эллен спросила у неё время.
   Она сфотографировала статью, прежде чем покинуть архив и направиться к шерифу снова. Бесполезный аппарат сгодился хотя бы здесь.
   — Мне нужны данные по всем нераскрытым убийствам за последние пять лет, шериф, — она застала его в той же позе, что и утром, среди кипы бумаг и с трубкой телефона.
   — Зачем?
   — Хочу понять, мог ли среди них быть Натаниэль, — Барр слышала свой голос, будто со стороны: он звучал громко и нервно, в нём слышались нотки приказа. Взамен раскисшей влюблённой дуре вернулась прежняя, требовательная Эллен Барр.
   — Хорошо, Эллен, я подниму для вас дела.
   Он не стал препираться, задавать вопросы и согласился как-то слишком быстро, хотя Эллен настраивалась на борьбу и в случае глухого отказа собиралась приплести сюда свои конституционные права.
   — Почему Пол Моррисон покончил с собой? Он что-то нашёл?
   — Я вижу, вы начали копать, Эллен? Из вас вышел бы неплохой детектив, — он смотрел на неё с интересом, хмуря густые тёмные брови с проседью.
   Ей хотелось ответить, что копает здесь, похоже, только одна она, но решила не нагнетать раньше времени. Доказать, что Нильсен мешает ей и намеренно тянет со следствием, Барр не могла. Вместо ответа она протянула ему смартфон с фотографией статьи.
   — Среди убитых была его жена. Я был знаком с ними лично. Он был не в себе после её смерти. Итог вы знаете.
   Всё оказалось очень просто и складно и оттого еще более сомнительно. Эллен заставила себя не думать об этом и освободить голову для более важных вещей. В конце концов, ей нет дела до этого журналиста, её цель — найти брата. Живым или мёртвым.
   Окна участка выходили на площадь, и Эллен увидела, как к зданию «Белого дома» подъехал коричневый «Форд». Сердце глухо забилось где-то в глотке, голос предательски осип, а её требовательность и напор словно испарились в воздухе, превращая её в мямлящую девочку. Барр надеялась, что цепкий, как акула, Нильсен не заметил её волнения. Когда Адам спрыгнул с подножки и посмотрел в окно, она сразу же отвернулась. Не хватало ещё, чтобы он заметил, как она глупо пялится на него.
   — Через пару дней всё будет готово, — шериф вернулся к предмету разговора. — Вас, кажется, ждут, — он кивнул на оконное стекло, бликующее рыжими лучами закатного солнца. — Поезжайте назад, иначе снова останетесь ночью одна.
   Жёсткие черты его лица смягчала тёплая, заботливая улыбка, но в его словах Эллен услышала предостережение.
   Барр спустилась с покрытого инеем крылечка, кутаясь в куртку и шмыгая носом. Вечера становились холоднее, а закаты ярче, предвещая морозы. Эллен надеялась выбраться из Форт-Келли до холодов, теперь же мечтала хотя бы Рождество встретить подальше отсюда, желательно, где-нибудь у океана.
   — Вам бы к Фишеру сходить, — придирчиво посмотрев на неё, сказал Адам.
   — К кому? — она привычно подала ему руку. Его горячие пальцы обжигали кожу даже сквозь перчатки, словно и вправду температура его тела была на пару градусов выше. Признаков нездоровья у него не было — наверное, это всё же она заледенела так, будто провела ночь в холодильнике.
   — К фельдшеру. И одеться потеплее. В этом году зима придет раньше.
   Тепло и аромат его машины окутали её, словно мягким одеялом. Отчего-то именно здесь, под мерный гул движка и хриплый голос Джонни Кэша, она могла освободить голову и отдохнуть от терзающих её мыслей, сомнений, подозрений, что бы за этим не стояло. Казалось, Барр возвела Бишопа в ранг «такого больше нигде не встретишь» и успокоилась на этом. Присвоив ему статус недостижимого идеала, она смотрела на него, как на экспонат в музее античного искусства, который нельзя ни потрогать, ни забрать домой в качестве декора для гостиной. Она чувствовала, что стала спокойнее, и фонтан чувств — от робости до вожделения — который терзал её в присутствии Бишопа, угомонился, оставшись фоном за другими, более насущными проблемами.
   — Почему никто ничего не говорил мне об этом? Ни вы, ни Хилл, ни шериф? — Эллен показала ему экран смартфона с фотографией статьи.
   Эти страшные вещи произошли в Форт-Келли не так давно, чтобы так начисто забыть о них, но все вокруг, кажется, делают вид, что ничего не было. Списать этот факт на особенность человеческой психики забывать дурное не получалось — сомнения грызли её изнутри, а чутьё подсказывало, что об этих зверствах молчат намеренно, словно из страха накликать новую беду.
   — В этот год меня не было в Форт-Келли.
   Сопоставив даты, Эллен поняла, что в тот год погибла его девушка. Ей стало досадно, что она снова заставила его обратиться памятью в то непростое для него время.
   — Когда я вернулся, всё уже стихло, — продолжил Бишоп. — А Хилл приехал сюда только полгода назад, не думаю, что ему было до этого дело. Разве это имеет отношение к вашему брату? Вы думаете, он… — Адам взглянул на неё обеспокоенно, а меж его густых чёрных бровей залегла скорбная складочка.
   — Нет! — она не дала ему договорить, обрывая мысль, которую не желала озвучивать, несмотря на то, что она постоянно крутилась в голове. — Нет, я надеюсь, он жив. Но я должна проверить все версии.
   — Понимаю, — он согласно кивнул и замолчал. Эллен отвернулась к окну, притворившись, что задремала.
   Лесопилка встретила их запахом дыма и жареного мяса. По территории эхом разносился смех и нестройное бренчание гитары, возле административного корпуса Хилл выгружал из своего «Тахо» ящики с пивом. Он махнул им рукой.
   — Вчера мой бухгалтер прислал мне отчёт. Лесопилка вышла на прибыль. Празднуем. Присоединяйтесь.
   Под навесом, где располагался распилочный цех, стояла решетка барбекю и импровизированный стол из свежеспиленных тонких досок, брошенных на козлы. Марти раздувал угли. Оранжевые языки пламени взмывали вверх над решеткой, облизывая сочные куски мяса.
   — Это безопасно вообще? А если пожар? Тут всё щепками усеяно, — Эллен не разделяла настрой Хилла. У нее не было ни малейшего желания ни праздновать, ни делать вид, что ей весело, даже при всем уважении к Эйдану, а после недавнего происшествия с Джо, в котором он едва не лишился ноги, это выглядело кощунством.
   — Ну-у, пожарная инспекция вряд ли до нас доберется, — усмехнулся Хилл и заговорщицки подмигнул ей. — Мы аккуратненько.
   — Вы думаете, что веселье сейчас уместно? После того, что случилось с Джо?
   — Я надеюсь немного разрядить обстановку, — Эйдан виновато почесал затылок, словно ему самому не очень-то нравилась эта затея. — После того случая парни уже вторые сутки ходят унылые, работают из-под палки.
   — Как он?
   — Когда я уезжал, ему делали операцию. Завтра позвоню в больницу от шерифа.
   Эллен рассеянно кивнула, приняв информацию к сведению. Адам не спеша повёл машину в сторону жилого блока. Остановившись возле её дома, Бишоп развернулся к заднему сиденью и вытащил с него большой бумажный пакет.
   — Это для вас.
   — О Боже, что это?
   Барр не сумела сдержать нервного смешка — свёрток напоминал ей огромный букет неизвестных ей цветов. Казалось, Бишоп решил сделать тот самый пресловутый первый шаг, но вместо ожидаемой радости Эллен испугалась. Она не была к этому готова.
   Пытаясь справиться с волнением, Эллен как следует разглядела содержимое: неизвестными цветами оказались обыкновенная петрушка, листовой салат и морковь. Под ними обнаружились пачка молотого кофе, бутылка молока, масло, коробка соли и нечто, упакованное в фольгу — Барр влезла в пакет почти по локоть, но до дна так и не достала.
   — Сегодня среда, а по средам завозят продукты, запомните.
   Эллен ошиблась. В душу поскреблось странное чувство — облегчение напополам с разочарованием. Адам не пытался за ней приударить, это был всего лишь очередной жест доброй воли.
   — Вы не представляете, как я не хочу задерживаться здесь до следующей среды, — она тяжело вздохнула и устало прикрыла глаза. Адам понимающе улыбнулся. — Спасибо, у меня ведь шаром покати. Сколько я вам должна?
   — Даже не думайте.
   Тон его голоса не терпел возражений. Эллен обещала себе, что не станет терзаться муками совести, принимая безвозмездную помощь, и постарается просто быть благодарной.
   — Пойдёмте, провожу, — Адам забрал у нее пакет и помог спуститься с подножки. Войдя следом за ней в дом, Бишоп остановился посреди прихожей, посмотрел по сторонам и выдохнул облачко клубящегося пара — температура в помещении упала ниже нуля.
   — У вас здесь холодильник. Наверное, после сбоя выбило.
   Он бесшумно скользнул в подсобку. Эллен, оставив продукты на столе, поспешила следом в надежде хотя бы на этот раз запомнить назначение кнопок на панелях управления, но не успела. Его действия были доведены до автоматизма — Бишоп справился за считанные секунды. Стремительно выходя и подсобки, он не заметил её и едва не сбил с ног. Барр застыла в проеме двери, зажатая между его жесткой грудью и дверным косяком, не в силах сделать ни шагу. Извинения застыли на языке у обоих, превратившись в неловкое молчание.
   Эллен впервые была с ним так близко. Она чувствовала, как ей в живот упирается пряжка его ремня, она ощущала каждую мышцу его торса, жесткую, словно отлитую из стали — Барр казалось, она сейчас вспыхнет и сгорит, как спичка. У него были не только горячие руки — плотная ткань рубашки не смогла сдержать жар, исходящий от его твердой, широкой груди, но теперь разгадка природы этой его особенности уже не казалась Эллен такой важной.
   Адам смотрел ей в глаза, вгрызался в душу, доставая оттуда все те чувства, которые она так тщательно пыталась от него скрыть. Было неловко — возбуждение, хлынувшее горячей волной под тонкое кружево бюстгальтера, выдавало её затвердевшими сосками и сбитым, собачьим дыханием. Эллен хотела поскорее отстраниться и не хотела этого одновременно.
   — К ночи должно быть жарко.
   Адам сделал шаг в сторону и позволил ей выйти из тесной каморки. Эллен приложила немало усилий, чтобы не услышать в его словах подтекста.
   — Пойдёмте, вам стоит немного развеяться, — Эллен молча позволила ему взять себя за руку и вывести из дома. Сейчас она, словно сомнамбула, готова была пойти за ним куда угодно.
  

  

   

    Глава 8
   

   — Посидите у костра, пока не отогреется дом.
   Бишоп вёл её за руку по глухим, безжизненным проулкам базы, меж толстых бревен, сложенных стеной до самого забора, а Эллен казалось, будто она идёт по оживлённой авеню, мерцающей цветными огнями в преддверии Рождества. Рядом с ним было легко потерять голову и забыть обо всём на свете — Барр чувствовала себя маленькой, глупой девочкой, которая впервые влюбилась.
   Нет, она не была такой даже в семнадцать. Даже с Трэвисом Хартом в их первую ночь, когда у него тряслись поджилки, а она, закатывая глаза от стыда и досады, руководила процессом. Пара страстных курортных романов не счёт — там главенствовали желания тела, а сердце оставалось наглухо запечатанным. Это было глупо и безнадёжно вот так влюбиться, когда вся жизнь летела под откос, будто слетевший с рельс скоростной состав. Наверное, это всё, что ей осталось посреди сплошного мрака, где надежда найти брата с каждым днём становилась всё призрачней.
   Они оказались в центре событий сразу же, как ступили в рыжий круг света уличных фонарей, окружавших площадку. Бишопа втянули в карточную игру за соседним столом, и Эллен прибилась к Эйдану Хиллу, окружённому вальщиками и стремительно пустеющими ящиками пива.
   — Шаманское зелье. Это наш Хэнк гонит, — пожилой бородач плеснул в кружку мутно-белой жидкости из простой стеклянной бутылки без этикеток и подвинул ей.
   — Кто?
   — Генри. Нильсен. Ну, шериф — этот чёртов законник. Он ведь у нас потомок вождей, — усмехнулся вальщик. — Пробирает до костей, а? — он ткнул в бок своего соседа по распитию. Тот корчился, закрывая лицо ладонями и пытаясь вдохнуть воздуха — «зелье» оказалось очень крепко.
   — Брага обыкновенная, нашёл зелье тоже мне, — выплюнул он, наспех запивая огонь в глотке пивом.
   — Я не буду это пить. С меня достаточно приходов и откровений. — Барр решительно отодвинула кружку, но от бутылки пива и куска мяса, истекающего жиром, не отказалась.
   Казалось, к ней уже привыкли. Не было шуточек, сальных взглядов и гадких улыбочек — она была под защитой Хилла и Бишопа, против которого, по всей видимости, идти никто не решался. Они напоминали ей стаю, где были вожаки и подранки, которых нужно было учить и поучать, и в этом почти первобытном мире женская эмансипация не стоила ни цента. Здесь не работали ни законы, ни правила, ни права, только личный кодекс чести — Эллен не представляла, как сложилась бы её судьба, встреть она в лесу вместо Бишопа кого-то другого.
   От собственной беспомощности становилось тошно и страшно. Этот грубо обтёсанный мир не был её миром, она была здесь чужой. Та жуткая женщина в городе была права — приезжать не стоило. Стоило гнуть свою линию до конца, похоронить брата вместе с родителями и не позволять ему воскресать. Все зацепки вели в тупик. Воздух, пропитанный смолой и дымом, отдавал стойким запахом безнадёжности. В этой глухой тишине — без связи, без шума улиц, без гомона толпы — пришлось многое о себе переосмыслить. Эта тишина намертво вгрызлась в мозги и даже после отъезда не покинет её, оставшись в ушах глухим звоном и сейчас, среди смеха, звуков музыки и пьяной болтовни, в голове зияла дыра. Она не знала, как принимать себя такой — бесцельной, беспомощной, разбитой.
   — Что вы имели в виду? — Бишоп, скинув карты, снова оказался рядом.
   — Что? — Эллен слишком погрузилась в хмурые мысли и не поняла вопроса.
   — Я про приходы и откровения.
   Даже находясь в компании других людей, поглощённый азартной игрой, Адам не пропустил мимо ушей ни одного сказанного ею слова — он будто зорко следил за тем, как бы кто её не обидел. Он напомнил ей тех сторожевых псов, которых она наблюдала этим вечером обманчиво спокойными — собаки сыто спали, но стоило им почуять хотя бы намёк на опасность, они мгновенно вытягивали шеи, готовые вскочить и броситься в бой за территорию. Эллен, разогретая алкоголем, решилась сказать ему о том, о чём собиралась никогда больше не вспоминать.
   — Мне брат померещился в часовне.
   Она решительно отвергала всё иррациональное, стыдила и высмеивала тех, кто верит в потустороннее, но это явление объяснить не могла. Эллен заставляла себя верить в то, что разум под давлением страха и стресса выдал галлюцинацию, но что-то всё равно не давало покоя. Лицо Адама помрачнело после её слов. Он замолчал, а ей ведь так хотелось, чтобы он убедил её в том, что она права. Бишоп со всей серьезностью отнесся к её словам, сводя на нет весь её шаткий настрой.
   — Там опасно находиться. В любой момент может пол обвалится или крыша, — глухо произнёс он, незаметно уводя её под локоть на улицу, подальше от любопытных, пьяных глаз.
   Эллен посмотрела на него. Его взгляд вновь был рассеян, словно он мучительно что-то обдумывал, как тогда в машине. Отчего каждая её фраза, каждое её действие вызывали у него такой странный отклик? Как же хотелось влезть в его голову и понять, что же там происходит. Досадно — она не могла задать ему вопрос в лоб, опасаясь снова промахнуться.
   — Похоже, я собрала все ваши местные достопримечательности, — Эллен горько усмехнулась, проматывая в памяти свои злоключения. — Знаете, Адам, вы меня гоните, все меня гонят, но я никак не могу отсюда выбраться. Чертов бермудский треугольник этот ваш Форт-Келли.
   — Я знаю, к вам относятся настороженно. Люди не любят перемен. Особенно здешние. Таков местный менталитет, если можно так сказать.
   — Вы не такой, как они.
   — Вы совсем меня не знаете, Эллен, — грустно улыбнулся Бишоп, посмотрев вдаль, поверх колючей, местами выломанной проволоки, обвивающей серый, глухой забор.
   Они неспешно прогуливались плечом к плечу. Початые бутылки с пивом стукались друг об друга, когда их руки случайно соприкасались при ходьбе. Эллен не любила алкоголь. Вместо расслабления и веселья на неё всегда накатывала необъяснимая тоска, заставлявшая её искать уединения подальше от шумных приятелей. Наверное, именно в эти моменты все внутренние установки начинали трещать по швам, обнажая всю её голую суть — жестокая эгоистка, которая предпочла строить карьеру вместо того, чтобы строить человеческие отношения, в первую очередь со своей семьёй. Сколько раз горечь утраты сменялась на злобу — появившись из ниоткуда и исчезнув в никуда, Натаниэль отнял у неё семью. Как же иной раз ей хотелось спросить с него за всё, если бы он только мог отвечать за свои поступки. «Это было хорошо обдуманным его решением», — Барр вспомнила слова детектива Дэлино, и всё стало ещё непонятнее. Ей хотелось, чтобы Дэлино ошибался, иначе брату просто не найдётся оправдания. Можно ли испытывать такой коктейль чувств к человеку, который давно превратился в призрака? Почему безразличное спокойствие оказалось всего лишь ширмой, за которой прятались тоска и одиночество?
   — Вы ещё чувствуете что-нибудь к своей невесте? — Эллен хотела знать, испытывает ли Адам похожие чувства. Любит ли он всё ещё ту, из-за которой навечно закрыл путь к себе в душу.
   — Да, — тихо ответил он.
   Внутри словно что-то оборвалось, Эллен ощутила, как её повело в сторону, будто она опьянела после нескольких глотков. Лучший мужчина, которого она встречала в жизни, оказался занят и ей никогда уже не доказать, что она может быть не хуже той, навсегда оставшейся идеальной в его памяти. Горечь пива разъедала пищевод, а горечь мыслей травила разум, Эллен невольно отставала и отходила в сторону, потому что идти рядом с ним так близко было невыносимо. Между ними ничего не может быть, у них разные дороги и совместное будущее для таких, как они — утопия, сказка для маленьких, наивных девочек. Она рано или поздно уедет, а Бишоп похоронит себя среди пней и древесины, потому что так решил, но отчего-то душа требовала чуда.
   — Вину, — спустя мучительно долгие секунды Адам уточнил природу своих чувств, и у Эллен немного отлегло от сердца. — Я не остановил её в тот день. Я совершил много ошибок. В том числе то, что позволил зайти этим отношениям так далеко. И всё это стоило ей жизни. Я всегда буду винить себя.
   Наверное, это был самый длинный и самый откровенный ответ за всё время их короткого знакомства так, что у Эллен перехватило дух. Он был скрытен, будто окруженный бетонным забором с колючей проволокой, как окружён им был сам Форт-Келли. Каждая сказанная им фраза вызывала лишь больше вопросов, которые Барр не решалась задать. Медленно делать подкоп или лезть наверх, рискуя получить разряд тока — Эллен не знала, зачем ей это нужно. Она считала дни до отъезда, она знала, что эта крепкая привязанность станет рвать ей душу и заставит страдать, но всё равно тянулась за ним, будто заколдованная. Она ненавидела этот чёртов город за то, что отнял её семью, а взамен дал мужчину, который вдруг стал слишком много для неё значить.
   — Понимаю. Я бросила своих родных в тяжелое для них время. Я не представляла, что их может не стать в один момент, — отозвалась она, пряча взгляд. Алкогольная депрессия нагнала её и здесь — в носу закололо, а слёзы кусали уголки глаз, грозя устроить потоп, который вовсе не хотелось демонстрировать.
   — У вас есть шанс искупить вину, когда найдете брата. Эй? — он повернулся к ней и аккуратно подцепил пальцами подбородок, заставляя её поднять голову и посмотреть ему в глаза. Эллен смутилась и замерла — это было неожиданно, она не знала, как реагировать на такой интимный жест. — Я вас расстроил?
   — Отсоси, медведь!
   Эллен и Бишоп одновременно повернулись назад. Под навесом пьяный в стельку Марти смеялся, кричал и делал неприличные жесты в сторону леса. Остальные рабочие недовольно переговаривались, кто-то пытался его угомонить и затащить обратно за стол. Когда один из вальщиков грубо схватил Марти за руку, он неловко вывернулся, случайно ударив того по лицу.
   — Дайте мне ружьё, я его застрелю. Шкуру отошлю домой, пусть у порога положат. Идиоты.
   В воздухе веяло дракой. Бишоп бросился в гущу событий и вытащил мальчишку за шиворот из захмелевшей, агрессивной толпы.
   — Не стоит так, — спокойно, но твёрдо произнёс он, глядя Марти прямо в глаза. Адам нависал над ним с высоты своего немалого роста, словно глыба, которая вот-вот рухнет ему на голову. Парень начал терять запал и оттого стал ещё борзее и громче.
   — И ты туда же, Бишоп? Я думал, ты нормальный мужик. Вы тут все чокнутые? Это просто тупое животное! Тупое животное!
   — Тео, отведи Эллен домой, — Адам сказал кому-то в толпу. — Кажется, ей нездоровится. Я сам тут разберусь.
   Она смотрела, как Бишоп потащил его к воротам КПП, периодически встряхивая, когда тот начинал сопротивляться, как Хилл успокаивал особо нервных, терпеливо им что-то объясняя.
   — Это он из-за Джо. Расстроился парень, напугался.
   Рядом с ней перешёптывались двое рабочих. Навострив уши Барр ловила разрозненные обрывки разговоров и пыталась понять, отчего дружная с виду посиделка едва не превратилась в грандиозное побоище.
   — Да все тут на измене, если честно. Когда мы выносили Джо из леса, знаешь, что он бормотал? «Зверь вернулся, зверь вернулся, зверь вернулся».
   Не удержавшись, она посмотрела на их лица. Двое матёрых бородачей были всерьёз напуганы, словно мальчишки, насмотревшиеся на ночь фильмов ужасов. Это было нелепо, странно и страшно, будто этот страх передавался по воздуху вирусом, впитывался через кожу и проникал в лёгкие вместе с воздухом. Эллен отчаянно сопротивлялась всеобщей тихой панике. Взывая к здравому смыслу, она едва не спросила их «Чего вы несёте?», но удержалась — разжечь новый конфликт и случайно получить на орехи в очередной потасовке она не хотела.
   От толпы отделился пожилой мужчина и взял Эллен под руку.
   — Теодор Фишер. Для вас, милая леди, просто Тео, — он увёл её подальше от толпы, в сторону жилых блоков так быстро, что она не успела вставить ни слова. Называть его Тео уместнее было лет пятьдесят назад, но, несмотря на весьма преклонный возраст, фельдшер держался бодро.
   — Стоит беспокоиться? — Эллен кивнула в сторону взбудораженных вальщиков.
   Эллен почувствовала, как по телу прошла крупная дрожь, несмотря на то, что она отчаянно пыталась бодриться. «Зверь вернулся» — от этой странной фразы за милю несло тихим, подавленным ужасом. Те двое мужчин были абсолютно серьёзны и собраны, будто на них надвигалась стихия, от которой нет спасения, лишь смирение с неотвратимой участью. Всё это казалось нереальным. Обрывки мыслей метались в голове, складываясь в нелепые догадки, озноб бежал вдоль позвоночного столба, заставляя Эллен против воли передёргивать плечами. Гомон напуганной, хмурой толпы лез в уши мерным гулом, вызывая приступ тошноты, лишь ровный голос Фишера держал её на плаву, не позволяя скатиться в панику. Они боятся медведей — единственный похожий на правду вывод, который сумел сделать взбаламученный чужими страхами разум. Значит, хищники представляют реальную угрозу. Они — не просто буквы в старых газетных выпусках. Значит, Натаниэль тоже мог пострадать из-за них.
   Мысль о том, что брат может быть давно мёртв, взрезала брюшину приступом острой боли. Хотелось вызвать сюда спасательный отряд и немедленно прочесать каждый гектар этого проклятого леса, вырвать с корнем каждый чёртов кустарник, чтобы убедить себя в обратном. Проблема лишь в том, что все её доводы, как и доводы родителей, для полиции не значили ровным счётом ничего. Опасения и предчувствия к делу не пришить, ведь даже записка Натаниэля не стала поводом для возобновления дела. Сама же Барр не могла ничего, только беспомощно вариться в котле собственных переживаний.
   — Я здесь уже очень давно работаю и, поверьте мне, это не самое худшее из того, что здесь уже бывало. Языки почешут и разойдутся, не переживайте.
   — И как давно вы здесь?
   — С самого основания. Я работал на военной базе. Да, вот такой я старый, — Фишер усмехнулся. Барр украдкой взглянула на него.
   Она прикинула в уме цифры. Сколько ему? Должно быть восемьдесят или даже больше. Для его возраста у него была удивительно прямая осанка и твёрдая, уверенная походка. На висках было чуть меньше волос, чем на остальной голове — казалось, он всё ещё обривался по старой привычке. Возраст выдавали лишь выцветшие светлые глаза и сухая, обветренная кожа, изрезанная глубокими морщинами.
   — То есть, вы — военврач?
   — Так точно. Я вышел в отставку, когда моя часть уехала с Форт-Келли.
   — А вы решили остаться здесь? С вашей квалификацией и на более низкой должности? — воскликнула Барр, разведя руками. — Да что же всех так тянет сюда?!
   — Удивительный воздух здесь, — улыбнулся Фишер. — Наверное, в нём причина.
   — Здесь никаких испытаний не проводили? Например, связанных с галлюциногенами, — спросила Эллен, вспомнила ещё одну из своих нелепых теорий, когда они переступили порог его таунхауса.
   — О Боже, с чего вы решили, милая Эллен? — он рассмеялся, жестом приглашая её пройти наверх по лестнице.
   — Пальцем в небо, — Барр невозмутимо пожала плечами.
   В гостиной Фишера было светло и чисто. Стеллажи с медицинской литературой высились до самого потолка и были забиты до отказа, у окна стоял старый, деревянный секретер, который мог бы неплохо уйти на винтажной барахолке, сразу за дверью виднелась кушетка, накрытая чистой, белой простыней. Эллен, скинув куртку, села на неё и приняла из рук Фишера простой электронный градусник.
   — Нет, что вы? Подобные испытания запрещены ещё со времен Женевского протокола, — Фельдшер набросил на плечи белый халат и, вооружившись фонариком-ручкой, сел напротив неё на табурет.
   — Ну, это же не значит, что их действительно не проводили?
   — Ох уж эти теории заговора, — Фишер покачал головой. Он ощупал ей лимфоузлы, осмотрел горло, глаза и ладони, снял показания с термометра. — Идите-ка домой, Эллен. Вам нужно хорошенько выспаться и больше не переохлаждаться. Завтра станет лучше.
   Фишер открыл ящик, вынул банку с мутно белой микстурой и сел за секретер, чтобы выписать схему приёма лекарства.
   — Я ищу брата. Я здесь только за этим, каким бы чудесным ни был здешний воздух, — говоря эти слова, она думала не о воздухе. Она думала о Бишопе. О том, как неумолимо они сближались и как отталкивались, словно магниты с одинаковыми полярностями. Неправильно, не вовремя и неотвратимо — Бишоп, как и сам этот проклятый город, забирал у неё разум и терзал душу, словно ей не хватало переживаний, которые она приволокла с собой. Воистину беда не приходит одна, но как же чертовски она устала бороться сама с собой.
   — Я уже давал показания Генри, и они ничем не помогли ему, увы. Даже если я и видел вашего брата, то не знаю, куда он направился после.
   Эллен промолчала. Наскоро простившись с Фишером и отказавшись от его сопровождения, она отправилась к себе. Сон не шёл, несмотря на то, что в доме действительно стало жарко, как и обещал Бишоп. Произошедшее не давало покоя, разрозненные мысли превратились в груду металла, раскинутую по подушке — Эллен никак не могла улечься, не могла найти удобное положение.
   Прежде чем выпить лекарство, она изучила состав на этикетке — обыкновенное жаропонижающее, противовирусное и седативное в сиропе, одно из самых популярных, современных лекарств в нормальных аптеках. Опасаться было нечего. Она выпила положенное количество микстуры залпом, как алкогольный шот. Эффект появился скоро. Через полчаса Эллен ожидаемо потянуло в сон.
  

  

   

    Глава 9
   

   Она проснулась в полдень, сварила кофе и выглянула в окно. Небо затянула белая рябь облаков. Срывалась снежная крупа, мерно шурша по железному откосу окна и скапливаясь в белоснежные шапки — подгоняемые ветром, они закручивались в маленькие вихри и ползли змейками по утоптанной земле. Медикаментозный сон не помог прояснить разум, Эллен туго соображала и не могла решить, как распланировать день. Вырваться в город, понадоедать шерифу, пытаясь заставить его оторвать зад от стула и поскорее достать ей дела, наведаться в архив и досмотреть еще две коробки пыльных бесполезных бумаг, пройти по домам с фотографией брата, напоминавшей скорее чёрную кляксу, чем изображение лица — всё это казалось бесполезной тратой сил и времени. От неё словно что-то ускользало, она не могла выбрать верное направление. Сосредоточиться не получалось. Эллен будто упрямо пыталась пробить стену, вместо того, чтобы поискать дверь.
   Вчерашний разговор между двумя рабочими не выходил у неё из головы. «Зверь возвращается», — вдруг вспомнились слова женщины, к которой её угораздило сунуться затемно в поисках комнаты. Эллен вспомнила и то, что заставило её испытать тогда холодный, липкий ужас, сродни тому, что висел в воздухе вчера вечером. Бесплотная тень брата, призрак, ощущение чужого присутствия и чьё-то дыхание ей в затылок — чем больше проходило времени, тем бледнее становились воспоминания, но ощущения отчего-то становились острее. Одно событие накладывалось на другое, чужие слова повторяли друг друга и разум против воли выстраивал ассоциативные ряды. Версия с озверевшим медведем-людоедом теряла состоятельность. Здесь было что-то ещё.
   К зданию администрации подъехала «Тахо» Эйдана и возле неё стали скапливаться рабочие. Смена, похоже, так и не начиналась. Ею овладела странное чувство тревоги, словно вчерашняя потасовка имела последствия. Наспех одевшись, Эллен поспешила вниз.
   — Может, он сбежал?
   — Куда? Пустой, в глухих лесах? Марти не идиот.
   Она вертела головой, стараясь зацепить нить разговора, блуждала взглядом от одного говорившего к другому.
   — Может, он заблудился? Совсем в стельку был.
   К воротам подъехал «Форд» Бишопа. Он привёз с собой шерифа. Адам вышел, сам открыл шлагбаум и въехал на территорию, не снижая шоссейной скорости. Люди замолчали, словно ждали от него решающего слова.
   — В городе его нет.
   Этой ночью Адам явно не был дома. На нём была вчерашняя одежда, его суровое, усталое лицо заросло тёмной щетиной, глаза запали, а губы сжались в строгую, тонкую линию. Он говорил так, будто каждое слово давалось ему с трудом, а за плотно сжатыми зубами таилась полыхающая ярость. Казалось, он варился в собственной злости, удерживая её внутри на коротком поводке. Эллен не хотела бы оказаться слишком близко рядом с ним таким — именно сейчас вместо привычного умиротворения Адам Бишоп внушал опасность.
   — Так, давай сначала, Сэм, — Хилл кивнул охраннику, который всегда дежурил на КПП. Сегодня он покинул своё рабочее место ради срочного собрания и готовился повторить всё, что видел ещё раз специально для шерифа.
   — В общем, они с Бишопом вышли за ворота, Бишоп его как следует тряхнул и что-то сказал ему. Бишоп вернулся на территорию, а Марти поднялся ко мне, стрельнул сигарету и ушел. В лес. Сказал, прогуляется. И всё.
   Нильсен молча кивал головой, принимая показания. Народ сбивался в кучки и тихонько переговаривался. Люди ещё не успели отойти от случая с Джо, теперь же лесопилке грозило очередное происшествие. Под удар попал ещё один рабочий. Мечтательный паренёк, который здоровался с Эллен каждое утро и казался ей таким же молодым и порывистым, каким когда-то был Натаниэль.
   — Бишоп, что ты ему такого сказал, что он удрал через бурелом в одной рубашке?
   — усмехнулся Сэм. Адам промолчал, но взглянул на него так, что, кажется, надолго отбил у него желание зубоскалить.
   Эллен не могла представить Бишопа настолько разъярённым. Казалось, поднеси к нему спичку, и он взорвётся, похоронив под обломками и лесопилку, и городок. Он стоял позади всех, прислонившись спиной к боковине машины, словно погонщик, следивший, чтобы стадо не разбрелось, и выглядел почти безучастным. Прячась за спинами вальщиков, Эллен напрасно пыталась поймать фокус его взгляда — до Адама было не достучаться.
   — Нужно прочесать лес, пока не стемнело, — решительно сказал Нильсен. Эйдан поддержал его молчаливым кивком головы.
   — Я тоже пойду.
   Все обернулись на звук её голоса, но никто не произнёс ни слова. Никто не стал её отговаривать, цокать языком и закатывать глаза, скептично хмыкать или напоминать ей, что она сама без пяти минут дама в беде. Тревога за жизнь мальчишки сплотила всех и напомнила, что перед угрозой гибели все равны.
   — Нет, — глухо отозвался Адам.
   — Я не спрашивала разрешения.
   Бишоп полоснул её злым взглядом исподлобья так, что она невольно сделала шаг назад. Барр испугалась. То впечатление, которое она составила о нём в момент первой встречи, неумолимо стиралось, являя ей другого Адама Бишопа. Этого Адама Бишопа хотелось обходить по большому радиусу и никогда не вступать с ним в диалог, а уж тем более в спор, что она собственно и сделала, минуя все доводы рассудка. Здесь словно у каждого было двойное дно, всё вокруг было двулико и обманчиво. Эллен не знала, на кого действительно можно положиться, не оглядываясь в поисках подставы, ведь даже себе она уже не верила.
   — Пусть идёт. Лишние глаза и уши не помешают, — шериф примирительно хлопнул Бишопа по плечу. С ним Адам отчего-то спорить не стал.
   Её это не касалось. Её вообще не должно волновать то, что происходило в Форт-Келли кроме того, что случилось здесь с её братом, но тревога против воли заполняла каждую клеточку организма. Казалось, надвигается нечто ужасное, и в этой безотчётной панике не было места здравому смыслу. Она испытала на собственной шкуре, что значит остаться один на один с глухим, распростёртым на многие-многие мили лесом, без шанса на спасение. Отчаянно хотелось делать хоть что-то, лишь бы разогнать этот липкий морок всеобщего страха, который сгущался над её головой, словно грозовые тучи.
   Мысли о Нэйте обрушились на неё с новой силой. Что, если он исчез так же, как исчез Марти? Тогда почему его никто не искал и почему все, даже шериф, утверждают, что никогда о нём не слышали? Вопросы сводили её с ума. Возможно, выйдя за пределы лесопилки, она станет на шаг ближе к разгадке, а может, рано или поздно её имя пополнит список пропавших без вести, если она не угомонится. Несмотря на это, сдавать назад Эллен не собиралась.
   — Полчаса нам всем на сборы. Встречаемся на этом месте, — сказал Хилл. Рабочие разбрелись по своим домам.
   Перед рейдом в лес Эллен зашла в дом, чтобы переодеться. Открыв чемодан, она поняла, как много в нем лишнего: лак для волос, две пары туфель на каблуках, косметичка, противозачаточные, которые она принимала скорее по привычке, чем по необходимости — всё это казалось теперь балластом, воспоминанием о прошлой жизни в цивилизованном мире, где все эти вещи считались необходимостью. На самом дне нашлись плотные леггинсы и вязаная лыжная шапка, которая валялась там с незапамятных времен на всякий случай. Это было хоть что-то. У склада на неё набросили безразмерный, тёплый пуховик — в нём Барр казалась себе шаром на тонких ножках.
   — Рации дальше двух миль не бьют. Далеко друг от друга не отходим, из поля зрения не пропадаем.
   Хилл раздавал вальщикам несколько старых раций, похожих на большие, уродливые коробки с антеннами, одну на троих, когда она вышла из дома и направилась к месту сбора. Эйдан громко проводил инструктаж, Нильсен и Бишоп стояли чуть позади основной группы и о чём-то переговаривались. Повернув голову в их сторону, Эллен внимательно вслушалась — она старалась уловить любые обрывки информации, так или иначе связанные с исчезновением Марти.
   — Нужно было затащить его в дом и запереть за ключ. Чёрт побери, — сквозь стиснутые зубы выругался Адам.
   — Сынок, выдохни. Здесь полно народу, — шериф опасливо огляделся по сторонам. Эллен немедленно опустила взгляд вниз, чтобы не выдать себя.
   — Теряем время.
   — Успеем, ты и так на пределе.
   — Не успеем, ты отлично это понимаешь.
   Эти двое, казалось, знали больше, чем остальные. В этих обглоданных, вырванных из контекста фразах сложно было разобраться. Фантазия, разогретая чужим, вязким, как болото, ужасом, выдавала теорию за теорией, а доверие к Бишопу неумолимо превращалось в иллюзию. За этим безупречным фасадом таился ворох тайн и недосказанностей, и кто знает, что ещё он скрывает за ним. Она ни черта не в безопасности: ни с ним, ни с шерифом — казалось бы, представителем закона, ни с кем-либо ещё из этого трижды проклятого городка.
   — Надеюсь, девяносто пятый не повторится, — произнёс кто-то из рабочих, проходя мимо Эллен и закрывая ей обзор. Другой в ответ ему упомянул две тысячи тринадцатый.
   Эти же даты были напечатаны в последнем вышедшем номере газеты Форт-Келли, о них говорилось в последнем расследовании журналиста Пола Моррисона, покончившего с собой. Исчезновения могли быть связаны — и так казалось не ей одной.
   Шериф и Бишоп заметили, что она смотрит на них. Адам замолк, мазнул по ней бесцветным, усталым взглядом и направился в сторону КПП. За ним потянулись остальные.
   — Держитесь меня, Эллен, — сказал Нильсен, легонько прихватывая её под локоть и уводя вслед за остальными.
   — Всё нормально? — она кивнула в сторону Бишопа. Он отвязывал собак.
   — Адам полночи искал мальчишку.
   Эллен молча кивнула. Ответ казался вполне исчерпывающим, кроме того, что Бишоп оказался одним из тех немногих, кто не боялся выходить на улицу с наступлением темноты, вопреки всем местным, так глубоко укоренившимся поверьям.
   Они вошли в лес. Адам коротко свистнул и собаки умчались в чащу. Переглянувшись с шерифом, он ушёл вперёд вслед за ними. Его широкая спина скрылась за плотным частоколом деревьев — приказ не пропадать из поля зрения на него, видимо, не распространялся тоже.
   Эллен оглянулась назад. Высокий бетонный забор с колючей проволокой исчез за густой хвойной массой, одинаковой во все стороны. Эллен зябко пожала плечами. Как можно здесь ориентироваться? Как можно жить здесь и не задыхаться от паники, день за днём натыкаясь на эти безмолвные стены древесных стволов? Эхо чужих разговоров отскакивало от них, дробилось на три и возвращалось, сделав круг. Так создавалась иллюзия присутствия, ведь никого, кроме Нильсена, она толком не видела.
   — Внимательно смотрите под ноги, Эллен, — предупредил её шериф ровно за минуту до того, как она неловко споткнулась о торчащий из земли корень. Он придержал её за руку, не позволив упасть.
   — Спасибо, — она резко дёрнула рукой, отстраняясь от его цепкого прикосновения. Шериф слишком больно схватил её за локоть. — Скажите мне честно, что мы ищем? Труп? Или есть надежда, что он ещё жив? У вас ведь это не впервые, так?
   Эллен не надеялась, что шериф Нильсен выложит перед ней всё. Она рассчитывала, что её осведомлённость заставит его стушеваться и выдать себя, тогда она поймёт — лгут ей или нет.
   — Всегда есть надежда на лучший исход, — уклончиво ответил шериф, ничуть не изменившись в лице.
   — Почему вы не сказали мне об убийствах, которые расследовал ваш журналист? Вы должны были сделать это в первую очередь.
   — Это были несчастные случаи, Эллен. Версия об убийствах не подтвердилась.
   Своим напором и тоном следователя на допросе Барр надеялась залезть шерифу под шкуру. Он мог разозлиться, сослаться на тайну следствия, срок давности которого еще не вышел, сказать, что задавать вопросы — его работа, но Нильсен был абсолютно спокоен. Он говорил с ней тихо, ровно и чуть снисходительно, словно успокаивал капризного ребёнка.
   — А почему не огорошил вас сразу? Как бы вы себя чувствовали, узнай об этом в первый же день? Зачем отнимать у вас надежду на лучший исход? — он повторил сам себя, подтверждая свою неизменную точку зрения в этом вопросе. Эллен больше не находила аргументов. — Ведь имени вашего брата не было в списке погибших?
   — Не было, — согласилась Барр. Она поняла его тонкий намёк — смерти в Форт-Келли её совершенно не касались, и лезть ей туда не стоило.
   — Что за зверь? Это какой-то новый агрессивный вид? — Барр решилась зайти с другой стороны и поняла, что не прогадала. Местный фольклор, казалось, был его излюбленной темой для беседы.
   — Знаете, Эллен, есть одна легенда, — шериф глубоко вздохнул и посмотрел куда-то в небо, словно пытался подобрать подходящие слова. — Однажды воин племени Навахо увидел дочь шамана соседнего, недружественного племени. Она собирала в лесу целебные травы и забралась слишком далеко от дома. Храбрый воин отвел её назад, не испугавшись гнева врагов. Она назвала своё имя. Муна. И в душе воина расцвела весна.
   Каждый вечер Муна сбегала в лес, где тайно встречалась с ним, пока однажды шаман не проследил за ней. В гневе он заговорил воина, и тот превратился в медведя. Его изгнали из родного племени из страха. Он скитался по лесу, не в силах угомонить страдания человеческой души, запертой в теле зверя. Но Муна не оставила его. Её любовь оказалась так сильна, что заговор шамана ослаб, и воин становился человеком, как только заходило солнце. Вскоре Муна понесла. Она как могла скрывала это от отца, а в день, когда их дитя должно было родится на свет, Муна бежала из племени. Когда храбрый воин нашёл её, она едва дышала, сжимая в объятиях новорождённого сына. Он был слишком большим и сильным, и, рождаясь, забрал у матери жизнь. Никто не смог ей помочь, и воин в гневе вырезал всё её племя.
   Последним своим вздохом шаман проклял весь его род. Пока лето сменяется осенью, а зима весной, ни один его потомок не сможет жить среди людей, ни один его потомок не познает истинной любви женщины, и судьба их — быть отвергнутыми человеческим родом. Он назвал сына Керук, что на языке Навахо означает медведь, и он стал первым, кто обуздал свою способность оборачиваться.
   — На сказку похоже, — усмехнулась Барр.
   — Это легенда. Красивая легенда. В сказке всегда можно сокрыть правду, ведь в неё никто не поверит, так ведь, Эллен?
   Она не ответила. Сказка была красивой, но какое отношение она имела к её вопросу? Шериф говорил загадками, но ни одно его слово не было сказано просто так — это единственное, что Барр точно поняла о нём спустя несколько дней знакомства. Зачем он загадывает ей ребусы? Почему нельзя просто дать прямой ответ? Раздражение нарастало, как снежная лавина и Эллен закрыла рот, чтобы не родить очередную колкость, которая так и вертелась на языке.
   Толстые сосновые стволы поредели. Стало светлее. Они вышли к берегу озера — болотно-серого, как и весь пейзаж вокруг. Оно было гладким, как зеркало, в нём отражались кучи низких туч, которые несли с собой мелкий снег. На противоположном берегу стояли в ряд безмолвные фигуры треугольных елей, равномерно покрывая собой овраги и взгорья. Этот молчаливый пейзаж завораживал, затягивал, обманывая зрение — казалось, стволы движутся, и движутся тени за ними. Длинная лента тумана стелилась над берегом, создавая иллюзию — Эллен казалось, чем дольше она всматривается, тем сильнее картина поглощает её, грозя захватить разум и утопить в мутных серых водах. Барр тряхнула головой, прогоняя пугающие фантазии, и снова обратилась к шерифу.
   — А как же полнолуние, все дела… Ему было плевать на это? — Эллен поддерживала разговор только чтобы не обидеть старика, но скрыть нотки иронии в голосе у неё никак не выходило.
   — Полнолуние? Не-е-т, — Нильсен усмехнулся. — Это уже сказки белых. Керук и его потомки могут оборачиваться, когда пожелают.
   — И что им тогда мешало жить среди людей?
   — Сила Зверя требует выхода. Они не могут находиться в теле человека слишком долго, любой раздражающий фактор может спровоцировать его. А среди людей слишком много раздражения, — он помолчал и добавил так, будто судьба этих выдуманных существ касалась его лично. — Их никогда не примут, люди всегда будут охотиться на таких, как они. Знаете, Эллен, ведь Форт-Келли был построен во времена Второй Мировой, и, говорят, однажды местные парни поймали одного такого… — речь шерифа Нильсена прервалась шуршанием рации.
   — Хэнк, пёс нашёл кое-что, — в динамике проскрипел голос Хилла. — На берегу.
   — Понял, — Нильсен помрачнел, и лицо его, расслабленно-добродушное, стало серьёзным. Он ускорил шаг, и Эллен поспешила следом.
   Возле поросших тиной камней лежала разодранная по шву рубашка. Вокруг неё полукругом собралась кучка людей, остальные подтягивались с разных концов леса, спеша увидеть находку своими глазами.
   — Это рубашка Марти, — подтвердил Эйдан в ответ на вопросительный взгляд шерифа.
   — Следы крови есть? — послышался голос Бишопа.
   Эллен посмотрела в его сторону. Он выходил из чащи в сопровождении нервно рычащего питбуля. Казалось, воображение снова сыграло с ней злую шутку: Барр готова была поклясться, что в его глазах мелькнули белые отблески собранного на сетчатке света, как то бывало с хищными ночными животными.
   — Не знаю, дерьмово видно, — Эйдан наклонился и тронул вещь длинной острой палкой, словно боялся, что под ней спрятался мелкий зверёк, готовящийся вцепиться ему в руку.
   — Надо возвращаться, скоро стемнеет, — послышались обеспокоенные голоса.
   Барр осмелилась снова взглянуть на Бишопа. Видение исчезло — его глаза были прозрачно-голубыми, как и прежде. Задрав небритый подбородок, он молча смотрел наверх. Эллен заметила, что сжимались его челюсти так, что казалось, слышался хруст зубной эмали. Люди затихли. Что-то происходило прямо перед её носом, но она никак не могла понять, что именно. Дыхание сорвалось на песье, а сердце вот-вот грозилось вырваться из клетки рёбер, Барр беспомощно завертела головой, силясь разобраться, что, чёрт возьми, происходит.
   — Эй, не ваша? — кто-то тронул её за рукав. Один из вальщиков стоял рядом с ней и смотрел куда-то вверх. Эллен проследила направление его взгляда. На верхушке сосны она увидела изувеченный кузов своего Шевроле.
  

  

   

    Глава 10
   

   — Как её туда затащили? Ей что, в баскетбол играли?
   — Вопрос, как снимать?
   — Кран пригнать?
   — Может, проще спилить сосну?
   — А если там движок целый?
   — Очень сомнительно.
   — Интересно, что скажет страховая?
   Взбудораженные голоса рабочих метались вокруг Барр роем потревоженных пчёл, пока она, словно во сне, обходила сосну по кругу и рассматривала останки своей машины. Шевроле выглядела так, будто попала в лобовое столкновение на предельной скорости и после несколько раз перевернулась — капот был сложен гармошкой, водительская дверь висела на одной петле, а стекла отсутствовали вовсе. В этом куске измятого металла сложно было узнать автомобиль — лишь руль, два сохранившихся на базе колеса и сиденья, накрытые тканью лопнувшей подушки безопасности, выдавали в нём детище американского автопрома.
   Навязчивый гул мыслей, сомнений, страхов, бесконечным потоком носившихся в её голове с самого её приезда сюда, вдруг утих, сменившись предельной ясностью и пустотой. Это было предупреждение. Только от кого? Или чего…
   — Мне нужно срочно позвонить, — хрипло выдохнула она. Хилл кивнул, молча соглашаясь доставить её в город в кратчайшие сроки.
   Оглядываясь на солнце, заходившее за верхушки сосен, группа в спешке отправилась назад. Хилл оседлал Тахо, несмотря на настойчивые просьбы шерифа подождать до утра. Барр влезла на переднее сиденье, готовая послать Нильсена к чёрту, если тот еще хоть раз заикнётся о промедлении. Шериф понял, что её не переспорить, и, взмахнув рукой, взгромоздился назад. Им предстояло полтора часа пути в город в гробовой тишине.
   Все трое варились каждый в своём котле и не спешили делиться мыслями о произошедшем. В спёртом воздухе салона пахло подозрением и недосказанностью, Хилл лишь единожды вбросил в пространство вопрос:
   — Чисто технически, как такое возможно? — на что получил лишь вялое пожимание плечами с заднего сиденья.
   Эллен сидела, словно каменная статуя, напряженная до последней жилки, всматриваясь в стремительно наползающие сумерки. Она вертела в руках смартфон, на который успела сделать несколько снимков машины с разных ракурсов. Откинувшись на спинку кресла, она попыталась рассмотреть повреждения, то приближая, то удаляя отдельные части фотографии. Её внимание привлекли пять продольных полос на боковине, будто кто-то пропорол кузов одновременно пятью острыми предметами.
   Время подошло к десяти вечера, когда они подъехали к «Белому дому». Эллен попросила шерифа оставить её одну в кабинете — она не желала, чтобы Нильсен грел уши над её телефонным разговором.
   Она не собиралась звонить в страховую. Имя детектива Дэлино вспыхнуло перед глазами строчкой в телефонной книге полумертвого смартфона ещё тогда, в лесу. Эллен отчаялась добиться от шерифа чего-то кроме очередной индейской сказки, ей нужно было знать всё, что Дэлино накопал, и почему так настойчиво просил её бросить это дело. Барр наделась, что будет убедительна. Несмотря на поздний вечер, она решительно набрала его сотовый номер. Ей ответили с пятого гудка.
   — Это Эллен Барр. Мне нужно всё, что вы нашли по делу Натаниэля Барра, — она не стала тратить время и утруждать себя правилами этикета. Ситуация была критическая, и Дэлино на том конце провода понял всё верно.
   — Говорите адрес. Я немедленно пришлю вам флэшку экспресс-доставкой, — вздохнув, ответил он. Барр услышала, как тяжело ему дался ответ. Казалось, он втайне надеялся, что Эллен никогда не обратиться к нему с этой просьбой и вообще давно оставила это дело.
   Почтовый адрес Форт-Келли она нашла в бумагах шерифа, в беспорядке разбросанных по столу. Эллен аккуратно надиктовала его детективу.
   — Мне кажется, я схожу с ума, — шепнула она в трубку и получила ответ, который заставил её содрогнуться.
   — Вы не сходите с ума, Эллен. Берегите себя.
   Послышались короткие гудки. Барр долго сжимала трубку в руках, прежде чем положить её на базу. Если их с Дэлино мысли сошлись, то всё грозилось оказаться хуже, чем она могла себе представить. Человек не мог сделать такое. И вряд ли это могло сделать неразумное животное. Здесь было что-то ещё. Нечто, что не укладывалось в рамки её понимания о природе вещей.
   Эллен словно отравилась чужим страхом. Этим страхом были пропитаны стены жилищ, этот страх прятался под каждым камнем брусчатки, он отражался в глазах повидавших жизнь вальщиков — первобытный, дикий, основанный на древних индейских легендах. Барр решительно поднялась с места. Этому должно быть нормальное, разумное объяснение, и она найдёт его. Иначе и быть не должно.
   — Я проверю технику, — отозвался Хилл на обратном пути. — Если кто-то и взял её, то без моего ведома. Я не посылал рабочих в те угодья. Освоение древесины идёт в противоположном направлении.
   Эллен не ответила ему.
   — Мы обязательно найдём идиота, который сделал это. Мне очень жаль, Эллен.
   Барр повернула к нему лицо, натянуто улыбнулась и поспешила отвернуться к окну.
   Тишину взрезали крики ночных птиц и мерный рокот дизельного движка. Дорогу освещал лишь дальний свет фар — солнце окончательно скрылось за линией горизонта полчаса назад. У неё дрожали руки. Это было состояние после шока: в детстве Эллен сбил велосипедист, она сломала руку и потеряла сознание, а после, отойдя от обезболивающего, чувствовала почти то же самое. Тупое оцепенение, отсутствие мыслей и боль, но теперь не в руке, а где-то под затылком, словно от удара — так тело откликалось на тотальное нервное напряжение. Вместо десятков теорий и фактов в голове гулял ветер, а в груди появилась тяжесть, словно вместо трепещущего сердца в неё положили камень. Она не могла избавиться от назойливого страха неизвестного, который, казалось, впитался в каждую пору её кожи.
   — Вы думаете, это человек? — Эллен уже не понимала, что спрашивает. Что она хотела услышать в ответ? Что, вероятно, это «зверь вернулся»?
   — А вы думаете, нет? — Хилл испытующе взглянул на неё. Он думал примерно о том же, но не решался сказать это вслух, осторожничал, опасаясь, что Барр примет его за полоумного. Эллен видела это по его глазам.
   Клубок вязкой чёрной тени прокатился прямо перед капотом машины — Эллен видела его боковым зрением, но как следует разглядеть не успела. Сильный удар по кузову случился следом, и Хилл резко нажал на педаль тормоза. Эллен со свистом набрала в грудь воздуха, но не сумела выдохнуть — тело свело спазмом от безотчётного ужаса. Несколько бесконечно долгих секунд они сидели молча и слушали ночную тишину. Больше ничего не происходило. Перед капотом не чернела туша сбитого животного, не лежали ни тело заблудившегося человека, ни трупа ночной птицы, не вовремя решившейся покинуть своё гнездо. Вокруг не было ни хитрых пней, ни ям, ни деревьев, которых опытный водитель мог не заметить, не было предупреждающего визга парковочного радара. Кто мог нанести такой сильный удар и насколько после него повредился кузов машины? Эйдан неуверенно взялся за ручку двери.
   — Давайте не будем выходить, Эйдан, — её вопрос прозвучал мольбой. Хилл снял руку с двери и положил обратно на руль.
   — Согласен, — он тронул рычаг передачи и сорвался с места, не жалея подвески.
   Казалось, Эллен ослепла и оглохла. По затылку и ниже по хребту бегали мурашки, а в горле стоял колючий ком — Барр усилием воли заставляла себя не сорваться на истеричный плач. Они словно убегали от погони. Сил для того, чтобы создавать видимость непринужденной беседы, просто не оставалось, а для того, чтобы поговорить начистоту, просто не находилось слов. Барр не знала, как облечь в человеческую речь те подозрения и страхи, которые терзали её. Хилл не знал, как подступиться к этому разговору.
   Эллен позволила себе расслабиться только тогда, когда увидела огни вышки КПП. Эйдан влетел на территорию, едва не сбив шлагбаум.
   — Сэм, пришлю тебе помощников, будете дежурить по двое. Глаз с леса не спускать. Увижу, что кто-то спит на посту — оштрафую к чёрту.
   — А что, ещё чего стряслось? — недоумённо почесал затылок охранник.
   — Кроме того, что пропал наш человек?! — со злостью ответил Эйдан. Сэм промолчал.
   Хилл нервничал не меньше её — это читалось по его угловатым, рваным движения и грубому, так ему несвойственному тону. Он так же, как и она, не понимал, что произошло, и так же был напуган до чёртиков.
   — Я начинаю понимать, почему предприятие обошлось мне так дёшево, — произнёс он, когда подвёз Барр к жилым блокам. Она продолжала молчать, пребывая в прострации. — Завтра в шесть утра снова собираемся у главного корпуса. Будем искать мальчишку, пока не найдём.
   Барр кивнула в знак того, что приняла информацию к сведению. Она наскоро вбежала на крыльцо и заперла за собой дверь. Поднявшись по лестнице, она закрыла окна на ставни, оставив лишь одно, смотревшее через всю территорию в лес, который во тьме ночи походил на безмолвный чёрный океан. Свет желтых уличных фонарей придавал утоптанным земляным дорожкам лесопилки оттенок ржавчины и будто состаривал всё вокруг. Эллен казалось, что по ту сторону стекла текла иная реальность, созданная по иным законам мироздания, которые Эллен не могла охватить своим умом. Голова отказывалась думать, словно этот пейзаж за окном внедрялся в каждую клеточку её мозга и превращал его в нечто похожее — безмятежное и безмолвное.
   Прожектор на вышке дважды моргнул и погас. Следом за ним потухли фонари, расположенные по периметру. Лесопилка погрузилась в вязкую черноту. Эллен стояла, не двигаясь, пока не привыкли глаза.
   Ветер прогнал по небу стаю облаков, обнажая белый полумесяц. Его свет слабо освещал территорию, но это было хотя бы что-то — Барр увидела, как кто-то из охраны спустился с вышки и побрёл к жилой территории, наверняка в поисках Хилла или Бишопа. Она обернулась и поняла, что не видит абсолютно ничего — в комнате плотной стеной стояла кромешная тьма. Ей как никогда пригодился бы сейчас телефон, чтобы элементарно подсветить себе дисплеем, но Эллен не помнила, куда положила его.
   Она не могла пройти вглубь комнаты из страха переломать себе конечности — казалось, этот мрак поглощал её, расщеплял на молекулы, пожирал. Бишоп. Её персональный спасательный круг. Она вспомнила о нём. Несмотря на все безликие теории и подозрения, ей хотелось немедленно броситься за помощью именно к нему.
   — И что я скажу ему? Что боюсь темноты? — она зло шепнула себе, в надежде, что звук собственного голоса вернёт её в действительность из лап безотчётного страха. Бишоп сейчас нужен не только ей — наверняка где-то снова оборвался кабель или произошёл сбой и ему пришлось этой проблемой заняться.
   Эллен вернулась к единственному источнику слабого света. Прижимаясь лбом к холодному оконному стеклу, она бездумно бродила взглядом по территории и дальше, по скоплению чёрных сосен, обступавших лесопилку плотной стеной. Несколько мужчин вышли на улицу с карманными фонарями в руках: каждый их шаг сопровождали длинные, бледные языки света.
   Верхушки деревьев зарябили в глазах, будто по ним прошёлся порыв ураганного ветра. Они клонились друг за другом, словно волны у прибоя, и казались живыми. Её внимание привлекло движение слева, над кромкой забора там, где была выломана колючая сетка. Огромное, бесформенное нечто стремилось забраться наверх и проникнуть на территорию, но как только Эллен всматривалась пристальнее, видение пропадало.
   — У меня здесь крыша поедет, — Барр решительно отвернула лицо. В эту же секунду боковое зрение поймало пару мерцающих отблесков, похожих на глаза хищника. Они мелькнули и растворились в темноте, словно их и не было.
   Эллен забилась под подоконник и обхватила руками колени.
   — Это фонари. Это фонари рабочих.
   Это казалось игрой свихнувшегося воображения. Она успокаивала себя вслух, но разум отказывался включаться, уступив место голым рефлексам. Хотелось бежать. Хотелось видеть людей, кого-нибудь, но лучше пусть это будет Бишоп.
   Она бросилась в вязкую темноту, к двери так, будто у неё вдруг выросли крылья за спиной и законы гравитации перестали иметь над её телом власть. Сделав пару неосторожных шагов, Эллен с размаху налетела на угол комода. Произошло ровно то, чего она боялась — резкая боль в ноге заставила её кричать, оглушая саму себя. Она втягивала воздух сквозь плотно сжатые зубы, крики превратились в жалостливый скулёж напополам с частым, хриплым дыханием. В горле встали слёзы досады, боли и страха. Замурованная в доме, она казалась себе беспомощнее котёнка, упавшего в ливнёвку.
   — Эллен!
   Снаружи послышался знакомый голос, а следом раздался грохот разрушений — Эллен готова была поклясться, что под ней вибрирует пол. Адам Бишоп ворвался к ней в комнату, играючи выбив запертую на ключ внутреннюю дверь — она бахнула об стену, сбив с неё толстый кусок штукатурки. Как он обошёл нижнюю, стальную дверь, которую она заперла на ключ, оставалось только догадываться.
   — Что случилось? Ты кричала.
   Она была уверена, что этот чёртов дом с толстыми стенами почти герметичен, и можно орать до срыва связок — никто не придёт на помощь. Барр держалась за спинку кровати и поджимала ударенную ногу, со скрипом соображая, что ему ответить.
   — Как ты услышал?
   — Мимо шёл, — дежурно бросил он. Адам прошёл внутрь, осмотрел комнату и окно, словно проверял, не затаился ли в доме кто-то, кто мог причинять ей вред.
   — Эллен, что случилось? — Бишоп подошёл к ней, взял за плечи и чуть сжал их, заставляя её поднять голову и посмотреть на него. Бессмысленное действие. Она мало, что могла разглядеть в белом свете луны: лишь острые скулы и широкий подбородок с ямочкой — остальные черты его лица поглотила чернильная тьма.
   — Не знаю, — Эллен попыталась встать на обе ноги, но ступню снова пронзила острая боль. — Наверное, сломала что-то.
   — Ясно.
   Не говоря ни слова больше, Адам подхватил её на руки и понёс к выходу, быстро, ни разу не оступившись, словно прекрасно видел в темноте.
   Парализованная болью, страхом и его близостью, Эллен бессильно положила голову ему на плечо и обняла за шею. Коротко вдыхая, она задерживала в лёгких воздух, чтобы подавить внутри беспомощные всхлипывания, закончить, наконец, нытьё и хоть немного прийти в себя. Тычась носом в воротник его рубашки, она ощущала аромат лайма, стирального порошка, смешанного с запахом его кожи, и это ещё сильнее мешало сосредоточиться.
   — Всё будет хорошо. Успокойтесь. У вас сейчас сердце выпрыгнет.
   Адам нёс её вдоль длинного ряда таунхаусов, казалось, не прикладывая ни малейших усилий, словно она весила не больше, чем пакет из супермаркета. Вибрация его голоса прошлась вдоль тела волной, в груди заскребло, а щёки полыхнули огнём. Хотелось прижаться к нему крепче и одновременно отстраниться, как тогда в подсобке её дома, потому что эти невозможные чувства напополам с болью физической грозили свести её с ума бесповоротно.
   Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь ногой. Фишер открыл быстро. Он не спал.
   — Что стряслось? — фельдшер распахнул для Бишопа обе створки двери, чтобы он мог внести Эллен в дом.
   — Ударилась. Возможно перелом, — Адам бережно положил её на кушетку. — Я пойду, разберусь со светом. Тео, пусть Эллен у тебя побудет, пока я не вернусь.
   Фельдшер коротко кивнул и Адам скрылся за дверью. Эллен выдохнула, безвольно бросив голову на подголовник.
   Бишоп украл её жизненное пространство и забрал последние силы. Ей было тесно с ним на одной территории. С ним рядом было жарко так, что внутренности начинали кипеть и отнюдь не оттого, что температура его тела всё ещё казалась ей повышенной. Она устала с собой бороться. Боль в немеющей ноге заполнила всё тело и затмила рассудок, но Барр была отчасти рада ей. Она принимала её в наказание за свою слабость.
   — Эллен, можете рассказать, что произошло? Где болит?
   Барр почти обвыклась с ноющей болью и даже сумела внятно объяснить, как нарвалась в темноте ногой на комод. Внимательно выслушав её, Фишер аккуратно снял с её ноги сапог, осмотрел ногу, потрогал и надавил в нескольких местах. Когда он тронул средний палец на ступне, Эллен взвизгнула и зашипела от боли. Она взглянула на свою ногу. Палец опух, а на коже всеми оттенками синевы расцвела гематома.
   — Я думаю, это ушиб. Сейчас сделаем снимок, чтобы убедиться.
   Мобильный рентген-аппарат стоял в соседней комнате вместе с несколькими другими медицинскими приборами. Они выглядели вполне современными. При условии, что ближайшая больница находилась в шести часах езды на машине, кабинетик фельдшера был неплохой альтернативой для местных трудяг.
   — Да, перелома нет, — осматривая снимок на свет, обнадёжил Фишер. — Пара-тройка дней, и вы сможете нормально ходить. А сейчас постарайтесь меньше беспокоить ногу.
   Фишер набрал в шприц обезболивающего. В комнате повис резкий запах антисептика, когда он тщательно обработал сгиб её локтя, чтобы сделать укол.
   — Завтра лес прочёсывать надо, — устало произнесла она, с досадой понимая, что пролетает с рейдом по собственной неосторожности.
   — Забудьте пока об этом, — Фишер бросил шприц в урну, следом стянул резиновые перчатки и направился к секретеру. — Вот, послушайте совета старика.
   Он достал из ящика четыре свечи и две коробки длинных спичек.
   — Здесь частенько бывают перебои с электричеством, так что старый, средневековый способ осветить жилище — наше всё. Положите их в глубокую посуду, чтобы не упали, расставьте их по углам и держите огонь всегда при себе, — он положил свечи в бумажный свёрток и протянул Эллен. — Хотите чаю?
   — Спасибо, — ответила она, поблагодарив его сразу и за свечи, и за чай.
   Бишоп вернулся быстрее, чем она ожидала. Обезболивающее подействовало, и Эллен, едва расслабившись, снова подобралась до последней жилки. Выслушав фельдшера, Адам подошёл к ней и снова бережно взял её на руки.
   — Идём ко мне и без возражений, — твёрдо сказал он, как только они оказались на улице.
   Барр хотела с ним поспорить, ведь она почти в порядке, и даже может ходить, прихрамывая; ей не требовался ни особый уход, ни постельный режим, но она не находила слов.
   Это его «без возражений» было для неё ново. С ней никто и никогда так не обращался. Никто и никогда всецело не брал за неё ответственность и никогда не смел оспаривать её решения, даже если втайне она этого желала. Как же ей хотелось, чтобы Трэвис прекратил соглашаться на все её условия, перестал терпеть её заморочки, интрижки и эти «давай расстанемся на время, мне сейчас не до отношений». Чтобы он послал её, наконец, к черту. Она бы зауважала его за то, что у него есть гордость.
   Таким, как Бишоп, она не сумела бы пренебречь, не сумела бы остаться независимой, не сумела бы сделать ни шагу, не обсудив этот шаг с ним и наверняка превратилась бы в глупую, толстую домохозяйку, которых ненавидела всеми фибрами души — она считала их пустым биомусором, променявшим разум на эмоции. Встретив такого, как Бишоп, в своей привычной среде, наверняка ступила бы на тот же путь. Хорошо, что она такого не встретила. Хорошо, что рано или поздно она уедет.
   После их вечерней прогулки и откровенного разговора, который так некстати оборвала потасовка с Марти, прошло чуть больше суток, но казалось, минула целая вечность — так много всего случилось. Эллен беспомощно тонула в круговороте мыслей, теорий, подозрений и страхов, а сейчас, рядом с Бишопом, в голове воцарился штиль. Всё можно было свалить на хорошее обезболивающее с эффектом успокоительного, но это стало бы очередным враньём самой себе. Враньё это уже до чёртиков надоело. Надоело убеждать себя, что всё под контролем. Эллен была так близко к его телу, так отчётливо ощущала кожей его горячие ладони даже сквозь одежду, что желание стало причинять ей почти физическую боль. Казалось, что если она не заговорит, не собьёт это дикое напряжение, то вспыхнет и сгорит, как спичка.
   — Что произошло на этот раз?
   — На этот раз обрыв. Придётся заняться этим, как только рассветёт.
   Бишоп внёс её в свой дом, помог преодолеть крутую лестницу и аккуратно усадил на диван перед потухшим камином. Свет здесь горел бесперебойно — Адам давно позаботился о том, чтобы вечные сбои не касались его жилища.
   — И долго я здесь буду? — Барр обвела глазами до боли знакомую обстановку, сжавшись в комок в уголке.
   — Пока нет света. У меня бензогенератор. Или тебе хочется продолжать собирать углы у себя? — он улыбнулся ей. Присев на корточки, Адам забросил в камин поленьев.
   Эллен опустила глаза. Ей нечего было ответить. Бродить призраком по дому в полной темноте было ничуть не хуже, чем обжигать сетчатку, глядя на Бишопа, сияющего в своей безупречности, словно солнце. Он разжёг огонь и поднялся, отряхивая руки от мелких щепок и пыли.
   — Ты всё ещё мне не доверяешь, да?
   Видимо, Барр умело скрывала свои чувства за маской настороженной отстранённости. Хорошо, что за ней Адам не видел, какая буря металась у неё внутри в его присутствии. Ему незачем этого знать.
   — Если бы я хотел причинить тебе вред, давно бы сделал это, — он лукаво прищурился, старательно сдерживая улыбку за маской напускной суровости.
   Близкий физический контакт, казалось, стёр последние условности и незаметно для обоих перевёл их на «ты». Стало проще и сложнее одновременно. Адам стал ещё ближе, ещё привлекательнее и значимее. Между ними стремительно рушились все преграды, и где-то на уровне подсознания Эллен понимала, что сдать назад уже не получится. Если Бишоп сделает ещё хотя бы полшага к ей навстречу, она бросится к нему в объятия, и гори всё синим пламенем.
   — Очень обнадёживающе. Ты меня успокоил, спасибо сердечное, — в тон ему ответила Барр не сумев сдержать улыбки. — А вообще, я бы в душ сходила и спать.
   Барр смотрела на дверь в ванную, как на баррикаду, за которой можно скрыться хотя бы на время. Холодный душ мог бы спасти положение и остудить жар, который, казалось, вот-вот расплавит ей кости.
   — Не сочти за дерзость, но если тебе нужно переодеться, могу дать что-нибудь своё. Или могу сходить к тебе и забрать твои вещи.
   — Нет-нет. Не беспокойся, не нужно никуда идти, — ей не хотелось нагружать его новыми заботами. Эллен поднялась с дивана, стараясь не наступать на поврежденную ногу. Неловко прыгая на здоровой ноге и цепляясь за стены и мебель, она поплелась в сторону ванной. — Боюсь, что я вырублюсь ещё до того, как ты вернёшься. Полотенце и футболка меня устроят.
   Бишоп подхватил её под локоть, подставил ей плечо и аккуратно взял за талию.
   — Всё не так страшно, я вполне могу ходить сама. И душ тоже смогу принять сама.
   С языка против воли сорвалась фраза с подтекстом, заставив её ужаснуться самой себе. Барр с улыбкой отстранилась, иначе инстинкты грозились затмить остатки разума — она готова была вцепиться в Бишопа и содрать с него одежду, если он не уберёт от неё руки. Адам, как назло, не спешил этого делать. Ровно на секунду, когда Эллен украдкой, снизу вверх посмотрела ему в глаза, где-то в глубине его зрачка она увидела отражение собственных терзаний. Она не была в этом уверена. Эллен не была уверена в том, что Бишоп, ровно, как и она, готов был сорваться. Она могла лишь слепо верить интуиции.
   Адам был голоден до женской ласки, и, наверное, Эллен Барр — единственная за долгие годы, кого он подпустил к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Это пугало и одновременно льстило. От ощущения, что она имеет над ним власть, где-то внизу живота скручивался тугой ком. Возбуждение нарастало, нервы звенели натянутыми струнами, кожа под его ладонями пылала. Никогда и ни с кем она не испытывала ничего подобного. Всего лишь пара прикосновений и взглядов — и она напрочь забыла о брате, о машине, о той необъяснимой чертовщине, с которой её угораздило столкнуться. Эллен неумолимо теряла рассудок. Она хотела Бишопа так, как никогда в жизни.
   Адам опустил взгляд и сделал шаг назад. Эллен показалось, что сейчас она рухнет на пол или её сдует порыв сквозняка — Барр потеряла вес и опору без ощущения его сильных рук на своем теле.
   — В ванной есть шкаф, всё там. И ещё, — уходя из комнаты, он задержался у двери, — ложись в спальне. Диван тебе сейчас противопоказан. Я буду внизу, в мастерской.
   Эллен осталась одна, но несмотря на это, она не чувствовала настоящего уединения. Каждая вещь в комнате напоминала об Адаме, каждый кусок пространства дышал им. Пустая, пыльная каминная полка, почерневшая решётка и забытая в утробе камина кочерга, потускневший от времени коврик у дивана и чёрный, бархатный абажур ночника, наверняка доставшийся в наследство от самых первых жильцов. Это была его реальность, его место в этом мире, где Эллен ощущала себя чуждым элементом. Выдранная с корнем из собственной жизни, она так и не смогла приспособиться, но и вернувшись назад, уже не сможет стать прежней. Она казалась себе вывернутой кишками наружу, вытряхнутой и набитой пустыми надеждами, словно чучело. Хотелось плакать от беспомощности и бессилия — она не найдёт брата, не поднимет родителей из могилы и не сумеет ничего исправить. Всё навалилось вдруг с новой силой. Стоя посреди маленького, уютного пространства чужой жизни, Барр не знала, куда себя деть, не знала, куда сунуть свои чувства, которые враз пошатнули её систему координат.
   — Проклятье, возьми уже в руки себя и прекращай ныть, — сквозь зубы проговорила она и зло ущипнула себя за бедро.
   Нужно было действовать, двигаться, что-то делать, только не стоять на месте, задыхаясь от бесполезных размышлений.
   Эллен плотно прикрыла за собой дверь в душевую и осмотрелась. В отличии от ванной комнаты в её доме, здесь был свежий ремонт: между плитками белели чистые швы без налёта чёрной плесени, не было ни ржавчины, ни серых потёков, ни запаха сырости и пыли, которые ей приходилось терпеть у себя. Она улыбнулась. Адам не был свиньёй, а ведь почти во всех холостяцких ваннах, в которых ей доводилось бывать, дела обстояли в разы хуже. На полке нашёлся кусок мыла и пузырёк с гелем для душа. Запах лайма. Концентрированный аромат Адама Бишопа в пластиковой бутылке. Просто помешательство. Эллен стояла под холодным душем, пока не покраснел кончик носа, после под горячим до тех пор, пока кожа не стала пылать и чесаться под колючими струями.
   Душное облако пара заполнило всё пространство маленькой комнатки, когда она, наконец, решилась выйти. Зеркало безнадёжно запотело, но Барр была рада, что не видела сейчас своего лица. В шкафу нашлись простое синее полотенце и белая футболка. Она была ей до середины бедра и хорошо скрывала отсутствие нижнего белья, наскоро постиранного прямо под краном. Эллен босиком прошла до спальни и рухнула на кровать прямо с мокрой головой. Палец снова противно заныл, и Эллен потратила последние силы на то, чтобы доползти до обезболивающего.
   Сон, как назло, не шёл. Укутавшись в одеяло, как в кокон, Эллен снова и снова рассматривала фотографии останков своей «Шевроле». Раз за разом она возвращалась к обломку кузова, где чернели пять ровных полос. Манипулятор? Ковш от строительной техники? Когти?
   — И кто это? Фредди Крюгер? У меня определённо богатое воображение, — хмыкнула она себе под нос. — Ещё и сама с собой разговариваю.
   Агрессивные животные с нетипичным поведением, как гласила официальная статья портлендской газеты, не могли быть настолько разумны, чтобы унести машину и затащить её на верхушку сосны. Здесь участвовал изощрённый человеческий разум. Но чья сила? Рассказы шерифа не имели под собой никакого основания, но Эллен всё чаще ловила себя на мысли, что постоянно прокручивает их в голове.
   Она услышала, как заскрипели ступени лестницы, как зашумела вода в ванной и тысячу раз пожалела, что забыла закрыть дверь в спальню, не выключила ночник и не притворилась спящей. Адам вышел из душа по пояс обнаженный. Свободные штаны висели на бёдрах слишком низко, открывая полоску темных волос, уходившую за пояс. Эллен не могла оторвать от неё взгляда, не могла утихомирить сердцебиение и остудить кровь, хлынувшую к щекам. Хотелось дотронуться до его кожи, оттянуть резинку штанов и бесстыдно запустить туда руку.
   Он заметил её взгляд и замер. Эллен слезла с кровати. Допрыгав до двери, она попыталась её закрыть и перестать, наконец, падать в собственных глазах ещё ниже. Адам не дал двери захлопнуться. Их пальцы соприкоснулись. Эллен одёрнула руку, словно от кипятка, но сделать шаг назад не сумела. Она будто приросла к полу. Бишоп снова был так близко, что она ощущала тепло его тела даже через ткань футболки. Его нагота ослепляла и парализовывала — Эллен бездумно блуждала взглядом по линии его плеч и ключиц, так и не сумев выдавить из себя ни слова.
   — Ничего не могу с собой поделать.
   От звука его голоса в груди словно взорвалась лампочка. Эллен посмотрела ему в глаза — в них была решимость и тягучее, горячее желание, такое же, как и у неё. Она потянулась к нему, дотронулась кончиками пальцев до его сильных предплечий, до острых скул и шеи, покрытой точками вечерней щетины. Мир пред глазами померк, из лёгких вышибло остатки кислорода — Адам поцеловал её и, не рассчитав силу, сжал в слишком крепких объятиях.
   — Я не хочу, чтобы ты пожалела об этом, — его дыхание обожгло шею, его зубы сомкнулись на мочке её уха так, что вдоль позвоночника пробежала дрожь.
   — Я не пожалею, — усталость и боль испарились. Больше всего на свете она хотела, чтобы он продолжал и пусть проклятый Форт-Келли сгорит до последней ёлки, если он выйдет сейчас за порог этой комнаты.
   — Ты не знаешь, о чем говоришь, — с досадой выдохнул Бишоп ей в губы, вталкивая её в спальню.
  

  

   

    Глава 11
   

   Упираясь в грудь Бишопа, Эллен неловко пятилась к кровати. Она медлила, боясь потерять равновесие или запутаться в собственных ногах, и Адам, подхватив её под бёдра, усадил на себя. Едва прикоснувшись спиной к жёсткому покрывалу постели, Эллен потянула руки к злосчастной резинке штанов, чтобы поскорее избавить его от них. Хотелось охватить каждый дюйм его невозможного тела: от тёмных, влажных после душа волос до сильных рук и спины, вышколенной тяжелым трудом, до отчётливо проступающих под кожей мышц. Эллен сжала в ладони его возбуждённый член. Адам с глухим стоном толкнулся ей в кулак.
   Вся его осторожность и заботливость осталась за порогом комнаты. Бишоп неловко наваливался на неё всем весом, а после поднимался над ней на дрожащих руках, чтобы перевести дыхание. Он стащил с неё футболку, едва не разорвав по швам. Жесткие, обветренные ладони прошлись по нежной груди, словно наждаком, вызывая необычные ощущения на грани дискомфорта и острого удовольствия. Стало так жарко, что на лбу у Эллен выступила испарина, несмотря на то, что она почти не двигалась. Казалось, Адаму не нужна её инициатива и замысловатость поз его не интересовала — он наслаждался простым ощущением её тела в своих руках.
   — Адам, полегче, — выдохнула Эллен, потратив остатки кислорода. Ребра грозили свернуться вокруг позвоночного столба от силы его объятий.
   — Прости, — шепнул он, чтобы снова забыться и снова сжать её в руках слишком крепко.
   Адам толкнулся в неё, и Эллен рвано вдохнула, инстинктивно отстраняясь. Мышцы туго натянулись, впуская его немалый орган — ей было больно, несмотря на то, что она была возбуждена так, что под ней, казалось, промокла простынь. Бишоп замер, прислушиваясь к её ощущениям. Она видела, как тяжело ему давалось это бездействие — на его руках напряглись мышцы, на шее вздулась вена, а сердце готовилось пробить грудную клетку.
   Он аккуратно и медленно покинул её тело, поцеловал, дотронулся до её влажных, спутанных волос. В этом жесте было столько нежности — казалось, Адам просил прощения за то, что сделал ей больно и за то, что наверняка сделает это снова. Что забудется в ощущениях и не сумеет сдержаться. Эллен этого и не хотела. Она хотела знать его настоящим, без масок условностей и тайн, таким, каким он был там, за семью замками, которые запечатали его сердце на долгие годы.
   Он вошёл снова. Дискомфорт исчез, его сменило чувство тугой, сладкой наполненности. Эллен переполняла эйфория, наружу рвались громкие стоны. Барр никогда не испытывала таких ощущений, она осаживала его и тщетно пыталась сменить положение, чтобы отсрочить неумолимо приближающийся оргазм. Адам не поддавался, прижимал её за плечи к кровати, когда она вскидывалась и толкала его в грудь, пытаясь оказаться сверху.
   Бишоп был жаден до ласки, он двигался резко, неловко, напрочь лишая Эллен инициативы, но в то же время словно чувствовал её на уровне инстинктов и знал, что она уже готова. Барр едва не захлебнулась воздухом, когда тело свело судорогой. Сознание затуманилось, ощущения стали ярче, а движения лишились контроля — Эллен остро чувствовала, как вздрагивают её мышцы, как крепко её ноги обвивают его спину, как блаженная улыбка озаряет её лицо. Она обмякла и закрыла глаза, безвольно раскинувшись по простыне, не ощущая ни своего веса, ни веса Адама, лишь немыслимый жар его тела.
   — Меня не дождалась, — он улыбался, его шёпот скользил вдоль шеи и ключиц, вызывая внизу живота, между раскинутых ног новую волну возбуждения. Эллен с трудом разлепила отяжелевшие веки.
   — В меня. Пожалуйста, в меня, — на его вопросительный взгляд она выдохнула «да», убеждая его, что это безопасно. Она не бросала пить противозачаточные и это оказалось, наверное, единственным верным решением за последнее время.
   Хотелось чувствовать его целиком: как его сердце мечется и бьётся по грудной клетке, как его дыхание срывается на стон, как внутри толчками разливается вязкое семя, стекая по бедрам прямо на постель. Эллен хотела прочувствовать его удовольствие так же остро, как и своё, и получила это сполна.
   Адам перекатился на бок, утаскивая Эллен за собой. Он крепко прижал её к себе, так и не покинув её тело, и в этой густой, вдруг схлопнувшейся над их головами тишине, они казались единым организмом с одним дыханием на двоих. Эллен ласкала кончиками пальцев черты его лица, умиротворённого, с открытой, расслабленной улыбкой, прижималась лбом к его лбу и целовала мягкие, податливые губы. Это мгновение хотелось растянуть на вечность или повторять его по кругу, пока не иссякнут силы — Эллен была впервые счастлива моментом, не думая далеко наперёд. Это было ново и волнующе: не строить планов, не анализировать, не забивать голову, не примерять роль за ролью, не пытаться впечатлить, а просто быть.
   — Я думал, что забыл, как это делается, — Адам нарушил тишину первым. Наверное, прошло не меньше пяти лет с тех пор, как он в последний раз был с женщиной, но Эллен не стала уточнять. Ей не хотелось снова отправлять его мыслями в прошлое. Оно не имело больше значения.
   — Я надеюсь, ты рад, что ошибся? — с улыбкой спросила она, толкая его в грудь. Взобравшись на него, Эллен смотрела ему в лицо с высоты своей победы. Барр наслаждалась ей. Она больше не терялась в сомнениях и догадках — её страсть была взаимной, а что делать со всем этим дальше, она решит потом.
   — Более чем. Ты не устала?
   Эллен ощутила, как его руки крепче сжали её талию, спустились ниже, настойчиво собирая в пригоршню нежную кожу ягодиц. Он снова был готов и она ничего не имела против.
   — Только в этот раз я сверху.
   Она села, шутливо придавив его за плечи к матрасу, словно у неё хватило бы сил удержать его на месте.
   — Как скажете, мисс, — Адам не стал сопротивляться. Расслабленно раскинувшись по подушке, он с нежностью смотрел, как плавно она двигается на нём.
   Эллен проснулась затемно, почувствовав, что постель стала холодной. Она не выспалась, голова была тяжела, а сознание балансировало на грани сна и реальности. Хотелось перевернуться на другой бок, закутаться в одеяло, как в кокон, чтобы сохранить остатки тепла, но необъяснимое чувство тревоги не позволяло ей заснуть снова.
   Адама в комнате не было. Обернувшись одеялом, Барр встала с кровати — тратить время на поиски одежды она не хотела. Нога снова противно заныла; прихрамывая, Эллен двинулась к двери, осторожно наступая только на большой палец поврежденной ступни, чтобы как можно меньше беспокоить её и не навернуться спросонья. Пахло кофе, в камине тлели угли, окна в гостиной были распахнуты, впуская с улицы свежий хвойный воздух с нотками заморозков. Она услышала короткие выдохи — Адам подтягивался на перекладине, подвешенной в широкой арке между кухней и комнатой.
   Они почти не спали, потому что не могли оторваться друг от друга. Барр чувствовала себя старой развалиной, решившей вдруг пробежать марафон, но Адаму, казалось, всё было нипочём. В своей прошлой жизни Эллен, проснувшись с рассветом, воткнула бы наушники и отправилась на пробежку, но сейчас от одной лишь мысли о том, чтобы сделать лишнее движение, начинало тошнить. Откуда в нём столько энергии, если он почти не спит? Мысли едва ворочались, головная боль свербела под сводами черепа, Эллен боялась, что если на миг закроет глаза, то уснёт стоя.
   Приперев плечом дверной косяк, она молча наблюдала за ним. Под его кожей плавно двигались напряженные мышцы, костяшки его пальцев белели с каждым рывком наверх, вспухшие вены вились сетью по его сильным рукам. Казалось, она могла смотреть на него вечно. Хотелось раствориться в этом мгновении и ни о чём больше не думать.
   Эллен пыталась анализировать то, что между ними произошло и как теперь вести себя, но выходило из рук вон плохо. Разум ещё не включился, а тело вновь предало её — под грудью становилось горячо, и жар этот растекался по венам кипятком, несмотря на то, что от усталости она едва удерживала себя в положении стоя.
   Адам почувствовал её взгляд, сделал последний рывок наверх и спрыгнул на пол, закончив свою утреннюю разминку.
   — Ты рано, — сказала Эллен, неловко переступая босыми ногами по холодному полу.
   — Это ты рано, — улыбнулся он. — А мне пора на работу.
   Эллен смотрела на него, словно впервые. Земля не перевернулась, метеорит не упал, не наступил конец света, но что-то неуловимо изменилось. Неужели хороший секс оказался настолько целебным, что вся боль, вина, страх, дикое внутреннее напряжение и эта её извечная жажда действия бесследно испарились? Или она действительно так сильно влюбилась, что забыла, зачем вообще приехала сюда? Это была единственная связная мысль, которая со скрипом оформилась у неё в голове и эта мысль сбивала её с толку. Барр бездумно блуждала взглядом по полу, искала, за что бы зацепиться и не выдать своего смятения. Она думала и в то же время не хотела думать о том, что вся эта иллюзия неземной любви рухнет, когда она уедет отсюда.
   Адам подошёл к ней, обнял и поцеловал в макушку. Эллен коснулась кончиками пальцев его груди, а после прижалась к нему так сильно, словно искала защиты от всего на свете и самой себя в первую очередь. Бишоп бережно взял её на руки и понёс назад в спальню.
   — Спи, милая. Днём увидимся, — осторожно положив Эллен на кровать, он нежно расправил складки одеяла и поцеловал её в лоб.
   — Адам!
   Эллен села на постели и подалась вперёд, словно хотела схватить его за руку и задержать. Внутри вспыхнуло давно забытое чувство — чувство тревоги за близкого человека. Бишоп остановился в дверях.
   — Пожалуйста, будь осторожен.
   Он ничего не ответил ей, лишь улыбнулся, и тихо затворил за собой дверь.
   Эллен лежала, изучая трещины на пожелтевшем от времени потолке. Она с досадой думала о том, что лежит без дела с плёвой травмой, в то время как вся лесопилка стоит на ушах из-за исчезновения Марти и из-за обрыва кабеля. Она думала о том, сколько дел повисло на плечах Бишопа и о том, что ей хотелось бы хоть немного его от этих дел разгрузить. Барр не помнила, когда в последний раз искренне переживала и заботилась о ком-то, кроме себя. Это было ново для неё, но закономерного чувства паники и желания немедленно вернуть всё как было не возникло. Бежать больше не хотелось. Эллен усмехнулась и устало прикрыла глаза. Устав плыть против течения, она сдалась и, казалось, приняла всё, что с ней происходило. Жить моментом было для неё в новинку, но, чёрт возьми, можно жить и так.
   Распахнув глаза, она увидела родной дом. Он был окутан сизой дымкой тумана и окружен вековыми соснами Форт-Келли, но это был её дом, будто кто-то выдернул его вместе с фундаментом из тихого Берлингтона и поставил прямо среди лесных угодий Эйдана Хилла. У ворот стояла её целая и невредимая машина, а прямо перед ней — мужская спина в широкой светлой рубашке не по размеру. Ей пришлось как следует проморгаться, чтобы сфокусировать взгляд на её обладателе.
   У него были растрёпанные чёрные волосы, худые плечи и руки. Узкие чёрные штаны обнимали тонкие ноги в массивных берцах. Эллен сделал два шага вперёд, пытаясь обойти его и посмотреть в лицо. Тёмные, непроницаемые глаза, в которых не видно зрачка. Запавшие острые скулы, большой и слишком пухлый для мальчишки рот. Он держал в руках гаечный ключ.
   — Нэйт, что ты делаешь? — спросила она, но вместо звуков своего голоса услышала лишь хрипы и бульканье, словно пыталась говорить под водой.
   Натаниэль не ответил ей и даже не взглянул в её сторону, будто она была бесплотной тенью, внедрившейся в кадры чужих воспоминаний. Он сорвался с места так стремительно, что Эллен едва смогла отследить его бег. Замахнувшись ключом, Нэйт обрушил на удар на её белую «Шевроле».
   От звука удара Эллен проснулась. На территорию прибыл грузовой состав — стук колёс ворвался в её сон и бесцеремонно выдернул в реальность. Вскинувшись на постели, она завертела головой, пытаясь понять, где находится. Тёмные, крашеные стены, окно и кровать, на которой вчера она занималась любовью с Адамом Бишопом — всё осталось, как прежде. Это был всего лишь сон, но он был слишком чётким.
   Она встала с кровати. Забыв об ушибленном пальце, Барр с ходу бухнула ступнёй по полу и зашипела от боли.
   — Твою мать! Да что же это такое!
   Кожа на пальце начала желтеть, опухоль уменьшилась, но проклятая боль всё ещё тянула, отдаваясь пульсирующими выстрелами вдоль всей ноги. Сейчас невозможно даже сапог надеть, а уж о том, чтобы сделать в нём хотя бы несколько шагов, не шло и речи. Она явно не сможет вылезти сегодня из дома.
   На часах было почти четыре дня. Подойдя к окну, Эллен увидела, как погрузчик укладывает ровные ряды брёвен в вагоны. Рядом маячили люди, которых она раньше не видела. Они были в форме известной железнодорожной корпорации — наверняка машинисты и рабочие, обслуживающие состав. Возле административного корпуса она увидела машину Нильсена. Скорее всего, он сейчас далеко в лесу возглавляет поисковый отряд.
   Казалось, всё, что происходило вне этих стен, вдруг перестало её касаться. В доме Бишопа, ровно, как и рядом с ним самим, она ощущала себя, словно в крепости. Она не чувствовала себя в гостях или в номере отеля, где всё вокруг казалось взятым на время. Это был дом. Такой, каким он должен был быть: без тянущего чувства тоски по брату, без холодного непонимания родителей, без вечного чувства вины. И не важно, что было за его стенами — оживленный мегаполис или глухой лес, в котором не ловил телефон. Всё, что было за его пределами, перестало иметь значение, будто эти стены защищали её от целого мира, как защищали объятия Адама Бишопа. Только она и её маленькое, эфемерное счастье — вот, что было сейчас главным.
   Эллен отошла от окна и взглянула на комнату, оценивая последствия бурного проявления чувств. Стоило сменить постельное бельё и сходить в душ — кожу неприятно стягивали высохшие белые следы. Тело одеревенело, каждый шаг отдавался болью в мышцах, как после двух часов в спортзале, зверский голод скручивал желудок, который, казалось, переваривал сам себя. Нужно было решать проблемы последовательно.
   Смело покопавшись в ящиках шкафа, Эллен нашла свежий комплект, и сдёрнув с постели старый, поменяла бельё. Положив ком грязных простыней у порога, она наскоро приняла душ и отправилась на кухню. Эллен готовила редко и почти не имела в этом необходимости, предпочитая обедать в заведениях или заказывать еду на дом, но, тем не менее — спасибо маме — умела и вполне недурно. Во всяком случае, Трэвис не жаловался, если, конечно, не врал. Только лишь спустя два часа, когда Эллен выключила плиту, она поняла, что хлопочет по дому, будто домохозяйка, ожидающая любимого с работы. Она то и дело подходила к окну, надеясь увидеть очертания безупречной фигуры, которую успела изучить за несколько жарких ночных часов при тусклом свете ночника.
   — Боже, что же я творю, — во время редких проблесков сознания Эллен ощущала себя влюблённой дурой, до невозможности стыдясь того, с какой лёгкостью эмоции затмили ей разум. Она не узнавала себя и что делать с собой новой, не имела понятия. Растеряна, взволнована, подавлена и счастлива одновременно — Эллен казалась себе клинической истеричкой, забывшей вовремя принять транквилизатор. В такие моменты она снова хотела бежать. Бежать до своего таунхауса босиком, запереться на замок и уткнуться в рабочие тексты, за просрочку отправки которых её наверняка оштрафуют или вовсе уволят, но для Бишопа запертая дверь не препятствие, в этом она успела убедиться. Как и самообман больше не спасение для неё.
   — Что мне теперь со всем этим делать? — Эллен бухнулась на стул, беспомощно бросив руки, повисшие вдоль тела плетьми. Поток самобичевания прервал звук открываемой входной двери, и Эллен почти бегом бросилась в коридор.
   — Привет, — Адам улыбнулся ей, цепляя куртку на крючок.
   Только сейчас она поняла, как сильно волновалась за него. Он вернулся целым и невредимым из внешнего мира, в котором творилось чёрт знает что. Эллен не осознавала, что тело само сорвалось на бег, что она почти напала на Адама, обвивая руками и ногами и целуя крепко, словно в последний раз. Под грудью заныло от тоски и нежности — наверное, так болела душа. Хотелось хвататься за эти неумолимо ускользающие секунды, хотелось наверстать упущенные часы, дни и года жизни, на протяжении которых она будто не жила. Здесь, рядом с Адамом, её ничего не сдерживало — ни статус, ни репутация, ни траур — всё это осталось далеко в прошлом.
   — Обед остынет, — когда Адам принёс её на кухню, усадил на стол, расположившись между её разведенных коленей, и начал стаскивать с неё футболку, она тщетно пыталась включить здравый смысл.
   — Разогреем.
   Бишоп играючи пресёк все её слабые попытки к сопротивлению. Он взял её прямо на столе под угасающие сумерки и звон падающих столовых приборов. У Эллен не было ни единого шанса спастись от этого натиска, но она и не хотела спасаться.
   Заканчивать день с ним вместе было так необычно и так волнующе до щемящего восторга в груди. Хотелось кричать, ликовать, смеяться и нести чепуху, но она держалась, как могла, чтобы уж совсем не растерять остатки самоуважения. Секс, совместный ужин, совместный душ, кофе из одной кружки, снова секс, тихие объятия у огня — они не расставались ни на минуту, будто расстояние в шаг равнялось для них десятками миль. Эллен лежала у него на плече и чувствовала, как полыхает кожа от соприкосновения с его телом. Этот вопрос давно не давал ей покоя и только сейчас, когда между ними рухнули последние барьеры, она решилась его задать.
   — Ты горячий. Почему?
   — Такая особенность, — он пожал плечами, словно сам не знал точного ответа. — Сколько себя помню.
   — Какие у тебя ещё особенности?
   — Что ты хочешь знать? — он приподнялся на локте, всматриваясь пристально ей в лицо. На его красивых, чётко обрисованных губах, слегка раздражённых от бесконечных поцелуев, играла лукавая улыбка, но в глазах его Эллен увидела лёгкий оттенок грусти. В этом чуть потухшем, рассеянном взгляде будто хранился отпечаток пережитых потерь и она, наконец, поняла, что не давало ей покоя всё это время.
   Он был с ней, он был счастлив и влюблён, но какая-то его часть всегда была где-то далеко. Эллен отчаянно, с упорством ревнивой, влюблённой дурочки мечтала вытащить эту часть на свет божий. Она хотела знать о нём всё. Знать, что скрывают пустые каминные полки, где обычно люди хранят семейные фото. Что прячется между стопками чистых, отглаженных рубашек и на верхних ящиках шкафов, где часто люди хранят давно забытые, но дорогие сердцу воспоминания. Хотелось влезть в его голову и как следует в ней покопаться и пусть ей не понравится то, что она найдёт там. Она глупо, по-женски ревновала его к прошлому, несмотря на то, что прошлое было и у неё. Остановить этот поток слезливых сантиментов и хоть на минуту включить мозги у неё просто не было сил.
   — А если я скажу, что всё? Твоя семья, где они?
   — Отца я не видел никогда, а мать умерла сразу после моего рождения.
   — Она рожала здесь, в Форт-Келли?
   — Нет. В машине по дороге в Портленд. Её привезли в больницу, когда я уже родился. У неё началось заражение крови. Случай был сложный, Фишер тогда не смог ей помочь.
   — Мне так жаль.
   Глотку свело спазмом, а в уголках глаз защипала соль. Эллен в очередной раз удивилась сама себе — она не знала, что способна на такое глубокое погружение в другого человека. Она принимала его боль, как собственную, пропускала слова через себя, теряя с собой связь и растворяясь в нём без остатка. Это пугало, но процесс был необратим, словно сход лавины, с пути которой она просто не успевала уйти.
   — Я не знал её, чтобы испытывать горечь потери. Я даже вполовину не могу представить, каково тебе, — убрал волосы с ее лба и поцеловал пульсирующую жилку на виске. Он чувствовал и сопереживал ей так же, как она ему, и от осознания этого сердце готово было разорваться на куски.
   — Мне хорошо. Сейчас мне хорошо, — выдохнула Эллен, прикрывая глаза и сладко потягиваясь, чтобы принять удобное положение. Несмотря ни на что, Барр готова была снова пережить всё то, что случилось с ней в Форт-Келли, чтобы оказаться здесь и сейчас в этой постели, в доме Адама Бишопа.
   — Я люблю тебя.
   Адам произнёс эти слова едва слышно, звук его голоса растворился в её спутанных волосах. Эллен забыла сделать вдох. Её мягкое, расслабленное тело напряглось до самой последней жилки, она распахнула глаза и замерла. Она не ожидала этого услышать. Эллен не думала, что Адам рискнёт озвучить то, что она, осторожно прислушиваясь к себе, чувствовала тоже, но никогда не сказала бы вслух. Слишком мало прошло времени, но и этих жалких дней оказалось достаточно.
   — Не отвечай. Я не жду, что ты мне ответишь. Ты уедешь и…
   — Так поехали со мной! — Эллен почти крикнула, резко приподнимаясь на локте. Это было возмутительно. Всё её существо протестовало против мысли о том, что им придётся расстаться, но она ни за что не останется в Форт-Келли. И Адам ни за что не уедет отсюда.
   — Я не могу уехать.
   — Тогда замолчи и поцелуй меня.
   Она со злостью вцепилась в его рот, укусила губу, желая сделать ему больно. То был жест отчаяния — Барр отказывалась принимать его решение. Она не понимала, почему он здесь. Какого чёрта его тут держит, особенно сейчас, когда всё так круто изменилось. Особенно если он действительно любит её.
   Адам ответил на поцелуй с той же злостью. Крепко схватив за запястья, он прижимал к подушке её скрещенные над головой руки, словно пытался удержать. Казалось, он вкладывал в этот жест всё своё нежелание её отпускать, словно наказывал за то, что Эллен рано или поздно неумолимо исчезнет из его жизни — он не смог заставить её уехать и заставить остаться не сможет тоже.
   С рассветом ей пришлось усилием воли выдернуть себя из сладкой иллюзии и окунуться в суровую реальность. Нужно было добраться до дома и забрать свои вещи — как минимум противозачаточные и одежду. Второй день ходить в чужой футболке на голое тело становилось неудобно. Нога ещё болела, но Эллен сумела надеть сапог и сделать в нём несколько осторожных шагов. Увидев вдалеке машину Хилла, она сменила направление и двинулась к административному корпусу.
   Переднее крыло Тахо было помято, перекошенный бампер держался на последнем креплении. Эллен отчётливо вспомнила их случайный (или неслучайный) наезд на неизвестное что-то в темноте глухого леса. Ей снова стало тревожно. Им не показалось. Страх и нервы не сыграли тогда с их воображением злую шутку — следы реального столкновения были видны невооружённым глазом.
   — Надо отдать её Бишопу, пусть выправит. Не уверен, что в ближайшее время доберусь до дилера и до страховой, — уловив направление её взгляда, сказал Хилл. Он выглядел спокойным, но в каждом его движении угадывалось напряжённое ожидание новых проблем.
   — Что-нибудь есть по Марти?
   — Никаких следов. Шериф связался с полицией округа. Возможно, он уехал поездом.
   — Думаете?
   — Не знаю, — вздохнул Хилл. — У него были проблемы с долгами. Поезд был бы лучшим вариантом. В лесу ему не выжить, — он взглянул в сторону ворот КПП, где толпились люди. — Приехала помощь из города. Вы с нами?
   Эллен разглядела среди толпы малознакомых лиц дежурного с полицейского участка, архивариуса и Лилит. Она, как обычно, вертелась возле Бишопа, но Барр это больше не беспокоило.
   — Я сегодня пас. Далеко не уйду, — она неловко потопталась на больной ноге. Хилл кивнул, принимая её ответ. — Чья это машина? — Эллен взглянула на угловатый джип, стоящий возле хозяйственного корпуса.
   — Это Пэтти. Она вернулась час назад, — Эйдан прикрыл глаза и устало потёр лоб, собираясь озвучить ещё одно неприятное известие. — Джо ампутировали ногу. Пэтти сказала, что собирается работать дальше, чтобы оплатить лечение и протез. Я дал ей чек, но она ни в какую. Ума не приложу, что с ней делать.
   Эллен взглянула на закрытую дверь кухни и почувствовала, как к нарастающей тревоге добавилось яркое ощущение чужой боли. После всего, что произошло между ней и Адамом, у неё внутри будто прорвало плотину. Эллен чувствовала, сопереживала, искренне думала о других, будто внутренняя защита дала брешь и поток эмоций, который она всегда держала в узде, вдруг хлынул, сметая всё на своём пути. Вся неприязнь к Пэтти куда-то испарилась, она искренне ей сочувствовала. Эллен было жаль Джо.
   Толкнув дверь в кухню, Барр застала кухарку сидящей за одним из длинных столов. Пэтти увидела её и торопливо сунула под стол бутылку бурбона, стараясь скрыть следы распития. Это было бесполезно — кисловатый запах алкоголя Эллен почувствовала сразу, как вошла.
   — Не думаю, что это лучший выход.
   — Мне всё равно, что вы думаете, — отворачивая от неё мокрое от слёз лицо, ответила Пэтти.
   — Я могу чем-то помочь?
   — У вас своих проблем хватает, не беритесь за чужие.
   Эллен не слышала в её словах злости или неприязни — это был её способ выражать мысли, простой и прямолинейный. Пэтти хотела сама справиться со своими бедами. Барр понимала её, как никто другой — она и сама была такой, пока в её жизни не появился Бишоп, который с готовностью взвалил себе на плечи заботу о ней. Эллен боялась, что так скоро отвыкнет быть самостоятельной, а ведь впереди целая жизнь и Адама Бишопа в ней не будет. От этой мысли где-то под рёбрами больно кольнуло. Барр сделала глубокий вдох и шагнула вперёд, в густой запах дешёвой выпивки.
   — Мне, правда, жаль, Пэтти. Если вам нужны деньги, я…
   — Нет, мисс, я не принимаю подачки. Я привыкла зарабатывать сама, — кухарка вдруг смягчилась, и, казалось, неожиданно для себя самой вдруг начала оправдываться. — Я приехала сюда восемь лет назад. У меня не было ни страховки, ни разрешения на работу. Зато был кредит за дом на имя бывшего и трое детей. Это Богом забытое место дало мне доход, и я тоже не верила в ту чепуху, что здесь говорят.
   Пэтти вдруг замолкла и посмотрела в окно. Эллен посмотрела туда же. Вдалеке мелькнула белая масса, мерцающая в бледных лучах осеннего солнца остатками глянцевой автомобильной краски. Через ворота КПП въехала грузовая платформа с её машиной. «Шевроле» всё же сумели снять с дерева.
   Барр, словно под гипнозом смотрела, как платформа медленно приближается к площадке открытого ремонтного цеха. Казалось, внутренности превратились в лёд — весь ужас и изумление, которые шквалом обрушились на неё тогда в лесу, вернулись вдруг с новой силой, когда изуродованная «Шевроле» оказалась в зоне досягаемости. Она могла дотронуться до неё рукой, могла увидеть, как скручены стойки крыши, словно кто-то отжимал с них воду, как отчётливо видны пять глубоких, неровных борозд, стоящих ровно в ряд.
   — Вы знаете, кто такой Зверь? — Голос Пэтти вывел её из ступора. Эллен вздрогнула и повернулась обратно к ней. — Это оборотень. Человек в медвежьей шкуре. Они в разы сильнее и быстрее нас. Если вы всё ещё думаете, что такое, — она кивнула на окно, — мог сделать человек, то я — нет.
   — Что вы хотите этим сказать? — глухо отозвалась Барр.
   — Прекратите упираться рогами. Не будите лихо, пока оно тихо. Это не наша земля, нам тут не рады.
   — Вы сами хоть раз видели его?! — воскликнула Эллен, закипая в очередной раз. Но теперь её взбудоражила не чужая глупость и россказни, не имеющие под собой логичного обоснования, а страх. Первобытный и безотчётный страх неизвестного.
   — Бог миловал. Но вот Джо. Джо видел. Джо потерял ногу, потому что увидел.
   Эллен словно приросла ногами к полу, не в силах сделать ни шагу. Разум погружался в бессознательное, отключая её от реальности, которая оказалась хуже самых изощрённых ночных кошмаров. Она сопротивлялась. Пэтти не могла быть права, всё это не имело никакого смысла, однако кто-то или что-то пыталось мешать ей, пыталось выдавить её из Форт-Келли, хотело напугать, но в то же время, будто куклу на нитке, дёргало назад. Голова закружилась, Эллен сделала неосторожный шаг и поморщилась, задев палец ушибленной ноги.
   — У вас руки в саже, — Пэтти взглянула на её сжатые в кулаки ладони.
   Эллен засучила рукава и посмотрела на свои запястья. Это была не грязь — на коже расплывались синюшные следы пальцев. Она, сгорая от стыда, дернула ткань вниз и спрятала руки за спину.
   Барр не помнила, чтобы ей было настолько больно, когда Бишоп удерживал ей руки — все прочие ощущения поглотила безудержная страсть. Прислушиваясь к телу, она поняла, что не только мышцы ныли от непривычно тяжелых нагрузок. Саднила кожа.
   — В любом случае, если вы передумаете, найдите меня, — наскоро простившись с Пэтти, Эллен вышла с кухни.
   Ни Пэтти, ни остальные не могли увидеть её снаружи, потому она задрала край футболки. Барр заметила похожие следы и под ней. На коже, обтягивающей выступ тазовой кости, Эллен увидела кровоподтёк и следы зубов.
   — Т-а-а-ак, — она задумалась. С одной стороны такое бурое проявление чувств льстило, но с другой обзаводиться новыми травмами и светить ими на всю лесопилку ей совсем не хотелось. Адам был нежен с ней и заботлив ровно до порога спальни, а после слово спускал себя с поводка, и не то, чтобы это не нравилось ей. Он открывался, учился доверять, приручался, как одичалый зверь, отвыкший от тепла человеческих рук, но что-то внутри него по-прежнему оставалось запертым на замок. Он сдерживал себя. Это не давало ей покоя. Может ли он случайно покалечить её или не расслышать слова «нет», когда они снова окажутся наедине? Сколько ещё ей предстоит узнать о нём?
   — Чушь собачья, — Барр отмахнулась от своих размышлений. Наверняка взбаламученный последними событиями разум переврал пьяные речи Пэтти, добавив ко всей прочей необъяснимой чертовщине новые подозрения.
   — Я по пути курьера встретила. Бедолага заблудился. В участке для вас пакет у дежурного в ящике под ключом.
   Эллен уже двигалась к своему дому, когда Пэтти вышла на улицу и крикнула ей вслед. Барр кивнула ей в знак благодарности. Наверняка спьяну кухарка забыла сказать ей сразу, тем не менее, хорошо, что вспомнила хотя бы сейчас. Эллен ждала этот пакет. Никто, кроме Фрэнка Дэлино, не знал этого адреса. Теперь следовало набраться терпения и ждать Адама, чтобы съездить с ним в город. С утра он напомнил ей, чтобы она больше не покидала территории без него, даже с Хиллом, и Эллен смиренно пообещала ему это. Барр злилась на нерасторопность курьера, ведь наверняка Дэлино заплатил немалую сумму за такую оперативность. Ей не давало покоя, что кто-то может вскрыть письмо.
   Взойдя на крыльцо своего дома, она остановилась, принявшись копаться в карманах в поисках ключа. Взгляд зацепился за пятна свежего цемента на полу. Подняв глаза, Эллен увидела засохшие серые капли и разводы по всему периметру полотна, словно кто-то испачкал дверь свежим раствором и наспех стёр следы. На двери был новый обналичник, под ним — слой свежей монтажной пены. Она провела ключом по слою цемента. Осталась борозда — он не успел толком засохнуть.
   Эллен достала телефон и посветила фонариком, чтобы лучше рассмотреть изменения. Кто-то сменил ещё и петли. Дверная ручка, тоже новая, блестела, ещё не затёртая десятками ладоней. Она пригляделась к двери — полотно было неровным, чуть вогнутым, словно приняло на себя прямой удар таранного орудия. Медленно переступив порог, Барр огляделась. На полу был ровный слой строительной пыли, вдоль стены лежали несколько мелких камней старого ссохшегося цемента. Посветив в угол, она увидела кусок металла. Эллен повертела его в руках — это был обломок дверной петли. Эллен вспомнила оглушительный грохот, с которым Бишоп ворвался в её дом в ту злополучную ночь, когда она повредила ногу. Он вышиб дверь. Он вышиб чёртову стальную дверь голыми руками, а наутро попытался это скрыть. И у него ничего не вышло.
   — Что же с тобой не так, Адам? — выдохнула Барр, не узнавая звука собственного голоса.
  

  

   

    Глава 12
   

   «Они сильнее и быстрее нас», — слова Пэтти ввинчивались в черепную кость острым сверлом, пока Эллен неслась обратно к кухне, превозмогая боль в потревоженной ноге. Ждать возвращения Адама, а тем более, оставаться с ним наедине, пока она не выяснит всё, Барр не собиралась.
   — Пэтти, одолжите мне машину. Я заплачу, — ввалившись в хозяйственный корпус, выкрикнула она, безуспешно стараясь совладать со сбитым дыханием.
   — Выкиньте из головы эту дурь, — сурово оборвала её кухарка. — Забирайте так, если уж нужна позарез.
   — Я хочу оплатить вам хотя бы аренду машины и бензин, — Эллен не собиралась отступать.
   — Ну, если вам так неймётся, — Пэтти равнодушно отмахнулась от неё, бросив брелок на стол. Эллен схватила его и сжала в кулаке.
   Не глядя, она вынула из кармана пару купюр и положила на стол. Прихрамывая и воровато оглядываясь, Барр добралась до джипа, завела мотор и сорвалась с места, подняв столп серой пыли. На КПП её пропустили без вопросов и она, отчаянно утапливая педаль газа в пол, помчалась сквозь лес в город. Никто не попытался её остановить.
   Солнце было в зените, значит, она успеет вернуться затемно, но, несмотря на это, липкий страх оседал в пересохшем горле. Эллен к механике не привыкла. Машина дёргалась и глохла — больная нога то и дело срывалась с педали сцепления. Она внимательно смотрела на дорогу и по сторонам, вглядывалась в чёрные провалы между стволов сосен — ей мерещилось движение. Барр помнила эту дорогу до самой последней ямы, потому заблудиться или повредить машину не могла, если только кто-нибудь не нападёт на неё из чащи. Она старалась не думать об этом.
   Машины Нильсена не было возле «Белого дома» — возможно, он был в лесу. Эллен выдохнула с облегчением — не придется выдумывать кособокую ложь на ходу, ведь наверняка он станет задавать вопросы. Увидев её, дежурный коротко поздоровался с ней и протянул плотно упакованный конверт.
   — Спасибо, — Барр буквально вырвала письмо из его рук.
   В угоду своей паранойе Эллен проверила его целостность. Пакет не был вскрыт. Эллен разорвала зубами плотную полиэтиленовую плёнку и раскрутила мягкую противоударную упаковку, бросив её прямо под ноги. В конверте были письмо, написанное от руки, и маленькая карта памяти в пластиковом корпусе. Она немедленно вставила её в слот смартфона. Пока он считывал данные, Барр взялась за письмо.
   «Я надеюсь, вы простите меня за то, что я не рассказал вам всё в тот день, когда вы пришли ко мне. Вы бы не поверили мне. Я и сам не верил, пока не получил эти документы. Я не стал говорить об этом вашей матери, не стал усугублять её состояние и, кроме того, не стал подвергать вашу семью риску для жизни. Но вы, Эллен, забрались слишком далеко, чтобы оставаться в неведении.
   Человек — самый опасный зверь на земле, а человек, чья структура ДНК связана с ДНК самого сильного хищника на планете, опасен вдвойне. Существование этого феномена невозможно доказать, потому что ни один представитель закона никогда не признает, что в мире существует нечто, неподвластное человеческому разуму. Никто не знает, откуда произошли эти существа, никто не знает, как их найти и остановить, а единственная попытка поймать и изучить это существо провалилась. На карте находятся отчёты военного эксперимента, датируемого одна тысяча девятьсот сорок пятым годом, за распространение которых вы немедленно сядете за решётку. Эти сведения необходимы вам для того, чтобы вы получили полное представление, с чем имеете дело и для того, чтобы вы поверили».
   Эллен прервалась. Глубоко вдохнув, она посмотрела на экран. На нём высвечивалась стройная таблица из нескольких видео-, фото- и текстовых файлов. «Протокол», «отчёт», «видеофиксация» под порядковыми номерами, терпеливо и дотошно соотнесённые друг с другом. Барр наугад ткнула в иконку с фотографией. Она увидела обнажённого мужчину, стоявшего за решеткой спиной к объективу. Следующим файлом шёл текстовый документ. В нём были таблицы с данными. Эллен поняла, что это были физиологические показатели испытуемого на момент начала испытания: вес, рост, показатели крови, кардиограмма, томография головного мозга. Следующее фото заставило её нервно прижать ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть.
   Она никогда такого не видела. Существо на фотографии не было похоже на человека. Фото было размытым — оно было сделано в движении. За решёткой не было больше мужчины, вместо него по клетке металось нечто, отдалённо напоминающее медведя гризли, но лишь отдалённо.
   Фильмы врут, иллюстрации в книгах по мифологии слишком прилизаны, человеческая фантазия, оторванная от реальности, изображает оборотней ладно скроенными гибридами человека и животного, в которых едва ли есть что-то отталкивающее. Всё это чёртов бред. Эллен почувствовала, что её замутило. Даже несмотря на то, что фото было чёрно-белым и порченым временем, она отчётливо видела, что по телу существа шмотками свисала человеческая кожа, шерсть пробивалась неровными клочками, а само оно увеличилось в ширину и высоту и едва вмещалось теперь в клетку. Искалеченное болью и метаморфозами лицо вжималось в пространство между прутьев решетки, силясь выбраться. Но это сложно было назвать лицом. Внизу Эллен заметила примечание «Электроток, как провоцирующий фактор изменения». Барр убрала от себя телефон и нажала кнопку блокировки.
   В голове зияла сквозная дыра. Ни единого клочка мыслей, ни звука извне, лишь ощущение холода в груди и горечи подступающей к горлу желчи. Эллен вдруг узрела и приняла очевидное. Значит, здешние боятся не медведей. Значит, легенды Навахо не лгали.
   Она вернулась к недочитанному письму Фрэнка Дэлино.
   «Представители этого вида обладают человеческим разумом, но мощью животного, которая многократно усиливается после обращения. Они выглядят, как обычные люди, их сложно вычленить среди толпы. И самое главное — всплески нераскрытых убийств, о которых вы наверняка узнали тоже, дело рук этих существ. Их невозможно привлечь к ответственности, в теле зверя они действуют по инстинкту и наитию. Если вы внимательно ознакомитесь с документацией, то поймёте, что все погибшие — не местные. Каждый новый человек в городе — это потенциальная опасность разоблачения для них, а значит, гибели. Я не думаю, что ваш брат ещё жив. Вы в опасности, Эллен».
   Она вскрикнула, когда в окошко постучали. Опустив стекло, Эллен увидела лицо Генри Нильсена.
   — Не ожидал увидеть вас здесь одну после недавнего нападения, — по-отечески пожурил её шериф. — Всё в порядке? На вас лица нет.
   — Я в норме, — она отвечала, словно робот с заданным алгоритмом действий, совершенно не включая мозги. Взгляд блуждал по приборке, то и дело воровато останавливаясь на выключенном экране смартфона и на листке, исписанным аккуратным почерком детектива Дэлино. Она неосознанно смяла его в кулаке, когда услышала стук. — Вы с лесопилки? По Марти ничего?
   — Я только что вернулся из Портленда, ездил в управление, — Нильсен посмотрел в сторону и сделал глубокий вдох, словно собирался с мыслями. — По Марти тихо, но у меня два неопознанных. Не видели их? Зрелище может быть не из приятных, но закон обязывает, — он сунул ей в окно несколько цветных фото.
   Барр мазнула невидящим взглядом по изображениям разодранных в мясо тел и зацепилась за фото машины, которую обнаружили недалеко от места преступления. Это был красный «Корвет», за который Эллен по дурости своей предлагала деньги.
   — Это они, — просипела Барр, возвращая фото. Она прокашлялась и сглотнула ком слюны, который прошёлся по глотке наждаком. — Они пытались напасть на меня у закусочной. Больше ничего не знаю.
   — Понятно, — оперевшись локтями о боковину авто, Нильсен провёл рукой по гладко собранным в хвост волосам. В этом жесте было столько досады и тревоги, что Эллен вдруг отмерла и внимательно посмотрела на него. — Что ж, вы отомщены.
   — В смысле?
   Что бы шериф не вкладывал в эти слова — невесёлую шутку или долю правды — смысл их определённо не нравился ей. Эллен напряжённо сжала оплётку руля свободной рукой и пригнулась, чтобы поймать его блуждающий взгляд.
   — Поезжайте назад, а то стемнеет, — Нильсен хлопнул по крыше джипа, прощаясь с ней, и побрёл в участок.
   Барр не пришлось долго упрашивать — бояться темноты она стала не меньше, чем самый махровый старожил этого Богом забытого места. Нужно было вернуться домой — к себе, не к Бишопу — и досконально изучить все материалы. Дэлино был прав, она ни черта не поверит, пока доказательства ровным слоем не улягутся у неё в голове.
   Её брат мог разделить судьбу тех двоих, едва не убивших её в ту злосчастную ночь. Ей не было жаль их, но Натаниэль не был виновен ни в чём. Он не должен был понести такую кару.
   Барр въехала на лесопилку под звук сирены тревоги. От этого до костей пробирающего гула нога рефлекторно нажала на тормоз, а тело против воли съежилось в комок. Она прикрыла руками голову, словно ожидая с неба артиллерийского удара. Сирена смолкла и повторилась ещё раз. Эллен, сунув записку и телефон в карман, медленно открыла дверь и вышла из машины.
   — Иду я, значит, отлить, а там это, — Сэм говорил заплетающимся от шока языком. Фишер стоял рядом с ним и раз за разом приводил его в себя самым примитивным способом — хлопал по щекам.
   На территории царил хаос. Лица вальщиков были бледны и напуганы. Возле административного корпуса стояла толпа, к которой продолжали подтягиваться работники со всех концов территории, наверняка взбудораженные сигналом тревоги. Люди плотным кругом обступили нечто, лежащее на земле. Слышались разговоры, сетования и женский плач — Эллен узнала в нём голос Пэтти. Барр пробиралась сквозь гущу толпы, словно во сне — движения были заторможенными, шаги медленными, плечи то и дело неловко задевали чужие спины, за мельтешением которых она едва могла рассмотреть длинный свёрток, лежащий на настиле из свежих досок.
   — Надо шерифа сюда.
   Эллен услышала голос Хилла и повернула голову в его сторону. Он был бледен. Толкнув плечом последнее препятствие — широкоплечего и высокого вальщика — Барр вышла на середину площадки. На земле лежало тело, оно было с головой укрыто светлой тканью, на которой проступали тёмно-бордовые, влажные пятна. Это была кровь. Пэтти сидела рядом на коленках и причитала, по её лицу градом стекали слёзы.
   — Что происходит? — не обращаясь ни к кому и ко всем одновременно, произнесла Эллен осипшим от шока голосом.
   — Сэм нашёл Марти. Только что. Прямо возле территории. Будто подбросил кто, — откуда-то слева услышала она. Её пробрал холод. Марти был мёртв, его тело покрывали рваные, несовместимые с жизнью раны — это было очевидно. Кажется, Эллен догадывалась, что сотворило такое с ним.
   — Где ты была? — строгий окрик Адама, появившегося из-за спины, вырвал её из топкого болота мыслей, в которых она увязла по самое горло. Он резко дёрнул её за руку и развернул к себе так, что она перестала видеть происходящее.
   — Мне нужно было срочно уехать.
   — Я, кажется, просил тебя…
   — Мне нужно было срочно уехать, — как заведённая, повторяла Эллен монотонным, бесцветным от страха голосом. Она старалась не смотреть ему в лицо, но не могла не услышать нотки кипящего гнева в его голосе.
   Слишком много информации свалилось на её бедовую голову, слишком много событий за столь короткий промежуток времени калейдоскопом промелькнули перед её глазами. Эллен растерялась, она не верила своим глазам и ушам. Память превратилось в дырявое решето, а разум отказывался принимать картинки и звуки, словно перегруженный процессами компьютер. Хотелось сползти на землю и сесть рядом с Пэтти, утопиться в её протяжных рыданиях и отключиться от происходящего, которое она не в силах была осмыслить. Эллен не смогла воспротивиться, когда Адам вытащил её из гущи толпы и поволок к таунхаусам, лишь дважды пыталась вырвать руку из его крепкой хватки.
   — Больно, — запнувшись о камень, она едва не упала. Бишоп бесцеремонно подхватил её под колени и взял на руки, наплевав на то, что на улице полно свидетелей этой неоднозначной сцены.
   — Здесь же люди, Адам! — Эллен настороженно завертела головой. Ей не хотелось, чтобы вся лесопилка была в курсе их отношений.
   — Им не до этого, поверь.
   Бишоп оставил её на первом этаже и взлетел по лестнице наверх. Барр поспешила за ним. Она изумлённо распахнула глаза и застыла в дверях, безмолвно наблюдая, как Адам сгребал и комом запихивал в чемодан её беспорядочно лежащие на постели вещи. Он с силой захлопнул его, оставив край её дурацкой розовой ночнушки неаккуратно торчать снаружи.
   — Что ты, мать твою, делаешь? — крикнула Эллен, когда Бишоп удобнее перехватил чемодан одной рукой, а другой взвалил себе на плечо её саму, будто она ничего не весила.
   — Ты уезжаешь отсюда. Прямо сейчас, — он не хотел тратить время на уговоры и объяснения, и не был настроен лишний раз раскрывать рот. Бишоп принял бесповоротное решение, снова забыв спросить её мнения.
   — Адам, это уже перебор! Я буду кричать! — Эллен была возмущена и напугана. Она боялась Бишопа, боялась его странного, резкого поведения с ней, боялась истекающего кровью трупа и куска бумаги с аккуратным почерком Дэлино, который прожигал ей карман. Она боялась и не хотела принимать мысль, что семь лет назад её брат точно так же лежал под куском грязных занавесок, истерзанный неизвестным науке существом, которым мог оказаться любой примелькавшийся ей в Форт-Келли человек.
   Даже Бишоп.
   — Кричи, — равнодушно отозвался он.
   — Да что, чёрт возьми, ты делаешь?
   Спазмы рыданий скручивались тугим комом в животе и под грудью. Эллен чувствовала, как кровь приливает к голове, она пыталась оттолкнуться от его спины и хотя бы немного выпрямиться. Мышцы рук тряслись мелкой дрожью, локти сгибались, будто обломанные ветки, она то и дело падала вниз безвольным мешком. Барр не могла даже толком дышать, потому что плечо Бишопа больно впивалось ей в ложбинку между рёбер.
   — Спасаю тебе жизнь.
   Эллен увидела, как под ногами Бишопа блеснули рельсы — Адам принёс её к грузовому поезду.
   — Машинист в курсе. Через три часа тебя высадят в Портленде, потом доберешься до аэропорта и полетишь домой, — поставив на землю чемодан, Бишоп одной рукой оттащил в сторону тяжеленную дверь купе. Взойдя внутрь по тонкой лесенке, он погрузил вещи в вагон, следом занёс её и поставил на ноги.
   В вагоне было темно. Бишоп, крепко сцепив её холодные пальцы, протащил её по узкому коридору внутрь, отодвинул в сторону створку небольшой двери и легонько толкнул Эллен внутрь. Это было пассажирское купе, предназначенное для работников состава. Вечернее солнце пробивалось сквозь пыльные марлевые шторки, уютно окрашивая маленькое помещение в тёплые цвета. Толстые стены не пропускали снаружи ни капли шума, создавая внутри вагона почти издевательское ощущения покоя и безопасности в противовес тому, что творилось снаружи. Эллен чувствовала себя запертой в саркофаг.
   — Почему ты так поступаешь со мной? — у неё не было сил кричать; задавая вопрос, она не повернула головы в сторону Адама, который торопливо, почти истерично заталкивал её чемодан на полку для багажа.
   — Эллен, — он остановился, повернулся к ней, взял её лицо в ладони и посмотрел ей в глаза. — Я люблю тебя и потому хочу, чтобы ты осталась в живых.
   Казалось, жар от его рук насквозь прожигал кожу на щеках, Эллен резко дёрнулась назад, в очередной раз пугаясь перемене в его поведении. В его голосе было столько щемящей тоски и нежности, в его тусклых, светлых, как расколотый лёд, глазах — отчаяния и решимости, что ей стало почти физически больно. Когда Бишоп оставил её, она едва не согнулась пополам, будто грудину пронзило насквозь острым лезвием. За ним с металлическим лязгом захлопнулась дверь вагона, и сколько бы Эллен не билась в неё, не кричала, не дёргала ручку в попытке открыть её самостоятельно, она не смогла этого сделать. Её сил явно было недостаточно. Зато Бишопу сил хватало с лихвой.
   Эллен выдохлась. До синяков сбив кулаки, она сползла по металлической поверхности двери прямо на не блиставший чистотой махровый коврик, позволяя яростному рою мыслей захватить её разум в плен. Да, чёрт возьми, она хотела уехать больше всего на свете, хотела бежать, не оглядываясь и никогда не вспоминать об этом месте, но не так. И не тогда, когда внутри проворачивалось раскалённое сверло подозрений и не тогда, когда она была так близка к разгадке, даже если после она тысячу раз пожалеет, что взялась её разгадывать.
   Бишоп. Бишоп. Бишоп. Его имя звучало в висках метрономом, отбивая болезненный ритм по сводам черепа. Куски кровавого паззла собирались единой картиной. «Они сильнее и быстрее нас». Ему ничего не стоило нести её к поезду через всю территорию — Эллен не чувствовала, что его мышцы хоть мало-мальски напрягались под её весом. Ему ничего не стоило вынести стальную дверь её таунхауса, как и сдвинуть ржавую, тяжелённую створку грузового купе, которая, казалось, приварена намертво. Наверное, он мог бы постараться и затащить машину на дерево, хоть это и выглядело полным безумием. Это и было безумие.
   Бишоп был последним, с кем говорил Марти перед тем, как исчезнуть. Они повздорили. Адам разозлился на него. Адам наказал её обидчиков. Адам убил свою невесту. В теорию не списывалась лишь машина, Эллен не понимала, зачем он это сделал? Чтобы напугать и заставить уехать? Ложь распознать несложно — тогда в лесу он не лгал, когда говорил, что не знает, куда она исчезла. Барр не представляла, как работает механизм обращения, но если он действительно один из них, то возможно, не отдавал отчёта в своих действия, а возможно, ни черта не помнил, а ведь она столько раз оставалась с ним наедине, подвергая свою жизнь колоссальному риску.
   — Дерьмо собачье. Это не правда. Это не мог быть он. Только не он.
   Эллен боялась снова открыть материалы Дэлино. Она боялась найти в них подтверждение собственных догадок. Рука слишком сильно сжимала корпус телефона, грани которого больно впивались в отбитую об металл двери ладонь. Барр не знала, что ужаснее: то, что Адам спал с ней и при этом врал на каждом шагу, что он может быть причастен к смерти Натаниэля или что он — не человек.
   — Это не правда. Это не правда, — как мантру, повторяла она, пока не услышала скрежет ключа в замочной скважине.
   — Мэм? — её позвал незнакомый голос. Темный коридор вагона озарил прямоугольник света от открытой пассажирской двери. Барр сообразила, что войти сюда можно было иначе, гораздо проще, чем стаскивать припаянную ржавчиной грузовую дверь, но видимо, не для Бишопа. Наверное, он не хотел выламывать замок.
   — Я здесь, — отозвалась она, со скрипом поднимаясь с пола.
   — Я — Уорнер, начальник поезда. Через пять минут отправляемся. Вы в порядке? — Уорнер посветил фонариком в глубину вагона.
   — Да, в полном, — на автомате выдала она и отправилась к купе, осторожно придерживаясь стены.
   Захлопнув за собой дверь, Эллен упала на сиденье, закинув на спинку голову. Она услышала, как заработал двигатель, как задрожали стены и пол, как пространство вокруг неё дёрнулось и двинулось в противоположную сторону от её ускользающего сознания. Состав медленно набирал скорость, и под мерный стук колёс Эллен неумолимо проваливалась в небытие между сном и реальностью.
   Что-то неслабо тряхнуло её, буквально пинком выбрасывая из шатких оков поверхностного сна. Какая-то неизвестная сила выбила Эллен с сиденья, она ударилась головой об угол стола. В глазах потемнело, а дыхание перехватило от ужаса — металлический гул, лязг и грохот до отказа заполнил воздух вокруг, и Эллен кричала ему в унисон, не в силах справиться с шоком. Всё закончилось звенящей тишиной, которая вгрызлась в каждый угол купе, плотно повисая над перевернутым набок вагоном. Барр слышала лишь своё сбитое дыхание и видела над собой треснутое паутиной стекло окна, смотрящего теперь в звёздное небо.
   Она попробовала пошевелить руками и ногами — всё было цело, кроме ушибленной головы и поехавшей ко всем чертям психики. Во рту ощущался металлический привкус, Эллен провела языком по зубам — все были целы, скорее всего, разбила или прикусила во время падения губу. Эллен сняла со лба вязкие тёплые капли — налицо рассечение кожи и, возможно, небольшое сотрясение, судя по тому, что её отчаянно мутило.
   С поездом что-то случилось. Надо было выбираться. Надо было брать себя в руки и делать хоть что-то, потому что её положение сейчас было чертовски далеко от нормы.
   Едва набравшись сил для рывка с пола, Эллен услышала скрежет металла по днищу вагона, словно кто-то провёл по нему ножом. Барр застыла, напряжённо вслушиваясь в тишину. Сердце бешено наращивало ритм, отдаваясь глухим стуком в ушах и мешая сосредоточиться. Эллен боялась дышать, нутром чуя смертельную опасность. Кусок неба над ней померк — чей-то тёмный, неясный силуэт закрыл его собой. Удар, и на лицо ей посыпалась стеклянная крошка от разбитого окна. Она закрыла глаза и, свернувшись калачиком, закусила кулак, чтобы не закричать.
   Хотелось раствориться в пространстве, перестать подавать признаки жизни, стать невидимой — что угодно, лишь бы это существо наверху не заметило её. Барр не сумела разглядеть его сквозь россыпь летевших ей в глаза осколков, но чувствовала, что от него несёт кровью и смертью. Так бывает, когда на краю гибели инстинкты обостряются и становятся почти звериными, и Эллен где-то в глубине подсознания понимала, что балансирует сейчас на этом самом краю.
   Раскаты глухого рычания пронеслись над долиной, сменяясь на визг, скулёж и звуки борьбы. Какофония звериных голосов раздавалась в опасной близости от вагона, то отдаляясь, то приближаясь вновь, пока не затихла совсем. Эллен не помнила, сколько ещё лежала так, боясь пошевелиться и напряженно вслушиваясь в тишину, пока наверху не раздались человеческие голоса.
   — Мисс? Вы живы? — Она услышала Уорнера. — Давайте руку.
   Затёкшие конечности едва слушались, когда Эллен попыталась подняться на ноги. Её повело, и она завалилась на бок, приземляясь грудью на ребро стола. Кто-то спрыгнул к ней, помог подняться и подсадил, Уорнер взял её за руку и вытащил наверх. Плечевой сустав опасно хрустнул и заныл, когда она неловко вывернулась из крепкой хватки начальника поезда, плюхаясь задницей на боковину вагона, которая теперь стала крышей. Дело оставалось за малым — слезть вниз и не переломать при этом ноги.
   — Что случилось? — выдохнула она севшим от страха голосом.
   — Поезд сошёл с рельсов. Кто-то разрушил часть путей буквально перед нашим отправлением, — ответил Уорнер, вглядываясь вдаль, на длинную кишку грузовых вагонов, которая были опрокинуты на бок, словно костяшки домино.
   Из провала разбитого окна вылез рабочий, выталкивая вперёд себя её чемодан.
   — Спасибо, не стоило, — Эллен выдавила из себя вымученную улыбку. Вещи — последнее, о чём она сейчас думала. Барр сунула руку в карман и достала мобильный, чтобы посмотреть время. Экран оказался разбит. Она надеялась, что карта памяти осталась цела.
   Ей помогли спуститься. Спрыгнув на землю, Эллен потревожила едва заживший палец ноги. Он отозвался ноющей болью.
   — Ты глянь только, — двое рабочих осматривали куски вырванных рельс, лежащие у насыпи. Они были загнуты вверх и перекрещены, словно шлагбаум. — Здесь линия и так ветхая, да ещё и постарался кто-то.
   — Вы слышали? Здесь были животные, — вспомнив, что что-то или кто-то едва не напало на неё в вагоне, воскликнула Барр.
   — Я ничего не слышал, — ответил начальник поезда.
   — Я был в хвосте вагона, — покачал головой один из рабочих. Эллен насчитала всего шестерых мужчин, и все они были единодушны. Значит, Зверь приходил только по её душу. Но кто-то спугнул его.
   — Матерь божья, — Уорнер направил фонарь на днище вагона. На нём были пять глубоких продольных полос, таких же, как и на её изувеченной машине.
  

  

   

    Глава 13
   

   — Нужно идти назад. Связи нет, нас начнут искать только под утро, время только потеряем, — скомандовал начальник поезда и рабочие дружно закивали головами, готовясь к многочасовой пешей прогулке по шпалам. — Справитесь? — он обратился к Эллен, придирчиво оценивая её состояние.
   — У меня нет выбора, — отозвалась она.
   Выбора действительно не было, несмотря на то, что ей хотелось просто лечь вдоль рельсов и не двигаться, смиренно ожидая своей участи. Ей не хотелось снова возвращаться в этот проклятый Форт-Келли, но чья-то злая воля — а она уже не сомневалась в том, что это не случайность — снова затягивала её назад. Голова раскалывалась на части, болели ушибленные при падении рёбра и нога, желудок сворачивался в узел, а мышцы мелко дрожали от перенапряжения. Она плелась за рабочим, который решил помочь ей с вещами, и смотрела на его спину, как на ориентир.
   Шесть тонких полосок света от карманных фонарей освещали дорогу — по пути мужчины, сетуя и ругаясь, осматривали лежащие на боку вагоны и пиломатериалы, рассыпанные по земле, словно выпавшие из коробка спички.
   — Сколько мы проехали?
   — Десять миль, — ответили ей. — Долго тащиться.
   Бледный рог луны выплыл из ряби облаков, освещая путь. Рельсы поблёскивали на свету, и, казалось, ползли по земле, словно змеи. Вдоль путей высились плотные стены сосен, сужаясь у линии горизонта до маленькой точки. Под ногами хрустели мелкие камни насыпи, носок сапога то и дело задевал края шпал, вынуждая притормаживать и внимательно смотреть вниз, чтобы не рухнуть на колени.
   Эллен шла, словно по болотной жиже, едва переставляя ноги. Всё вокруг казалось нереальным, неподвижным, слепленным из вязких кошмаров, мутным и чёрным, как галлюцинация. Мозг отказывался думать, сосредоточив ресурсы только на двигательной активности. Эллен не знала, слышали ли эти шестеро мужчин местные легенды и в курсе ли, что нарушили самое главное и незыблемое правило выживания здесь — не ходить ночью по лесу. Знали ли они о том, что буквально вчера местного молодого вальщика разорвали звери, или Хилл предусмотрительно умолчал об этом? Так или иначе, она вместе с шестью незнакомыми мужчинами шла по шаткому краю, уповая на то, что звёзды сегодня будут к ним благосклонны.
   Они прошли больше двух часов кряду, остановившись лишь пару раз, чтобы растянуться прямо на земле и немного передохнуть. Начальник поезда взмахнул рукой, призывая колонну остановиться и прислушаться. Нарастающий гул эхом разносился по лесу, становясь отчётливее с каждой минутой. Это был звук мотора. Шесть ярких фонарей вынырнули из темноты, ослепив идущих — два внедорожника с лесопилки, на крыше которых сияли поисковые прожекторы.
   Эллен остановилась и тяжело бухнулась прямо на рельсы, закрыв руками лицо. Под веками мерцали яркие пятна, глазницы ныли, словно кто-то воткнул в них по острой спице. Эллен не могла больше идти.
   Её подняли и усадили в машину. Слух улавливал голоса Хилла и Нильсена. Шериф рассказывал кому-то о том, что в участок позвонили со станции и сообщили, что поезд так и не прибыл, а Хилл принял бесповоротное решение ехать за людьми, наплевав на чёртову ночь. В его машине был пистолет.
   — Эйдан, у вас есть ещё оружие?
   Эллен сидела на переднем сиденье его «Тахо» и не сводила взгляда с пистолета, лежащего на приборной панели — казалось, Эйдан готовился схватить его немедленно при любой даже призрачной опасности.
   — Боже, зачем оно вам?! — он изумлённо взглянул на неё.
   — Возможно, я — следующая после Марти.
   Эйдан ничего не ответил ей. Он отвернулся от неё и нахмурился, продолжив напряжённо всматриваться в железнодорожное полотно, по которому Тахо ехала двумя колесами.
   — Берите. У меня еще есть, — он кивнул на ствол, и Эллен тут же взяла его и сунула под куртку. Металл был тяжёлым и холодным, но отчего-то придавал уверенности. — Пользоваться умеете?
   — Я в тир ходила одно время. Но лучше напомните, когда приедем.
   Забрезжил рассвет. Когда они въехали на территорию, их встретил незнакомый человек, стоявший возле машины одного из местных. Видимо, его сопроводили на лесопилку из города.
   — Это детектив из управления. Быстро они, — нахмурился Нильсен. Он явно был не рад приезду детектива. Выйдя из машины, шериф снял шляпу в знак приветствия. Детектив нехотя пожал ему руку.
   — Детектив Гектор Варгас, — он представился и перевёл взгляд на Эллен. — Вы — мисс Барр, как я понимаю. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
   — Девушка ранена, вы не могли бы перенести допрос? — вступился за неё шериф, но детектив был непреклонен.
   — Это не займёт много времени.
   — Всё нормально. Я в порядке, — соврала Барр. Она не была в порядке, но отчего-то откладывать беседу с Варгасом ей не хотелось. Привлекать к себе лишнее внимание или того хуже подозрения, Эллен не собиралась.
   Детектив Варгас был коренастым, низкорослым мексиканцем, довольно молодым и, по всей видимости, оказавшийся крайним — вряд ли кто-то из полиции Портленда захотел ехать по доброй воле в эту глушь. Они сошлись на том, что Варгас проводит её до таунхауса и по пути задаст ей все интересующие его вопросы.
   — Что привело вас в Форт-Келли?
   — Я ищу брата. Он пропал семь лет назад.
   Один и тот же, до боли набивший оскомину ответ. Эллен чувствовала, как челюсти начинает сводить от желания плюнуть на землю ком горькой слюны и послать детектива к чёрту. Лучше пусть увезёт её с собой и посадит в обезьянник до выяснения, чем заставляет снова и снова рассказывать эту проклятую историю, которая грозилась стать началом истории куда более ужасающей.
   — А что же полиция?
   — Ваши коллеги отказались мне помочь, — грубо отрезала Барр, ускоряя шаг, несмотря на мучительную боль в ноге. Ей хотелось поскорее отделаться от его навязчивой компании, добраться до дома и напиться обезболивающего.
   — Ясно, — к невероятному облегчению Эллен, Варгас не стал развивать тему. Его интересовало другое. — Почему вы решили уехать сразу же после того, как было найдено тело Мартина Шоу?
   Скорее, почему её заставили это сделать — так вопрос звучал бы правильнее. Только сейчас она сама задумалась о том, как странно всё это выглядело. Бишоп не думал об этом, когда заталкивал её в вагон. Или думал, но из двух зол — подозрение в причастности к убийству или смерть — выбрал для неё меньшее? И, значит, он знал гораздо больше, чем она могла предположить. Он знал, что Марти будет убит и знал, что смерти на этом не закончатся.
   — Я давно собиралась уехать. Так совпало, к сожалению, — она понимала, что Варгас отрабатывает версию, в которой она может быть замешана в убийстве или, как минимум, знать что-то, что могло бы помочь следствию, но лгала.
   Эллен не знала, где скрывается правда, и не хотела наговаривать, пока не разберётся сама. От правды её отделяли считанные футы и чёртов детектив, который съедал её время. Прямоугольник разбитого смартфона впивался ей в бедро, она спешила вынуть из него карту памяти, воткнуть в ноутбук и найти, наконец, в себе смелость взглянуть правде в глаза.
   — А как же брат? Нашли его? — испытующе взглянул на неё детектив.
   — Нет, это оказалось сложнее, чем я рассчитывала.
   — Где вы были предыдущей ночью?
   Отчего-то ей не составляло труда прочесть намерения Варгаса — он сыпал вопрос за вопросом, перескакивая с темы на тему, вероятно, чтобы сбить её с толку и запутать так, чтобы она случайно выдала себя. Отчаянное желание скорее со всем разобраться заставляло разум работать на высоких оборотах и врать с виртуозностью матёрого рецидивиста. Эллен нутром чувствовала, что даже представитель закона бессилен перед лицом древних оживших легенд и даже он, в случае чего, не сможет её защитить. Рассчитывать придётся только на себя.
   — Я была в доме Адама Бишопа, он может это подтвердить, — Эллен почувствовала, что краснеет. Впервые она призналась кому-то в связи с Бишопом, но соврать и здесь было бы, по крайней мере, неумно, ведь Адам — единственный свидетель того, что она не выходила за пределы лесопилки. Вот только Барр не могла подтвердить местонахождение самого Бишопа, ведь он ушёл задолго до её пробуждения.
   — Вы подозреваете кого-нибудь?
   «Я подозреваю Адама Бишопа», — эта мысль громко вопила в её голове, и Эллен боялась, что детектив услышит её. Она замешкалась, слишком долго копаясь в своих мыслях. Это молчание наверняка вызвало у Варгаса подозрения.
   — Нет, — ответила она, придав голосу как можно больше твёрдости.
   Собственная жизнь, казалось, перестала иметь для неё ценность перед лицом страшных открытий. Она не станет ничего говорить, пока сама всё не выяснит, и пусть это выглядело полным безумием с её стороны. Если она ошиблась, то это стало бы чудовищным предательством. Если Адам не лгал о своих чувствах и если не убил до сих пор, то не тронет и теперь.
   — Вам лучше не уезжать из Форт-Келли до выяснения обстоятельств, — Варгас закончил допрос, доведя её до двери и поставив чемодан на крыльцо. Эллен лишь криво ухмыльнулась в ответ. Форт-Келли не отпустит её, пока не вывернется перед ней своей ужасающей изнанкой. Или не вывернет наизнанку её.
   Добравшись до комнаты, Эллен выпила двойную дозу обезболивающего. В маленьком зеркале ванной она рассмотрела ссадину на лбу и запёкшуюся кровь в уголке разбитой губы. На боку под рёбрами расцветала фиолетовая гематома, кожа под ней нещадно ныла при любом прикосновении. Эллен едва ли не молилась о том, чтобы таблетки скорее подействовали.
   Казалось, она уже свыклась с тем, что хромает, и наловчилась передвигаться на одной ноге, но гудящая голова и тошнота свели на нет это необходимое умение. Её шатало, она билась об стены плечами, ссаживала колени об мебель, но не произносила ни звука, будто организм свыкся с постоянными тычками боли и перестал так остро воспринимать её. Прислонившись лбом к холодному кафелю плитки, Эллен долго стояла под душем, не в силах пошевелиться, мучительно сдерживая рвотные позывы. В желудке было пусто, а во рту сухо, она глотала проточную воду, наплевав на сомнения в качестве её очистки — хуже, чем сейчас ей уже вряд ли станет.
   Когда Эллен вышла из ванной, то увидела Адама. Он сидел на диване, уронив голову на сцепленные ладони. Бишоп тут же поднялся на ноги, как только Эллен ступила на порог комнаты.
   Она закричала, не ожидая, что окажется в доме не одна. Барр кричала истошно, надрывно, до срыва голоса на хрип. Его присутствие словно дало организму толчок — рефлексы проснулись, инстинкт самосохранения завопил об опасности, разум, погружённый в мутное, болезненное состояние, заработал с утроенной скоростью.
   Заряд закончился так же быстро, как воздух в лёгких — Эллен замолкла, прижимая к груди скомканное полотенце. Она смотрела на него так, словно они никогда не были близки. Словно она видела его впервые: эту скорбную складочку между бровей, эти сильные руки, рвущиеся из проймы майки, эти светлые глаза, на дне которых было слишком много тёмных тайн и противоречий. Барр не понимала, что сейчас чувствует — трепещущее сердце подсочило к горлу, пульс загремел в висках, заглушая все доводы рассудка. Ей хотелось броситься к нему в объятия и со слезами молить его убедить её в том, что все её подозрения — чушь собачья. Что он — просто Адам Бишоп, рабочий с лесопилки Форт-Келли, ответственный за технику и коммуникации. Что он — сама сильная и самая безнадёжная любовь в её жизни.
   — Наверное, ты сделал себе дубликат ключа, когда менял замок? — злобно выплюнула она, тараном прорываясь мимо него вглубь комнаты за одеждой.
   Он растерянно опустил глаза и промолчал. Казалось, Бишоп не был готов к этому вопросу, словно он надеялся, что Эллен не заметит изменений.
   Звенящая, ломкая, как стекло, тишина царапала кожу, когда Барр торопливо одевалась, стоя к нему спиной. Адам не спешил отвечать, а она с трудом собирала мысли в кучу, чувствуя оголённой кожей его пристальный взгляд. В его присутствие было только хуже. Лучше бы он не приходил, лучше бы трусливо избегал её общества и дал ей возможность здраво оценить произошедшее и сделать выводы. Сейчас она могла лишь распалять себя злостью и накручивать, чтобы казаться строже, потому что единственное, что Эллен хотелось сейчас — безвольно осесть на пол, обнять себя за коленки и разрыдаться.
   — Эллен, прости меня. Я должен был так поступить. Я хотел защитить тебя.
   Его голос вонзился сотней раскалённых игл в её голые лопатки. Эллен вздрогнула и поспешила натянуть майку.
   — Как видишь, твои старания оказались бесполезны.
   Она снова пролетела мимо него, старательно делая вид, что занята какими-то архиважными делами, на деле же просто без толку ворошила содержимое чемодана, даже не глядя внутрь.
   — Ты ранена, я позову Тео, — Адам метнулся к двери, но Эллен вдруг с силой швырнула чемодан с кровати на пол в приступе ярости.
   — Не надо никого звать, мне просто нужно, чтобы меня никто не трогал, хорошо?! Это ты в состоянии понять? Или ты снова лучше меня знаешь, что мне нужно?! — на одном дыхании выпалила Эллен, и подняла, наконец, на него глаза.
   Бишоп выглядел опустошённым. Казалось, он искренне раскаивался в своём опрометчивом поступке, взвалив на себя груз новой вины. Адам не мог знать, чем закончится для неё эта поездка — Эллен понимала, что он растерян и напуган так же, как и она, и от этого чувства ком клокочущей ярости растворялся в груди, словно вчерашний снег.
   Барр презирала себя за слабость. Презирала за то, что не оттолкнула Бишопа, когда он обнял её и за то, что в ответ крепко прижалась к нему, ткнувшись носом ему в грудь и собрав в побелевший от напряжения кулак ткань его майки.
   — Прости меня, — он шепнул ей в макушку, в ворох спутанных вьющихся от природы волос. — Я не должен был так поступать. Этот чёртов поезд… если бы я знал…
   — Ты понимаешь, что твоя история сегодня чуть не повторилась?
   Он замолчал, затаив дыхание. Эллен больно ткнула его в прошлое, в его ошибки, о которых знала лишь с его слов, снова затронула тему, которой он старательно избегал, и испугалась. Испугалась, что он хлопнет дверью и уйдёт, и пусть это чувство было безумно и нелепо в свете последних событий.
   — Ладно, теперь я налажала, прости.
   Это не мог быть он. Он не мог быть тем, о ком все говорят. Этот простой, искренний, неуклюже заботливый, такой нежный и такой любимый мужчина. Он просто не мог нести внутри себя древнее, кровавое зло. Это должно быть ошибкой, чудовищной ошибкой.
   — Больше ни на шаг тебя не отпущу.
   Казалось, разговоры о прошлом больше не трогают его, потому что теперь рядом была она. Эллен хотелось вырвать себе голыми руками хребет, чтобы заглушить это чувство невероятной, щемящей нежности, рвущей душу тоски и страха того, что она всё же может оказаться права.
   — Я спать, хорошо? — не поднимая глаз, Эллен сложила ладони у него на груди.
   — Я буду рядом, — Адам взял её руки в пригоршню, поднёс к губам и поцеловал её пальцы.
   Он действительно был рядом весь день. Эллен спала тревожно и чутко, ощущая спиной тепло его тела и тяжесть руки, обнимавшей её поперёк груди. Дважды она просыпалась, мучимая головокружением, и просила воды. Адам поил её из стакана, придерживая ей голову рукой и убирая приставшие к лицу пряди, а после Эллен снова проваливалась в шаткое небытие. Окончательно она проснулась ближе к ночи от звенящего чувства тревоги, зудевшего где-то под грудью. Бишопа рядом не было.
   Она услышала, как тихо притворилась дверь на этаже, услышала скрип деревянных ступеней лестницы и лёгкий щелчок нового замка входной двери. Адам уходил в ночь.
   Эллен скинула одеяло, торопливо натянула джинсы, сапоги и куртку прямо поверх ночной футболки. На комоде остался карманный фонарь, наверняка забытый Адамом, и Эллен сунула его за пояс. Быстро, насколько позволял сжатый в тиски обуви больной палец, она спустилась с лестницы и тихо нажала на ручку двери.
   Снаружи было темно, тихо и холодно. Эллен, осторожно спустившись с крыльца, завертела головой. Адама она увидела почти сразу, он шёл вдоль длинного ряда таунхаусов, но не по дорожке, а за её пределами, по колкому льду и инею, словно избегал попадать под свет уличных фонарей. Барр инстинктивно пригнулась и прижалась к колонне столба, когда он вдруг резко повернул голову в сторону, словно учуял слежку. Барр не знала, зачем делает это. Она не могла ни думать, ни анализировать, лишь подчиняться наитию, которое вело её строго по следам Бишопа.
   Он остановился возле забора. Посмотрев по сторонам, Бишоп скинул куртку, оставшись в одной майке, поднял и отодвинул в сторону часть бетонной плиты. Тому, с какой лёгкостью Адам сделал это, Барр приказала себе не удивляться.
   Образовался небольшой проход, который никак нельзя было разглядеть днём — кусок породы прилегал плотно, а трещины по периметру сливались с другими, раскиданными по всему полотну забора в порядке хаоса. Когда Адам, пригнувшись, исчез во тьме за территорией, Барр бесстрашно двинулась за ним.
   За пределами базы с этой стороны рос молодой лес, явно высаженный руками предыдущих владельцев лесопилки. Он был не таким густым и высоким, Эллен могла видеть гораздо дальше, чем на расстояние вытянутой руки, несмотря на то, что путь ей освещали лишь луна и звёзды. Но она потеряла Адама из виду. Сделав несколько неосторожных шагов, Эллен наступила на сухую ветку, которая предательски хрустнула у неё под подошвой.
   — Чёрт! — сквозь зубы выругалась она, замерев на месте, словно наступила на мину. Эллен с досадой понимала, что могла выдать себя, а учитывая то, как быстро Бишоп скрылся, вся эта вылазка стала выглядеть несусветной глупостью. Барр снова переоценила свои возможности и недооценила Адама. Нужно было взять себя в руки, подобрать сопли и задать ему прямой вопрос, подкреплённый фактами с флэшки Дэлино. А вопросов у неё скопилось предостаточно.
   Кто-то схватил её за руку и дёрнул назад. Она набрала воздуха в лёгкие, чтобы вскрикнуть, но рот ей заткнули ладонью и крепко прижали спиной к себе, пока она не прекратила вырываться.
   — Эллен! — злой шёпот Бишопа прозвучал прямо над ухом. Он развернул её лицом. — Какого чёрта ты снова творишь?
   — Что ты делаешь? — шикнула она в ответ, собирая в кулак остатки храбрости.
   Ей не понравилось его лицо. Черты заострились и глаза словно запали глубже в череп, под кожей двигались желваки, напряжённые мышцы мелко вздрагивали, будто Бишоп силой воли подавлял рвущуюся наружу ярость. И руки. Руки и всё тело полыхали жаром — казалось, задержи прикосновение и обожжешься. Эллен почудилось, что вокруг его обнажённой кожи дрожит воздух, как бывает, когда кусок раскалённого металла выносят на мороз.
   — Обход территории. А вот что делаешь здесь ты?!
   Эллен не ответила. Она молчала, не в силах оторвать взгляда от иного, изменённого Адама Бишопа.
   Густую тишину нарушил шорох шагов и раздвигаемых ветвей, разнёсшийся раскатами эха по гектарам молодых высадков. Бишоп повернул голову на звук. Неестественно резкое движение головы, звериный, хищный излом шеи и то, как весь он подобрался, чуть согнув колени, словно собирался кого-то атаковать, заставили Эллен отпрянуть от него. Она сделал несколько шагов назад, загребая подошвами перегнившие иглы и листья. Хотелось кричать, но звуки застревали в глотке, а инстинкт выживания велел вести себя как можно тише. Эллен не хотела верить своим глазам. Это свет луны, обман зрения, ожившие страхи — всё, что угодно, только не то, что первым пришло ей в голову.
   Адам снова повернулся к ней. Сделав шаг вперёд, он расправил плечи, став вдруг шире и больше. Надвигаясь на неё, нависая над ней, Бишоп будто бы сознательно хотел её напугать.
   — Никогда не покидай периметр базы ночью. Никогда. Это не просьба. А сейчас назад легкой трусцой. Быстро!
   Его голос звучал угрожающе тихо, всё нарастая и нарастая, как далёкие раскаты грома. Эллен готова была поклясться, что на последних словах она явно расслышала звериное рычание и присвист.
   Ноги сами сорвались на неуклюжий бег. Сердце колотилось в висках, а боль в потревоженной ноге отошла на задний план и ныла теперь фоном.
   — Невозможно.
   Не помня себя от ужаса, она влетела в брешь забора, ударившись об него плечом. Пронеслась по длинной кишке прохода между шеренгами складов и грузовых вагонов вновь прибывшего состава.
   — Чёрт!
   Она упала, проехавшись на коленях по острым сколам гравия и потревожив заживающий палец. Боль от него пронзила всю ногу от носка до паха, словно острая спица, но Эллен не смела прекращать двигаться. Она готова была ползти даже на четвереньках, лишь бы поскорее оказаться рядом с жилыми блоками.
   Уличные фонари вдруг начали медленно потухать, пока не погасли совсем. Переулок погрузился в вязкую тьму, и Барр, добравшись до дома, дрожащими руками достала из-за пояса фонарь, чтобы подсветить себе. Как только Эллен добралась до комнаты, то сразу же заперлась на замок, зажгла свечи, расставленные по углам по совету фельдшера, и ринулась к чемодану.
   Ноутбук был полостью заряжен, карта памяти в телефоне на её счастье оказалась цела, Эллен немедленно сунула её в свободный слот и торопливо защелкала мышкой.
   «Проект «Зверь», условное наименование испытуемого субъекта идентично», — сухие строчки сканов протокола перемежались карандашными набросками дневника одного из лаборантов, которые детектив Дэлино соотнёс друг с другом по времени написания. «… то существо действительно меняет форму под воздействием фактора стресса, при этом испытывая адские боли… я слышал хруст костей… я видел своими глазами, как человеческая кожа словно выворачивается наизнанку… Природа этого процесса неизвестна нам».
   Эллен перелистывала файлы и впитывала информацию, словно губка. Откладывать больше было нельзя. Она увидела среди файлов статью Пола Мориссона, которую ранее находила в архиве, и сканы тех самых нераскрытых дел, которых так и не добилась от шерифа — Дэлино копнул и с той стороны, к которой Барр едва подобралась.
   «Структура ДНК этого существа можно назвать межвидовой — она принадлежит, как человеку, так и североамериканскому гризли».
   Текст следующего документа заставил её согнуться над монитором. Пальцы, напряжённо
   сжимавшие мышку, свело. Эллен отняла руку, размяла ладонь и прижала её к груди. Это была памятка о безопасности для военнослужащих Форт-Келли.
   «Внешних особенностей у этих существ нет, они выглядят, как обычные крупные мужчины выше среднего роста. Данных о женских особях нет. Они сильны, быстры, нечувствительны к холоду, имеют острое обоняние и слух, обладают высокой регенерацией клеток, температура тела колеблется у отметки 38С, как у гризли, и повышается к моменту перехода. Другие животные ведут себя с ними настороженно либо полностью подчиняются, признавая вожаком. Глаза имеют способность накапливать на сетчатке свет и люминесцировать в темноте… При обращении частично утрачивают человеческое сознание, переключаясь на примитивное сознание животного. При нападении следует целиться точно в голову, прочие ранения не наносят им ощутимого урона, а лишь усугубляют агрессию…»
   Её затошнило. Чёткие совпадения шли одно за другим, уверенность в том, что ей не показалось, крепла. Сомнений не было, Адам Бишоп — оборотень. Он — Зверь. Тот, кем пугают местных детей и тот, из-за которого люди бояться выходить по ночам. Он — порождение тёмных индейских легенд, за которыми, как и предупреждал Нильсен, легко скрыть правду.
   Эллен спрятала лицо в ладони. Болело всё — душа, разум, тело. Всё её существо противилось, изнывало, коробилось, словно в агонии — принимать правду оказалось чудовищно невыносимо. Невыносимо было видеть доказательства того, что на свете существуют вещи, неподвластные человеческому разуму. Вещи, которые просто есть, хотела она того или нет. Оборотни существуют, шаманское колдовство — не просто трюк для привлечения туристов, не выдумки фантастов и не наркоманские приходы, под легендами скрываются реальные истории — наполовину забытые, приукрашенные, недосказанные — но всё же реальные. Это было сродни удару по голове. Эллен до безумия хотелось отмотать время назад и вернуться в своё неведение.
   Барр резко отняла ладони от лица и осмотрелась. Какое-то неясное, недооформившееся чувство снова толкало её вперёд. Она вскочила с постели и заметалась по комнатам. Схватив бумажный пакет из-под продуктов, Эллен затолкала туда документы, телефон, смену белья, теплый свитер и фонарь, взяла подмышку ноутбук и сунула за пояс пистолет Хилла. Почти полный чемодан с вещами она бросила, как ненужный балласт — туфли на шпильках, пышная, как торт, ночнушка и крем для рук в одночасье перестали иметь значение.
   На часах было четверть пятого, до рассвета оставалось полтора часа. Погружённая в темноту лесопилка встретила её тихим шумом леса и отзвуками далёких голосов на КПП — рабочие наверняка всколыхнулись очередной проблемой со светом. Пригибая голову, Барр, словно воровка, двигалась вдоль жилых блоков к единственной машине, которую видела издалека. Пэтти так и не забрала свой джип, он сиротливо стоял у распила с воткнутым в замок зажигания ключом.
   — Вы далеко, мэм? — настороженно поинтересовался Сэм, выглянув из будки охраны, чтобы поднять шлагбаум.
   — Открывайте, — рявкнула Барр, движок зарычал ей в унисон, когда она нажала педаль газа, готовясь снести шлагбаум, если охранник не прекратит тянуть время.
   Сэм нажал кнопку, не сводя с неё настороженного взгляда. Заряженный пистолет лежал на приборке. Эллен надавила на газ, покидая, наконец, это проклятое место навсегда. Она надеялась на это.
   Казалось, Эллен перестала бояться. Страх и адреналиновая лихорадка превратились в злость. Она злилась на саму себя. Она ненавидела себя за слепоту, за глупость, за то, что так легко предала свои принципы, поставив чувства выше разума. Она спала с ним. Её касались руки, которые убили до этого нескольких людей. Она спала с человеком, который был человеком лишь наполовину. Барр не испытывала отвращения, лишь ужас от осознания того, как близко она была к необузданной, дикой силе, которая могла разорвать её напополам, как тряпку. Она была рядом с ним, тонко подмечала все его странности, но не хотела верить своей интуиции.
   Она неслась по утоптанной колее к городку и судорожно прикидывала, что делать: разыскать Варгаса и всё ему рассказать или гнать в сторону Портленда до последней капли бензина. Первый вариант грозил ей, как минимум, подозрением в сумасшествии, а как максимум федеральной тюрьмой, если она засветит документы, присланные ей детективом Дэлино. С грифом «совершенно секретно» тягаться было чревато. Этот проклятый штамп навсегда лишил её возможности докопаться до причин гибели брата, а в том, что он погиб и погиб от руки Зверя, она уже не сомневалась. Его останки будут лежать в братской могиле густых лесов до тех пор, пока не превратятся в пыль. Утешало лишь то, что родители никогда не узнают об этой ужасающей правде. Ей же хотелось стереть себе память.
   Свет фар выхватил во тьме силуэт, и Эллен ударила по тормозам, едва не разбив лоб об руль. Она знала очертания этой фигуры до последнего изгиба. Адам снова стоял у неё на пути. Не отрывая от него взгляда, Барр дрожащими руками потянулась за оружием.
   Щурясь от яркого света фар, Бишоп шагнул за границу света и тени, но оставаясь при этом в поле её зрения.
   — Кажется, нам пора поговорить, Эллен, — спокойно произнёс он и поднял руки, стараясь показать, что не угрожает ей, — пока ты снова не попала в беду.
   Рубашка на нём была швами наружу, едва застёгнутая на пару пуговиц, словно он натянул её второпях, босые ступни утопали в мягкой, влажной земле и густой траве. Сейчас он больше всего походил на одичавшего аборигена, опасного и непредсказуемого, как всё неизведанное. Эллен поняла, что не сможет скрыться. Щелкнув ручкой двери, она шагнула на землю.
   — У меня чёртов пистолет, не приближайся ко мне, — нащупав рычажок предохранителя, она опустила его вниз.
   — Стреляй, сделай одолжение. Только целься в голову или сердце, иначе бесполезно потратишь патроны, — ответил Адам. Он смиренно опустил голову, словно отдавал свою судьбу в её руки.
   Осмелев, Барр сделала шаг вперёд. Дуло пистолета ходило ходуном, палец подрагивал на спусковом крючке, а рукоять скользила по вспотевшей ладони. Если бы Адам сделал хотя бы один шаг вперёд, ей-богу, она бы выстрелила, но вряд ли попала бы. Что с пушкой, что без неё, Эллен не была в безопасности. Оружие действовало не лучше банального самовнушения, Барр понимала, что даже с ним у неё нет ни единого шанса, и от этого лишь сильнее закипала яростью, словно животное, пойманное в капкан.
   — Я одного не пойму, на кой чёрт тебе понадобилось увечить мою машину? Напугать хотел? А поезд? Там же был ты, верно? — злость хлестала её по ногам, заводя и подначивая прицельно плеваться ядом. Нет, она больше не испытывала страха, лишь ярость и бессилие. — Это ты убил тех двоих. Ты убил Марти. И свою девушку. И брата моего ты убил. Ты врал мне всё это время. Ты — монстр!
   Её голос эхом отталкивался от необъятных сосновых стволов и возвращался, повторяясь троекратно и пугая её саму. Эллен, словно дикая, дёргалась от каждого звука и бегло переводила взгляд по сторонам, ожидая опасности отовсюду.
   При слове «монстр» Адам дёрнулся, будто получил пощёчину.
   — Ты не сможешь это доказать.
   — Потому что вы все здесь заодно? — сквозь зубы прошипела Барр. — Я вытащу сюда федералов, я выверну ваш проклятую лесопилку наизнанку…
   — Эллен, я никого не убивал! — Бишоп прервал её, чуть повысив голос. — Есть и другие.
   — Какие ещё, мать твою, другие?!
   — Такие же, как я.
   Это прозвучало чистосердечным признанием. Адам Бишоп только что признался ей в том, кто он есть.
   Ровно на секунду Эллен перестала видеть и слышать. Его слова доходили до неё чудовищно медленно, не желая вписываться в чётко сформированную картину, в которой он — главное зло. Адам не убивал, значит, убивал кто-то другой. Значит, здесь целый, чёрт его дери, клан!
   — Эллен, в машину!
   Эллен не успела выдать ни единого вопроса, не успела выйти из состояния глубокой прострации, не успела даже толком испугаться. Она посмотрела на Бишопа. Адам смотрел куда-то в сторону леса.
   — Я не понимаю, что им нужно от тебя… — тихо произнёс он, и фраза его закончилась глухим рычанием.
   Барр сделала шаг назад. Она видела, как над телом Бишопа заклубился пар, как он медленно стащил с себя рубашку и зачем-то взялся за ремень штанов. Вдруг он остановился, словно вспомнил, что Эллен смотрит на него во все глаза. Повернув к ней голову, он взглянул на неё. В его глазах Барр прочла сожаление, боль и отчаяние.
   — Прости, Эллен. Ты не должна была этого увидеть. Прости. Прости, — произнёс он одними губами, но Барр прекрасно расслышала его.
   Внутренности сковало льдом, ноги приросли к земле, а рука с пистолетом беспомощно упала вниз — оружие безвозвратно исчезло, слившись с чернотой изъезженной многими колёсами почвы. Барр хотела закрыть глаза и ничего не видеть, но не могла — тело перестало её слушаться. Она видела, как нижняя часть его лица вытянулась вперёд, как губы превратились в две тонкие чёрные линии, обнажая длинные клыки, как всё его тело вытянулось и раздалось вширь, обретая уродливую, изломанную форму, лишь отчасти напоминавшую туловище медведя. Она видела, как вместо клочьями слезающей кожи пробивалась грубая шерсть, как его красивые пальцы изуродовали костные наросты и длинные звериные когти.
   Она отключилась лишь тогда, когда из чащи на Адама, точнее на то, что когда-то им было, бросился ещё один Зверь.
  

  

   

    Глава 14
   

   Эллен казалось, что она умерла и попала в рай. Тело наполняла лёгкость, а разум — ощущение полной безмятежности. Память услужливо подводила её при любой попытке к ней обратиться — Барр видела свои воспоминания, словно через плотную завесу тумана, и они казались ей нереальными.
   — Эллен.
   Голос Теодора Фишера вернул её на грешную землю. Эллен нехотя признала, что всё ещё находится на лесопилке. Что всё ещё жива.
   — Она очнулась, — сказал он кому-то, посмотрев в сторону двери. — Адам, тебе лучше уйти.
   От звука этого имени Барр распахнула глаза, вздрогнула и попыталась встать, но рука фельдшера мягко и настойчиво прижала её за плечо обратно к кушетке. Фишер по-отечески погладил её по лбу.
   — Ну, что ж, Эллен, теперь вы одна из нас, — вздохнул он и сочувственно поджал губы, — посвящённых.
   Фишер сказал это с долей горькой иронии, словно жалел её за то, что она невольно присоединилась к этому кругу «избранных». Она видела его лицо, словно в дрожащем мареве. Позади него горел камин, и тихий треск огня казался ей отчётливее канонады выстрелов.
   — И много вас таких, — она прокашлялась, выравнивая голос, — «посвящённых»?
   — Не очень. Генри, я, возможно, Джо c Пэтти. С ними мы это не обсуждали никогда, не берусь утверждать, — ответил он, попутно проводя осмотр. — Кто-то верит в легенды, кто-то когда-то что-то видел. Кто-то, особенно молодёжь, не верит совсем. Однако, сути это не меняет. Вы сами всё видели.
   — Говорите, — настойчиво попросила Эллен. Она решила, что если уж безвозвратно застряла в той преисподней, то должна знать, что теперь со всем этим делать и как теперь с этим жить.
   — Мы заехали сюда в сорок пятом. Расчистили лес, поставили забор, завезли технику, но нам оказались не рады. Никто не верил в индейские легенды, пока один из наших парней не пропал во время расчистки территории под взлётную полосу. Аэродром мы так и не построили, зато получили приказ поймать это существо и разобраться, что оно, чёрт возьми, такое.
   — И как? Разобрались?
   Фишер помолчал, не то собираясь с мыслями, не то отвлекшись на обработку её разбитого лба. В воздухе витал запах лекарств.
   — Его было непросто поймать. Много народу тогда полегло, — Фишер погрузился в воспоминания. Вынужденную паузу заполнило тиканье настенных часов, старых, как их хозяин. — Он погиб во время одного из испытаний. От передозировки транквилизатора. Сердце у него не выдержало. Оказалось, что после смерти они снова становятся людьми. Этого парня звали Роберт Певенси Бишоп. Он был лесничим. У него осталось двое детей от разных женщин. Обе погибли в родах.
   Теодор взял паузу. Эллен медленно переваривала услышанное и понимала, как сильно его рассказ перекликается с легендой, которую рассказал ей Нильсен тогда в лесу.
   — Бишоп?
   — Да, предок Адама. Дед, если быть точным.
   — Куда делись его дети?
   — Их отправили в детский дом Портленда, там их записали под фамилией Форест, как и всех местных детей.
   — Продолжайте, — Эллен кивнула в знак того, что снова готова слушать.
   — Исследования свернули, базу закрыли, документы засекретили. Легенда победила нас.
   — Почему? Это же угроза! — она не могла понять, как мощный правительственный аппарат, так рьяно пропагандирующий свою силу и влияние по всему миру, мог сдаться перед порождением древней магии, которое всё же было смертным.
   — Я не знаю, Эллен, нам сказали, что дальнейшие испытания нецелесообразны. Больше никого не нашли, а результаты испытаний засекретили. О том, что у него были дети, я узнал гораздо позже. — Фишер покачал головой и вздохнул. — Вы знаете, Эллен, их ведь почти не отличить от обычных людей, их причастность нельзя доказать, а предоставить общественности их ДНК означало бы подвергнуть сомнениям всё, что мы так или иначе знали об устройстве вселенной. Понимаете, какая поднялась бы паника в СМИ?
   — Но они убивают людей, — Барр не унималась.
   — Они отвечают злом на зло.
   Неужели Марти пострадал всего-то за неуважительные слова в их адрес? Журналист Пол Моррисон — за то, что слишком глубоко копнул? Рабочие лесопилки, приехавшие на заработки, за то, что опустошали леса — их дом? Но те двое на Корвете? Они в картину не вписывались. Барр не знала о них ничего, кроме того, что они пытались навредить лично ей.
   — Руководство было настолько ошеломлено открытием, что не задумывалось о морально-этической стороне вопроса, но об этом так или иначе думали все остальные. Это не давало нам покоя, — продолжил Фишер. — Мы замучили и убили человека. Люди построили часовню на месте захоронении останков Роберта. Но они не простили.
   — Вы защищаете их?! — Эллен ошеломило собственное открытие.
   До последнего момента она думала об оборотнях, как о животных, кровожадных хищниках, преследующих собственные цели и только сейчас до неё начало доходить, что они наполовину люди. Если не брать в расчёт некоторые, не слишком заметные особенности, они ничем не отличаются от них. Барр размышляла отвлечённо, словно её это не касалось вовсе, словно она смотрела на всё со стороны. Но это было не так. У неё был собственный демон. Адам Бишоп.
   — Тридцать три года назад один человек усыновил дитя оборотня. Он вырастил его, как собственного сына. Он доказал, что всё зависит от условий, в которых растут эти дети. Его приёмный сын никогда не убивал людей, напротив, этот парень — единственный рубеж, наша защита от их мести. Я сейчас говорю про Адама. Адам считает, что люди не должны платить за чужие ошибки, но они считают иначе. Поэтому он не может уехать. Пока он здесь, мы защищены.
   — Почему люди просто не уедут отсюда? Почему Форт-Келли всё ещё существует, почему его не закрыли до сих пор?!
   — Это всё временные меры, милая Эллен, — вздохнул Фишер. — У людей короткая память. Люди любят деньги. Здесь богатые лесные запасы. Никто пока не знает способа остановить всё это. Люди продолжают приезжать сюда, продолжают вторгаться в их дом, искать, копать, исследовать…
   Фишер не смотрел на неё, но Эллен почувствовала, что, говоря об этом, он имел в виду и её. Она ощутила укол вины, будто она своим приездом снова взбаламутила эту мутную воду.
   Барр откинул голову на подушку. У неё закончились вопросы и закончилось место на внутреннем жёстком диске. Множество ответов породили ещё больше вопросов, и ей нужно было время, много времени, чтобы принять эту правду.
   «И что теперь?» — этот вопрос она задала сама себе. Казалось, изменилось всё и не изменилось ничего, но опасность для её жизни перестала быть надуманной, она стала реальной. Звери желают отправить её на тот свет вслед за братом и Бишоп — единственный, кто не позволяет им сделать это. За пределами лесопилки без него её ждёт смерть. Как же её угораздило?
   Эллен решительно встала с кушетки под неодобрительный взгляд Фишера.
   — Не советую, — строго окликнул её фельдшер, когда она, пошатываясь, направилась к двери. — У вас сотрясение и ушибы.
   Она лишь кивнула головой в знак того, что услышала его. Фельдшер не стал хватать её за руки и удерживать насильно.
   На горизонте светлело. Воздух был удивительно безмятежен и свеж — природе вокруг было плевать на чужие откровения, она была неизменна. Каждая сосна, каждая обветшалая стена зданий была безмолвным свидетелем терзаний людских душ, скрывая за густой листвой смерти, тайны и всё то, что не должно выходить отсюда в большой мир. Это была реальность внутри реальности, беспощадная и ужасающая. Не зря говорят, что многие знания — многие беды, Эллен предпочла бы никогда не сталкиваться с тем, с чем столкнулась нос к носу. Она хотела бы вернуться в свою шумную, суетную, поверхностную жизнь и никогда не узнавать о том, что в мире есть вещи, не поддающиеся пониманию. Она бы никогда не узнала Адама Бишопа и это чувство невозможной, безнадёжной любви за гранью добра и зла, которая теперь терзала её не хуже самых изощрённых пыток.
   — Адам, я знаю, ты слышишь меня, как бы далеко не был. Нам нужно поговорить. Дома.
   Эллен не стала напрягать голосовые связки и произнесла это тихо, чтобы не сотрясать понапрасну воздух. Она знала, что он услышит. Ей стоило чуть повернуть голову, чтобы боковым зрением увидеть его. Адам шёл за ней на почтительном расстоянии, чтобы не напугать одним своим присутствием в её личном пространстве. Одним своим существованием.
   Она оставила дверь распахнутой и поднялась на второй этаж. Свет она включать не стала — за окном белело предрассветное небо, в его блеклых отсветах виднелись очертания мебели — можно не бояться снова обо что-нибудь расшибиться. Эллен забралась с ногами на кресло у камина. Адам остался в дверях.
   — Спрашивай.
   Его голос звучал холодно и по-деловому. Отчуждение между ними выросло размером с пропасть — она не доверяла ему, он ей тоже. Эллен боялась вспоминать его другим, боялась увидеть это снова и понимала, что Адам чувствует её страх. Она не хотела принимать правду и не хотела получать ответы ценой ещё одной потери. Иллюзии рассыпались в прах. Эллен теряла Адама, неумолимо и безвозвратно.
   — Это больно?
   — Каждый раз.
   Дыхание перехватило. Эллен опустила голову, вонзилась пальцами в густую копну спутанных волос, сжала руку в кулак, едва не выдрав клок. Внутри тяжёлым камнем ворочалось какое-то неопределённое чувство. Наверное, сострадание.
   — Когда ты понял, что с тобой… — она запнулась, подбирая нужное слово, — что с тобой что-то не так.
   — Это называется временем перехода. Обычно он наступает тогда, когда мальчики становятся мужчинами. В тот момент я был не один, со мной был опытный наставник. Он усыновил меня после смерти матери. Он помог мне справиться, — Адам прервался и взглянул на Эллен, оценивая её реакцию.
   Она избегала смотреть ему в лицо. Сгорбившись и обняв руками колени Эллен сидела в кресле и молча внимала. Она надеялась, что Адам верно истолкует её молчание. Эллен хотела, чтобы он продолжал, но произносить эту просьбу вслух у неё просто не было сил.
   — Это сложно объяснить. Сознание переключается. Перестаешь себя контролировать. И кругом только боль, одна боль. И ужас. Особенно в первые несколько раз.
   Эллен невольно дёрнула плечами. Ей тяжело было представить, каково испытывать агонию раз за разом, каково привыкнуть к этой боли и считать её частью себя. Адам однажды сказал ей, что к боли привыкаешь. Она не думала, что его слова несут такой ужасающий, такой прямой смысл.
   — Ты смог выбить стальную дверь.
   — Да. Это не сложно для меня.
   — Ты услышал, когда я ударилась. Где ты был?
   — В лесу, недалеко от КПП. У меня хороший слух.
   Адам был предельно откровенен — больше никаких тайн, больше никакого молчания, никаких блуждающих взглядов, устремлённых в прошлое. Эллен сыпала вопрос за вопросом и понимала, что ответы становятся не важны. В его словах не было ничего из того, что могло бы потрясти её — Эллен лишь получала подтверждение своим догадкам.
   Стоило прислушаться к себе. Интуиция, инстинкты, чутьё — всё то, что досталось нам от животных — не врёт. Ежесекундная борьба за выживание перестала быть необходимостью, цивилизация обеспечила безопасность, но взамен забрала доверие к себе и способность к себе прислушиваться. Казалось, если отмотать время назад, вовремя заглушить голос разума и довериться шестому чувству, то всё не зашло бы так далеко, и Эллен не стояла бы одной ногой в могиле.
   — Поезд. Там был ты?
   — Да. Я чуть не опоздал. Рельсы — это их рук дело.
   Эллен кивнула — пока всё складывалось. Она вспомнила, что сидела в перевёрнутом набок вагоне, словно в консервной банке. Им ничего не стоило размазать её останки по стенам купе. От этой мысли к горлу снова подступил ком тошноты.
   — Тогда ночью в городе, когда ты спас меня.
   — Я поехал за тобой, когда Эйдан вернулся без тебя. Тебе не следовало оставаться в городе одной.
   — То есть, их убил не ты?
   — Нет, но я бы очень хотел, — Адам вздохнул и мотнул головой, словно отгоняя от себя назойливые, злые воспоминания. — Это сделали другие, только не пойму зачем. Это был бы отличный шанс избавиться от тебя чужими руками.
   Адам, словно персональный ангел-хранитель, раз за разом вытаскивал её с того света. Ей стало почти физически больно от того, что она считала его корнем всех зол.
   Эллен не представляла, чего ему стоило просто дать им уйти. Она невольно вспомнила о том загадочном наставнике Адама, чьё имя Фишер ей так и не назвал. Не назвал его и Адам. Наверняка это он воспитал в Звере железный самоконтроль и дисциплину, ведь благодаря этому Бишоп смог какое-то время жить в крупном городе и даже собирался создать семью, пока не случилась трагедия. Барр поймала себя на мысли, что хочет узнать, кто этот человек.
   — Ты расскажешь мне всё. С самого начала, — Эллен старалась добавить дрогнувшему голосу больше твёрдости.
   — Чужаки иногда забредают сюда. Я почувствовал тебя ещё до того, как твоя машина сломалась. Ты была не подготовлена, ты могла умереть. Я взял машину и… дальше сама знаешь.
   Она согласно кивнула, неосознанно прикрывая растерянное лицо волосами. Дальше всё завертелось в бешеном водовороте событий. Дальше шквал чувств сбил её с ног и утянул их обоих на дно без шанса на спасение. Эллен чувствовала, Адам говорил именно об этом.
   — О других я ничего не слышал уже несколько лет. Я почуял их запах в тот день, когда мы поехали забирать твою машину. Они были там, это они увели её, чтобы заставить тебя уехать. Но ты оказалась упрямой, — он усмехнулся. — И очень храброй. С того дня они стали появляться у базы.
   — И поэтому ты уходил ночью?
   — Я не мог допустить их на территорию.
   — Расскажи мне о них, — Эллен снова взяла себя в руки и заговорила требовательным тоном, не смотря на то, что была растеряна и напугана.
   — Их двое, у них кровная связь. Они дикие, то есть те, кто выбрал жизнь отшельника. Они почти не выходят на контакт с людьми и большую часть времени они проводят в теле Зверя. Такие теряют связь с человеческой половиной и становятся ближе к животным. К истокам, как они сами любят думать.
   Эллен вспомнила слова Фишера. Она почти не сомневалась в том, что эти двое — сыновья того, кого замучили в застенках лаборатории, когда-то носившие одну с Адамом фамилию.
   — Почему ты не с ними?
   — Это вопрос выбора. Я его сделал.
   Он открывал для неё иной пласт знаний. Неведомых, диких, беспощадных в своей ужасающей реальности. Эллен получила всё, чего так страстно желала — теперь она знала о нём всё, но легче ей от этого не стало.
   Страх отступал, сменяясь трепетом перед созданием неизмеримой силы, которое ей каким-то непостижимым образом удалось приручить. Барр поймала себя на мысли, что начала принимать неизбежное — Адам таким родился, его вины в этом не было. Так распорядилась судьба.
   — Что им от меня нужно?
   — Я не знаю. Я не понимаю, что они делают. Раньше они действовали слаженно, а теперь словно разошлись во мнении. Или… — он побледнел. Казалось, в его голову пришла догадка, которой он не спешил делиться. — Или их не двое…
   — Что?
   — Нужно проверить, — он выпрямился, отлип от дверного косяка, готовясь нырнуть в темноту коридора.
   — Что мне теперь делать?! — Эллен крикнула ему вслед.
   — Сидеть на базе и не никуда не влезать. Это моя территория, они сюда не сунутся, если не хотят открытого конфликта.
   — Открытый конфликт, это как вчера? — Эллен вспомнила нападение у машины. Адам кивнул в знак того, что она права.
   — Я найду способ, как вытащить тебя отсюда.
   Адам замешкался. Опустив голову, он топтался в дверном проёме, не решаясь ни сделать шаг в комнату, ни спешно уйти, как собирался буквально минуту назад. Главный вопрос, что теперь будет между ними после всего, никто не решился задать вслух, но он висел в воздухе плотной стеной. Они оба чувствовали, что должны объясниться и прийти к какому-то решению. Так будет проще взаимодействовать: без затаённой злости, без недосказанностей, без неозвученных чувств, ведь от этого зависела её жизнь. На ошибку теперь не было права.
   — Хочешь знать, как погибла моя девушка?
   Эллен вдруг забыла, как дышать. Тон его голоса, вкрадчивый и бесцветный, забирался под кожу, вонзался в тело десятками раскаленных спиц. Она чувствовала, что Адам готовиться озвучить самое тяжёлое из своих признаний. Эллен боялась его услышать.
   — Она постоянно задавала вопросы. Я решил ей довериться. Мы отдыхали на озере. Она увидела меня. Другого меня. Она сказала, что я монстр и убежала. Я не остановил её. Она упала с обрыва, — Адам говорил рвано, то и дело переводя дыхание. Ему трудно давались слова. Эллен ощущала это почти физически. — Тебе лучше держаться от меня подальше, Эллен.
   Он ушёл. Его силуэт исчез в темноте, и Эллен ничего не успела ответить ему. Съежившись в комок, Барр сидела в кресле, покачиваясь, словно прикорнувшая старушка — так тело инстинктивно защищалось от потрясения. Она вдруг отчётливо поняла, какую боль ему пришлось испытать. Его любимая не сумела принять его таким, какой он есть.
   Эллен назвала его монстром. Она поступила точно так же.
  

  

   

    Глава 15
   

   Отчётливый стук в дверь выдернул её из тяжёлого, беспокойного сна.
   — Мисс Барр, вы дома?
   Снизу доносился голос детектива Варгаса. Эллен усилием воли вытащила себя из кресла и помчалась вниз, путаясь в ногах, затёкших после сна в неудобной позе.
   — Это ваш брат, верно? — Варгас не тратил время на пожелания доброго утра, для обоих оно было мерзким. Он протягивал ей снимок.
   — Пришло почтой на имя вашего шерифа сегодня.
   Эллен поняла, что это то самое фото из личного дела, которое Нильсен заказал на следующий же день после её приезда. Оригинал выглядел гораздо лучше, чем факсовая копия, с ним можно было работать, если бы в том был смысл. Эллен почти смирилась с тем, что останки Натаниэля давно пропали в глухих лесах Форт-Келли.
   — А это прислали вдогонку.
   Варгас сунул ей в руки фото с камеры наблюдения. Внизу стояла дата — фото было сделано две недели назад.
   — Фото сделано в Портленде. Этот парнишка ограбил аптеку. Охранник засёк его, но не успел догнать — парень скрылся в лесу. Я имею все основания полагать, что это ваш брат, — отчеканил детектив.
   — О Боже, — выдохнула Эллен, прикрыв рот ладонью.
   Судьба продолжала издеваться над ней. Натаниэль жив. Вероятность ошибки была ничтожна — его лицо было повёрнуто к камере, несмотря на то, что качество съемки было не из лучших.
   — Вы точно его не видели? — Варгас склонил голову набок и прищурился, словно пытался залезть ей в голову и уличить во лжи.
   Эллен отрицательно покачала головой.
   — Слушайте, парень объявлен в розыск. Вы, конечно, имеете право не свидетельствовать против близких и так далее, но это всё чушь собачья. Если вы в сговоре, я это выясню. Я выясню, что здесь за хрень творится.
   Варгас говорил резко, нервно, напряжённым до звона голосом. Он был напуган — казалось, детектив получил свою порцию ужасов Форт-Келли, как вновь прибывший чужак, которого никто здесь не ждал.
   Эллен опустила глаза, она чувствовала себя соучастницей. Теперь Барр понимала молчание местных, Адама, шерифа — детектив бы просто ей не поверил, даже если бы она рассказала ему всё, как на духу. А заговорить, значит, предать Адама. Эллен вдруг поймала себя на мысли, что лучше умрёт, чем сделает это.
   — Поверьте, я хочу найти его не меньше вашего, — бесцветно отозвалась она, не сводя глаз с фотографии.
   — Даже если он сядет после этого?
   — Я надеюсь обойтись залогом.
   — Смотря, что решит суд, мэм.
   Он напирал на неё, давил, подлавливал, даже не представляя, во что ввязался. Эллен понимала, что если он будет рыться здесь и дальше, его постигнет та же участь. Только у неё был Адам, а у детектива только он сам и табельное оружие. С таким набором наступить на хвост оборотням значит определить себе смертный приговор. Закручивался водоворот, который Барр не в силах была остановить, лишь беспомощно наблюдать за тем, как он поглощает новые и новые жертвы.
   Не прощаясь, Варгас спустился с крыльца и пошёл в сторону административного корпуса.
   — Что же ты творишь, Нэйт? — прошептала она в пространство перед собой, в бесплотный образ воспоминаний, в который превратился её младший брат.
   Он жив, во всяком случае, был живым две недели назад. Он был от неё в шести часах езды на машине. На фото у него были растрёпанные, кое-как постриженные волосы, редкие волоски покрывали подбородок — от природы у него плохо росли усы и борода. На нём была мешковатая, поношенная одежда и плащ, он выглядел так, будто давно не бывал среди людей.
   Эллен взялась за голову, спрятала лицо в ладони. Она не знала, что ей делать. Она не понимала, что чувствует. Не было ни радости, ни подъема, ни надежды — желание двигаться к цели тонуло в болоте чёрной тоски. Ей хотелось поделиться с кем-нибудь мыслями, рассказать кому-нибудь о встрече с Варгасом, посоветоваться, и только Адам приходил в голову. Только с ним ей хотелось говорить, ему хотелось доверять, хотелось быть рядом, несмотря на всё, что она узнала о нём и, несмотря на решение расстаться, которое они негласно приняли несколько часов назад. Эллен оторвала руки от лица и уставилась в одну точку. Всё вокруг перестало иметь значение перед осознанием одного единственного факта — ей было всё равно.
   Отношения с Адамом с самого начала не были похожи на интрижку. Стоило быть честной с самой собой — Адам Бишоп стал самым лучшим, необыкновенным мужчиной в её жизни и пусть эта его «необыкновенность» не укладывалась ни в какие рамки. Барр с ужасом для себя осознала, что приняла обе его половины, какие бы последствия этот факт за собой не принёс.
   Чувства переполняли её до краёв, хлестали по ногам, словно кнутом — Эллен не могла находиться дома, не могла больше молчать и прятаться. Она хотела исправить свои ошибки, пока ещё не слишком поздно.
   — Эйдан! — она окликнула Хилла. — Вы Адама не видели?
   — В лесу, наверное, — устало вздохнул он. — Кто-то методично вырывает кабели из траншей, будто нас обесточить хотят. Латаем обрывы, пока едут бензогенераторы. Я уже в ноль ухожу со всеми этими проблемами, чёрт!
   От того Эйдана Хилла, которого Барр встретила в своё первое утро на лесопилке, не осталось и следа. Он был изнеможен и зол, едва сдерживался в выражениях, и казалось, вот-вот сорвётся на первого, кто попадётся под горячую руку.
   — Парни говорят, как только начинается активная разработка угодий, тут сразу такое. Что за место, а?
   Он бросил вопрос в воздух, а Эллен показалось, что ей. Она догадывалась о причинах этих происшествий, но ничего ему не сказала. Люди никогда не станут владельцами лесопилки Форт-Келли, здесь другие хозяева. Стало тошно — Барр снова почувствовала себя соучастницей.
   Эллен увидела, как из административного корпуса вышел Варгас и, глядя на Хилла, красноречиво постучал по запястью. Он спешил.
   — Ещё это, — Эйдан закатил глаза и кивнул в сторону детектива. — Повезу его в «Белый дом».
   — Зачем?
   — Хочет в архив. И старые дела какие-то поднять.
   — Что вы ему рассказали?
   — Да, всё. Что здесь какая-то хрень творится. Про нашу с вами поездочку, помните? Про машину вашу…
   Эллен с досадой потёрла лоб. Эйдан выложил детективу всё. Теперь Варгас в курсе всех безумных теорий, которые она строила, пока не узнала правду. Барр не могла ни предупредить Хилла, ни остановить его, а уж тем более не могла остановить Варгаса. Это была не её тайна и не ей эту тайну раскрывать, но чувство неотвратимой беды росло в ней со скоростью ветра. У неё оставалось мало времени. Эллен хотела увидеть Адама, пока снова не случилось что-нибудь ужасное.
   Адама не было дома. Она не знала, сколько прождала его, сидя на ступеньках крыльца. Смена закончилась и из лесу подтягивались хмурые вальщики. Бишопа среди них не было. Эллен поняла, что пропустила его возвращение, когда отлучилась на полчаса выпить кофе с Пэтти. В его окнах уже горел свет.
   Она грохотала кулаками по двери, пока он не открыл ей.
   — Что случилось?!
   У него было усталое лицо. Бишоп стоял в дверном проёме обнажённый по пояс, с перекинутым через плечо полотенцем — наверное, она вытащила его из душа.
   — Адам, я люблю тебя. Наверное, я спятила, но мне плевать, кто ты есть. Я люблю тебя…
   Эллен поняла, что впервые в жизни сделала всё правильно. Что впервые её мысли, чувства, желания не расходились с поступками и этот эмоциональный порыв она не станет вспоминать с досадой. Даже если Адам закроет перед её носом дверь, она не пожалеет о своих словах.
   Бишоп не закрыл дверь. Распахнув створку шире, он босиком вышел на крыльцо, схватил её за плечо и втащил в дом. Его объятия были красноречивее слов — он приял её признание, поверил в него. Простил её.
   Не было ничего важнее этой секунды. Объятий было недостаточно, поцелуев мало, Эллен отрывалась от его губ лишь для того, чтобы судорожно втянуть ртом воздух. Она принимала его безоговорочно — и душой, и телом — чувствуя, как под его крепкими рёбрами биение сердца наращивает ритм. Эллен теперь знала наверняка, какая дикая мощь таилась в его теле. Слепая ярость в чистом виде лилась по его венам, но она ощущала, что сумела укротить, подчинить себе эту стихию. От одной этой мысли возбуждение росло, а сердце в груди готово было разорваться на куски.
   Невыносимый жар его тела, казалось, вот-вот расплавит ей кожу, но она не могла отодвинуться от Адама ни на дюйм, словно боялась, что он вдруг исчезнет в темноте. Они сидели на краю постели лицом к лицу, но не видели друг друга — в комнате не горел свет, а луна и звёзды скрывали низкие тучи, полные снега. В этом положении, крепко обхватив ногами его спину Эллен, она остро ощущала его внутри. Затуманенное удовольствием сознание озарялось редкими вспышками боли, когда Адам слишком резко насаживал её на себя и слишком крепко сжимал её покрытое гематомами тело.
   В словах больше не было нужды, их заменял единый ритм тел, лёгкие направляющие прикосновения, тихие, рваные выдохи. Кричать не хотелось, не хотелось нарушать тишину, не хотелось делиться сокровенным даже с безмолвными стенами комнаты. В каждом движении было столько надрывной страсти, словно это их последний раз — Эллен чувствовала это где-то в глубине души, и это единственное, что она принимать не желала.
   Она захлёбывалась очередным оргазмом, тычась лбом в подушку, когда Адам любил её сзади, как делают это животные. Эллен вскрикнула. Томное, сладкое послевкусие разорвал неожиданный укол боли в области шеи — завершаясь, Бишоп прокусил ей кожу.
   В голове гудел колокол, Эллен едва расслышала, как он корил себя и извинялся. Она дернула его за руку назад, когда он едва не сорвался в ванную за перекисью.
   — Что здесь смешного? — спросил Адам, развернув её лицом к себе.
   Он смотрел на неё обеспокоенно, а Эллен улыбалась, словно чокнутая. Ей нравились линии крови, размазанные по подушке, словно она лишилась невинности именно здесь и сейчас, именно с ним. Она так и не ответила ему.
   — Ты точно спятила.
   Покачав головой, Бишоп улыбнулся, откинулся на постель и потянул её за собой. В его улыбке, в умиротворённых чертах лица, в его плотном молчании и взгляде, устремленном в потолок, сквозила грусть, и он не спешил ею с ней делиться.
   — Я знаю, о чём ты думаешь, — вдруг сказала Эллен. Адам взглянул на неё, нахмурив брови. — О проклятии.
   Она вдруг отчётливо вспомнила слова легенды. Пока лето сменяется осенью, а зима весной, ни один потомок храброго воина не сможет жить среди людей, ни один его потомок не познает истинной любви женщины, и судьба их — быть отвергнутыми человеческим родом. Существование Зверя — истинная правда, до которой можно было дотронуться, которую можно было увидеть, ощутить, почувствовать на вкус, но проклятие было эфемерно. Оно было лишь словами, случайным стечением обстоятельств, надуманными страхами, но ровно также могло быть и реальностью. Его нельзя было доказать, лишь верить или не верить.
   Она угадала его мысли.
   — Рядом со мной не выживают.
   — А я постараюсь.
   Эллен предпочла не верить.
   Этой ночью Адам спал глубоко и безмятежно — несколько суток без сна, проведенные в обходе леса, доконали его. Эллен же не спалось, не думалось, не лежалось. Сейчас от неё не зависело ровным счётом ничего. Ей полагалось сидеть и не дёргаться, пока Адам ищет способ вывезти её из Форт-Келли и при этом не допустить, чтобы Звери нарушили условные границы его территории. Барр понимала, что ему приходится разрываться пополам, потому что на Марти они не остановятся, если не остановят их.
   Она ощутила острый приступ тревоги и желание проверить, не забыл ли Адам запереть на ночь дверь. Стянув с пола плед, Эллен укуталась в него и осторожно выбралась из комнаты. На последних ступенях лестницы Барр поняла, что не одна на этаже.
   Узкая полоска лунного света сочилась из приоткрытой входной двери, сквозняк шевелил лёгкую штору на маленьком окне, выходящем на крыльцо. Он стоял спиной к выходу, но Эллен не могла в темноте разглядеть его лица. Щурясь и присматриваясь, она пыталась понять, кому принадлежит эта безмолвная тень, но что-то внутри подсказывало ей, что она знает. На нём был старый, поношенный плащ, в котором он был запечатлён на камере слежения и в котором был у часовни — нет, он ей тогда не привиделся, теперь Эллен была в этом уверена. Натаниэль стоял прямо перед ней в доме Бишопа, в самом сердце Форт-Келли.
   — Уходи. Не ищи. Убью.
   Казалось, он забыл человеческую речь, слова вырывались из его рта вместе со звериным рычанием. Эллен вцепилась ногтями в поручень лестницы, чтобы не упасть. Она едва соображала, мысли оформлялись с запозданием. В ней боролись два желания: броситься к брату, встряхнуть его, спросить, какого чёрта он делает и бежать назад к Адаму, потому Нэйт угрожал ей. Потому что Нэйт не был человеком.
   Натаниэль вскинул голову, посмотрел наверх, на перекрытие потолка и сделал шаг назад, к двери. Громко хлопнула ставня. Бишоп скатился на землю прямо со второго этажа, перекрывая ему пути отхода. Он ощерился, готовый обратиться и вступить в бой. Натаниэль сделал то же самое.
   Они двигались с немыслимой скоростью — Эллен не успела заметить, как брат оказался на улице, ведь ровно секунду назад он стоял прямо напротив неё. Она бросилась следом и, едва не вывалившись с крыльца, упёрлась кулаками в ходящую ходуном грудь Адама. Он горел. Под кожей двигались мышцы, перестраиваясь для иного тела. Эллен готова была поклясться, что слышит хруст суставов и костей.
   — Адам, нет! Он ничего не сделал! Не трогай его, не трогай.
   Нэйт воспользовался заминкой. Он молниеносно взобрался на гладкий бетонный забор, цепляясь когтями, словно кошка, перемахнул через колючую проволоку в прыжке и исчез.
   Барр оглушило, она слышала лишь собственное надрывное дыхание и эхо своего крика. Взглянув на Адама, Эллен в ужасе отшатнулась. Его лицо исказили ярость и боль — она могла только представить, каких усилий ему стоило остановить уже начавшийся процесс обращения.
   — Никогда так не делай! Я мог навредить тебе, — он схватил её за локти и встряхнул.
   По белкам его глаз вилась сеть лопнувших сосудов, клыки выступали отчётливее, а в голосе слышался уже знакомый рокот, который, казалось, исходил из самых глубин диафрагмы.
   — Почему ты ничего не сказал мне?! — она истерично вырвалась из его хватки и ударила кулаком в плечо. — Ты знал, что Нэйт один из вас, и ничего не сказал?!
   — Я не знал. Ваши запахи не схожи. Он тебе не брат. Так? — строго спросил её Адам и сделал шаг навстречу, сокращая между ними расстояние до предельного минимума, нависая над ней штормовой стихией, которая вот-вот обрушится ей на голову.
   Адам осадил её, играючи отбил праведный гнев. Сработало эффективно — Эллен почувствовала, как задеревенели взвинченные нервы и включились мозги.
   — Не родной. Он приёмный.
   — С этого и надо было начинать, — он со злостью взъерошил волосы и быстрым, размашистым шагом направился к дому. Только сейчас Эллен заметила, что на нём не было ничего. Едва успевая, Барр последовала за ним.
   — Да откуда я могла знать, что это важно?! И вообще, ты же наверняка видел его?
   — Я не видел его в теле человека. И когда он приехал сюда, меня здесь не было.
   Снова дурное совпадение по годам — Нэйт приехал в Форт-Келли в то самое время, когда Бишоп пытался устроить жизнь подальше от своего тяжёлого наследия. Результат был известен — ни он, ни Натаниэль не смогли от него убежать.
   Эллен замолчала, у неё закончились аргументы. Подпирая спиной дверь спальни, Барр смотрела, как играют тени на его обнажённой коже.
   — Ты не оделся, — заметила она, испытывая какую-то странную неловкость, словно видела его таким впервые, несмотря на то, что сама была укутана лишь в лёгкое одеяло.
   — Ты знаешь, когда швы рвутся, то дико впиваются в кожу. Не хочется ко всем прелестям процесса добавлять ещё и эту боль, — огрызнулся Адам, и, отвернувшись от неё, всё же потянулся за штанами.
   Эллен почувствовала, как внутри зашевелилось раскалённое сверло. Совесть съедала её живьём за то, что она под влиянием эмоций снова позволила себе грубить, напирать и подозревать Адама во лжи, тем самым усугубляя его состояние. Она сделала два шага вперёд и крепко обняла его сзади. Прижимая ухо к его груди, она слушала, как сердце замедляет ритм, тело успокаивается, отголоски обращения затухают, снова возвращая его в мир людей.
   — Прости меня, — шепнула она, задевая мокрыми губами его кожу, утыкаясь в неё носом, чтобы наполнить лёгкие родным запахом.
   — Ты прости, — тихо отозвался Адам, укладывая свои руки поверх её рук. — Иногда я себя просто ненавижу. Не могу контролировать свой гнев.
   Это напомнило ей вспышки ярости Нэйта. Ему было трудно. Рядом не было никого, кто мог бы помочь, объяснить ему то, что с ним происходит. Никого, кто мог бы научить его с этим справляться, как научил этому Бишопа его загадочный наставник.
   — Я могу вернуть его?
   — Мне жаль.
   Эллен не увидела, но ощутила, как он отрицательно покачал головой.
   Внутренности скрутились в жгут, лёгкие едва принимали в себя загустевший от напряжения воздух, рёбра снова истошно заныли, напоминая о том, что время действия лекарств истекло. Она молчала, внимая каждому его слову.
   — Он уехал, когда почувствовал момент перехода. Он нашёл их по запаху родной крови. Помнишь, я говорил, про выбор между жизнью человека и Зверя?
   Барр молча кивнула.
   — Твой брат сделал выбор.
   Он выбрал стаю — тех, кто сумел принять его таким, каков он есть. Тех, кто не мучил его «душевными разговорами», угрозами, лекарствами и поездками к психологам. Чувство вины испепеляло её на месте. Ни она, ни родители просто не могли предугадать такой исход, не могли вообразить ничего подобного.
   — Он сказал, что убьёт меня. То есть Марти… и все остальные… Это всё он?
   Эллен не могла подобрать слов, не могла назвать вещи своими именами, не могла принять то, что Натаниэль убивал. Какими бы ни были его или их общие цели, как бы далеко не пряталось его человеческое сознание в момент обращения, она не могла найти причину, чтобы оправдать его. Ровно так же она не могла найти причину, чтобы его винить. Это было стечением обстоятельств, которым Барр не могла управлять. Всё происходило помимо её воли и желаний, она была лишь безмолвным наблюдателем и эта роль была для неё мучительной.
   — Не только.
   От этого ничуть не стало легче. Весь ужас от осознания неизбежного никак не доходил до неё — ей казалось, что всё это дурной сон.
   — Тебе нужно собираться. Попробуем проскочить на рассвете.
   Эллен понимала, что без него ей из Форт-Келли не выбраться. Она понимала, что Адам готов рискнуть десятками чужих жизней и оставить свой пост ради неё. Ей было больно от мысли, что она заставила его делать выбор, ещё больнее от того, что расставание неумолимо близилось. Хотелось вопить от несправедливости — Барр не могла заставить его уехать вместе с ней, даже если станет молить на коленях. Адам Бишоп не оставит Форт-Келли. Эллен готова была остаться.
   Выпив обезболивающего, она крепко прижалась к его груди.
   К ним постучались, когда бледное полотно нового утра едва наползло на горизонт. Лёгкая, влажная дымка тумана оседала на стёклах мелкими взвесями, собиралась в капли и стекала кривыми дорожками за раму окна. Жухлую траву прибило к земле заморозками, иней белел на дорожке у дома и на обледенелом крыльце, которое за ночь явно превратилось в каток.
   — Шериф, — Адам почуял его, ещё не успев открыть дверь. Эллен, выпутавшись из одеяла, дрожащими пальцами натянула на себя одежду.
   — Они вернулись. Исчез Уоррен и его человек. Средь бела дня. Вчера они поехали осматривать рельсы и не вернулись, — громыхая ботинками, Генри Нильсен торопливо вошёл в дом, на ходу докладывая Бишопу последние известия. Адам напрягся. Эллен почувствовала, что её начало мелко трясти — две жизни только что повисли на её шее камнем. Бишоп упустил врагов из виду, потому что снова нянчился с ней. — С ними молодой Зверь.
   — Да, я уже понял, — отозвался Адам. С тем, о ком говорил шериф, он столкнулся в собственном доме лицом к лицу.
   Эллен вышла из-за его спины и остановилась чуть позади, складывая на груди руки. Молодой Зверь. Так шериф называл теперь её брата.
   — Она знает?
   Нильсен грубо ткнул пальцем в её сторону, словно Эллен Барр была инородным элементом, случайно затесавшимся в отлаженный механизм. Адам согласно кивнул и шериф изумленно взглянул на нее, словно не верил, что после всего Эллен осталась рядом с ним. Барр успела уловить, как за доли секунды пренебрежение в его глазах сменилось на удивление, а после на уважение.
   — Вы ехали ночью. Вы что, тоже? — Эллен неопределённо повела бровью. Она подумала, что и шериф несёт в себе кровь Зверя, раз осмелился нарушить правило.
   — Не-е-ет, я — нет, — усмехнулся Нильсен. — Меня они не трогают. Боятся. Во мне кровь шамана, сгубившего их род.
   Казалось, Барр уже нечему удивляться, но она снова ошиблась. Шериф Генри Нильсен предстал перед ней совершенно в ином свете. Его любовь к индейским сказкам не была чудачеством, она была в его крови. О том, кто такие шаманы, Эллен знала лишь поверхностно и могла лишь догадываться, какой силой обладал его предок, с которого всё это началось. Несмотря на огромный провал во времени, потомки шамана продолжали нести его бремя рядом с потомками первого Зверя — бок о бок, словно мироздание наказало весь его род за совершенное зло.
   — Это брат Эллен. Теперь всё складывается. Его запах слаб, потому что он скрывается за спинами других или его скрывают. Потому я не понял сразу, что их стало больше, — Адам продолжил. — Я уловил чужие следы ещё тогда у часовни, но они оборвались.
   Адам ещё раз подтвердил то, в чём Эллен уже успела убедиться. Он был там. Он встретился с ней, но по-своему. Так, как сумел.
   — А те двое? — спросил шериф, явно намекая на убитых владельцев красного «Корвета».
   — Это он, — Адам украдкой взглянул на Эллен, оценивая её реакцию. Она не шелохнулась.
   Они словно вели собственное расследование, вдали от официальных лиц, пока Барр судорожно искала причины его поступка и никак не могла отыскать.
   — Он, что, пытался меня защитить?! — Эллен ощутила слабый призрак надежды на то, что её брат остался её братом чуть более, чем на половину. Что она ещё может вернуть его, несмотря ни на что.
   — Скорее, срывал зло. Похоже на примитивный акт мести, — ответил шериф.
   — Я не понимаю, что он делает, — выдохнула Барр, отчаявшись охватить всю упавшую ей на голову информацию и разложить её по полочкам.
   — Он мечется, потому что вы, Эллен, — Нильсен снова ткнул пальцем в её сторону, но без раздражения, а с какой-то почти отеческой досадой, будто к несмышлёному дитя, — вмешиваетесь в то, что вам неподвластно, ищете то, что искать были не должны. Ваш брат погиб для вашего мира, чтобы воскреснуть здесь Зверем. Вернуться к своей сути. Вы тянете его назад, и это очень не нравится его новой семье. Вы теперь много знаете, они хотят избавиться от вас и желательно руками вашего брата. Это станет его сознательным, окончательным выбором и доказательством верности, — и, словно прочитав её мысли, добавил. — Не ищите в этом городе надежду, милая Эллен. Её здесь нет.
   Эллен вспомнила свой сон. Он оказался пророческим. Натаниэль изувечил её машину, потому что хотел напугать. Он хотел, чтобы она уехала и бросила попытки его найти, пока её вмешательство в жизнь Форт-Келли не стало для неё фатальным. И Адам не раз просил её об этом. Её упрямству стоит поставить памятник. Лишь бы этот памятник не превратился в гранитный камень над её могилой.
   — Я отвезу её в Портленд сегодня же. Присмотришь за лесопилкой? — Адам обратился к шерифу, на ходу натягивая куртку. Он собирался уходить. Нильсен молча кивнул.
   — Варгас просил меня не покидать территорию, — напомнила Эллен.
   — Я не стану ему помогать, — ответил шериф. — Разберемся позже.
   За Бишопом закрылась дверь. Эллен осталась с шерифом один на один.
   Она всё так же ощущала неловкость под его испытующим, волчьим взглядом, как тогда в закусочной в день их знакомства. На всё, что было до, Барр теперь смотрела под другим углом. Она заново выстраивала в голове цепочку событий, ужасаясь тому, как стройно укладывались в ней новые факты. Стоило лишь отбросить гонор и скептицизм, чтобы увидеть правду. Стоило просто раскрыть глаза и поверить своим инстинктам. Всё лежало на поверхности, но Эллен предпочла прятать голову в песок, открещиваясь от очевидного своим истеричным «не верю».
   — Вы спокойны, — Нильсен скорее озвучил факт, нежели задал вопрос.
   — Я опустошена.
   Барр старалась не смотреть ему в глаза. Она тяжело опустилась в кресло, неловко задев рёбра, и со свистом втянула воздух сквозь зубы. Единственное, что Эллен хотела прямо сейчас — выспаться, словно мудрый организм пытался отвлечь её от ужаса происходящего на простые потребности, чтобы она не двинулась головой. Все остальное теперь касалось её в той мере, в какой её интересовало, отчего солнце встаёт на востоке, а не на западе. Ей было всё равно.
   — Время не щадит никого, Эллен. Один из них стар и болен, потому твой брат обокрал аптеку. Если бы не это, Варгас бы к вам не прицепился. Но он своё получит, если не остановится.
   — Как Пол Мориссон? — она вдруг вспомнила журналиста, пытавшегося вывести эту историю из тёмной лесной глуши на свет божий, и вспомнила то, чем для него это закончилось.
   — Как Пол Мориссон. У Пола оказались слабые нервы. Не то, что у вас.
   Дело было не в нервах. У неё был Адам. Ангел-хранитель, спасение от всех её бед. Без него она не дожила бы до сегодняшнего дня. А Мориссон оказался храбрее, чем она, решившись лично прекратить муки собственного существования перед страхом расправы. Барр понимала, что никогда не решится на такое.
   — Получается, Нэйт Адаму больше брат, чем мне? — вдруг спросила Эллен. Эта мысль неожиданно оформилась у неё в голове, но отчего-то не вызвала шока. За последние сутки она исчерпала все свои лимиты, удивляться больше не было сил.
   — Кровно да.
   — Значит, среди них его отец?
   — Отец не тот, кто зачал, Эллен.
   Отчего-то слова Нильсена заставили её отмереть и, наконец, взглянуть на него. Казалось, седина была не только в его волосах, она была в его взгляде, устремлённом в прошлое. В нем была тоска и сожаление.
   — Я знал мать Бишопа с детства, — по выражению его лица Эллен поняла, что «знал» для него равно что «любил», и затихла, боясь дышать. Она с замиранием сердца внимала всему, что касалось Адама, неожиданно ставшего для неё самым важным человеком в жизни, — но она выбрала не меня. Изабель никогда не говорила, от кого ждёт ребенка, но её молчание всё сказало мне. В тот день я гнал в Портленд, как сумасшедший, пока она тихо и мужественно рожала на заднем сиденье. Но я всё равно опоздал.
   Шериф замолчал, собираясь с духом, пока Эллен соотносила его слова со словами Адама, в ту ночь, когда он впервые осторожно рассказывал ей о себе.
   — Адам мог быть и моим сыном. Я не хотел, чтобы проклятье моего предка довлело над ним. Они не забирают детей с собой в лес, у них нет женщин и нет возможности их вырастить. Они оставляют их на людей до момента перехода. Я взял Адама себе, не позволил отправить его в приют. Помог обуздать Зверя, сделал всё, что в моих силах, он ведь даже сумел уехать отсюда. Но он вернулся из-за меня.
   — Я не хочу уезжать, — звучало как «я не хочу бросать его» и Нильсен снова услышал в её словах истинный смысл, она поняла это по его взгляду, полному сочувствия и вины. Эллен ужаснулась своей мысли. Буквально пару дней назад она была чужда ей, но теперь она не знала, что будет делать в большом мире без него.
   — Понимаю. Но остаться вы не можете тоже, милая Эллен. Если вы погибнете… — шериф замолчал и прикрыл глаза, наверняка проживая заново свою потерю, как и первую потерю своего сына. — Адам потеряет вас.
   Внутрь, под рёбра словно сунули раскалённую спираль. Глухая боль расползалась по нервам, перекрывая боль физическую, парализовывая, лишая желания жить и двигаться. Барр никогда не знала, каково идти на жертвы. Всю свою жизнь она гналась за сиюминутными удовольствиями и убегала от проблем, теперь же этот её излюбленный метод не работал. Это был перелом. Разделение на до и после. Эллен не знала, как будет собирать себя заново.
   — Вы будете далеко, но будете живы. Для вас обоих это лучший исход.
   Эллен молча кивнула и выбралась из кресла, намереваясь проверить вещи и документы перед отъездом. Она понимала, что шериф прав, и смиренно приняла неизбежное.
   Спустя полчаса она узнала, что рабочие обнаружили Сэма висящим внутренностями наружу прямо на будке КПП.
  

  

   

    Глава 16
   

   Дождь зарядил почти сразу после того, как первый луч солнца мазнул по верхушкам безмолвных, недвижимых сосен. Мутная темнота обрушилась на Форт-Келли с первыми ледяными каплями, которые нещадно смывали кровь и следы в почву, устланную сухими сосновыми иглами и щепой.
   — Адам, это плохая идея.
   — Не смотри туда.
   Под ногами хлюпала жидкая грязь, пока Адам вёл её к своему Форду, припаркованному прямо возле КПП. Тело охранника никто не снял, оно висело распластанным по скату крыши и насаженным на штыри, напоминая часть кровавого библейского сюжета. Его лицо, омытое дождём, было изуродовано в немом крике ужаса. Это был второй труп за сутки.
   Эллен больше ничего не чувствовала: ни страха, ни отвращения, будто кровь, кости и рваная плоть стали для неё чем-то обыденным. Она понимала, что это зрелище не пройдёт для неё легко, знала, что рано или поздно оно о себе напомнит — дурными снами, истерикой или ко всем чертям поехавшей психикой. Оставалось только ждать, когда её накроет, и надеяться, что это не случится прямо сейчас.
   — Это выглядит так, будто мы сбегаем.
   Ею владело дурное предчувствие. Она не верила, что план Адама удастся, а если удастся, не хотела представлять, какова будет цена. Теперь она знала историю Форт-Келли. Знала, что Зверь, живущий в людях леса, хочет крови. Он хочет очистить свою территорию, вытравить с неё всех тех, кто на неё покусился, отомстить за жизнь, загубленную в лаборатории военной базы любопытства ради. Они хотят убить Варгаса — того, кто взялся расследовать их кровавые дела. Её — за то, что пыталась вернуть одного из них обратно в мир людей. Адама — единственного, кто не давал им это сделать. И среди них — её брат. Человек, с которым она выросла. Любимый сын, чьи родители не смогли смириться с потерей.
   Эллен крепче вцепилась ему в руку, словно пыталась защитить, дёрнуть в сторону от опасности, забрать с собой. Мысль, что кто-то может причинить ему вред, проворачивала внутри раскалённый прут, и Эллен двигалась неохотно, едва передвигая ноги, словно стараясь оттянуть момент. Она до ощутимой боли в груди не хотела оставлять его один на один с неотвратимой бедой.
   — Мистер Бишоп. Мисс Барр. Отойдите от машины.
   Голос Варгаса вонзился в её спину, словно пуля. Она застыла, упёрлась ногами в рыхлую, размытую почву и дёрнула Бишопа за рукав назад, потому что он не собирался подчиняться — не глядя в сторону детектива, Адам продолжал упрямо топать в сторону Форда.
   — У вас со слухом плохо? — повторил детектив. Он нагнал их и перекрыл собой дорогу, красноречиво распахивая полы форменной куртки, за которыми виделись очертания пистолета в кобуре.
   — Уйдите с дороги, сэр, иначе…
   Адам выступил вперёд, заталкивая Эллен себе за спину. Она не видела лица Бишопа, зато видела отчётливо, как злобно детектив смотрит на него снизу вверх, как ходят желваки и дёргаются мускулы на его смуглом лице. Варгас был напуган и оттого зол, как чёрт. Следы усталости и бессонных ночей залегли под его глазами сизыми тенями, расширенные зрачки и ходящая ходуном грудь под натянутой тканью светлой рубашки явно выдавали его нервозность. Варгас имел оружие и власть, данную ему полицией штата, но ни то, ни другое в Форт-Келли не работало.
   — Это угроза? Я внесу это в протокол.
   Адам сделал шаг вперёд. Эллен снова ничего не могла предпринять, она никак не могла выпутаться из рук Бишопа — он крепко держал её за рукав, то и дело заводя назад, едва она пыталась влезть между ними. Они должны были либо подчиниться, либо прорываться с боем — Адаму ничего не стоило отбросить Варгаса от себя, словно куклу, набитую старым тряпьём. Он не думал о последствиях, сосредоточившись на цели. Эллен не хотела, чтобы ценой её жизни стало обвинение в серийном убийстве для них обоих.
   — Вы в дерьме по горло, сэр, — это нарочито вежливое «сэр» Бишоп едва из себя выдавил, скорее, выплюнул сквозь зубы. — И всех тянете за собой. Если бы вы знали, во что влезли…
   — Отлично, расскажете мне, во что я влез, когда будете давать показания в суде. А теперь, позвольте, сэр, — произнёс Варгас с долей презрения, в тон Адаму.
   Прозвенела цепь наручников. Варгас раскрыл браслеты и протянул их вперёд, приглашая Бишопа добровольно сдаться.
   Дождь заливался за воротник, мерзко хлюпая вдоль позвоночного столба до самой поясницы, пояс джинсов давно намок, сжимая талию в холодных тисках, впивался в кожу ледяными щупальцами. Эллен била крупная дрожь, страх и холод пробирали тело до костей, пока она безучастно смотрела на двух мужчин, которые не думали щадить друг друга.
   — Шли бы вы…
   По тону его голоса Эллен поняла, что Адам готов сорваться и, если не обратиться, то, как минимум, причинить детективу увечья — ему бы хватило на это сил и в человеческом теле.
   — Мистер Бишоп, закройте рот, — Варгас не сдавался, несмотря на то, что здорово затрусил. Это отчетливо ощущалось по выражению его лица и по дрогнувшему голосу. Бишоп мог внушать страх на уровне инстинктов, Эллен знала это, как никто другой.
   — Адам, — она дёрнулась в сторону, и, наконец, вывернулась из его рук. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы ещё и с законом.
   Она красноречиво взглянула на него и перевела взгляд на наручники. Стиснув зубы, Бишоп протянул руки вперёд.
   — Дикие люди, — самодовольно произнёс Варгас, покачал головой и защелкнул браслеты. Он чувствовал себя победителем, но руки его дрожали.
   — Идёмте. Расскажете мне о ваших сообщниках или будете хранить молчание?
   Бишоп ничего не ответил ему.
   — Ваше право, — сказал Варгас, подталкивая их в сторону административного корпуса.
   В здании были Хилл, Фишер и Нильсен, они понуро сидели за столом переговоров и напоминали животных, загнанных в клетку. На чистых деревянных половицах лежали серые следы грязи, Эллен заметила, что с их с Адамом одежды капает вода, настолько они оба вымокли под дождём.
   Все трое встрепенулись, когда увидели их, но промолчали, лишь Хилл — единственный, кроме самого Варгаса, кто оставался в неведении — воскликнул:
   — Да что всё это значит?! Бишоп?!
   Хилл взглянул на него с изумлением и ужасом — наручники на его запястьях он воспринял, как доказательство того, что Адам — главный подозреваемый в зверствах, произошедших на его лесопилке за последние сутки. Эллен стиснула зубы так, что, казалось, чувствует крошево эмали — ей хотелось орать, что это чудовищная ошибка, что Хилл не имел права даже допускать такой мысли.
   — Мистер Хилл, останетесь здесь и будете следить, чтобы ваш цирк не разбежался. Шериф, вы мне нравитесь меньше всех, потому вы едете со мной до вашего уютного кабинетика, и я вызову сюда штурмовую группу.
   Варгас раздавал приказы, отмахиваясь от стекающих на лицо капель, словно пёс. Было в его движениях что-то нервное, словно он хотел поскорее расправиться со своей работой и уехать из этого места. Он не собирался ни вникать, ни разбираться, настолько был загнан — Эллен отлично понимала его состояние, когда чувство преследования заставляет совершать ошибки одну за другой. Она понимала, но готова была яростно вцепиться ему в глотку, потому что он не понимал ни черта. Эллен хотела немедленно рассказать ему всё. Нильсен взглянул на неё и покачал головой, словно мысленно отвечал на её мысли. Делать этого было нельзя.
   — Я никуда не поеду, сэр. Погода, — удивительно спокойным голосом произнёс Нильсен, глядя куда-то в небо, будто видел сквозь потолок.
   — Господин Фишер, а вы не боитесь дождя? — Варгас, взвинченный донельзя отказом, резко развернулся к фельдшеру.
   — Я слишком стар для таких экстремальных поездок, детектив, — он ответил, глядя прямо ему в глаза с каким-то необъяснимым вызовом. Он не был взволнован, в отличие от того же Нильсена, его не одолевала паника, как одолевала она Эйдана Хилла. Казалось, он видел такое не раз и знал все сценарии подобных выступлений, как и их финал. Где-то в глубине подсознания Эллен почувствовала, что знает ещё далеко не всё.
   — Ключи, — потребовал Варгас, нервно выставляя вперёд ладонь.
   — Гектор, машина застрянет в грязи сразу же, как только вы окажетесь за территорией, — Нильсен продолжал говорить спокойным, едва ли не убаюкивающим тоном. Эллен поняла, что он пытается его успокоить и отговорить, словно самоубийцу, стоящего на парапете высотки. — Вы будете торчать в лесу один, пока не закончится дождь. Вы уверены, что готовы так рискнуть, пока убийца разгуливает по лесу?
   — Это приказ, вы не слышали меня? — детектив повысил голос. Казалось, его звон отразился от оконного стекла, и, усиленный втрое, рассыпался по гулкому, полупустому помещению.
   — Берите. Моя проедет, — Хилл запустил брелок от Тахо по столешнице, он проскользнул прямо в руки детектива. — Возьмите любого из моих людей.
   Эйдан избрал стратегически верную позицию сотрудничества со следствием. Это был его бизнес, его земля, его люди гибли, и Барр не могла винить его, но злилась. Защитить Бишопа стало для неё идеей-фикс, о собственной безопасности она уже не думала. Ей хотелось броситься через стол и схватить Хилла за грудки.
   Адам уедет из Форт-Келли в кандалах или подастся в бега, вынужденный скрываться до конца жизни — Эллен не знала, какой вариант он предпочтёт, но ни один из них не устраивал лично её.
   Бухнула входная дверь.
   — Уоррен. Там Уоррен.
   В комнату вломился один из вальщиков, Эллен узнала его. У него была рассечена кожа на голове, с волос и лба кровь стекала тонкими светло-розовыми струями прямо на лицо и путалась в густой бороде. Его ошалелые глаза бегали от угла до угла, а ноги едва держали его грузное, беспомощное тело. Фишер немедленно поднялся со стула и бросился к нему, чтобы оказать первую помощь. Адам и Нильсен рванулись в сторону открытой двери.
   — Всем оставаться на местах! — Варгас вынул пистолет и махнул им в воздухе.
   Время словно застыло, превратилось в вязкую субстанцию, которая поглощала все звуки, замедляла движения, обостряла запахи, особенно запахи мокрой древесины, хвои и крови, рвущийся внутрь с улицы сквозняком. Эллен ощутила, как всё внутри сжимается до размеров одного яростно бьющегося сердца, она не хотела смотреть наружу, словно чувствовала нутром, что там происходит нечто, к чему она не была готова. К чему был не готов никто.
   — Они здесь, — тихо произнес шериф.
   Было не ясно, утверждает он или спрашивает, казалось, Нильсен был удивлён собственному открытию. Эллен взглянула на Адама и по выражению его лица поняла, что он догадки шерифа подтвердил. Бишоп учуял их. Звери вошли на территорию.
   — Иди сюда, тварь. Я тебе нужна?! Так иди и возьми! — тишину прорезал крик Пэтти. В нём было столько ярости и надрыва, словно она вступала в неравный бой и знала, что проиграет, но собиралась дорого взять за свою жизнь.
   Адам подался вперёд, но Эллен лишь крепче сомкнула пальцы на ткани его куртки, неосознанно пытаясь удержать его рядом. Бишоп повернулся к ней и аккуратно, чтобы не сделать больно, отцепил от себя её руку, сведённую спазмом, жесткую, как сухая ветка.
   — Эллен, если что-то случится, не плачь обо мне. Живи нормальной жизнью.
   Эллен не сразу поняла смысл его слов, заторможенно, словно со стороны, наблюдая за происходящим. Адам развёл руки в сторону, и цепь наручников лопнула на нём, будто нитка. Он торопливо зашагал к выходу, стягивая на ходу куртку. Нильсен бросился следом, с грохотом сворачивая за собой стул. Послышался выстрел, заставивший всех рефлекторно втянуть голову в плечи. Варгас стрелял в воздух.
   — Это был предупредительный. Второй будет на поражение.
   На секунду задержавшись в дверном проёме, Бишоп лишь молча взглянул на детектива и на пистолетное дуло, направленное ровно на него, а после рванулся на улицу с немыслимой для человека скоростью.
   Грохот выстрела заставил Эллен отмереть и закричать, прижимая к ушам ладони. Она упала на пол и забилась под стол, не сразу поняв, что затащил её туда Фишер, защищая от потасовки. Она видела лишь мельтешение ног: остроносых ботинок шерифа и резиновых, взятых на складе у Пэтти сапог Варгаса.
   — Ты задел его, щенок! — крикнул Нильсен, выбивая у детектива из рук пистолет. Он закатился под стол и закрутился юлой прямо у Эллен под носом, заряженный, снятый с предохранителя, смертельно опасный в руках напуганного, неадекватного человека, каким сейчас был детектив Гектор Варгас. Барр лишь сильнее забилась в угол стола, беспомощно елозя ногами по полу и стараясь отодвинуться от оружия подальше. Она оглянулась назад в поисках поддержки, но Фишера рядом не оказалось — он с юношеской прытью рванулся из здания оказывать помощь.
   Оттолкнув от себя детектива, Нильсен скрылся на улице за завесой дождя. Неловко раскатавшись по полу, Варгас собрал себя в кучу и бросился следом.
   — Твою мать, — воцарившуюся вдруг тишину взрезал ошеломлённый выдох Хилла.
   Эллен видела его широко расставленные в дверном проёме ноги, слышала щелчок обоймы в его пистолете. Неловко карабкаясь на четвереньках, она вылезла из-под стола, но не решилась встать в полный рост. Её трясло. То, что она увидела в просветах от фигуры Хилла, загородившей проход, заставило её закусить кулак, чтобы не раскричаться, ненароком не напугать взведённого Эйдана и не навлечь шальную пулю на себя.
   — Да чтоб тебя, Господи. Дева Мария… — шептал Хилл, снимая оружие с предохранителя и прицеливаясь.
   В мутной темноте она видела три изуродованные обращением фигуры. Их омывал безжалостный дождь, превращая ужасающую картину в кадры замедленной чёрно-белой кинохроники. Яростный вой и рычание сотрясали воздух, грохот беспорядочных выстрелов и свист пуль прерывались жалобным скулежом одного, второго, третьего — Хилл палил без разбора в движущуюся чёрную массу оборотней, задевая то одного, то другого поочередно. После каждого попадания Звери дергались и припадали к земле, позволяя противнику ненадолго одержать верх. Эллен не знала точно, где среди них Адам, а где Натаниэль, и могла лишь догадываться, кто есть кто, по тому, как двое выступали одним фронтом против одного. Адам был в меньшинстве.
   — Не стрелять, — скомандовал Нильсен.
   — Прекратить огонь. Вы не знаете, в кого можно! — крикнул снаружи Фишер, но Хилл не собирался останавливаться.
   Голоса шерифа и фельдшера слились в один протестующий, отчаянный вопль — ни один из них не мог подобраться к Эйдану с улицы, не рискуя при этом быть подстреленным. Лишь Эллен могла зайти ему со спины, потому что он позабыл о ней.
   Закрыв глаза и собрав в кулак всю ярость, которая придала ей сил, Эллен поднялась и, разбежавшись, толкнула его плечом. Хилл потерял равновесие, уронил оружие и упал, поскользнувшись на обледенелых ступенях крыльца, равномерно залитых поверх льда водой. Не удержавшись, Барр покатилась следом за ним. Ребра ступеней ткнули её в ушибленный бок, и Эллен ахнула, глотнув густой грязевой жижи, в которую превратилась земля.
   На зубах скрипел песок, боль пульсировала по всей левой стороне тела, не позволяя даже сделать вдох. Лёгкие сжались в крохотные, пустые комки и никак не могли раскрыться. Эллен проехалась лицом по грязи, когда Хилл отбросил её от себя и потянулся за оружием. Она снова вдохнула воды и захлебнулась кашлем.
   — Хватит! — Эллен не представляла, откуда взяла силы для броска. Она оттолкнулась от земли и упала в грязь прямо поперёк движения Хилла. Его руку, тянущуюся за пистолетом, Барр прижала к земле весом своего тела.
   Когда Эйдан снова отбросил её, Барр увидела, что мимо них промчался Варгас. Он схватил лежащее между нею и Хиллом оружие, вбежал в дом и с грохотом закрыл за собой дверь.
   — Эллен, уходите, — Фишер возник прямо перед ней и попытался поставить её на ноги.
   Она чувствовала, как её шатало, словно после нескольких порций мартини с водкой, содержимое желудка упрямо лезло наружу, а ноги вязли в земле и скользили по мокрому слою щепок. Фишер тащил её к крыльцу, придерживая подмышки. Услышав глухой стук и вой автомобильного клаксона, Барр вздрогнула и обернулась — Хилл, оседлав свою Тахо, сбил шлагбаум и умчался прочь с территории.
   Распахнув дверь, фельдшер втолкнул её в помещение.
   — Переждите здесь, вы ничего не можете сделать, — торопливо сказал он, дергая кольцо крышки люка, ведущего в подвал. — Я вернусь за вами.
   Снизу раздались два выстрела, пули ударились о перекрытие пола, вынуждая Фишера отпрянуть от входа в подвал.
   — Иди к чёрту, дьявольское отродье! — снизу донесся приглушенный слоями дерева и бетона голос Варгаса. Наверняка, в панике детектив забаррикадировался внизу и пускать к себе соседей не собирался. Эллен знала испанский, но из его надрывного бормотания расслышала лишь «Мария Санта Лючия». Он молился. Ей больше ничего не оставалось, как наблюдать за побоищем из-за распахнутой настежь двери.
   Эллен увидела четвёртого боковым зрением. Он двигался медленно, выверено, словно берёг силы и просчитывал лучший момент, для того, чтобы вступить в бой. Он был выше других, но болезненная худоба и блеклая, перемежающаяся язвами и проплешинами шерсть, говорила о том, что он не в порядке. Оборотень выглядел старше остальных — Эллен скорее догадывалась, складывая в уме факты, чем знала это наверняка. Это был тот самый Зверь, ради которого Нэйт обнёс аптеку и о котором упоминал шериф, когда говорил, что один из них болен. Но ему хватило сотой доли секунды, чтобы совершить решающий бросок. Удар его когтей распахал Адаму спину от плеча до поясницы. Рёв тяжело раненного оборотня обрушился на территорию громом взрыва, Эллен готова была поклясться, что сквозь звериный вой продирался человеческий голос. Голос Адама.
   Эллен не хотела верить своим глазам. Она видела и не хотела видеть, как ошметки окровавленной плоти и кожи, влажная от крови шерсть слезали с его тела клочьями, обнажая человеческую спину, исполосованную пятью рядами рваных ран от когтей. Адам обращался назад. Эллен будто ослепла и оглохла. Ужас неотвратимого заставил все органы чувств замереть и прекратить воспринимать внешний мир. Казалось, она смотрит на всё, находясь по ту сторону экрана, на котором разворачивался раздирающий душу триллер с эффектом присутствия. Она едва заметила, как шериф выбрался из укрытия и дважды выстрелил старшему оборотню в грудь.
   Зверь упал и больше не поднялся. Клан начал нести потери. Ещё один, отделившись от драки, настиг Нильсена и ударом лапы в грудь вывел его из игры. Шериф упал на землю и затих. Эллен ощутила, что осталась без опоры — Фишер бросил её на крыльце и ринулся к Нильсену.
   — Хэнк, твою мать, смотри на меня! — Фельдшер склонился над ним, пытаясь определить, насколько серьёзны раны. — Чёртов дождь!
   Дождь мешал, дождь бил шерифа по лицу и заливался в ноздри и в полураскрытый рот, угрожая лишить его воздуха. Дождь поднимал грязь, которая пачкала одежду и раны, дождь обманывал зрение, создавая плотную завесу из тумана и осколков брызг, и оборотень, смертельно ранивший шерифа, не заметил движения сбоку. Не заметила его и Эллен. Оно было молниеносным, яростным и полным отчаяния, словно нападавший вложил в него последние, иссякающие силы. Эллен увидела лишь итог: Зверь завалился на землю безвольным мешком, его шея превратилась в месиво плоти и обломков костей — схватив его поперёк корпуса, Адам зубами выдрал ему трахею.
   Оставался ещё один. Его руки, плечи и спина были изрыты чёрными отверстиями от пуль, на груди багровели росчерки когтей — у него почти не было сил продолжать бой, но ярости хватило, чтобы подняться и совершить последний бросок. Ударом в грудь Зверь поставил Адама на колени.
   — Нэйт! — Эллен казалось, что кричит не она, а кто-то внутри неё, безошибочно определивший в последнем живом оборотне собственного брата.
   Но он не слышал её — Зверь вгрызался когтями в грудь Бишопа, углубляясь всё дальше в плоть с целью добраться до сердца.
   — Натаниэль! — она встала в полный рост и бесстрашно двинулась в нему. Всё ближе и ближе, так, что покрытые кровью сосульки шерсти стали видны отчётливо. Стали видны отчётливо его скрученные, напряжённые, словно канаты, мышцы под жёсткой, покрытой тёмно-серой рябью кожей, его темные глаза — человеческие — глаза её брата, смотревшие теперь не на противника, а на неё. — Нэйт! Ты забрал у меня семью. Хочешь забрать ещё и его?!
   Она кричала так, что оглушала саму себя. Эхо её голоса разносилось по лесопилке громче рычания Зверя. Это был крик отчаяния женщины, потерявшей всё.
   — Я тебя ненавижу! — Эллен почувствовала, что сорвала голос. Едкая боль пронзила глотку, заставляя яростно глотать промозглый воздух, чтобы охладить связки, по которым, казалось, прошли наждаком. Всё внутри — от губ до желудка — горело, ей хотелось кричать ещё и ещё, чтобы докричаться до человека внутри животного, которым бесповоротно стал её младший брат.
   Эллен вдруг увидела всё совершенно в ином свете. Натаниэль ураганом ворвался в их семью, поставил их налаженную жизнь с ног на голову и исчез, не оставив ни весточки, словно они были ему чужими. Она могла понять, что он чувствует, могла понять, что в том не было его вины, но оправдать его жестокосердие не могла. Эта ненависть — чувство, неуместное по отношению к собственному брату и потому забитое на дно души — вдруг вырвалось на поверхность, словно вскрывшийся гнойный нарыв. Семь лет жизни, отнятые у её семьи, отнятые лично от неё, вдруг встали перед глазами каждым пережитым днём. Семь лет он был призраком, мёртвым воспоминанием, бесплотной надеждой, а его воскрешение оказалось хуже, чем смерть. Ненависть, злость, отчаяние захватили её так, что стало трудно дышать. Ей хотелось, чтобы всего этого не было. Чтобы не было ни Натаниэля, ни Адама, ни её. Чтобы всё это прекратилось, чтобы чёртову лесопилку смыло дождём в преисподнюю вместе с её безжалостными легендами.
   — Хэнк, ты что творишь?!
   — Помоги подняться! Скорей!
   Голоса на периферии звучали не громче шороха дождя. Всё вокруг замерло, когда Натаниэль бросил бездыханное тело Бишопа и повернулся к ней. Эллен готовилась принять всё, что угодно — от мучительной боли до мгновенной гибели — потому что злоба придавала ей храбрости, но не готова была увидеть в его глазах отблески внутренних мучений. В них стояли слёзы.
   — Я не позволю своему сыну погибнуть. Простите меня, Эллен.
   Слёзы превратились в стеклянную пелену, когда шериф, лёжа на земле, отправил три пули в сердце оборотня. Тело Натаниэля обмякло и рухнуло рядом с телом Адама. Когда Эллен разлепила глаза, то увидела двух лежащих на земле мужчин. Они снова стали людьми — казалось, их кожа светилась неживым сиянием белого мрамора на фоне чёрной земли.
   Барр не шелохнулась. Она стояла, словно дерево, напряженная до самой последней мышцы. Она не могла ни кричать, ни плакать, лишь беспомощно наблюдать, как Фишер мечется от Нэйта к Бишопу, констатируя смерть одного и пытаясь вернуть к жизни другого.
   — В раны заливается грязь. Эллен, нужен тент, доска, укрывной материал, срочно, что найдёте! — крик фельдшера вывел её из ступора.
   — Сейчас, — Барр, бросившись к ближайшей машине, к навесу с инструментами, металась и искала что-то подходящие и никак не могла найти. Разум и силы подводили её, она ничего не видела перед собой и не слышала ничего, кроме мерного шума безжалостного дождя.
   — Я сам, сам, идите в дом, — Фишер подтолкнул её и исчез в подсобке ближайшего таунхауса.
   Эллен опустилась коленями прямо в мокрую жижу. Она сидела между двумя телами и переводила пустой взгляд с одного на другое, не в силах поверить своим глазам. По бледным с синевой губам её брата скатывались капли воды, собирались в уголках глаз, путались в его чёрных волосах. Следы боя на его теле омыло дождём, и его раны зияли белесыми, рваными краями, лишенными крови. Злость испарилась, оставив после себя лишь гулкий ужас и сожаление, что последними словами, которые Натаниэль услышал в своей жизни, были слова ненависти.
   Она взглянула на Адама. Жизнь ещё теплилась в нём, кровь медленно сочилась сквозь взрытую чужими когтями кожу. Она дотронулась до его руки и ощутила холод — он больше не пылал жаром. Стащив с себя куртку, она кое-как его укрыла, сжала в кулаке его холодную ладонь, то и дело поднося к губам, чтобы согреть дыханием.
   — Это Теодор Фишер.
   Она не услышала, как вернулся фельдшер, лишь увидела, как он опустился на колени рядом с ней, прижимая к уху спутниковый телефон.
   — Привет, старина. Мне нужен медицинский вертолёт немедленно. Здесь умирает один из наших парней. Только пусть ваши ребята не задают вопросов и ничему не удивляются. Залатайте и пусть он идёт. Да, он один из тех. Угрозы нет, он свой, — быстро проговорил он, сунул телефон в карман, развернул тяжёлую, плотную ткань, чтобы защитить раненого от дождя и разворошил тяжёлый потертый саквояж с аптечкой, чтобы оказать первую, посильную помощь.
   — Так связь всё-таки есть? — просипела Барр, кивая на оттопыренный карман его куртки.
   — Для самых крайних случаев. Я тут до сих пор приглядываю за всем, понимаете? — Эллен не понимала, она смотрела на Фишера, крепче сжимая руку Адама, словно даже сейчас, даже на краю жизни и смерти, он поддерживал её. — Да, Эллен, я остался здесь не просто так, а по зову долга. Раз в квартал я докладывал наверх, что всё чисто и больше здесь никого нет. Да, я врал, но разве они виноваты в том, что просто хотели жить?
   Эллен подняла голову. Ещё два тела белели на разных концах площадки цеха, ставшей вдруг местом смертельного побоища. Они хотели жить. Хотели, чтобы их никто не трогал, но их желаниям сбыться было не суждено.
   — Вы не дослушали конец легенды, Эллен, — тихий, но неизменно бодрый голос шерифа донёсся до неё с земли. Он сидел, привалившись спиной к свежераспиленным доскам. На их молочно-белых полотнах расползались бордовые пятна крови.
   — Хэнк, помолчи лучше, — огрызнулся на него фельдшер.
   — Когда шаман проклял весь род храброго воина, то сказал: «Когда на землю прольётся большая кровь, зима придёт летом, а осень весной, лишь тогда его душа встретится с душой его возлюбленной, и они будут вместе по обе стороны дождя».
   Эти слова походили на заклинание. Барр вздрогнула от того, как они прозвучали. Она взглянула на Нильсена. В его запавшие чёрные глаза, на его синюшные губы и белые пальцы, сжимавшие рукоять пистолета. Другой рукой он прижимал рану, чтобы уменьшить кровотечение, но вдруг он отнял её от груди и опустил на землю, утапливая кончики пальцев в жидкой грязи, словно смешивал свою кровь с кровью земли.
   — Какое это имеет значение?
   Больше ничего не имело значения. Шериф может смело сдавать свой пост — оборотней не осталось, легенда теряли свой смысл, потому что её героев больше не существовало. Звери обратились в людей и погибли, как люди, что бы ни было намешано в составе их крови.
   — Просто запомните сказку старины Нильсена, она даст вам ответы, когда вы отчаетесь их искать.
   — Я больше ничего не стану искать. Ничего.
   Эллен дотронулась до руки своего брата, словно прощалась с ним. Кто знает, если бы она не ринулась его искать, возможно, он был бы жив. Вдали, утопая по локоть в крови чужаков, ступивших на земли Форт-Келли, но был бы жив. Кто знает, сколько на её совести загубленных жизней, а сколько спасенных — тех, кто рано или поздно, годы спустя перешёл бы Зверю дорогу. Она не была ни первой, ни последней, но на ней всё закончилось.
   — Хэнк? Генри! Да что же это такое, чёрт!
   Шериф был мёртв. Фишер напрасно пытался его реанимировать, Нильсен отдал свою жизнь за сына и за своё наследие, и, казалось, не цеплялся за неё вовсе, словно наперёд знал, каков будет её конец.
   Вертолёт сел на открытую площадку комбината, разгоняя потоками воздуха щепу и обломки древесины. Вытянувшись в струнку молодой боец отдал Фишеру честь. Они говорили о чём-то, но Эллен не слышала ни слова — звуки перекрывал грохот лопастей. Медики погрузили тело Адама на носилки и лёгким строевым бегом понесли к раскрытому брюху вертолёта.
   — Он умрёт? — Эллен решилась задать этот вопрос, когда машина превратилась в точку на небе, а грохот мотора зазвенел у неё в ушах далёким эхом на фоне глухой тишины, вакуумом накрывшей лесопилку.
   — Ещё поборется. Те, в ком течёт кровь Зверя, легко не сдаются.
   Эллен больше ни на что не надеялась. Надежда стала ей плохим союзником.
  

  

   

    Глава 17
   

   Она не знала, какой сейчас день, не помнила, как оказалось в машине ФБР, а после в уютном кабинете с пледом на плечах и кружкой ромашкового чая. За окном гудел город, и высокая женщина с бейджем психолога на воротничке белой рубашки докапывалась до её самочувствия с упёртостью барана. Она помнила лишь то, как Фишер сунул ей в ладонь клочок бумаги с номером телефона.
   — Если захотите справиться о нём, то звоните сюда. Скажете, от меня.
   Она держала его во внутреннем кармане куртки и не решалась вынуть. Неведение было для неё спасением. Эллен боялась услышать плохие известия.
   После непродолжительной беседы с психологом Барр снова — она не помнила, в который уже раз — дала показания. Всё следы смыло дождём, следствие опиралось лишь на слова свидетелей, разумеется, те, которые этому самому следствию были удобны. Она говорила о нападении диких зверей, как и Фишер. Эллен не знала, куда делся Хилл, и что стало с Варгасом, однако краем уха услышала, что показания детектива не были учтены. Он числился пострадавшим. Психически.
   За сухими строчками полных имён, фамилий и дат рождения Эллен узнавала тех, с кем провела бок о бок несколько недель. Тех, к кому успела проникнуться симпатией, и тех, кого узнать так и не успела. Марти, Уорнер, Пэтти, шериф Нильсен и ещё шесть имён, которых она не знала. Отдельной строкой был вынесено имя Натаниэля Барра, признанного пропавшим без вести и найденного спустя семь лет убитым, а так же Лэнса и Кристиана Форестов, сбежавших из детского дома в 1958 году. Нэйт приходился кому-то из них родным сыном. Как и Адам. Но это больше не имело значения.
   — Простите, мисс Барр, мы задержим вас ещё ненадолго, — безликий дознаватель в форме с нашивками ФБР бесшумно удалился из кабинета, оставив её одну.
   Эллен не понимала, что чувствует. Она ощущала себя одичавшей: вздрагивала от мелодий мобильных в коридоре управления, от звона кофемашины, от слишком громких разговоров и завываний полицейских сирен. Казалось, нервы её истончились, а разум балансировал на грани реальности и провала во внутреннее небытие, в сон стоя на ногах, когда невозможно ни на чём сосредоточиться.
   Шквал эмоций, пережитых ей в Форт-Келли — паника, ужас, ярость, боль, отчаяние — словно выжег её изнутри. Время для неё изменило свой ход, оно больше не бежало вперёд, не подгоняло её раскалённым кнутом по ногам, оно превратилось в вязкое болото сурового здесь и сейчас, от которого не было спасения ни в прошлом, ни в будущем.
   В кабинет вошёл мужчина. Он уселся напротив неё, вальяжно раскинувшись в кресле, которое явно было мало ему. Мужчина был высок и полон, его прямая, бесформенная фигура напоминала ствол столетней сосны. У него было широкое бульдожье лицо и маленькие, глубоко посаженные глаза. Из-за тени надбровных дуг Эллен не могла понять, что выражает его взгляд, она могла лишь догадываться, что этот взгляд сканирует её, пробираясь под одежду и кожу.
   — Специальный агент Мэйсон МакАдамс, — торжественно произнёс он, оценивая её реакцию. — Давайте ещё раз проверим ваши показания, и можете быть свободны.
   — Это было нападение медведей. Я почти ничего не видела, потому что упала и ударилась головой, — Эллен скороговоркой повторила заученную фразу, глядя прямо перед собой.
   — Посмотрите на меня, Эллен, — неожиданно вкрадчиво произнёс он, и Барр, вздрогнув, посмотрела ему в глаза, всё так же тщетно пытаясь прочесть в них хоть что-то. — У вас не возникает желания что-нибудь добавить? Вы можете мне доверять.
   От этой фразы за милю несло ложью. Эллен понимала, что её это проверка и ужасалась тому, сколько людей осведомлено о том, что годами творилось на пограничной с Канадой лесопилке. Наверное, все эти люди оберегали покой своих сограждан, не позволяя им узреть то, что мир вокруг устроен куда сложнее, чем они привыкли думать. Эллен вышла за границу незнания, вовсе не желая того, и теперь представляла если не опасность, то, как минимум, неудобство.
   — Я ничего не хочу добавлять, сэр.
   — Мэйсон. Можете называть меня Мэйсон.
   То как коряво и равнодушно он пытался выстроить мнимее доверие между ними, заставляло Эллен испытывать неловкость и досаду. Её затошнило. Безумно хотелось, чтобы агент прекратил свои попытки влезть ей в подкорку и озвучил, наконец, то, зачем пришёл.
   — Это бумаги о неразглашении, — он положил перед ней листы с государственной эмблемой, а сверху придавил их протоколом медицинского освидетельствования, где чёрным по белому читался диагноз «шизофрения». — Не волнуйтесь, ваши показания учтены, это всего лишь страховка.
   — Где подписать? — Эллен не хотела больше растягивать эту беседу. Она черкнула свою фамилию во всех местах, на которые указал ей толстый палец МакАдамса. Эллен не представляла, что может заставить её раскрыть рот и поведать кому-нибудь о том, что произошло с ней в Форт-Келли. Это было абсолютно невозможно. Она хотела отделаться от этих воспоминаний, как от дурного наваждения, не в силах больше переваривать их в себе. Ей хотелось уйти отсюда.
   — Если вдруг вы захотите обсудить то, что произошло, то не стесняйтесь, звоните мне. Не нагружайте этим подруг, вашего парня или кого-то еще.
   Мэйсон умело говорил об очевидных вещах, не называя их своими именами, прятал запугивание за заботой так, что Эллен становилось дурно от очевидного цинизма, которым было пропитано каждое его слово и действие. Он встал из-за стола, сгрёб бумаги в портфель и протянул ей визитку.
   — Мы связались с вашими близкими, вас ждут в коридоре. Хорошего дня, мисс Барр.
   На кожаном диване сидел Трэвис Харт, задумчиво вертя в руках бумажный стаканчик из-под выпитого кофе. Увидев её, он вскочил на ноги и почти бегом бросился к ней.
   — Мне звонили из полиции, Эллен, — он наклонил голову, пытаясь сравняться с ней ростом и поймать её взгляд. — Боже, мне так жаль. Так жаль.
   Харт сгрёб её в крепкие объятия, и Эллен повисла на нём, не в силах больше стоять на ногах. Он вывел её из здания и шёл с ней до самой парковки, поддерживая за плечи. Было солнечно, но в колючем, тяжёлом воздухе ощущалось приближение зимы. Эллен снова была в городе, в своей привычной, шумной среде взамен безжалостному молчанию сосновых лесов, но она не испытывала ни радости, ни облегчения, лишь желание забиться в тёмный угол и больше не высовываться.
   — Эллен, ты чего не садишься? — Харт смотрел на неё поверх крыши своего авто, и Эллен поймала себя на мысли, что ждёт, когда ей откроют дверь. Но Адама рядом не было.
   — Задумалась, — криво улыбнувшись, она дёрнула на себя ручку пассажирской двери.
   Полированные бока встречных машин ловили солнечные блики и мерцали, словно короткие молнии, дорожные указатели проносились мимо, воскрешая в памяти знакомые названия, гладкое, серое полотно шоссе мерно шуршало под колёсами и навевало дрему. Эллен почти забыла, что такое нормальная дорога. Она почти забыла, что такое нормальная жизнь в мегаполисе и не понимала теперь, что оно такое, это нормально. «Не плачь обо мне. Живи нормальной жизнью», — сказал ей Адам, но не дал рецепта.
   — Ты перестала отвечать на звонки, и я обратился в полицию. Неделю назад. Представляешь, неделю?! Не понимаю, за что плачу налоги.
   Только сейчас Эллен начала выслушиваться в бормотание слева от себя. Трэвис пытался разговаривать с ней, пытался вытащить её из болота отчуждения от всего происходящего, и ей стало вдруг жаль его. Он снова был рядом, словно той некрасивой истории с кольцом не было. Словно он взял всю вину на себя, за то, что сделал это так не вовремя, хотя это она повела себя отвратительно.
   — Кэтрин уволила тебя, но я позвонил ей и всё объяснил. Она извинялась, сказала, что восстановит тебя и даст ещё пару недель восстановиться. Она не звонила тебе?
   — Не знаю, у меня телефон сломан.
   — Я сегодня же куплю тебе новый.
   — Трэв, мне нужно позвонить.
   Она вдруг резко встрепенулась, выпрямилась на сиденье в струнку и протянула ему раскрытую ладонь. Всё вокруг обратилось в иллюзию перед фактом того, что она спокойно едет домой в машине бывшего, изнывая лишь от травм душевных, а Адам борется за жизнь где-то далеко, в военном госпитале, в который она не смогла его сопроводить. На лесопилке её удержало тогда тело брата.
   Трэвис молча дал ей трубку. Она вынула из кармана бумажку.
   — Добрый день. Я от Теодора Фишера. Я хочу узнать о состоянии, — она взглянула на листок, где Фишер написал его полное имя, — Адама Райли Бишопа.
   Эллен услышала приглушённые разговоры и перещёлкивание клавиатуры. Эти звуки словно отделили её от остального мира плотной завесой напряжённого ожидания: она не замечала, как настороженно вслушивается в этот разговор Трэвис, не замечала, как сама тормошит уголок и без того замусоленной бумажки, как нервно дёргает ногой, врезаясь носком сапога в обивку салона.
   — Мистер Бишоп успешно пережил операцию. Сейчас он в реанимации. Вы хотите оставить сообщение для него?
   — Нет, я перезвоню, — Эллен резко сбросила вызов, почувствовав острую боль в желудке, которая заставила её согнуться пополам.
   Она забыла, когда ела в последний раз, а новость о том, что он жив, без сознания, но жив, словно лишила организма последних защитных барьеров. Нервы лопнули, мышцы свело, кожа под манжетами и воротником куртки мерзко зазудела, Эллен хотелось выбросить себя в окно, как старую, отжившую своё рухлядь. Она навалилась лбом на стекло, пытаясь унять жар, вспыхнувший под сводами черепа.
   Всё, что она могла бы сказать Адаму, не предназначалось для чужих ушей. Она не была уверена, что вообще хочет что-то говорить ему, и нужны ли ему эти слова. Она разрушила его жизнь. Подчистую. До самого фундамента. Одно лишь её появление на чёртовой лесопилке Форт-Келли стало толчком для начала чудовищных событий, в которых он потерял отца, убил своих кровных родичей, лишился дома, и в которых она сама потеряла брата. И потеряла себя. Что могли стоить её слова? Чего она сама стоила после того, как сгубила столько жизней?
   Трэвис ничего не спросил у неё, когда она вернула ему трубку.
   — Эллен, — вкрадчиво обратился он. — Если ты хочешь поговорить о том, что случилось… О брате…
   — Нет, Трэвис, нет. Я не хочу, — она резко прервала его. — Я семь лет его не видела. За это время я успела смириться, что его больше нет.
   Она уже наговорилась с полицией и ФБР так, что язык стоял во рту колом. Она казалась себе выпотрошенной, вывернутой наизнанку и сшитой заново грубыми стежками. Внутри словно чего-то не хватало. Все вокруг обернулось одним единственным «наплевать»: плевать, куда везут, что с ней будут делать, что будет с ней завтра. Глухая апатия и бессилие словно прибавили ей веса — Эллен чувствовала, что её вдавливает в спинку сиденья и что она вот-вот расползётся по нему, как восковая кукла на солнце.
   — Хорошо, как скажешь. Но если захочешь поговорить, я всегда готов тебя выслушать, — он не настаивал, и Эллен была ему благодарна за это. — Мама сделала тыквенный пирог с корицей. Как ты любишь.
   Барр поняла, что чертовски хочет есть.
   Эллен отдала организацию похорон Натаниэля на откуп похоронному бюро и Трэвису, который вызвался оповестить знакомых и понаблюдать за всей этой суетой. Она появилась только на кладбище, бросила на крышку гроба горсть земли и уехала сразу же, как только люди стали подтягиваться к ней с соболезнованиями. Эллен тщетно пыталась выдавить из себя хотя бы слезинку. Она не чувствовала больше ничего.
   Барр ещё раз позвонила в госпиталь по пути к такси, ждавшего её в конце аллеи у ворот кладбища.
   — Мистер Бишоп ушёл из больницы вчера, — сообщила ей регистратор и Эллен нервно завертела головой, словно надеялась увидеть Адама здесь.
   — Он не оставлял сообщений?
   — Нет. Он ушёл самовольно. Доктор не выписывал его.
   Ему понадобилось каких-то трое суток, чтобы оправиться от таких чудовищных ран. Он ушёл и не оставил для неё ни слова. Значит, он решил, что так будет лучше.
   Месяцы потянулись один за другим. Работа без огонька, встречи с людьми, которых Эллен считала друзьями, пустые вечера в отеле и выходные в доме Хартов, старавшихся вернуть её в нормальную жизнь — всё это отдавало привкусом суррогата и горчило на языке своей бессмысленностью. Бессонница сменялась дурными снами, в которых Эллен всё чаще видела брата. Пробежки не приносили бодрости, а спортзал лишь отнимал силы. В утреннем кофе стало больше ликёра, а за ужином — больше вина. Эллен отмечала в себе признаки депрессии, но не находила ни времени, ни сил, чтобы показаться врачу. Она так и не решилась зайти в свой пустующий дом, как не решилась дать адвокату отмашку, чтобы тот выставил его на продажу.
   Зима сменилась весной, а весна летом, но до сих пор в каждом мужчине, возвышавшемся над толпой с высоты своего роста, Эллен видела Бишопа. И каждый раз сердце подскакивало к горлу, чтобы после, когда она понимала, что ошиблась, глухо рухнуть вниз и забиться вновь в нормальном ритме. Она не оставляла ему ни телефона, ни адреса, но понимала, что при желании найти её можно было, просто забив имя в гугле. Эллен не была уверена, что у Адама это желание было. Как не уверена была в том, что оно было и у неё.
   В доме Хартов у неё была своя комната ещё со школьной скамьи, с тех самых пор, когда она начала встречаться с Трэвисом. Её здесь любили. Его мама, отец и младшая сестра-школьница считали её частью своей семьи, и отсутствие кольца на пальце не вызывало у них вопросов, во всяком случае, никто не заводил об этом разговоров. Возможно, Трэвис так ничего и не сказал им об их разрыве.
   После ужина Эллен закрылась в своей комнате, под предлогом того, что устала и хочет вздремнуть. Трэвис постучался к ней через несколько минут. Войдя, он молча положил на стол визитку.
   — Что это?
   — Психолог. Говорят хороший.
   — Спасибо, Адам. То есть… Я хотела сказать, Трэвис.
   Харт взглянул на неё хмуро, но промолчал. Когда он вышел за дверь, Эллен с досады больно ущипнула себя за руку. Время и расстояние не лечили. Адам Бишоп никак не выходил у неё из головы.
   Ночью Эллен провалилась в мутный сон, но вместо сухой и жилистой фигуры брата она увидела сутулую спину Генри Нильсена. Его чёрные с проседью волосы были распущены, а лоб перехватывала расшитая повязка. Он повернул к ней улыбающееся лицо.
   — В том, что произошло, нет вашей вины. Не вы так кто-нибудь другой сыграл эту роль. Просто пришло время расплаты.
   Мимо него плыло жаркое полуденное марево, и Эллен чувствовала, что задыхается и мокнет в своей утеплённой кожанке, в которой она приехала в Форт-Келли.
   — Не думайте о проклятье, милая Эллен. Есть лишь решения, которым мы следуем, несмотря ни на что. Одним лишь своим убеждением мы можем сломать ход вещей, и, Эллен, я знаю, какое решение зреет у вас в голове. Доверьтесь себе. Не бойтесь смерти. Бойтесь жизни, в которой нет места любви.
   Фигура Нильсена истончилась, растворилась, смешалась с дрожащим воздухом, а вместо него из тумана выткались двое — юная девушка и храбрый воин. В их волосах трепетали перья и бусины, грубая светлая ткань их одежд оттеняла смуглую кожу. Взявшись за руки, они шли к пылающему закату, а рядом бежал их маленький сын. Керук.
   Эллен проснулась в слезах. Она плакала в первый раз за полгода, прошедших с момента её возвращения из Форт-Келли — надрывно, тычась лицом в подушку, чтобы не распугать своим воем всё семейство Хартов, в чьём доме она осталась ночевать. Она не знала, о каком решении говорил ей Нильсен, но где-то в глубине подсознания понимала, что, возможно, этот сон — сигнал к тому, что надо попробовать жить.
   Она согласилась на свидание с Трэвисом, уступив его просьбе снова дать им шанс. Позволила проводить себя до отеля и задержаться в номере. Она позволила целовать себя, позволяла дотрагиваться до своих оголённых плеч, позволяла его неловким пальцам дёргать молнию платья, с каждой прожитой секундой всё отчётливая ощущая, что её тошнит. Наверное, она слишком много выпила за ужином. Наверное, просто это был не Адам.
   — Трэв, я люблю другого.
   Она выдохнула эту фразу прямо в его раскрытые губы и сама испугалась своих слов. Испугалась того, как далеко позволила себе зайти и как жестоко обманывала себя. Глупо было надеяться, что она сумеет вернуть свою жизнь в привычное русло. Ничего не будет, как прежде, но ничего не изменится, пока она не станет действовать.
   — Прости меня.
   Трэвис отпустил её и сделал шаг назад. Его руки висели вдоль тела плетьми и взгляд блуждал по обстановке номера, цепляясь за всё подряд и не останавливаясь ни на чём конкретном. Он снова принял поражение, снова свыкся с ним, как с неизбежностью, потому что по-другому с его Эллен Барр было нельзя. Он не знал, какой влюблённой, какой покладистой его Эллен Барр была с другим и никогда не узнает, потому что никогда не сможет того, другого заменить. Эллен было больно осознавать это. Ей было жаль его, жаль так больно его ранить, но, наверное, никакая другая причина не заставила бы Трэвиса отступиться.
   — Надеюсь, вы будете счастливы, — он был искренен, несмотря на подобие улыбки, которую он едва сумел натянуть на лицо.
   — Не знаю, я не уверена, что вообще увижу его ещё, но, наверное, это и не обязательно. Я больше не хочу делать тебе больно.
   — Эллен, чтобы кого-то любить не обязательно быть рядом. Знай, если я буду нужен…
   Она не позволила ему договорить. Поправив сползшую лямку платья, Барр сделала шаг к нему и крепко обняла. Она позволила себе расплакаться, чувствуя, как её слёзы отражаются в блестящих от влаги глазах Трэвиса Харта.
   — Иди, Трэв. Тебе пора, — она легонько толкнула его в плечо по направлению к выходу их номера и после мягко закрыла за ним дверь.
   Вечерний выпуск новостей сообщал о небывалых погодных условиях, которые обрушились на Америку буквально несколько часов назад. Снегопад накрывал Вашингтон, Монтану и Северную Дакоту, неумолимо приближаясь к Вермонту. В сводке сообщалось о перекрытых дорогах, авариях, отложенных авиарейсах и ужасной видимости. Метель в начале июня стала стихийным бедствием, и Эллен вдруг вспомнила последние слова шерифа Нильсена. «Когда на землю прольётся большая кровь, зима придёт летом, а осень весной, лишь тогда его душа встретится с душой его возлюбленной, и они будут вместе по обе стороны дождя». Зима пришла летом, видение из сна никак не стиралось из памяти, а решение, о котором говорил ей во сне Нильсен, вдруг обрело чёткую форму, словно вырвалось из плена подсознания и выросло перед глазами, как нечто осязаемое. Она должна была ехать. Снова.
   Эллен позвонила своему адвокату, чтобы дать распоряжение насчёт дома.
   — Продайте его первому, кто захочет. За любую приемлемую цену. Не торгуйтесь.
   Получив страховую выплату за «Шевроле», Барр купила крепкий поддержанный «Лэнд Ровер» и спутниковый телефон. Распотрошив папку с документами, она нашла своё разрешение на ношение оружия. Его срок еще не истёк. Запасные аккумуляторы для техники и машины, запас топлива и куча сохранённых видео с ютуба о том, как выживать в диких условиях — от определения сторон света до смены лопнувшего колеса, Эллен казалось, что она предусмотрела всё, но в этот раз она не была столь самоуверенна. Барр оставила себе право на ошибку, которая, возможно, выйдет ей в цену собственной жизни, ведь она собиралась перегнать стремительно надвигающуюся снежную бурю. Так или иначе, отступать она не собиралась.
   Эллен снова ощущала вкусы цвета и запахи. Цель толкала её в спину, земля снова горела у неё под ногами. Она почувствовала, что снова обретает себя в движении вперёд, и пусть итог её пути был призрачен, другого выхода она не видела. Эллен снова отправлялась в Форт-Келли. Выехав с рассветом из Берлингтона, она больше не сомневалась.
   Жить нормально. Адам не хотел одним своим существованием напоминать ей, что значит ненормально. Он не хотел, чтобы проклятье одолело её и принесло ей смерть. Адам снова всё решил за них обоих. Она должна, обязана была убедиться, что причина лишь в этом и ни в чём ином. Если так, то Эллен найдёт железные доводы, чтобы переубедить его.
   Эллен въехала в Форт-Келли со стороны железнодорожного депо, выбрав второй, более безопасный путь. Он лежал через городок и, остановившись возле закусочной, Эллен заметила, что брошенных домов стало больше. Город словно сдулся, сузился до размеров главной площади. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять причины. Ими стали серия зверский убийств и плюсом к этому отсутствие работы — на доске объявлений у Белого дома Эллен увидела сообщение о продаже лесопилки. Закусочная всё ещё была открыта, но внутри не было посетителей. Из двух официанток осталась одна Мария. Она сразу узнала Эллен — одну из главных героинь страшного события, потрясшего Форт-Келли больше полугода назад. Заказав себе чёрный кофе, Эллен спросила об Адаме.
   — Адам был здесь ещё осенью, когда всё это случилось. Он собрал вещи и уехал. Я больше ничего о нём не слышала.
   Барр ощутила чувство дежавю. Точно так же она искала брата, но тогда у неё было хотя бы фото, а сейчас не было ничего, кроме имени. Эллен потеряла след, так и не найдя его — было в этом что-то роковое, словно она снова и снова проходила один и тот же путь. Небо потемнело и стало холодно. Ветер усилился, буря догоняла её. Она вдруг показалась себе маленькой точкой на огромной карте бескрайних сосновых лесов, значащей в этом мире не больше, чем пыль на барной стойке закусочной. Если её поискам не суждено завершиться, если ей не суждено обрести покой, значит, так тому и быть. В стране достаточно дорог, чтобы успеть объездить их за всю жизнь.
   Эллен переночевала в мотеле, а после взяла курс на Портленд. Она спрашивала о нём и его машине на заправках и в супермаркетах, но не услышала ни одного обнадёживающего ответа. Больше ничего для неё не имело значения, кроме серой дорожной ленты, сходящейся на горизонте в одну точку — она стала для неё символом надежды и смыслом существования.
   Эллен сидела за столиком кафе и отправляла по электронной почте рабочие документы, когда к ней подсели. В грузной фигуре, бухнувшейся напротив, она с изумлением узнала Мэйсона МакАдамса.
   — Честно говоря, в ваших поисках нет никакой системы. Что вам понадобилось в Форт-Келли?
   Эллен прикрыла крышку ноутбука и внимательно взглянула на него. В груди зашевелилось странное чувство, словно от верного ответа зависела её судьба. Как МакАдамс нашёл её, следил ли он за ней и как долго он за ней наблюдает — она не стала задавать ему эти вопросы, потому что они не имели смысла. Такой, как Мэйсон МакАдамс мог иметь доступ к её телефонным разговорам, к её запросам в поисковых системах, к дорожным камерам и камерам банкоматов, иметь полномочия допрашивать всех тех, с кем она вступала в контакт, и если он здесь, то, значит, дело приняло серьёзный оборот. Эллен поняла, что врать ему глупо и самонадеянно.
   — Я ищу одного человека.
   — Вы забыли про договор о неразглашении?
   — Я не забыла. Повторю. Я ищу одного человека, — она сделала акцент на последнем слове и Мэйсон ухмыльнулся. Он правильно понял её. Эллен не искала сенсаций, она искала мужчину, которого любит.
   — Это личное? — на всякий случай уточнил он.
   — Личное.
   — Ох, женщины, вас не понять. Любите вы чудиков, — вздохнул Мэйсон, чуть склонившись на один бок. Он доставал из заднего кармана штанов визитницу. — Мистер Бишоп не представляет угрозы для общества, о чем любезно доносил нам господин Фишер, так что…
   Он сделал паузу и взглянул на Эллен, явно оценивая её реакцию. Она замерла. Кончики пальцев впились в края фарфоровой чашки, грозясь раздавить её в острую крошку. Всё внутри медленно закипало от нетерпения, но МакАдамс как назло медлил, словно получал удовольствие от своего превосходства.
   — На въезде в Портлэнд есть одна автомастерская — сам недавно там был, неплохой сервис, и раз уж господин Фишер сдал свой пост, то, возможно, его примете вы. Мало ли что… — Мэйсон щелчком отправил свою вторую визитку прямо в её раскрытый рюкзак, словно знал наверняка, что первую она выбросила со злости, как знал и то, что Бишоп живёт и работает совсем недалеко отсюда.
   Эллен вскочила на ноги, смела за собой вещи и бросилась прочь из кафе, не желая больше терять ни минуты.
   — Не беспокойтесь, я оплачу ваш кофе, — Мэйсон крикнул ей вслед, но она даже не обернулась.
   Она не подумала, что он мог быть не один. Лишь это заставило её задержаться в машине и подумать о том, что стоило бы понаблюдать и не вмешиваться. На парковке стояла его машина, вывеска «Автомастерская Бишопа» лезла в глаза, заставляла хвататься за руль, как за спасательный круг и упираться ногами в пол. Эллен пыталась удержать себя в салоне, остыть и принять какое-нибудь стратегически верное решение на случай, если её присутствие в его жизни действительно окажется лишним, но это было невозможно.
   Она вышла из машины и, перебежав дорогу, остановилась возле распахнутых настежь гаражных ворот. Прикрыв глаза, Эллен вздохнула запах бензина и машинного масла, въевшейся в подкорку, родной— так пахли его руки после рабочей смены. Он стоял спиной у раскрытого нутра чьей-то старой малолитражки. Его волосы были коротко стрижены, вдоль левой руки тянулся белесый шрам, уходя под пройму рукава — наверняка там, за хлопковой тканью простой серой футболки их было гораздо больше, он почти не изменился, и одновременно изменился до не узнаваемости. Наверное, дело было в окружающей его действительности — Эллен не привыкла видеть его вне плена глухих лесов Форт-Келли.
   Она увидела, как напряглись его плечи, как он вытянулся во весь рост, как едва повернул голову в сторону входа. Ему не нужно было видеть её, он её чувствовал.
   В глазах туманило от переполнявших её чувств и первых хлопьев нагнавшей её снежной бури. Эллен увидела, как Адам улыбнулся и, обойдя платформу с вынутым из чьей-то машины двигателем, двинулся к ней, на ходу вытирая руки о ветошь. Она поняла, что он точно так же думал о ней и сомневался в своём решении. Что, может быть, точно так же искал её глазами в толпе, ждал и не позволял себе надеяться.
   Взглянув ему в глаза, Эллен поняла, что её путь закончен. Она нашла, наконец, свое место. Рядом с ним.
   Эпилог
   — Теперь я тебя за порог не выпущу.
   От звука его голоса у Эллен подкосились ноги. Она едва не упала, когда сделала последние два шага ему навстречу. Уткнувшись в его плечо, Барр расплакалась. Слёзы стали её верными спутниками, но теперь это были слёзы радости и облегчения.
   — Я так скучала.
   Жар его пылающих рук проникал даже сквозь ткань утеплённой толстовки, которую Эллен надела по непогоде. Он жив, он снова был собой, но Барр никак не могла поверить своим ощущениям, не могла поверить, что закончила свой путь. Она вонзилась в его губы поцелуем, требующим немедленного продолжения.
   — Я тоже скучал.
   Казалось, мир вокруг перестал существовать. Она крепко прижималась к нему, чувствуя кожей, оголенными нервами его тело от коленей до самой груди, такое сильное, родное желанное. Чувствуя, как он отвечает ей, тянется к ней с той же страстью. Она, будто слепая, изучала пальцами его лицо: колючую щетину, ёжик стриженных волос, острые скулы, брови, нахально изогнутую линию губ, заново воскрешая в себе давно забытые ощущения от прикосновения к любимому мужчине. Шесть долгих месяцев, вычеркнутых из жизни, казались теперь одним бесконечным днём, до тошноты унылом в своём однообразии. Теперь этот чёртов день завершился.
   В разинутую пасть ворот задувал снежный вихрь, мимо бежали люди, стараясь успеть домой, пока стихия не разгулялась во всю дурь, но для Эллен весь мир обернулся в маленькую точку пространства у порога его автомастерской.
   — Милая, мне надо закончить работу, — Адам не хотя оторвался от неё, переведя взгляд на разинутый капот чужой машины. Он вздохнул и сделал шаг назад, пока ещё мог держать себя в руках. — Иди пока в дом, осматривайся.
   Он взглянул на неприметную дверь, которая пряталась между стеллажей, и Эллен смело шагнула внутрь, в его новую жизнь, чтобы стать её неотъемлемой частью.
   Теперь это был и её дом. Простой, одноэтажный, на пару спален, с деревянным, некрашеным полом и старым камином, но её. Она обошла его весь: узкую кухню, гостиную с эркером, остекленным до самого пола и выходящим в маленький заросший сад; спальню с кроватью на тонких кованых ногах и вторую, совершенно пустую; закуток его рабочего кабинета с большим окном и вторым выходом прямо в мастерскую. Здесь Адама было больше всего — он проводил в работе почти всё время. Договора, счета, чеки лежали вперемешку с местными газетами на простом отшкуренном столе светлого дерева. Эллен подумала, что стоит покрыть его лаком. Она горячо захотела сделать многое, чтобы дом стал обжитым и уютным для них обоих.
   Эллен вымыла чашку с разводами засохшего кофе, которую Адам забыл в раковине, провела ревизию холодильника и даже сообразила что-то нехитрое на ужин — и всё, как в тумане. Остатки не выжженного адреналина заставляли её двигаться, суетиться, перекладывать предметы с места на место. Барр не притронулась к своему чемодану, она всё ещё не верила в то, что ей больше не нужно никуда спешить.
   — Похоже, завтра у меня будет много работы, — сказал Адам, стряхивая с плеч остатки снега, которые ещё не успели на нём растаять. — По радио говорили, на дорогах чёрте что.
   Завтра он потеряется среди помятых крыльев, оторванных бамперов, проколотых шин, но это будет лишь завтра. Эллен шагнула к нему. Она прильнула к его щеке, потерлась носом о его нос, чувствуя, как он улыбается и отвечает ей лёгкими, но настойчивыми прикосновениями к спине, талии, рукам. Эллен поцеловала его нежно, не спеша, стараясь продлить мгновение их долгожданного воссоединения. Забравшись руками под его майку, она почувствовала, что он напрягся, застыл, словно каменный.
   — Эллен мне надо в душ, — Адам аккуратно убрал её руки от себя и сделал шаг назад. — Серьёзно.
   — Я с тобой, — Эллен сделала ещё одну попытку войти в его личное пространство, которое Бишоп вдруг стал оберегать от неё. Эта холодность не понравилась ей.
   — Нет, — он остановил её, опустил взгляд в пол, пытаясь подобрать объяснения своей отстраненности. — Слушай, я уже не так хорош, как был.
   Он взглянул на своё плечо и чуть за спину. Барр проследила направление его взгляда и поняла, что он имеет в виду следы, оставшиеся у него с того проклятого дня в Форт-Келли.
   — Шутишь?! — Эллен готова была сорваться на крик от возмущения. Она не понимала, как Адам мог допустить мысль, что хоть на секунду может стать ей неприятен, что ей есть какое-то дело до неэстетичности его кожи.
   — Знаешь, не все шрамы украшают мужчину.
   — И ты собираешься всю жизнь прятаться от меня? И в постели будешь со мной в одежде?
   — Если потребуется, — совершенно серьёзно выдал Бишоп, и Эллен едва не захлебнулась словами.
   — Адам, не выдумывай, ладно? — Барр заставила себя успокоиться, чтобы не спугнуть его доверие своим напором. Она сделала шаг к нему ближе, поддела пальцами подбородок и заставила смотреть себе в глаза. — Шрамы меня не напугают, я видела кое-что посерьезнее и, тем не менее, я здесь.
   Она поцеловала его в кончик носа, а после в губы с такой обезоруживающей нежностью, что Адам сдался.
   Эллен забыла, когда в последний раз нормально принимала душ: не в замызганном номере дешевого мотеля среди запаха хлорки и сырости, а дома. Здесь, в доме Адама Бишопа главенствовал запах чистоты, мокрого цемента и лайма — запах свежего ремонта и новой жизни. Она будет простой и незамысловатой, но настоящей, без привкуса синтетики, без дорогих удовольствий, делавших её жизнь такой дешёвой.
   Её ладони скользили по его мокрой, горячей спине, спотыкаясь об узловатые рубцы — ей хотелось целовать каждый дюйм его израненной кожи, чтобы заглушить, забрать пережитую когда-то боль и воспоминания о ней.
   — Ты преувеличил, — росчерки когтей Зверя багровели на его широкой спине, такие, каких не покажешь ни на пляже, ни на стрижке газона, скинув майку под палящим летним солнцем. Такие вызывают вопросы, но не отторжение, и Адам, наверное, ещё не придумал им правдоподобное объяснение. Эллен ничего не нужно было объяснять, эта тайна была им одна на двоих. — Мы потеряли столько времени.
   — Я не хотел быть для тебя живым напоминанием о том, что тебе пришлось перенести, — он ответил на невысказанный вслух вопрос, о том, почему он исчез и не оставил для неё ни слова.
   — Я так и думала, — Эллен покачала головой, скользнула у него подмышкой, чтобы снова быть лицом к лицу. — Снова всё решаешь за меня. Будем с этим бороться.
   — Ну, всё, потом поговорим, — Адам смял её тело в нетерпеливых, едва ли не грубых объятиях и шагнул к стене. Эллен ощутила затылком прохладную поверхность керамической плитки.
   Ей не нужно было ничего, только снова ощутить его в себе. Ощутить это с ума сводящее единение с любимым, снова отдаться своим чувствам, которые преодолели время и расстояние, а после греться у камина с бокалом горячего вина, наблюдая, как за окном белеет вьюга. Стихия бушевала, занося подступы к дому и мастерской сугробами, снежные комья липли к окнам и, чуть подтаявшие, скатывались вниз к раме, заслоняя тусклый дневной свет. Полдень превратился в вечерние сумерки, и гостиная освещалась лишь отблесками пламени за решёткой камина.
   — Завтра пойду откапываться, — Адам убрал с её шеи ещё влажную после душа прядь, опустил подбородок в ложбинку её ключицы, вдохнул запах её кожи, словно не мог надышаться ею.
   — Или выплывать, если растает. У тебя есть надувная лодка?
   — Пока не обзавелся.
   Слова звучали без смысла, лишь просто чтобы слышать голос друг друга вместо вечной тишины, осточертевшей обоим за последние месяцы. Эллен таяла в его руках, несмотря на то, что дом ещё не отогрелся и было холодно. Столь резкой смены погоды никто не мог предсказать. Эллен готова была встретить хоть конец света, лишь бы рядом с ним.
   — Я больше не могу оборачиваться.
   — Что? — Барр вскинулась и обеспокоенно взглянула ему в глаза.
   — Не знаю, что произошло. Я ушёл из больницы, вернулся в Форт-Келли и понял, что не могу. Всё остальное на месте, слух, обоняние, это, — Адам взял в руку полено для растопки и сжал его в кулаке. Оно превратилось в труху. — Может, всё закончилось?
   Может, об этом и говорил ей во сне шериф. Время вышло, проклятия больше нет — большая кровь смыла его, и над Адамом больше не довлеет его тяжкое наследие, но Эллен не знала, как к этому относиться. Он смотрел на неё так, словно пытался увидеть в её глазах облегчение, тихую радость от этой новости, ведь ей не придётся больше жить с чудовищем.
   — Ты знаешь, мне всё равно. Всегда было. Не устану повторять, я люблю тебя. И всё в тебе.
   И это была правда. Ничего не изменилось ни до, ни после. Эллен была счастлива тем, что жизнь подарила ей самого удивительного мужчину в мире.
   — Я хочу, чтобы ты была моей женой, — и, словно опомнившись, добавил. — Так предложения не делают, прости…
   — Да, конечно, да, — она прервала его, вспомнив вдруг, какой груз обрушился ей на душу после того, как эти слова произнёс Трэвис. Сейчас она не испытывала ничего похожего: ни страха, ни досады, ни желания бежать, потому что сейчас всё было так, как должно быть. С тем, с кем нужно. — Только умоляю, давай обойдемся без колец, дурацкого платья и всей этой мишуры.
   Адам был с ней согласен. Они поженились во вторник, просто поставили подписи в документах, взяв в свидетелей двоих служащих, проходивших мимо. Эллен без сомнений стала миссис Бишоп, расставшись с фамилией её уже не существующей семьи.
   Она навела порядок в его бумагах и занялась бухгалтерией, параллельно выполняя свою работу удаленно. Эллен наотрез отказалась от командировок — в них больше не было нужды. Она наконец-то пустила корни.
   Эллен уже дважды за неделю видела в мастерской соседку, у которой «что-то стучало под капотом». Женщина смотрела на Адама взглядом, полным неподдельного интереса и вовсю пыталась с ним флиртовать, но он, казалось, не замечал этого. Эллен решительно встала из-за стола, хлопнув по нему ладонью со злости. Она ощутила, как внутри закипает ревность. Надо было заканчивать этот цирк.
   Эллен задержалась в дверях, увидев, как из машины выбежал маленький сын соседки. Адам взял его на руки.
   В груди стало тесно, всё внутри сжалось от какого-то неопределенного, щемящего чувства. Наверняка, Адам хотел бы иметь детей, но он никогда не понимал этот вопрос и вряд ли поднимет, помня о том, что у потомков Зверей не бывает живых матерей. Эллен никогда не хотела детей и этот вариант её вполне устраивал, но в эту секунду что-то неуловимо изменилось.
   Эллен вышла из дома в его рубашке и коротеньких джинсовых шортах, в которых её стройные ноги открывались во всей красе. Она мило улыбнулась соседке и направилась к клиенту, с машиной которого Адам только что закончил, чтобы отдать ему квитанцию и пожелать доброй дороги.
   — Хорошего дня вам и вашей очаровательной супруге, — попрощался тот. Эллен заметила, что машину соседки словно сдуло с парковки. Это была маленькая победа.
   — Ну, что, очаровательная супруга, объяснишь что это за демонстрация? — сложив руки на груди, спросил Адам, оценив долгим, внимательным взглядом её едва ли не провокационный внешний вид.
   — Это клиентоориентированность, мистер Бишоп, — невозмутимо ответила Эллен.
   — Клиентоориентированность значит, ясно, — в его голосе звучали нотки лукавства и ревности. Он будто бы понимал причину, но не понимал, почему Эллен так бурно на неё среагировала.
   — А эта дамочка, кстати, границ не видит.
   — Думаю, ты преувеличиваешь, — Адам покачал головой.
   Долгая жизнь среди пней и древесины, казалось, придала ему наивности. Он не видел или старался не замечать очевидных вещей, оставаясь при этом искренним и честным. Он был чист душой и никакая грязь к нему не липла, как бы много её ни было вокруг и как бы яростно цивилизованный мир не пытался внедрить ему свои ложные истины.
   — Похоже, мне придётся устроить для соседей барбекю и расставить приоритеты. Не думала, что скажу это, но в лесу с тобой было проще.
   Адам смеялся, а Эллен ещё долго делала вид, что злиться. Утром, отбросив суеверные страхи и пресловутое «а вдруг?», она выбросила почти полную пачку противозачаточных в мусор.
   
* * *

   — Если ты решила самоубиться, то могла бы выбрать менее изощрённый способ!
   Эллен не представляла, каким внутренним чутьем Адам так безошибочно обнаружил пластинку с положительным тестом, которую она спрятала в ящике в ванной. Он словно ощутил, как дрожит вокруг неё воздух от радости, нетерпения, страха, и не ошибся, а Эллен просто не знала, как сказать, потому что предвидела такую реакцию.
   — О чём ты думала? — Адам по-настоящему злился. Он снова пугал её, нависая над ней, делая медленные, чёткие шаги в её сторону, загоняя в угол. Разговора не получилось, Эллен решила обороняться.
   — Кажется, с проклятьем покончено, может, стоит порадоваться?
   — Ты не знаешь этого наверняка. Зато знаешь в деталях, как погибла моя мать и как множество других женщин до неё! — Адам впервые повысил на неё голос. Эллен понимала, какая внутри него кипит буря, раз он позволил себе это, но буря кипела и в ней.
   — А ты не думал, что ваши женщины умирали, потому что рожали где угодно, только не в больнице?! — Эллен выкрикнула эти слова так громко, что, казалось, зазвенела посуда на полке. Она явно его перекричала и, казалось, вышла из этой перепалки победителем — Адам опустил голову и сделал шаг назад.
   — Хочешь решать всё сама? Отлично.
   Победителей не было. Адам сорвал с крючка куртку и вышел из дома в глухую ночь. Эллен не могла сомкнуть глаз, она плакала от бессилия и обиды. Она переживала, скучала, злилась, сходила с ума от страха все эти бесконечные часы в пустом доме, который вдруг стал огромным для неё одной. Вымотавшись, Эллен задремала на диване и проснулась лишь от прикосновения горячей ладони к своей щеке, сплошь в белых разводах высохших слёз.
   — Я не могу тебя потерять. Просто не могу.
   — Всё будет хорошо. Я знаю, — Эллен действительно знала — научилась доверять интуиции и верить в хорошее. Она поцеловала его в раскрытую ладонь и удобнее устроила голову на подлокотнике. Теперь она будет спать спокойно.
   За несколько недель до срока Эллен сдалась в больницу по настоянию Адама. Дикую скуку чуть скрашивала работа, ежедневные визиты мужа и ожидание. Она смотрела, как бугрится живот от движений маленьких кулачков и пяток, и торопила время — ей хотелось скорее познакомиться со своим малышом.
   Легенда о Звере говорила лишь о сыновьях, по чьей линии крови передавалось проклятие. Лишь мужчина мог стать Зверем, никто не помнил ни одной женщины в их роду. Эллен вспомнила это, когда медсестра принесла ей результаты УЗИ. Она ждала девочку.
   Спустя несколько дней, после лёгких и удивительно быстрых родов, Эллен наблюдала, как Адам держал в руках маленький, кричащий комок и плакал от того, что просто не верил своим глазам. Не верила и она.
   Сомнений больше не было, проклятья нет, и, казалось, никогда и не было. Ведь, может, всё дело в решениях, которым мы следуем, несмотря ни на что, как и говорил ей во сне шериф Нильсен?
   Одно Эллен знала точно, страшная Легенда о Звере станет теперь красивой сказкой, которую она будет рассказывать дочке перед сном.
  

 


          See more books in http://www.e-reading.club